Обратите внимание на фон и контекст.

За плечами приятелей смерть, насилие, болезни, исчерпанный банковский счет. Напоследок купившая ребенку конфеток самоубийца, калеки, в т.ч., солдат-ревматик, чай с дохлой собакой, пропавшая тетя, «бурсит горничной»... Опасности буксировки. На уме и языке «кто же из нас действительно видит сон», «скажи нам, жив ты или умер», призраки...

Глубже этого слоя конфликт / компромисс романтики и среды. Вставка про волынку — противопоставление непонятого артиста обывателю и сложно не оказаться на стороне толпы. Подъем в эмпиреи от красот природы, фарфоровых собачек и вкусов японских туристов (тогда 100% гипотетических) не для рулевого; тишина глуши и мощь природы обращают к городу самых отъявленных их почитателей (справка: невеста автора решилась на медовый месяц в лодке). С другой стороны, красота есть и для счастья нужно немного, а на вверх по течению согласился даже Гаррис.

«Джордж должен был спать в банке с десяти до четырёх каждый день, кроме субботы. По субботам его будили и выпроваживали в два» — операционисты вздохнут о шестичасовом, да написано как раз между забастовками работниц спичечной фабрики 1888 г. (не травиться парами белого фосфора 14 часов в день) и 30 тысяч докеров 1889 г. Вереницы «курьеров» с кубическими ящиками ныне благословляют «удобно и современно», а на родине капитализма затея показала бесперспективность еще во времена першеронов — здешняя процессия к пристани в Марло прекрасно объяснит, почему.

Веревка запутывается сама по себе — хи-хи, ха-ха и Игнобелевскую премию в 2008-м за изучение спонтанного образования узлов на шнурах при тряске (от полутора метров завяжется с высокой вероятностью) получают Раймер и Смит.

Весело ли остальное, всяк пусть решит сам. Джером пользовался методом, который в киберленинке описали «нарушение логико-понятийных норм» (т.е., нормы надо чувствовать или знать). Сам он заявил, что писал не слишком конкретный гид по известным ему местам, пока издатель не начал вычеркивать из предъявленного исторические факты. Пусть порой оставшиеся напоминают Зощенко — спасибо ему и за это, и за то драгоценное, что было им как-то уловлено. Столько речников, сплавщиков, краеведов — кто приблизился к известности «Троих в лодке». Канули в Лету вдохновленная ими «Десна-красавица» Грибачева и «Трое на велосипедах» самого Джерома.

Да, не стендап, цели непрерывно хохмить изначально не было. Примите как есть. Развлекитесь, например, контрастом стимпанка и вампирской фэнтези (оба стоят на викторианстве) с тем, как их декорации выглядели для современника.

Мужчины в норме физически крепкие. Клерк прямо из офиса бурлачит полдня, на утро спокойно разгибается. Джей в байке про Уоллингфордский шлюз проходит миль семь-восемь за два часа, с деревянными веслами в такой же лодке приличная нагрузка. Старого газетчика «можно часто видеть здесь в летние месяцы энергично работающим веслами». Но — масса тела Джорджа в 12 стоунов, кило так 76 с верхом, достойна упоминания как значительная.

Полицейские представителями среднего класса не воспринимаются защитниками и лицами неприкосновенными.

Собственность не свята. Рассказывающий о присвоении досок мальчишкой на плоты, ожидает сочувствия аудитории, а не смерть репутации. Ярость от запрета высаживаться и устраивать пикник на чужой земле, объявление мошенниками и вымогателями собственников, отсутствие страха перед судом, в данном случае не гипербола. Так было и осталось (у Ричи в фильме «Джентльмены» есть кое-что о праве ходить по своей стране).

Аналогично с паровыми судами. Это не луддизм и не заскок «Искусств и ремесел», в 1888 г. на Темзе лодок регистрированных было около восьми тысяч, свисток «прочь с дороги» будит зверя обоснованно. Заодно, вот ненасильственное до Ганди.

«Вернитесь же, посмотрите черепа!» отрицает, в самый расцвет культа траура и похорон (см. у Арьеса и аналоги) такое любование и времяпровождение. Видимо, публике оно уже было до печенок.

Про станцию «Ватерлоо» (их две), расценки на пиво и сыр, имперские амбиции рекомендую комментарии Гая Михайловича Севера.

Впрочем, дело Ваше.

Фэнтезийный интеллектуальный детектив в декорациях XVI века.

Венеция: картины, статуи, драгоценности (много подделок и гипса), кинжал для парирования, цистерны дождевой воды. Инквизиторов назначают голосованием (одних и тех же из друзей детства). Все леди мадонны. Попы играют в шахматы в уме и к многому с пониманием, разговор с иностранцем почти измена... Впрочем, вопреки обилию локального (фанти, кампо, страппадо, терраццо, Сан-Джорджо-ин-Альга), воздуха лагуны, как в «Венецианском аспиде» и «Сыне Неба», не вдохнуть.

Ученый философ (родня Мишелю де Нотрдаму) и его ученик (род Alfeo Zeno в Золотой книге, да без дворянских дукатов) берутся за что платят. Гороскоп этому, мазь для спины тому... Но никаких реторт и нигредо (название цикла — загадка. Где, кто алхимик? ). Транс, таро, хрустальный шар, вызов демонов, пиромантия, биолокация — это для себя или если очень надо. Надо: власть темного знания не любит, поэтому, хотя сначала удавят и лишь потом сожгут, необходимо расплести узлы и впечатлить гениальностью расследований прежде, чем прозвучит первое и последнее официальное обвинение.

Конкретно эта история длится восемь дней. Начинается консультацией о то ли похищенной, то ли бежавшей из дома дочке — и, вроде, все успешно. Но вскоре Нострадамус уже с головой во взломе шпионского шифра, а Зено определяет температуру вскрытого прямо на диване тела, пальцами вместо термометра. Любовный четырехугольник, молодая старушка, угроза выселения, не хочешь потерять руку — ослабляй жгут, «Бафомет» звучит как приказ и Нептун, Нептун, найти Нептуна!..

Явно вдохновлено Рексом Стаутом. Правда, тут великий интеллект тощ и слаб от возраста, сидение дома обеспечили больные ноги, а не нрав. В жилище полно соседей и никаких орхидей. Зато, в отличие от версии Глена Кука, Нострадамус рьяный библиофил, а его кухарка гений вкусноты и выращивания детей. Альфео, хоть и ходит в церковь, ближе к Арчи Гудвину: рапира не для красоты, влюблен в куртизанку (чарующа если Елена, культурна и политична если Аспазия, может стать опасней Далилы), его враг из спецслужб вынужден его же охранять. Носится по делам меж дворцом дожа и затхлыми дырами, но догнать ход мысли и истинный смысл поручений маэстро ему почти невозможно. Финальное объяснение с собиранием за столом всех причастных — совершенно классическое для жанра.

Доступный перевод машинный ужасный неправленый, в связи с чем рекомендуется только для фанатов.

Горный мастер Имбс остался без сапог, поверив фантазии барчука, умеющего, однако, считать свои наличные.

История из «приключений иностранцев в России», которая и близко не приближается к уровню «Железной воли» Лескова...

Впрочем, здесь никто не умер и кончилось хорошо. Пострадал персонаж — ему лучше бы и дальше карасей ловить. На что рассчитывал — только его, свежеиспечённого, там не хватает? В одиночку хотел вести изыскания и организовать добычу? На германский манер в регионе, где селение звали по англичанину, а Курако приходилось ругаться с бельгийцами.

Но, как пенял еще первый издатель — не смешно.

Такое впечатление, написано ради шпилек, типа: «Донецкая Каменноугольная дорога, идущая через ваше имение, построена специально для перевозки каменного угля, но, как оказывается, ей за всё время своего существования не удалось провезти еще ни одного пуда». За этой фразой эпичнейшие события десятилетия: схватка Самуила и Саввы, спор о качестве металла, линии на карте и всякое прочее судьбоносное и анекдотичное, от которого воспетая Чеховым степь поросла терриконами.

Насчет железной дороги: объективно. Пускали движение по участкам и, пока в Мариуполе строили глубоководный порт — лет через пять после публикации сей «Правдивой истории» закончили — её приходилось считать инвестицией в будущее.

Зато можно кивнуть с послезнанием Тулупову, изрекшему: «Петербург и Москва живут английским углем, Россия жжет в печах свои роскошные, девственные леса, а между тем недра нашего юга содержат неисчерпаемые богатства!». Темпы топливного кризиса при попытке экстренно запитать север от этих недр в 1916 г. — хрестоматийны.

Рекомендации: исторический курьез.

«Работники поста 911 собрались в клубе»

Размаха прожектерства и технической наглости устыдились бы и разворачиватели рек с терраформистами. Полагаю, из-за подобных-то вещей переход на «фантастику ближнего прицела» современники бедой не считали.

Итак, хочется на Полярном Урале иметь виноградники, а Поволжье, Кубань, Украину избавить от засух и суховеев. Все проблемы решит одновременно «Гольфстримстрой».

Элементарно: солнце бесплатно греет Каракумы, так? Пустыни частично затапливаем, предварительно настроив там мостов с дамбами и прокопав Транскаспийский канал, по которому горячую водичку сливаем в текущие к норду реки. Климат помягчеет, рыбы навалом... Стоп, хотя молодцы Шестой Комсомольской шахты подняли с полуторакилометровой глубины неисчерпаемые потоки, в Средней Азии с влагой напряженно. Каспий мелеет. Значит, придонными атомными установками поднимаем к поверхности незамерзающие слои Полярного моря, испаряем калориферами на 40 000 кв.км, тучегоном (головной на мыс Ях-Пуба) отправляем своим ходом на юг и там осаждаем самолетами в размеченные для ливней зоны. Профит уже при жизни главного строителя.

Не верится, до ТРИЗа ли сочинено это, столько пренебрежения последствиями и граничными условиями.

А в годы написания — напротив. Совещания в Кремле, ночные. Новые элементы таблицы Менделеева (драконий, андромадий), телефон в охотничьей избушке, автор предполагает. Что в урожай завалят яблоками, купят пароходы апельсинов — такое вовсе за пределами воображения. Гибель рядом в мирное время: водителей в пустыне смерчем, шахтеров землетрясением, упавший самолет ищут не там (редактор такое в 1947 г. допускал). Наследие 1930-х: из военных часовой да старый генерал (авиации), бомбу обезвреживать героической жене.

О космических ракетах, вычислительных машинах и не заикаются, погодный прогноз с проблемами, зато летят авиапоезда и дирижабли, по водой телемеханическое управление, охранные системы — птица не пролетит, сдохнет. Творят науку одиночки, лаборатории крошечные, главный теоретик все сам, сам горит в будке на испытаниях, сам везет кассеты с койперитом...

С этим «ядерным горючим» и радиацией интересно, хоть в учебник истории, настолько четко видна грань эпох. Хотя про распад краткоживущих автору известно, его продукты не рассматриваются. Облучение — о, это от звезд, в верхних слоях атмосферы. Синтезированный «радио-элемент» опасен превращением в дезинтегрирующую энергию. История «микропушки», эвакуация города — просто красиво. Желание бабахнуть, чтобы на все болото яма, потеряно советской НФ позже, с приходом «главное — человек».

По языку судите сами:

«Горнов не замечал ни стеклянного звона ломающихся под ногами сучьев, ни снежных комьев, падающих с деревьев. Тяжелые мысли толпились у него в голове».

«Страна не простит нам ничего, не примет ни одно оправдание. Торопитесь!»

«Вдали показались кареты Красного Креста».

«Забить встречным движением последние полыньи, через которые мы снабжаем кессоны и батисферы кислородом и воздухоочистительными химикатами, это обречь на гибель сотни людей».

«Черные столбы с черепами и грозными надписями и это несмолкаемое жужжание говорили о том, что кусок уплотненной материи, замурованный в стенах серого дома, лежит под надежной охраной».

Рекомендации: преобразование природы любой ценой.

В последнем рейсе по обслуживанию техники в глубоком космосе, принят сигнал о помощи — и вот капитан Клэр видит перед собой легендарный лайнер, пропавший много лет назад в первом же рейсе с принцессами крови и интернет-каналов, инноваторами и прочими селебрити. Но он же не поврежден?! Как и положено в космохорроре, жадная до трофеев команда проникает на борт, а там...

Вещь в отзывах ругают и ее есть в чем упрекнуть по делу.

Старомодно — «далекое будущее» с освоением Марса и корпоративными интригами, словно из книжек полувековой давности. Не оригинально — главный зловещий секрет еще Каттнер использовал. Никто не слышит сигналов аварийного буя... Впрочем, это результат пристрастия к «Титанику», в котором автор честно призналась в послесловии — тот строили ради для скорейшего пересечения Атлантики пассажирами всех классов, здесь же архитектура и интерьеры элитного круизника... Да и с обеспечением безопасности многое иначе, транспондеры и проч. (впрочем, мореходство в глубоком вакууме часто выглядит неправильным и так). Предположение, что кто найдет, берет себе — см. Хаецкой «Космическую тетушку». Космические корабли в тысячи тонн притормаживают, словно паркетник на парковке. В экипаже спецов по ремонту ремонтом занята лично капитан, роботы только-только отбирают рабочие места, на переполненной Земле у бедных кладбища с надгробиями... И т.д.

Но не все так уж плохо в «Мертвой тишине».

Это ужастик. А превращение космолета в обитель призраков провоцирует готичное исполнение декораций, так у многих — «Терминус» Лема, «Вархаммер», Бэккер.

Роман хорошо переведен. Темп действия приличный. Есть сюжетная изюминка — Ковалик с детства прекрасно подготовлена к разговорам с мертвыми и встречам с неприбранными телами в темных коридорах... Собственно, поэтому она сразу и не ведется на то, что людей без отметки в медкарте доводит до суицида. Неожиданно трезвый взгляд на всемогущество корпораций, такой не встретить у Гибсона или в «Чужом»... В космосе есть интернет. Любовная линия довольно невинная. Продолжений не просматривается.

Полиграфия отменная.

Рекомендации: уборка на мертвых кораблях и сомнения в собственной нормальности.

Кто убил Маршалла? Жена-домоседка, брат-сантехник, индонезийский программист, студентка художественного колледжа? А зачем бы им?

На первый взгляд — область «уютной» литературы. Милая старая бабушка берется расследовать причины гибели человека на пороге своего маленького магазинчика. Обилие душевности, простых решений сложных проблем, полная замкнутость кружка персонажей (прямо по А.Кристи) и непрерывный поток упоминаний еды, реакция на которую годится в рекламные ролики. Чай с засахаренной арузной коркой и жареным рисом — напиток, но быстрая ходьба лучше тай-чи, и «Липтон» не так плох, если заварит знаток. И т.п. и т.д..

А потом вылез конфликт поколений. В мифологии, которую продвигают СМИ — есть бумеры, миленниалы, зумеры и барьеры между ними выше этнических и социальных. Одни умеют возиться с детьми и отличать свежую рыбу, другие дико креативны и болеют за справедливость, третьи мастера планировать и зарабатывать. Правда, одни не ощущают, что их ценности пыльный хлам, а ТВ уже ну никак не источник надежной информации; молодые сосредоточены на себе так, что впадают в ступор при стрессе; семья и родная кровь ничто для третьих. И так далее и тому подобное.

Автоматически предопределенная психология снижает уровень и, увы, но разгадку можно понять тоже только через теорию поколений. Много такого про искусство, что только глаза закатывай, вот и привязка к NFT-правам, актуальная на год написания, имеет несвежий привкус.

К переводу и полиграфии без претензий.

Рекомендации самые умеренные.

Про любовь неминучую. Пусть «девочка, холодная как зима, жадная, как король и одинокая, как сирота» в меру успешно топит парня в реке, все равно начинается: «Я становлюсь светом, который поймали его глаза. Я танцую — и за это сгораю». И т.п., включая алтарную плиту сзади.

Ведь Он — молодой, высокий, нескладный, в шрамах, изрядно ушлый младший префект иностранной инквизиции. А Она — серая натерпевшаяся служаночка почти 17-ти лет... местным Смерти и Удачи непослушная приемная дочь себе на уме, воровка и самозванка. И оба в цейтноте, на грани: начальник Эмерика уже убит; Ванье самой не жить, под вопросом лишь, прикончит ее за эту неделю проклятие лесного духа — гламурнейше, дамы уже завидуют — или жених настоящей Жизели, подло, грязно и грубо.

Чтобы сделать на такой основе не просто и не только романтику про отношения, приложены изрядные усилия.

Стандартное квазисредневековье онемечено (Адальбрехт, Айсвальд, вайссервурст, выборы императора), оснащено остроумным пантеоном и системой магии, в приложении к военным и правосудию эффектными. Принцессина (ударение в зависимости от застегнутости ожерелья) и ее мама как характеры небезнадежны, тема хищения личности раскрыта. Интрига, если отвлечься от центральной пары, связана с нравами аристократов, слуг, включая сверхъестественных, черепом* и термином «адрогация».

Ключевая идея про воздаяние и свободу. Но важны и сиротский приют, пепел ведьмы, магическая татуировка, внезапная синеглазость, хрупкий язык одиночества, конструкция эшафота. Низшие боги не допустят падения Свободных Штатов! На пиру не подать волчатину, жаль; нахтмары и близко не подойдут к звенящим колокольчикам, умники раздражают, тошноту легко имитировать, а бумаги можно отправить 23-го... Эпичен хэппи-энд, эталонной мощности и с чеховскими ружьями, удовлетворительно закругляющий всю эту историю.

Не шедевр, однако, выше среднего. Ассоциации умеренные со Шваб, Хардинг, Кобербёль, а, может, и Страудом; сильные с террипратчеттовским Убервальдом и старыми детективами про похищение драгоценностей.

Перевод читается легко, полиграфия с изюминкой — строчки, которые могут счесть нарушением законодательства РФ, закрашены серым. С разрешения правообладателя.

Рекомендации: ромфанта, язык цитат и что можно провернуть во время бала и бракосочетания.

********************************************

** «Ну вы знаете, с тем самым черепом, который весь испещрен рунами заклятия привязки и прямо-таки вопит: «Я задумал какие-то богохульные и незаконные махинации!», вот с каким черепом».(с. 496).

«Парус» не самоучитель — вела Ле Гуин писательский семинар для писателей с опытом (да-да) и создала в 1998 г. к нему умеренного объема пособие, для группового обучения «экипажа» самым простым способами не сесть на мель. Пособие переиздавалось, но, прикинув перемены уровня участников, мадам его переписала. Для тех, кто к 2015 г. разучился читать длинные предложения; не понимает, где наречие (в школе уже не учат, но это же твой инструмент) и когда нужна точка с запятой; заявляет, мол, старые писали в прошедшем времени, живые обязаны в настоящем... И т.д.

Звучит пессимистично, но — трудно было заподозрить — Ле Гуин на склоне лет истинный извлекатель квинтэссенции. Слов на мысль ей требуется немного, высокая культура здесь друг, а не мистерия. Отсылки к личному единичны, где общие правила, где свое мнение, более-менее ясно. Несколько примеров сочинено к случаю, прочее — цитаты классиков (так дешевле). Настрой деловой, она категорически против самовыражения и терапии, не будите своих демонов на моих семинарах, не требуйте уловить невысказанное. Напишите-ка предложение из 350 слов; в конце отрывка в 1000 слов отразите сказанное другим персонажем в начале; переписать от лица отстраненного автора, неглавного персонажа, всезнающего; сократить ровно вполовину. И т.д.

Порой спорно: «Трусливый писатель скажет: «Считается, что человеческое существование определяется способностью мыслить». Отважный выразится иначе: «Я мыслю, следовательно, я существую»». Первое, по мне, созывает теоретиков к сабельной рубке.

Но книги ценны не лишь потому, что по ним учили. Итак...

«Вот почему научно-фантастические миры так красивы, а писать и читать научную фантастику и фэнтези так интересно: писатель и читатель совместно конструируют эти миры. И это совсем не просто».

В Европе триады, у индейцев всего по четыре. Попробуйте.

Поток похвал Вирджинии Вулф. Патрик О`Брайен («Командир и штурман») — живо, подвижно, легко, длинные романы читаются быстро. Много характеристик тех, кому в примечаниях достался лишь ярлычок «американский писатель» и годы жизни. «Она же Грейс» Этвуд — безупречно. Из детективов Донна Леон, Тони Хиллерман, Сара Парецки. И «неловко советовать читать «Войну и мир» Толстого, ведь решиться прочесть этот роман подобно подвигу, но это действительно хорошая книга».

Отключите автопроверку. Что компьютерные программы понимают в хороших текстах.

«Если вы мало читаете или интересуетесь лишь тем, что модно в настоящий момент, у вас весьма ограниченные понятия о том, на что способен язык».

Сюжет — один из способов рассказать историю. Превосходный прием, но не важнее нарратива. Непрекращающееся бурное действие свидетельствует об отсутствии истории, которую хочет рассказать автор. Кроме конфликта есть открытие, потеря, поиск, отпускание, терпение. Не нужен структурный сюжет, нужен фокус, центр притяжения. Нет изменения, нет истории..

Хороший абзац не больше четырех предложений — ерундовый совет, пришедший из журналов, набранных колонками.

«Сила прозы во многом зависит от умения повторяться в нужном месте и в нужный момент» (к вопросу о синонимах).

Студенты музыкальных и художественных училищ спокойно упражняются в копировании великих, в литературе из оригинальности сделали культ. Осторожно — можно, но во избежание исков за плагиат, лучше с пометкой «в манере такого-то».

События происходят потому, что вы, писатель, о них пишете. Не снимайте с себя ответственность.

В настоящем времени живут новорожденные, потерявшие память и сценарные объяснения, когда в объектив брызнуть кетчупом.

Если сможете вырезать начало, режьте. Чеховской бритвой.

...

Полиграфия нормальная, перевод неясно что сделал с заголовком, но, в целом, терпимо.

Вместо рекомендации пойдет антирекомендация: познакомились с «Парусом», избегайте «О чем кричит редактор» Гутиевой.

В целях популяризации наук ученые и к ним примкнувшие интеллектуалы — про толкиеновские ландшафты, население, технологии и т.д. Если бы они были тем, что подразумевают французы, а «Властелин колец» НФ.

Не достигли. Для понимания уже надо знать терминологию и концепции разных наук и любить «Властелина Колец» всерьез.

Сборник без общей идеи, редакторской руки, обсуждения, библиографии. Каждый о своем и в свою сторону.

Например, для оборотня из «Хоббита» тут пакет данных по изучению берсеркства и попытка вывести из мифа о Диком Человеке (Энкиду). Предтеч знают двое: научный журналист и философ. Владение толкиенистикой: от прямого пересказа до уровня, вызвавшего вопли в примечаниях «научного редактора» перевода. Расчет климата Шира как соответствующего Беларуси — без комментариев.

Широко подключились геологи — минералогия Аркенстона, плиты... Спорны замечания геоморфолога о болотах после водопадов, зато запрет на посещение Менельтарма обоснован, нечего соваться к лавовым потокам. Гондолин явно в кальдере вулкана, Ард-Гален место тангородримского пеплопада, вогнутая дельта Андуина свидетельство подъема моря... И т.п.

Гуманитарная часть — разочарование. Общеизвестное об истоках, политическое кредо Толкина и нечто, вроде «если в творчестве Толкина почти нет экономики, причина в том, что двум мифологиям трудно сосуществовать». Экономики в ВК и «Туда и обратно» хватает, если что.

Биологи выступили достойней. Причислили Профессора к эволюционистам, рады искать аналоги на древе жизни птицам, насекомым, гномам и т.п. Палеоботаник: пустоши Арнора и Ангмара возникли искусственно, должна бы быть тайга. Прогнали рисунки Толкина через программное обеспечение для палеонтологов: Глаурунг и Смауг не родня с позднего мела. Но что это значит, авторам уже не интересно. И у всех так. Глубинный страж — ОК, популяция. Чем живы Мглистые, если пресноводные хватают добычу с берега или охраняют его подобным образом? Анатомия эльфийского зрения требует бровей — а ничего, что изначально пользовались им не под Солнцем? Вердикт: онты/энты не истинные дендрантропы, фауна, миметики вроде палочников, отсюда разная внешность одного вида. Какая экониша у таких созданий, какая у гигантских орлов... побоку.

Но есть и прекрасные свидетельства профессионального интеллекта участников.

Врач клиницист обратил внимание на ранее не обсуждавшееся — 80% персонажей цикла безразличны к врачебному искусству, орки ходячие болезни и мрут от одного удара мечом. Лягнул трансгуманистов, монетизирующих ложные надежды на выздоровление (скользкая тема), диагнозы Фродо с Теоденом лучше под спойлер. Но гипотеза, что Смеагорл уже ДО контакта с Кольцом слышал в голове требующий убивать и доминировать голос — естественнее ассоциаций Шиппи с абстинентным синдромом.

Привязка спелеологом-ветеринаром видов Мории к технологиям транспортировки пустой породы.

Трактовка свойств Кольца химиком:

Полиграфия: серовато, крупный шрифт, цветная вклейка на глянцевой, ч/б иллюстрации... Просто так, ничего научного.

Ляпов перевода не заметил, кроме обещания в начале давать цитаты Сильма по Эстель, а в тексте везде ГриГру. Письма цитируют по электронной библиотеке.

Рекомендации: фанам для развлечения, на полку коллекционерам.

По объему повесть. По содержанию производственный роман, законченный в мае 1929 года. Не утопия.

Одиннадцатиэтажный «Мосторг» на Кузнецком, лавина двухэтажных автобусов в Петровско-Разумовском, движущийся тротуар от Страстной к площади Свердлова, речь тов. Енукидзе, огни газетных электрореклам, радио на перекрестке вместо милиции. Население Москвы 4,5 миллиона. На столах пивных слой гороховой шелухи. Подпольный ресторан. Подростки загорают на Клязьме и у Моссовета. Продолжаются попытки изобразить антирелигиозную богородицу. На заводских собраниях затыкают рот бузотерам и требуют: «За такое планирование к стенке!».

Сюжет — деификация, она же дне-фикация, перевод СССР на трехсменную жизнь под нежным и ярким светом искусственных солнц академика Загородного. Изложено через судьбу Локшина, энтузиаста, бывшего главой комитета, а ныне усталого служащего Госплана. Разбираясь дома, обнаруживает пару строк от любовницы и к нему приходит полное понимание, что...

Интересна сама идея. Опыты советские с пятидневкой известны, Азимов в «Стальных пещерах» упоминал о провале проекта посменой жизни и т.д., но, тем не менее, проблема пиковых нагрузок и круглосуточной эксплуатации всё еще актуальна. Авторы знают о суточной кривой травматизма, разработали ряд социальных вопросов, а предложенная для сдвига биоритмов гелиотерапия выглядит вполне современно.

Действия группы князя Голицина (первого мужа Редлих) серьезнее фарса «Роковых яиц», тоньше методов негоро «Месс-менд». Взрыв на заводе сделает не луч гиперболоида, а подписанное второпях: «В замене проводов необходимости нет». Использование административного восторга и спешки в целях саботажа — пять баллов. А что Госбанк кредита не дал? А компания в прессе, с призывом к прокуратуре и РКИ дельцов на чистую воду?

Удались постановка практических вопросов, картинки учрежденческих отношений, речевые характеристики. Стиль неровный, с пробивающимися красивостями и бытовыми деталями. Местами отдает Зощенко: «Соседи проходу не дают. Вы как же, говорят, Евгения Алексеевна, рожать будете — в три смены, или только в две». Мнение специалиста из перевоспитанных беспризорников, что лучше быть хорошим ширмачом, чем плохим инженером, тоже печать времени.

Пасхалки: 10-й том «Клима Самгина», автоматическая «столовая им. Юрия Олеши», в которой подъемники застревают между этажами, а из щели торгового автомата безнадежно торчит царский пятиалтынный.

Вывод: советская фантастика была, пусть и недолго, умней, зубастей и литературней, чем принимается по Казанцеву, Адамову и «Пути колеса» Ульянского.

Цитаты:

«Только через двенадцать дней после ареста Локшина вызвали к следователю»

«Я сам сейчас с двумя балеринами живу»

«Черная зимняя ночь мохнатым огромным зверем навалилась на сонную Москву»

«Говорят, декрет вышел, чтобы не спать больше. Всю Россию разворовали, а теперь на них по ночам работай!»

«железо, бетон и стекло, взятые в непривычных пропорциях, сочетались вопреки представлениям о тяжести и архитектурных нормах»

Еще Гоголь знал, насчет «такое очарованье» или «пестро» сложно договориться даже дамам приятным. Но иллюстрации Ломаева в больших дозах — без вариантов.

Поверхности и фактуры, одежды несуществующих народов, морщины орков и залысины хоббита, короны и кольца недоступной витринам Оружейной палаты привлекательности, бороды, рыжие растрепы, узор и орнамент — пестрота практически принцип организации материала, царство Ломаева.

Друид из «Шаннары», «Дети стеклодува», «Пятое кольцо», «Город крыс» — работы мирового уровня. Примерно между Топпи и Вальехо, если не определять расстояние. То, что для изданий Дианы Уинн Джонс — прекрасно и полнокровно. Правда, атмосфера не в британском духе, но это уже к праву на интерпретацию. «Азбуке» «Королевский гамбит» Скирюка сгодился для «Лучшее за год XXV/I». Тоже показатель.

Однако, есть области, где пестрое не в помощь. Иногда шли ассоциации с приемом сказителей, останавливающих самурайскую схватку описанием кто во что одет. Вместо деятельных персонажей — статуэтки («Роуэн из Рина»), архитектура и ландшафты не запоминаются. Только в артбучном масштабе понял, насколько плохи «Мечи и темная магия» с замершими как для селфи рукопашниками. Анималистика (лошади, хорьки, медведи) и вообще передача движения не ахти. Полеты не его. Если большеголовый коренастый мужичок или ребенок с перепуганным чистым взглядом — голосуйте, Ломаев.

Возможно, художник это сознавал, ибо компенсировал. Ракурсом, вытянутой к зрителю рукой (пятерня, ладонь), геройским изгибом, сюжетом сценки, динамики не требующим.

А причина может быть в скорости, за 2000-2007 сделано около 350 иллюстраций, обложек и т.п., пока в Лейпциге не снизошло насчет доходности (этот артбук — его с женой издательства. Удачи). Настолько же Ломаев по иному хорош в ч/б иллюстрациях к «Числа и знаки» Бурносова. Зачетно, но автор завален премиями и номинациями за другое.

Текст — крохи автобиографического характера. Где рос, у кого учился, как шел к Толкину и компу, каково питерскому художнику мотаться сдавать работу в Москву. Поклонник Семеновой и Алексея Иванова. Утверждает, исходник дочитывал. Еще:

Знал коллег, утративших талант после освоения «Фотошопа».

С хоббитами у реалиста проблемка — лезет звериное из-за мохнатых ног.

Бывало, он писал обложки на холсте маслом с гелевой ручкой — не могу представить, что думали те, кто готовил по ним макет.

Детей (для Кобербель, Фишер) рисовал вживую, со своих же чад (или из их детсада).

Полиграфия цели издания соответствует полностью.

Рекомендации: картинки начала века.

Аннотация прекрасна, но кое-кого вяжут к бамперу колючей проволокой. Должно б понравиться ценителям фильмов про фриков и трудную мишень — «День курка», «Телохранитель киллера» — если не против хорошей дозы «Футурамы». Общего с 1-й трилогией Вонга нуль.

Различимое будущее. Город Табула Ра$а (США) — либертарианство, прикидывающееся киберпанком или марвеловским комиксом. Небоскребы в голограммах, доска объявлений киллеров, фастфуд, киберпротезы, нищета... только частная полиция... А теперь и Зои Эш. На поезде приехала. Вонючем. С котиком. Вонючим. На ногах кроссовки, на душе мегатонна независимости. Она Золушка наоборот.

Не знает никого — её узнают все. За фею голос в телефоне. Вместо бала надо за выходной разобраться с проблемой из пролога: слишком там было много денег, биологического отца, стриминга, перехватов управления «тойотой» и угроз.

А она против этого. Эту уроженку Среднего Запада (шрамы, вес, тантрический секс) спецэффектам не очаровать. Они суть реклама песочницы, в которой играет полу- и просто криминальный бизнес, пока на них глазеют ротозеи соцсети Blink.

Автору отвратительны и они, и ситуации, когда на ублюдков никакой управы, сиречь либертарианство. Высмеял сверхкомпетентность: по спецсвязи трепятся, хай-тек ломается, русский писал ПО на квенья, дом заваливается. Мощь корпораций, крутые команды — знаете, кому и как достаются хорошие местечки? То-то же. Стиль: сверхдорогие тачки, девушки одеты для погоды на 10 градусов теплее... это же блеф, а блефовать всерьез — на то и модельеры с визажистами, на то и гаджеты, на то и невесты, с которыми прилично. Только лед тонок, в набедренной повязке есть чему гореть пламенем, а чаевые в мире Зои важнее убеждений и имиджа.

Насколько «Футуристическое насилие и модные шмотки» смешны, определить затрудняюсь. Забавны, пародийны. Но горечи больше, чем допустимо в попкорне.

К переводу любительскому без претензий.

Рекомендации: антикиберпанк или суперкоманда против суперзлодея.

По хронологии цикла прошла пара недель, но с Хандаром и штыками в пустыне всё. Мы на другом материке, где самое начало революции против тирании спецслужб. Читать отдельно возможно (пояснено достаточно), только что персонажи хуже раскроются.

Ничуть не просев с художественной стороны, Векслер избежал генеральных соблазнов темы (вот Аберкромби повелся на ревтрибунал с комиссарами и свою «Эпоху безумия» слил, прямо по кропоткинскому «это не революция, ничего не сделано»). «Трон тени» это оригинальное построение на фундаменте фэнтезийно остраненных цитат.

Отчетлив привкус игры, исторической угадайки наоборот — всяк узнает «Великую Французскую» по приметам и именам, но что-то она не против 1-го сословия. Вендр аналог Бастилии — но взят иначе. Заводит публику Дантон — но не потому, что на ее стороне. Урбанизм бульваров Османа не выстоял, дворец Онлей говорит: автор не в восторге и от версальских затей.

Идеологически... не то, чтобы совсем экстравагантно, но и не мейнстрим. Революция совсем не марксистская, вживую классов, масс и подобных материй нет (реплики студентов — деликатес для ценителя). Не конспирологическая — агентура зверски эффектна, да только на что досье и службисты с ассасинами в кожанках, когда толпа уже дома сносит. И не идеалистическая, вера в сильную бумажку, типа «декларации», «тезисов», «прав», отсутствует.

Есть понимание узкой роли прессы и громадной денежных средств. Как финансы выглядят на площадной бирже, в набеге вкладчиков, визите откупщика на делянку и коммуне бездомных. Вкус к гравюре и карикатуре проявлен. Политика с этикой не мешается, автор не выбирает красное/белое, быдло/элита, был бы человек хороший с головой на плечах.

А головы в столице горячие. Неудачные войны — обслуживание зарубежных займов — слабое правительство — личный террор — системный кризис. Король из последних сил вручил Минюст уникально победоносному полковнику Вальниху. А тот, зараза, как пратчетовский патриций Витинари, оказался готов. Так капитан д'Ивуар Первого колониального и получил приказ возглавить жандармерию, а лейтенант Игернгласс одеться женщиной и внедриться в банду непокорных до отчаяния речников.

Однако, у наследной принцессы Рассинии свои приоритеты. Быть ей марионеткой герцога, если она за последние дни-часы на воле не уберет того вместе с тайной полицией и всем, на чем оба держатся. То есть, государством Вордан. Как? Ну, предка короновали Генеральные Штаты, так, может?.. С ней заодно: чудной преданности и убойности камеристка, пять-шесть небесталанных радикалов в городе, результат инсайдерской спекуляции и сверхъестественный реаниматор внутри тела. Тысяча имен, Черные священники... Помните? Магия уже не подковерная интрига посвященных, полноценно влияет на ход событий.

Финал/продолжение цикла сулит немало, вопрос лишь, новое Вальми, возвращение короля-демона или и то, и это. «16+« на обложке не только из-за зверств — Винтер добралась до своей рыжей любвницы. Хотя там больше трогательного, чем эротики.

Баталистики, артиллерии немного, однако пороховой дым над капустным полем не хуже лучших мест первой книжки. Армия чокнутой Джейн и возвращение в подразделение — по душеведению сильно. Ассоциации с Беком.

К изданию без претензий. Шрифт крупный, сквозь бумагу просвечивает терпимо. Карта есть, хотя не нужна. Ляпов перевода, подобных бывшим в «Тысяче имен» не отметил, читается легко и бегло.

Рекомендации: фантастические революции, одержание и тактика XVIII века.

Первые три части «Учеников Ворона» были про академию магов, последние три (отзыв на них разом) выстроены вокруг взлета Темного Властелина, глазами далеких от основной сцены периферии кандидатов на уничтожение третьей-пятой очереди. Кровь, холод, Халифаты, леса, горы, битвы, предательства. Сердце одержимого лакомо; скипетры наставников так и не нашли, любовь трогательна и на костре, а меж крыш кишки; он гнет все сущее силой своего разума; в карете потайной люк; погодники и философы шлак; всё, что я делал, шло от моего сердца, ума и совести; чужая боль, репрессии, подарок богов.

Жесткий финал, по отзывам, принят без восторга. Почему-то. Хотя с Екклесиастом не поспоришь — «Конец дела лучше начала его» — но, в фантастике, часто, завершение не востребовано совсем (заглохшие циклы), редко когда издатели его доносят до публики как мемориал (Харитонов, Джордан). Типичны закольцовка, вбоквелы типа «дети джедаев», воскрешения...

Проблема с финалом в следующем. По сути, он — структурно оформленный и сюжетно обоснованный вывод за ручку (шиворот) потребителя из виртуального конструкта, именуемого художественным произведением. Создателю-то, если планирует не продолжать, возиться зачем. Прямо по Гете: «Конец? Нелепое словцо! Чему конец? Что, собственно, случилось?».

Завершение тотальное и всеохватывающее — на памяти, на такое шли Сапковский с ведьмаком (но приквел уже есть) и Ф.Рив, блестяще заземливший «Эру движения». На другом полюсе фирменный прием Гжендовича (все из поезда, с самого начала это была другая история), нечто в этом стиле откалывал и Алекс Орлов.

Между ними те, кому и перспективу успокаивающую показать хочется, и участников подсократить в кульминации надо. Смерть же настоящий конец. Так поступали и Дюма, и Роулинг. Поэтому постигшее учеников Ворона предлагаю принимать спокойнее. Вполне традиционное решение, а тут еще и оптимистичный эпилог.

Ворчать есть другой повод. После интерлюдии «Чёрной Весны» стало все, вопреки обилию крови и пламени, серей.

Практически все прежние темы вытеснила война, но в духе то ли трейлера к игрушке, в которой персонаж скачет среди взрывов чертиком, рассылая гибель, то ли старой анимешки с проговариванием приемов. Призрачное копье! Призрачная коса! Щит света! Ножи крови! — а потом опять и снова. Не, баталистика не конек Васильева.

Психология пожиже: например, став палачом и живым оружием массового поражения, Эраст не думает тактически (каждая изба либо укрытие от вражеского огня, либо препятствие для своего).

Реалистичность снизилась: стирка, ночевка у костра, фуражировка, бордель... Всё осталось за Вороньей горой. Как и много обещавшие классовая вражда с тайной Виталия и секретами богов, мародерство, беседы с призраками...

Правда, автор показал демона Зарху, гномов и эльфов, но именно что «показал». Для галочки. Чем гномы отличаются от людей, кроме того, что у них свои короли и маги, осталось неизвестным.

Рекомендации: если хотите пройти весь путь.

Попаданец, он же путешественник во времени, повернул ход истории безнравственностью и рассказывает любовнице, какой он великий, почему что будет дальше и чего не будет. Она согласная.

Стойкие ассоциации с «Наполеоном» Чапека — что ж, хорошее у Харитонова из материала, взятого у лучших, не так ли.

А «После меня хоть потоп» — хороший рассказ, по крайней мере, на фоне тех, что под этой обложкой. Можно оспорить насчет торпедирующей шварцевского «Дракона» пьесы; про англичан и американцев — в норме, более-менее. Однако, свести холмсиану к бойне, вуду и спецслужбе... Вроде того, как старинную мужскую песню исполнить развеселым бабьим хором. Не запрещено, но на любителя («Подлинная история Баскервильского чудовища» довольно разочаровывающий сборник).

Этот же рассказ мал, да удал. Мясные обрезки из госпиталя, священный ужас перед методичным, верный до поры палач, «власть» в социуме вроде власти программиста над своей программой... Автор в своем амплуа.

Глаз резанул лишь вопрос, что было бы, обрети карфагенский ученый рецепт пороха и отливки пушек. Ответ: история Архимеда-2 вместо завоевания мира.

Рекомендации: умеренные.

Альтернативная история, подтип «как могло иначе» (не путать с «что было бы, если»). Кое-кому резня в доме Полански черта, после которой многое стало другим. Могло ли стать так, что мэнсоновский молодняк НЕ убил кучу народа, включая знакомого экс-каскадера и знать их не знавшую киноактрису?

Да. Однако, за деталями лучше обратиться к фильму. Основное последствие несостоявшегося события — номинация в 1999 г. на «Оскар» ремейка гангстерского эпоса «Дама в красном», режиссер некто Квентин Тарантино... Но статуэтки он не получит и хватит спойлеров.

Книжка о нескольких днях в Калифорнии 1969 года, причастной хоть как-то к кино. Значительные требования к культурному и историческому багажу и никакого уважения к культурным и контркультурным мифам. Это Стивен Кинг, современник, то ли рефлексировал, то ли ностальгировал о Кеннеди и спутниках. В США Тарантино они, как и Хрущев, как и Чехословакия с ядерным оружием, явно всем по... фиг (мата хватает, но он простецкий). «Лето любви»? Хиппи роются в мусоре и заражают малолеток сифилисом. Рок-музыка лишила заработка фолк-певцов, «Биттлз» не красавчики и слушали их без фанатизма. «Золотой век» калечил лошадей... Любое зло сходило с рук там, где лучше наличных только обезболивающие — «прощали многое, особенно в шестидесятые». Кинофабрику тех лет автор не прощает.

«Тарантино безжалостен» почти тавтология, но, при обилии всякой гнуси, атмосфера в книге душевная. Не совсем то, что зовется «гуманным», но отношения лично-ориентированные и почти всегда учтивые, подразумевающие вежливость и желание помочь по умолчанию. О слепом старике трогательно заботится деструктивная секта, о разучившемся готовить роль актере — младшеклассница, не менее трогательно. Оставивший след из трупов врагов и приятелей, на войне и в пиццерии, души не чает в собаке, их ужин эмоциональнее смерти жены на причале.

Бесчеловечны лишь господа от культуры. Способные сожрать что и кого угодно, бесполезен против их наглости тюремный опыт, и прошлое сотрудничество. Отбраковка, эксплуатация... Эстетика, художественные решения? Режиссеру платят, чтоб орал и всех строил. И до людоедства доходящей практичности, кругов избранных, в который еще попробуй удержись, мало. Не вытянули.

Кризис старого Голливуда — вот настоящая тема романа. О нем говорят брутальный Бут, этот по части вранья и всего, что уже делали другие (Япония! Италия! СССР! ), а через дружелюбную к миру, начитанную Шэрон мягко транслируется, где секси-озорницы, а где управление зрителем уровня Моцарта. Рик Далтон показывает уровень актерских мастерства и культуры (правило №3: Альдо бутылку не давать).

Несколько болезненное удивление (удовольствие?), как просто бить, всадить пулю, резать, жечь и смотреть на вытекающую жизнь, соответствует известному по фильмографии автора. Здесь даже собачку переедут. И про ветеранов II Мировой тоже сюда.

Неожиданы трепет перед умелыми и близкое к ненависти в адрес богемы, что талантлива, да не способна: «сомнительно, чтобы неподготовленный, недисциплинированный и попросту расслабленный Мэнсон научился доносить свою музыку в условиях напряженной, нервной, стерильной атмосферы профессиональной студии звукозаписи».

Структура — претензия на модерн в 25 главах с приложением. Нелинейность с флэшбеками и заскоками, в будущее и литературную основу сериала «Лансер». Удачно дополняет её, с технической стороны, как бы сценарий («Пост.№181010») эпизода сериала «Закон охоты», а комикс, шаржирующий Ди Каприо, вроде вставок ляпов и т.п. веселухи, которыми перемежают экранные титры.

Прилично, ровно, но автор далеко не Перес-Реверте. Например, отсылки к приметам эпохи — с трудом останавливается, начав перечислять, что пили-курили, что по радио такому-то такой-то крутил, а уж когда кто у кого с кем снимался... На грани терпения, прайс-лист какой-то бесполезный (примечания — «Голливудский справочник» — хороши, но нельзя же в неакадемическом издании откомментировать всё, что тут страницами). Язык удачен в диалогах, точен в характеристиках, детален в описаниях движений и одежды, сер в пейзаже и прочих декорациях, психология разжевывается, метафор и драмы языковыми средствами не наблюдается, юмор в следовых количествах.

Издано недурно. К переводу можно не придираться. Правда, баблы комикса остались на английском.

Рекомендации: по интересу к эпохе, кинофагия, знаменитые алкоголики и тарантиноведение.

В 299 году XIII эпохи почти семифутовый человек модифицированной породы верхом на боевой кошке (кормить каждые 72 часа) въезжает в форпост, основанный для защиты от таких, как он. Ныне Скеллет трущоба, доходов барона от торговли льдом с югом хватает на от силы полусотню стражников и обслуги. Но там есть трактир, а в трактире Забытый Король — единственный, кто даст шанс на действительно вечную славу. В обмен на несколько квестов героического характера, конечно

Король в желтом (да, а что?) причиной горя гниющего мира считает богиню П’хул и поручает подуставшему от смертей принцу оверманов Северной Пустоши отнюдь не спасение барышень. Но Гарту все равно. Он готов. Сперва так он думает, то есть..

Дебютная фэнтези умеренного объема. Часть первая трилогии.

Подходом к детализации, раскрытию мира (много всего, но обрывками и репликами) напомнило Вэнса. Но без груза веков и театральной элегичности, атмосферы, вроде той, что вытянула «Драконью погибель» Хэмбли. Вэнс писал красками, Уотт-Эванс это карандаш и тушь.

Суховатый язык, завидно рассудочный варвар, отстраненный взгляд на психологию и прочие припадки. Концентрация на более технической, чем эпической, задаче поимке и доставки василиска — этим похоже на Де Кампа. Только не конановского настроя на силу и волю, а вечно недоумевающего «Демона, который ошибался».

Но эти пейзажи, эти невидимые разбойники, эта дорога уютнее города... И меч, и казнь, и один против всех, да в рамках умеренности и аккуратности, от которых Муркока б вывернуло; коммерческое озарение финала — да, это он, Уотт-Эванс, каким тот был и в более удачных вещах.

Автору любительского перевода, за то, что вполне читаемо, если не обращать внимания на строчные и прописные — спасибо. Спасибо и что предупредил: дальше идти не планирует. Жаль, но это обычная судьба циклов Уотт-Эванса на русском.

Рекомендации: для поклонников.

Анти-Гиляровский. Набор узко-социальных очерков, с прицелом на нездоровое, угнетающе тяжкое, безнадежное. Сеанс гипноза для страждущих душевно, ясли для неизлечимых, визит к гадалкам, малолетним проституткам, бойня русским и еврейским способом, бюджет мелкого клерка, оккультизм есть наука, в которую не посвящают профанов и... напрасно думаете, что в большинстве частных аптек настоящий древесный спирт.

Декадентство в журнальном изводе, без поэзии и советской обработки. Всё в сером тумане, из которого выходит вплотную фигура, чтобы нечто поведать и уйти. Вещи, явления, анекдоты, пафос обличения — зачем?.. Города не видать. Точно Москва? Не Воронеж, Нижний? Было всемирное братство менталистов, не было, неважно, 10 рублей за визит и хватит об этом. Запах крови и дрыгающая нога есть, разделки туш нет — автора интересует аффектное (а свиней режут бездарно) и театральное. В последнем он просто хорош. Слова, движения, взгляды... Колдун с нехитрыми приемами, открыватель истины из чайной — портреты рельефные, на фоне интерьера и только словом. Почти готова роль для малой сцены, эффект эпизода докфильма.

Но «оператора» за «объективом» словно нет, он более безлик, чем оперативник Хэммета. Возможно, из осторожности: нет дат, адресов и фамилий. Пять-шесть топонимов — ну, Иверская, с ночных молебнов которой «канареек» так нехитро ловят — и всё. Городовой с каждой марьяжещей на бульваре брал по таксе 30 копеек? нет, это лишь запись сказанного. А ведь год издания 1917, а ведь место Петроград...

Рекомендуется ищущим дореволюционные психологические типажи и кое-что о праве полиции «регламентировать» женщин.

От содержимого под заголовком Manifesto следует ожидать многого. Без шуток, есть чудесные подборки, например, «Литературные манифесты от символизма до наших дней». Порой весь пар уходит в свисток, а-ля бумажная архитектура, но эффектно. Логика причудливей концепций, энергия так и прет... Обычно.

Жаль, не этот случай. Ясно, почему замечание Суэнвика «бытует подозрение, что первым и единственным трансреалистом был и остаётся сам Рюкер» вошло даже в библиографию на сайте.

Автор речет в духе Новой Волны и контркультурной мистики:«трансреализм пытается трактовать не только непосредственную реальность, но и реальность высшую, в которую жизнь встроена ... бесконечное количество мыслей и восприятий смешивается с бесконечным количеством входных ... Трансреализм — революционная форма ... При написании связного трансреалистического романа вы включаете в текст ряд необъяснимых событий, причин которых вы не знаете».

Солидная заявка, да? Нет, прикол. Переводчик — спасибо, mif1959 ! — заверил в соответствии пассажей оригиналу, так что списать на него ляпы не выйдет. Итак...

«Если автор точно знает, как будет развиваться его книга, то и читатель это предугадает» — опровергнуто еще до написания, детективным жанром. «Трансреалистический роман растет органично, как и сама жизнь» — казалось бы, Борхес показал «Садом расходящихся тропок» что выращенный таким методом роман невозможно воспринимать иначе, чем груду черновиков. Даже в природе всё, что органично, растет по плану, закодированному в ДНК. В противном случае, см. «пороки развития».

«Понятно, что литературные персонажи должны быть основаны на реальных людях»... кхм, найденные прототипы — любимая игра литературоведов — демонстрируют: сильные писатели ими только вдохновляются («человек в футляре» внешность получил от спартанца и филантропа), у Толстого, Дюма, Нила Стивенсона и проч. выдуманые персонажи живей исторических. Копировать призывают слабые, см. аргументацию Смекайлы у Носова (#бормотограф).

«Еще более важна идея разрушения общепринятой, консенсусной реальности. Именно здесь инструменты научной фантастики особенно полезны» — сюр и абсурд уже заняли эту нишу, в ней тесно. Насколько полезны инструменты НФ в этом случае можно убедиться на «Диких мальчиках» и «Цветах тюрьмы Аулит», аргументах из разряда «вот так лучше не делайте».

«Пока людей можно обманом заставить поверить в реальность новостей в 6:30, их можно пасти, как овец» — писателю НФ следовало бы знать о двоемыслии и двоеверии. А чтобы пасти, нужно пастбище, проверено перестройкой.

«нормальных людей не существует — просто посмотрите внимательно на своих родственников» — спутаны понятия «среднего» и «нормы». «Среднего» в реальности может и не быть, а «нормального» не может не быть, так как это по умолчанию сочетание различных характеристик, соответствие которым воспринимается в данной культуре как закономерное и постоянное (в одном из смыслов, быть знакомым с Рюкером уже нормально. В другом, американскому писателю изрекать weird-ное — нормуль).

«Привычные инструменты НФ — путешествия во времени, антигравитация, альтернативные миры, телепатия и т.д. — на самом деле символизируют архетипические способы восприятия. Путешествия во времени – это память, полет – озарение, альтернативные миры символизируют великое разнообразие индивидуальных мировоззрений, а телепатия означает способность к полноценному общению» Что ж, «архетипические способы восприятия» расшифровке не поддаются, а что касается символичности... Фантдопущения движут разные темы. Есть темпоральная НФ про ход исторического процесса, есть чистые фарсы с двойниками. После «Левой руки Тьмы» телепатия как полноценное общение... нет. Антигравитаций же столько в стольких приложениях (один Уэллс выдал два), что альтернативки бывают проще.

«в обычных фантастических произведениях они (люди) описаны настолько пресно, что очевидно являются марионетками воли автора. Их действия — предсказуемы, а в диалоге сложно отличить одного от другого» — мысль понятна, но уж больно плохое сравнение. Любой персонаж в воле автора, даже если убегает со страниц и дерется, как у Ффорде. Констраст пресного марионетке плох и тем, что именно кукольный театр позволяет творить чудеса драмы тенью от тряпочки. Эссе, кстати, написано на пике карьеры знаменитого кукольника Джима Хенсона — пробовал ли Рюкер предсказать сюжетные повороты «Маппет-шоу»...

Вот и вернулись к вопросу о качестве жизненных наблюдений в текстах. Манифестом оно не обеспечивается.

Поступление в школу магов плавно перетекло в квест на каникулах, тот в заезд на войну — поэтому отзыв сразу на три книги.

Сюжет почти попаданческий (прыжок Жучка из квартала висельников на Воронью гору баронским сыном №3 воистину как между мирами), отчасти шпионский (дары преобразившего его в фон Рута дорого обходятся).

У такой смеси есть преимущества: «попаданцу» нужно спрашивать очевидное, просвещая читателя, а так как не 100% чужак (порой у самозванца поневоле просыпается патриотизм: дома и хабар сбывать умеют, и король монетки народу), его адаптации веры больше. Шпионская же линия всем событиям придает (позволяет подозревать) второе-третье дно. Разрешает смену позиций и ложь, помогает не увязнуть в любовных линиях (Две? Три? Курс на гарем?) и сведениях из несуществующих наук, делает мир Рагеллон сложнее.

Что важно. Франко-германский на слух (Шлейцер, де Фюрьи, Кранненхерст) континент, забыв драконов, переживает эпоху арбалетов и даги. Халифаты южнее, владыки льда к норду, между ними упадок магии на останках империи. Герцоги, паромы, глефы, порча, разбой, кодексы. Кое-где шляются неупокоившиеся и эльфы проверяют систему на прочность, но пацаны играют в ножички, рыцари на турнирах, воины мародерствуют, квази-инквизиторы копают под Ворона (да под него все копают), крестьяне пьют в трактирах, звенят шпаги на поединках, льется смола на штурмах, топятся термы, школы соперничают, трупы ждут анатомирования, бордели знамениты, песку не замести некрополь, король дерется с дочкой... Узнаваемые декорации.

Оригинальности добавляет классовая ненависть.Черная кость против бар, голубая кровь vs. хамы — отлично. Правдоподобнее, чем свет/тьма.

Сюжет не предсказать и на пару страниц. Сильна у автора тяга к неожиданному и мнимой кульминации, когда долго ожидаемое событие пустяк, а рулит подзабытое побочное. Например, огни над волнами в «Огни над волнами» это всего строчек пять обстрела с берега. Расстаться с персонажем легко, мрут быстро. Не все трупы сопутствующий обучению ущерб, но учит-то Герхард Шварц.

Тип сенсея (старца, шейха). Мучает загадками и заданиями непонятно, ради пользы ученика или чистого сортира. Убивают, живут миром, воруют или горбатятся — какая разница, если осознанно, с оценкой последствий. Путь важнее цели и т.п. и т.д. Однако изрекающий традиционное (ну... смирновский Брегон, пройслеровский мельник, голосовкеровский Хирон) про «можешь — делай», у Васильева санкционирован свыше.

Да-да, целительство и судебная некромантия, отчисление на кладбище, общая спальня... всё по прямому разрешению богов! Второй жирный плюс автору. Сразу нет проблем с оценками, бухгалтерией и не надо объяснять, почему дамблдор еще не повешен. И как это за Гранью терпят магов. И чего не всяк заклинатель заманивает в свою стаю аколитов.

Рекомендации же умеренные, ибо многовато «но».

Бодрый темп, нормальный язык (с неологизмами, вроде «клерика»). Но трем томам направление основного сюжета все еще ограничивается намеками. Интриги Гая, тайна Виталия, тимбилдинг и воспитание волшебника пока ноздря в ноздрю. Сюда же — любит автор бегло описать событие, а потом длинным разговором не присутствовавших разжевывать, кто во что влип и что сие значит для остальных. А книга же не начитка пьесы.

Персонажи разные по темпераменту и лексике, запоминающиеся. Агриппу не спутать с Монброном и т.д. Но слишком уж легко они коммуницируют. Ладно засланный, но город, деревня, замок, края ближние и дальние... словно в одну школу ходили.

Мироописание хромает. Принцы, аристократия... Сельское дворянство, джентри, юнкерство, паны? Особенно режет глаз их отсутствие в военных эпизодах. Но и в прочих деревни без управляющих, приказчиков, литургий и оброка. Бандитов у Хромого Ганса и прочих атаманов полно — кого им грабить, если дороги без обозов, гуртов, купцов, странников. И без КПП (в реальном феодализме обозначенных «мытарствами»). Культура — практически отсутствует. Мастера меча есть, кисти, музыки и слова нуль. Единая монетная и весовая в условиях раздробленности? Беседа с призраками — за века даже произношение не сменилось.

В целом, нормальное коммерческое чтение. Внимания заслуживает, но до первого эшелона не дотягивает.

Статья исследует вторжение образа Пана в британскую литературу эдвардианского периода.

Сам факт обоснован добротно. Не менее шестнадцати обращений к этому античному божеству с той ли иной целью, с 1894 по 1927 год. Рассказы, романы, диалоги древних героев с современными, детский лонгселлер, зачитанный на похоронах Кроули гимн — с краткими справками, отражающими судьбу текста и мнение о нем Сорочана. Неожиданные параллели, эрудиция... Вот случай, когда «проделана большая работа» выговаривается без капли сарказма.

Но зачем писателям было заставлять умирающего кричать «Пан не умер», а самого Пана дудеть над спящим малышом?...

Почему деревенский божок плодородия сделал такую внезапную карьеру, когда для всякого мистического ужаса и потери себя был Дионис?

Тут достаточно правильных отзывов, разъяснивших насчет «Чаши» (самый большой звездолет в истории НФ, о деталях без спойлеров никак) и насколько здесь замудрено с инопланетянами (пол зависит от возраста, а подсознание им справочная) и того, как поступают с рождеными на планетах гостями (очень жестко... если поймают).

Согласен и с рекомендацией знакомиться с авторами по их более ранним вещам. Масштаб масштабом, инженерия инженерией, а приключения не трогательны, нет напряжения в самых драматичных сценах. Нивен точно мог лучше и по части психологии, хотя любовь Бет- Клифф вполне ничего. Нормальные, здоровые отношения.

Опять же, сюжет... Но это больное место всей НФ о путешествиях, с «Аэлиты» начиная — одолевает герой бездну пространства, дабы смотреть, как нечто на откосе пасется. Жгучей тайны, интриги, революции бы... Перспектива в этом духе есть — но не развернуто.

Стоит отметить еще некоторые особенности.

1. Перевод дерзкий. Читаем, с редкими огрехами, вроде «нависали как седельные попоны». Перцу добавляет обилие примечаний, поправляющих и прямо возражающих авторскому дуэту. Иногда удачно, вскрывая пасхалки (не все — шутка в адрес Винджа насчет секунд пропущена). Порой, когда к «шире орбиты Меркурия», прикреплено про полуось орбиты Марса... Забавные маргиналии.

2. Здесь не только мегаразмерный объект заслуживает внимания. Четверть-треть текста про космический перелет не через гиперпространство и т.п. варп, а классически, на релятивистских скоростях (нетипично для Бенфорда с Нивеном), да еще и с почти забытыми в сутолке космоопер проблемами совместимости характеров, мощности двигателей, отношений командир-подчиненный когда сотня лет до любого другого начальства... Правдоподобная трудоемкость зачистки Калифорнии от инвазивных растений (ср. терраформистов типа Робинсона), мягкое упоминание неудач с корректированием климата Земли у праздновавшей конец Века Перегрева культуры.

3. Параллелей с Миром-Кольцом, самым заслуженно известным сериалом Нивена, изрядно. От цивилизации хищников (что без почтения к приматам и сапиентности) до устройства шлюзов и несолнечной стороны; заметок по поводу эффективности ручных лазеров, настроения похищенных, необычное транспортное средство, проблемы жизни на скорлупе, ураганы больше континента, плазменный факел... Труба в небо. Местами доходит до переигровки. Например, на Кольце специально есть смена дня и ночи — строителями Чаши мил вечный полдень. На Кольце могучая искусственная гигасистема кругооборота веществ море-горы, а в Чаше песок изготовлен на фабрике в невесомости, циркуляция же биомассы вопрос политики (в аспекте, который понравился бы коммунарам «Часа быка» ).

4. Финал оборваный и открытый. Приходится ждать продолжения.

5. Сказать, что в книжке от Нивена, а что от Бенфорда, не могу. Есть подозрение, история с гравитационными аномалиями в районе цели полета от астрофизика Бенфорда, но и у Нивена был интерес к подобным вещам.

Полиграфия в норме, если не считать, что схема Чаши на стр. 89 не похожа на ребристую юлу суперобложки.

Рекомендация: только знатокам и сторонникам физически просчитываемой НФ.

Статья толковая. Может, кому пригодится экстракт.

Экстаз — высокая степень эмоционального возбуждения, подобная трансу. Похож на восторг, но интенсивней, ярче и требует целенаправленных усилий, процесс которых — составляющая многих религиозных практик.

В начале ХХ шаманов считали людьми с психическими отклонениями, позже хитрыми обманщиками трудового народа, в 1964 г Элиаде объявляет экстаз их главной целью (ведь только измененное состояние сознания делает проводником в другие миры, позволяет обзавестись духами-помощниками и т.д.). Ныне ученые (Е.С.Новик) полагают, что лишь совершенно посторонний наблюдатель, вне фонового знания мифологии, декоративно-прикладного искусства и народной музыки этноса, может принять камлание за беснование или психический припадок. Экстаз и транс отнюдь не самоцель.

Это присказка, а по литературе автор статьи считает крутыми описания Ювана Шесталова, но оные уже разобраны, Чепкасовым. Еще достойны внимания три текста: А. Немтушкин, «Мне снятся небесные олени». Г. Кэптукэ, «Маленькая Америка». Е. Айпин, «У гаснущего очага».

Все как бы в виде воспоминаний ребенка о том, что еще застали, но у Немтушкина и Кэптукэ сухой и точный рассказ взрослого, которому доступны исторические научные материалы. «Мне снятся небесные олени» практически кусками цитирует «Шаманизм как тормоз социалистического строительства» И.М.Суслова ( а что шаман в статье 1932 года не эвенк, а якут и, по некоторым знакам, это было шоу для русского гостя, неважно). «Маленькая Америка» тоже гибрид художественной прозы и беллетризированной этнографии, тоже с явной задачей осведомить народ о его традициях и прошлом.

Иной подход, через поэтику, у Еремея Айпина. Анафоры, ритм бубна в графике текста.... Его персонаж и не помнит, из-за чего звали шамана — задача не просвещать, а передать восторг «изнутри», смысл единения всего сущего.

P.S — спасибо lammik за правку

Очередной том приближения к финалу причастного высшим тайнам мироздания и мечному бою кавалера галактической империи, выбивается из общей линейки.

Начинается без скачков через интересные события во времени и пространстве. Классическое линейное продолжение. Где закончили «Царства смерти», там сразу и начало «Прах человеческий».

Показывает, что генно-модифицированная аристократия не только бесполезные паразиты, заморозившие всякое развитие. Примеров мужества в цикле, пожалуй, было достаточно и без них, но эпизод с дарением города — это что-то. Да и меч императора не символический дрын.

А еще роман нашпигован отсылками к «Звездным войнам». Клоны очень знакомые, да и химеры, если подумать. А цитатами из фильма «Империя наносит ответный удар» автор как одержим. «Имперские войска вошли на базу» звучит для Марло несколько раз — и когда входит он в логово, и когда нужно бежать навстречу Бледным в ледяные катакомбы...

Сюжет про пару рейдов и о том, почему император так и не приказывает Марло совершить харакири, а рассказ, в основном, о потерях и угрозах. Трагедиях личных и глобальных, разрушении иллюзий детства и зрелости... И как мало может сделать человек, даже если ему немножко нашепчет Тихий.

Появится пара уже забытых было персонажей, но, в целом, еще минорнее предшествующей книжки. Развалины, пепел, эвакуация, шаттлы, медицина, удары... И Адриан от этого не молодеет.

К переводу и изданию без претензий.

Рекомендации: продолжение.

Статейка на две странички, как и все прочее «от Валенте», то ли винтажная безделка, то ли пародия, в данном случае, на глас из страны экспертов.

За поучающе-доверительным тоном всезнающего советчика в делах воспитания — была такая фишка в СМИ, — колкий вопрос о смысле обращения к жанровым признакам, цели их применения.

Утверждается: нет пара, нет стимпанка. Что не всем очевидно: «В жизни каждой молодой писательницы наступает время, когда она понимает, что дирижабли — это реально круто» ... «Ну мам, это же всего один заводной автоматон, пожалуйста!»

Не будем занудами. Но паровые машины взрывались. Вызывали «утробный ужас и необъяснимый восторг», калеча одних, радовали других. Стимпанковская книжка без качественной панковской составляющей — это контрафакт, от которого «наших малышей» следует уберечь, ради их же безопасности. Не зовите подобное стимпанком.

Примерно так.

Определения стимпанка и его разновидностей в данном отзыве не будет.

Впечатление от книги, как от тематического номера журнала типа «Мира фантастики». Большая часть книги — сиюминутно актуальные обзоры моды, фестивалей, выступлений, музыки и продукции индустриальных художников (ремесленников). Ролевые игры всегда только для своих, заразить восторгом по поводу груд крашеного металла, названных «Ракета бластерной готики» и «Форевертон», не вышло, а сленг типа «гуманизация и персонализация технологий» заставляет ежиться. Руководство по электрохимическому перенесению принтерной распечатки на баночку из-под леденцов в домашних условиях? Хорошо, выкроек нет.

Ценны два эссе, мрачное Стерлинга и юморное Валенте. Интервью Вестерфельда времен «Левиафана». Имена, названия, странички, картинки... Из художников похвалили Владимира Гвоздева... Чуток о Франции, Жак Барсия звезда бразильской НФ... Очерк про Осикава Сюнро, его капитан Сакураги клон Немо, противник белых пиратов, губитель флотов России и прочих держав еще до русско-японской (1-я алармисткая японская НФ 1849 год). Неожидано про Эдгара По, его мистификации в переводе Бодлера, оказывается, открыли двери Жюлю Верну, а он Уэллсу. Безумные изобретатели и машиностроение — их и надо стимпанку.

Прочие предшественники — вот, «Кочевники времени» Муркока. Почти стимпанк, да нет ностальгии по прошлому (как и в «Машине различий»). Комикс Талбота про Лютера Аркрайта конца 70-х нарабатывал стилистику. Но термин «паропанк/стимпанк» придуман К. В. Джетером, позже отрицавшим и принадлежность к стимпанку, и даже посещение калифорнийского бара, в котором Блэйлок, он и Пауэрс делились идеями.

Эти трое — весь настоящий литературный стимпанк по 1992 г. Потом книги Пулмана, Нила Стивенсона, ди Филиппио... Всё изменила и легимитизировала статья в «Нью Йорк Таймс» 8 мая 2008 года — что и комментировать неохота.

На момент написания, по мнению составителя, в литературе рулят дамы: Черри Прист (о да), Кэрригер (да? а в переводе практически нечитаемо) и Седиа («The Alchemy of Stone»). Море позитива в адрес «Псы газового света» Ловачи и «Мечты о вечном движении» Декстера Палмера. Учтите, рекомендации Вандермеера, насколько могу знать, практически ярлык «странное и темное».

Изрядно нерадостного. Много воды утекло: хвалят периодику анархического вектора SteamPunk Magazine, а сноска информирует, сдохло в 2016-м. Мультфильм «Девять» будет новой основой — нет, не будет. Обзор положения на ТВ, сделанный Кло и так список провалов, вроде Jack of All Trades (пока не дошло до аниме, в котором со стимпанком всё ОК). В одном месте «Дикий, Дикий Запад» успешен и жаль, что не открыл эпоху стимпанк-вестерна, в другом фильм объявлен провалом. Дирижабли вот-вот станут экономически эффективны. И т.д.

В кино самый неудачный стимпанк-транстпорт в «Хрониках мутантов». Выражена признательность Миядзаки и «Стимбою»... Очаровал «Легион» 2004 года Кадзуаки Кирии. «Лига выдающихся джентльменов» запорола все, в комикс вложенное, вот «Шерлок Холмс» Гая Ричи — хороший. Хорош Riese 2009 года, недурны «Тайные приключения Жюля Верна» и т.п.

Усугубляет эффект идеология. Главное, важно составителям, что стимпанк это субкультура, а для них раз субкультура, то, значит, протест и манифест. Намеки на связь весьма недешево косплеящих викторианцев (4 главных стиля: уличный сорванец, механик, исследователь и эстет) с анархизмом и «зелеными» обоснованы просто: желание что-то сделать своими руками против всех современных тенденций, не так ли? Да и, стимпанк, вообще, как жанр не невинен, помнит о костях индустриальных рабочих и колониализме, жаждет разрушить порядки прошлого, ведь многие из проблем никуда не делись, только контекст совершенно другой.

Перевод читается гладко, примечания в тему, но «травление жестянок при помощи раствора соли электрического тока» и переменный ток аккумулятора выдают ограниченную компетенцию и ответственность.

Издано отменно. Впервые понял, что в очках персонажа пристовской обложки отражается золотой дирижабль, а не нечто горящее. Недобро глядящая Валенте в корсете, зачетная фотка Черри Прист. Однако, подбор иллюстраций рандомный — целый разворот на мастерскую лучевого оружия и всей линейки их игрушек зачем?

Рекомендации: хорошо иллюстрированный привет из года 2010.

Знающим автора — в этой книге появляется его звезда, Арчи Гудвин.

Зовут его в древней Трое не так, там он Идей (брат Фегея, сын Дара). Но — человек действия, ловок, обаятелен, в драку не лезет, хотя бесстрашен. Скептичный рыцарь по отношению к женщинам — а те от него без ума и стараются его оседлать, ловушками и кокетством. К мужчинам, власти ехиден. Пишет записки, ведет протоколы, среди равных приятели, враги этажом выше. И, пусть не сиживал за столом Ниро Вулфа, мнение о гастрономии («Мясо, по-видимому, срезали с бедра старой пилийской собаки» ... и, конечно, «Печенье оказалось наиболее удобоваримым, и я съел всю порцию») выскажет непременно. А еще он атеист, что не прибавило ему популярности «на девятом году великой осады».

Само повествование о последних неделях Илиона отчасти гомеровское и сильно рексстаутовское: архивы, содержание которых никогда не становилось достоянием гласности, дабы не бросить тень на славу Тесея ... Комната меблирована в раннеспартанском стиле — господствовали продолговатые линии и белый цвет ... Шатры выглядели грязными и небрежно размещенными — каждый третий нарушал прямую линию ... Кассандра забавный собеседником, а Ахиллу просто везло.

Своеобразен взгляд на войну — 1916-й, однако, из ассоциаций с Первой мировой только провал дипломатии, да то, что в Трое уже муштруют мальчишек. А так... Вожди на колесницах, временами и по собственному желанию, едут в сторону пыли и шума и возвращаются целыми и довольными — или мрачными, ранеными, редко убитыми. Долг, честь, экономика военного времени — этого, как и эпического, нет, боевые действия похожи на скверно организованный бокс, футбол, в котором забыли мяч и правила. Смотрите! Смотрите на поле! — и женщины машут краями мантий с башен Скейских ворот.

Вот после смерти первенца на таком «матче», папа немедленно Идея пристраивает во дворец, полагая должность вестника Приама безопасной. Не подумав, что там скучает Елена Аргивская со служанками, а сынок по характеру... см.выше. Примерно к середине книги Идей опустошит заначку на наряды парочки рабынь, со связанными руками убьет охранника, съездит на переговоры, получит оракул из облака фимиама и организует рейд. А уж потом...

Основная проблема — автор хороший наблюдатель, умелый нарратор. Легкий слог, умеет держать темп, может удачно пошутить. Но Стаут не творец миров: визуализация археологического, погружение в историю у него формальны, выдвижение версий, как не удивительно для автора детективов, слабое. Вот в финале Идей пастух — как он выучился пасти, откуда скот в окрестностях разрушенного города... А попытки создать психологически достоверный образ реалистично выглядят только потому, что чужая душа для самодовольного рассказчика потемки.

Полиграфия серая, центрполиграфовская на почти газетке. Перевод читаем, оснащен кучей примечаний в духе «а у Гомера не так», расшифровываются топонимы, имена и часть намеков — например, для смерти Поликсены многое меняется после примечания.

Рекомендации: водевиль, в котором убили кучу народу.

Первые три слова заглавия статьи отсылают читающего к заочной перестрелке классиков русской литературы и хорошо, если не к «Бесам». Но на Фантлабе интереснее три завершающих.

О прущей, вольно и невольно, из литературы подобно речной воде через петергофского льва, классовой идеологии сказано немало. В приложении к фэнтези знаменито бичевание «Эпический Пух» , но хороша и данная, коротенькая классификация. Не так известна, зато напор, максимализм... Анализ не с левых позиций (в 2004-м то российском году), зато ничего типа муркоковского презрения к пенсионерам, строчащим в «Таймс».

Противоположностью капиталистической фентези объявлена «феодальная».

Маг Земноморья и семеновский Волкодав — герои буржуазной, Конан-варвар с Арагорном (привет Суэнвику) феодальной. «Герой-феодал всю жизнь готовит себя именно к свету — не страшась потерь, лишений, боли. И он не просит, он дерзновенно требует света — и уходит в свет»... Конечно, сие не про барщину и пеонов. Рафинированный романтизм, пафосный образ рыцаря, приличествующий Серебрянному веку, Блоку, Рериху, Бальмонту... Учитывая место Хаецкой в не-светской фантастике и что даже «Космическая тетушка» заглянула в рай, эти накал и свет — ей тоже.

Дух буржуа, по мнению сочинителя «Сапогов», выражают вкус к еде, комфорту (рай как улучшенная позиция), трудолюбие (женщина как лошадь), прогресс, торговля, утилитаризм и гигиена... Маркеры эти больше для обывателя-мещанина. Если предпринимателя, то мелкого, если верующего не в «порядок», то в прощение за свечку... Что Мастеру Булгакова дарован покой — так «всегда напряжённое желание покоя внутри и вне себя» типично для мещанства по Горькому.

Насчет гигиены («всерьез беспокоит нечистая одежда, мокрая обувь, испачканные руки, запах. Они постоянно ищут, где бы помыться. [...] Мы никогда не присутствуем при том, как Арагорн или Гэндальф принимают ванну») сам Г.К. Честертон (а кто еще аналог для настроений Елены Владимировны), того же мнения: «в один отнюдь не прекрасный день где-то в середине девятнадцатого столетия, кто-то (явно из людей состоятельных) вдруг открыл величайшую истину эпохи: мыться — это добродетель (классов имущих) и, следовательно, моральный долг (классов неимущих) [...] когда бы ни грянул над нами гром господень, он застигнет простого и честного труженика с вилами в хлеву, а утонченного негодяя — в ванне» (Школа лицемерия, 1910 г.).

Насчет реакции мотылька... Что ж, «Аполлон ослепляет тех, кто слишком близко подходит к поклонению ему. Не смотри на Солнце. Зайди ненадолго в сумрачный паб и выпей пива с Дионисием» — Ле Гуин, в предисловии к «Левой руке Тьмы».

К капиталистическому это всё постольку поскольку. Когда он несомнен (в фанастике), там и охватывающие мир мечты, и желание драки с конкурентом. Каперы, империалисты... Какой покой, какой садик — кровь дракона, личное совершенствование и господство. Иногда «кое-что задаром».

Однако, даже с таким отягощением, Хаецкая отвергла фундамент концепции Муркока — нет, «Властелин колец» транслирует НЕ воззрения среднего класса. Там хоббиты рыцарями становятся, свой домик с домовитой женой и садиком награда одному Сэму.

Рекомендации: в алмазный фонд.

Гексаподия — как ключевая идея?!

Вспоминается «Пламя над бездной» и как Виндж разместил своих «наездников» исконно в зоне прибоя. Откуда их извлекла некая сила и поставила на тележки, совершив эволюционный скачок, возвышение и киборгизацию одновременно. Даже сейчас это одни из самых необычных НФ-созданий, по сравнению с которыми коллективный разум расхожая монета.

Автор этой статьи предположила, что шесть конечностей хороший выбор для миров с маленькими и пересыхающими океанами, для донных и прибрежных обитателей. Там ведь бессмысленно становиться хорошим пловцом, вроде нашего общего позвоночного предка, зато выбравшимся на сушу не потребуется работающее лишь в совершенной форме решение проблемы освобождения конечностей за счет двуногой локомоции.

А еще тут палеоконтактное обоснование того, почему именно Восточное Средиземноморье и Ближний Восток дали большинство известных изображений гексаподов — крылатые быки и львы Ассирии, пегасы, греческие сфинксы и кентавры...

Спасибо за перевод и размещение этого милого пустячка.

Будем надеяться, он пригодится кому-то еще и статья в Smithsonian найдется.

Вот все больше нравится мне этот цикл. Причин несколько.

1 Оформлен тематически и по сезону.

Первый том был бунташный и театральный, второй джазовый и субкультурный. Этот рождественский и диггерский.

По дням-главам идет отчет до Х-маса, валит снег, предпраздничный ажиотаж, проблема разбегающихся на праздники сотрудников... Мокро, грязно, опасно в Лондоне. А под ним — тоннели, из-за которых мы и зовем метро «метро». Там, спасибо делавшим отводы и стоки, относительно сухо и чисто, разве что если, вот как у станции Бейкер-стрит, не появится труп и Питер Грант не подтвердит: чародейство.

Неизменна авторская установка на прекрасное — только теперь это не музыка и декорации, а то, что можно взять в руки. Расследование ведет к выставочной галерее, колледжу изящных искусств, подпольному и ларечному рынкам антиквариата, проблемам керамистов и репрезентации креативного в пост-кризисном мире. При этом, выражается искусство через его трудовую и материальную компоненту не меньше, чем через эстетику. Ааронович ведь всегда про людей на работе и на своей работе люди у него заняты делом. Даже можно звать «технологом», т.к. его фэнтези местами почти настоящий производственный роман — ему интересно, сколько киловатт нужно на печь, какой кладкой выложена стена, какова она на ощупь, чем пахнет, отчего умирают граффитчики в метро, сколько мог накопить викторианский землекоп. сколько есть методов (и целей) утилизации свиного дерьма, опираясь на что полиция приводит подозреваемых в состояние болтливого гнева (бутерброд с зельцем), число участников в группе по расследованию убийств. Знает, чем обычная полиция отличается от транспортной, а отношение к оружию слуг закона в Великобритании от США, почему травятся в общепите и что гад-начальник может быть прекрасным администратором.... Да даже топя персонажей в коллекторе, автор не забыл привести несколько фактов из санного спорта.

2 Развивается, но не бросает заложенное в предыдущих частях.

Для примера, в этой части «Рек Лондона» секс-триумфов уже нет (если не считать буксировку из бара), однако, мистические путешествия в прошлое и охота на Безликого продолжаются, грамотно переплетаясь с основной линией сюжета «Шепота под землей» — и кое-кто еще воет, прикованный к мосту. Читатель наконец получает исчерпывающую информацию об источнике всех этих прекрасных архитектурных ремарок в мыслях констебля из современной Британии, а тот осваивает несколько новых заклинаний и применяет чистую дедукцию вместе с полицейским умственным чек-листом. Лесли все чаще снимает маску, Найтингейл признает ошибки перед лицом начальства, а леди Тай выказывает заботу о... простых, тихих людях, скажем так.

3 Касается проблем жанра с теоретической стороны.

Мимолетная реплика насчет того, почему пришествие магии не станет трансцедентальным прорывом уже дорогого стоит, а попытки совместить магию как электромагнитный феномен и духов мест, заклинания на латыни и томограф... там редко делают. И только лучшие.

4 Полиграфия и перевод умеренно приличные, без раздражающих иллюстраций первых изданий.

Рекомендации: сожалеть об отсутствии продолжения.

Вдохновлено «Щелкунчиком». Не сказкой Гофмана (хотя мышиная голова, Кондитер с Пирлипат и Кракатуком...), а балетных номеров на музыку Чайковского — феи Драже, солдатиков, снежинок и прочего, удивляющего знакомых только с мультфильмом чистым, воздушным и романтическим, как бы не связаным с потом и мышцами, наработанными у станка... Но, ведь, если девушка хочет танцевать классику — то, что надо.

Мариэтта Стелл хочет. Очень. После данного факта увертюру — Англия, особняк, начало ХХ, бонна, учил вождению брат — можно пролистать или заменить коллажем картин Карла Томсена (аранжировка нарциссов), Жана Беро, Сарджента и прочих, отразивших каждой выписанной деталью мир, в котором богачи были почти всё, а балерины... Нет уж, девушке из хорошей семьи замуж, а не хореография Петипа.

Но обиженный отказом Дроссельмейер действует жестко и за его новой декорацией — настоящий лес, пахнущий хвоей, снегом и марципаном. А еще дальше — городок. Дома из мерзлых пряников (даже лоси не едят), Сахарный переулок, Шелковый квартал ... Попаданство в сказочный мир, вот что это такое. Местные сами жалуются: «роитесь вокруг нашего города подобно бесцельно кружащим снежинкам, пока не услышите зов судьбы». Правда, намек типа «беги» там государственная измена, у попаданцев бывают с собой очень недурные вещи и навыки...

Есть любовная линия с капитаном, разрывающимся между долгом, патриотизмом и Мариэттой, но все достаточно невинно и эстетично. Ужасы минеральной болезни и «стояла среди их трупов и внутренностей» не показаны, а рассказаны, укрощение же голодом типа шекспировского.

В одной комнате с попаданкой две других пленницы, боевая принцесса и магичка — с королем Эвервуда шутки плохи. У них есть бассейн с мятной водой, блюда высокой кухни и тряпки, которые свели бы с ума земных модельеров. Но нет кроватей и дверь безликие стражи им отопрут, лишь если требуется удивить гостей бала чем-нибудь экзотическим и с перчинкой. А то все оргии, да борьба с очередным революционным, да магические галлюциногены.. Как говорит Гелум — о, ради любви ко всему сладкому!

Заговорщицы в раскрашенных вручную пижамах и макияже кое-чего добьются. Закончится всё хорошо... почти для всех из числа хороших. Снегопадом красных лент и словариком хореографической терминологии.

Издано хорошо, к языку без претензий. Представления автора о холоде и последствиях передвижения по снегу в балетных тапках близки к ляпу, но лишь как повод улыбнуться.

Рекомендации: ромфанта на тему «золотой клетки» и новогодний гламур.

Сюжет: Фэн Чживэй, девушка с непростой судьбой (мама вроде сломленной Мулан, скажем так), заниженным статусом и заоблачной самооценкой, топит дядину наложницу («Пятая тетя») в пруду и в самый ответственный момент знакомится с принцем А он непревзойденной красоты. Далее переодевание, обретение телохранителя, триумфальное возвращение, неожиданное сватовство... Нежность подобна яду, надежда подобна отравленному вину, шея миске риса, служанки забыли как дышать, абитуриенты скупают обноски, в колодце тайный ход, это вино для обычных посетителей и мужчина, подобный припорошенному снегом бамбуку, спрашивает, нужна ли убийству причина. Прочее можно в алфавитном порядке: «А» — академия; «Б» — бордель; «В» — Великая Юе (страна); «Г» — господин Гу Наньи с его грецкими орехами, «Д» — дворец... «О» ошейник; «П» — парные строки*... «У» — уся**.; «Ф» — Фэн Хао, сволочной братик... На «Ц» пусть циркуляция ци... «Ш» — Шестой принц ... «Ю» — юбка, цвета зари в дымке из узорчатой плиссированной парчи; «Я» — Янь Хуайши, верный проныра из торгового клана.

Мир — условное китаеподобное пространство. Время соответствует эпохе пушки и стрелы, но шутка про Панасоник и SONY показала, заморачиваться аутентичностью здесь не надо. Обстановка: империя Тяньшэн только-только сменила династию, но, пока, что-то не помогает. Преемственная линия тоньше луча из-за горы Си, на границе неспокойно, принц №2 свиреп, воле принцессы скоро конец, а что с интригой Кровавой пагоды, делами на юге, останутся ли верными Двенадцать племен и кто так жестоко пошутил с Золотым свитком, неясно. Обрывается книжка на полуслове, второй том издан, третий догоняет.

Основная помеха — язык. Полно комичных красивостей ( «Ночь была темна. Слоистые золотые облака быстро летели по небу. Серебряная змееподобная молния»...), переведенных на не вполне русский: то жетон вдруг токен, то «корона для волос» («силуэт Императора казался постаревшим», «качались на ветру, словно беззубый рот», «беспечная занятая пчела»). Смотрим на пожар: «Темно-красное сияние мерцало на ее лице и глазах, придавая лицу водянистый блеск»...

Проблемна и сама Фэн Чживэй. Не то, чтобы Мэри Сью — персонаж функция, выдает то и только то, что автору нужно в данный момент — и неважно, что было до этого. Красотка носит маску дурнушки (буквально маску) во избежание, но переодевается студентом и всё ОК. Нежно стыдливые сцены с раздеванием больного так, чтобы не видеть голой мужской кожи, случайные взгляды, соприкосновения губ... Минутку, автор, это та Фэн Чживэй, что лично недавно отрезала яйцо не в меру ретивому пареньку? Несравненные познания в химии и политике, невероятная сообразительность, дикая выносливость, ловкость рук — остановить вынесение вердикта, подбросив тертый орех в пиалу... Планирование убийств и слепая жадность... Достаточно, полагаю.

Есть пара удачных шуток, например, название приема из 34 слов, но уровень невысок. Характерная цитата: «Научить женщину как быть довольной, было труднее, чем заставить ноги Хэлянь Чжэна перестать вонять».

Батальные сцены — отрезали, оттеснили, 200 000 солдат направлены. Занудная замедленность при описании драк. Зато мозги на туфлях с тонкой подошвой, избиение старых баб — это пожалуйста. Инфантильная кровожадность в псевдонатуралистическом духе Тарантино и аниме.

Полиграфия превосходная. Обрез оттенка синего. На верхнем поле страниц бордюрчик из гирлянды висюлек, типа новогодних или оберегов. Цветные (очень) иллюстрации с фигурами персонажей — правда, не подписаны они и зачем иллюстрировать поясными портретами персонажей? Наверно, поэтому на обороте каждой что-то символизирующий повторяющийся рисунок.

Рекомендации: что автор в ТОП-50 влиятельных, что сериал и т.д. и т.п. — игнорировать. Читать только терпимым к ромфанте от МТА.

====================================

*Слегка пьяные принцы, только что давившие мятеж, вдруг начинают рифмовать по кругу на заданную тему — это не оригинальничанье, а, если не реальная, то литературная традиция страны, в которой не знавший поэзии чиновник веками был невозможен.

**Местная магия мордобоя. Запад воина противопоставляет колдуну. В китайском представлении, мастер боевых искусств сам кудесник. Взлетает на крышу дома, а то и выше. Прикосновением к меридианным точкам лечит, калечит, парализует, один жест и враги валятся могучим потоком энергии ци. Существуют они в рамках культуры, образно называемой «цзянху» (досл. «Реки и озёра», но вода с глушью не обязательны), презирая чужие правила так, что Конану далеко. При этом, медитация и старые книги сделают супервоина из девчонки, которая и за ворота одна не ходила... Короче, см. «Крадущийся тигр, затаившийся дракон». Или не см., но это всё в Азии принимается по умолчанию, вроде бластер-флаер западной НФ.

Автор благодарит Центр содействия искусству Финляндии, фонд Альфреда Корделина, литературный фонд WSOY и Союз писателей Финляндии, а реверансов отдельным лицам на целый взвод.

Т.е., книжка грантовая и практически сертифицирована в Суоми 2019 г.

Ничего так, читабельно. Этакие «Особенности национальных заклятий в летний период» — наши дни, природа, псевдофольклор, немудреные, но остро переживаемые персонажами приключения и страдания.

Зачин: у последней из Юлииякко еще есть три дня отпуска, чтобы опять поймать щуку из названия и вновь не сдохнуть скверной смертью вместе с еще одним типом. Но в этот канун Духова дня погода, сломанный в драке палец и леска как сговорились. А ведь Элина еще не знает, что и у закона к ней есть претензии — кое-кому в городе не понравились человеческие фрагменты в пепле её кострища, — уже едет к ферме Янатуйнен, помнящая завет полицейского, поседевшего за три месяца в этой провинции: «Соглашайся на всё и никогда не спорь». Вот две основные линии, местной уроженки и городской чужачки.

А вокруг — лето близ Полярного круга. Звенит от кровососов, птиц, жажды жизни и близости чужих миров. Описание ходьбы по болоту, плотно заросшей прослойке между небом и торфяной водой, кстати, достойно лучших образцов.

Остальное же довольно упрощенно. Отношения и магия понятные, приземленные. Нечистая и неведомая сила, которую видят лишь колдуны старые и прирожденные, но как с ней обращаться, знают все. Юморок на любителя, особенно встреча главы муниципалитета с помнящей Сфорца хмурницей. Современное искусство. Рубля на два чернухи — стопочки срезанных ногтей и женская доля, похороны Олли Колотуна, буллинг, самострел, рак, туберкулез... Любовь, несчастная, полная напраслин и недомолвок от школы по сей день. Ревенный пирог.

Правда, Восточная Лапландия у Карила аномальна и без водяных картежников. Здесь официально не действуют страховки, на въездном шлагбауме советуют развернуться, местные живут без почтовых адресов и полиции, а хлам вывозить доверяют весеннему льду, (привыкшего к иным пейзажам и расценкам зацепят дороги, игровые автоматы, гестхауз... и фразочка «На том свете души — это как у нас пластик, который идет на переработку, а переплавляет их сам сатана»).

Финал в духе традиционных ценостей, умеренно оптимистичный... Если не учитывать рассказчика и то, что известно про воблинов, с которыми как с людьми.

Издано серовато, но не развалилось. К переводу без претензий. Язык современной прозы, порой приближающийся к экспериментальной. Местами вкусно.

Рекомендуется понимающим фестивальный артхаус и всяких там мэбетов любителям.

Вторая часть цикла, а все понятно или разжевано. Не детектив, бизнес-драма про чудесное спасение своими силами, с элементами триллера и фарса. Простецкая, наивная, может, специально упрощенная книжка. Всё, от проработки персонажей и языка до пейзажа и интриги — картон, ярко, да без особой глубины. Много совпадений, роялей в кустах и т.п.

НО! Не про маньяков. Без похищенных детей, ушлых девок с шокерами, нуарных картин, осуждения среднего класса и т.п. примет тоскливого скандинавского или просто «современного» детектива.

Декорации: предковидный финский парк детских приключений. Вместо персонала в котором на радость себе и детям набор трудолюбивых фриков. За там директора бывший математик страховой компании, украсивший свою квартиру формулой Гаусса.

Он же рассказчик, он же главный персонаж и герой. Говорит и думает, ко всему прилагая если не величину риска, то процент эффективности. Кличка его кота Шопенгауэр. Любимый транспорт — общественный. Любовь — художница-по-муралам-мать-одиночка (никакой повестки). Брат крутой бизнесмен из автодома, считающий тех, кто не увернулся, инвесторами, а долги чужими проблемами.

Задача ГГ на эту книгу: смонтировать аттракцион «Прыжок лося», удержав парк на плаву, художницу рядом, а криминальный отжим бизнеса, следователя и бензопилу экс-директора от себя подальше.

И да, он уже прятал трупы. И учен читать контракты. И все будет хорошо, хотя оптимисту по погрузочно-разгрузочным придется напрячь мускулы, спецназу добавить клетчатки в рацион, ну а бригаде по клинигу операционных поработать над детской горкой.

Драма могла бы быть посильнее, этно- и парковедческое позабористей, чувства поярче, но...

Рекомендую как дозу оптимистичной чуши, нестандарт и повод для тихой улыбки.

Сочная планетарная фэнтези для взрослых, никому не подражающая.

Мир «Орды встречного ветра» условная конструкция неимоверных размеров. Верный признак: в направлении Низа там всегда ветрит. Несется воздух, разгоняясь за пределы Саффира — Симпсона и школьной физики, снося все, что не горы, засыпая и заливая остальное, разрывая пространство-время на аномалии, о которых без слова «волшебство» рассказать нельзя. А также создавая биологию и геологию, практически потусторонние, с изобретательностью населения фантастической. Но — не всегда, не везде, не одинаково. Есть уголки, где штиль и сады, разные народы и культуры.

Из всех них лишь пыльный и отсталый Низ веками шлет отряд за отрядом, т.н. «орды», чтобы они пешком (только пешком) буквально контр-ветра, нашли, откуда сквозит и разобрались, не Эдем ли там, не нос ли космического корабля... Или еще что, синее как апельсин. Вся книга о второй половине похода Орды №34.

На линии контра — аэродинамические с/х и архитектура, эоловы добытчики, медузы, ветряки и ветрячки, черепахосвиньи гроксы, линейные леса, библиотеки, буеры-фрегаты, бои на минах и бумерангах, сухопутные пираты, глифы, пустыни, планеры, ледники, болота, путевые журналы, угнетенные классы, эрудит на столбе, трактир в подземелье, беременные на маршруте, праздники, спасательные работы, флэшбеки, преследователи, защитники...

Есть интеллектуальная нагрузка: запись форм ветра, баттл палиндромщиков, философские вздохи, загадка болотной башни. Неологизмы в изобилии, в частности, для полумистической метеорологии (что умно, в реальности карманный «Словарь ветров» Проха дает тысяч две определений. А так можно не состязаться). В основном же, автор работает с чувствами и эстетикой зрительного зала. Театр Караколя (всё, что помните о проклятых поэтах и бардах, от Какафоникса до Сержа Гинзбурга и «Ниточки к сердцу»), обдирание живого мяса до кости, танцы и праздник фреольцев, секс в спальниках и на лету, ответственность, любовь, любовь... Спор технологии с упорством, родителей с потомками, влюбленного с куртизанкой. Малость шаолиня о временах подготовки и, предупрежу, вся «Орда встречного ветра» суть безжалостная игра на вылет.

Все это богатство — со слов участников.

«Показывай, а не рассказывай», учат в заокеанье. Ха! Трижды. Речь звучащая и мир звука стихия Дамазио. Он сам работал над озвучкой (имеет опыт в игровой индустрии), а французское издание шло с диском записи соответствующего фона, музыки и т.п. Все приключения и ландшафты — через автофикшн, внутренние монологи нескольких персонажей, исповедальную прозу, делящуюся с читателем, как с самим собой, своим местом в мире и мнением о нем, окружающих и себе. А взгляды и лексикон ученой Ороси, маниакального лидера, вредной фаркопщицы, супервоина, княжьего отпрыска, писца и сокольничьих — ой и ах какие разные.

Что тоже авторская установка, в интервью он говорил: «до сих пор появляются романы, в которых сюжет представлен с позиции одного разума, одного тела, одного стиля, одного мировоззрения. По-моему, это крайне эгоцентричный подход, не имеющий отношения к реальности ... в нас живёт целый мир того, что мы слышали, видели ... Остаётся лишь посмеяться над издателями, которые рассчитывают на успех, преподнося читателям тривиальные, заранее пережеванные повествования». Словно этого мало, сей аудиал с кажущейся легкостью воспользовался возможностями современной типографики. Шрифты, обратный отсчет страниц, каждый следующий от лица очередной персоны фрагмент размечают условные знаки, соответствующие не имени, а месту в походном порядке Орды, специально обозначенному схемкой.

Вывод: в 2004 году французская фантастика чувствовала себя великолепно, раз такое печатали и принимали. Это не Брюссоло, не Уэльбек! И не ромфанта с попаданцами.

Есть и обратная сторона. Пониженной гениальности вещь. Порог вхождения стилистически высок настолько, что можно споткнуться. Галльское проницательное многоглаголание, французское ученое пышнословие... Словно флористу от языка дали неограниченный бюджет и расцвело все, что может. Сколько пафосного академически треска, упоения блеском своего таланта, бесконечного нанизывания подробностей, ощущений... Как бы не меток (реально) был стрелок, такая пальба — шум. То, что скрывалось на Пределе, предсказывается легко, допущения по части выносливости и метания предметов просто испытывают терпение. И т.п.

К изданию и переводу без претензий.

Рекомендации: командная работа, не английское, старая романтика про под открытым небом и альпинизм с разведкой маршрута, нечто оригинальное.

Легкое почти интеллектуальное чтиво. Динамично, без политики и воды. Сентенция про отличия смерти Вселенной и человека хороша. По декорациям всё умеренно современное. Довольно специфично по тематике, многое, при знакомстве с этой спецификой, покажется знакомым.

Например, SCP Foundation уже упоминали, но, возможно, помните и фильм «Ночной дозор»: как там одурманенный человечек идет там, не зная куда, все встречное воспринимая как знаки, сигналы и послания. Большая часть «Игры в кроликов» сводится к этому психиатрическому этюду.

Но интересно написано, как персонажи движутся по путеводным цепочкам ассоциаций, берут зашифрованные в картинках связи, гадают и сочиняют насчет не устраивающей их (почему? повседневных проблем для них нет) реальности. Азбука Морзе, QR-коды, старинные картины, музыка, даркнет и анаграммы, девушка исчезает в туалете «Старбакс» — но то, что должно за этим стоять, механизм создания «игры» и т.п. даны нечетко. Рассказчик по имени К. либо спятил (наконец), либо (с той же наследственностью) влез в действо кафкианской ясности правил. Которое может оказаться войной вышних сил/параллельных миров, в которой неясно, где его сторона.

Этот контраст сообразительности и зыбкости — лучшее, что здесь есть.

Прочее напоминает честертоновские «Потрясающие приключения майора Брауна», где ветерана случайно включают в чужой квест, авантюрное шоу на лондонских улицах. Всё разъясняется, он женится на актрисе... и временами отрубается, обдумывая, почему нельзя было поминать шакала и т.д.

«Игра в кроликов» пытается провернуть тот же фокус. Сюжет развивается, развивается... и, оказывается, похождения К. — так, пустяк, серьезно было до его рождения, за кадром, с другими. Эффект, как из «Первому игроку приготовиться» с пониженным уровнем попсы (Клуб Дюма?) выйти в худшие части «Темной башни», не зная основной предыстории... Решение на грани облома. А что у К. всё хорошо... Даже гибсоновские реднеки знали: если на счет падает восхитительная туча денег, это не хэппи-энд, а скорый визит налоговой.

Полиграфия в норме, ляпов перевода не заметил.

Рекомендации: # совпадения-не-случайны, конспирология без конспирологов и нумерология без нумерологов.

И вновь длится приближение к тому самому сражению и взрыву, которое обещано с первой книжки. И вновь крутым зигзагом.

Зиг — и императорской волей Адриан отправлен в нелюбимое патрициями государство номенклатурщиков. Вечные снега, вечное убожество, балет, лагеря, ж/д, очковтирательство, комиссары в шлемах со звездой и единственно верное учение на новоязе.

Заг — и Марло в стране своего кошмара. Обобран, обморожен, покинут и даже скован, как персонаж «Сильмариллиона». Крови — озера. Смерть, политика Бледных, смерть, ледяные луны, пытки, исторические галлюцинации и банкет из сырых детей с легионерами.

Если хочется былинных побоищ, резни мечом из высшей материи и узнать, как именно герой выкрутится из безвыходного положения и успеет ли Октавия добежать — не сомневайтесь, это сюда. В части интриг и ловушек автор поднаторел.

А вот ксенофантастика, миростроение просели.

Город под куполом сам по себе аховая идея, а такой, в котором жгущие топливо грузовики... Душная. Лотрианское Содружество изображает эгалитаристов как плохую версию Форума: выдача пайков вместо столовых, нет общественного транспорта и т.п. отклонения от известного. Как эти нищие соперничают с Империей, какой она просит у голодных помощи? Ради справедливости: суждения председателя (об акушерах нового мира) и самого Марло (о превосходстве рабовладельцев) забавны, катакомбное христианство недурно. Общее же впечатление интуристовских мнений Хайнлайна: что-то обсуждается, но на реальность непохоже.

Сьельсины тоже повод побрюзжать. Ненависть к еде, «паразиты» вместо «мням-мням»? Город предтеч для церемоний удачен, но... Верфи, заводы? Управление экосистемами бессолнечных тоннелей? Автор предлагает рейх без вермахта и круппов, чингизов без табунов, викторианцев без торговли. Цивилизация галактического масштаба таких злодеев как молотком сосульку.

Полиграфия в норме. Ляпов перевода не заметил.

Рекомендации: отключив внутреннего критика читать №4.

Серия рассказов о необычных расследованиях в необычной стране.

Ассоциации: «Монстролог», «Секретные материалы», «Сомнамбулист»... Кольер, Лао-Чжай. И сам автор. Алхимия, спиритизм как опасные хобби, тихие кабинетные чудеса и нелетальные мутации его излюбленный предмет.

Время: железные дороги привычны, лифт нет; о крепостном праве можно забыть, а о правах князей еще не стоит; в Америку без гринкарт, балканцы воюют с турками, газеты источник информации и т.д.

Место: «Семейку Адамс» старую, ч/б, видели? Представьте Европу, в которой могла бы жить её родня. Вместо «Триединой монархии» Дэвидсона вряд ли что подойдет. Живущий на свой лад мирок рядом с Руританией, шекспировской Иллирией, Трансильванией Полански и ле гуиновской Орсинией. Реминисценция американца на Австро-Венгрию и старую Европу в целом. Такую, какой та не была, но осталась — у Кафки, Майнрика... Гашека и Цвейга, Кальмана и Штрауса, монографиях Шарого... «Приключениях молодого Индианы Джонса».

Монархия ученейших библиотекарей и усталых шлюх, шведских телефонов и крестьян в жилетках с суевериями старше Нью-Йорка. Стража с мечами наголо, верноподданная каторга, Скифия, Гиперборея, Попошки, сложнейшая религиозно-языковая ситуация которых настолько привычна, что никому никакого дела. Жесткая полиция, смешной флот, короны, гайдуки, золото в ушах речников, генеалогии аристократов и лавочников... Искусства и познания, после Праги императора Рудольфа непопулярные.

Основная причина по которой «Dr. Eszterhazy» не носят на руках — давший имя циклу, д-р Эстерхази. Слишком уж он как персонаж с лишком. И богат до неприличия, и гонщик на паромобиле, и доктор десяти наук (ладно, большая часть степеней почетная). К нему идут за помощью министры, а он знает всех на столичном рынке, держит банках отрезанные головы, боится задеть чувства кухарки, умея пить в притонах и с епископами. О нем, как о френологе, можно б накатать страницу-две.

Еще б чуть и быть ему Мэри Сью — но автор, смотря на него с иронией, не дал ни Ватсона, ни Гастингса, некому открыть читающему его гениальность, заразить восхищением. Внутренняя логика и мотивация его (да и прочих) закрыта, а альтисторический антураж не позволяет что-то просчитать наперед или принять по умолчанию.

Вторая причина — это эклектика. Разброс тем и постановка акцентов требуют от читателя изрядной широты вкусов. Например, «The Ceaseless Stone/неиссякаемый камень» по проблематике почти Уэллса, а «Милорд сэр Смихт» оккультный фарс, пародия на британскость в духе Вудхауса и Шоу. «Церковь Святого Сатаны и Всех Демонов» правдоподобием годится в мемуар политического деятеля той эпохи, тонкая лирика «Полли Чармс, Спящая Женщина» — в сборник Брэдбери и Дайнсени.

Впрочем, к способам, которыми автор ведет своего читателя вдоль сюжета, относится тоже самое: как воспринимать и чего ждать от следующего абзаца, это точка зрения или подразумеваемая запятая... Не очевидно. Вполне литературно, весьма достойно, нестандартно эрудировано и — не случайно у Дэвидсона много непонятых окружающими (но вполне автономных и способных о себе позаботиться) тихих людей, насчет которых еще догадаться надо, насколько чудесно/ужасно творимое ими и сколь они точны в своих эксцентричных заявлениях, отчаянно смелы в поступках, дерзки в мечтах.

Благодарен сделавшему и разместившему перевод.

Рекомендации: историческая фэнтези для любящих изящество больше побоищ и неанглийское викторианство.

Завершает последнее издание второго тома северианиды послесловие (незаслуженно забытая традиция), из которого следует: реакция на книгу в эпоху публикации была яркой, сильной, а урдософия почтенная часть фантастиковедения. Не как толкиенистика, но... часть.

Данное же тем же послесловием определение цикла аллегорической религиозной фантастикой полагаю спорным.

Религиозная?.. С тем же правом гаремная. Темпоральная. Пеницитарная. Политическая. Одержанию чужой памятью уделено изрядно внимания, военные вставки не имеют равных в оригинальности декораций и логике безумия.

И что за религиозная литература такая от католика, по которой летают в мистериях черепа, есть собор, торгуют рабами медички, степени посвящения, а причастие и крест отсутствуют. Есть малость кухонной теологии, но, если обойдены грех, искупление, молитва, прощение, загробное? Не тот поджанр, совсем не тот.

Аллегорическая..? Что ж, аллегория бывает либо простой, нисходящей, либо восходящей. Вторая идет в дело, если цель довести внимающего до осознания... Чего именно осознания? По классике аллегорий, типа «Волшебной флейты» или «Принцессы Брамбиллы» есть б.м. конкретные ответы, а книги Нового Солнца открыты любому толкованию, принципиально любому. Так сделал автор, чтобы, столкнувшись с выглядящим сверхъестественно, и Севериан, и читатель не могли придти к сколь-нибудь обоснованному выводу.

Не допускает этого мир Абайи и белых дыр, зеркальных рыб и коридоров времени, в котором грезы оружие, а понятия «вымерший вид» словно нет. Не позволяют этого знания рассказчика, выучившего анатомию прежде азбуки, но не умеющего отличить моряка от космонавта.

Ну, а для аллегории первого типа, банального иносказания вроде «Скотофермы» Оруэлла («Кролики и удавы» ведь забыты прочно?), слишком прихотливо написано. Есть фрагменты, которые можно счесть передачей скрытого от профана, но «ключ» к ним нужен разный. Например, Сады Времени, каменный город, библиотека необарочно театральны и так и просятся на иллюстрацию. Только графика для них, чтобы хоть чуть соответствовать, должна быть где прерафаэлита, а где и Дель Торо с Фразеттой. Автор ведь лихо меняет тон, стиль, даже формат (пьеса Талоса), изобилие вставных басен, сказок и притч — всё это рассеивает, переключает внимание. А аллегория 1-го типа должна быть прямолинейно дидактична.

К тому же, если декорации не условны и выстроены не на повседневном материале (неологизмы, архаизмы, ретрофутуризм), встает проблема интерпретации — в рост. В книге полно замков, отпираемых тайным словом. Символично? Предельно. Аллегорично донельзя. При этом, реальная технология, в отличие от дестрие и антигравитационных флайеров.

В общем и целом, приближаться к фантастике Вулфа с определением «аллегорическая религиозная» не следует. Оставим его «Пути паломника» Беньяна.

Порой (фигура «ангела» на носу барки и т.д.) практически слышен авторский смех над прочтением его книги через набор унифицированных знаков и клише. Он, кстати, тот еще насмешник, см. его толкования на «арлекины», «базилики», «цвет сажи» из глоссария в третьем томе. Навязывание же правил своей головы заканчивается у Вулфа одинаково: кто всерьез возьмется, исчезнет из повествования. Как трое из хижины в Садах Времени; желавшие принять решение по правилам сказок раненые; Монарх; специалист по оледенениям... Прямым текстом, что не постичь через крючок с куста замысел Предвечного.

К смеху можно присоединиться. Послесловием дан перевод отрывка чудной дискуссии, не Христос ли Северьян и не Антихрист ли он. Первое Вулф, вообще-то, объявив Северьяна версией 2.0, сделал канонически невозможным, а насчет антихриста... Роль такую не вытянет брошенный бабой ради старой мебели. Да и предел власти Легиона на планете только что жирным не выделен. Но каков вектор, извив мысли!

P.S. В справочнике Баттистини по аллегориям есть заявление, что был «христианский зодиак» и в нем обозначение «Новое Солнце» закреплено за Христом. Но в этом случае Северьян — Христофор, и в том же источнике «андрогин» символизирует императорскую власть. Что только порождает новые вопросы.

Роман доказал, что автор владел техникой высокой художественной литературы. Мейнстрима 1970-х.

Большая часть текста — театр одного актера. Монологи абсолютно одинокого старца в провинции Запада США. Он уже не в силах обойти свой дом и вспоминает, вспоминает... Как малышом ездил к деду на Рождество, как ходил по окрестностям с теткой и ее любовником, как рылся в бумагах и привечал посетителей директором завода, как настиг автора «Некрономикона»... Остальное это вставки других жанров: рассказы про призраков, игра в детектив, интервью с работниками пищепрома, ирландские сказания. Нотка фантастического: полубредовые (или чисто воображаемые) залеты м-ра Вира в собственное прошлое. Когда четырехлетка пытается получить от единственного врача, которому доверяет, совет насчет физической активности при инсульте — это оживляет псевдобиографическую прозу. Но не слишком.

Каких-либо загадок, сложностей, структурных вывертов или намеков на закулисные интриги не выявил.

Ассоциации: Фолкнер, Т.Уайдлер, Апдайк, поздний Кинг, Шмелев, Осоргин, Сименон.

Перевод: нормально, с трудолюбивыми примечаниями, жаль, что на зимующих в снегу розах и деревьях бутоны. Полиграфия: бумага тонковата, просвечивают строчки той стороны, но терпимо.

Рекомендации: холодная психологическая проза. Знаки перемен в США 1910-1960-х. Атмосферное, спокойное и грустное (так глубокая старость выглядит с той стороны улицы) необязательное чтение.

Взгляд на фантастику через судьбу журнала «Всемирный Следопыт», его время и к ним причастных.

Но отзыв на здоровенный альбом из разряда «для кофейного столика» начать следует с полиграфии.

Она великолепна. Даже выбор бумаги хорош: при парадном впечатлении, бликует слабо. Качество сканов, размещение картинок на листе превосходно. Виден если не талант, то изрядный вкус... Умение показать товар лицом, в случае обложек «Иприта», раскрыть его качество, насколько возможно.

Приятно, ибо качество было. На этих страницах слава отечественной иллюстрации: Ватагин, Голицыны, Шпир, Лодыгин, Травин. Линии, композиция, краски... выбор сцен. Карты, ведь следить за приключениями в затерянном мире пещер Ю.Америки или на острове гориллоидов читателю «Всемирного Следопыта» надо по карте. Карикатура, реализм, анималистика, простодушие, пафос — не графика, а пир библиофила.

Не похвалю колонки в 4-5 слов со множеством переносов, рябую суперобложку. Но и хулить не стану.

Прочее наполнение: рождение в недрах изд-ва «Земля и Фабрика» 1925 года; связь с «Вокруг Света»; детали подписной компании, конкурсы, письма читателей (3% студенчество, 39% служащие); пересказ опубликованной фантастики почти помесячно; набор характеризующих цитат; сравнение ранних и поздних редакций «Аэлиты» и «Сказания о граде Ново-Китеже»; кое-что биографическое, в основном, по выведшему тираж за 100 000 экз., редактору Попову. От ликвидации журнала в начале 30-х, добираемся, в несколько главок о фантастике в СССР, до послевоенного «Уральского следопыта».

Суммарно: жили-были, им платили, в экспедиции ходили, много что переводили, коммунисты всё убили, чуть фантасты не сдались, но детлитом всё ж спаслись (пояснение историкам: журнализм, без библиографии и ссылочного аппарата. Изысканий в архивах не вижу. Вряд ли «Назовём его «Всемирный Следопыт»» станет источником курсовых. Хотя...?).

Кое-что раритетно в хорошем смысле, вроде запрета размещать название крупных сумм, темпов перевода, истории с плагиатом (6 мес. условно), «возить иностранцев» как литературного приема, гонорара Платонову за «Лунную бомбу».

Есть и такое, от чего поручик Лукаш перекусил бы второй мундштук. Например, «рамка», серия Детгиза, «знаменитая и легендарная» — легенды где? Или: «Кто такой Луначарский, сейчас помнят только специалисты». Аббревиатуры организаций, отсылки к съездам, нафаршировавшие текст, тогда кому. Экзаменатору экспертов по Луначарскому адресована книжка, что ли.

Выражение «литературный процесс», куда, оказывается, надо быть «пристроенным», ничего не объясняет, а употребляется часто. Сюда же сообщения, что Дэ-Вэр-Стекпул это де Вер Стэкпул.

О падении качества, т.к. некому стало вытребовать хорошей бумаги: переход от затрат валюты на импорт бумаги к затратам на производство своей сопровождал такой спор о потребностях, что его вспоминали по 1937 г. точно.

Язык... своеобразен. Автор благодарит, в числе прочих, Вл.Аренева с Ш. Идиатуллиным за мудрые советы. И книгу, в самом деле, словно трое писало. Один по части литературщины: «Демон нового мира сидел у нее на плече и хлопал крылами, поднимая бурю»; «Пепел Первой мировой войны будет долго стучать в сердца фантастов по всему миру». Конкретен другой: «Большевики очень любили вопрос: «Зачем?». Зачем нам нужна фантастика?». Третий мистик: «Автор этих строк верит в силу и действенность малого деяния»; «Идеология всегда создает дефицит».

Аналитика свелась (по моему разумению) к концепции прерванного взлета: «Как заметная сила советская фантастика не успела сформироваться, поэтому при новой раздаче заданий её просто не заметили [...] вынесли за скобки, как малопонятного и малополезного попутчика [...] пришли «красные редакторы» и золотого века не случилось».

Факт, не случилось. Сомнительно, что случился бы. «Всемирный следопыт» в данном описании выглядит, подобно жившему 21 год «Если», площадкой публикаций вместо питомника талантов. Обилие мусора (тоже факт) на страницах не знак неизбежности шедевров, нет такого закона природы. Сил не хватило? Сильна была сатира — на её надгробии одни даты со «Всемирным Следопытом». С другой стороны, такой исследователь КЛФ как Комиссаров, полагал отсутствие центрального журнала фантастики даже благом для нее, т.к., аудитория не замкнулась. Другой знаток, vvladimirsky, сравнил «Всемирный следопыт» с Argosy (первый в США журнал приключенческой литературы, модель для Amazing Stories и прочих).

Рекомендации: визуалам — да, остальным хорошо полистать.

Фэнтези. Даже не эпическая. Землеподобный мир. Действие идет на уровне людей и негуманоидных духов. На трилогию «Меча» если и похоже, то только камерным масштабом и нежеланием лезть в голову персонажа.

Изложение во втором лице настоящего времени. Пришло от геймеров или очередной эксперимент авторши — но ты идешь, ты смотришь, ты пьешь... регистрирует вездесущий в сей, нелюбимой им локации, божок. Словно камень из гробниц Атуана снимает Техану шпионской камерой, примерно так.

По пейзажам мир ассоциируется именно с Земноморьем. Без островов и козопасов, материк. Грубые одежды, вежливые речи, обтесанные камни, пиво, колодцы, женщины-хозяйки, умеренность в насилии климате и пище. Такая же трудноопределимая стадия развития — может, в Вусции и Ирадене ранний железный век, а, может, зрелое средневековье политеистических регионов. А вот по части атмосферы Леки, увы, не Ле Гуин. Читается легко, но не особо увлекает.

Сюжет без изысков. Лордик, хорошо показавший себя на войне, экстренно возвращается домой вместе с загадочным спутником/спутницей Эоло (повестка по минимуму), чтобы влипнуть в теургический детектив. Вековой порядок смены Глашатаев, правящих от имени бога-Ворона, нарушен, полномочия не переданы вместе с яйцом аватара и всё теперь под сомнением и угрозой. Попытка Эоло помочь споро доводит до кульминации... и обещавшая много интрига оказывается двухходовкой. Увы.

Прозвучавшее в сети «Гамлет», отторгается — не всяк, у кого отбирает власть дядя, Принц Датский, а близнецы не Розенкранц с Гильденстерном. И это капризное мурло Моват, с золотым сердцем и зашоренными мозгами... Нет, по линии людей «Башне Ворона» предложить особо нечего.

Другое дело по линии богов. Политика, ученые слова и находчивые решения, война за пролив и лес, повествование об отношениях, взрослении в темпе эволюции — как в сторону прогресса, так и деградации. Изюминка, из-за которой вспомнил «Мелкие боги» Пратчетта: людям приходится учить богов тому, как жить и разговаривать, отвечать на прошения и отвечать ли. А принявшим поклонение — учиться тратить ману, чтобы набить животы подопечных, удерживать заразу дальше от колодца, воплощаться в стаю комаров, разговаривать жребиями и умирать, если что не так скажешь или сделаешь. Жрицы и жрецы часто умнее и лучше своих жестоких и вздорных покровителей. Но выгода от союза настолько велика, что образуется симбиоз, временами отдающий суицидом. Это поярче, пооригинальней, здесь больше ума, философии и художественного.

К полиграфии и переводу без претензий.

Рекомендации: предпочитающим незначительные отклонения от стандарта и ценителям магических систем.

Название не вполне отражает содержание, «Судьба морских суперхищников прошлого» было б точнее. Поскольку под обложкой (мягкой, кстати) не академическая монография по окаменелостям, а несколько вольного стиля лекций или эссе для тех, кому маловато детсадовского набора стегозавр-трицератопс и хочется чего-то новенького на, в принципе, знакомую тему.

В силу этого, данная работа не пополнит ряд Еськов-Мейен-Линьков. Основ палеобиологии автор не дает, в проблемы орогенеза не погружается. Следы былых биосфер или движущие силы эволюции — не сюда.

Тут — конкретно про конкретных гигантов. Наутилус, кальмар, осьминоги, мегалодон, большая белая, водные черепахи, латимерия, плакодермы, эвриптериды, скаты, крокодиломорфы, археоцеты, лидсихтис... Зауроподы. Их размеры, вес, сила сжатия челюстей, состояние при раскопках, методы реконструкции и применения в быту. Кракен — вялый удильщик, крокодилы пустыни как ключ к пониманию секрета выживания вида в прошлых вымираниях, нищета морской биологии без телевизионщиков... Очерк поиска пропавшего звена в эволюции китов хорош, любопытны приключения мегалодона — 50 млн. лет выживания и вдруг всё, — очень внятно о выгодах и недостатках гигантизма, длинных шей, половых проблемах головоногих, анатомии, пищеварении, плавучести живущих и вымерших.

Из неожиданного — про акул, которые людей не едят, а так, надкусывают, просто убойно. Предложение позаимствовать термин «аквазавры» из НФ, похвала текстам Акимушкина, наставившему Островского в детстве на правильный путь и то, что, насколько могу судить, фильтрующих он любит больше зубастиков, тоже занятно.

Поток данных о реконструкции разбавлен вставками, типа переживаний норвежского палеонтолога, которого вынюхивает белый медведь и финала жизни каждого из причастных к открытию целаканта. Концептуализмом или внушением идей (кроме почти ритуального «Главное, чтобы человечество не уничтожило этих животных раньше, чем оно о них узнает...») автор не страдает. Умеренно, без перепляса Храмова. Но и не так ярко.

Список литературы для чтения на 4-х страницах показывает, насколько актуальна книжка — Кусто, Томилин... А у автора данные аж по ковидный год.

Полиграфия приличная и пристойная. Иллюстрировано, схемы для показа габарита в сравнении с человеком... Более, чем уместны.

Рекомендации: вполне.

У знаменитого добытчика шкур и слоновой кости Мерквиса (эксплуататор, ничтожество) есть план проникнуть в Дао, где не знают денег, алкоголя, лжи, азартных игр и огнестрельного оружия. Царице страны по политическим причинам нужно срочно замуж, а тут как раз дезертир Вилли Гильд. Одной рукой поднимает 150 английских фунтов, красавец. Не лорд, но кто скажет? Язык — с зулусами же торгуют.

В конце восстание и драма одиночества в золотых браслетах. До — женщина с незаурядным умом, капризами ребенка и жестокостью львицы, испанец с родословной и привычкой отвечать «Лечитесь, сэр!», африканские парсы белой кожи с примесью южного типа, две тысячи лет как из Вавилонии и проч.

Что произошло, когда убили священного бегемота, какой эффект оказала огненная вода, кого облили помоями, кто всех сдал, кто вышел замуж за гвардейца, а кого не оказалось в темнице, описывать нужды нет.

Объяснить, как такая пьеса получила указанную на обложке премию всероссийского конкурса 1922 года... Ну, верно, положительно принять «Да ниспошлет Солнце лучи свои на вас, и да прольется теплота их в сердца ваши!..» про места в которых и слоны идут в тенек, возможно именно в Петрограде. Но следует вспомнить фееричную судьбу «Принцессы Турандот» вахтанговской постановки. Информационное поле революционных лет это сила, да любовь к экзотической романтике, в данном случае Хаггарда и Гумилева (Три негра утонули во время переправы через озеро Лага, шесть ослов с вьюками угнали туземцы), так легко не сдается.

Конан-Дойль, устами Холмса, был суров: «Дюпен — очень недалекий малый. Этот прием — сбивать с мыслей своего собеседника какой-нибудь фразой «к случаю» после пятнадцатиминутного молчания, право же, очень дешевый показной трюк».

Хорошо, трюк напоказ, но в паузе весь Дюпен. Он из тех, кто ставит капкан, лишь с уверенностью, куда именно ступит нога жертвы его дедукции. Бежать по следу с собакой не его, а рассуждение и психология требуют времени. Кстати, о психологии: пусть «прячь на видном месте» критикуют и у Вудхауса, но доказано, что избирательная слепота, хотя с оговорками, факт. Вывернутое письмо еще что, см. эксперимент с «невидимой гориллой».

За рассказом целый шлейф толкований, у психоаналитиков даже сборник есть, «Похищенный По». Сам Лакан выдал на удивление вменяемое: «Речь идет о символе, перемещающемся в чистом виде, о символе, которого невозможно коснуться, не оказавшись немедленно в его игру втянутым». Как не согласиться.

Разве что... игр-то, две, первую вел префект парижской полиции с Дюпеном. И можно оказаться втянутым, а можно быть игроком.

Кто Дюпен до «Похищенного письма»? Обедневший аристократ, библиофил, сова и затворник (в среде полагавших суть жизни в раутах и визитах). Сделал себе репутацию у полицейских, но почти ради развлечения.

Здесь он другой. Не благороден образ мысли: объявив себя на стороне шантажируемой, не торопится на помощь даме, ждет с месяц, пока та реально раскошелится. Такие же навыки: подменное письмо Дюпен заготовил, подделав «вензеля Д. с помощью хлебного мякиша». Он в курсе насчет «длинных иголок» при обысках, значит, имеет от профессиональных параноиков допуск выше развлекающего себя бесплатными советами дилетанта. Затворник, но вхож к министру в любой день. Знает, где и как нанять стрелка, пунктуального и отчаянного (задержание при шутках такого рода... см. насчет добровольца в «Старом гении» Лескова). Что ж, «шевалье» в пост-наполеоновском это кавалер Почетного легиона. Не боле.

Правда, следует уточнить: все же «Украденное письмо» близко к мистификации. От эпиграфа (из Петрарки, не Сенеки), до дьявольской остроты зрения через синие очки. А действия полиции карикатурны — не только бесполезные обыски, к отставке префекта повода и не придумать легальней двух «ограблений» министра.

Насчет карикатуры и места действия есть мнение Борхеса: «Конечно, и преступления, и сыщиков можно было поместить в Нью-Йорк, но тогда читатель стал бы раздумывать, как развивались события на самом деле, так ли ведет себя нью-йоркская полиция или иначе. По решил, что ему будет удобней, а его воображению — вольней, если все произойдет в Париже... описывает все случившееся американец, и ему нужен непривычный герой».

Про случай орангутана с бритвой и труп цветочницы — логично. Однако, «Похищенное письмо» касается почти уникального (на год написания) парадокса. Власти видели реальную силу полицейского контроля и институт выживал при каждой смене режима — ждать которого приходилось недолго. Рушились правительства, укрепленные агентами, горничными-осведомителями, досье и т.п. ключами «с помощью которых можно отворить любую дверь в Париже», пока не пришли 1870-1871 года. У По акцент не на силу, а на то, как легко приватизируется ресурс. Вместо, цитирую реальный круг обязанностей, наблюдения за книжной торговлей, фальшивомонетничеством, ложными слухами, тайными объединениями и выдающимися представителями всех партий и идеологических течений, руководитель структуры (статусом выше мэра столицы) занят мхом между кирпичами и промерами линейкой ради обещанной награды.

Еще следует уточнить финальный намек Дюпена «План такой зловещий. / Достоин если не Атрея, то Фиеста».

Слов этих в русском переводе не нашел. Но в кребийоновском «Атрее» конфликт разрешается суицидом Фиеста, напоследок проклинающего Атрея. Пока тот, в классицистическом катарсисе, вопиет: «Ты погиб злодей / И посмеюсь твоим я предсказаньям./ Хвала, хвала отмстителям богам, /Он сам предупредил мои желанья!» Прочее примерно того же характера.

Хитроумием не пахнет, смысл же «достоин» в принципиальном согласии с тем, что план гнусный и даже за рамками. Ну так и под прицелом дрянь редкостная.

Гаремные тонкости и рис «Императрицы Соли и Жребия» остались сильно южнее. Здесь страна снега, тулупа, буйных женщин, тигров и мамонтов.

Мамонты! Кто только не ездил на вас (диапазон Сенковский — Мартин), но проработки подобной не припомню. Разновеликие и разномастные умнички общаются с невидимой родней, ревнивы и на северной границе истории про совершенные ими убийства не надоедают. Посему людям мамонтовых войск запрещено занимать гражданские должности на несколько поколений, да...

Продумано многое, подано с умением. Как держаться в седле геройским сгибом ноги, как после отдыхать, вычесывать зверя, как хвалить, как влезть, как слезть. Как смотрятся за загородкой и в пути, как визжат, несясь во весь опор. Ощущение, что сейчас зароешься обветренным лицом в шерстистый бок.

Правда, это полет воображения без привязки к реальности. На слоне не качает — раскачивает, погонщик всегда сидит на шее. Не удержаться в седле Нги Во при спуске по склону. Копье? Кто сможет орудовать мачтой в одиночку. Метать и стрелять из паланкина (Афанасий Никитин звал его «городком») на спине гиганта, наоборот, самое благородное дело. Однако, вскользь упомянутый таран ворот правилен до аутентичности.

Остальное в тексте может быть классифицировано традиционным сюжетным ходом, примеров которому от упыря Веталы до толкиновского хоббита. Заговаривает зубы до рассвета сами Тии из Поющих холмов.

Полторы новеллы тоном не чуждого литературщине сказителя о том, как сутуловатая девица ушла было из Хюэ на экзамены в столицу (уцелевший оплот династии Гу, закат их славы, гробница угасающего чародейства и т.п.) с нефритовой табличкой на шее. А стала супругой тигрицы-оборотня Хо Тхи Тхао. По любви, естественно, большой и всепрощающей. Потом обоюдной. Чтение стихов на память, золотая клетка, камень в пасть, шкура матери, семь дней до парома, покорми меня, счастливые кости и прочая романтика без эротики. Придраться не к чему, однако любителя ориенталистики вряд ли впечатлит. Все умеренно знакомо, ужасное формально, драматичное пафосно хрестоматийно.

Несколько выправляют положение комментарии с другой стороны костра, от сестер-тигриц Синь. Добавляет темной энергии Инь, ненормативной мифологии, кошачьей грации и людоедской мотивации.

Перевод на высоте, полиграфия в норме, иллюстрации... В тему.

Рекомендации: по названию серии, «Red Violet. Магия Азии»

Близкий космоопере боевик, выстроенный на трех темах: сетевой, ветеранской и реконструкционной.

Место действия описано аннотацией верно. Насчет «Аччелерандо» — скорее «да», чем «нет, не принадлежит к циклу». Техника, культура и идеология сходны, перечень основных исторических событий разный. В принципе, это нормально для астрономически и хронологически разнесенных космических обителей, но расхождения фундаментальны. Появись республиканцы «Оранжереи» из руин «Аччелерандо», Желтый Король бы не произвел эффекта пожара в Эдеме и т.п. и т.д.

Отзывы ссылаются на занявшую важное место в жизни персонажей войну Правок, как на отношение автора к происходившим в когда-то амбициознейшем проекте «Википедия» событиям идеологического характера. Теркам оппонентов, принудительным откатам изменений к консенсусному и т.п. Не могу сказать больше, в силу отсутствия интереса и реально малой значимости данной аналогии для понимания романа — к началу «Оранжереи» все участники оных Правок мертвы давным-давно.

Просходящее выстроено вокруг специфичных аспектов сетевых угроз — вирусы, методы атак шлюзов, восстановление, перезагрузка, доступ к архивам... Для мира, в котором люди не отличают себя от пакетов данных, меняя тела как туфли и согласны на смерть при каждой телепортации через «ворота» (или от дуэльного меча, раз есть резервная копия), самым страшным преступлением полагая стирание аутоинтефикации, охренеть какая проблема — а хуже всего, нашлись готовые погреть ручки на огне информационного апокалипсиса.

Но им не повезло и крах затеи недобитков — лучшее, что есть в «Оранжерее». Побег из паноптикума, поиск союзников, оружейная робинзонада, гендерная интрига, финальный бой и его закулисье — в сложной, амнезийно-флэшбечной, последовательности. Хорошая структура, с неожиданными поворотами.

Линия исцеления ветеранов и вмешательства в разум решительно не удалась. Так ПСТР не лечат и налицо резкое расхождение между возможностями психохирургии и чисто психотерапевтической концепцией оранжерейной процедуры. Неясна сама постановка проблемы, если людей можно менять за вечер в госпитале. Загадочно место пациентов в социуме — то с ними возятся, обеспечивая место для буйства, то готовы забыть на три поколения кучу граждан в бывшей тюрьме. Встречавшие реальные угрозы просто бы не повелись на рейтинг в духе первых шоу на вылет и не у одной Робин в мастерской был бы арбалет.

Линия реконструкции 1950-2000 не понравилась по субъективным причинам. Попаданчество не строссовская тема, совсем, это еще по провальным «Принцам торговли» ясно. И надоело, что субурбии ХХ века принимаются за абсолютный эталон комфорта всех культур. Вопреки мнению самого автора, в результате это не «веселое зеркальное переосмысление». Если атмосферу «Плезантвиля» сменяют «Стэпфордские жены» и «Салем-лот», веселью остается маловато места. Да еще и страницами про соблазнение собственного мужа! И буджолдовские приключения беременных аристократок больше не вершина феминного милитаризма — здесь в тягости весь штурмовой отряд.

Полиграфия в норме, кто-то в издательстве не знает слова «полиамория», с примечаниями бы поспорил.

Рекомендации — НФ-триллер, попаданческая ромфанта.

Тот аспект работы классика ХХ века со словом, который не впишется в анекдот «догорает музей Пришвина» и политическое «Дневников». Добротная работа этнографа начала ХХ века, решившего подработать советским журналистом и махнувшего в глушь Савеловского направления, о 130 верстах которого Ильф с Петровым высказались с южным разочарованием. Их не вдохновило, но «история цивилизации села Талдом» Пришвина рекомендуется к прочтению по следующим интересам.

Быт 1923 года: ... недорого купить дамские башмаки, отправиться с первым утренним трамваем на Савеловский вокзал, найти там вблизи бывший трактир Кабанова, занять там столик и за чаем дожидаться прибытия поезда из города Ленинска ... брага, самогонка и табак окончательно взяли власть над башмачным песенным сердцем, мастера выбрались на улицу, составили хоровод и до глубокой ночи пели старинные обрядовые песни. Ни одна женщина, однако, не тронулась к хороводу с завалинок

Влияние рыночной экономики на качество: на базаре есть порядочная середина, а на одном конце нет очень изящного башмака, на другом – простого прочного бабушкина, какие носят пожилые и рабочие женщины. Хорошие концы – объяснили мне – были в прежнее время, когда не базар судил о качестве башмака, а заказчик-купец. Тогда специализация была строгая, и тот, кто делал гвоздевую обувь, не рискнул бы заняться рантовой ... Теперь же все равно, что ни делать, только бы брали ... Не кустарь виноват в этих кривых башмаках, расползающихся при первом дожде бумажных подошвах: Сухаревка ставит ему спрос именно на такие изящные и дешевые башмаки.

Русская экзотика, канал через болота под названием борозды: ... борозда была частью пути местных кустарей-башмачников в Москву для сбыта товаров и для сезонных работ в Москве, что называлось походами ... лодка визжит ... все, кроме кормщика, выходят на берег, при этом впереди идет с веслом в руке щупало и предупреждает тянущих от погружения в окна.

Самоорганизация: соберутся всей деревней с косами и топорами, одни подрубают укоренившиеся по берегам борозды кустарника, другие вытягивают подводные растения, осот, третьи подрезают косами края ... пойма, сухая сверху, от берега с деревнями до берегов Дубны, верст на семь, вспыхнула огнем, и пожар пошел вдоль. Сход нарядил Василия Бедного скоро бежать в село и звонить. Вмиг собрались из разных деревень больше тысячи человек и бросились тушить ... ремесленник предпочитает брать товар у купца и готовить товар на его заказ, а не на кооператив.

Эззотерика сапожного дела: ...Лет двадцать до войны нога заметно стала мельчать и перед революцией была вроде китайской, специальная женская нога. И вдруг все оборвалось ... нога полная, тощая, прямая, крупная, мелкая, мозолистая, чистая и совсем никуда не годная – чухмак ... Двести цветов нежнейшего шавро существуют только для нее. Потому же ведь и называется прекрасный пол ... «кирпичи»,– так назывались мужские башмаки, потому что в них между стелькой и подошвой прокладывался слой глины (сто пар весили девять пудов).

Детский труд в СПб. Оливер Твист как сыр в масле катался: ...Шестьдесят человек не могут поместиться за одним столом, сидит только первый ряд, а сзади стоят с ложками в два ряда. Заднему приходится нести свою ложку через головы двух передних рядов. Трескотня, сутолока, насмешки и беспрерывное маткино слово

Литература формата: ...Страстью к сокращению фраз легко можно заразить, и что бы это было, если бы все молодые журналисты стали над этим работать. Тогда бы можно было силу слова довести до очевидности физической силы. Но ужасным препятствием этому служит оплата работы построчно. Одно совершенно исключает другое, как будто, работая пальцами, нужно их подрезать.

Ориенталистика допускает большую свободу и радостно, когда ей пользуются вот так, совместив на карманного формата 150 страницах всё, что нужно.

Технически-то текст про эпичное. Перехват власти в стране магического лета опальной императрицей Инъё, пехота идет через перевал, пока убийцы ликвидируют лояльную знать... Но это там, где-то, в разговорах. Реально в кадре уединенная вилла на берегах озера с плохой репутацией и всего три собеседницы — причем, одна скандальная птица-мнемоник, чей род тоже пострадал в годы смуты. Все камерно.

Проработка: голова в мешке, Левый министр обещает вернуть фокусника, художница пробует золото ногтем... Красочно, чувственно. Можно, конечно, спросить, где мажордом и как стирали белье в зловещих водах, почему атака мамонтов на цивилизованное войско не заканчивается тушеным хоботом, как влияют на экономику крестьянских полей 60 лет тепла.

Но «Императрица Соли и Жребия» — набор новеллочек в духе дзуйхицу (бицзи), сделавшем славу дальневосточной литературе среди интеллектуалов. А в таких эссе искренность, точность отражения чувств и непосредственность важнее побудившего к высказыванию, места же баталистике и лозунгам нет. Главки начинает протокольное описание предметов, переживших в здешних кладовых владельцев и эпоху. Клочок того, фигурка от этого, платье, не надеваемое после того случая, астрологический расчет... Но связанное с ними сотрясло основы старого мира (близкий, но не идентичный аналог изложения: «Двадцать страничек прошлого» Стерлинга и Рид «Пять триллеров»).

С идеологией сложновато. Повесть о том, что бабий гнев может сделать с заткнувшей женщинам рот империей льва и её мудрыми патриархальными правилами — феминизм? Но рассказывает служанка по прозвищу «Кролик», а о чем может говорить та, что одновременно и в гареме, и вне его? Об остром вкусе редиски. Что значит свиток коры (хорошо, не ивовой) с птичьим пером. Что после смерти аристократа за ними нужно прибирать. Как рожала, держась за веревку. Какой страшный позор в веселом квартале получить поцелуй за так, что сменяет вскрик боли из спальни. Как ходила по грибы, как менялись фрейлины в усадьбе у Алого озера, где некоторые из гуляющих по береговому папортнику призраков носят прекрасные одежды — и сопровождают их прислужницы без языка и глаз. Как кодировала послания на Север. Нрав не тот с происхождением, что у персон «Рассказа Служанки» Этвуд, ее лично «на место» и кнутом не поставишь.

Почему эту свободную от диктата шаблонов фэнтези относить к ориенталистике, если рис поливают березовым соком и есть картинка с подледного лова тюленей, объяснить можно тем, что детали — топонимика, нравы, монашка из Поющих холмов, должностная иерархия, отношение к природе и архитектуре — не из западного, индейского или африканского миров.

Полиграфия отменна, предисловие хоть и спойлер, но тянет на самостоятельное литературное произведение. Язык настолько хорош, что к переводам Ульяны Сапциной следует присмотреться. Возможно, именно ее так не хватало Кею и Кидж Джонсон.

Рекомендую придирчивым к языку и спокойным к играм престолов.

Начало трилогии было про закончившееся эвакуацией детство и зомби в космосе. Вторая книжка вся суть террористические прятки-догонялки в орбитальном лабиринте и спасение Вселенной(ых) парами подростков.

На таком фоне грубая фактура и ограниченность третьей части неожиданна.

Данная порция документов «Досье «Иллюминэ» возвращает к началу, на в хлам разбомбленную колонию концерна «Уоллеса-Ульянова». Пошел обратный отсчет до окончательной ликвидации ее населения — бейтековцы выжимают из Керензы IV последние килограммы нужного для скачка на базу «гермия». Шахтеры вредят, как могут, нарываясь на пополнение ямы с трупами «ненужных». Спасение мчит, но на «Мао» и так уже тысячи на две больше беженцев, чем могут дышать и лишь один пилот с военной подготовкой.

Пафосно, банально. Изюма про гангстерских коров, квантовых подруг и таран звездолетом в этом НФ-кексе больше нет. Остались кое-какие штучки, вроде сходства девизов концерна и корпорации. Минимум две неочевидные линии интриги и столько же резких поворотов. Неплохо продемонстрирована борьба за умы и поддержку, заканчивающаяся расстрелом на мостике. Ханна Доннелли, Маликовы и Гранты уже типа супергероев.

Противники, «топтуны» наземных войск БейТек Индастриз и их адмирал Сунь Хо-Дзинь, неожиданно живые, компетентные, со своими историями, татухами, шутками и слабостями. Не стандартные орки/ фанатики/ наемники, надо отдать авторскому дуэту должное, постарались. Но, вроде, уже встречал этот такой пестрый без своих бронированных АТЛАСов народ, ведущий себя и говорящий именно так — в американских фильмах о морпехах и книжках о звездных солдатах.

Остальное тоже близко к штампами, особенно в эмоционально фокусированных моментах про кошечку и ребенка с игрушкой. Набор высокопарных как бы религиозных рассуждений. Снег, голод, оккупанты, старая любовь не ржавеет, руины, подполье — чат подпольщиков! — заложники, поцелуй в окружении трупов сослуживцев, в вентиляции спецгруппа, ЭИДАН отключен, ЭИДАН ошибся, в небе истребители с пулеметами... Ни малейшего представления насчет IT-безопасности, зато на каждом углу видеокамеры.

Хэппи-энд. Зло наказано законным судом, добро ест пельмени. Это, по мнению австралийских авторов, старинное русское блюдо, вроде клёцок в тесте.

Всё вместе на четыре балла из пяти, с большой натяжкой. Столько отдав полиграфическому наполнению, экспериментальным и, местами, очень удачным решениям, совмещающим мокъюментарные бланки и карты с рисованием словами и фигурной прозой в духе футуристов, авторы недостаточно сказали о вселенной, в которой уничтожение станции федералов приводит лишь к падению акций на 132-й день слушаний.

К переводу без претензий. Даже любопытно: все эти листочки, пометки, спирали из букв на языке с лексическими единицами совсем другой визуальной протяженности — как?

Вместо рекомендаций удержавшим интерес — цитаты.

«Их связь добром не кончится».

«Когда-то я голыми руками проделывал дыры в лике Вселенной».

«В то время, как Эма Грант ведет разговор с «Мао», а мятежники грызут друг друга, расследование кражи термекса, проводимое «БейТеком», быстро приносит плоды».

«Картер отмечает 52. Мы помним».

Фэнтези, московская, с выездами на природу и зачистку. Предковидная, вольная, для взрослых. Судя по отсылкам, события в уже проработанной авторской вселенной (ведьмак Смолин, К-15), но с этими циклами незнаком. Читать отдельно можно первый том, дальше действие сквозное. Финал четкий, допускающий продолжение.

Ход выполнения поручения Великого Полоза человечком, внезапно (если без спойлеров, то «внезапно») ставшим Хранителем, а точнее, освободителем кладов, позволил автору втянуть в орбиту практически всё, каких угодно ему эпох. Чекисты, Анна Иоанновна, варяжские жены, отступающие немцы, французы, разбойники, антиквары, крестьяне, археологи... Леса, многоэтажки, овраг, подвал, шоссе, болота, театр, особняки, пионерлагерь... Эротика и старые новости, искусство и лопата, былинные предания и тупая уголовщина — чего только не связано самым естественным образом с кладами, захоронками, кубышками, нумизматикой и смертными заклятиями.

Статус бывшего мажора (испуг тем, что он из него делал, сильный — но, без спойлеров) разрешает Швецову чувствовать себя нормально и в шаурмяшной, и в VIP-зале, с олигархами, вурдалаками, архивными старушками, с деньгами и совсем без них... Боец, историк, в меру разумный парень. Сказать б «современный», да телефон ему инструмент, а не жизнь. Сказать бы «хороший», да идентификатор зло/добро у Швецова словно отключен.

Готов оказаться с кем и чем угодно за одним столом, в машине, койке, стране. Полиция, преступники, жертвы, коллекционеры, сверхъестественное, погода, пробки, экс-любовь — с чем угодно можно, следует договориться, приспособиться, заявление там написать, брать не больше процента, трахнуться, а если не получается, то известно, кто против кого поможет. Близко к «по понятиям», однако Валера внутренне независим настолько, что правил серьезнее ПДД диктовать себе не дает. Пробуют надавить или оседлать — нет парабеллума, зубы остались. Вежлив, социален, готов поддержать, да ни собственность, ни храмы, ни флаг, ни кабак ему не святы. Чтит заповеди нулевых «никто никому ничего не должен» и «не надо помогать». Именно так: «не надо». Нет такой потребности и императива, как звездного неба днем. К 4-й книге повторение этой и т.п. мудрости, впрочем, несколько размывает эффект.

Психология прочих дана слабей и они пофункциональнее, но убедительно и ярко. Папа крут и умен, мама знает место свое и культурно продвинута, Юлька зараза и подруга, домовой только что не Нафаня, Павла Никитична словно еще в гимнастерке. Воронецкая — драматический персонаж в комедии положений, где подобных ей отстреливают. И т.п. и т.д.

Нечисть и нелюдь — интересно, колоритно, разнообразно. Местами хочется произнести «здесь русский дух и Васнецовым пахнет», однако традицией Васильев не ограничился. От ковена Марфы Пратчетт в гробу бы перевернулся, зато хозяева кладбищ оригинальная, романтичная разработка. Многое мельком и наследники Кощея, почему-то, цепляют сильнее берегинь и лезущего из пекельного царства Вия.

Полиграфия хорошая. Язык нормальный литературный.

Рекомендации: склонным к историчности и «мое место там, в темной прохладе, где светляки кружат над могучими дубами, где звезды рисуют на черном небе странные знаки, где земля готова открыть мне тайны, которые скрывала от всех веками».

Уже подмечено — следует настроиться на рубеж 1980-90х. С андерграундом и контркультурой уже всё было ясно, а письмо из Хогвартса еще не изобрели. Путь Марис с первых строк опасен и глуп. Серьезно? Ушла из дома, ища, кто у ч и л бы её волшебству? Заигралась в изгоя, рисование звезд вокруг прыщей даже на самообман не тянет. Пора бы к маме, но судьба привела ее, незащищенную настолько, что ходит с «дорогим дневником», в Borderland...

Что и как там с ним у других участников цикла, не знаю.

У Маккиллип это Оук-Хилл — пропахшая дизельным выхлопом, асфальтированная до безжизненности трущоба, скрывающая подходы к миру дубрав и магии. Камуфляж состоит из тех маркеров своей эпохи, которые, может и выигрышно смотрелись на обложках, а вживую отводили глаз обывателя надежней оберегов. Белобрысая шпана на шикарных мотоциклах, сквоты, подростки с бритвенными лезвиями на шее, то ли ремесло, то ли попрошайничество... Отчуждение. Очуждение. Отстранение. Остранение. Но — здесь играют водопроводные трубы, поет электрический ток и нечеловечески красивы лица тех, кто м о ж е т.

Ценно, но в память врезалось наведенное ощущение зыбкости, не всамделищности, вкус подделки при полной реальности и (Элейн показывала шрамы) вредоносности мира сего. С эльфами-байкерами, фразой о парнях, которые зарабатывали тем, что изображали противоборствующие банды и «Я хочу, чтобы ты сказал «да»» — чудо высокой фэнтези.

И не случайное попадание. Маска из листьев, которая на одной стороне рукоделие, а на другой смерть, то, что хозяева сами не вполне в курсе происходящего среди их декораций — по таким штрихам узнается рука истинного мастера.

И чего с «Мастером загадок» не так?...

Автора файлов Дрездена по «Воздушной гавани» не узнать. Объем, неспешность... Видна, правда, склонность к броской фразе («Будь традиции легко объяснимы, они назывались бы правилами»), эмоционально заряженным моментам. И недруг внизу вроде знаком, однако, для Батчера действие идет медленно и многовато сочиненного по шаблону.

Среди персонажей — человек долга, великий капер Гримм, изгнан из военных интригами, харизма в комплекте. Сильная (поворочай мясо в чанерии) девушка Бриджит, желание служить в вардии копьеарха и восстановить статус своего дома — в пакете. Сумасшедший (обосновано) маг и его ученица Чудачка, что никогда не разговаривает с марионетками. Кот Роуль, боец, пижон и дипломат, слава своего клана. Гвен из Ланкастеров ничуть не дипломат, но хороша как механик; ее вечно несытый и благородный брат Бенедикт; офицеры, монахи, бандиты, юристы, боерожденные... Мужественный майор десанта, которому не по нутру зловещая эфирреалистика и манеры Сикораксы, но приказы! Приходится терпеть и соответствовать.

Мир «эфира и пепла» с титула обложки — мир левитирующих на силе кристаллов (чего ж еще) лоханок, вроде продвинутых пароходофрегатов: палуба, мачты, кабели, орудийные турели, воздушные паруса, эфирные сети, каюты, силовое поле. Летают на них, хорошо пристегнувшись, меж торчащих вверх на мили колоннами каменных островов-«копий», все прочее в туманном мареве, полном падких до человеческой крови монстров, таинственного зла и, похоже, лесов. А в хабах, вырытых внутри копий, можно жить: торговля, ремесла, война, пророчества, электрочайники, дуэли, утренние пробежки, зверодавы, гильдии и несоблюдение противопожарных правил.

Ассоциации: задумка это Бэнкрофт плюс Вудинг, исполнение Владимир Корн плюс Калугин. Вроде ничего, но кот любит мёд (собачник автор, собачник). Сжирающий на глазах сталь туманный реагент не действует на медь, дерево и ткань. Схватки с пальбой из перчаток тормозятся описаниями. Что-то по сюжету и команде вяло формируется к странице 300, а потом новые лица и силы. И на странице 796 все только начинается — финала нет.

Полиграфия в норме, поясняющие схемы на форзаце. Перевод читаем, но мелькает нечто вроде «высокий коренастый» и есть подозрение, что «раскачка» это тангаж, а «крен» вираж.

Рекомендации: строго возлюбившим Сандерсона, по рецептам которого выстроена «Воздушная гавань».

Бодрая новелла, хорошо известная на Западе, но и там вытесненная из фокуса читательского внимания. Причиной полагаю полное равнодушие автора к техническим деталям: продовольствие шесть веков забирают со склада, звездолетчики (врачи, ремонтники и воспитатели будущих колонистов) не могут наделать себе оружия... Диссонирующе, так как в прочей тематике «корабля поколений» Уилкокс нагенерировал достаточно для оценки, что стало магистральными, что ушло в тень.

Забвение цели, ненависть к прошлому, тирания, возможность лететь быстрее — остались. Безбилетники в космосе? Смешно было еще Стругацким, однако последний случай — в «Красном Марсе» К.С. Робинсона. Одичание здесь мягковато, соблюдается условие: вся непрерывная смена поколений ради того, чтобы в рубке управления пусто не было. Соответственно, из следующих разработчиков вряд ли кто считал колебания численности популяции проблемой. Редкость и твердое целеполагание — летят не в незнамо куда, а столбить Робинелло за Америкой, следом будут еще поселенцы. Что оправдывает на первый взгляд необоснованную затею поддерживать на борту американские традиции.

Неожиданно вкусен оказался корабельный хранитель этих самых традиций Гримстоун, как Поток-богатырь, восстающий из анабиозной камеры раз в сто лет, чтобы... Чтобы что? Пересказывать Геттисбергскую речь Линкольна? А револьвер едва не силком всучил организатор перелета, ага.

Доктор, романтик, почти джентльмен-неудачник, по ходу вояжа раскрыт как жесткий, боеспособный и, пусть временами сентиментальный и падкий на женщин, человек долга. Но с такими особыми планами и талантами, что лучше описать его как хитрого хрена. Тип вэнсоновского Кугеля, если не воплощение самого Дяди Сэма... В общем, хайнлайновскому Лазарусу Лонгу даст фору и все равно обойдет на финише.

Еще раз спасибо за перевод.

Детектив. Фэнтезийный, легкий, немного дамский. Знакомство с «Император-гоблин» не обязательно, части цикла почти автономны. От прочих следователей-некромантов (или просто видящих мертвых), версию Монетт отличает продуманность, обмирщенность и умиротворенность.

Считывание предсмертного неприятная и тяжелая способность, вроде разглядывания сделанных на бегу роликов или чтения размытых каракулей. Именно так прозаично — хотя центральный персонаж по чину жрец (без бенефиция, да с беспокоящими иерархов Амало связями), оккультизм, хоррор и мистика в романе на нуле. Насчет загробной жизни, проклятий, кладов, знамений пусто. В этой империи верь как хочешь, следуй правилам, в северной провинции рискованным, дела нет. Ухоженный парк полон жутких призраков — на закате не задерживаемся и всё. Закон чтит «права мертвых», функции Свидетеля, кроме обрядов и охоты на упырей, включают нечто вроде экстремального нотариата, но, пока не идут жалобы (пойдут), это приватные дела. Полиции важнее, по какому обряду упокоить выловленную из канала, а серийного убийцу можете сами искать. Вот и занимается добросовестный бедолага Келехар сразу двумя-тремя расследованиями, без Ватсона и гонорара.

Мир: ассоциации с отечественным, «Пересмешником», Ехо, немного Сонхи. Аристократы с серьгами, светлые эльфы, темные гоблины. Трамваи, квартал авиаторов, сюртук не того цвета, шлюхи, пажи, секретари, караваны с галантереей, брюшной тиф, флаги на пансионах, городские картографы, детский хор, ломбарды, производственные аварии, лопаты могильщиков. Налоги, регистрация, повинности, войска — нет, не слышал. Бедность, богатство, амбиции, нестяжательство, краденые платья, брачный криминал, кормление уличных кошек сардинами, суп, чай, чай, чай...

И «Алая опера». После анк-морпоркского позорища заглянуть туда, где знают, что такое смена репертуара, за что ценят вокал и зачем режиссеру потайная дверь в ложу, просто приятно.

Повестка западная присутствует, в лице ГГ, бывшего партнером бородатого, плюс одной шантажируемой. Без подробностей.

Экшен есть и событий немало, однако текст воспринимается как неспешный. Много ходьбы и топографии, тщательно отделанных портретов проходных персонажей, одежд, интерьеров и прочих вставок, сильно разбавляющих динамику. Остраняющие этикетные формулы — о себе в третьем лице, — тормозят любой диалог. Но атмосферно.

Полиграфия хорошая, перевод гладкий.

Рекомендации: умеренное развлечение. Вроде осеннего отпуска.

В порядке справки.

«На войне как на войне» Курочкина — литературное произведение о том, что обеспечило Победу, о том, что должно было бы быть с точки зрения офицера.

Если богомоловским «В августе сорок четвертого» показана работающая Система, у Курочкина почти всё зависит от людей. Людей замечательных: обстреляны, грамотны, инициативны. Экипаж сам проведет инструктаж десанта, погонит водителя за новой тягой. Признаться в страхе не опасно. Штаб тут же сорганизует мероприятия по гранате, политработник поддерживает отбраковку потенциально опасного. Если что, можно и «мотор прогреть» без последствий, ради ППЖ ни у кого нет права не пускать воинов в хату. В бой идут сытые, отдохнувшие, погода хорошая.

«Самоходка номер 120» Колесова — литературное произведение о том, почему самоходки звали братскими могилами. С точка зрения еле выжившего солдата: голод, холод, въевшийся в кости ужас, смертная усталость, дождь, грязь. Обида на тыловых мордатых, на конструктора, прикрывшего бензобак противоосколочными миллиметрами, устроившего лючки, через которые не успеть засечь того, с фаустпатроном. Командир смотрит в перископ, экипаж вертит головами над бортом без крыши.

Так вот, правильное применение, в соответствии с назначением и толщиной брони самоходной артиллерийской установки — у Курочкина. У него позади танков идут, со своей пехотой. Поддержка САУ огневая им, а не штурмовые танки без башни. Один против «Тигров», как Малешкин — да, это Звезда.

А как было «на самом деле»? По-всякому, по-разному. И так, и сяк. См. интервью в «Самоходчиках» Драбкина.

Именно то, что на обложке и ни граммом тяжелее, ни на скрупул толковей.

Кептэн Америка верхом на лимузине «Гидры» ныряет с берлинской набережной, президент США лезет со своим мнением насчет мартини, Тор призывает молот, Алая Ведьма ворожит, Железный Чел вламывается в «Черную Комнату» АНБ, Ртуть бежит, Штрукер применяет Коготь Сатаны, но разряд запускает сердце героя и... И... и МОДОК тоже здесь, и Щ.И.Т. И Дормаму. Лишь «Мстители, общий сбор!» ждать почти до финала, т.к. Альтрон перекрыл каналы связи.

Развязка с раскрытием причины, по которой враги могучие и ужасные намерены — срочно! Независимо! — истребить большую часть населения для спасения оставшихся, огорчительно простовата. Не соответствует нагнетаемой с начала атмосфере. А еще, как правильно уже пожаловались, полно отсылок, далеко не прозрачных, требующих фанатских познаний — параллельная Земля даже в фильмы не попала.Что там делал Соколиный Глаз, кого морочить Черной Вдове?

Однако, Абнетт — профи масштаба Алана Дина Фостера или Зана. 2..3 романа в год, больше 20 лет. Не новичок он и в мире комиксов. Благодаря фарсовому по-муркоковски «Триумфу» и суровому «Попутчику» известно, что он хорош и сам по себе, а по поздним вещам, что не исписался. Так в чем дело?

Есть намек — беседа Высшего Эволюционера с транквилизированным (чтоб не зеленел) Беннером. Конечно, это диалог двух ученых, интеллектуалов. И впрыснуть беллетризации чуток реального — нормально, даже в «Лапах» есть чудный пассаж насчет множественных умов и современного психиатра.

Но рассуждения насчет точности перевода «Бхагавадгиты» атомщиком Оппенгеймером и мутаций Халка выглядят лишней интерлюдией, ничего не значат для интриги, снижают темп. Еще чуть-чуть и стало б водянисто.

Предположу, причина впечатления посредственности в материале. Таланту Абнетта тесно в заданной рамке «Мстителей». Тhe Scribe awards, в т.ч. за книжки по Marvel, получат другие — не обидно. Абнетту и Warhammer позволяет, что хочется. «Двуглавый орел» — вот что он может вылепить, если клише не обязательно, а персонажи могут развиваться и рассказывать угодные ему истории.

Почти технофэнтези или чересчур мягкая НФ: плазменные трассы и пронация, межзвездные перелеты и сверхспособности. Строго для взрослых (прочие вряд ли поймут).

Ассоциации с лучшим: Дик с кунфу, Херберт без империй, Громыко с жертвоприношениями, философствующий Мартин.

Порог вхождения высок. Со многим нужно согласиться и принять по умолчанию. Например, что спортивная и всё насчет себя решившая дама 33 лет тайно страдает из-за тайной (никакой повестки) любви — и свернутого в конверт письма. Что сто веков звездолетостроения подчинены кровавым алтарям насекомьего бога и каллиграфии осадочной породой. Что мысленной проекции в конце пути нужна запрещенная субстанция.

Но хлебать сей наваристый супчик из парадоксов ксенологии, политической психологии и мицелиальных технологий, хотя в нем столько непроизносимых умляутов и психотронной силы оссеанских очей — стоит.

События идут линейно, с парой-другой флэшбеков. Каждая главка — смена точки зрения. А прожженный манагер и еретичная изгнанница с Оссе смотрят по-разному на всё. Переходы контрастны. От почти вархаммеровски пафосного собора к линии магазинчика мистических тайн, как Громыко написанной. Уместная в комиксах DC или китайском уся погоня с левитацией и резьбой по трупу. И статичная и звенящая скрытым напряжением линия профессор Хильдебрандт-Лукас.

И всё многослойно и амбиалентно.

История, вроде как про отчаянную борьбу одиночки с медленным подчинением Земли инопланетным изуверам, может быть воспринята и иначе — как грустный рассказ про спесь везунчика, мешающего клиру Аккутликса уберечься от древнего зла. Или это почасовая (романтический вечер в чайной со всех сторон) хроника тайной доставки на Землю меняющего реальность менталиста. И сюжет еще может развернуться в любую сторону, так как вместо финала внезапный поворот, об участниках которого до этого упоминалось вскользь.

Изложение: автор из рассказывающих, а не показывающих. Диалоги, разговоры с самим собой, нюансы отношений и вербально о невербальном — во всех оттенках, мир — если не интерьер и не жанровая сценка, то картинка не в фокусе, чисто для заднего фона. Интеллектуальной фантастикой в духе «Анафема» или «Аччелерандо» назвать язык не повернется. Есть хорошие детали (мнение умирающего о виртуальности в том числе), но хотелось бы уверенности: Кадлечкова знает, что сказала берущими дензнаки чужих цивилизаций такси и ждущей обжуливания официанткой кафе на Деймосе.

А еще, по благодарностям, писалось одиннадцать лет и это ощутимо. Отличия звонка по браслету от видеосвязи даже трогательны, но порой хочется спросить, а где биометрия, бесконтактная оплата и т.п. и т.д.

Фундамент «Янтарных глаз» и главное удовольствие — манипуляции и самообман. Охотников за малое получить многое, тянуть за ниточки и жать на кнопки, уйма. Кабинетная корпоративная интрига, моральное давление инквизиции, наглый радиообман, грубая непререкаемость психократа, ханжеские ссылки на догмы, резистентность, сертификационный отсев, родительское программирование, отравление, заморочки иерархов, напор СМИ, сказочная мистика трёигры, развод верующих на деньги, банальные (но ой как работающие на мужиках) очаровашки... Вот только тут те, кто дергает струну, не те, кто слышит музыку, а те не из тех, кто вовремя опознает ноты. Анализ подоплеки тренерских уговоров — почти Бене Гессери Херберта или харитоновский «Золотой ключ». Восприятие человечества как не думающей и не осознающей остроту жизни — тоже как оттуда.

Чехо(словацкой) специфики не ощутил. Юмора около нуля. К переводу без претензий за пару огрехов, полиграфия в норме для серии.

Рекомендации: любителям отдохнуть культурно и пристойно.

Сначала плохо всё.

Центральный персонаж, Манфред — картон (парадокс: разговоры, вкусы и половая жизнь делают его более плоским, чем типаж НФ-гениев из первой половины ХХ), а фамилия Масх заставляет задуматься о культе бизнесменов в 1990-х. Остальные.. оказывается, можно сделать киберпанк в котором уважение вызывают лишь игрушечная кошка и шариатский судья.

Диссонансы смысла. Вот, концепция «Аччелерандо» базируется на идее ничем не ограниченного роста и прогресса. А сюжет — на полной стабильности.

Омолодители, теоретическое бессмертие. Серая слизь, ядерные войны, биоинженерия. Разумы окружают себя мыслящим эфиром. Материал планет переделывают в вычислительную среду. Биосфера вымирает вместе с банками, корпорации становятся личностями... это только первые 50 лет сингулярности. И всё это время мать судится с отцом и дочкой. Непрерывный нудеж про право, права, адвокатов, юрисдикцию, приставов, иски да банкротства — третью фракцию от социальных условностей и методов производства.

Что весело перекликается с названием книжки — accelerando суть музыкальный термин для темпа, а ускоряющийся темп бывает и у полной лажи.

Конечно, следовало б учесть время написания, инерцию фантазий зари Интернета. Но уж очень много заявлений без содержания. Например, чудный ребенок, в три года набитый мамой имплантами, к 8 в совершенстве знает 9 языков... А что это значит — в 8 лет «знать язык», на котором не говоришь? Далее, ее отправляют осваивать окрестности Юпитера нанопринтером. Забудем, что Эмбер из «золотой молодежи», но только что был показан дефолт «расширившего возможности» после кражи умных очков — а тут у зашедшей куда дальше забирают всю Сеть. И даже Лукьяненко, пока британец творил «Аччелерандо», задумывался, что «железо» бывает разных поколений, преимущество которых быстро обнуляется... Кстати, ЖЖ Стросса удален.

Экономику автор полагает алгоритмом распределения ресурсов. Упоминает проблему сброса тепла от вычислений — но, похоже, преобразования материи у него имеют КПД 200%. Нарисовать, значит, сделать, виртуальный револьвер уничтожит вирус и т.п. и т.д. Вопросы источника всеобщего всеведения и качества информации игнорируются. Куда делась власть, мафия, лидеры, только что остановившие конфликт Индия vs Пакистан спутниками? Кто обеспечил загрузку миллиардов клерков, батраков, шахтеров, врачей и рыбаков без работы? И куда деться от родовой травмы жанра, к первым работам Гибсона восходящей: тот, кто может всё, реконструирует тухлую забегаловку ХХ века, станет косплеить нравившееся автору кино, слушать его музыку.

О плохом сказано достаточно.

Хорошо, что с 291 стр. начинается умеренно любопытная НФ. В которой Контакт и проблемы эффективности таковы, что ясно: сам Стросс на треп постгуманистов не купился и считает, что экспонента однажды загнется, скорее всего, глубоко, а выжившим придется иметь дело с одичавшим разумным инструментом. К финалу автор расписался и отмахивается от упреков первых частей чужими галактиками, постоянной Планка, роутерами, боевыми привычками детей Красной площади и топологией малых миров на вполне приличном бойцовском уровне. Почему-то, конспект событий с парой ярких эпизодов ему дается лучше масштабных панорам.

Что, совместно с художественным уровнем «Прачечной» и дает надежду: возможно, «Glasshouse» будет поумнее и поядовитей.

Перевод уже отлично проанализирован до меня, полиграфия в норме.

Рекомендации: тем, кто видя фейерверк, никогда не думал о порохе.

Ночь 24 декабря 1957 года рассказчик встречает в обесточившемся над Северным морем DH.100 «Вампир». То есть, учитывая поколение техники и слой тумана, практически в гробу, который де хэвилендовская турбина еще несет к дому. Что ж, пора беречь топливо и выполнять процедуры, предусмотренные британскими ВВС. Они должны выслать сопровождающего для посадки вслепую. Должны. Должны. Вот-вот. Сволочи. Пожалуйста. Боже. И «поводырь» явился: тихо, аккуратно и отключив свои бортовые огни.

Реально хорошо и красиво.

То, как выстраиваются в голове авиатора объяснения его такого простого спасения, логично задействующие весь набор причин и следствий. Как крах каждой версии меняет парню из Кента настрой, от восторга человека Системы насчет профессионалов базы Глочестер до расслабленного вычисления источника бабла ветеранского хобби — конечно, он разыщет J.K. через Королевский аэроклуб... Похожее «Дня шакала» создало Форсайту репутацию в триллере.

С декорациями — отлично. Со стуком убрано гидравликой шасси, вечерняя Германия похожа на черно-белую карту, нейлон не греет, ностальгия на парадах «Битвы за Британию», неуют заброшенной столовой, разговоры с дежурными, цвет спасательного жилета, начавшая отмечать вышка, звуки у за стеной у сельской телефонистки, почти конрадовское равнодушие природы... Удачно и само по себе, и как насыщенный материальным контекст истории с привидением.

Рекомендации: качественный и во всех смыслах техничный рождественский рассказ.

Согласен с предыдущим отзывом. «Горячая земля» из другой эпохи, других нравов и, да, другой фантастики.

К «ближнему прицелу» же ее относить не стоит по двум причинам.

Во-первых, роман сей меньшой отпрыск навязчивой идеи утеплить отечество. Как в «Туманность Андромеды», «Мол Северный», «Изгнание владыки», «Под небом Арктики»... Хотелось писателям СССР жить и работать в субтропиках, ходить на работу в легком, белом... 23.08.1950 г. в Москве было +17, если что. А не +32, как сегодня.

А во-вторых, нет жюльверновского просветительства или, как у Казанцева/Носова, инженерного. Лекции исторической, а их тогда зачитывали даже в «Русском лесе», тоже нет, геотермальное и сверхглубокие шахты вручную недостойно ни «Тепловой шахты» Обручева, ни «Гиперболоида инженера Гарина» Толстого. Видимо, что «главное — человек, а прочее декорации», признали в «Молодой гвардии» задолго до Стругацких (автор-то бы смог. Сочинял про изобретателей, воспевал бетонщиков... Правда, до войны). Кстати, в описаниях нравов и ситуации с прорывом газов что-то прошелестело в памяти с Далекой Радуги...

Но интереснее с однозначными приметами времени.

Например, у важного стола аппаратура прямой связи со строительством в Арктике: красное дерево (!), десяток ручек и светящихся циферблатов, телеэкран загорожен шелковыми ширмочками. Освещение еще должно быть из окон, не так ли.

Еще держится в голове, что стройкам нужны не только энтузиасты: «Задержка кредитов, а значит и оборудования, грозила большими неприятностями». Еще истинно, что народ-то разный и живет в разных условиях: «сухощавые ученые-старики в старомодных длиннополых пиджаках» и «служилый люд» отличаются от «молодых инженеров»; «электрики предпочитали пиво и сосиски, а среди охладителей почему-то пользовалось особым успехом ледяное газированное молоко, которое они закусывали шоколадом».

И, вдруг, среди гимна, как правильно тут уже подметили, по сути «эффективному менеджеру,« вдруг, резко:

- Так я, по-вашему, не похож на начальника? — спросил он у девушки.

- Похожи, — улыбнулась Люда. — Садитесь в запрещенные машины, ходите в запрещенные места, среди рабочего дня с собакой в порт приезжаете [...] Ой, нет, товарищ Дружинин, да что вы! Я просто так, в шутку

«Срань Господня! — крикнул Стилс. — Он антиматерией стреляет!»

Да, Пугало — он такой, но первая-то книжка держалась на «куклах», а «Саду» предложить что-то равноценное им оказалось не по силам.

Автор честно старался усложнить происходящее за счет квантовой спутанности и реально многослойной истории о шпионах. Объективности ради — Кюнскену удалось кое-что в области ксенофантастики и разумной флоры. А шок Иеканджики от того, какой родная эскадра сконцентрировавшихся на будущей победе фанатиков Суб-Сахарского Союза была, так сказать, «на старте», в лучших традициях темпоральной фантастики.

Однако существенная часть отдана под гениальность гомо квантус, их перегревы, неспособность работать коллективом и, как настаивает автор, квантовые переживания... «Широко развел руки, делая мышцы и находящиеся внутри их магнитосомы телескопом, смотрящие в квантовое пространство», «...приливы сладких вкусов и болезненно сильные выбросы белого шума». «Мозг Кассандры бурлил вычислениями» — приедается быстро. А по спецслужбам Алекс Орлов в том же стиле выдавал подобное в любых потребных количествах.

Полиграфия в норме. Перевод одарил фразами типа: «Переворот в ее жизни не утихал, он становился лишь сильнее». «В небе висело толстое тело коричневого карлика, солнца, под которым она родилась, похожее на огромный тлеющий уголек».

Не то, чтобы это всё было совсем дурно. Но книгой года роману не стать.

Удовольствие от чтения Э.Ф.Рассела обычно интеллектуально-рассудочное, как от хорошего хода в игре. Но порой этот ход, как пробивший плотный облачный слой самолет, уводит туда, где ничто не загородит Солнце — и вот, один из самых лиричных рассказов «золотого века» НФ написан не Брэдбери. Так же поэтический дар Лема вдруг проворачивал коленвал ржавого танка его концепций и... Но сейчас не об этом.

Корни «Ниточки к сердцу»(«Пуповина» пример того, как «не то» юридически верное) тоже в интеллектуальных изысках, а именно, в опасениях 1950-х, что космонавт или подводник свихнется в своем аппарате, забудет долг перед большой Землей, станет неуправляемым... и будет плохо. Психология становилась инженерной, строились сурдокамеры, проводились эксперименты. В НФ период отражен неплохо, «Условным рефлексом», «Драконом в море», «Нэнси»... Даже в «Звездных королях» упомянут синдром «Чарли-на-хвосте».

Однако, хотя «Ниточка» безусловно выстроена вокруг темы одиночества, это более редкий подвид, «позитивная манипуляция». В ряду аналогов летописная трава емшан, «Папа и море»... «Ностальджи» Булычева.

Пусть мужик возле передатчика один, но он не брошен. За его психику ведут дорогостоящую борьбу и вот она-то — настоящий герой этой истории. Кстати, с достигнутым успехом сопряжены кое-какие проблемы.

Неважно, почему маяков 400 и насколько нужен смотритель автоматике. Что мы знаем о пространствах меж «завитков галактик» и как сквозь них мчатся крейсера-лайнеры — ныне обеспечить аэронавигацию там, где можно плыть по звездам, стоит дороже всей экспедиции Магеллана.

Важней, что смотрителей меняют и оборудование под открытым небом. Отсюда следует, что следующий получит от психологов винтовку, ибо, чтобы исходно здоровый человек не свихнулся, у него должно быть дело. Охота вполне подойдет. В таких условиях даже просто необходима:

а) На Гебридах как хотят, а непривычных вопли зацикленных на территориальном инстинкте пташек добьют быстрее тишины. Можете полюбопытствовать, как оно, у жителей подвергшихся нашествию новых падальщиков наших городов или у угодивших на Крайний Север;

б) Может дойти и до самозащиты ... и защиты. Богатый азотом чаячий помет разъедает материалы и крепче автомобильных лаков. Музей австралийских ВМФ в отчаяньи от коррозии экспонатов и непрерывной чистки дорожек завел гоняющих чаек собак. На том конце ниточки придется всё самому.

А рассказ хорош.

Ирландцы Куива Макдоннелла ходят к мессе и практикуют гаэльские виды спорта, но в 2010-е и Дублин усреднился. БМВ, неблагополучные районы, очень благополучные районы, забегаловки, евро, пинты, гольф, свитер с оленями, организованная преступность, сиротские амбиции и невнятные иммигранты с их дипломами и понятиями.

Детективная линия из не головоломных и не из социально заряженных. Относительно молодой Пол Малкроун в чисто благотворительных (обязательные часы уже отработаны) целях входит в палату хосписа, а выносят его оттуда с ножевым ранением, интересом медсестрички и единственной ниточкой к разгадке самого романтичного из похищений 1970-х. Далее — напарник из Тринити-колледжа, даркнет, бегство по крышам, человек на цепи, человек с клюшкой, трупы, невероятно живая старушка, страховка на телефон (отсутствует), цитаты старых и не очень сериалов, крутизна, тупость, гелий, тайны адвокатской беременности и зачем гарду Рэйли была нужна локация бывшей.

Настроение флоридских детективов Дорси и Хайасена, мягких вещей Уэстлейка или уилтовского Шарпа. Автора склонен к насмешливости, сквозит и общее с фильмами Гая Ричи: немного суматошно, все друг друга знают, интерьер — очень внимательно, пахнет то благородным напитком, то жареным говном. Стиль хочется обозвать «бегущим трусцой»: много куда заглянули, много кого видели, смешно, ужасно, но дыхание не сбивается. А динамика на очень приличном уровне (вспоминал «Три дня кондора»), особенно для мямлящих двухтысячных. Проработка психологии: шарж, но характерный. Финал четкий.

Перевод с матом, экспрессии не добавляющим, кстати. Зато примечания толковые: узнал, откуда пошло про «вторгнуться в Россию зимой».

Полиграфия... читаемо, но это издание совсем не в традиции «Манн, Иванов и Фербер». Ляссе живет своей жизнью, шрифт просвечивает с той стороны листа.

Рекомендации: знайте, не Таной Френч единой жив ирландский детектив.

Приставка «пост-« к апокалиптике этого Кинга введет в заблуждение: мир кошмарит уже столько лет, что страдальцы путеводители пишут. И читают, если повезет, хорошая книжка и среди руин недешево обойдется.

Ведь взбесившийся климат, распад США на микронации, корпорации и Настоящих друзей, вымирание видов и войска Российской Федерации ничто для духа предпринимательства и аферы. Синтетическая еда с ибупрофеном, космонавтика, поезда, иммуноимпланты и дешевый интернет привычны в ранее известной как Америка стране так же, как экономика гулага, супергрипп и древние шприцы под ногами. А грузить трупы можно послать сатанистов.

Проработка деталей и задействованные концепции специфичны. Корни, полагаю, в tall tales, исходно бывальщине с бухтиной, которой на фронтире потчевали новичков. Простосердечность и дикая гиперболизация ради сочного словца. Поэтому мысли насчет сушки белья и топ-менеджеров, непонимание русской роскоши, девочка, которой надо было кашлянуть — бриллианты, психология. А рядом верблюжья выносливость слабака после комы, самая вежливая армия в мире, экономика подмигиваний, энергетика пердежа, шпили церквей в воронках гидроразрыва, смертоносная люцерна, рецепт сыра и Конфедерация, о которых без спойлера от стыда нельзя. Порой хотелось начать: «М-р Кинг! Бункер без своего генератора яма..», но — не любо, не слушай.

Чтобы отделаться разом от поиска прочих источников сего балагана (далее FKA): «Путеводитель по галактике для путешествующих автостопом» и «Удивительный волшебник из страны Оз».

Лаймен Фрэнк Баум — вплоть до цитат, например, насчет занавески. Компания, собравшаяся вокруг Траки Уоллеса: железный человек ищет «сердце», соломенный мудрец может работать пугалом. Из 50-летнего козла Трусливый лев — самое то, Но оператор аварийного останова установки химсинтеза (чего его зовут рабочим?) не фермерская дочка. Никак. И даже отнюдь.

Дуглас Адамс... В FKA тоже тесно от событий, остроумных примечаний, доказательств абсурдности бытия, презрения к большим людям и необязательных историй случайных прохожих. Только американец британца демократичнее, не фанат масскульта и выдает массу отсылок к стереотипам (техасское ополчение обязательно с длинноствольными? «Напечатай и беги» управлять бледному?), от которых, похоже, в Штатах получают больше кайфа.

Сюжет, про доставку экстремально важной и секретной информации вопреки зомбирующей программе, увлекателен умеренно: 2-3 подводных течения, интерлюдии, флэшбеки, толика взросления, развязка с серебряным ножиком и классический уход в небо хэппи-энда. Любопытнее с мироощущением.

Автор скептичен к традиционным фетишам. Очень. Пинаются тест Тьюринга и проверка на эмпатию «Блейдраннера» (возможно, через «Фоллаут»). Пластическая хирургия и борьба за права. Значки копирайта и «ТМ», густо усеявшие FKA — кривая усмешка в адрес привычки Гибсона и Стивена Кинга придавать стереоскопическую достоверность популярными в 1970-м песенками, любимыми товарами, кино и т.п. В разговорах Барнаби и Приложениях просвечивает Америка историков, аналитиков, интеллектуалов. Которым не жить на 200-м этаже в золоте, как попсовикам.

Когда же дело доходит до великой любви — реально великой и всепобеждающей, — в сочинителе словно просыпается якобинец. Или китайский моралист. Это при том, что, хотя тема секс-андроидов Дакоты и раскрыта со стороны жертв, общее положение с этикой FKA напоминает «Гравити Фоллз» ( деньги и богатство это хорошо, богатые кексы воплощенное зло, власть — младенец с мегапушкой, у мошенника золотое сердце и т.п.).

Продолжение возможно, но не требуется.

К полиграфии и переводу без претензий.

Рекомендации: скорее «да», чем «нет».

Сама «проблема единства» это то, во что упрется исследователь хоть кристаллической структуры, хоть тоталитаризма, задумавшись об общем принципе (законе, правиле, алгоритме), по которому элементы и множества объявляются и воспринимаются одним — насколько-то одним. Книга же о том, как выглядят эти муки с треножника филфака МГУ, плюс наброски программы исследования.

Стиль, язык, подбор опорных цитат, логика — выше среднего научпопа «Альпины» и АиФ. Хлестко, экзотично, воздушно.

Ассоциации: краткое введение в специальность от звезды аудиторий со списком литературы на 618 пунктов, высокоуважаемые ученые Де Кампа, Вэнса, Лема и интеллектуалы в изображении Ираклия Андронникова.

Контент: Слотердайк, Плотин, Степин, Монтегю, Гиренк, Касториадис, Розов (по «эстафетам поколений» одобрительно) и др.; барионная симметрия; «изначальный замысел философии — охватить всё»; остенсивные определения; «мандарины духа вдруг натолкнулись»; иллирион; различение классики и неклассики; Пух слышит «Никого»; редакция фантастики АСТ издает труды философов; Витгенштейн отвечает свистом; на диаграмме точки А, Р и Е; наращивание порядков рефлексии и «странно было бы начинать главу, посвященную непрямой рефлексии, со слова «Конечно»».

Пересказ этих разделов не требуется. Книжка оказалась гулко резонансной и она отменно реферирована профессионалами. Впечатлила «Онтология «ненасамомделе»» Е. В. Логинова, хирургической красоты иссечение дефектов (невалидность, неточность, неавторитетность источников) «Проблемы». Но раздел о фантастике даже он счел удачным.

Заслужено.

Относясь к представлениям фантастиковедов о философии скептически, Кузнецов воспринимает фантастику как культурную форму, допущенную к рассмотрению некласической философией и давшую великолепные эвристические возможности. Проблем философского осмысления данного конгломерата разнородных явлений столько, что можно сгруппировать следующим образом.

Онтологические: бытийный статус продуктов воображения, странные внутренние ограничения (которые определяются не только спецификой языка или последовательностью дискурсивной развертки) при вроде как абсолютной свободе творца.

Гносеологические: предельный опыт познания, экзотические познавательные ситуации, анализ предметностей сознания, уникальные средства рассеивания иллюзий.

Фантастическое моделирование: возможность максимально гибкого мышления и неординарных способов постижения мира; проблемы коммуникации и понимания. Аксиология: выражение и осмысление идеалов, освоение будущего, переосмысление прошлого. Фантастика почти незаменима в демонстрации принципиальной условности всех форм человеческих взаимоотношений и особо ценно, что то, что она позволяет, подчеркнуто искусственно.

Дискурсивный аспект: средства воплощения и восприятия. Каковы предпосылки существования произведений как фантатических, т.е., не принимаемых за наглую ложь или попытку рассказать о реальной действительности. Выражение минимально модифицированным или надстроенным языком того, что превосходит такое средство (конструкты, понятия, концепты) при балансе привычного и необычного (недоступно авангардным формальным экспериментам типа беспредметного искусства). Т.е., «особый горизонт ожидания в пространстве отсутствия оппозиции истина / ложь», оно же «создает новые очевидности спомощью самораспаковывающегося кода и своего читателя, обладающего вкусом к таким перекодированиям и другим подобным интеллектуальным процедурам».

Фантастика провоцирует построение неожиданных концепций в других науках (перечисление) и не только науках. А так же введение фантастического в философский контекст, в т.ч., прямое («Обмен разумов» — Кралечкин, Ушаков, Свирский).

Интересно также, само по себе, с литературной стороны, предисловие К. Свасьяна.

Полиграфия: ничего, заметил пару опечаток.

Рекомендации: для наружного использования.

Серо и нудно, даже для цикла о сверхумных малышах (и одной девочке). Тем не менее, именно здесь проросли два прелестных цветка:

- первый суть то, как О.С.Кард изворачивается, пытаясь совместить догму о чистой биотелепатической цивилизации жукеров с картиной их же ковчега поколений, в потрохах которого при мертвом экипаже все ездит, вращается и просто работает от термоядерного реактора;

— второй это мнение великана «Боба» о том, насколько полезны в реальности боевые навыки из симулятора по минуте в день с одним противником твоих габаритов. Почти похоже на попытку искупить грех «Игры Эндера».

История становления пополам с причинами краха Страны Неизвестных отцов, хотя местами сваливается в стилистику сериалов НТВ, читается легко и быстро. Нормальный такой фанфик: куртка из упыря, кличка через радиационные ожоги. Прокурорша. Кабаре, краденые идеи, броня и секира нации жиреет, Фанк с Тапой на конспиративной квартире... «Вообще, это не так глупо. Вернее, не было бы глупо при другом руководстве»; « оставались приличные платья и манеры и она приглашала разных девочек будто бы в гости; «огласка невозможна в принципе, сейчас не мрачные имперские времена»...«ум и благо отечества всегда срабатывает».

Но подобное следует оценивать через исходник: как интерпретировано.

С этой точки зрения не фонтан. Совмещение метрополии со столицей — прямое противоречие. Саракш утраченных времен у Резановой почти Гиганда: одна рация на гарнизон, текст-процессор, еле сеть протянули — хотя Мак за Голубой Змеей видел тягачи на ядерном ходу, электронный мозг, трансляцию из пустыни.

Восстание не убедило. Наследник и монархисты, слуги, банды... Единство возможно только как Гая с хонтийцем. Упоминание «всего двух дивизий» в исходнике тоже не сочетается. И отмена гуманитарных в школе как вершина оболванивания... Несерьезно, ни для пропаганды, ни для качества кадров.

В целом же похвалю. Рождение криптократии через потребность в пассионарности и идеализм не очевидное решение. Роль излучения для защиты — отменно! Тестовые вечеринки — грамотно. Биографии Рады и Нолы внушают доверие, ничему не противоречит. Проект «Золото» настолько хорош своей идиотской логичностью, что хотелось бы больше развенчания энтузиазма в промышленности. Шпильки насчет безверия и бездуховности — зачет, скачок от студенческого к кровнородственным и объяснение боевых талантов Странника... в пределах нормы.

Уклон в сторону криминалитета и связей с властью чрезмерен. Но имеет железобетонную опору на текст Стругацких (в котором уголовное чаще озерных грибов). И даже с ним вышло интереснее аллюзий на (пост)советское детство «Соли Саракша».

Польская трагедия сопротивления тирании ИИ в мире нанотехнологий.

Только Харпад, типичный одинокий волк и почти разведенный отец умной крохи, может вызнать у нейросети («g.A.I.a») сколько баллов гражданину осталось до устранения ради общего блага... Или когда им займется служба провокаций. Такой талант вызывает интерес не публичных персон и те начинают искать рычаги управления.

Дальнейшие страдания и интриги внутри замусоренной, зажравшейся и завравшейся псевдо-Варшавы драматичны по смыслу и оформлению, но мало увлекательны.

Роман долго качало меж конспирологическим боевичком (машины с тонированными стеклами, контрафакт, дорожные подставы, заложница, выборы) и вторичной (аниме «Psycho-Pass», фильм «Особое мнение») антиутопией на модный мотив социального рейтинга. Оно бы и ничего — виртуальность как из «Торговца индульгенциями» Силверберга, проработка между Лукьяненко и Зинделлом, есть момента четыре почти лемовской изобретательности и логичности. Вяло было лишь до телешоу кандидатов, на котором все стало достаточно серьезно.

Но «Чётки» набирали обороты, набирали — и свалились в сюрреалистический мульт о зомбированных и дурной бесконечности.

Жирный минус — за финал, закольцованность ученический прием. А еще матчасть подгуляла: Косик пишет хорошо, но выходит за пределы компетентности. Нет места для ливневых облаков и синего неба в трубке 13 с небольшим км. Нано в крови откроет дверь как пульт? так в пульте батарейки и излучатель. А андерграундные 300 млн? Кофе? Сборочные конвейеры? Ха. Словно не было кучи НФ про замкнутые пространства, системы жизнеобеспечения, жизнь на стенке центрифуги описывал еще Хайнлайн, почему без движков никак — Нивен. А уж как персонажи начнут умничать... есть внутрисюжетное объяснение, но не радует.

Полиграфия в норме. Перевод читаем, но не понравился. «Каменицы», ощутимо отсутствие полонистики (зачем примечанием объяснять, что кварк — элементарная частица?), борцы готовятся к боксу, автомобильные марки как имена людей...

Рекомендации: если перечитать совсем нечего.

Интерпретирую концепцию этой книги как «сокровенное в смеси со всем, что кому-то показалось фантастичным». В статьях разного качества и глубины, на одну — шесть страничек: манускрипт Войнича, анекдот про Рональда Рейгана, справка о Мёбиусе, откровения сочинителя гей-фанфика, музыка, тренажер ВС США, Blame!, «Король в желтом», черновик «Темной башни» Льюиса, аспекты безумия Ф.Дика, впечатления от документалки про «как Ходоровски не снял «Дюну»»...

Пестро — очень. И много из, хммм, жизни с иными приоритетами. Допустим, убитого полицией Дюма жаль, но андерграунд США прошлого века как-то ни к чему сейчас. Чтобы не писал Гибсон про улицу и как бы Ширли не благодарил спасших от суицида, легендарная разнузданность Экер — фиолетово. По интервью Фаулер, она звезда исторической фэнтези. Хьювелт аналогично, как не объясняй, насколько всё голландски, его «Сглаз» не лонгселлер. Из рассуждений Гроссмана не понять, что у Бейнс постер, а Толкин-мл. под родной обложкой. По архитектурным утопиям есть вещи поинтереснее и толковей.

Тем не менее, «Потерянные сигналы» хороши (особенно в литературной части, по 87 страницу) как раз тем, что бытование фантастики тут полнокровней, чем по монографиям, спискам премий, наблюдениям Лема и ремаркам Дозуа.

Дела были всякие и, с реакцией, шли на разных уровнях. Обвинения матери Кеплера, тяжба за «Звездный крейсер «Галактика», истоки «душевности» Лукаса и «Звезды смерти». Ник Маматас поведал, как Харлан Эллисон с 1972 г. и почти до смерти обещал вот-вот издать антологию рассказа типа «Новых опасных видений». Сам Прист боролся с этой аферой.

Но настоящее сокровище «Потерянных сигналов» — «Этот мужской, мужской, мужской апокалипсис» Грейди Хендрикс.

Эталонное, по совмещению фактов, эмоций и цифр, эссе о постапокалиптическом ружейном порно в США и на их заморских базах. Феминистично, зато технично: похоже, только слияние издательств в 2014 г. остановило выходившую лет 28 «Долину смерти» из 125 томов. Алгоритм и героя для приключений в сей песочнице нащупал Ахерн (его суммарные тиражи 3,5 млн), в начале 80-х... Теперь на некоторые жанровые вещи буду смотреть иначе.

Не пропустите и укрытую в разделе «Мода» работу «Текстильное искусство это тоже миростроение» Джаннет Инг. Она отвергает господствующее отношение к рукоделию как вздорное и контристоричное. Согласен. Да, богатство на спинах овец, да, чтобы на турнире развевалось знамя, его кто-то вышивал. Руками (но понятно, не просто так ушел из черновика «Властелина колец» швейный эпизод).

Полиграфия исключительная. Красочная и уместная графика, подбор иллюстраций как бы и не получше «Книги чудес». С задачей перевода справились.

Еще не конец, хотя всё больше деталей и последствий заявленного еще в первой книжке подрыва солнца.

«Демон в белом» вновь стартует с середины этапа жизни неубиваемого Марло. Дела творятся, на этот раз, в высших сферах — аудиенции, триумф, личный линкор, всеимперский архив — и цикл плавно уходит от заимствований из «Дюны». Такая императорская семья немыслима и в Вархаммере (пасхалка Эшблесс — Пауэрс намекает, что вкусы автора шире).

Появляются политика и военная логистика, разница меж рыцарем и принцем и откуда росли длинные руки — понятно. Валка уясняет, что ее фокусы не на профи, съельсины находят союзников и заняты пропагандой, а Марло встречает старого друга, ругает (по делу) сквайра и диванных аналитиков, дает, спасибо интусу, отпор проискам Капеллы, творит квантовые чудеса, получает пощечины, вознаграждает подчиненных и здорово влипает в мессианство... И в планы очередного князя из тьмы.

Впрочем, до каких мистических небес Марло бы не поднимался (до будущего города Тихих), в какие глубины прошлого (до последнего президента США) не опускался б, какие водовороты интриг (бомбы, балы, невеста, минобороны) его бы не затягивали — все равно случится резня рукопашная. Несмотря на нотки здравого смысла, вроде несущей способности перекрытий и аварийного сброса аниматерии — гигантские лапы на циклопической стене. А он их мечом, мечом! И афоризмом.

Отклонений в переводе и полиграфии не заметил.

Как развитие цикла — вполне.

С традиционными сказками, лишь копни, всё непросто. У этой исландской два, если не больше, разных корня.

Итак: «В прежние времена была на свете Школа Чернокнижия. Обучали там колдовству и всяким древним наукам. Находилась эта школа в прочном подземном доме, поэтому окон там не было и всегда царил мрак».

Привычка учить науки и заклинания в темном доме жила на совсем другом острове.

«Филиды получали образование в специальных школах, продолжавших, вероятно, в какой-то мере традицию школ друидов, о которых писал Цезарь (Ве1. Gal. VI, 14). Некоторое представление о процессе обучения можно составить по поздним (XV в.) источникам. Обучение в такой школе длилось 12 лет. Учебный год длился с 1 ноября (Samain) по 1 мая (Beltene). Утром учитель вводил учеников в низкое здание с наглухо закрытыми окнами. После объяснения нового правила учитель давал задание, которое проверял вечером. Все это время ученики должны были находиться в темноте. Никаких записей не допускалось. Указания на подобную процедуру, но не учения, а работы, есть в более ранних памятниках. Так, например, рассказывается, что король Кормак мак Арт, для того чтобы подготовить закон, удалялся в темное помещение. Видимо, привычка сочинять в темноте становилась профессиональной условностью». Подробнее у В. П. Калыгина, в «Функции филидов и жанры древнеирландской поэзии» или «Кельтах анфас и профиль» Мурадовой.

Однако, в сказке сразу прямо противоположное: «Учителей в Школе Чернокнижия тоже не было, а все науки изучались по книгам, написанным огненными буквами, и читать их можно было только в темноте. Учение длилось от трех до семи лет, и за это время ученики ни разу не поднимались на землю и не видели дневного света».

3- 7 лет? Похоже, так кому-то вспомнились бурсацкие quadrivium и trivium, но остальное, включая книги, писаные особыми буквами, уж точно местная специфика. Ведь в «Исландии колдун — часто священник, пастор, возможно, епископ». Почему? На Фантлабе есть даже развеселый (с иллюстрациями!) разбор процитированной статьи «Традиционные исландские сказки о колдунах: опыт прочтения» Сафрон Е. А., в авторской колонке belash... В любом случае, какой же пастор-епископ без Книги. Да и хоть сказка про школу, но учиться удаленным от университетов самостоятельно, как Ёсицуне, по дорогим книжкам приходится. Есть и об этом сказка, там Готтскальк (епископ Холара 1497-1520 г.г.), записав золотыми рунами на красном пергаменте то, что никогда не открывал ученикам, унес «Raudhskinni» с собой в могилу. Само собой, нашелся энтузиаст, который... Понятно, не та часть исландского наследия, которой вдохновлялся Толкин, но и в английских шахматах «бишоп» фигура убойной силы.

Возвращаясь к теме данного отзыва: как и почему могли встретиться настолько разные и, прямо скажем, враждебные по отношению к образованию, традиции? А самым, что ни на есть, естественным образом. По результатам генетического обследования, в 2018 г. был получен такой результат: по материнской линии современные исландцы получили 62% сходства с прибрежьем Шотландии, Ирландии, севера Англии, а по отцовской с норвежцами и шведами на 75%. Для скелетов ранних поселенцев гэльская компонента и вовсе поровну со скандинавской.

Викингам, сагам, висам и жестоким епископам слышанное от мам в жизни не затереть.

В финале «Ревущей тьмы» наш (возможно наш) Марло, вопреки людоедам-гигантам, расстрельной статье, морю разума и СОП-зомби вновь жив, почти цел и обласкан судьбой, военными и своей ведьмой. А в начале положение хуже губернаторского — приказано влиться в нормальный крестовый поход, а ведь, после набитой упомянутыми вскользь событиями дюжины закадровых лет (отсчитавших 50 прошу на стр. 12 печатного издания), только что найден путь, зацепка к посреднику в переговорах с губящими миры людей съельсинами. Ни схоласты, ни гладиаторы не готовили Марло к тому, чем окажутся эти путь, посредник, переговоры и кто подсунул зацепочку — тина инопланетных омутов в курсе, он нет.

Повествование от вторичной космооперы «Империи тишины» резко сдвинулось к жанрам, для которых казни Капеллы забава, а флакон крови круче денег. Станция «Март» — нуарный киберпанк, попытка жертвоприношения — хоррор. Парадигма князя ледяного замка — интересуетесь Контактом? Злой пародией на «Гиперион» Симмонса?

Развитие заложенного ранее безусловно и логично настолько, что, в соответствии с названием тома, Марло хоть реви в темноте: герой древности не такой, имперские технологии отстой, он к ксенам всей душой, он за клонов в драку, а они, тупая погань... Мистическая нотка выросла в назойливую песенку. Социалки почти нет. Схватки, тактические прозрения, лидерство — есть, но даже не на втором месте. В архитектуре и видах больше простора. Стиль, язык и глубокомыслие те же.

Ассоциации плавающие: то искус вулфовского Северьяна, то шок «Хищных вещей века» от человечества и прогресса.

Рекомендуется любителям таинственных садов, нелегальной биологии, пыльных дворцов, громадных кораблей, тесных узилищ, ужасных рабовладельцев и пафосных церемоний.

Отклонений в переводе не замечено.

Читать без первой книги не стоит.

Объективно: в норме. Фэнтезийная альтернативная история, в котором христианство быстро проиграло многобожию, а восточное Средиземноморье осталось центром мира. Внезапно сдружившиеся в швейцарской гостинице беглый греческий аристократ, колдун-кельт, немецкий артиллерист и итальянская докторесса решают дать бой испортившей им жизнь Византии (как именно, рассказывают главки вступления) на чужой, английской территории.

Вещие сны, вампиры, друидские кандалы, кулевринки-серпентинки, побеги, схватки, янусова клубника, мертвые дети, посмертные проклятия, сельская мистерия, астрология зубодеров, почтовая карета, Тауэр, ученый евнух, правило Юлиана Отступника, политика Медичи, политика Людовика, неявные цитаты, патриотический медальон, инициации, перо в вене, кавалерия Дракулы, голубой луч из ладони и всё такое.

Язык в норме, изложение короткими этюдами, психология не штампована, интриги с внезапными поворотами, автор свободно меняет жанры, переходя от лирики к технике. «Всемирная премия фэнтези»-84? Да почему нет, следующими ее вручили Холдстоку и Симмонсу.

Субъективно: тяжелый случай мейнстримных установок 1980-х. Напоминает о быстрой смерти киберпанка, пошедшего той же дорогой.

Личностные кризисы важнее мира, обреченность бунта — побед. Жанровая свобода привела к метаниям: ничто не досказано, ничто не завершено. То взросление не с тем связавшегося мальчишки, то детектив в заваленной снегом гостинице. Вот шпионаж, минирование склона на линии атаки дракона — и извлечение «сгустков» из больного мальчишки подано через реакцию мужланов на женщину-хирурга. Византия где? Так, безликий образ опасного и обманного не пойми чего. Рулит контекст англо-франко-шотландских обстоятельств войны Роз, в аллопатической дозировке и практически неподъемный без подготовки. Соответственно, практически вся альтернативность этой истории идет лесом — династии, обычаи, имена, архитектура, языки и даже театр без изменений. Магическая система: ученое колдовство (храмовые чудеса, оракулы — нет, не слышал), за которое надо платить собой. А можно и не платить. Непостижимо, да и незачем, в общем-то, постигать. Легкое чтение, литературное упражнение, в котором авторского голоса и не слышно.

Ассоциация: «Павана» Криса Робертса в штанцах для аэробики и клеймом Митры на плече.

Рекомендации: сначала текст, восторженнейшее предисловие — потом.

Король с королевой посылают в качестве «сакры» правителю вечных снегов свою дочь, с надеждой, что уж она-то угробит гада. Но Неван наготове — не впервой, — и встреча с невестой, бредущей через лес в единственной на царство вечной весны шубе, идет по сценарию эльфа. На контрасте с тем, что было потом...

То ли дело в переводе, то ли нет, но германской специфики нуль и Splitter aus Silber und Eis мог появится из любого источника, настолько он конвенционен. Почти обязательные для романтической фантастики сцены жестокого пренебрежения и искренней доброты, освоения дворца (кухня, библиотека, темница), попыток убийства, тонкого понимания, попыток побега, дерзких нарядов, совместных трапез, колких речей, больших надежд, тяжелых испытаний, щенка, потаенных чудес, сладкого льда и т.п. Нотки оригинального, в т.ч, названия глав по типу растение+обстоятельства («Бузина и возвращение домой»). А для описания ситуаций, подобных исходной, термин «сакра» стоит ввести в оборот.

Все понятно и пристойно, однако, по ходу развития дрейфует в сторону высокой фэнтези (сугубо субъективно ассоциирующейся с Дональдсоном и Маккинли)... Не приближаясь вплотную, но, тем не менее, тут не только взаимное приручение над незамерзающей речкой. Что лучше несколько схожего опуса Дабо.

Полиграфия отменная, текст катится легко и гладко.

Рекомендации — жанровый приятный пустячок и по цитатам.

Она непрерывно царапает мое ледяное сердце, невинно и неосознанно.

Белое носят только обитатели замков.

Раньше плодовитость людей высоко ценилась.

Значит, просто сидели тут в темноте, предавались печали и планировали зверские убийства?

Ты маленький мышонок, заблудившийся в зимнем королевстве и успевший пообедать за одним столом с кошками

Уэллс: «... я согласен с Честертоном, что главное в жизни — отдавать всего себя, отдавать все свои силы ближнему из любви и чувства товарищества». Как заметил Г.К. Честертон, поразительное духовное смирение м-ра Уэллса трудно проиллюстрировать примерами.

Но «Игрок в крокет» — самое его честертоновское.

Большая часть, правда, связана с хоррором и уводит в координаты лавкрафтианы, Мейчена, «Собаки Баскервилей», пожалуй, даже великих венцев — Кафка, Цвейг... Уэллс мог работать с их материалом, иррациональной глубиной и медленным безумием, проступающим через социальную косметику. Каиново болото, для уже описавшего невидимого убийцу, массовую панику, драку бутылками, террориста и красные грибы необычно разве что стилистикой... И разрешением загадки. Это, скорее, в духе Г.К.Ч., нагнетать мистическую атмосферу, пока Её Необъяснимость не сдуется от укола здравомыслия — у автора «Истории покойного мистера Элвешема» можно и с неопытным привидением встретиться.

Рассказчик, сперва вроде повзрослевшего героя «Восхождения мамочки на пик Смерти», а, если присмотреться, не типичный для Уэллса персонаж. Он не таков, как себя изображает. Ему дается нешумный спорт: требующий ясной головы и концентрации бридж, шахматы по переписке, крокет (где правила важнее превозмогания) и стрельба из лука, самое дзэнское из дзюцу. Разгадывает кроссворды «Таймс», выводит из себя теннисистов. Тот еще член общества, однако, человек с такими талантами и навыками гарантировано не слабак. Скорее, «не при делах» — с такой теткой (о, Дживз и Вустер!) и не нужно, — но замечает и фиксирует достаточно говорящих что-то только ему деталей. Никого не напоминает?

Антагонист, речами насчет «либо превратиться в загнанное животное, либо стать ревностным приверженцем истинной цивилизации», тоже как из патер-брауновских. Хотя психиатр Норберт явно родня пьяному артиллеристу «Войны миров» — тот никуда не прокопался из кухни, этот посреди коммунистической забастовки требует: «Сделайте, как я, приспособьте свое сознание к новым масштабам! Только гиганты могут спасти мир» — Честертон любил изображать «прогрессивных людей» такими вот проповедниками подозрительных истин и освобождений. Для самого Уэллса, после «Самовластья мистера Парэма» 1930 г., это отработанный материал, а уж вождей ХХ века, включая кремлевских, он лично знал вполне достаточно.

Вместо рекомендаций — два факта.

1. Адам Робертс, выискивая в НФ наследство Реформации, ничего, описанного выше, не обнаружил, охарактеризовав повесть как мрачную, отражающую рождение европейского фашизма историю пробуждения грозящего цивилизации неандертальского атавизма.

2. Агата Кристи с мужем №1 угодила в южноафриканское вооруженное восстание. И — самодурство начальника, серфинг и морская болезнь отражены в дневнике ее кругосветки куда ярче и полнее.

Ранее разобиженная мстительница с демоническим револьвером скиталась на революционном броневике, данный том начинается для Какафонии падением на заснеженный Шрам в гигантском аэромобиле.

Роман не для нервных — столько нытья о шрамах на теле и душе, последствиях поступков (в невинных жертвах), бесперспективной любовной и прочей тоски, вместе с энергичной резней, проклятиями, балом, чародейством, гигантскими роботами-меха, пылающим сердцем, бумажными големами, Конгениальностью, подсчетом желающих убить Сэл женщин, воплями фанатиков, пулеметами, аристократическим пижонством и прикладной орнитологией.

Из новенького: узнаем, как выглядят хороший шпион, немагический аптекарь и андерграундный рынок технологий, поймем, что мастеру осады вообще-то можно не быть по уши деревянным, а так же, на кого императрица посылает дракона и что доводит солдат Революции до дезертирства. Отдельно упомяну палубную бойню, реализмом напоминающую митьковскую «Победу русских на море», только с птицами и порталами вместо слонов и абордажных мостков.

Без предыдущей читать не стоит. Пусть сюжет почти независим и о многом можно догадаться, но — цикл развивается, есть первые намеки, почему он «Могила империй». С некоторым усилием вспомнившаяся информация о скратах оказалась чуть ли не фундаментом мироздания и т.п. и т.д.

Полиграфия — сойдет. Перевод местами говорит не на русском, в целом читабельно.

Рекомендации: если пошла первая книга.

Размеренное, панорамное, академичное по принципам изложения и почти разговорное по стилю повествование о НФ и людях, ее писавших, вплоть до 2010-х.

С точки зрения проявления ума и банальной эрудиции — отменно и квалифицировано. Особый интерес представляет написанное про сообщества фанов, аудио- и визуальные искусства... Да и условия потребления фантастики на Западе.

Некоторые места восхищают анализом и наблюдательностью. Кое-что, насчет жюльверновского «Из пушки», например, вызывает реакцию Ватсона (конечно элементарно. После того, как Вы объяснили). Много вкусовщины и поверхностного, но это почти естественно при сочинении характеристик книгам, который никто не открывал с 1700 года и упоре на британский мир. Хотя тот же Мьевиль знал «Аэлиту» не как фильм... Но Робертс имеет мужество как высказывать свое мнение, так и приводить полярные точки зрения, например, на визиты мейнстрима в жанр, «Новую волну». Его объяснение краткости взлета киберпанка через смену эмоциональных ориентиров — жила, которую копать и копать. Любопытна тактика доказательства, что Хайнлайн не фашист, а либертарианец.

Ближе к финалу, т.е., нашему времени, текст теряет структуру, все чаще встречаются упоминания разборок, успех «Гарри Поттера» — но актуальное уместно, в конце-концов, мы не антиквары.

Главный минус — стержневая концепция Робертса. НФ дитя протестантской реформации, даже если ее пишет католик. В предисловии автор удивляется, что сей тезис не вызвал реакции в первом издании — а чему дивиться-то? Всё, про происходило в Европе и бывших британских колониях после Реформации можно свести к оной, это школярское упражнение.

Вот только курс на выискивание мессианства и «воли» в текстах привел к отчетливому неприятию приключенческого начала и крену в сторону социального. Алармизм, атлантология, антивоенное и даже охота на динозавров представлены слабо. Техническая сторона НФ, та, благодаря которой она репрезентуется как литература мысли и мечты (именно это свойство возродило китайскую НФ), ему третьестепенна, подобное матрице предвидений Альтова, перечням Рынина (Ляпунова, Первушина) — почти чуждо, Робертс только удивляется стонам фактчекеров и проверяющим гипотезы на правдоподобие. По адресу инженерного Нивена — пара добрых абзацев, зато помутнениям Дика несколько страниц. «Игрока в крокет» Уэллса он не понял вообще. И т.п. и т.д.

Издано пристойно, перевод... Всего лишь пара запинок на такой том и неуместные прописные — близко к «превосходно».

Рекомендации: безусловно.

Простая сложная вещь на пять страниц. Что именно хотел Бэнкс ей сказать, не знаю, воспринимаю как еще одно (видимо, «Моста» было недостаточно) высказывание насчет «просто фантастики». Итак, хлесткая первая фраза и...

Вымощенная черепами врагов Возлюбленной империи дорога! Сборщики Стратегических налогов! Возмездие из могилы! Отметка первенца! Город на колесах! Имена с цифровым кодом! Книга мудрости! Бурдюк вина! И, вершина всего — предложение! Рассказать! ИСТОРИЮ!

Как бы говорящие за себя метафоры, жанровые метки брутальности и эпичности одна на другой. Но, при вынесении из родного контекста, скажем, вархаммера или мультивселенных, они не работают.

Чуть реализма навозной телеги и у символов галактической тирании специфичный привкус мечтаний кадета Биглера в холерном бараке. Кстати — великаны и карлики, расколдованные мечи, древние звери... перечисление маленьким спутником героя двух десятков таких же штампов подозрительно похоже на словесный понос.

А как делать, чтобы работало — покажет финал.

Не всё так уж плохо. Скорее, очень по-авторски и специфично

Киллербот наконец-то оказывается там, где нужен и уместен — посреди кровавой бойни. Это хорошо, предыдущая книжка показала, что про РЭБ, истребители и т.п. атрибутику военной НФ Марте Уэллс лучше не надо.

Здесь — немного лучше. Интрига громоздкая и несколько умозрительная, следить за ходом приходится с определенным усилием. Но — пираты, модуль контроля. инопланетные «странные синтетики», принципы корпоративной колонизации, ракетомет, запрограммированные убийцы, крайне подозрительный кавалер, импланты, зонды. координатор-шантажист, телесные жидкости на потолке и палубе...

И среди этого нашего электронного Дэдпула (наемник + болтливость + неубиваемость + любовь к поп-культуре=Дэдпул) начинают учить дружбе (которая чудо) и отцовским чувствам. К такому, конечно, нужно иметь вкус. Или настрой. Или терпение.

Издано и переведено не хуже предыдущих.

Рекомендации тем, кто ответит «да» на несложный тест: терминатор в туалете и дуется на единственного друга, а дочь двух матерей, которую он не дал убить, стучится в дверь. Нравится?

Есть проблемы, есть.

Условия «Вычислителя» — яркого, экзотичного, дощедшего в брутальности до мизантропии — вопреки запаху болот были дистиллированными для социальной НФ. Замкнутая среда лабиринта, малая группа, внешние воздействия ограничены начальными условиями, ясная цель — практически, лабораторные условия.

И в этих условиях Канн, как анонимус, мог быть хоть сбежавшим из «Дюны» ментатом. Иметь имплант галактической Культуры, прилежно зубрить психоисторию, вырасти наследником тайн династии вычислителей, прожить три века, наконец, оказаться просветленным а-ля «Левая рука тьмы». Не имело значения на прогулке со смертью.

«Язычник» ввел в историю большой мир. У героя появилась реальная биография. Изменив правила игры. Вычислителем, которым Канн себя считает и каким его позиционирует автор, тот теперь быть не может.

Как считать самоучке? Все закономерности и алгоритмизируемые ситуации, которым он не был очевидцем в школе астероидного гарпунщика да курсах повышения, высосаны из пальца, взяты с потолка. Внепланетарное детство усугубляет: суб-культурные отличия, барьеры...

Что считать? Нужны оцифрованные данные. Как, синоптику — от наземных станций, тихоокеанских буев, спутников. Финаналитику — сводки цен, наполняемость складов и т.п. А без оных... Лягушки квакают, осенью подорожает, вот тебе прогноз.

Раз Канн одиночка, нет за ним отдела, департамента, службы, ИИ, переводящих жесты и встречи в цифровые сводки, то и все выводы по срокам поддержки законопроектов — падению режима на основе новостных лент и слухов. Лично, напрямую? Это Ниро Вулф и Пуаро могли собирать подозреваемых и заниматься анализом с провокацией. У них была репутация. К серой тени за спиной власти кто исповедаться из претендентов пойдет, да всех принять и всюду влезть времени и сил не хватит. А дерьмо на входе — оно же на выходе.

Положение могло спасти признание: он и есть тот самый гениальный интуит, о котором грезит финал «Вычислителя», типа Мокрица фон Липпвига/Губбвига у Пратчетта. Он и Корейко тоже в уме считали прекрасно. А сам расчет — так есть веселая версия насчет всех этих безумно сложных астрологических и прочих нумерологических — перегрузив рассудочное, получить ответ от интуиции, т.е., подсознания (Красота и мозг М. : Мир, 1995 ).

Неудачная эвакуация вписывается в эту версию — истинный расчетчик рисков удрал бы, напевая «У меня было сорок фамилий, у меня было семь паспортов». А интуитивисту, с неначатым высшим и тепличными условиями (задано скоростью карьеры), простительно не слышать о партийных псевдонимах, Nom de guerre и т.п.

И, по мелочи. Питание одними «зайцами» — лишь Эрвин перешел на подножный, включился таймер алиментарной недостаточности. Которая действует и на мозги. Тут у автора все обосновано. Но, в целом: лабораторный продукт выдерживает реальные условия эксплуатации только после долгого периода адаптации... Даже если продукт и реальность сочиняла одна голова.

Согласен с первым отзывом, «Поколения» самый серый роман цикла.

Хотя сюжет углубляется в не успевшие вызреть в ТВ-сериале линии «синих рук» и Сайласа. И Мэл взламывает замок, и Джейн палит по беспилотникам, и Уоша берут на абордаж, и Зои вертит на запястье антиквариат, а Ривер предупреждает насчет оранжевого — атмосфера, непосредственность и жизнеподобие «Светлячка» решительно не дались Леббону.

Интрига тяжелая и опирается на людей и события не здесь, не сейчас и вообще вне кадра.

Рекомендации: скорее нет, чем да.

Два действительно любопытных момента.

Краткий экскурс в исход и расселение человечества решает часть проблем истории мира, космических перелетов и положения с экологией. Порождая другие: терраформировать кусок камня в другой галактике можно, а вылечить Землю нет?

Космический ковчег: «форд» шутка ради шутки, «таурус» не обыгран, название транспорта та еще идея, бар с недопитым марочным на корабле поколений — ни в какие ворота. Но речь над мумиями украсила б любое произведение про анабиоз.

Попади в руки первым, за «Марс» бы и не брался. Ну очень все неспешно и серьезно, никакого юмора. Вроде беседы с напыщенным старцем, которого томят собственные, а так же вычитанные из новостей мысли о вселенской несправедливости.

  Ассоциации: Видал, Кей. Охват: Индия, немного Америк и Европ, Азия южней Пекина, чуть Африки. Солдаты, крестьянки, ученые, шейхи, жрецы, моряки, охотники, султан, хан, богдыхан... Цветы и наводнения, лавины и теплые вечера, плохие стихи и философия, кастрация и женская общага, кафе и муссонный секс, трупы, тигры, химия... На 742 страницы в десяти эпизодах.

  Ярлык: «квазимистика», 100%. Другогое название рамочному сюжету, про загробный бунт реинкарнируемых ради счастья личного и человечества, не подходит. Может, поэтому текст медитативен, а персонажи несчастливы в семьях?

  Внутри рамки, напротив, почти научно: уронив книжку, ждешь не «бум!», а «Хантингтон!». Словно цель «Годов риса и соли» в иллюстрации неизбежности противостояния цивилизаций (культур, религий). Контраст с рамочным дикий: трудно представить что-либо антагонистичней бардо, кармическому суду и светлому будущему.

  Поворотный пункт сей альтернативной истории смел и оригинален: устранить европейцев из мировой истории, совсем. Суперчумой. Результат: всё тоже самое, вплоть до мировых войн, революционного подполья на фабриках и лаборатории «мадам Кюри».

Не восхищен. Случайные отклонения константа, неизбежное случайно, концепция размывается парадоксальной диалектикой. Панорама народов — творят историю попаданец и однорукий гений. Буддисты открывают больницы, ведут переписку с иноверцами, т е.,заняты тем, к чему охоты не имели, а свойственные теократическое и элитарное замалчиваются. Хотя крах чаятелей нирваны в регионах первичного распространения именно в рассмотренное время феноменален... Аналогично с суфизмом.

  Финансы, экология — не то, чтобы совсем вне, просто без особого веса (фишка, заметная в марсианской трилогии). Из-за этого с 1-й же части недоумение: как?! Падение товарообмена, крах рынка рабов, ладана и специй неминуемо опрокинут средиземноморскую мир-систему века Тамерлана, мародеры убьют местное ремесло обвалом цен. Паровикам Траванкора, по легкости и совершенству, место у янки Марк Твена. И сперва потогонный завод, куда можно брать баб с улицы, потом война моторов, не наоборот.

  Рецепт спасения индейцев смешон. Не помогло айнам и тайваньцам. Неубедителен инкский юг, т. к. шансы на катастрофу Атауальпы в условиях второго знакомства почти нулевые.

  Отсылки к реальному раздражают. Китай дилижанса не выдумал — в Сан-Франциско, кто бы его ни основал, должен быть трамвай. Верно? Позиционная война — пашендальские дожди и мягкий грунт на перевале в Центральной Азии. Пасхалки, что-ли, неуклюжие такие.

  Синофобия совеременная. В реальности ханьцев по планете разбросали сменившие рабов на кули (хуацяо были, но торговле обилие ртов противопоказано). До ХХ в. Поднебесной структурную слабость не спихнуть на влияние европейцев — казалось бы, что такое народы И? Тибет, Вьетнам, Корея супротив такой мощи? Даже гегемонии культуры не состоялось.

Огорчительно, что автор от Великой степи и Поволжья отделался парой слов. Нельзя объять необъятное, но... Хотя, может, в силу разного культурного багажа, некие достоинства ускользнули. Например, кофейный Тегеран — обмолвка или в этом мире противостояния иранского чая с османским кофе не было?

  Перевод слаб. Книга «Алхимик», познакомив с «раскаленной температурой» и «ожогом нежных мембран» самаркандцев, добивает «водопроводной системой» вместо «водяного привода». Этнография: «служил местным яменом» (д.б. «в местном ямыне»). Биология: инки разводили «морских свиней» (дельфинов, значит), на «бледной коже франков и кельтов отсутствовал пигмент, отвечающий за веснушки». «Немногословная улыбка», укомплектованный генератором чиновник, сандаловое «дерево» несут в мешке на холм... И хоть «Шакунталу» можно цитировать не подстрочником?

  Полиграфия в норме. Снабжено картами загадочной проекции.

  Рекомендации: заморочиться ненужным.

Напоминает факультативные лекции со справочным аппаратом.

Основная мысль: фантастика о конце света (зомби, война, эпидемия, климат, апокалипсис) суть отражение невозможности принять свою смертность при неизбежности конца.

Уровень... лекционный. К тому же, в качестве подтверждающего материала кинофантастика да игры, книжного меньше. Некоторые моменты отдают риторикой — что Кант и Пратчетт в чем-то согласились, еще не делает факт истинным. В целом*, Робертс демонстрирует приличные теме познания и знания научпопа, от климатологии до библеистики (пассаж, мол, вместо железной саранчи предполагались осы — это что-то).

Кое-что удивило. Например, Уэллс писал про зомби в Англии («бродячая болезнь») задолго до киношки Ромеро, что корректирует расовую трактовку (угнетенные и плантаторы Америки) Робертса. Глубокая любовь к «Благим знамениям», безделушке Геймана и Пратчетта, в сочетании с укором Гарри Гаррисону (хотя и промахнувшемуся в «Подвиньтесь» с демографией США, но на основе прогнозов алармистов своего времени)... И, можно считать, что «День сурка» уважаемый лектор понял наполовину. Там с ума не сойдешь.

Бумага серая, шрифт крупный, обложка мягкая.

На любителя, в общем.

_____________________________________

*Выйти за пределы англосаксонского мира помогает предисловие редактора (к примечаниям возражений не имею, эрудиция и вкус внушают уважение).

НФ на пересечении множеств транспортировки войск (Волвертон, Пронин, Орлов...) и интриг ватиканщины (Симмонс, Браун, Миллер, Расселл...).

Мир: после ядерной и прочей глобальной войны на большей части Европы воцарился — буквально воцарился — феодализм и сеньоры со средневековыми именами воюют за веру и кусок земли или проходят клеточную терапию в аббатствах, смерды строят бидонвили, пользуются мессенджерами и учат биоинформатику. Хотя от радиоактивной пыли эвакуируют Краснодар и с Африкой не блестяще — решение в дальнем космосе и вот Петр Пустынник зовет сразиться с убившим всего-то взявших у аборигенов мощи с терновым венцом землян.

Не все рвутся в поход, особенно, нужные специалисты. Контраст между боевым братством Танкреда и кубриком мобилизованных, шаткость реального положения знати, делают автору честь. Женщины — разных характеров и внешности. Испытания метавоина, суратские мемуары, подпольщики, очереди — имеем дело не с очередной инкарнацией морпехов в космосе.

Общие впечатления: есть свое лицо и перешагнуть грань необычного не дает лишь предсказуемость. Персонажи скорее рассказаны, чем раскрыты. Проработка деталей не хуже среднего, но часть технических аспектов (срок хранения пива, частный бизнес на звездолете, совмещение мегакорабля с поместным образом жизни, загрузка миллиона поротно) просто вне поля зрения. Буду рад, если жирные намеки на ДНК и гвардейца ведут в другую сторону.

Утверждается, автор художник, но картинка стандартная, киберпространств и круче видано. Предметы искусства? Мебель, причем старинная.

Перевод читаем, хотя, конечно, хотелось бы, чтобы перед взорами представала гора космического корабля «Сен-Мишель», а не «Святого Михаила». Язык немного засорен латынью и неожиданными цитатами поэта, известного вне романского региона только почитателям «Литературных памятников»... Терпимо, если не возражаете против некоторой выспренности — метки перевода с литературного французского, считая с Буссенара и Верна.

Рекомендации: крестоносцы в космосе и амазонки без мужененавистничества.

Падений цивилизаций, в том числе, космических, хватает, однако, Скальци показал то, что редкость у «мастеров Страшного суда».

Неотвратимость обратного отсчета, угроза голодной смерти миллиардов, недостаточная вместимость и почти полная недоступность единственного «ковчега» еще не повод остановить бизнес-процессы. Замечания о росте % по вкладам и размере Вселенной богатых людей стоят пары убитых другими писателями планет.

Еще одно явное достоинство — возвращение и поддержание темпа. Книжка вновь не объемная и быстрая. И цикл можно переименовать в «О принятии решений» ибо теперь ясно, что, от провоцирования бунта на корабле и распашки целины до выбора тронного и уговоров морпеха, именно таков главный (или главный) смысл трилогии. Когда все основные решения приняты, действие быстро сворачивается в сторону хэппи-энда не для всех.

С чем автора можно б и поздравить. Зато панорам эпичных и технотриллера звездолетного ищите где-нибудь еще, роман напоминает малобюджетный фильм: много разговоров, чуть хоть как-то отличающихся локаций, спецэфектов и экшена полторы минуты.

Сюжетное развитие: распад космических течений все так же ставит галактически растянутый мир взаимозависимых аристократических монополий и искусственных обиталищ перед апокалипсисом, но до него еще дожить надо — свежеиспеченной имперо Корделии профессиональные оценки дают месяца три. Правда, у нее есть Зал памяти и Марс Клермонт, которому снится математика... Кое-кто умрет, кое-кто выберется. наконец, из своей комнаты. Читатель узнает, на чем спалилась тысячелетняя программа (довольно тонко), чем хаос отличается от коллапса и что в выгребной яме, на которую без антибиотиков и не взглянешь, с дисциплиной. Однополая любовь присутствует формально.

Полиграфия и перевод прошли нормально, хотя здесь его ругают.

Рекомендуется читавшим с начала.

При прочтении в лоб, наверно так, как задумывал своего пискаря Михаил Евграфович, он аналог «Человека в футляре», портрет и тип вечно дрожащего, отчасти благодаря своему уму, обывателя.

Вот только угрозы жизни «рыбке» с условными инициалами ПП реальны. И достижения ПП в области долголетия, вопреки им, имеют место быть. Эту историю имеет смысл воспринимать как байку про выживальщиков и мораль просматривается совсем другая.

Что сожалеет о прошедшей жизни — так о чем еще достойно жалеть? Холодно, мокро, одиноко, ни друзей, ни жены — но чем обстоятельства смерти ПП отличаются от смерти капитана Немо, описанной Верном несколько раньше.

«Ведь этак, пожалуй, весь пискарий род давно перевелся бы!» — отшельничество и у людей не влияет на демографию, посмотрите на страны Хинаяны. Если б не ловцы, можно было бы говорить про «волчью отбраковку», но эти изымают в уху самый цвет популяции.

Беда пискаря, что он немалую свою известность — дрожание его одинокое в норе обсуждается даже щуками — не сумел обернуть ни в личную, ни в общественную пользу.

Ведь, в принципе, поставлен опыт на себе, идет отработка низкорисковой модели поведения. Достойная пусть не «Драматической медицины» Гляйзера, но венецианец Корнаро с Шаталовой въехали в анналы на значительно меньшем. Но ПП не только в карты не играет и табачок не курит — он еще и журнала не ведет и ничего не публикует, даже устный доклад не делает. И вот законное следствие: достижения есть, однако «Ни одной на мысль не придет: «Дай-ка, спрошу я у премудрого пискаря, каким он манером умудрился слишком сто лет прожить». А спросить бы стоило. Сказка сказкой, но изменение времени активности под антропогенным прессом чуть раньше спасло американских бобров («Заводь лилий»), ныне это глобальная тенденция фауны.

Аналогичная ситуация с литературным сверстником ПП, Беном Ганом из «Острова сокровищ» Стивенсона. Он по всем параметрам круче Робинзона Крузо. Изобретателен, выжил со значительно худшей стартовой позиции, боец страшный — но персонаж Дефо, опубликовав дневник, стал именем нарицательным, а Бен остался нравоучением, вон как в орлянку-то играть.

В общем, истинная мораль сей басни такова: сделал хоть что-то, довел до результата — пиши отчет.

Все рассказы нф-детективных «Файлов Сергея Островски» могут читаться вне цикла. У каждого свое лицо, своя атмосфера.

Непрофильное и неоплачиваемое расследование «Московских каникул», как и все они, имеет отношение к прикладным достижениям начала текущего века, получившим развитие в будущем. Но атмосфера этого будущего здесь особая. Хотя такси на воздушной подушке перепрыгивают пробки на Лениградке, а рободоставка тормозит, оставляя пенсионерам шанс на подработку — ретро. Густое, словно с картин Дмитрия Жилинского и Ксении Стекольщиковой: вроде всё вневременное, а глаз опознает 1970-е. Свитеры, сервировка, статус, сотрудник, седина, сестры, стихи (наизусть), садовая скамейка, снег, скрытность, старые игрушки, совместные лыжные, спальни для гостей... Среда такая, мета-академическая.

Московская версия аристократии духа конца XXI века настолько полна личных секретиков и достоинства, что разобраться с произошедшем в их загородной хоромине одним недобрым утром Сергею, навещающему заочно знакомую родню, придется изрядно натужив серые клеточки. Да, будут, конечно, водка, памперсы, дрова, крупное увеличение, дагестанская культура, злые мемуары, слезы и загрузка приложения, но не в них дело.

Человеческое, слишком человеческое это всё для истории про киборга, звонкой мечты трансгуманистов. Помните пафос свечей на пульте Стругацких, зловещие фокусировки Винджа? Здесь оно навроде выстругивания деревянной ноги: дело частное, камерное и почти безвредное. Ничто из перечня названных биоэтиками угроз и нейронных чернобылей фантастов даже не просматривается.

Царапает, соответственно, тут совсем другое: бессмысленность для граждан с улицы рекордов медицины, общая беззащитность перед ее бизнес-подходами и то, что дамы из абсолютно культурной и вполне продвинутой семьи считают опасной или ненужной для младших информацией.

Рекомендуется как история с хорошим концом и грустным послевкусием.

Этот сборник доказательство, что в фантастике списки использованной литературы бывают не только у Уоттса, а идеалы «ближнего прицела» не пустой звук.

В послесловии объяснено: почти все, что в «Файлах» смотрится условным допущением, к 2015 существовало, хотя бы в виде научных статей.

Мир: хайтек без крыс киберпанка и сингулярных тог. Расколы, климатические и сетевые кошмары, ослабление Старого Запада, армии мигрантов вне поля зрения или благополучно пережиты. Люди читают романы с иллюстрациями, тоскуют по настоящему пиву, пьют кофе с аддитивной технологией, помнят что суть «утренняяя газета», гостят у родни. Электродники, нейростволы, дроны-боты, вифоны-смартфоны, антикварные презервативы, шотландские песни... Ученые, маргиналы, корпорации, спецслужбы — а повесить ярлык «система» или «андерграунд» не на кого и не на что. Даже если подозреваемый имплантирует себе шестое чувство.

Отчасти так из-за детективной тематики. Она где-то между поздним Френсисом (тоже симпатизировавшим специалистам и гаджетам) и Чапеком... Ну хорошо, пусть Мареком, но те же, что у чехов вещность, человеческий масштаб и встроенность в интерьер, отношение к изобретательности насчет зла ближнему, возмездию и воздаянию, много работы и никакого гения. Хотя, конечно, Сергей Островски (немного Коэн, немного все остальное), расстроивший маму выбром сыска вместо Гарварда, не лыком шит. Его дела:

«Убийство в салоне красоты» — лето 2077-го, Сергей еще в полиции и выдает лекцию о преступных генах и засекречивании биоинформации.

«Дело об откушенном пальце» — зачем беда, если не для бабла.

«Дело об украденной трилогии» — дерьмовые дела с копирайтом.

«Луна родилась из мысли» — ловля супермена в духе Лема и бытовые моменты с мыслями, от которых отвернулись МакДональд, Коркоран и прочие «селенографы».

«Московские каникулы» — семья киборга под подозрением.

«Аллея Славы» — где надо жить, чтобы поверить в эксклюзивную услугу медцентра.

«На самой обыкновенной улице» — один из трех, известных (пишущему это) рассказов про расовое оружие, немного любви и Стокгольма.

Финал открыт, но продолжения ждать не стоит, автор увлеклась научпопом.

Полиграфия в норме, мягкая обложка после двух прочтений держится.

Рекомендации: НФ РФ, легкий детектив, нотки ретро.

У «экспериментов» цель выбить из колеи, помудрить, а здесь, за поддающимся пересказу сюжетом и красивым, почти по-азиатски, слогом, игра смыслов, простор разночтений, расхождение толкований. То есть, истинная сложность.

Автор, не оцененный поэт ХХ века, применил к разборкам во внеземной колонии далекого будущего приемы и дух старинных драм. Они в выверенных по каждому удару, хоть сейчас под софиты, поединках, аллегоричных композициях, пасторальных видах и инфернальных пейзажах, нравах кошек и намыливающихся. Высокая культура так же характерна для «Князя света», как цветы и генераторы. Тут опознают своего продолжив строку, вспомнив победу над летающими городами — пляшут, ворон зачитывает предсмертное, а коллега сыпет уподоблениями. Речи барочны, хорош по-брехтовски диалог прикидывающегося, что ничего не изменилось, Сэма с не забывающей ничего Мадлен.

Без страха оттолкнуть, с первой главы умный разговор: экзотика и остраненность (киловаттами молитв спасают от нирваны, обезьяна лучший собеседник Ночи и Смерти). Истинность и ложность религий, просветление индивида и утомление персонала, право на власть и зарубки на луне, одержание демоном и христианские зомби. отношения реальности с памятью и иллюзиями, как «камень-ножницы-бумага» со Вселенной.

Контраст звучащих слов с контекстом Желязны пояснил в «Фэнтези и научная фантастика: взгляд писателя», мол, так и задумано, чтобы «легким смещением акцентов» смотреться то НФ, то фэнтези. Кроме жанрового смещения, цитирую финал, возможны прочтения «моралистами, мистиками, социальными реформаторами и романтиками».

Романтику лучше переживать, чем пережевывать. Мистику пусть пишут другие, как НФ роман интересней и каверзней.

«Ведьмы второго континента» — три слова! — делают эпичные битвы и страсти, богов, раджей, негуманоидов и наложниц частностями уголка большого мира. Позже этот же прием низведения использовали Харрисон и Вулф.

Достойное определение прогрессорства и его оппонентов. Но где оно? Возрождение смывного туалета, фрески, вызвавшие высочайший гнев — кое-что посильнее грядет из мастерских Нарады и капеллана «Звезды Индии». Их продукт, в отличие от электромеча восхитившего корееведа Асмолова, требует уймы квалифицированных человекочасов. Раз туземцы в деле, идет НТР, идет. Не так, как в земной истории, однако, парадокс, именно подпольность разрешает причислить книгу к прогрессорству.

Впрочем, Желязны заложил сюда еще и отражение аргумента Брамы: если нечто должно появиться, оно должно явиться результатом наличествующих в культуре факторов, а не вдруг вытащено за уши из прошлого? В результате наличествующих факторов: пантеон опасается полететь бомбить Юг, ему не по силам вопроизведение микросхем из пояса Бича, а боец с дарованной «богиней» защитой загибается от болотной лихорадки.

Борьбу, не столько «за», сколько «против», ведет реалистично выглядящая группа не-идеалистов. Отвергнутый ради карьеры любовник, скверно пошутивший ветеран, его приятель и грузная хозяйка борделя. Дно элиты, без связи с массами. Никто не молод, Яма, подчеркнуто, никогда и не был. На фоне ростков мая 1968-го — прекрасно.

Победа их иллюзорна, как мышцы владыки Мары. У руля команда Вишну-Варуна, а) уже проигравшая всё, кроме морального авторитета и б) из той же иерархии. Не меняет структуры лишь смена вывесок, что-то не слышно об упразднении школы душителей. Зато историю мятежа против Небес начинает цитата «Ангуттары никая», сочинителю которой, однозначно буддисту, тирания Тримурти кажется золотым веком. Тогда «нить судьбы можно было еще извлечь из сточной канавы/угрозу судьбы еще можно было отвести в сторону» (1-й вариант Лапицкого, чем о переводах сказано достаточно). «Карма» смотрелась злой сатирой во времена «Северо-Запада». Ныне, когда отнюдь не психозонды обшаривают базы данных, возможность подправить балл игрой на автоматах стала мягкой усмешкой. И наоборот, Ян и Сэм ностальгируют по торговле телами — Мирер еще в 1969-м очертил социум общедоступной пересадки сознания, который явно опасней собак Махаратхи.

В отзывах есть утверждения, что текст требует знаний индуизма с буддизмом. Требует. В объеме внекласного чтения по истории мира. Ну, можно увидеть отражение любимой санскритологами борьбы ведийских и индуистских традиций, вот только в Индостане Ниритти это «она», богиня разложения из числа локапал... Анекдот про аватару, шутки с метафизикой, ладно, но идут они в сочетании с моделью поведения типа: встретил просветленного? Продолжай заниматься своими делами. Что он ощутил «ты всюду, и ты часть всего» — его проблемы, на ценителя пино нуар и «Голубого Дуная» не подействует. А коли аудитория настроена, для промывки мозгов сойдет и «Пополь-Вух». Так что, понимание «Князя света» справочник индолога вряд ли улучшит.

Рекомендации: абсолютно и безусловно.

Легкий боевик о группе незадачливых полу-дальнобойщиков, полу-разбойников с благородными идеалами на злых космических окраинах лицемерного Англо-китайского Альянса. Или выходные со «Светлячком».

Литературно не шедевр, да лучше комикса Мэттьюса. Перед глазами действительно всплывают кадры и голоса телесериала Firefly, справка о сложной судьбе которого позволит понять, какого лешего с 2019 выходят (и читаются) книжки по шоу, снятому с эфира в 2003 году за бесперспективность.

Обстоятельства и персонажи (Мы виляем во все стороны! Почему мы виляем во все стороны?) как экранные.

Время: между сериалом и фильмом. Место: в основном безводная бандитская пустошь близ Кунгсс-Блафф.«Мул», аэролассо, самый мелкий щенок, бар Билли Куросавы, чистая девичья дружба, дополнительный функционал динамометрического ключа, бывший Пожиратель, дуэль, гортанный кашель крупнокалиберной винтовки с автоблоком, самый тупой, безумный и безрассудный план в мире и куча обезболивающих. Инара куртизанствует, Мэл капитанит, Кейли покупает запчасти, Уош командует плоскогубцами, пастырь дьявольски предусмотрителен, Зои объясняет про голоса в голове, а Джейн выходит на первый план.

Ибо в «Великолепной девятке» все вертится вокруг этого бойца с женским именем и завязано на его прошлое и настоящее.

Полиграфия и перевод в норме.

Рекомендации: помнящим You can't take the sky from me.

Ты со своими повстанцами (да будут благословенны их сердца и платы) обозреваешь ледяное поле. Твои шейные позвонки щелкают, когда зверь кусает тебя в лицо. Ты содрогаешься под ветром. Ты ешь протеиновый батончик. Ты. Ты. Ты! Хочешь стать джедаем?

Чего этот сказочник (бруклинской библиотеки) тыкает, объяснено им же в предисловии. Он зашел немного дальше прочих, не только показав мифологические корни Звездных войн, но и объявив некоторую размытость черт Люка Скайуокера следствием сказочной природы. Дескать, такой персонаж типа пустых ботинок. Можно влезть, взять световой меч, друзей и... То же самое, что с Фродо, Золушкой и Гарри Поттером.

Имеет право на существование, хотя у Лукаса в фильмах все такие.

Выделяют книгу из прочих разбивающие текст на части уроки медитации, с нумерацией греческими буквами. Дыши, держи равновесие, не обременяй сознание страхом и гордыней... И когда твой друг кидается в тебя, отбивай с закрытыми глазами.

Сам пересказ следует за камерой Эпизода V без особых отклонений. Слабовато насчет эвакуации, фокус больше на Йоде. Который, оказывается, говорит высоким голосом. От романтики Лея-Хан, помня, что это сказка для детей, Гидвиц избавляется ловко: « Следующую часть я опущу: там и правда многовато сантиментов».

Тем не менее, порой и его пробивает за возрастные ограничения: «Вообще-то, не совсем понятно, кто назначил ее ответственной за инструктаж пилотов Х-истребителей. Но Лея относится к разряду молодых особ, которым не нужно ничье разрешение». Такой подход заставляет вспомнить интерпретации «Звездных войн» Родькиным через внушение роли элит и истинного значения их борьбы за власть...

Рекомендации: коллекционерам SW.

Персонаж Носова оставил след не такой глубокий, как Буратино Толстого, однако в архивах незнайковедения тоже кое-что найдется. Правда, этот случай довольно тяжелый.

Академик Крылов любил цитировать Гекли: «Математика подобно жернову перемалывает лишь то, что под него засыплют». В гуманитарных науках это правило не работает.

Вот здесь, вместо математики, в роли жерновов Агамбен с Лиотаром — и результат помола говорит своим, особым языком:

«Психо-техно Незнайка выводит на сцену голема со-знания»

«Свет Просвещения слишком стремительно трассирует таблицы в преисподней лунного позитивизма»

«безумие творца оказалось безумием в роли творца — безумием организации жизни в капиталистическом обществе»

«Главный инженер уступил свое место изобретателям, тем, кто одержим инновациями»

При этом, вопреки цитированному жаргону, книжка дружелюбная и, хотя задирает нос, даже симпатичная. Не так, как Незнайка, но, скажем, как Гусли. Который тоже играл бог весть что, а коротышка хороший.

Клише. штампы, а мэрисьюшность Ханны Донелли приближается к болевому порогу восприятия. Детали: на голопринты, ИИ и фрактальные молнии середины третьего тысячелетия светят лампы накаливания (книжка 2019 г.р.). Из герметичного отсека всегда можно уползти в вентиляцию.

Однако, посерьезней и получше начала цикла.

Напомню, австралийское «Досье «Иллюминэ»» изображает материалы расследования преступного рейда силовиков корпорации на нелегальный косморудник концерна — в чатах, имэйлах, схемах в разрезе, иллюстрациях, донесениях и разухабистых расшифровках аудио- и видеофайлов. Столько фантазии на продумывание менюшек и фирменных бланков вместо реалий посущественнее... Но пусть каждый идет своим путем.

Начинается «Гемина» раскрытием причины молчания станции, к которой почти всю первую часть спасается судно «Гипатия». До подлета выживших свидетелей бойни считанные часы, а на «Хеймдале» все не просто: наступает главный выходной, День Земли; профилактику скачкового оборудования откладывать уже нельзя; беспилотники типа «Шиноби» должны придти на готовое, они не умеют импровизировать; для качественного отдыха надо купить дури не спалившись перед папой; каждая корова выдает 30,48 кг отходов в день; до смерти надо выслужиться перед новой метлой и жасмин лучше ли роз...

Произойдут передряги, погони, драки, убийство и обман. Меж гравипоездов, гермиевого реактора и доков «города-кольцо, непрерывно вращающегося вокруг слабо светящейся дыры в боку вселенной» мочат в сортире, перекрывают кислород, а кого найдет и инопланетный мозгоед: «Гемина», оставив в покое зомби, транслирует эстетику «Чужого», «Крепких орешков», «Пятого элемента» и т.п. о героях замкнутых объемов.

На последней четверти вдруг впадая в буйство квантовой механики в макромире, устранение парадоксов, флотилий и спасение из звездных тупиков с открытым финалом. Неожиданно, но ретроспективно обосновано, вплоть до источника энергии.

Рисованный от руки дневничок девушки приятнее глазу графики в духе первых программистов и начала ХХ века (хотя и этого всё еще навалом).

Местами возможен скрытый смысл: Ник в наколках тюремных от горла, но, хотя в здешнем отделении банды Маликовых из Нью-Петербурга все мужчины такие, именно пацан запал на взращенную на стратегических играх и тяжелых спаррингах доченьку местного начальника (покрывая тот самый рудник, не подозревает, насколько близки секретный агент «БейТек» и специалист по контролю коллективов). Страницы, на которых сверхблагополучную чиксу вместе с читателем убеждают в тонкой душевной организации и благородстве ее наркодилера, придают немудреному лавбургеру специфичный привкус. 18+, насколько могу судить, из-за позитива по поводу доз тетрафенитритиламина и моря крови.

Полиграфия — серый мелкий шрифт графических изысков на сером фоне осуждаю, в остальном сойдет. К переводу без претензий.

Рекомендации: любителям техногенных пряток-салочек с пистолетом и планшетом наперевес.

Хотите, хвалите, хотите, критикуйте, рассказ объективно хорош.

1. Пропитан духом старины. Всего 106 лет назад, те, кто без Циолковского знал до какой скорости разгонять осколок Луны, чтобы выкинуть из Солнечной системы, представить не могли у индивида 912 000 000 $. Инфляция еще ученое слово, а прогрессивный налог на наследство... И здесь же фонтан сжатых идей, по свободе и размаху достойных Брина и Суэнвика, плюс, мотивированных общим благом — «Доллар Джона Джонса» не золотой стандарт, но рядом.

2. Дает другое решение для уэллсовского «Когда Спящий проснётся». И не уникален. Даже такой человек 1970-х как Дуглас Адамс писал, что бессмертный может заработать на долгосрочных вкладах. Мьевиль использовал сложные проценты в «Рельсах» для злой карикатуры на капиталистический образ мыслей.

3. Не наивен. Это пенка на молочной нежности истории, начавшейся в 1785 году, когда математик, финансист и филантроп де ла Кур поведал в Testament de M. Fortuné Ricard, как персонаж вложил малость под проценты, чтобы через пять веков потомок запустил проекты утописта. На эту шутку в адрес своего «Альманаха бедного Ричарда» Бенджамен Франклин среагировал своеобразно. Поблагодарив автора (гильотинирован в 1793г.) за идею, он на аналогичных условиях завещал по тысяче фунтов (125 000 в долларах 2018 г.) — далее 200 лет планировать не рискнув — двум любимым городам. Причем, в «заем молодым ремесленникам», банкам не доверил. Затея пережила многое и многих, отбилась от наследников, вошла в «Занимательную алгебру» Перельмана и завершилась в 1990-м. Для Бостона почти пятью, для менее удачливой с заемщиками Филадельфии двумя миллионами USD.

Данные приключения и переживания юной дипломатки вызывают множество ассоциаций. «Цетаганда» Буджолд. Поздняя Ле Гуин, Леки, коммерческий Булычев, м.б., Ларионова и Черри. То есть: литературно выше среднего, исполнение традиционное, с упором на психологию и отношения; динамично; интеллектуальная нагрузка умеренная; персонажей активных с дюжину; много быта и высокой культуры при отсутствии шока и непостижимостей.

Причин, по которой интриганы крошечной как бы республики бросили девушку Махит (до этого не знавшую голубого неба и ружейного ствола), тормозить расширение звездной империи, две. Первая — набранные ей баллы по тейкскалаанской поэзии, которая заменяет агрессивному соседу канцелярский сленг с пропагандой.

Вторая — ее же совместимость с копией личности посла, успешно работавшего при дворе Шесть Путь 20 лет. Такие «имаго»-импланты, после интенсивной психотерапии, на станции Лсел считаются прекрасными помощниками в любом деле, от добычи осмия до пилотажа, что за намеки на жуть и аморальность? Но сделка Искандра отменилась — и почему-то, вместо нужной служебной информации, Махит вспоминает, как тот мылся в министерстве.

Порадовало изображение государства. Вместо привычного ряда символов (бюрократы, машина), нечто, существование которого зависит от процессов экологической сложности и характера. Воля со-императоров, самоубийства граждан, интриги аппарата, традиции тысячелетий и новые песни, коллективный разум полиции и протесты в торговом квартале, в то симбиотических, то антагонистичных, до уличных боев, связях — это место обитания нормальных людей, а не гнезда винтиков и рабов системы.

Отказ от приевшихся метабаронов колхозного масштаба позволил задать жизнеподобный, абсолютно эклектичный мир и в дело пошло всякое, от транспортных алгоритмов до китайского небесного мандата.

Остроумие, гандбол, яд, шпорник, взрывы, пафос, пруд, наследный клон, амбиции, слезы, чашка писем, вербовка на балу, лампы полного спектра, голодный разум, вкус фиалок, новости восьмого канала, возня в закоулках столицы важнее провинциальных планет, ноготь в сольвенте, столичные кольца, подпольный протезист, экфразис, трупы...Тейкскалаан, с храмом Солнца и садами, чисто Месоамерика, ономастика оттуда же, как и пратчеттовский Два Цветок.

В последней трети все становится довольно серьезно, глобально и, даже, драматично. В целом, вполне достойно прочтения, но к прорывным или завораживающим вещам «Память, что зовётся империей» никаким боком.

Номер с записью умершего исполняли, и не хуже, Бэнкс, Желязны, Гибсон, Суэнвик, а десятки поколений пилотов с имаго, если секунду подумать, суть техническая стагнация. Посол один, без, хотя бы, секретаря и шифровальщика? Автор дала пару-другую отменных деталей, влезла в архитектуру и попыталась, в послесловии, утвердить новационные антиимперскость и восточно-армянский язык... Насчет лингвистики есть в НФ более впечатляющие новации, а насчет имперской угрозы впечатление обратное. Конкретики экспансии и бремени империи у Вудхауса и то больше.

Бисексуального на полторы страницы.

Перевод: без претензий. Язык аспиранта гуманитарного вуза.

Полиграфия: накладку на суперобложку осуждаю, внутри норма.

Рекомендации: женское лицо современной космооперы.

Пафосом и начальными условиями похоже на «Вархаммер» с наскоро удаленными опознавательными метками.

Землеподобный мир. Прежде в муниципалитетах сидели философы, серафимы Крылатого Ока ездили на механических змеях — моря до сих пор засоряет пластик — ныне южным континентом под скверной (хоррор, мутация, некротех, инфекция и муркоковская сила хаоса сразу). Из этой деградации ни слова не говорящий персонаж пытается вынести на себе малютку Веспер и артефакт, который демоны Разлома зовут Злом, а рыцари, падая ниц, мечом самого Гаммы. Бродяга умел, опасен, платит платиной, но капля крови наркоторговца мухой летит по адресу и на охоту отправят самым-самых. Лодки, летающие и нет; пульсирующая от стены до стены плоть. Флешбеки, дядя Вред, броня, фабрика, пастухи, подпольщики, крюки, атаки сущности, лазеры, стерильный шатер, чешуйчатые конечности, живой камень, крысолюдка и реквием монетами.

Слог Ньюмана (в переводе) прост. Приличные портреты, но монотонно и сравнения у него... «Люди растекаются по улицам, подобно рвотным массам, объединяясь в толпы» — ? Сюжет, вполне закругленный хэппи-эндом выживших, допускает любое расширение.

Чуть анималистики — дойная коза опасное, но занятое делом животное. Но и на самой функциональной козе апокалипсис не объедешь, нужно что-то еще и порой текст чудесит. С фруктами тут как в «Безумном Максе» с бензином — но минимум калорий/сутки и корм для вьючных среди опустыненных, в малоуспешной попытке остановить ад, земель и городов, похоже, без проблем И т.п. И т.д.

Возможная аудитория «Странника», следствие, узковата. Рекомендуется только имеющим:

а) Пристрастие (здоровое) к деточкам. Первые шаги, первое слово, первое пюре, первый имплант, взгляд глазенок,задравшаяся одежка, абсолютная неподдельность переживаний и тычащий пальчик то ли разбавляют, то ли наоборот, усиливают спецэффекты.

б) Вкус к абсолютно благородным поступкам и возмездию за них, когда за добро и помощь прилетает от тех же людей же.

Полиграфия в норме для серии.

К козе — никаких претензий.

Рассказ из тематики иррациональной панической реакции на встречу с отдающим журнальной мистикой непонятным.

Зацепил второй случай, фактиком, показывающим, что самый ужас можно и не заметить.

Ситуация: час ночи, рассказчик со свидания: «шел по узкой тропинке у самого края железнодорожной насыпи [...] Далеко впереди покойно горел тусклый зеленый огонек». Мимо резко пролетает товарный вагон и «крики птиц и шёпот деревьев казались уже зловещими, существующими только для того, чтобы пугать мое воображение. Я как сумасшедший рванулся [...] добежал до зеленого огонька, где увидел темную железнодорожную будку и возле нее на насыпи человеческую фигуру [...] Видал… – проговорил мужик нехотя. – От товарного поезда оторвался. На сто двадцать первой версте уклон… на гору поезд тащит. Цепи в заднем вагоне не выдержали, ну он оторвался и назад… Поди теперь, догоняй!.. Странное явление было объяснено и фантастичность его исчезла. Страх пропал, и я мог продолжать путь дальше».

Оставив успокоенного на пути к третьему страху, фокусируемся на объяснении.

Зеленый огонек был, когда вагон еще не промчался. Но мужик под зеленым и после забега рассказчика. То есть: по рельсам главного пути. В сторону станции. Катит оторвавшийся вагон. А железнодорожник и не думает сменить цвет сигнала машинисту. Для своевременной подачи которого поставлены на перегоне и будка, и мужик, и фонарь.

Куда страшнее и жестче «Злоумышленника» того же автора. И... со ссылкой на М. П. Чехова, эпизод основан на лично виденном в Рогозяной Балке. А через два года после 1-й его публикации, в аналогичных обстоятельствах порвавшемся на станции Голицыно поезде погибло 11 человек.

Паромагопанк на фоне почти забытого, но легендарного подвида вестерна. Если фронтир от слова «фронт» и нравы Дикого Запада обеспечены мутными водами меж берегами непримеримо враждебных сил — это истерн.

Мирок фригольдов, фортов и городков в либо уже разрушенных, либо еще не освоенных просторах — спорная межа Империума магов, буфер Революции накостылявших было магам рабов — почти идеальная среда для приключения.

Разумеется, вестерн-истерн базируется на стереотипах и — офицеры Империи изысканы, аристократично презирают немагов-нулей, склонны к массовым убийствам и опере, а солдаты Революции грубы, преданы Генералу и лучшим развлечением для масс считают казни.

Всем им поперек горла Сэл Какофония, женщина-гроза с претензиями, списком эмигрантов на ликвидацию демоническим револьвером и как-то само собой образующимся вокруг бардаком, разгромом и убытком.

Кроме случайных жертв, участие в событиях примут подпольные алхимики, пароход гильдии ниндзя, лесбиянство, пыль прошлого, мастер осады на телеге, дешевые едальни, алкоголь, легкие наркотики, письма императрицы, ездовые птицы, стужемечи, паладины с пулеметами и самый быстрый экс-бойфренд в мире и вопросы репутации. Хотя в начале между эшафотом и рассказчицей лишь пара уточнений насчет судьбы некоего сержанта, Сэл очень ненадежный рассказчик, а кто не сбежал, включая тварей других измерений, пеняй на себя.

Кровь, взрывы, мертвецы, порицание идеалов... А роман отличается от разрабатывавших ту же жилу вещей Гилмана, Кинга и Резника как физкультурник от культиста. Замах не тот, но — бодрость, желание жить лучше или хотя бы без ощущения крышки гроба. Терпимая боль вместо мировой тоски.

Автор звезд с неба, в плане конструирования миров и механизмов, не хватает, психолог из него не ах, лингвистика и этнография то ли не его стезя, то ли возиться некогда. Магическая система, с меной, дарованиями, пением из портала, прахом и антагонистичными вариантами, недурна. Хотя, конечно, может вызвать геймерские ассоциации.

Главное, благодаря чему пошли влет 608 страниц — язык и стиль. Сайкс держит темп боевых сцен и детализацию зарисовок, его динамичная лесенка коротких (недлинных) предложений, разговорная хлесткость, приправленная в меру вычурной риторикой, порой напомнинает наши 1920-е, местами О'Генри.

В качестве бонуса, такой тон, переходящий от рубленых лозунгов в манерное журчание, плюс сентиментальные пассажи и красивости имеют внутритекстовое оправдание: образованные люди этого мира покорены тем, что зовут «оперой» и ее жанровые условности имеют влияние на их поведение и риторику.

Полиграфия: бумага сера, но плотная, шрифт некрупный, что глазу лучше просвечивающих сквозь белое жирных строчек. Вопрос к переводу один: 4 матерных стоили «18+« на обложке?

Вместо рекомендаций, цитаты:

Рикку, как и многие мастера дверей, считает себя обиженным.

Конечно, это относится не ко всем женщинам, но, по моему опыту, тот, кто произносит эти четыре слова, либо идет домой, либо достает нож.

Это, конечно, очень любезно — предлагать мне ваши революционные бумажные деньги, но, боюсь, острой нужды подтереть задницу я пока не испытываю.

Капля крови сорвалась с носка сапога и упала в канал, попав на лениво дрейфующий по течению кусок волшебного льда.

Дарования не отдают Мену, но даже Госпожа Негоциант не могла научить их целиться.

Рассказ просто хорош.

Во-первых, он особняком от массива написанного Ярбро про вампиров и Сен-Жермена. Намек на утраченную, но вполне возможную линию развития писательницы.

Во-вторых, сделано мастерски — с плавным ускорением набора ориентирующих в происходящем деталей и ударной концовкой.

В-третьих, он в традиции. «Лягушачья заводь» легко погружает в фундаментальные (для американской НФ, разумеется) мысли о содержании образования, правах, заповеднике инноваторов и биоэтике.

В-четвертых, написано 50 лет назад, а отзывается современно. Оклик Службы по контролю инфекционных заболеваний, мда. Сама героиня ассоциируется с недавними лабораторными забавами, типа светящейся мыши. Резистентность к токсинам ОК, но перепонка меж сосен и шоссе 101... М-р Томсон не заигрался ли банально, за годков 15-20 до, в гениального генетика? Кстати, наличие органа другого биологического вида дает не «мутанта», а «химеру».

В-пятых, от здешней легкости тяжелое послевкусие. Судя по истории с Бакстерами, «поселок» не сообщество опасных умников «Менделевской лампы», а беззащитный уголок пожилых. Уроки Торни, по сути фермерской девахи, по два часа в неделю на науку, настолько же не адекватны, как желание нервного горожанина в последнем семестре плести корзины. И одно дело вещать про клубы убийц и травить психиатрические байки о толпе, а другое готовить детей к ситуациям. Предупреждение насчет дружелюбных незнакомцев — и всё?

Очень неоднозначно и достойно внимания.

Получше Кресса, нудней Баневича.

Якса почти не при делах, в кадр лезут (но целиком не вмещаются) всякие злые твари и духи пущи, ведьмака на них нет. Чернушность, надрывность и пафосность — в постмодерновом изводе: начало резкое, финал оборван; сюжет прыгает, меняя главных действующих лиц и рассказчиков; то, что принято звать приключениями и любовной линией, лишь упоминается, динамики с избранным пророчеством ждать до 313 страницы. От приложения впечатление, что оно к какой-то другой книге цикла, настолько скромны пересечения с основным текстом.

Мир стандартно средневеково центральноевропейский. На западе горы, монастырские тюрьмы и рыцари, на востоке степь, каган и острые черепа. Посередке страна зверей, бесов и людей — остатки королевства Лендия, которой ничуть не жалко жестко эксплуатируемому володарями населению.

Магическая система — обережная некромантия и духоводство. Как вера в Праотца помогает гнать старых богов в чащу, в каких отношениях шаманы со следами копыт на пепле? Почему этическая система не учитывает стрыг, если они чуть не под каждым кустом? Раскрыты точки зрения божьего садовника, деревенского парня и благородной распутницы с законным ребеночком — да ничего не понять. Жертвуют серпом по горлу, через дупло подмогу призывают, в кромлехе бой... И? Обмолвка о призыве Чернобога — вроде покупки яхты олигархом, у сохи никого не колышет.

Правдоподобность реалий ниже среднего. Манкуртов делают шерстяной шапочкой, водостока с соломенных крыш достаточно для канализации смывом. С сезонами и с/х просто масса удивительного, хотя автор и попытался что-то сказать о бортничестве и огнево-подсечном. Листья только золотые и ковром или кучей. Рыцарям тут нужны герольды, а не оруженосцы-конюхи, Проклятые партизаны и вовсе почти как из игрушек: зарядился и пошел махать-убивать. Панство гнет и нагибает народ как хочет, но мнение села много значит.

Просвечивающий исторический материал коварен. Например, крах лендичей написан так, чтобы ассоциироваться с первым Косовым полем — но похожи они только парой фактов. На второе Косово — одним фактом. На битву при Калке — последствиями, но не 100%. То викинги вынырнут, то дзяды. Некоторые детали жизни хунгуров прямо от монголов, но их въезд на зимовку больше подходит цыганскому табору, чем хозяевам караванов и отар.

Слог, претенциозный и сорный, дал массу поводов для веселья. Парень по имени «Самко», конский кумыс. В ступе обмолачивают. Понравилось о крестьянах, которые обидчиков б «как стадо вепрей», но, что сжимающая меч отрубленная рука летит в лес, биться о серую кору елок, тоже ничего.

Полиграфия в норме.

Рекомендации: только ради прикола.

Андерсен родился в 1805-м, а года через два Копенгаген сожгли англичане. В дальнейшем государство обанкротилось, рассталось относительно безболезненно с южными колониями и Норвегией, пытаясь сохранить Шлезвиг-Гольштейн, повоевало раза два.

То есть, дела шли всё лучше и лучше, датчане даже смогли позволить себе Андерсена.

Автобиографии (три) изображают утенка, из которого неминуемо ожидался лебедь. ЖЗЛ описала, каким трудом Андерсен делал себя сам. Но, ради справедивости, его сомнительная наследственность, слабые способности к иноязыкам, анормальная наивность встретили внимание и непустую заботу людей из правящего класса, как-то уловивших: этот небезнадежен. И с поддержкой жизнь несла Андерсену много слез, но стипендия, учеба, тур за казенный счет, корректор из профессуры, пенсия... Путь сказочника (несказочного, включая либретто, оставил на томов 30) свидетельствует: в королевстве были официальная и неофициальная системы поддержки талантов. Любых отечественных, даже с дислексией.

Проза Г.-Х., при всем при том, пропитана тотальным, почти японским пониманием ничтожной цены жизни и искусства в этом мире. См. «Девочку со спичками», но фон, на котором развилась пресловутая жестокость Андерсена (лишь «Тётушка зубная боль» жестче притч Толстого), лучше объяснят менее знаменитые «Картинки-невидимки», они же 'Книжка с картинками без картин'.

Эта вещь, открывшая Андерсена российской аудитории, по сути 33 фрагмента в духе «заглянем в чужую жизнь». Рассказчик — месяц, манера — трезвые сантименты и свобода в выборе предмета. Есть Китай, смерть эскимоса и жизнь караванного торговца, но основное про Европу.

Истощенные поля шведов. Когда замерзнет море, горе потерять тракт. Музыкантам снится водка, актеры бесправны, Париж помнит лужи крови, на могилы суицидников валят сор. Малыш трубочист так мил! Почти как девочка-водоноска римских развалин. Дети везде, по пять мордашек в детской и рожают еще, послушницы провожают взглядом почтальонов, подпись к празднику Ротшильдов: «Мать». В городах курятники, зато в Помпеях туристов мало, пой себе арии. Ликует скульптор Торвальдсен, а больную проститутку (был у Андерсена эпизод в теткином борделе... Но сейчас не об этом) гонят работать за час до смерти. Можно жить, не отходя на шесть миль от каморки, а крестьяне бегут, от германских налогов и бесхлебья, к лихорадке и прочему яду Америк. 1840-е, однако.

Но в самом финале знак грядущих перемен: ребеночек молит боженьку о маслице на хлеб. Видимо, том самом фермерском, экспорт которого дал Дании больше, чем Сибири золото ее приисков.

«Я гляжу сквозь безграничное воздушное пространство на бегущие подо мною облака, гляжу и на пробегающие от них по земле длинные тени».

Состав: «Прачечная» Стросса; мифология агента ОО7 в фильмах; маринистика; вселенная мейк-ап маркетинга; винда-против-линукса-рассудка-и-свободы — 2005; злая дружба; холодная война в фактах и головах; чуть лавкрафтианства.

Показания к применению: интеллектуальный фэнтези-боевик, проблемы глубоководных погружений и приколы над Джеймсом Бондом.

Противопоказания: сильная аллергическая реакция на компоненты; пробелы насчет гейса, мадам Батори и «Хьюз Гломар Эксплорер».

Форма выпуска: АСТшная средняя безальтернативная.

Взаимодействие с другими препаратами: серьезнее первой части, меньше гэгов о бюрократии, больше накала, Боб Говард заматерел и строит серьезные отношения на зарплату госслужащего. Привкус ретро сильнее, в задорном взгляде на СПЕКТР из Приднестровья уже столько истории, что веселит не слишком. Насчет спецслужб Стросс не романтик и непонятно, сильнее злит его пауэрпойнт или Йен Флеминг. «Салага» не впечатлил, так, легкое упраженение на тему геймерства.

Побочные эффекты: тоска по продолжению цикла.

Рассказ у нас пойдет, в особенности, о хоббитах. Тех самых, теплых ламповых, прожорливых, отважных и работящих. Вот отправил сочинитель этого романа одного такого за сильмариллом на север. Заросшие дороги, руины, горы, боевая слава — и всё, край карты и толкиенистики. Где разгуляться есть, но...

Никакого разгула. Изящная, аккуратная роспись по «Властелину колец» чистым уважением к «Туда и обратно».

В принципе, можно читать и при слабом знакомстве со Средиземьем, как фэнтези о первой любви и одержании духом древнего воина. Но заряжена вещь на дотошных читателей Дж.Р.Р.Т. Нагенерировавшее фанфиков «Профессор был неправ, всё было по другому» здесь звучит «всё, как у Профессора и вот почему».

Кто троллям дал имена «Билл» и «Том», что стало с отрядом стрелков и почему арнорцы ушли в партизаны сразу после победы? Додумано. Недоумеваете насчет доверия к взломщикам и исчезновений наслушавшихся Гэндальфа? Интересуетесь, ели ли в Дориате грибы? Где торговали озерные? Почему зло не возродилось в ангмарских пределах? Каким образом хоббиты выжили без централизации? Как трактовать контраст поступков и манер «Торина и Ко» в норе Бильбо? Прошу сюда.

Кое-что остроумно, технично (строительный клей), есть натяжки. Дети орков, почему не сеют и вечно дерутся, теплые дороги и шишел-мышел, разумеется, вне связи с исходником, колдующие хоббиты, почти безразличные к солнцу гоблины и Сосрыква неканон. Землеройное — без прокатных сталей такая лопата дороже меча.

Зато «Старик Зима» — отменная интерпретация приложения к «Возвращению короля» в стиле кистямуровского пролога. И чего Радагасту не зваться Крконош, если Гэндальф Инканус.

Сами приключения Фонси/Ветерка тянут на «не выше ожидаемого». Загадочный анклав, торговля зубом, забытая застава, фальшивый принц, рабы, ослик (не вытерли вовремя!), второе похищение, ярмарки, опасная Осень, невеста на дереве, Болг, Шельмец, Араторн, ягодное пророчество, баня посреди Карн Дума, дверь, которая зимой не откроется и Сэмунд Инголло IV эпохи. Нравственная чистота (не считая полигамии), политики и поучений не выявлено, драма и пафос дозировано, хоррора нуль.

Язык: кроме таръкрских кудесин и строчек на как бы диалектах, литературный. Стихи не впечатлили. Топонимика и ономастика тоже.

Полиграфия: мягкая обложка, карты, иллюстрации ч/б, бумага белая, шрифт крупный, для эпизодов разных тысячелетий разный, опечаток не заметил.

Рекомендации: собирателям версий и по привлекательности цитат.

Когда сломаешь такую вещь, понимаешь, что сделал правильно, но радости не чувствуешь.Ангмарское королевство было именно такой вещью.

ни у самого Торна, ни у Кърмахъна с Роръхъном, ни у охраны в обозе — карманов на одежде не было.

Старый колдун не послушался аистов, вот что произошло с Северском.

Не совсем короля забыл, знаешь, что едой делиться надо.

Какой же ты хоббит? — ласково спросил Белерих. — В сапогах вон ходишь.

Первая половина попытки удравших на Луну отбиться сразу от войск земной охлократии и необходимости собственного государства.

Несколько претенциозное, в меру крепкое повествование, нагруженное конфликтами, характерами, точками зрения на кровь по скафандру, сюжетными нежданчиками, социологией, респектом геймерам и оммажем «Луна — суровая хозяйка». Коркоран в числе крепких научных фантастов... если считать и злободневных. Кому интересно — программную речь автора об отпоре прогрессистам перевели своевременно на mirf.ru.

В тексте раскрыто через персонажей: Майк Мартин это технократическое крыло анархо-капиталистического сирина, юридическое Лоуэлл, гуманистическое «Джон» из моря Москвы, футуристическое — Гамма. Просто ненависть к запретам это Дарси. Дух реальных дел и никакой бюрократии со словоблудием. Характерно отсутствие в Аристилле беглых деятелей культуры и общественников.Этика: желание, возможность и способность работать, вкладывая всё, без оглядки на диплом и сертификат — значит, хорошо. Жизнь чужим умом, папины денежки, мотивация лайками и голосами избирателей, отжим через права потребителя — плохо до суицида (высокий контраст с Гибсоном).

И никакой идеализации «Атлант расправил». Склоки, конфликты, мошенничество. Мартин не умеет вести совещания, гуманист ради ГМО убивает ножом, среди отрицаемых Дарси правил шифрование. Беглый ИИ дружелюбен умеренно. И в прекрасном новом мире умница из-за прилавка будет вопрошать, нафига ей в школу, если у нее рекорд дохода на кв. фут. Наглядные преимущества жизни на фронтире не убедят диверсанта и разные этносы-религии жить в мире и уважении чужих прав. Вопросы есть, но автор вложился на уровне «Синдика» Корнблата.

Про лунный сепаратизм уже понаписано много и кое на что у «Держав земных» свое мнение. Хайнлайну был интересен язык, вкус халявы и форм сожития — Коркоран сух, пристоен и даже сомневается в пользе бомбежек. «Новая Луна» про нравы бразильских кланов — здесь рулит Северная Америка. В вейеровской «Артемиде», «Лунной сонате для бластера» Серебрякова и «Обеспечении» Рюкера главное автономия — здесь завоз. «Гелий-3» Гжендовича (тоже 2017-й), очарован индивидуализмом миллиардера — Powers of the Earth воспета компетентность союза промышленников. Противник, в кои-то веки. не показан тупым и жадным большевиком, для пребывания на стороне зла достаточно военной пенсии. И обратный инжиниринг работает при любом режиме.

Местами автора заносит. Остро про конфликт поколений — да откуда взяться вкусу к бунту и предпринимательству после перечисленных кризисов? Хороший вкус Коркорану в разговоре о равных возможностях просто отказывает, исторические отсылки потешны (для овладения вольной Исландией Хакону не потребовалось и солдата, на «вестфальскую систему» ответ поправка Джексона — Вэника).

Техническое, от грунтовых опор, приваренных к корпусу корабля и до отсутствия на поверхности терриконов, заставляет чесать в затылке. Тому, у кого антиграв, не нужны электромагнитные пушки, см Мирера. В пустых тоннелях свет? Готовить в герметичном объеме мексикано-нигерийские блюда, не удушив соседей? Пальба из гатлингов в невесомости и прочие военные действия — см. Носова, Пэдрейру. Вредно ли прожаренной заатмосферным Солнцем краске излучение ядерного взрыва. И т.п. и т.д.

Продолжения жду, заканчивается в самый критический момент и ход событий не очевиден.

Полиграфия фанзоновская, перевод читаем.

Рекомендуется поклонникам премии «Прометей» и романтики бизнеса, который никому не должен.

История о пребывании Седьмого полка в городе, который, если оккупанты продавят эреизацию аборигенов, будут звать Новый Эребург. Военные действия позади — время информаторов и разгона бунтующих. Фон: девки с арбалетами, разборки местных финансистов, поиск национальной идентичности, полководец по кличке Толстый, грязь, метрическая система, вечный дождь, качки, шлюхи, патрули, безумные алхимики, бунты, сыр, продавший душу демону фехтовальщик, социальные реформаторы, книга, которую все знают, но никто не видел... Магия заметной роли в повседневности не играет, хотя Первый из некромантов между дорожками марафета жалуется, мол, мосты строить заставляют.

Сюжет держится тем, что именно из этой истории, с ее фоном и некромантами, надеется выбраться к лучшему рассказчик — комроты указанного полка. По ходу дела многие надежды умрут, некоторые вместе с носителями. И часть по вине Норгаарда, но спрыгивать поздно. Назревают большие дела... и так ли хорош господин из Центрального банка? Выдумка ли зверолюди языческого Круга, если летописи о них молчат?

При всех признаках нуара из дарк-фэнтези книгу вытаскивают легкий сарказм и культурология, заставляющая вспомнить Сапковского (демократии досталось сильнее, чем у Баневича). Интриги неглубоки, но разнообразны и мотивированы. Про отличие политики от семейного собрания удачно: наемники наемниками, любовницы любовницами, а трость не подведет. Вообще, резкие детали и фразы Низиньскому удаются.

Любопытны и его решения по наемникам. Боевое братство, товарищество — это к Куку с Вегнером, талантов Форкосигана и Коски не наблюдается, спецслужба из них уровня деникинской контрразведки. Зато автор, хотя и взял традиционный комплект персонажей, от фарцовщика до силача-растяпы, заэскизировал функционирование гарнизона. Есть вертикаль командования, интендант не только ворует, венерические болезни лечат, уровень дисциплины без пригляда скачет по косинусоиде, страшно не доложить и т.п. признаки хорошей проработки.

Финал замер на полуслове — и еще ничего не решено, есть надежда на развитие.

Конечно, в идеале привести б флору, инфраструктуру, одежду и сельское хозяйство в соответствие климату, но уж больно контрастирует чернуха, которой поливает свою глупую, бесплодную и непроезжую родину ван Доррен, со зримыми достижениями местного народа (архитектура, фармацевтика, мануфактуры, библиотеки, караваны).

Полиграфия как в остальной серии. Перевод неуверенно владеет матерной и устаревшей лексикой, однако, вполне читаем.

Продолжения жду.

Кто считает роман трансляцией специфичнейшей идеологии, кого утешили пейзажи Марса-который-не-Марс... Комичность как-то в отзывах не отразилась.

1.Представитель правящего тогда еще империей класса, самых привилегированных групп, свободно путешествующий без ограничений и забот (как выяснится в следующих книгах, домовладелец и т.д.) сходу заявляет инопланетному сверхразуму: «наш мир — очень порченый». Тот верит. Как не поверить британскому ученому... готовому пометить мир чохом. Даже льюисовский приятель Дж.Р.Р. Толкин утопил только Нуменор.

2. Сверхразум вздорен. Отрицание очевидного («Неужели он думает, что сможет попасть в великие миры?» — а «он» уже Марс топчет), чувства рабовладельца («Будь вы моим народом, Рэнсом, я бы убил их сейчас же, а вскоре и тебя ... Но ... Убийство чужого хнау — ужасное дело»). Земной филолог за ничтожное время выучил местный язык, а сверхразум и слуги его за два прилета землян не удосужились, вынося суждения по свифтовским крякозябрам Рэнсома. Гордыня — Уарса уверен, что верховный М. не даст какому-либо народу существовать вечно.

3. Техническая часть опримитивлена. Ссылки на ранний период НФ не убедительны, ведь это 1938 год: «Женщине на Луне» Ланга лет 10, «Пасынки Вселенной» выйдут всего тремя годами позже («Звезда КЭЦ» уже). Оставим вопросы движителя и ускорения. Но быт? Проблемы отходов в замкнутом шаре (упущен шанс на реально крутую сцену готовки, мойки посуды при низкой гравитации и в черных очках, вроде перельмановской «Занимательной физики» 1920 года. Да и вообще, джентльмен на кухне нерях взывает к Джерому). Прелестна «экономия воздуха» запретом на разговоры — одновременно с ношением утяжелителей. Которые тоже забавны, по заданным условиям там не пояс с грузиком, юбка из гирь нужна.

При всем при том, автор не невежда и мог включить мозг: в курсе насчет окна запуска, очень хороши объяснения резчика изображений, насчет правдоподобия, которое надо оценивать не по степени узнавания оригинала прямо сейчас, а по возможности воспроизведения теми, кто никогда не увидит живого землянина.

Все в целом выглядит пародированием «Первых людей на Луне» Уэллса.

Черты сходства: шарообразный космический аппарат без топлива, важная роль заслонки, ярчайшего света и «переворота» на середине пути. Советы по движению — идентичны. Проблемы с воздухом. Во время перелета рассказчик чувствует себя божественно, по приземлении тривиально, первое желание — в гостиницу, на пути обратно он управляет, на пути туда — нет. Один из экспедиции теряется и именно он попадает ко двору планетного правителя. Во время его путешествия земляне убивают аборигенов. Рассказ о том, как плохи земляне и правитель приходит ко мнению, что те должны быть истреблены. Инопланетное общество биологической профспециализации: кормильцы с копьями, машинисты... В других мирах золота руку протяни, растительность под ногами съедобна, есть опьяняющие средства. После возвращения транспорт гибнет. Антиинтеллектуальные высказывания, плен, образ молчаливой планеты, треп про переселение, есть даже дурак-мальчишка...

Только здесь он сопротивляется, а там лез сам. Там первый полет — здесь второй. У Льюиса космоплаватели наивный делец и ученый обманщик, у Уэллса наивен ученый, а мошенник — делец.

Читать рекомендую без серьезного настроя.

Стандартен сеттинг: тоннели Древних через космос, дредноуты, казино и мутанты. Офицеры невозмутимы, мутанты наоборот.

Стандартен зачин: загадочный посланец обращается к мошеннику, чтобы тот напрягся ради свободы целого государства. Правда, скучающий в мозгу Белизариуса квантовый комп рад отключить обычную личность, но для аферы тысячелетия и ему нужна команда умеренно буйных и злодейских спецов.

Пальба, интрига, плеть, взрывы, имплантированный яд, предательства, виртуальные интерфейсы, моча, 500 атмосфер, 4800 гаусов, миллионы франков, фуга, тюрьма, канониры, как бы апостол, оперуполномоченный терминатор и пуговицы со связанными частицами.

Читать, тем не менее, стоит взыскательным к НФ. В космооперу задрапирован философский боевик. История и священные писания Кукол — мощнейшее со времен «Нейропата» высказывание по нейротеологии. Которым автор поднимается до настоящей драмы. Рок, генетика, Падение, поиски высшего смысла и жуткая новая надежда, о которой если и можно, что сказать, то: это просто День Хорошего Мальчика какой-то.

Перспективы, впрочем, сомнительны. Ловок Кюнскен с ГМО-социумом, весьма. Но равнодушен к деталям повседневности.

Бессолнечные глубины океана, в которых лучшие пилоты галактики (трудности с сексом) гоняются за рыбой — кислород без фотосинтеза, рыбка без экосистемы. Город Кукол в толще льда — даже в V «Звездных войнах» есть сопряженные бытовые проблемы. На звездолетах невесомость, внезапные ускорения — везде стены, пол... мостик. Многое неубедительно или устарело. Груша со спиртным была в «Солярисе», но, чтобы космотурист мог поднять бокал, не прилагая, как в «Квантовом волшебнике», к кораблю 0,2g, уже запатентованы решения. Магнитные сапоги категорически отвергнуты космонавтами и т.п.

Ассоциация: другой канадец, Сойер. Страна, кстати, чувствуется, в возне с версиями французского.

Полиграфия в норме. Перевод идет легко, хотя в случае Дворняг хотелось бы больше экспрессии.

Рекомендации: смотрите, что можно делать из авантюрно-плутовского.

В 2002-2003 годах Дукай развлекал аудиторию журнала Science Fiction рецензиями на несуществующие книги. Из всех эссе «Альтернативной книжной лавки» составителям «Польского трупа» приглянулось это, для их антологии вполне уместное.

Сказав несколько слов об Иэне М. Бэнксе и его творчестве — романы «имеют структуру рассказа» (в смысле, 90% завязка и резкий финал), — и помянув всуе «Бойцовский клуб», Дукай приступает к сюжету и достоинствам «Линий крови», доступном за 33 злотых крутом трехчастном повествовании об имитаторе серийного убийцы — выходце из низшего слоя бизнес-элиты современной Британии.

Завершает подначку рассуждение о «структурном зле» на две с половиной странички. С точки зрения католических теологов в марксистских очках и без них.

Оно и разрушило впечатление.

Шотландца «черная кислота зла, разъедающая разум с той же неотвратимостью» не волновала. Ни в фанастике, ни в боевиках, ни в самом ядреном постмодерне. С «разъедающей кислотой» он работал, в той же «Осиной фабрике» и «Поисках оружия», но без примеси «зла». Антагонисты им же классифицируются тем, что творят, тем, что и ради чего им позволяют творить другие. Как они представляются сами себе, какую зависимость вскормили — в расчет не идет. Если сволочь или пособника прогресса не остановят пулей в лоб или чем похожим, с их головами не происходит ничего, достойного внимания. Они таковы, каковы есть.

А о теологах-идеологах у Бэнкса достаточно в «Умм» и «Несущественной детали».

Доктороу во вступлении пишет: «Иерархия и неравенство еще не истреблены, но но оправданий, чтобы их поддерживать, становится все меньше». В качестве подтверждения он ссылается на то, что быть политическим активистом в 80-е означало 98% времени возиться с конвертами и следующую историю.

Толстенькая Энда Бридж лет 12-ти (?) из Аризоны уговорила мать выделить 12$ в месяц на многопользовательскую игру с драконами, миссиями и т.п. — «улучшить навыки общения» в школе рекомендовали (связи между игроками — см. «Младший брат»).

Вскоре ей открывается бизнес-изнанка развлечения и от банального изничтожения неспортивных гадов она переходит к попыткам понять, что и как на самом деле с экономикой, игр и вообще.

Разобравшись и вдохновившись профсоюзом отцовской фабрики, пишет автопереводчиком требования для тупых китайских «фармеров», чтобы знали как бастовать надо. Победа, слава и признание не заставили себя ждать.

Не вдохновляет что-то, совсем. И, насколько помню, в 12 лет тоже не вдохновило бы.

Графика не запоминающаяся. Издано отлично. С закладочкой в комиксе на 30-60 минут листания.

Вместо рекомендаций, попутная информация из книжки: в Китае, нанимаясь, скажешь, тебе 18 и знаешь английский — поверят. А в США 2014 года еще работают интернет-кафе.

Судя по интервью, для Суэнвика рассказы ходят в строгом ошейнике, а роман — лохматый вольный зверь. «Путь прилива» именно таков. Невелик (страниц триста), да кудряв и мощно тянет в сторону ко всяким интересностям. Которым, признаю, за 30 лет прошла уценка.

На подчиненной территории посланник сверхсильной власти официально бессилен и равен туземцам — актуальность конца 80-х. В похождениях суррогатной матери фантастики осталось чуть. Клоны с психоделикой свое, по большому счету, отыграли, Дворeц памяти (автор ссылался на Кавалло, но в РФ термин от Йейтс) наоборот, мечта о виртуальном несыгравшем. Вот бы тринкуло, голосовых «помощников», нейрораспараллеливанием... бы.

Телевещание утратило функцию единения нации вместе с горизонтальной и вертикальной разверткой. И весь набор шуток, образов, завязанных на мерцание экрана баров, гостиных и костра бродяг, как и то, что поиск Грегорьяна происходит между прощелкиванием каналов на дирижабле и просмотром финальной серии в штабной комнате — занесло илом. Хорошо, что «Путь прилива» допускает достаточно других прочтений.

Через эро: психология, физиология, на собачье кладбище с фам-фаталь, маскарад, бордель, тату на память, «выбирай, или я», методы съема и флирта. На заднем плане романтика островов с вином, танцами на улицах и обещанием немыслимых оргазмов.

Через детектив: классическая дуэль серых клеточек и немыслимой наглости. Правильные вопросы, неправильные улики...

Через роман нравов: глушь и бюрократ классика, но не детективная. Чу слишком брутальна и цинична, плоть от плоти здешних просторов, рек, плантаций... Тупиц, не способных погрузить народ по учебнику. Рука, лавочник Пуф, хищения чемоданов — ассоциации с «южной» литературой Штатов.

Через техно: эмбарго и политика комиссии по технологиям, слабые аватары, остатки былой роскоши, засекреченная феноменология — почти Виндж (Лесной зритель напомнил о Вулфе, записная книжка Вэнса, кольцо Нивена, оммажи посвящения не опознал). Встречается мнение, что мир продолжает «Вакуумные цветы». Нет. Чтобы та Земля требовала свободы машин? И из орбитальных трущоб и психопрограммирования «Цветов» не выводятся шамановство, обучение, всякое кантри и транспорт «Пути прилива», никак.

Через Шекспира: топонимика, имена, адамант, сценичные диалоги, безумие, верность слуги. Глава «Танец маленьких наследниц» похожа на возражение «Королю Лиру» (без раздела имущества бедовать уже дочкам). Название романа в издании 2006 г. декодировано «почти не употребляемым в православии» учением, но — шекспировский Брут: «В делах людей прилив есть и отлив». Совпадает, вплоть до «Воспользоваться мы должны теченьем,/ Иль потеряем груз» в сцене с цепями, трупом и деревом.

Коли приспичило тащить духовное, лучше б мытарства, проверку души грешника на 20 пунктах. Ибо глубоко пал чиновник с административного неба.

Отказов от человечности в НФ полно. Киберы Стерлинга и Казанцева, счастье быть блобелом Дика, дезертиры Саймака, людены, фрактальные принцы... Но отторгать настолько последовательно всю фальшь? Искусство — ширма, сослуживцы вскроют брюхо, если привидится передача пакетика. Доброта к животным это их отстрел. Эмпатия, любимая трансгуманистами «философии общего дела» суть кошмар. Великие проекты Корды и денебцев аморальны. Однако, каждым противоречием идеалу чиновник очищается от чужих правил и морока, становясь разом толковей и проще, понимая сокрытое, поднимаясь к вершинам альтруизма — прыжком вниз от темных созвездий.

Мешает счесть гностику идейной основой то, что уже в первом появлении, еще исполняя арию внезапно командированного «а почему я, а кто, а как», чиновник уже зарос необходимым жиром. Позже выяснится, ему побеждать мухлюющих не впервой. И именно в игре в самоубийство.

Мистику же Суэнвик разносит в прах полицейской логикой и правдой фокусника. С оттяжкой, от плеча, от души. Некоторые страницы, вроде зачистки Уайтмарша и беседы на улице Антикваров, умнее многих «инквизиторских» фантазий, рассказ врача страшнее. В каком-то смысле, этой линией правит инверсия закона Кларка: технология со стороны выглядит магией? Для продвинутой технологии арканы и духовный прогресс магов — кустарщина и криминальный бизнес.

Отчаянно хорошая и лукавая вещь для внимательного чтения. Вот как надо писать на грант.

Придумавший Астерикса Госсини умер в 1977 году ( и в его честь назван сорт роз), Удерзо скончался в 2020, дожив до 92 и передав свои права на цикл еще при жизни — сделав, по мнению пишущего это, разумный выбор.

Продолжение вполне в исконном духе и завершен комикс, простите, графический роман, воистину друидическим оммажем зачинателям. Можно заметить, Дидье Конрад склонен к зарисовкам природы и интерьерам на четверть страницы, Ферри к суете эпохи мобильников в смартфонные времена — но, в конце-концов, «Папирус Цезаря» отчасти про издательский бизнес и вопросы коннекта, а архитектура дворцов Клеопатры и проч. достопримечательностей рулила и раньше.

Аннотации верить. XXIV глава «Записок о галльской войне» о неприятностях в Арморике, по совету ненавидящего траву Плюс Процентия исключена из сочинения Цезарем — но похищена, в знак протеста, литературным негром и теперь, с немалым удивлением, читается вождем той самой деревушки, которая ... Вы поняли. Из последовавшего можно, наконец, узнать, почему непримиримые к рыбе второй свежести мирятся с бардом — часть экстренного протокола, ничего не поделаешь, — и почему Цезарь не написал вбоквеллов к своему бестселлеру.

Перевод парой мест заставил усомниться: Союзаполлоникс? «Листья желтые» в исполнении Обеликса?

Рекомендации: если неохота ждать очередной анимационного или игрового фильма, если хочется еще раз взглянуть, хихикнуть и признать знакомых за знакомых.

Если не читали «Феникс и зеркало» — зря! — то и начать лучше б с него. Эта часть цикла более суха и трагична, хотя может читаться независимо.

Происходят события в той же Поздней Римской империи, которая скорее романо-греко-восточный мир, чем имперское государство, анахроничный ландшафт, на котором финикиец встретит христианина, колокольчик прокаженного сахар Тапробопана, Сахара помнит зеленые луга троглодитов и на каждом шагу возможны мудрецы, чудаки, мастера и безумцы. И/или расставание с кошельком, душой и жизнью.

Фэнтези, историческая, литературная, психологическая, отчасти декадентская. Саламандры, вещие сны, нищие, матроны, фумаролы, евнух-экономист, совиные яйца, штукатурка, рабы, официальные бумаги, спельта, шлюхи, дети, пытки, ректор, рецепты, солдатская ложа... Неаполь и «Козий остров» на горизонте.

Сюжет уводит туда, куда не любят заглядывать классики и фантасты-античники. Аверно — тот Рим, что с мозолями от фабрикации необходимого, где все грубо, вонюче и на вид убого, включая элиту этого альтернативно-технологического индустриального центра. Петрониевский Трималхион смотрелся бы на их фоне денди — но им-то и понадобился изощренный в науке, искусстве и ремесле Вергилий, еще настолько молодой и бедный. Incantor et Magus будет поминать свое неожиданно зверское обучение довольно часто — будут поводы.

Автору любы животные (легендарные и нет), невербальное (звуки, запахи, краски, ткань, солнце, вкус, мимика, музыка, жесты, влечение, переживание), разговоры обиняком, инь и ситуации, которые разрешаются ловким поступком или словом — на грани понимания, но интуитивно верным. Суэнвик был от него в восторге, влияние можно вообразить на «Голодного грека» Хаецкой.

К этому переводу сетевому не смею иметь претензий. Спасибо.

Рекомендуется как высокая фэнтези и нестандарт на известную тему о возмездии. А обложка оригинала — спойлер.

Взгляд на образование будущего со стороны учителя — а это в фантастике редкость. Сколько их еще, кроме «Фантаст Джакомо Леопарди» Ринонаполи и симмонсовской «Фотография класса за этот год».

Разумеется, дело не в дистанционном обучении как таковом: заочники к 1966 году новинкой не были, а всякие курсы удаленно читались и у Робида в «Электрической жизни» 1890, и у Форстера в «Машина останавливается» 1909 года — и по матчасти Мелентьев в 1957-м своим «механизированным обучением» из «33-е марта» обошел всех трех. Что, в данном случае, можно не считать — ««Какая прелестная школа»» о полном отказе от обратной связи ученик-учитель. И древнеегипетской с палками, и той, в которой квиддич. И личной, как у Стругацких в «Полдне», и анонимной, как у Стивенсона в «Алмазном букваре». 40 000 десятиклассников Северо-восточного учебного округа США смотрят в экран, получают справку о прохождении курса, на этом для них всё. Оцениваются не учащиеся, по усвоению материала, а преподающие, по рейтингу канала.

Если важен путь, а не цель, в модели «прекрасной школы» масса преимуществ: действительно равный доступ к образованию, решение задач культурной самоидентификации, становления свободной личности, аттестации педагогов и т.д. Что в традиционной школе? Авторитаризм. Отчуждающая институализация. Инфекции, травмы, стресс, криминал. А еще и дорого, безумно дорого по сравнению с эффектом (# Иван Иллич, # Гудлэд Дж).

Судя по присутствию в администрации деловых людей и отсылкам к проблемам со зданием после появления хулигана (1 шт), истоки именно этой реформы в финансовой сфере... То, что продукт новой системы на работе надо учить с нуля (факт), этим бизнесменам либо неважно (детей элиты учат серьезней?), либо не страшно — прошло 20, а не 10...15 критических лет и все работает. Аэротакси, инженеры, колонизация Марса... Успехи медицины (онкология упомянута) могли расширить кадровый резерв, снять потребность в новичках типа «от парты к станку». Да и у узкой натаски есть преимущества если ты работодатель.

На этом про фантастическую педагогику пора заканчивать, так как интрига рассказа Биггла-мл. не имеет отношения к образовательному процессу.

Раз все стоит на трансляции контента подписчикам, более-менее свободным в выборе, значит, анализ событий должен вестись по правилам ТВ-передач.

Автор то ли угадал, то ли просчитал эволюцию вещания и его экс-марсианская учительница ушла от сольного выступления вживую, крайне требовательного к талантам ведущего, в формат реалити-шоу. С какими намерениями — другой разговор, но, по факту, теперь транслируется «Начальная школа», самое начало первого сезона, первым составом. Не более.

Насколько поможет с английским просмотр шоу про мел и доску в реальном времени остальным 39 990 жертвам прогресса? Пусть союзник что-то говорит про изменения и дискредитацию: учителей старого образца нет, классов нет, финансирования нет...

Однако в том, что рейтинги подскочили, никаких сомнений. И что с личной жизнью Милдред Болц теперь произойдут кардинальные перемены — тоже.

Очень правдоподобно и современно.

«Этот бессмертный» своему времени как старший брат — понимает, но играть с ним не хочет.

Якобы Олдисс высказался, что Желязны с Дилэни готовят отменную сахарную глазурь, но торта не попробовать. Как Дилэни, не знаю, а Желязны Олдиссу торт готовить не хотел.

Рассказывают, что и причислили его к Новой Волне за одну публикацию в журнальчике Муркока. А он сам поведал как, решив в начале 60-х вместо поэзии заработать на фантастике, обновил познания и решил, что со времен его детства в ней ничего не изменилось. «Небьюла» за рыбалку на Венере, видимо, подтвердила данное мнение и он еще некоторое время продолжал в том же духе, уйдя только от самых противоречащих науке фактов. Дозуа засвидетельствовал охлаждение публики следующего десятилетия — но сначала следование канону дарило успех, пока «New Worlds» терял читателя и сидел на субсидии (см. у Лема).

Приметы 60-х в «Этот бессмертный» есть. Сексуальное раскрепощение, ядерные осадки (Московский договор), физиологическое обоснование расизма, землетрясение (Чили? Аляска?). Под парный танец с колонизаторами Рэдпола можно подогнать слишком многое — дети мигрантов не заинтересованы в «возвращении на родину», но подпитывают конфликт — но уж знаковое спасение Абу-Симбела и пропагандируемое тогда же переселение под воду спародированы конкретно.

В целом же пост-ядерное наполнение вполне в традиции: мутанты людоедствовали еще в «Пасынках Вселенной», инопланетяне шли на выручку у Азимова и даже пришелец с «кулаками, обвязанными кожаными ремнями с десятью заостренными шипами», Г.К. Панченко идентифицирован как типичный образ бойца индийского ваджра-мушти.

Каким виделось Желязны накатывающее новое, известно. Здесь он еще терпим:«рассуждал о просвещении и ежедневно выполнял на пляже дыхательные упражнения. Во всем остальном он был вполне пристойным человеком»(насколько благородно почти тоже самое в почти таком же пост-ядерном «Почтальоне» Брина!). В «Долине проклятий», приквеле «Этот бессмертный» (и сиквеле армейского опыта), высказывании о поиске себя из «Подмененного», будет куда жестче. Это всё и то, что в «Князе света» запрещен вальс, не ретроградство, обычный для человека его биографии выбор — в начале 1960-х США на симфонические концерты ходило больше, чем на бейсбол (см. Лебрехта), да Желязны и сам признавал влияние на себя якобитской драмы наравне с комиксами. Влияние будней соцработника, коим был годами, наоборот, отрицал, но могло ли его не быть?

В довершение, он последовательно, однозначно против культа героев. Полагаю, ни товарищ Че, ни Марвел такого бы не одобрили и не потому ли с экранизациями Желязны не очень? Рассказчик же — герой сопротивления Веге, хранитель истории и искусств, корявый урод, крещеный бессмертный, в общем, именно такой человек, которого можно пригласить на день рождения ребенка — тоже терпеть не может героизации. И мифологизирующей риторики, мгновенно затыкая разглагольствования о «Прометеевом огне».

Антагонист, антрополог Моурби обычный (даже слабый), человек. Шаманит среди «горячих» куретов на голом пафосе и ритуально смотрящихся действиях. Он, в своих сари, лаптях и серьгах, заняв немного места в книжке, настолько точно представил тёмную сторону прогресса, что после него «В сердце тьмы» и «Золотая ветвь» пересекутся еще раз, в самой мрачной реакции на 60-е — «Апокалипсисе сегодня» Копполы.

Противопоставлены ему два типичных для старых времен (что в дипломе автора, помним?) гуманиста: врач и священник. И то, что от врача несет вивисекцией, а священник из ветви христианства канонизировавшей Гаутаму — делает контраст между словами гарвардца и их делом в отношении мутантов еще занятнее.

Вычетом романтики из происходящего книга напоминает Каттнера и пушкинское путешествие в Арзрум: дьяволопоклонники, голем, пирамиды... а, по сути, проза жизни, банальность. Выходящее за рамки, вроде одержания или нападения чудовищ, быстро ликвидируется. Но не героизмом, а винтовкой на слона, правильно взятой бутылкой «Кока-колы», вшами и т.п. оружием смертных.

Греческая часть путешествует по режущим ухо эллиниста Волосу и Макринице (лишь острова, предостерегала Daily Express в 2016, относительно безопасны). Плюс, театр Kaрагиозис, нелюбовь к туркам... Книга только что не кричит: «Греки не миф!». Но, хотя встроенных в церковный календарь кallikanzaros, с упоминания которых начинается текст, отделял от античности даже Лавкрафт, а часть действия происходит в святилище вуду — вновь и вновь роман упорно маркируют «древнегреческой мифологией».

Что до фантастического, то оно у Желязны просто факт. Сверхспособности и сила титана Конраду не даны для чего-то, они просто есть. В этом «есть» нечто буддийское, о просветлении, которое ничего не меняет: Сэм может управлять электромагнитным — но живет царьком, пока уж очень не достали лично его. Анубис поднимает мертвых — на вечеринку. Сандау творит планеты — и перекусывает в кафе. Принцы Амбера просто заполняли свою жизнь сварами.

Есть у Желязны и другие персонажи, и эксперименты — но это уже другая история, другая эпоха.

Научное знание вперемешку с информацией о том, как оно получено и автобиографией автора. Сказано много, ярко и по чуть-чуть.

Предмет — появление, расцвет и исчезновение динозавров — раскрыт. Охват приличный, данные б.м. современные. Выделены происхождение птиц, уникальность шей завроподов, история обнаружения динозаврового пера. T.rex крупным планом, вплоть до того, что, похоже, больше 30 они не жили.

Наравне с объектом изучающие их окаменевшие остатки и следы палеонтологи. И не только из США. Китай, Румыния, Польша, Бразилия, СПб, Вайоминг, Португалия, Африка... Костяные войны и тонкие прослойки в сланцах, гипс и томограф, кладистический анализ и чутье, слепая удача, политические неудачи, фрески... Цзинмай О'Коннор, Бэккер (экуменический проповедник), Серено, Аверьянов... Крестьяне, белая кость, полицейский, делец... Автор нашел в рядах ученых и гомосексуалиста, но, в целом, наука эта явно для здоровых и энергичных, способных успеть раньше торговцев окаменелостями, ливней и бульдозеров.

Естественно, в изложении автора все любят палеонтологов. Они на обложках, они в передачах, они с лекциями, на которые пол-университета сбегается, у них офигенные вечеринки с морем алкоголя... и строгие лаборатории.

Много что порадовало и отношение к тишине в музее разделяю полностью. Научная часть...

Ладно, про насекомых один раз, ладно, флора с точки зрения корма, океан когда к слову придется. Ладно, не сказал, почему мел назван мелом, описывая колебания моря и климата

Справедливости ради: Брусатти упоминает и отличающиеся точки зрения. Но (субъективная оценка, конечно) главный недостаток текста в том, что его автор реконструктор и катастрофист больше, чем эволюционист.

Путь изменений он знает отлично, однако, рассказ про него ему мало интересен. Пермские вулканы, чиксулубский кратер, дождь из камней... Вот это его. А расхождение видов объяснит пример отличий сына от отца и троюродных братьев. Вот, бронтозавры вымерли без метеорита... Ну вымерли и вымерли, неважно.

Некоторая часть утверждений не то, чтобы убедительна — в тираннозавра на 40 км/час поверю, когда найдут его тормозной парашют. Насчет охоты стай... Ни птицы, ни крокодилы же...? Силу челюстей определяли, вдавливая алюминиевую бронзу в таз коровы. Отношение массы мозга к телу как у шимпанзе, значит, динозавр умнее кошки?

Слог впечатляет. Поскольку серия называется «Бестселлер The New York Times», упрекать автора сложно, просто процитирую:

Анкилозавры «одни из самых медленных и глупых динозавров».

«Кархародонтозавры нашли способ узурпировать трон предков»

«почти каждый квадратный сантиметр экосистемы заполняло головокружительное множество видов, процветающих рядом с друг другом»

«сломанные зубы хищника летели во все стороны, когда он терзал добычу»

Издано неплохо, иллюстрации четкие и т.д.

Рекомендации: да, это можно и даже стоит почитать. Живенько так.

Вступление благодарит Лавкрафта, Лена Дейтона и Нила Стивенсона. Послесловие блестяще связывает воедино этих мистика-атеиста, историка-триллерщика и почти научного фантаста притягательностью зова Ктулху для поколений, живших под ядерным мечом и наслаждавшихся шпионскими романами. Но, если обойтись без цитат и спойлеров, непосредственно из текста видно, что...

От Лавкрафта — имена и концепция. Данвич, Мискатоник и тонкие стены Вселенной, через которые непознаваемые в ужасе и коварстве древние могучие так и лезут, так и лезут... Порой, по приглашениям из рассчитанных в недрах ВПК пентаграмм. Отличие от «Очень холодной войны» того же автора: тут союзники после Второй мировой договорились не внедрять, не распространять и бить по рукам за применение или популяризацию оккультного оружия.

За исполнением на британской стороне следит «Столичная прачечная и химчистка», более-менее успешно предотвращающая апокалипсис в пределах бюджета и стандарта качества BS (принимается при консенсусе экспертов, если интересно).

Госслужба, в штат которой вошел м-р Боб Говард, некогда слишком сообразительный студент, а ныне допущенный к полевой работе айтишник, сработана по лекалам Лена Дейтона. Антиджеймсбондовский вектор, исторический подход, паровое отопление и стены неудачного цвета — это всё от него.

От Нила Стивенсона начала нулевых — наука. Безудержное, вольное использование любых теорем, кривых, имен, вымышленных / реальных фактов любых областей и степени гиковости. Здесь Гилберт и гамильтонианы — темы для разговора с женщинами.

Чье сравнение оклада морпеха с доходом д-ра философии на временном контракте, не знаю. Но лыко очень в строку.

К числу ассоциаций субъективно добавлю Бабенко и Аароновича, в остальном — технофэнтези про отражение Чужих.

«Техно» почти ретро: лисп-машины, мобила и КПК в кармане, комикс про Дилберта на стене, новехонький Windows XP, проблемы с «сапером» и т.д. Вызывает улыбку, если не ностальгию.

А «фэнтези»-компонент держит серьезное, даже героическое лицо. Прежние отзывы намекали на веселье — не вижу. Разве что, инструкция по предотвращению термоядерного взрыва фанерным стулом, конспирология уличных камер... Но драматичного не меньше.

Издано хорошо. К переводу есть претензия — в «Каталоге» Боб с Энглтоном на «вы», точнее, на «Вы», в «Бетонных джунглях» же они друг другу тыкают.

Продолжения жду.

От образцового цикла того же Форестера про Хорнблауэра эту книжечку — реально, карманный формат — отличает ряд существенных моментов.

Главный герой американец. Солидный, старше Хайнлайна, с Аннаполисом и ужасом развода за плечами, прошедший переаттестацию без повышения профессиональный военный... доселе боевых задач не выполнявший.

Тем более настолько сложных, как командование охранением трансатлантического конвоя (напрасно про «капитана одного из кораблей сопровождения» в аннотации), где все опытнее его, в т.ч. поляки. Краузе знает «что», его выучили на своем и британском опыте «как», ясно представляет себе обязанности и возможности экипажа, от рулевого до стюарда-филиппинца, и что такое судовождение, когда торговые суда не могут держать строй, знает. Но переживает свою ответственность и мнимую неуклюжесть в первом бою почти так же остро, как Малешкин из «На войне, как на войне». В этом и в нарастающей усталости нерв произведения — но, увы, Форестер не Курочкин, и психологическая составляющая хоть и точна, но несколько серовата.

Текст нашпигован ветхо — и новозаветными цитатами, как борта эсминца Краузе заклепками. Специфика радаров и гидроакустики времен «волчьих стай» Деница, проблемы противолодочной тактики... Сходство с производственным романом есть, но отдаленное: мир строго замкнут мостиком «Киллинга», различимыми с него морем и небом.

А расширяет его коммуникативный обмен, так же важный в «Грейхаунд» как переживания Краузе. 1955 год написания, но обилие сообщений делает происходящее почти зримо сегодняшним. Идут потоком уставно четкие, неуставно азартные, вальяжные или витиевато этикетные (но тоже непререкаемые), хладнокровно драматичные, лишь только коллективно распознаваемые, запоздалые, своевременные и формульно шутливые послания. Ракетами, радиограммами, громкой связью, семафором (помедленней!), устными докладами, проводами, самолетами... И молитвами, конечно. Теми, какие обязан произнести капитан.

Рекомендации: военная зима в Северной Атлантике и уйма загадочных команд.

Формально есть всё, что нужно для хорошей книжки.

Сюжет известной (не «Колобок», но переложений изрядно) сказки, с если не античным, то индоевропейским драматическим зарядом. И раскрыто хорошо, в пересечении куда большего числа судеб отдельных людей, народов и нелюди, с реалистичным обоснованием чисто сказочных ходов (откуда зелье? как сделать золотое платье? почему ножи железные? И почему Финист — Сокол?) и объединением русских сказок и сказаний в едином мифологическом пространстве, где Аркаим, скифы, Таруса, Лапута и ромейский Болгаробойца соседи.

Композиция: три части, три рассказчика, каждый со своей правдой и долей участия в подвиге великой любви Марьюшки. На фоне которой ее образ расплывается, меняясь в зависимости от того, как ее видят: дочкой кузнеца, усталой странницей или женщиной с поверхности.

Многотемье: организация игрищ и забоя мавок, психология угрюмости, народ и власть, доспешное дело, кровь великанов, табу, хиропрактика, ПТРС... философия «пузыря». Тактика дракона — сценаристы «Хоббита» позеленеют от зависти. Нотки юмора — волхв смотрит четвертым глазом, чтобы нож не уперли.

Язык афористичный. Мысли-предложения: «Волхвов всегда столько, сколько согласны кормить хлебопашцы», «Если в рассказе нет молодой девки — это и не рассказ вовсе». «Без тех, кто нас окружает, без тех, кто нас любит, — мы ничего не значим».

И всё недодуманное, недоработанное.

Ладно, что скифы рядом с порохом, а хазары с огурцами, даже забавно. Но медный век и бриллианты? Правила игры надо соблюдать бы. Конные заводы и все пешком? Далеко Иван №2 в своих походах уйдет, да... Летающий город — столько про климат, и на тебе, автор делает вид, что на высоте горной болезни ветер не дует. Небесное сооружение из бальсы и пробки не может быть копией земного города, тем более, с тяжелым, как описал Рубанов, краем — перевернется банально. там не только посиделок на крыше — самих крыш быть не должно.

«Бог ремней не хочет, чтобы ты тачал сапоги» — это славянская фэнтези? Стаи волков и рысей (!), преследующие беженцев, в настоящей славянской были бы немедленно мужиками переделаны на шапки и рукавички. И сани зимой — это минимум возможного.

Да, рассказчиков трое — но ищущий ночлега 119-летний дед, воин под судом и обвешанный золотом потребитель солнечной энергии говорят и думают одним, былинно-назидательным, слогом, оформленным в духе телеграфной лапши 1920-х.

Рекомендации: убить время и задуматься, почему так часто славянская фэнтези похожа на самолет Можайского.

Гибсону 70 с хвостиком — и он в прекрасной форме. Правда, если роман транслирует его представление о реальной политике и популярности президентских твиттеров... Что поделать.

Начинать «цикл срезов» отсюда нельзя — всё, что Лондон и мир Флинн творят в альтернативном 2017, останется полупонятым.

Движения много, событий не так уж. Качественной футурологии, типа первых признаков джекпота, считай и нет. Зато — как написано! Повествование структурировано главками, как лестница ступеньками. Фирменная специфика восприятия и переживания пространства и встреч, создает ощущение череды графических скетчей, в которых больше эмоций, чем краски.

Сюжет можно свести к тому, что всё хорошо. У Недертона, Лоубир, Льва, Флинн... И даже Коннер в норме, настолько, что идеальный бета-тестер Верити даже не понимает, с кем имеет дело. И это тоже хорошо, хотя ей так тревожно.

Нехорошо с русскими клептархами... чуваком с ЗРК... и с руководством маленькой компании, амбициозно скрестившей военную разработку для спорно контролируемых территорий с гражданской концепцией сетевого двойника.

Если «Периферийные устройства» задействовали наработки славного «Нейроманта», то «Агент влияния» ассоциируется с менее популярной книжкой. Вместо поп-звезды — звездного статуса инвестор, вместо Японии стартапы и кофейни Сан-Франциско, но сюжет и кое-какие персонажи говорят поклоннику автора о влиянии «Идору».

Издано хорошо, хотя зачем суперобложке повторять твердую, неясно.

Перевод красив и с заскоками. Ну не занимаются кожевники шитьем.

Рекомендуется как легкое чтение для поклонников автора.

Рассказ в антураже Бестера или раннего Дика: контрразведчик присоединяется к обществу странствующих в открытом космосе, чтобы вычислить курьера-мнемоника. Но это Брэдбери и задачи «плаща и кинжала» быстро теряют важность. Под давлением солнечного света и прочих обстоятельств ГГ духовно раскрывается и совершает человеколюбивый поступок... Даже Херберт, утверждавший спиритуалистическую ценность космических путешествий, вспомнился.

То, что автор, хоть и сочинял хоррор с жесткими детективами, законченный гуманист и светолюбивее молочая, комментария не требует.

Требует его «автостоп» из аннотации и отзывов. Неверно. Автостоп как халявный способ передвижения открыт для всех, но автостопщиков добровольно пускают внутрь и, как утверждают практики типа Кротова, риск для них не особо велик.

Здесь контингент зацеперов. Внаглую прицепиться на взлете, пережить встречу с метеоритами на правильной стороне брони и молить (про себя) пилота, чтобы не тряхнул специально... Смертность? Соответствует, зато дешево, романтично и сам себе хозяин.

Кодекс поведения, любопытные способы бесконтактной дружбы и мести... Межпланетная инкарнация индустриальных бродяг хобо, воспетых Джеком Лондоном, вошедших в американскую культуру вплоть до фестивалей и, к дате рассказа, почти аннулированных железнодорожной полицией и возросшей скоростью движения, вот что это.

Технически так себе. Скафандр с электромагнитами для многосуточного перелета, позволяющий приземляться с орбиты, запредельно дороже любого билета, а изменение центровки при посадке и взлете... Зацеперу-то, конечно, все равно.

Согласен с предыдущими отзывами, но не во всем.

Провинциальность киберпанковской части громадный плюс. Вот так вне прокручивающих деньги планеты муравейников. Конспирологический ужас прививок и внезапных налогов на недвижимость в декорациях этого края Европы правдоподобен, сцена в гараже естественно вытекает из игр в Джонни-мнемоника на периферии.

Средняя часть не провисает. Конечно, подводные приключения — один большой ляп, но структурно, изнутри сюжета, отель в туманном парке вполне оправдан. Как пейзажные зарисовки в «Солярисе» Тарковского. Да и Норберту нужно перейти из личинки битого инвентщика в небожителя, войти в курс настоящего артуркларковского дела настоящих мужчин и женщин... Хотя, проверять устойчивость психики под транквилизаторами? Мда.

Сюжетный твист финала аналогичен мидгардскому. Показывает, что автору принципиально не хочется завершать текст вытекающим из событий, милее подбросить две-три закладочки, пару фраз вскользь следящему за основным сюжетом читателю — пусть позже подергается.

Мир не на паузе. Китай роет где хочет, полярные шахтеры, буровые, орбитальные отели, рельсовая пушка — дешевый космос... Автор несколько раз повторяет: застой вызван исключительно политиками и почти исключительно для «Пшекландии».

Русо- и советофобия? В комплекте. Но автору нравятся только свободные духом и толстые кошельком индивидуалы. Арабы фанатики, китайцы партократы и браконьеры, европейцы удушили курильщиков и обжор с шахтерами, аудитория интернета (все остальные, разом) не концентрируется дольше трех минут. О ком здесь доброе слово, о монголах?

Из НФ-перестрелок на Луне можно составить приличную антологию, однако версия Гжендовича достойно смотрится на фоне классиков и современников... Ну, Йена Макдональда по реализму обошла точно.

«Автомат Коробова на жидком топливе» не шутка. Прогноз судьбы безгильзовых боеприпасов. «Жидкий порох» сам по себе грааль оружейника, а уж топливо...

Польский крик перезаряжающего «авария!» по сю сторону Бреста загадочен, но не с потолка взят.

Гелий-3 как топливо сомнителен, термоядерная реакция с ним даже на Солнце не пойдет. Популярен же в НФ изотоп из-за прикидок физиков-теоретиков: протон сюда, атом туда... и никакой радиации? На заре атоммаша активную зону реактора речной водой охлаждали на основе похожих академических расчетов.

Ложки, наверно, могут быть и из меланина. Но опечатка в «меламин» вероятнее.

Очень простая книга, практически, беллетризованный оптимистический научпоп о веке big data, его потребителях и политике. Этакое «Интерфейсом об тейбл» Бетке строго для взрослых.

Рекомендации:

— если сами разбирались в «проблеме вагонетки» и можете расшифровать акроним сaptcha, если признаете кластеризацию интернета и что «цифровое неравенство» говорит не о вайфае. Если представляете минусы биометрии, тем паче, на что намекал робот, сочиняя «Джордж Оруэлл идет за покупками» — можно ограничится аннотацией, ничего не потеряете. Ну, кроме ручной погрузки боевого робота в багажник, левого айпода, дочки с гормональным чипом, пакетировочного пресса и отдающего Томом Шарпом немецкого юмора;

- если нет, если не вполне или допустим, даже пообщавшись с операционистом (которому слова, квитанции и проч. по сравнению с тем, что кто-то, когда-то и зачем, по большому счету, неизвестно, внес в БАЗУ), еще считаете, что проблема только в ошибке... читать.

Издано хорошо, огрехов в переводе не заметил.

Судя по всему, планировалась шутка над обывательской ограниченностью — но реальная история пошутила так, что теперь мистер Гарри Венселман, выдернутый из 24 февраля 2061 года в 1963-й, рассказывает преинтереснейшие вещи.

Курение (раз трубку чистят, без фильтра) не такое зло? Или не дымится не табак? Бумажная газета — традиционные СМИ выживут. Монополия Федерейтед Индастриз — антитрастовые законы не работают, а заводы наоборот. Человек проводит накладные вместо 1С — и карточная игра тоже не онлайн. Муж ест, что даст жена... похоже, золотой век фастфуда завершен, хотя налог с продаж всего 1,3%.

И, самое шикарное, Венселман выучился и работает в Детройте. У него там трое детей, дом, при этом он не жалеет, что его купил. На работу — общественным транспортом. Это уже на уровне прощальных слов Алисы Селезневой, другой «гостьи из будущего».

А для ученых интервьюеров 1963 г., времен табачной рекламы, бэби-бума и ничуть не ржавого северо-востока США — ничего такого. Им бы про атомное топливо узнать...

Заголовок обещал баллистику, внутри обзор поражающего действия.

Про настоящую баллистику, в т.ч, боевую (иглы, орбитальная бомбардировка) было бы поинтереснее, хотя и данная тема потенциально полезна.

Похожее делали прежде Панченко и Край, в «Мире фантастики». Но это — чисто фанская работа, которой нужно б две-три вычитки.

Утверждение, что «при приложении очень большого тока к двум электродам, на которых лежит некая перемычка-снаряд, последний разгоняется» отрицает одновременно и фарфоровые изоляторы, и дугу (сказав «рельсовая пушка» без «направляющие» и «электромагнитный» нельзя).

Заявление «Охотнику важно, чтобы зверь не ушел далеко, то есть смерть должна наступить быстрее 10 секунд», по размышлении, допустимо. Если имелся в виду ружейный стрелок, склонный к гуманности (бывают, даже конструкторы капканов), палящий ради азарта и трофея. Не мясозаготовки или зачистки инвазивных. Но, с ходу, на фоне романтики псовых охот, аборигенного прагматизма самострелов и практики стрельных ядов...

Удачи автору, хорошего редактора — и больше внимания к формулировкам.

Несмешная антиутопическая комедия, из числа «у нас это невозможно». В основе известное мнение: элита настоящей жизни не знает, слабаки и белоручки. Были бы правильными мужиками, без либерализмов и МВА, с боевым опытом... Морган «правильных» и показывает.

2040-е. Вопреки рецессиям, безумно дорогому бензину и перепроизводству спецов, британский лев жив и презирает омбудсменов ООН. Автомобилям для масс конец, однако развитые страны используют фуры-роботы, голосвязь. Но, пока кто-то топчет Марс, экс-пролетарии и низшие слои вообще выселены подальше от нормальных, за КПП, в зоны трущоб, а-ля ЮАР (или первый «Робокоп», «Бегущий человек»). Китай не сверхдержава и, похоже, развалился, приватизированные российские подлодки отличный транспорт, а третий мир весь, от Камбоджи до Перу, бананово-диктаторский. В конфликты и малые войны такого удобно инвестировать.

Если можешь подтвердить крутизну в бою. В Лондоне на автомобилях, по кодексу, в Латинской Америке на рукопашных тендерах. «Сааб» в броне, подставы, ловушки, находчивость, модели, виски «Лафройг», наркота, порно, вертолеты, пулеметы, полпроцента выгоды... С серьезным лицом, без иронии, спасшей аналогичные дуэли у Желязны и Шекли.

Главный персонаж в начале похож на человека. С романтикой про решающих исход войны за шахматами генералах*, другом и верной женой-механиком. Позже являет нутро истинного корпоранта ( всё еще представляя силы добра).

Комическое в рабочих моментах. Карате и дробовиком манагеры владеют, а тайм- и риск-менеджментом нет. Неспособны рекрута пробить по базе. А поскольку даже у старшего звена нет секретарей и ассистентов — лажают в «Шорн» постоянно и крупно.

Пересекаются ненавидящие друг друга клиенты, ссылка на конституцию ввергает в шок, утечка данных в свободную скандинавскую прессу вызывает панику. Конкуренты забирают контракты по Андам, не выезжая биться бамперами на шоссе — понты, про кровь на колесах и руках с «работа пять через два дилетантство», не помогают.

Сцена заказа огневой поддержки по телефону хороша на уровне «Торговцев Венерой».

На третьем месте ударная речь старшего партнера о том, насколько выгодны бардак, распад и бедность. Пафос — в инвестиционной компании! (Властитель судеб пауэрпойнтом сводит чужие деньги с теми, у кого план окупаемости). Эффект как про хабеас корпус в «Белой гвардии» Булгакова.

Плюс, литературно. Красивые сравнения, высокая детализация, бодрый темп и легкое притормаживание, где нужно. Местами близко к афористике.

Недостатки: бестолково. В романе про менеджеров экономическая компонента никакая. Инфляция нуль. Деиндустриализация? Не слышал. Траты на инфраструктуру, обитаемость зон — чьи? Бизнес по канону мыльной оперы: клубы, гараж, встречи с клиентами, дружеские беседы. Только посреди книги выяснилось, аналитики есть, а ведь разведка должна быть в приоритете. Где туман войны? И т.п.

К переводу и изданию претензий нет.

Вместо рекомендаций, цитата Ле Гуин: «стараюсь избегать книг о дисфункциональных городских представителях среднего класса, написанных в настоящем времени».

* Факт. Играли, два китайских милитариста ХХ века. Только на фоне настоящего сражения своих войск. Нанявшись к разным сторонам, приятели-комдивы, пока соперник думал над ходом, читали донесения, да отсылали вестовых с приказами. Шахматы войне не враг.

На идущей в сторону Солнца комете среди 600 млн. дышащего соединениями углерода народа спор: сгубить жизнь на Земле кометным хвостом или сгинуть самим, ради более перспективных землян. Кинжал, торжество науки, звездочка на небе, 2-ой секретарь и проч.

Этот черновик свидетельствует, что угасавший, по мнению современников (да уж, до «Огненного ангела» далеко) Брюсов и за год до смерти думал о фантастическом, как сам себе советовал в начале («Первый прими: не живи настоящим, Только грядущее – область поэта»).

Интерес вызывали:

1. Абсолютно прогнозируемая по сезонам кометного года судьба каждого, считающего возраст днями вместо лет, поколения. «Вырастают чудовищно громадные цветы. Оживают гиганты-бабочки... на этом празднике природы, взрастает наше третье поколение ... музеи наполнены их картинами и статуями, их музыка чарует». И наоборот, когда: «сохнут и блекнут цветы, травы, деревья ... большинство мужчин бездеятельно... нет воли ни для подвигов, ни для искусств, ни для научных исследований. Чувственные страсти, жажда наслаждений».

Зависимость способностей от климата — крайне спорная, если не опасная, идея. Но будоражащая самых разных писателей.

2. Социальное устройство. Важнейшее решается прямым, как у Маяковского и Ефремова, но уже не Стругацких, голосованием:« Референдум идет быстро. Подано свыше 200 000 голосов. Едва двенадцатая часть против». При краскомовской бесцеремонности («Товарищ Риараур, вы арестованы. Товарищи, члены Совета, заседание закрыто»), не всё так уж просто: «в глубинах нашей планеты переходы и тайники, которые — тайны правительства».

3. Литературный прием с просвещающей читателя лекцией ГГ под вопли на сцене, что это в школе проходят. Первый случай?

4. Что сезонов шесть, а поколений семь — ибо настолько по репродуктивной и прочей активности немногие, очнувшиеся от ледового сна, отличаются от обреченных ровесников. Реальное слово в НФ, т.к. выпало из внимания писавших на аналогичную тему.

5. Ономастика мира семи поколений, как из одного мешка с марсианским «Аэлиты»: Аития, Соацр, Оэео, Леотоет, Соам, Эалаэ, Меор, Эллио, Коатоак, Ирахасхе, Лизиазира, Суутеес, Диадиад... Хлебникова влияние?

Если не считать злой перверсией андерсоновского «Соловья» (автоматический сад намекает), то довольно слабо.

Сейчас, когда идентификация наилучших технологий стандартизирована (ГОСТ Р 56828.32-2017), отказ, да еще и с антивоеной ноткой, может произвести впечатление. Но сказанное до и по совсем другому поводу «Иль отравил твой мозг несчастный Грядущих войн ужасный вид: Ночной летун, во мгле ненастной Земле несущий динамит?» — просто 100% про «Человека в воздухе».

Интрига которого ныне еле тянет на фантдопущение. Планер в виде дракона? Так парящие змеи-кайты бывают просто громадные, а Нотт и Вудмэн успешно летали на сделанном доступными инкам способами воздушном шаре.

Запрет? Китай отметился подобным в мореплавании, а мировая история полна как и одновременно сделанными изобретениями, вроде телефона, так и несбывшимся прыжками прогресса. Антикитерский механизм. Турбина Герона. Черепановы, мосты Кулибина, чаша Тиберия, парфянская батарея, буровые соледобытчиков, киберсин, станки кунсткамер... См. подборочки Торпа, проф. Рынина и проч.

Фантастике закрытие сделанных до срока великих изобретений тоже известно. Шах «Если бы её не уничтожили», Зуев-Ордынец «Повествование о хитроумной выдумке», Голдинг «Чрезвычайный посол», Киплинг «Око Аллаха», Роберсон «О, единственный!», Пленникова «Летающая колесница Пушпака». И практически у всех мотивировки интереснее.

Ведь на вопрос «Кто может сказать, что когда-нибудь такой человек не взлетит к небу в такой машине из бамбука и бумаги и не сбросит огромные каменные глыбы на Великую стену?» ответ: любой, кто попытается привесить огромную каменную глыбу к крылу из лучшей бумаги и запустить в воздух. Без тяги это всё трюк, забава, коих зафиксировано достаточно («иный летает с церкви, или с высокие полаты, паволочнты крилы имея» на Руси XII в. считали известным). Именно Китай тягу дать мог, имя мандарина-ракетчика Ван Гу носит лунный кратер (и в фэнтези использовано, Хьюартом).

Т.е., ни приписываемое пост-ядерному Эйнштейну “если б знал, стал бы часовщиком”, ни анекдот Плиния не подходят. Чистая фанаберия и упоение государственной предусмотрительностью.

Мнимой, кстати. Из описания событий вытекает: пилот врал. Звучит «набрался храбрости, государь, и спрыгнул со скалы. И полетел!» естественно, авиация началась так. Однако Лилиенталь до смерти рекорд в 250 м не побил, а Орвилл Райт удержался в воздухе дюжину секунд. Брэдбериевский крестьянин только над дворцом маневрировал дольше, чем требуется пешему на доклад с чаепитием. Сосредоточен, при этом, на наблюдении за землей, раз увидел, что зовут. Аккуратно и точно приземлился. В априори незнакомом месте... На десятки часов налета потянет, не считая отработки руления хвостом. Цель вранья? Учитывая дворцовый контекст, гладкую, как по писаному, без аффектов (проблематика «О скитаниях вечных и о Земле») речь и «никто кроме меня не знает» (в деревне-то?), кое-кому, похоже, с «изобретателем» повезло. Хотя не так, как планировалось.

От более достойных вещей Брэдбери «Человек в воздухе» отделяет еще и фигура правителя.

Может, из-за принципа самосохранения автора («не попадаться на зуб динго,гиенам и барракудам в человеческом облике»), может нет, но по этому вопросу расхождение с Азимовым и Хайнлайном полное. У Брэдбери власть дана общественному мнению (подчинится даже Эшер-2), а видимое начальство в ранге до брандмейстера. Мелькнет какой-нибудь полковник, Тилле из Раталара — а тут целый император Китая.

Почти исторический, как не удивительно. Клан окитаившихся сяньбийцев Юань (Тоба) около 500 г. н.э. действительно правил Северной Вэй (ни с какого бока не Хань, но к Стене близко). Очередной тиран сына их последнего императора сбросил с башни, привязав к чему-то вроде воздушного змея. Тот перелетел живым городскую стену, чем, однако, кроме историков никого не вдохновил (меж алкогольных психозов Гао Ян правил хватко) и был казнен другим методом. Читал ли об этом Брэдбери? Если «да», то предпочел летописной байке свою, с чаем, мудростью и птичками.

По которой еще и мультфильм есть. 1993 года. Минут на 10.

Графический облик Муми-троллей является признанной миром ценностью.Подтверждено единством экранизаций и тем, что они узнаваемей Алисы... в том числе, в исполнении самой Туве Янссон. Хотелось бы увидеть перевод «Хоббита» с ее диким и суровым, но романтическим графическим комментарием, да... Но и комиксы автора — нечто.

Муми-папа — с бутылкой виски! Неоплаченные счета! Инопланетяне! Муми-тролль лысеет, строит дом, фрекен Снорк скрывается от революции и влюбляется в лыжника. «Муми-тролль и комета» еще и дает возможность заглянуть в писательскую кухню, сравнить варианты в прозе 1946 и рисунках 1958 г., прикинуть, что художнице было в истории писательницы константой, а что переменной.

Итак:

- нет истории грота, путешествия по реке. И обсерватории, информацию получить проще.

- возвращение домой вихрем — константа;

- Снорка заменила извлекающая кайф из любых происшествий Малышка Мю, поздняя, но явная симпатия автора. Что ж. Ее тоже можно считать носительницей порядка. Только не снорковского в тетрадках в клеточку, а того, который с камнем в руках и решимостью в сердце. Ондатра нет. У Сниффа камео экстремального стяжательства. Снусмумрика нет, однако его воля к свободе прорывается в совсем другом персонаже;

- Муми-тролль в книжке отважный боец, вдохновляемый любовью, а здесь, с тем же мотиватором и намерениями, харизмы у него... Сцена с подъемом за яблоками в лучших традициях газетного комикса;

- филателист Хемуль в неприкосновенности, расщелина и латынь, как не удивительно, остались, танцы — став вечеринкой взрослых, на которую пролезли подростки;

- приключения на сухом дне и корабле зато сохранены, включая зеркальце с рубинами. Но без весьма выигрышных на иллюстрациях ходулей;

- комету в мумиведении принято трактовать через память войны, ядерную угрозу, близость Финляндии к СССР, кометофобию и т.п., на выбор или разом. Что ж, беженцы и зловещие звезды тут есть. Поиск убежища — гашетка в пол, автор, впрочем, шутила на тему еще во время бомбежек. А саранча не ко двору пришлась;

- самое неожиданное, что беда мимо не пролетела. Удар был, тютелька в тютельку, но Муми-мама «имперских снорков» комете не отдаст.

Муми-семейка в этой версии более социализирована, пожалуй, суетна, мир не так замкнут на них (больше сходства с «Мемуарами» и «Опасным летом»), вещает чушь радио — но искренне рекомендую ценителям Мумми-далена.

Зовет с собой в пустыни или джунгли,/ Везде и всюду — дым, биенье, бег (Игорь Северянин). Киплинга следует читать как необъятную галактику, топологию которой мы даже не в силах вообразить (Константин Симонов). Собеседник солдат и холмов... с изощренным простодушием рассказывает сюжет, как будто совершенно его не понимая (Борхес).

Таково мнение поэтов.

В придачу стоит упомянуть, насколько Киплингу был важен тот миг, когда под присмотром компетентного персонажа монтажная сборка деталей становится кораблем, близорукий надевает очки, бизнесмен понимает преимущества стали, а девочка завершает Первое письмо.

В этой вещи тоже есть такой.

Хотя Киплинг редко повторялся, «Могильщики» суть предтеча истории Слоненка. На шесть лет раньше, любопытство, ребенок, мир животных, крокодил плюс доза злых шуток... Вместо слона, правда, инженер с ружьем на слона, вместо Африки Индия, присутствует изрядно трупов в воде и торжество британского над туземным («Книги джунглей» вообще не для малолеток), но закон реки тот же самый. Эффект... словно Харитонов переложил «Маугли» на свой лад: мы с тобой одной крови? Мням-мням, спасибо.

Но не в инициации и не имперской зачистке секрет притягательности этого рассказа.

Рекомендуется из-за собравшихся на бережку и заведших подобающую хорошей сказке беседу, насчет того, насколько хорош и обижен человечеством (и собаками) каждый из них трех.

Высококомпетентный в деле набивания брюха крокодил, излагающий тоном ветерана продаж 1990-х основы трудной охоты на смуглых и не слишком, людей. Видавший виды и точный в словах аист более интеллектуален, напоминает игроков в Большую Игру «Кима»: с виду и не скажешь, насколько опасен пройдоха. Третий — шакал, во всех смыслах. Постоянно третируемый и поучаемый родич Табаки, тем не менее, сохраняет невероятное присутствие духа и, держась своего интереса, в финале оказывается главным двигателем событий.

Сочно и театрально. Очень.

И, пусть речь этих мародеров усыпана восточными поговорками, песенками и нешаблонными, по эту сторону Суэца, сравнениями, все они, по манерам и вежливым намекам, демонстративному нежеланию лезть в чужие дела и ежеминутной готовности урвать — истинные киплинговские профессионалы.

На сатиру в «Гулливере» есть много традиционных расшифровок и некоторые сомнительны.

Например, рост в политике до эры ТВ, да и в жизни, не такая уж ерунда и у Григория Горина лилипутские эмигранты четко озвучивают конкурентные преимущества. Важен и сам факт обмана министром.

Или действительно ставшая метафорой, вошедшая в каждый приличный словарь война тупоконечников с остроконечниками. К чему только ее не применяют. И к дискуссиями об истинном рецепте вкусняшки, и искам о товарном знаке, приоритетах... любому спору на пустом месте.

Комментаторы убеждены, в начале было о протестантах с католиками. Для Свифта как духовного лица англиканской церкви в Ирландии — радикально и отдает академической отстраненностью по отношению к лозунгам, типа демонстрированной М. Д. Брейером в «Куздра и бокры» (The Gostak and the Doshes).

Но Брэдбери, терзаясь иными проблемами, в посвященном защите культуры от внешнего управления «451° по Фаренгейту» задействовал: «Установлено, что за все это время не меньше одиннадцати тысяч человек пошли на казнь, лишь бы не подчиняться повелению разбивать яйца с острого конца».

Милдред сидела напротив.

– Что это значит? В этом же нет никакого смысла! Брандмейстер был прав!

– Нет, подожди, – ответил Монтэг. – Начнем опять. Начнем с самого начала».

Начнем.

Свифт: «...дед нынешнего императора, будучи ребёнком, порезал себе палец за завтраком, разбивая яйцо означенным древним способом. Тогда император, отец ребёнка, обнародовал указ, предписывающий всем его подданным под страхом строгого наказания разбивать яйца с острого конца. Этот закон до такой степени озлобил население, что, по словам наших летописей, был причиной шести восстаний, во время которых один император потерял жизнь, а другой — корону».

По ничтожному поводу. И личным причинам. Влез в личную жизнь. Всех. законом.

Государственники-остроконечники тупили? Или тупоконечники?

Другое дело, что «напечатаны сотни огромных томов, посвящённых этой полемике»... И вот тут уже со словарями не поспоришь.

Хорошая статья про то, что образ непобедимого варвара создан воображением не какого-то мачо с кучей комплексов, а самой Маргарет Брандидж (интересная тут история про Лавкрафта и ее обложки!) и, идя вразрез с исходным говардовским текстом, пережил успешно эру палп-фикшена.

С рациональной точки зрения, вид у такого бойца несколько комичный, почти бронелифчик. Однако, тон историям про киммерийца картинка задала и автор статьи признает, что от выдержанного в том же духе дизайна фильма Джона Милиуса на зрителя веет эпиком и древностью. Почему-то. Но факт.

Достичь оценки «превосходно» статье мешает замкнутость на предмет. Конан ведь не единственный атлет в плавках. Стоило бы упомянуть культ бокса, борьбы (рестлинг и др.), а так же «первобытных дикарей», от Тарзана до Флинтстоунов.

Коллекция рассказов действительно хороша.

И сюжетно — фантазия авторов легко, энергично брала и пускала в дело всё, от мачты Арго и высокой французской кухни до антикоммунистического подполья и слонов, радио, изобретателей, подонков, волшебства... и алкоголиков, конечно.

И духом времени, колоритом послевоенной, но еще не извернувшейся в 60-е страны мужчин в шляпах Хэммета с Рексом Стаутом — и женщин им под стать. Примерно атмосферу пытались воспроизвести вступительные части «Индиан Джонсов».

И хотя все без мата и психоделики, но господствуют правые и консервативные взгляды: напитки должны быть выдержаны нужный срок, а мужчины после любой порции. «Приличные напитки помогают человеку понять, что в конце концов все его тревоги — сущие мелочи». Если не — и дубинка, и полиция, хм, да, знает, на чьей стороне.

Хотя они не панацея, опытный бармен может и намекнуть: «я не хотел бы, чтобы этот человек разозлился на меня; он умеет делать разные занятные вещи».

И употребляют здесь не так умеренно, как в пабе «Белый олень» Артура Кларка. Кому горьки жизненные обстоятельства, кто бодро упился до ящериц (Chlemydosaurus kingi). Волшебство того же горького, старого корня, не разбавленного файерболами и ведьмофлотом.

Реанимировавший К.-варвара и подбиравший пулю на динозавра де Камп с начинающим военным историком Прэттом гуманизмом по отношению к выдуманным персонажам не страдали, а в смысле магии держались классики: волшебные дары могут помочь, могут губить, любовь между мирами всегда трагична и безнадежна, а судьба бьет не только плохих людей. Зато можно лягнуть горе-атлантолога Донелли и власти Восточной Европы.

А еще, бар ирландский. И от бармена, четко знающего, кому, что и сколько — его бар, его правила — вместо похвалы изобретательности и настойчивости можно услышать что-то вроде: «Всё бы тебе с черной магией путаться, протестант проклятый». И про святых с блаженными... Только уважительно.

Говорят и понимают зато просто (хотя местами ретро Сорочана и может вызвать вопросы), глаз шрифт не испортит.

А теперь заходим, заходим, леди и джентльмены — и доброго вечера нам всем.

Кусками «Сияние» прекрасно, в целом же им не разочарован и не восхищен.

Как НФ — за границей несерьезности даже «золотого века».

Линия альтернативной истории, в которой 13 колоний не одолели Ирокезскую лигу, а Старый Свет не спалил свою гегемонию? Голливуду даже на Луне не бывать. Т.б, такому, в котором говорят на английском. Декорации «Сияния» приходится принять, как правила игры.

Труд водолаза, он для здоровых взрослых людей. В костюм со шлангами одному и не влезть. Идиллия скафандровая в Адонисе годна для мифа про Геркулеса или Баньяна, в протоколе смотрится плохо.

Подводные съемки — это отдельная песня, но Валенте даже на таком, профильном, для книги, уровне, матчасть безразлична. Утверждает, что дочь режиссера и киноиндустрия у нее журнально-богемна: актрисы, яхты, грим, спецэффекты, да кто с кем спит. Появление Северин в доме Анка — дня два, минимум, со сменой объективов, установкой света, нужно для съемок такой лирики. Киногруппа — для микробюджетного, с судьбой не дальше ДокФеста или ТыТруба, фильма (один оператор?! даже у Дзиги Вертова было двое, у Риффеншталь двадцать, про Пиррена молчу), для которого сначала снимается материал, а потом пишется план. Но студией арендован отдельный космический корабль — «Оксблад» что, прачечная для отмыва бабла?

Читая «Сияние», рекомендую держать в уме: Валенте и здесь та же сказочница. Романтико-психоделическо-театрального направления. Желязны, Лейбер, Брэдбери... Гейман, пропущенные через словомельницу «Кетополиса».

Предложение на 14 строчек? Хочется-то сказать много и обо всем. Краски, звуки, позы — самоцель и самоценность. Сплетать цепочки слов и самоцветы образов в рассказ витражей, поведать про карету и вкус цветов Плутона, про крик папе с головы картонного дракона... Мишуру, карнавалы, наркотики, ведьму с картами, платья, марсианский пистолет, голод на Фобосе, штормовое стекло, охряную спальню, девятьсот тысяч фунтов, Радио Франсэз, синегорлых личинок, пометки архивиста... Холодный вишневый суп и золотой ихор одиночества — как у итальянских сюрреалистов, тут слишком много слов, актеров, событий и читать книжку можно с любого места: финал не станет спойлером для начала.

Рекомендуется всем, кто сочтет себя мишенью стиля и аффекта, перенося, при этом, высокопарность и недоговоренность в любых дозах.

Триллер с нф-завязкой, переходящий в детектив с разоблачением, снабженный приличным (местами ехидным) справочным аппаратом и довольно желчным взглядом на американские политику и бизнес. Язык краток и выразителен, мысли оформлены и прокомментированы.

Сюжет: вызов принят. И группа очень состоятельных людей, руководствуясь невнятным криптозоологическим фильмом и отчетами о гибели подростков, снаряжает экспедицию в североамериканскую озерную глушь. Но почему один из них направил со своим любимым палеонтологом медика прямо с круизного лайнера? Благодаря программе защиты свидетелей теперь он откликается на «Лайонел Азимут», но умеет больше, чем лидокаин колоть.

Метамфетаминовая окраина заповедника. Петроглифы и диабет индейцев, каноэ (кевларовые и нет), вертолеты, секс на природе, киллеры, антипартизанские силы Южного Вьетнама, библейские цитаты, собаченция, психофицантка, эволюция, Библия (в цитатах), реклама, виды наушников спецагентов, китайский радиоведущий, Сара Пейлин, любимый одеколон мафии... И авторская манера выруливать назад, в русло строгого реализма. Финал крут настолько, что просто ржал.

Перевод с матерком и занятно, насколько вольно перетолмачены заглавия источников авторского вдохновения из громадного приложения. Полиграфия у «Иностранки» в норме.

Рекомендую на полку рядом с Крайтоном, Дорси, Валё и Хайасеном.

Состоит из двух частей. В одной смесь личных впечатлений от преисподней угледобычи и скромной статистики времен финала мирового кризиса.

Ценность этой части, в основном, историческая. Над подобными хожениями в народ хихикали Джек Лондон и Каттнер, однако, кое-что можно выцедить. Никаких бараков. 11 человек будут спать вповалку в старом фургончике, но отдельно. В угольных шахтах конвейерная лента, врубовая машина, рабочий день в 7.5 часов... За лампу, с которой работаешь, надо платить. А помыться-переодеться после смены? Если повезло, а так — дома, на кухне, в тазике, до пояса. В 1937 еще были живы старухи, в молодости таскавшие вагонетки цепью между ног, даже беременными. Самый дешевый рацион, позволяющий жить англичанину на 3 ш.11,5 пенсов в неделю, включал финики и апельсин. Шахтер своей потрясающей мускулатурой грузит две тонны в час, 280 т за год, получает хорошо 115 фунтов в год, большинство еле-еле 105. 20 млн. недоедают (а еда дрянь, хуже французской), но им доступно радио, библиотека, лекции...

Вторая часть — немного о том, насколько этому миру нужен социализм. Нормальный, здоровый. Остальное — про классовые различия. Остро, нервно, вплоть до реакции на запах солдатского тела. На эту спесь Оруэлл готов списать всё на свете и в своей, и в чужой жизни.

Некоторый интерес, в плане «1984», представляет убеждение автора, что пролетариат на бунт сам по себе, без людей с правильной речью и интеллигентными лицами (теми, за которых расстреливали парижских коммунаров), не способен. А также то, что если отказаться от имперских дел, без страданий миллионов индусов и колоний на «холодном островке» всем придется вкалывать, питаясь в основном селедкой и картофелем.

Аннотация — викинги, Дублин, язычники против христиан, месть, мифическое чудище — технически верна. Однако у пахавших то же поле Гаррисона, Воробьева и Пола Андерсона всё ярче, детальней, техничней и историчней. В «Стае воронов» сюжет и атмосферу творит персонаж №1.

Гримнир невелик, вынослив, силен, злокознен, знающ. Одиночка, живущий по кодексу силы той эпохи, в которой христианство еще не выжигало равно духов и нечисть с Земли. Засмеется — и ведьмы в ужасе на десятки миль. Поплывет — и водяные помогают погоне. Мстит — гибнут города и короли.

Почему он таков и почему книга держится на нем одном, автор откровенно объяснил в любопытном послесловии.

Там же факт, который объясняет непоследовательные (на фоне озвученной биографии) мотивации персонажа №2: Этайн в исходном варианте была молодым монашком. И это всё, что стоит сказать в ее адрес.

Оден не то чтобы безнадежен в отделке декораций. Придумал, куда делись фоморы и артуровский Бадон, например. Вместо «пикты» пишет «круитни». Волшебство бессистемное, но насчет Иггдрасиля, прилично закручено, а гаруспики Одина... Оригинальны, скажем так. Сочинять может и информацией пользоваться готов. Но выбитые глаза, раскаленное железо, трупы, женское коварство, взлетающие к небу молитвы, могучие удары, застрявшие в черепе топоры и прочие молодецкие утехи автору интереснее введения в текст отголосков климатического оптимума и Великого переселения народов.

Полиграфию на сайте осудили, за межстрочный разнобой и не вычищенную кое-где правку. Перевод... «Гаэлы» вместо «гэлов», от превращения черной глины (допустим) в чернозём на странице 299 вздрогнул, в целом же читабельно. Для одноразовой книжки практически норма.

Рекомендации: боевик про кишки наружу на грани дарк фэнтези и камео Бриана Бору.

Личностно ориентированная космоопера, в которой мало космоса и много рефлексии.

Мир: «Вархаммер 40.000» на технологиях «Гипериона» и «Дюны», припудренный находками других писателей. Через варп в криогенной фуге, от инквизиции отталкивающее пули поле не спасет, схоласты-ментаты, проклятые ксенобиты, Виндзоры в изгнании, фальшивая религия, поединки словесные и в Колизее, вольные торговцы, легионы гвардейцев, экстрасоларианцы-Бродяги, архаизмы... Вместо англославика — англо-хинди. Если не знакомы с источниками, то:

а)ознакомиться с «Дюной» Херберта и «Гиперионом» Симмонса стоит;

б) Вера в императора и предназначение человечества помогают аристократам и не отличимым от них корпорациям эксплуатировать в своей части терраформированного космоса миллиарды низкотехнологичных крепостных, теша себя финансами, дуэлями, гладиаторскими боями и опасаясь чем-нибудь задеть Капеллу, пытками тормозящую прогресс (типа ИИ) и контакты с чужаками во имя сожженной Земли. Люди как скот и ресурс, генные модификации только для нобилей и служителей, инопланетяне либо рабы, либо смертельно опасны. Кругом зло и социальный фатализм на фоне XVI тысячелетий письменной истории.

Несколько необычен ГГ, исповедального характера мемуары которого и получили название «Империя тишины». Не сирота. Не военный. Не музыкант. Не калека. Склонный к прагматизму и насилию гуманист, поступивший в гладиаторы, когда надоело воровать. Главный талант — склонность к мелодраме, жизненная линия — из князей в грязь и обратно.

У автора есть кое-какие идеи по поводу социологии инопланетян, а из художественных средств характерна тяга к афористике и ограничению пространства.

Переулки, крепостные стены, тюрьма, лабиринт Древних, коридоры, дверь в личные покои, трубы канализации, место на бережку... Вот его локации. Если вводится космический корабль — защитное покрытие, внутренний коридор, хватит. Колоссо — жизнь в закулисье. Подход камерной сцены к описаниям это не плохо, он роднит Руоккио с поздним Хербертом. И порой дает вряд ли предусмотренный эффект: ремонт космопорта точно полуразорившийся автосервис... Что будет, когда Марло доберется до сьелсинских ледяных звездолетов?

В целом, приятное чтение, чуток похожее на Вулфа, хотя несколько перегруженное философствованием и отсылками к эпическим событиям в следующих томах.

Сюжет противоречив (см. отзыв Groucho Marx). Но в этой части Азимову удался еще один футурологический прорыв.

Устройство в комнате 14-летней Аркадии, на который будущая романистка наговаривает свое сочинение, дало возможность краем глаза заглянуть в школу времен Фонда.

А там у всех, даже самых отсталых, некие машинки для письма. Те же, кто на что-то надеется, пользуются транскрипторами: «помогает выработать грамотное произношение и ритмику речи».

Современно до подозрительности. В 90-е выглядело дорогой игрушкой, гаджетом, однако, в настоящий момент на вопрос, нужно ли вообще учить детей писать от руки, всё чаще дают отрицательный ответ. Зачем? Где это им пригодится? Даже подпись от руки, как заметила в своей любопытной книге Троубек, перестает служить. Но, при этом, расцвет каллиграфии в развитых и примыкающих к ним странах. Курсы, учебники, выставки... Татуировки.

А всё-таки состоявшийся приход видеосвязи (сколько же его предсказывали!) и аналогичных форматов вновь предъявили требования к качеству речи и устных формулировок за пределами одержимого дорогой и дешевой фонетикой ареала британской культуры.

И вопреки воплям экологов и проч., продолжают по планете шуршать принтеры. Может, смена поколений руководителей что-то изменит, но пока что (всё еще) работать с бумажками в закладках и подчеркиваниях удобнее и быстрее, чем с чем-то оснащенным экраном.

И когда у Азимова, вместо выровненного по ширине Таймс нью роман 14, ну понимаете, на бумаге изящные завитушки, делающие даже случайное «ой» красивым... В том числе, однозначно, и для глаз преподавательницы (может, кто из читающих сам вляпался в переход от «только от руки» к «только печатный»?)...

Как? Как, черт возьми, Айзек?

Рассказ неплох и персонажи рельефны. Отличный паланкин и мошенник. Вот только написано-то для сборника в честь Джека Вэнса. В декорациях его «Умирающей Земли».

А он не допускал уныния, фатальной неизбежности. Не рожающие утробы, холод... И уложив человечество в гроб («Хозяева драконов» и «Возвращение людей»), Вэнс не прибивал крышку. «Зачем надрываться на работе, друзья, если солнце завтра может погаснуть» — вот это тональность Вэнса. «Я буду попивать вино у очага, а вы дрожать во тьме» — Мартин.

Шутки ниже пояса и театральная ловушка... Вэнс джентльмен и эстет, на его мастерство в описании «структур» обратил внимание даже Дин Кунц (точность и тонкость предисловия которого вызывает уважение). Можете сравнить сконструированный Мартином озерный приют с сооружениями саги о Кугеле, включая световой шлюз.

Вэнс любил набросать манящий своей историей и семантикой образ и тут же расстаться с ним навек, как хороший режиссер со слишком колоритным статистом. Дж. Р. Р. Мартин тот же прием эксплуатирует грубее: маг предупредил, что хозяин гостиницы опаснее упырей — и сколько на того потребовалось? Три слова. Манера, знакомая по ПЛиО, не так ли?

В общем, во включивших рассказ сборниках есть куда более правильные вещи: «Возвращение свиньи», «Блокиратор любопытства»... А от этой отдает лиловой похлебкой.

Насчет советского. Старушки-матери, совесть эпохи... Да. Но кормушка без проблем заполнения была уделом тех, истинность советскости которых под сомнением.

Аналогично с философией и эзотерикой. Пародируется их местный извод, а не конкретные Бах с Кастанедой:

1. В основе популярная в СССР 1980-х концепция: все проблемы связаны с местом пребывания. Мир света и воздуха рядом и, раз туда не отпустят, надо концентрироваться на перемещении в точку «Б», хотя бы в уме. Речь не о возможном на свободе — дайте выйти!

Что не волнует, если вежливо, летчика с антропологом из западных 1960-х.

2. Шестипалый, не умеющий сперва гнезда построить. Затворник, с его контактом во внешней тьме, ницшеанским юмором и знаниями погибших культур, почти совсем из Лавкрафта персонаж... Оба успешны и поднаторев веревки из социума вьют.

Что Ливингстону-чайке и индейцу с остановки не впору и не по силам.

3. Прорыв становится возможным, когда №1 встречает №2, обеспечивается мускулатурой, а происходит в условиях внешнего насилия и разрушений.

Что и сравнению не подлежит с принципиально самодостаточными путем Воина и Скоростью.

Насколько могу судить, ощущение сходства порождает поведение персонажей. Хотя здесь есть чудесный пассаж о любви, есть слезы, действия З.и Ш., как у настоящих адептов ( и «друзей» из ТВ-сериала), замкнута на себя. Их интерес настолько вовне — см. пункт 1 — что они правят, не перерождаясь, подобно животным Оруэлла, в диктаторов. Могут отправить послушных на второй цикл — освобождать, при этом, еще кого-то не собираются, даже в мыслях.

Только такая, специфично пелевинская, психология бройлеров мешает интерпретировать рассказ как вариацию притчи о горящем доме, милой Брехту и Гаутаме.

В первую очередь, рекомендую поклонникам сложносочиненных миров. Должна пойти «Ранняя пташка» и ценителям сюжетных поворотов, конспирологии и коварства. По этим линиям — чистый восторг.

Альбион в ледниковом периоде и его люди-медведи в зимней шерсти — проработка не хуже «Дюны». Хотя мистика здесь типа «неофолк», а интрига замешана на виртуальности, но...

Очень, очень хорош был цикл про Четверг. Задорны приключения с кваркозверем, бодры сказочные преступления. «Оттенки серого» — полет к небу высоких чувств на ракете бюрократического постапокалипсиса.

«Ранняя пташка» не сказочна. Не вторично литературна (хотя суждение о Клитемнестре тянет на курсовую). Если мегафауна — без сюрреализма. Если сирота — у него приют почти родных и экономика не на них держится. Не игра в цитаты, не упоительный фарс, не умопомрачительная поэтика. Этот роман, прервавший внезапное молчание автора — крепкая смесь архаики и хайтека, юмора и основательности, альтернативы и аутентичности. Правдоподобная, при пробе на зуб, проза мягкой фантастики. То, что надо.

Мир: факсы и античные традиции (средневековое как выжжено). Лед, фольклор, евро, филателия, убийства, Шекспир, экзотические оружие и системы центрального отопления, «Бьюик». Сеть, пицца с носорожьим сыром, зомби, Ди Каприо, пополнение НФ-ряда распиленых мозгов (Лем, Саберхаген, Бэнкс), заклад нерожденных в ломбард. Большая Фарма, смена тормозов на ж/д, телесериалы, трансплантация, сестра Фаллопия, «Сникерсы», причина хранить облеванную женой обувь, правило Гидры, топоры, образцовые самцы и прочая прелесть, пополам с поводом вспомнить, что Британия родина панка.

Ужас зимы практически подан лишь пугающими рассказами, но, если кто считает, что Аберкромби и Мартин суровы к персонажам — тут люди вообще как спички.

Сюжет: благодаря включившейся уже в дверях соображалке ГГ смог устроиться зимовщиком, угодить в ту долю процента населения, которая спит летом, а зимой живет по своим правилам. Теперь ему угрожают плохой кофе, стирка, глажка, скука, обморожения, долги, лунатики, голод, одиночество, Злодеи — но страх остаться осенью худым и без спасительного «морфенокса» сильнее. Однако, рядовое поручение уже несет его упрямый лоб в предзимье Двенадцатого сектора — а там всё и все не то, чем кажутся.

Примет времени, типа меньшинств, не замечено. Не ординарна этика: льготы для Кривого и его окружения явно важнее прав любой Хартии или Декларации. Вопрос блага большинства, как цели существования Зимних Консулов, при этом, стоит очень остро... Любящим дилеммы найдется, над чем растечься по древу.

Издано прекрасно. Надеюсь, никто не принял графику после оглавления за рекламу?

Перевод читаем, хотя прежде Ффорде отличался большим изяществом слога. Удивили примечания.

Да, они требуются. Не всякую отсылку возьмешь в лоб, кто их помнит, эти «Звуки музыки»? Но... Зачем, при расшифровке вывески, упоминать, что кто-то дважды женат на Элизабет Тейлор? Фальстаф — веселый толстяк?!

Некоторые моменты, по технике и месту действия, стоит осветить поподробнее:

* Оценить ужас ухода поезда поможет то, что от г. Талгарт до Мертира по дороге километров так 46. До Херефорда 70-80 км. Уэльс ведь весь меньше Ивановской области.

* Насчет пожилых ядерщиков-спасателей: взято из реальности. В теории, облучение организмов с небурным метаболизмом перенесётся мягче, да и на психику, при трезвой оценке видов на следующий юбилей, действует слабее. На деле 272 японских пенсионера рвались принести пользу на Фукусиме (одобрили и не пустили), а сэр Ф.Э.Уорнер (1910-2010) после посещения с группой 65-летних ЧАЭС организовал Volunteers for Ionising Radiation.

* Точно так же с нелетальным оружием. Р. Вуд пулял вихревым кольцом по человеку еще в 1901 г., с образцами возились Третий Рейх и морпехи USA, очередное изделие гремело в интернете в 2012 г. ... Пока что это фантастика, но никак не фантазирование.

* «Царица Аргентины» на п-ве Гауэр/Говер намекает, возможно, на судьбу двух «Эмпресс оф...», но на этот самый пляж морем выброшены останки более 250 судов.

* «Чугунки» — тоже привязка к любимым местам автора. Северным Уэльсом, Камбрией и о. Англси живы атомщики Великобритании. Финансирование разработки блоков малой мощности им капнуло практически одновременно с выходом «Ранней пташки».

* Есть шанс, что бузуки занесло из скетча «Магазин сыров» комиков «Монти Пайтон».

* Если разобрались, что пародирует эпизод спасения мамонтов и откуда пришла в текст семейка Фарнесуортов — не молчите, пожалуйста.

Рано терять надежду.

Текст да, тяжеловат. Перегружен спариванием и событиями, в которых мало яркого и нового. А прежние персонажи, темы и сеттинг просели.

Слаба проработка индустриального. Ветер в парусах есть? Сдует смог в портовом городе прежде, чем тот образуется. Гидросиловым установкам нужен постоянный и сильный напор. А тут нижнебойные водяные колеса вращает равнинная река. Т.е., с приходом засухи, как специально вставленной автором, потогонная эксплуатация сменится простоем, до следующего паводка. Литейке на заданном уровне развития лом и огонь навредят больше взрыва пороховых петард. И т.п.

Что касается взрыва социального — прогресс не только губит. Дети, ткачи, согнанные с земель... А где спрос на квалификацию металлистов, столяров, станкостроителей, формовщиков, шорников, наконец? Не из гулагов инквизиции же они взялись. Где довольные ценами на пищевые и технические культуры лица фермеров и лендлордов?

Но кредит доверия к Аберкромби не исчерпан. Он честно его заработал, коварной игрой с канонами фэнтези и прочими экспериментами в области приключенческой литературы. Вестерн, постапокалипсис, военная проза, роман о мщении, криминальная буффонада... Сколько кульбитов делает повествование, какие ложные петли закладывает сюжет, как часто сдвоен след к разгадке в его романах! Обратите внимание, в «Немного ненависти» из прежних сюжетообразующих многое совсем не просматривается или выглядит изрядно иначе.

Мы в Адуе — но впервые не в тени Башни Делателя. Север: бойцовский круг, битва за мост, Кальдер, Ищейка, Финри, Трясучка — угу, но где плоскоголовые? Байяз, живчик, говорит о своих проблемах с Конейл. Мы же оставили её дряхлеть среди старых книг? А что там с демоном на Юге и так ли ее зовут, как хочется? А как дела в Стирии у не преклоняющего?

Надежду терять рано.

Насколько громко можно хрустеть хлопьями?

Станет папа визжать, орать и раздавать оплеухи в присутствии мисс Джилл?

Почем в школе для мальчиков миска крови?

Как через семь лет понять, которая из четырех сестер — ты?

Ответы в книге.

Если можно сказать об этой книге одним словом, то им будет «продолжение».

Развитие существенно лишь по линии космогонии — увы, объяснения, всё же, нагнали цикл и теперь мы знаем функции Мрака, суть Ветвей и т.п. Отмечу разработки элефантерии и экономики телепортов, но, в целом — так... След в след идем «Памяти всех слов», примерно, включая вкусные эпилоги, в пределах месяца от событий предыдущей книжки.

По сюжету: Альтсин встречает Шестую роту... Горцы встречают клыкастого шамана... Девочка встречает четвероруких... Четверорукие звереют... Меехканский генштаб в остатках былой роскоши, исарка не спешит на поле битвы, интриги, лед, дым, страдания, лодки, фургоны, пафос, Ласкольник, Пледик, наездник Молний, Аспекты, духи, логистика и всё такое.

«Порадовало» оформление: карта острова Амонерии добралась до читателя. Перевод хорош в той же степени — ездовую лошадь ведут вожжами и т.п. запинки с обмолвками.

Фанатам рекомендую.

Больше, чем чистая холмсиана и вполне может считаться фанастиковедением.

Рассматривается, можно ли вообще критиковать персонажей за их логику, если те исходно нереальны (автор возражает сегреционистам, опираясь на само отсутствие в языке средств, необходимых для безоговорочной дефиниции реальности и весомость психологической реальности вымысла).

Проблема шире чисто детективного жанра, Гудхарт и Фелман в 1983 году показали, что софокловский Эдип м.б. невиновен в убийстве (на факте коего Фрейд выстроил известную теорию), большие сомнения и по «Гамлету» Шекспира (аналогично с «Макбетом», но здесь о том не упоминается).

Возвращаясь к детективу: не только Конан-Дойль под микроскопом, какой исследователь согласится с выводами Пуаро в деле Роджера Экройда (ненадежный рассказчик? Ха), у Байяра публикация есть и по этому поводу. Впрочем, он и в гримпенской трясине не осрамился.

Знатоки спросят, пожалуй, как соотносится версия француза с «Подлинной историей Баскервильского чудовища» Василия Щепетнева.

Нелюбовь Конан-Дойла к вырвавшемуся из-под контроля Великому Детективу, достигшая пика незадолго до «Собаки Баскервилей» — общее место. Сходство разлитой в природе тайной силы с пейзажами «Последнего дела Холмса» налицо, Байяр, однако, указал что почти половина рассказов с 1891 по 1893 год о том, как Холмс обманывается или не в силах помешать преступнику. «Собака Баскервилей» не такое уж исключение на фоне «Желтого лица», «Происшествия на вилле «Три конька», «Пропавшего регбиста»...

Байяр вывод из аналитики Щепетнева знает, правда, приписывает его Кристофу Желли 2005 г. (но на стр. 171 такая издевательская библиография...).

И решительно отвергает гипотезу, как требующую безумия преступника. Можно оспорить, однако анализ поведения собачки (тайна 30 шагов) правдоподобнее тут. И этот-то углядел, смог ткнуть носом в очевидность того, зачем Стэплтону мазать животину светящейся краской, если он настолько невиновен. Кстати, переводчик, чьи примечания изрядно освежают данное интеллектуальное соло, для исходного Phosphorus допускает перевод «люминофор».

Порадовала подборка цитат, в которых Ватсон сравнивает Холмса с гончей: почуявшей дичь, потерявшей след, лежащей на псарне. Рекомендую сей факт держать в уме, если зайдет разговор «чей Шерлок в экранизации самый конандойлевский».

Благодарю Igor_k, сообщившего о книжке в своей колонке.

Лучшие разработки в фантастике, почему-то, у далеких от предмета. Акционерные общества удались кинорежиссеру Носову, этика и социология химику Азимову и кое-что бесполезно искать в НФ Йена Дугласа и Хайнлайна, с их профильным военным.

То, что героические (реально, героические) солдаты не думают о защите штатских, зато готовы резать полицию и стрелять в спину слишком рьяным — это здесь, в декорациях контрреалистичной фэнтези по мотивам игры, прозванной «Колотушкой» и «Сороковником». Как и действия начальника, которому лезть полную врагов в дыру с теми, чей боевой дух велено поддерживать расстрелами и штрафными легионами.

Конечно, придумал всё не Стюарт и баталист из него... Даже не сто первый. Но, сравните с убийственной серьезностью «Касты огня» Фехервари. Та же Гвардия, те же комиссары в кожанках с лазерами-маузерами и шашками-мотопилами, тау, варп, круты. А линия рядового состава тонет, в болоте и крови. Ведь в грибковом безумии сердца тьмы все едино.

«За Императора!» другого мнения. Жизнь безумна и смертельна, но зачем психовать? Атмосферу задало изложение, самодовольные откровения ветерана, позаимствованного в полном секса, викторианских курьезов и развесистой клюквы цикле Д.М.Фрейзера. Офицер вне вертикали управления, вынужденное участие в играх спецслужб, поиск самого безопасного места в битве, ирония по отношению к пафосной репутации, бурное толчение воды в ступе при неслабых тактических талантах. Хотя вархаммеровский Каин по сравнению с Флэшменом — безвредный Авель, родство несомненно.

Взятый тон поддерживает то, что тут читают книги, обращая внимание на стиль, а ученому (не техножрецу) есть место в свите инквизитора. Плюс, внимание к деталям, типа бесед с наемниками, прикрытия огнем, передвижений перебежками и того, что командование готово сдать Гравалакс, лишь бы не связываться с его снабжением.

Прочие романы о похождениях Каина более традиционны: спасение Галактики, планетарного масштаба взрывы, наводнения, лед, песок, лихие пилоты, мертвые станции, поединки с демонами, орками, сервиторами, танна, рекаф, трибунал, парады, валькирии... Полный ааргх! (тм) и слава Империума. Но ручная психопатка бога-трупа больше песенок петь не будет и приятель-артиллерист в кабак не позовет.

Читается очень легко.

В этой книге мир бомбами сдвинут в технофэнтези той ветви, в которой веру в бензобак заливают. 1972 год н. э. — кольчуги, паровозы, курганы, караваны, револьверы, святые, красноармейцы, упыри, гномы, Краков, водка, волки, цыганки, хмурые тучи над границей... Автору нашлось что сказать насчет мифологий, силы сказок и про ассимиляцию инопланетян.

Действие держит чередование двух сюжетных линий.

Младшая — квест пестрой команды ополячившегося марсианина в Диком поле. С уважением к литературной классике, водке и крошащим комиссаров храбрецам.

Та, что постарше — история мести одержимого очень влиятельным и социально значимым людям. Нотки конспирологии, хвостатая официантка, футбольные фанаты...

Стиль напомнил Костинова («Ксенотанское зерно»): законченные мысли, отсутствие изысков и сверхзадач, умеренный пафос, психология и мотивации на тарелочке. Местами срыв в просторечие. Полиграфия в норме.

Рекомендация: при чтении поддерживать некритичное настроение. Воспрещено задаваться вопросами, куда делось население в начале ХХ века перепаханного и перерытого «дикого поля», какая Польша без «14 пунктов» Вильсона, почему в насквозь крестьянской России рулят белые мифы о «хозяине земли» и «красном аду» и как это спутать Николу с Егорием.

Зато колоритно, живо, свежо и дракончик — прелесть.

Ой да как во славном царстве да во Калязинском, как в тех горах да Байккл, во монастыре возле самой Рудни да слабенькая фэнтези да начиналась. Темы: теомахия, любовь нечаянно, чисто внешние эффекты.

Прячущаяся у Отца Алексея Надежда Лаптева чистит картошку и молится. Божетьяху, Божидарке, Вецеславу, Хорзу... у нее даже специальные четки есть — Марженя, богиня убийств, это череп и т.п. Лаптева — последняя надежда изменить ход столетней войны с траванийцами, магические книги и кровь которых сильнее клириков. После некоторых приключений она соглашается на предложение Малахии, отбившего ее у Стервятников, совершить теракт в безбожной столице еретиков. А там, неожиданно, конкурс невест для наследника... Отозванного с фронта как раз тогда, когда он сбился с надиного следа.

Простая, довольно женская вещь, не безнадежная, однако дилетантская. Много уделено чувствам, мало войне. Принц слаб глазами, однако на восприятии мира это не отразилось. Мир без подробностей (климата, этнографии или геологии с экономикой). Топонимика, ономастика русифицированы, церкви с золочеными луковками, икона Алёны за тысячу копеек... Но горы проходимы зимой в любом направлении без лыж и снегоступов, оружие — пушки, кинжалы, арбалеты и новенье, «посох, с длинным лезвием на одном конце». Бабы в брюках и туниках.

Ляпов перевода не заметил, полиграфия хороша. Финал открытый, потребности знать что там дальше, не ощутил.

Рекомендую если понравятся следующие цитаты.

«Выгнув спину, Надя еще ближе прижалась к нему, пока между ними не осталось ни сантиметра. Были лишь они, только они, жар его тела и напор его губ».

"—Маги крови могут использовать для заклинаний лишь свою кровь? — спросила она, и ее голос прозвучал чуть громче шепота.

— Использовать чужую кровь непорядочно, — рассеяно ответил он. А затем моргнул.»

На фоне рвущихся на свободу высокоинтеллектуальных ИИ (Ньюиц, Леки, Каргилл...) киборг Уэллс неожидан и естественен, как ботинки промальпиниста на офисном стекле. Он настоящий охранник, не знает, как правильно звать место базирования и кого сторожит. Сеть есть, в сети есть, но зачем? Завезли, увезли, отчет компании о нарушениях сдал... Не волнуют его собственные раны (медбокс восстановит победителя), останки чужих цивилизаций, благородство сложных семей ( а в следующей части и предложения сексбота убить всех людей). Есть, правда, предположение, что он массовый убийца... Но, опять-таки, зачем? Правила безопасности и так никто не соблюдает. Открывают жилой модуль посторонним, выкладывают в обновления командные коды компании. Вот и обеспечь.

Хорошенький убиватель вышел у Марты Уэллс, боевой и стеснительный. Человечный — люди и саундтреки в мелодрамах обожает, — и утилитарный, почти терминатор, только того клиенты родной страховой не раздражали и работу блока контроля имитировать было ни к чему.

Но вне поля зрения Киллербота, за великолепным пофигизмом, ничего не разобрать.

Как неприкрытое рейдерство соотносится с законами о разработке планет, страхованием жизни, дешевым оборудованием, вокруг фронтир ли, империя в расцвете, республика в дегенерации... Отсутствие интереса рассказчика к настоящим, не экранным, драмам автоматически обеспечивает непрозрачную психологию-мотивацию прочих персонажей, а ветеранский подход к боям и гигантским инопланетным пастям стерилизует годные для организации триллера (и детектива) моменты.

Издано нормально, в переводе ни за что не зацепился.

Рекомендую как одноразовое легкое чтение, но сам продолжения жду.

Очень приличные отзывы на этой странице, умеют фантлабовцы и прочувствовать русскую классику и поделится чувством. Видно, что вещи Андреева вызывают психическую реакцию разных типов.

«Литературными воспоминаниями» Вересаева зафиксирован еще один: «Мы читали «Красный смех» под Мукденом, под гром орудий и взрывы снарядов, и — смеялись. Настолько неверен основной тон рассказа: упущена из виду самая страшная и самая спасительная особенность человека — способность ко всему привыкать. «Красный смех» — произведение большого художника-неврастеника, больно и страстно переживавшего войну через газетные корреспонденции о ней».

Пути на Землю давно нет, да и не нужно, трудяги входящих в Поток кораблей от поверхности планет не в восторге. Правда, Поток-то уплывает, не вовремя старого имперо сменяет Грейланд II. Герцог против повстанцев, детишек в планетарий под обстрелом, «Зеленые боги» разбежались, цитрусы малоприбыльны. Взрывы, эвакуация в направлении «отсюда», бунт по правилам гильдии, рюкзак с сантиментами, флешка с деньгами, декомпрессия, достоверность научных расчетов, аудит под прикрытием с орбиты, взрывы, парик, сержант под дверью ванной, ушедшая из маркетинга пророчица, взрывы, монополии, проценты, телохранители...

Динамичная, легкая космоопера. Веселая, как песни «Монгол Шуудан» о Гражданской, рассказы Лаумера и «Весёлый Роджер». И специфично скальциевская.

Среди звездолетов и бластеров «Основания» Азимова или «Звездных королей» Гамильтона элита выглядит как поместная аристократия. Лагосы и Нахомапитаны «Падения» — хамоватые, харизматичные, властью и сексом озабоченные кальки олигархов средней руки и топ-менеджмента. Если это аристократия, то «Книги маркизы».

Есть традиция (Нортон, Виндж, П. Андерсон, Хаецкая) представлять космоторговцев спасителями миров и человеков. Персонажи Скальци тоже «за», если будет максимизация прибыли. В результате, сцена накидки за лояльность и сотрудничество отправляется в золотой фонд НФ про коммерсантов.

Так же отмазка Марса насчет второй сумки и срок вещания заблокированного мира отдают прагматизмом, космоопере малосвойственным. Изысканы интриги Херберта и Ю Хан Ли, воспевали спецслужбы Флинн и Гибсон, зато Взаимозависимость правдоподобней. Спецслужбе там достаточно контейнера на полуразрушенном складе. Тайный агент, обучен убивать? Повяжут, лишь прогуляется не там. И т.п. и т.д.

Отклонений в переводе и издании не заметил. Продолжения жду.

О «Рое» надо сказать больше, чем что он дерзок, умен и, при том, сжат и доступен.

О НОВАТОРСТВЕ. До статуса крыс низведены «Люди в стенах». Сон разума есть в «Сбалансированной экологии» Шмица, супермозг «муравейника» — идея времен «Первых людей на Луне» Уэллса, а сомнения насчет цены интеллекта сопровождают всю историю его развития. Что роднит дзэн и тупиц Бачигалупи с «Паном Сатирусом», как не «от ума — горе»?

Реальный шок обеспечила идеология. Рой не враг человечества и в разумности его сомнений не имеет. Он просто отрицает, благожелательно, что интеллект дает какие-то права. Поступить с доктором оружейных наук как с призовым кобелем или былинкой ему позволяет уверенность в превосходстве своего исторического пути, основанная на его же собственных записях. Ничего не напоминает? Вспомните, как Стерлинг дважды формулирует отношение Роя к частной собственности. Простота базовых потребностей плюс отсутствие коммерции... а Африэль безусловно буржуйский лазутчик.

О ШТАБАХ. Миллионы райских планетоидов с неразумным населением — ад для организующих их оборону. Без единства и координации усилий, без коммуникации, разведки, концентрации сил и ВПК сюрпризов для вторженцев, одни части роя постигнет участь дронта, другим выпадет судьба пчел в эпоху неоникотиноидов, а от янычар и умников с глазами на стебельках толку будет, как от атак селедки на сейнер.

Итак, мир гнезд может выжить, если противопоставит внешним свою цивилизацию. Скорее всего, она, с приставкой «крипто», там уже есть. Три подтверждения.

Первое в поведении межпланетных торговцев. Цель Инвесторов материалы с энергией, но почему тогда капитан знает язык не производящего и не торгующего Роя, почему так легка стыковка металлического шлюза с биологическим?

Второе жрет блевотину. Маленький уборщик и еще 14 видов симбионтов должны как-то попадать в другие гнезда. Рой подсаживает их своим реактивным слеткам, тратя на них ресурсы детей? Скорее, путешествуют по обжитым местам те как-то еще, с учетом факта санитарной очистки воинов.

Третье на бледной коже громадной головы. Любитель НФ может поверить многому, но «история расы», способная помочь мозговому центру, означает компиляцию архивов и анализ общего опыта, не меньше. Что в «великолепной изоляции» астероидов не обеспечить, пока передача информации только через гены.

Если эти подтверждения ничего не стоят — придется Африэлевичам строить оборонную цивилизацию самим, а «разумеется, капитан-доктор» не утешение, а весь план очередного спасения Роя как таковой.

О ПЕРЕВОДАХ. Стерлинг не Толки(е)н, «Рой» не «Дюна», но зависимость тактики толмачей от условий издания и личного вкуса на его переводах изучать можно.

Высоцкий: «И поговорить-то теперь будет не с кем», лейтенант, Инвесторы, шейперы, Галина Мирная, «происшествия и нарушения, связанные с химической системой».

Корчагин: «Где еще найдешь такого интересного собеседника», лейтенант, инвесторы, формисты, Галина Мёрни, «химические диверсии».

Колесников: «Наши беседы скрашивали часы перелета», энсин, Инвесторы, Модификаторы, Галина Мирна, «химический саботаж».

Жураховский: «Весь остаток пути мне будет не хватать бесед с вами», энсин, Вкладчики, Трансформы, Галина Мирни, «химический саботаж».

Карпов: «Мне будет не хватать наших разговоров до конца путешествия», лейтенант, Инвесторы, шейперы, Галина Мирная, «химический саботаж».

О СПОРНОМ. Малая доза шестого феромона заставляет воинов сломя голову мчаться на защиту яиц. Т.е., Рою полмиллиарда лет — но внутри гнезд кто-то продолжает угрожать драгоценному потомству. Конкуренты из других термитников, или все эти годы где-то в закоулках тоннелей пирует омлетом шестнадцатая раса, отнюдь не симбиотическая?

На черной телеге местного духа Гвен оставил бретонский август 1914 на лицемеров и шпану. Однако книга далека от того, что принято звать «попаданчество».

Мир вблизи полон реалистичных и, как мокрый песок, тяжелых, примет Европы XVII- XVIII века. Зима, вода, мушкеты, зубодралы, книги, рембрантовские имена и воротники. Но, если дальше колорита малых голландцев — кто дал летучей таможне власть и соль, в кого, где палят пушки, ради которых гробят каторжников Железного Сада? Под чьим запретом картография? Двенадцать провинций остались чужой и чуждой страной, куда ничуть не тянет.

Магия несистемная, натурофилософски мистическая. Черепашье время, птичье лечение, мщение кракенов, экстрасенсорный дар (вслух не говорить) и, конечно, Заблудшие с Анку.

Характеры — через поступки, в голову автор не лезет и Гвену не разобраться в людях, на которых его выносит судьба. Особенно в Йорне — жестокий интриган, добрый наставник, пьяный мужлан, тонкий политик. Кожаный Нос, Саския не слабее, зарисовка экзамена — «отлично» по правдоподобию. И тот момент, когда ГГ смотрит на высокие щипцы домов и понимает, что стучаться в эти сердца не стоит, и рожденная под низким небом мать... Хорошо.

И это не история успеха. «За последний год я окреп — недаром ворочал тела во время чумы и избороздил на коньках все каналы в длину и ширину, — но от взмахов дубиной у меня очень скоро заломило руки и спину». Прозвали Перхуном ГГ не даром, его мнет и бьет, а выгоду получают другие, понимающие больше читателя и его самого. Почти весь сюжет, силой и шантажем, его вынуждают использовать свой талант, от которого ему самому мало проку.

Получил волшебного помощника, знания, деньги, встретил любовь, помогал людям — помощник слепнет от можжевеловки, больным от наук только хуже, любовь имеет свое мнение, а деньги не купят безопасности от тех, кому помог. Да и сколько там, в потайном кармане.

Стиль. Может, литературный французский особо красив, может, иллюстратор Плас пишет как рисует, а возвышенно: «Каждое его воспоминание, каждая мысль казались мне вспорхнувшей из зарослей птицей. Я едва успевал полюбоваться оперением или красотой полета, глядь, а он уже шустрит дальше, поднимает новую»; «архитектура нервов и костей, географию плоти с протекающими по ней реками крови»; «только пар от моего дыхания говорил о том, что здесь, в этой точке мира, есть кто-то живой».

Финал психотерапевтический и никаких продолжений.

Ассоциация: фильм «Сказка сказок» Митты. И от праздников озноб, и речь к Вшивой крепости, и ориентация по нравственному компасу в условиях аномалии.

Издание не на 100 баллов лишь потому, что строки с той стороны листа чуть просвечивают.

Рекомендации: тем, кому не нужно разжевывать, но готовым встретить нудноватую повседневность (полагаю, из-за нее книга проиграла Grand prix de l'Imaginaire тексту про пиратов).

#неомальтузианство, #потепление&беженцы, #демократия, #выживание

Идущая к бабушке 14-летка (14. Что бы не говорили пограничники) считает себя асом. Судан и Хитроу научили ее спать под открытым небом и опознавать королеву камеры, разводить костер мешком, не смотреть в глаза солдатам и понимать, когда лучше не догонять группу. Ее фляга полна воды, в кармане пистолет, а в паспорте гражданина мира нет пометок — но, встретив возле шотландской границы пятилетнего немого африканца, она ...

Изложено короткими мыслями и переживаниями этой самой ГГ, поэтому понять, как именно совмещаются межконтинентальные авиарейсы и знание, сколько людей может кормить данный клочок земли, невозможно.

Впечатление несвежего. Было и не раз, на более высоком уровне. И ограничение продолжительности жизни, и не понимающие, насколько всё изменилось, старики, и Мари Бейн такие уже были. Разве что Кровавого камня острова Арран не припомню.

Есть мнение, что основной интерес «Игры на выживание» в описании нервного расстройства Мэри/африканца, симптомы которого, действительно, тщательно втерты во все щели текста. М.б., этим аспектом не впечатлился.

Полиграфия слишком хороша для одноразовой книжки.

Рекомендации: тем, кому нравится, если персонажей вынуждают принимать Ужасные Решения.

Для информации и без комментариев.

ЖЖ автора от 25 февраля 2018 г., https://haez.livejournal.com/2782251.html: «...я не дописала и честно говорю — не допишу, не буду даже браться, — продолжение «Космической тетушки». Ну не мое это — продолжения. Не получается. Чисто творческая причина».

Роман — дилетанство, удивившее премиями и номинациями.

Бессвязность финала, в который рушится повествование, показывает, что автор не чужд (пост)модернистским установкам в области художественного слова. Но — максимализация крутизны ГГ, слабо по физике (криобомба), военному делу (засада, штурм, радиопереговоры), экономике (бум), технике (робот с пулеметами), а обоснованию упырей и зомби далеко до существующих образцов.

Суть дела помогли понять рассказы.

Первый, «Другого не будет», тоже ерунда. Перенос в Рамму доктрины «вознесения» американских протестантов. Отсутствие понимания, чем для цивилизации и экологии будет мгновенная смерть такой доли населения, обесценило переживания рассказчика.

Но остальные — из другой оперы, с совсем другими критериями.

«Стакан лимфы»: стражи, демоны, визг души, шизофрения, кровь, желчь, взрывы и как бы многозначительные цитаты.

«Безлюдье» и «Место на дороге»: коллектор лег на шоссе и узрел, Абаддона бьют.

«Монета»: психоделика и суета сует на фоне суицида. Очень по-польски.

Ни один рассказ не имел отношения к литературе мысли и правдоподобия небываемого. Значит, как НФ, даже такую, как у Ф.Дика, цикл и рассматривать бессмысленно.

Там, где важнее аффект и эмоция, перечисление ляпов и шаблонов мало поможет при выборе чтения. Ушли и претензии к плазмату (который в последовательно продуманном варианте ведет к «Корпорации «Бессмертие» или «Темным началам») .

Итак, вывод: призвание автора в мистике или хорроре, которые он во «Всесожжении» подкрасил андроидами, миллиардерами, программированием мозга и т.п. Причины, по которым сработало на родине Лема — вне поля зрения.

Рекомендации: списать том «Всесожжения» из «Звезд научной фантастики». Ошибка атрибутации по внешним признакам (редакция тоже не ахти — «каменицы» и «распорошенный», по Бофорту моряк мерит «колебание», опечатки...).

Книг с местом действия внутри гигантского сооружения, этажи которого отличаются сильнее приграничных стран и так хоть вводи в классификатор. Стэблфорд, Хауи, Стоддард, Вайсс, Стругацкие... «Восхождение Сенлина» из того их подмножества, в котором проникший внутрь обманут и ничего не понимает. Подмножество это тоже не пустовало: «Дневник, найденный в ванне» Лема, «Мост» Бэнкса, «Хождение Джоэнисса» Шекли...

С романом Бэнкрофта, тем не менее, стоит познакомиться.

Литературный уровень в меру хорош, ожидание на рынке белья и объявления в полосе падения это почти Джин Вулф. Детализация в норме, описание проблем воздушной гавани — более чем. После плавного хода событий, с краткими психологическими кризисами, в третьей части резкий экшен. Персонажи: Сенлин, человек моральный, что редкость. Те же, на кого его выносит в Башне, люди разные и многослойные. Художник (художник ли?) Огье, Эдит с ее экстравагантной карьерой, карикатурный (вроде бы) антагонист Комиссар, многоликий Адам, амазонка Ире... да и история брака Селина выписана с любовью.

Что особенно приятно, автор не стал топить читателя в абсурде и сатире. В начале всё шло к тому, пивная карусель и Салон отдавали гиллиамовщиной, Купальни — фантазией на тему «Волшебной горы», но, с перелистыванием страниц, в устройстве Башни стал прослеживаться некий смысл (умысел), у сюжета — развитие без высокомерных объяснялок. Присутствует и активно упоминается мир вне стен, что почти противоречит канону. Мотивы воровства и принуждения, финансов — о деньгах в книге говорят и думают почти столько же, сколько в «Трех мушкетерах». Тема западни и ловушки очень своеобразно пересекается с книжностью (имею в виду «Путеводители», текст про охоту на женщин... вандермееровское в этом что-то).

Полиграфия хорошая, в переводе ляпов не заметил.

Рекомендации: стимпанковский Вавилон трамваев и дирижаблей, классически серьезный подход к развитию персонажа, нотки абсурда вне «странной литературы» и — история с продолжением.

История — тетка ехидная, может вывернуть самое благонамеренное высказывание.

В 1910 году «Отозвание легионов» отвечало духу Pax Britannica и научным данным. Благодаря лингвистам и викторианским железным дорогам, вскрывшим при прокладке для археологов древние кладбища, судьба оставленной провинции Британия выглядела именно так, как у Конан-Дойля: геноцид, упадок, крах.

Позже были открыты новые памятники, переоценены демографическая и аграрная ситуация и т.п. и т.д. (подробно см. у Хизера). Неоспоримо, что между 400 и 600 годами страну почти римских вилл, кельтов и писем консулам сменило германоязычное Средневековье. Но не за одно лето «красивая страна британцев покрылась кровью, пеплом и развалинами» — хватило и на монастыри, и на валлийский расцвет, частью которого стал миф о короле Артуре (имя которого носил сам Конан-Дойль).

Вывод, что предлагавшие Риму отдать власть, без Рима никто, Конан-Дойль, м.б. невольно, еще и заострил фразой римского начальника про «триста лет мирной жизни». В реале бывших веками содержания этих самых легионов, давивших восстания, но так и не решивших пиратскую и пиктскую проблемы (см. у Киплинга, в «Крылатые шапки»).

На деле, местные элиты организовались, отразили своими ресурсами (!) внешние угрозы и предались радостям игры престолов. Просто радостям тоже («когда прекратились опустошения, остров затопило такое изобилие всего, что никогда прежде он не упомнит такого времени, и вместе со всем этим прирастала всевозможная роскошь»).

Гибельным решением цитированный выше Гильда Мудрый и Беда Достопочтенный сочли как раз желание короля отдать военные заботы наемникам-англам. Но это другая история.

Та, которая зафиксировала: «берите власть, но оставим войска» — не туземный идиотизм, а политика Уайтхолла второй половины ХХ века. С разным итогом для Белиза и Кипра, но, тем не менее.

В общем, к извлечению морали из позора конан-дойлевских Кельция и Карадока прошу подходить осторожно.

О том как жил и творил автор до того, как его убили и почему рукопись легла в стол — в закрывающем книгу очерке А. Мельникова, название которого, «Танцующий в одиночестве», очень подходит «Пиру бладофагов». Но пусть текст скажет сам за себя. Семь цитат:

1.Этот гриб был взращен подземным королем Торенгом на погибель рода человеческого: злой завистливый король-убийца был убежден, что люди кончатся, перепугавшись одного только вида своих хотений!...

2. Беспокойно блуждающий взор бессмысленно обшаривал стены.

3. Легко тебе рассуждать — дочери темного мага, рожденной мудрецами, спустившимися с небес!

4. Его взору открылось видение, превосходящее буйную фантазию самого пьяного игаританского лирника, бравшегося на пятом бочонке вина воспевать красоты Седьмого неба.

5. Циферблат стал оранжевым зрачком кота-прелюбодея.

6. Континус наблюдал за битвой Клайперона с ахегонским гарнизоном сквозь стеклянный шар — в глубинах его сверкали драгоценной чешуей разноцветные ринодоны.

7. Суставы Киневры свела судорога и она с громким криком проснулась

Концентрация на литературных возможностях эпитета, праве художника не объяснять и воздерживаться от правдоподобия, близка к пределу. Слова и образы «Пира» вьют трагедию о проклятом короле, поэте вещей, злобном пасынке, волшебном лесу, доступе в Эдем и играющей судьбами обезьяне... По дороге к читателю полируя эти муркоковские страсти до гладкости пляжной гальки.

Ассоциации: всё витиеватое, нетолкиновское, контр-заклепочное и совсем внесхемное. Отрывками — почти «Серебрянный век» (проза). Мироустройство не прозрачней Э. Р. Эддисона. Бигл, Танит Ли — на уровне атмосферы... Правда, тон до конца не выдержан, разбит рыком о голубом пентиуме и тростью сексуально озабоченного черта. Что поделать, 1990-е, время спирта с лимонадом.

Рекомендуется ищущим вольную фантазию.

Через 30 лет после того, как освободившиеся роботы убили всех людей, дела плохи: Интернет мертв, а война суперкомпьютеров сузила ареал старых моделей до руин Среднего Запада США, среди которых добыть запчасти можно только разобрав ровесника той же модели. Добрым словом или импульсной винтовкой.

Впечатления по постапокалиптике от сценариста «Доктора Стрейнджа» смешанные.

Отличная (пред)история восстания машин, по сравнению с которой вариант «Терминаторов» — сказочка, утешение малолеток.

Детали. Последствия. Причины. Достойные нормального сериала ситуации и диалоги. Эклектичного: сюжет сурового вестерна, эстетика «Безумного Макса», идеология выживальщиков и психология партнерских отношений (ГГ не случайно зовется «Неженка/Милашка»). Нумерация глав в двоичном коде.

Американоцентрично, как географически, так и ментально. Пафос речей, надгробных и про американскую мечту, юриспруденция, крупнокалиберным по комунякам, магазинчики на площади и почти полный игнор остальной планеты.

ИИ у Каргилла больше всего похожи на роботов Лейбера и «Футурамы», но можно вспомнить и металлических людей у Саймака, Булычева... Думают и поступают в человеческих категориях. Гендер, выгода, собаки, эмоции, типа надежды, позволяющей Милашке смотреться ангелом техподдержки, а Ребекке собрать отряд самоубийц за светлое будущее.

Техника «Моря ржавчины» на том же ретроуровне. Разумные машины не могут подзарядиться от электрокара, зрение 124 кадра (?) в секунду, при конструкции типа ПК (жесткие диски, материнская плата) домашние модели, типа няньки-компаньона или сексбота неубиваемы, им не вредит ни пыль военных пустынь, ни включение огнемета в маленьком бункере. Разговоры с мертвыми — безумие, не похожее на сбой системы.

И в действительно твердой НФ появлению дистанционно управляемой армии «ячеек» должно было бы предшествовать тщательная работа по обеспечению во всех закоулках подземного города 100% покрытия 6 или даже 8G. Иначе никакой координации и мгновенной загрузки.

К изданию без претензий.

Рекомендуется тем, кто при чтении особо не задумывается, но готов впечатлиться.

Сюжет вторичен, изложено сухо и сводится всё к тому, что Фам Нювен считает — вокруг Ретрансляторы, ан нет, он на Вершине, во власти Сил.

Дукаевский гость из недоразвитого прошлого носит имя Адама Замойского, а Ретрансляторы — «Гнозис Inc», однако суть одна: текст тоже про многокомпонентные сверхразумы из Края, то есть, пардон, Плато и инклюзий нескольких участков графика Тевье (толкование которого придает тексту оттенок лекции). Ощущение себя во многих местах, катастрофы космического масштаба, Древний и очаровательная дебютантка-стажерка — в наличии.

Ради справедливости: «Идеальное несовершенство» вторит больше «Иным песням», чем Винджу. Узнаваемы переходящее в деформированное пространство африканское сафари, золотой цвет (на тех же ролях) и высказывание про аристократию с демокра —

И прием с оборванной репликой.

Только в «Песнях» восторг и простор, а здесь... замкнутость на, от силы, десяток, персонажей в интерьерах нуворишей. И недоумение.

К чему коверкать славянский новыми местоимениями и окончаниями? От озвученной причины можно охренеть — категории рода в грамматике не зависят от субъективных ощущений.

Сомнительны многие отсылки. Эшер, например, здесь синоним архитектурного хаоса — но слава графики нидерландского гения выросла на симметрии и порядке структур. Дуэль... Расхожий прием, от «Века нерешительности» до «Трех бананов», но не на фоне демонстрируемого в романе викторианства (запретившего, как раз, поединки чести).

Куда пропал закон сохранения масс и энергии? Как сожранное Войнами пространство может быть пустым?

Почему на кривой прогресса «разумность» с «приспособляемостью» на разных осях?

Издано и переведено с огрехами, для «Снов разума» нехарактерными (см. 343 стр.)

Рекомендации: инкредибилистам и тейяршарденовцам. Прочим — космогония, философия и если охота убить время.

Если по нраву смесь из зеркальных нейронов, великого канадского психолога Хебба, «теории разбитых окон», экспериментов, в которых потребитель выбирает типовую модель дома США вместо знаменитого Ф.Л.Райта и Сары Сузанка, если готовы разделить восторг перед величием Стоунхеджа, коммерческой сметкой лас-вегасовских казино и мощью социальных сетей, если готовы согласиться, что пациент поправится быстрее, когда ему из окна видна зелень, что «психическая геолокация» повод задуматься, а воспоминания о том, как автор выиграл в автомате 200$ и бегал в музей наперегонки — ценны, то... То Вы в теплой компании. Книгу три раза издали с 2016 года. Сомневаться в ее востребованности не приходится.

А вот чего в ней совсем нет, так это архитектуры. Незачем: «...моя роль в мире архитектурного проектирования — указывать на научно-обоснованные закономерности, найденные мной благодаря данным, которые я получал в ходе своих экспериментов». Т.е., стоять рядом и рассказывать.

Это очень, с его стороны, разумно. Потому как «отвращение к острым углам и прямым линиям» и глубина наблюдения о соответствии языка немецкого философа Хайдеггера тропинкам, по которым тот изволил бродить, как-то не очень соответствуют истории. Перипатетики тоже гуляли.

Шпили зрелого средневековья и сталинского ампира, волны барокко и модерна, прямые углы базилик, небоскребов и казарм не одно и тоже. Пейзаж вокруг памятников зодчества менялся, менялись и ценности людей... И функциональное назначение строений тоже.

Возражений против того, что среда влияет на психическое здоровье нет, но Туолсленг в Камбодже перед геноцидом был лицеем, а золотые годы «Союзмультфильма» прошли под сводами закрытых церквей. Фабрики переоборудуют под музеи и... И см. «Новое здание, или Жизнь и смерть учреждений» Н.С.Паркинсона.

Универсальные истины в мире, в котором требования предъявляют одновременно собачники, автомобилисты, старушки, спортсмены, нувориши и мамы с колясками вряд ли применимы. Спор владельца дискотеки о дверях с пожарным уже стал классикой.

Итак, лично у меня сомнения по ценности наработок м-ра Элларда. К тому же, их нельзя даже назвать новаторским и инновационным — про «видеоэкологию» В.А.Филина в РФ известно не первый десяток лет.

Рекомендации: чистая развлекуха от научпопа.

Беда сблизила враждующих? Есть и славнее, и пожестче: Лонгиер, Лаврентьев... Однако, Леки прочими своими рассказами лишь комментирует темные места (голова святого и т.д.) трилогии Брек.

Этот сам по себе, да еще с идейным зарядом.

Можно сказать, «Словом для «мира» совсем другим» закрыта тема машинного перевода, объединявшая шизофреническую скороговорку лемовского «Эдема» с говорильной машиной «Тайны заброшенного замка» и каламбуром из «Летающих колдунов» в славный, но устаревший кластер научно-фантастических изобретений.

Теперь программы-переводчики повседневность и следует согласиться с Леки: очень удобно, но, коли речь про вещи тяжелые, важные, доверие к электронному толмачу падает. Так же резко, как к живому, еще Булычев шутил, мол, на самом деле Вавилонская башня о том, как во всем обвинить переводчиков. Впрочем, история дипломатии полна казусных интерпретаций, да и британцев предупреждают, что их домашний английский мир поймет наоборот.

А еще, «Слово для мира совсем другое» полемизирует с Ле Гуин. Не только названием, под сомнением принцип Экумены, в которой два человека определяют судьбу планеты. А насколько высоки высокие договаривающиеся стороны на своей стороне? Власть решить, что будет с людьми на местах вот эти, тетка с больными суставами да девка с полотенцем на лице, получили не потому ли, что для чужих их статус прозвучал внушительней «ассоциации промышленников»?

Не шедевр, не событие — но на полку «дипломатия в космосе» в самый раз.

В эпической вселенной Радч и Пресгер, оказывается, есть такие места — просто посмешище для соседей.

Вот независимая система Хвай: хотя вместо трупных киборгов там нормальные роботы, вместо бессмертного диктатора выборная олигархия и руки без перчаток — силовикам не отличить боевого меха от груза араки, а исторические раритеты очевидный вздор. Всё так и есть. Но каким же сюрпризом для более рациональных интриганов в их борьбе за шлюзы стали присутствие на Хвай посла так редко оставляющих свою планету Гек и политическое значение тяжелых ботинок Ингрей Аскольд...

Автор никак не бросит возню с языковым гендером (в переводе воспринимается постоянной оговоркой: «ты солгало») и тем, что можно определить «расширенной за счет приемышей атомарной семьей». Из-за чего взбешенным колониальной мелодрамой «Слуг меча» от «Происхождения» советую воздержаться: то же самое, только разбавлено подсоленой водичкой. А вот принимающим позднюю Буджолд... Может быть: детективная линия сошла на нет, а экшен вышел почти добрый и совсем безвредный.

И, хотя есть пара-другая любопытных мест, общее впечатление как от дебюта или затянутой повести.

Материалы некоего расследования. Что и кем расследуется, тайна до самого финала.

Затраты сил на оформление этих материалов — Стругацкие, Энвилл и Желязны обходились меньшим. Стенограммы допросов, фрагменты хакерских чатов, е-мейлы, «Гипатия» в разрезе, медицинские и полицейские рапорты, официальные логотипы на бланках, скрины из сердечника ИИ, анализ записи камер наблюдения, стена памяти, каллиграммы влюбленных и т.п.

В сюжет вложено поменьше. Не особо оригинально: помятая флотилия Объединенной Земной Администрации, эвакуировав мирняков атакованной корпорацией БейТек нелегальной колонии, обнаруживает: на борт проникла загадочная хворь, на которую ЭИДАН боевого носителя «Александр» реагирует неподчинением командованию. Но Кэди Грант начинает, от тоски, действовать по своим правилам...

Отношения старшеклассников и военных, потрошение, теология, астропринцесса, не смотри на меня, Centrum tenenda, потри спинку, пикап на школьной стоянке, турбокоманда против мегапанды, чертовы рудокопы, мама-проблема, счетчик потерь, 121 палуба, костюмы защиты, кровавое уравнение, группы психотерапии...

Портит все это некритический подход.

Вот Эзра вправляет своей Кэди мозги: он видел Брэдли, с пожарным топором в каждой руке, по локоть в красном... Реально, в «Иллюминэ» на звездолете пожарные топоры.

А штурмовой скафандр проткнут заточкой. Дронов в ИИ помещал еще Варшавский — где? Неуязвимость психов — дешевка из ужастиков. Ядерными ракетами бьют после атак пилотируемых истребителей. Аналитик ID 7213-0089-DN за отчеты с «лицо как открытая книга, в которую вписаны имена всех, свидетелем чей смерти лейтенанту довелось стать», голым в космос не выброшен.

Типографика впечатляет вначале, потом нет. То ли за рубежом к мелким,бледным шрифтам привычнее, то ли гнутые по плавным кривым предложения ассоциируют с чем-то передовым... Некомфортно.

Рекомендации: визуалам, согласным на смесь Battlestar Galactica с зомбикалипсисом и «Космической одиссей» Кларка. А так же любителям романтички с трагическим пафосом (за которую в Австралии, оказывается, премии дают. П-провинция).

Отсылок к знаковым и культовым — навалом.

Мелькают Зиновьев, Стэплдон, Циолковский, Мамардашвили, Хайдеггер, Вернадский, Фёдоров (и прочая, и прочая). Цитаты, суждения типа: «И именно этой патологической нечувствительностью трансценденталистов к проблематике целостной личности и объясняется их запоздалая реакция на негативные последствия техноценоза».

В приложениях к основной работе миниатюра в духе Лукьяненко «Решающий эксперимент», программно-политический «Аватар» как метод радикальной вестернизации» и «Звездные войны на руинах Великого Кольца».

Последнее — легкое по языку и стремительное в изложении доказательство: Star Wars прекрасно впишутся во вселенную Кольца дилогии Ефремова, если допустить ее деградацию как сложной системы, пораженной стрелой Аримана и непересилившей вторжение дикарей с бластерами. А императора рассматривать как прогрессора.

С переслегинским сравнением Вейдера и Ветра, указанием, что вся древность ситхов и джедаев может оказаться чем-то вроде мечтаний Третьего рейха о древности корней (внутренней логике не противоречит). Припомнил автор голограммы, попробовал встроить даже джедайскую Силу. Остроумно.

Но, если допустить превращение Великого Кольца в Республику и Империю, оно будет так же похоже на деградацию сложных систем, как смена речений Ипувера «Камазом». Персонажи тов. Ефремова месяцами ползут в гипнотическом сне через парсеки — в цирке м-ра Лукаса врубают движок и там, где надо, к четвергу. Связь, не требующая для пересылки клипа напряжения экономики планеты... И, конечно, в Star Wars наблюдается расцвет невозможных в рамках ефремовской парадигмы негуманоидов и разумных машин.

Отсылок к знаковым и культовым, здесь, конечно, навалом.

Поводом для этого интервью «Известиям» (есть на их сайте) стала смерть Бориса Стругацкого. А что? Ле Гуин более-менее в теме, ей известны «Сказка о Тройке», «Трудно быть богом»... А «Пикник» в орегонском Powell's и сейчас, как подсказала Еркфтвгшд, предлагает читателю цитата из заметки Ле Гуин 1977 г. (powells.tumblr.com/post/174891836964/city-the-city-by-china-mieville-we-mourn-the, если кому нужны картинки).

Как следует из интервью, заметку Ле Гуин обновила для издания 2012 г., но ситуацию в российской фантастике, при всем при том, отказалась рассматривать категорически — не переводят её на инглиш в нужном объеме.

Заявочку Л.Новиковой, вопрошавшей о «деградации», отстранив еще более решительно: эти разговоры вечны. И когда Ле Гуин начинала печататься, НФ в основном была аттракционом. И, соответственно, сейчас выходит не меньше «серьезной, весомой научной фантастики», чем в 1960-х (правда, увы, сослалась при этом на Чабона).

А коли в РФ не так... Значит, либо писатели нашли другой рупор, либо люди изменились и ищут только бессмысленных развлечений.

Вот, практически и всё, что сказала Ле Гуин в этом интервью, разве что попросила не зацикливаться на жанре НФ. Ни прогнозов, ни исторических комментариев по незнакомому предмету.

Наглядное отличие старой школы от блогерского верхоглядства.

Об априори обреченной (историей и жанром) теме шпионок, а так же о пережевывании сиротства можно с облегчением забыть — сюжет и фабула вполне каноничны. Правда, автор снова ведёт нас от реторт, пирогов и книжных шкафов Букшоу в большой мир, однако, осторожными шажками и недалеко. А главное, строго выдерживая modus operandi Флавии Де Люс, ехидной девочки-химика, детективные приключения которой так по-рождественски блистали на фоне пейзажей и нравов воспетой Агатой Кристи глубинки... Несколько первых книг.

Динамично, эффектно. Начинается «В могиле не опасен суд молвы» с благостных детских мыслей о смерти, продолжается вылавливанием мертвеца из реки (за верхнюю челюсть, пальцами Ф.), петляет между фотографированием с воздушного змея, сушкой французского лака, дешифровкой поэтических загадок, обысками, артистизмом сестер-зараз, вживанием в роль отравленных прихожанок, необычным знакомством Доггера, приступом джингоизма... И рывком достигает финала.

Шероховатости, холостые патроны, скоропостижность развязки... есть за что упрекнуть. Но — автор продолжает чинить тонущий корабль цикла. И, спешу сообщить, вроде, наконец подобрал подходящие материалы.

Не замутненное (кроме ценностей среднего класса) развлечение в стиле «меч и магия». Образец жанра, почти как «Драконы осенних сумерек» и «Багряная империя».

Порталы, руины, демоны, арены, барды, стылые перевалы, виверны, Благородная Цель, целебная наркота и древние клинки. В небе летающие галеоны, в склепах склепная слизь, в лесах кусты-людоеды, в тавернах уйма приключенцев-наемников — но никто не желает придти на помощь осажденной воскресшей Ордой республике Кастии. Кроме ветеранов, знаменитой «Саги», по сравнению с которыми «Орущие Орлы» просто...

И т.п. и т.д. Бодро так, с уймой трупов, кровищи и пафоса, сбалансированных лирическими вставками, умеренной дозой толерантности и почти черным юморком. Запоминающиеся персонажи умеренной оригинальности.

Отсылки к рок-музыке в книге действительно присутствуют. Почти все они в 2-3 абзацах интервью из приложения (возрождение хорошей практики, спасибо, издатель).

К полиграфии и переводу претензий нет.

Рекомендации: ненапряжное и необязательное.

НФ о социальных последствиях пересадки сознания (авторское «клонирование»), в числе которых гибель всего персонала звездолета «Дормире». Аварийно воссозданный в ранней версии экипаж ищет причину кровавой бани, то и дело проваливаясь в флэшбеки из своего официально криминального прошлого.

От предшественников отличает ориентация на узкие аспекты темы. Корпоративы, хакеры, правовые установления, наказания и возмездие. И в этой области автор показывает хороший средний уровень проработки.

Но выше не поднимается, хотя, вроде, все этому способствовало.

Биографии, личные привычки персонажей, детали устройства «корабля поколений» без поколений — недурственно, но язык суховат, да и художественные средства довольно ограничены (на сайте жаловались на перевод, но конкретно предъявить нечего).

Технология клонирования — одно недоумение. Клоны всегда просыпаются в идеальном биологическом возрасте 20 лет, означающем наличие такого средства поддержания молодости, что бунты клонов ерунда. Отбор эмбрионов (из-за которого клонирование человека абсолютно неэтично) проигнорировано. И т. д.

Но таков выбор Лафферти. Пусть его, не всем мил охват Лема, Макоули, Моргана. Больше расстроило, что, взявшись творить классическую по сути историю убийств в изолированной локации, он, интригу закрутив нормально, пренебрег непреложными со времен Ван Дайна правилами расследования. Детективов несколько, в хэппи энде преступник не наказан, разгадка не очевидна, цепь событий пошагово не восстановлена...

Рекомендации: убить время и проследить — не поднимется ли автор в высшую лигу. Потенциал есть.

Чтобы так писать, нужно быть британцем, чтящим ту шпионскую литературу, в которой, чтобы донести письмо до ящика, требуется поддержка роты агентов, минимум две фальшивые личности и бюджетные ассигнования из серых фондов.

Итак, Европа за Ла-Маншем — сырое и холодное пространство кафе, лесов и мафии. Европейцы только и грезят, как бы поучаствовать в чем-то нелегальном или, хотя бы, добиться независимости. Женщины либо тайные агенты, либо просто жестоки, а коли встретится русский — значит, эмоции, водка, пельмени и математика.

Зато проверка документов уже приключение и главный герой свободно, не учась, использует сложнейшие гаджеты, хотя по призванию Руди не «кузнец», а кулинар.

И, конечно, начинает реализоваться авторский замысел лишь после двухсот страниц, когда за суетой курьерских явок, посылок и Ситуаций возникает лондонский Сити.

После переломной беседы со спецназом автор погружает читающего в английские проблемы кухни, Шотландии, камер наружного наблюдения, влияния эмиграции на сообщества жильцов и всего такого. Сюжет же сворачивает из простой версии альтернативной истории в конспирологическую, замахом и приемами напомнившую Борхеса с Мьевилем.

А до того происходящее суть неонуар, с пограничными прожекторами вместо неоновых вывесок и польской дискотекой вместо джаза. Реалистичный в бытовых деталях, умеренный в экшене, психологичный — в традиции (человек, его дело и окружающий мир суть три разные вселенные, так у Грэма Грина, Ле Карре...), эрудированный исторически. Но довольно условный в проработке мироустройства. Суверенизация государств на клочки размером с курорт или общество Гюнтера Грасса (аннотации верить!), например, по Хатчинсону никоим образом не отражается на кошельке и холодильнике населения. И т.п. и т.д. Правда, стоит отметить, взгляд на сквоттинг резко расходится с Брюсом Стерлингом.

Поскольку к финалу «Хогвартс» (а, может, «Империум») еще и не приоткрылся даже, рекомендую «Осень Европы» как приличное начало многообещающего цикла. Насквозь британское начало.

К полиграфии и переводу претензий нет, о потраченном времени не жалею.

Шесть фракций в межзвездной гептархии — и не нашли ничего лучше, чем поручить отбить неприступную крепость командиру пехоты. Пусть девятиглазая тень субвокализирует капитану кровавые советы гения, с математикой у нее весьма хорошо, а приданные лазутчики Шоус великолепны — да вот только еретики не когтем Кел деланы. Пока с ними возишься...

Борьба идет за контроль над покорившими Галактику и ее население технологиями, работающими лишь при изменении законов физики, локальной их подстройке. В свою очередь, целиком зависящей от поведения масс в принявших тот или иной «календарь» социумах. Мнение оных масс ортодоксами гептархии не рассматривается.

Тут можно б сказать многое. Про антропный принцип, про возивших по столу ту же миску Брина и Кудрявцева, дойти до «Утра магов»...

Но сам автор сосредоточен на ином. На психологии влияния, интроспекции, переживаниях, интригах, злой судьбе и цене побед. Наука и техника у него не в фокусе, они словно пришли из графических романов француза Мёбиуса (см. эпизод в оленьем парке). А названия устройств и оружия как от персонажа аниме: «Логическая граната!», «Калейдоскопическая бомба!», «Черная колыбель!». Эффектный антураж переживаний персонажей со сложными мотивациями.

Сочетание лишь интуитивно понятных терминов с почти рукотворной Вселенной, загадочных правил космической войны и пахнущих первобытным костром обычаев, особых смыслов этикета биороботов, экстравагантности всемогущих господ, призраков в машине, безумия, игр и смерти как не искупаемой ничем повседневности, дает стойкую ассоциацию с Гленом Куком. «Дракон не спит никогда», «Теневая линия» и, в сценах магических, извините, «календарных» атак, «Черный отряд».

Финал открыт для развития в любую сторону.

Полиграфия: обычная фанзоновская. Перевод: читается очень легко, но скорчера АБС в оригинале нет.

Рекомендации: современная мягкая космоопера, космофэнтези, психология, переселение душ. Глен Кук, в меньшей степени поздний Херберт. Гендерная интрига.

Отменно.

Сначала, после долгого вступления, это производственный роман про НИОКР и телепортацию. Хороший. Ассоциации: Суарез и «Стрела времени» Крайтона (в «Д.О.Д.О» Стивенсона замес не тот).

DARPA, гики, фрики, Вашингтон, жидкий азот, трейлеры, код на Си, защита животных, бейсбольный мяч, психиатрия, секс после работы, мухлеж с расходами, Стартрек, презентация, экранированный мобильник... И, резко, кровавая драма о суперхищнике и книге безумного викторианца.

Хохма с гайками великолепна, про парадигмы хорошо, вариации Джейми нестандартны, написано мастерски, стройно, динамично — и предсказуемо. Вонг в неназываемовской трилогии драконит такое как расхожий штамп. Четыре с минусом.

Баллы «Преломление» набирает за Лиланда «Майка» Эриксона. Он умен.

А показать ум задача нетривиальная. На ней погорел Чан, увяли цветы для Элджернона. Обычно ее обходят так: просто гений (Ффорде, Булычев), гениальное подсознание (Каттнер), мозг большой (Нивен, Варшавский), облучился (Гроссман), таблетку съел (Глинн), алгоритм вывел (Дэвидсон). Эффектно. Но вопрос-то остается: «Черт возьми, Холмс! Как?!».

Клайнс обосновал предельный IQ. Когнитивное наполовину это память, «вспомнил» и в вузе значит «знает» — а у Майка память абсолютная.

Сочинил ситуацию, в которой «ходячая энциклопедия» была бы бессильна. Только вычленение ключевых, убеждение логикой и проприоцепция.

Снабдил хорошей рабочей метафорой. «Муравьи» в третьей голове США круче «серых клеточек» Пуаро. И нагляднее.

Дал своему гению биографию и характер, достойные интеллекта. У Пратчетта и Желязны мнемоники орудия чужой воли, а тут он хозяин себе и своим талантам. Читать, как школьный учитель разбирается с умниками проекта «Дверь Альбукерке» — истинное удовольствие.

Полиграфия хороша. Перевод в норме, ляп заметил один, с кличкой пса.

Вместо рекомендаций (рекомендации? Читать!) пара спойлеров:

№1 Котёнок спасется;

№2 Даша — имя для порнозвезды.

Если симпатизируете мушкетным артикулам, кирасирам и блеску багинетов, с которыми не могли сладить удальцы и фанатики от Ирландии до Индии, прошу ознакомится.

Процентов на 60 это решебник по тактике времен атаки шагом и каре. Почти — дисциплина без шпицрутенов, аналога пустынь и каналов страны Хандар на нашем глобусе даже не прослеживается. Так и не разобрался, что за «глиняные» хижины такие: легко горят, но осколки от стен надо извлекать хирургически. Любопытно, автор знает, сколько весят описанные им стальные плиты? И что он ими сказал о технологии своего мира? С последним тоже имеет место быть некоторое смещение — у Стальной Маски винтовки и точная механика, а противник дозрел лишь до терочных запалов.

Еще процентов 30 текста занимают труды капитана Первого Колониального полка Д'Ивуара над выживанием оного полка плюс карьера «солдата Винтер», травести с лесбийскими снами (спешу успокоить, отношение к «Монстрячему взводу» и феминизму роман Векслера имеет отдаленное).

Решение переключаться с офицеров на солдат реализовано удачно, психология и внутренние конфликты закручены лихо. Кто сказал «Глен Кук»? Ничего общего. Мартин? Векслер управляется с персонажами и баталиями не хуже.

Правда, участников меньше, регион один, этники и летописей чуть, детям и старухам слова не дано. Главное отличие — хотя текст и прерывается, лишь начинаешь врубаться в цели полковника Януса и закадровую интригу, но эта часть завершена и, какой-никакой, а финал есть. И представления о долге, дружбе и любви расходятся с рыцарством «Игры Престолов» в корне (см. линию Маркус-Ростон).

Оставшиеся % романа — то, почему он фэнтези. Демонология, запах жженого, Мать, окаянные иноки, артефакты древних, мрамор шрама, лысые великаны, понтифики, схватки с зомби... Ничего особого, почти стандарт. Во всевозможные сюжетные ловушки и смекалку персонажей автором вложено больше — спасибо ему за это.

Со всеми небрежностями перевода, не отличающего глубоко сидящие суда от глубоко погрузившихся и впадину от низины, читается легко. Полиграфия: сквозь белую бумагу видны строки той стороны листа.

Продолжения жду.

Мы все умрем, хотя, по этой книжке судя, менопауза страшнее. Дети, возраст, дети, возраст, дети-возраст... Ту-ту, но автор не согласна и вот он, результат: хотите знать, в каком кабинете какой клиники вдовая вице-королева советует заказывать бэби, другую-десятую, к пенсии? Интересно? А это самый корень романа.

Посему и не драматично. Приключения беременных на полуварварской планете это мужество материнства в антураже. В приложении к детям тоже самое будет о плохих или бессильных родителях. Следовательно, обреченный на нейсмиточек и форкосиганчиков мир должен быть без отрезанных голов, кризисов с непроплатой и прочих вредных факторов.

Вот в «Адмирале Джоуле и Красной королеве» и огненный дождь пролился, и земля тряслась, ломаются флаеры, наглеют строители, вскрыт план геноцида, буйствуют пьяные — а вокруг безмятежная неконфликтность. Сильное разочарование для помнящих, какого качества были у автора боевики и стратегии.

Прочие упреки не заслужены.

Слабо с освоением Зергияра? Подтвердились подозрения — империя отхватила больше, чем нужно барраярским экономике с демографией.

А, раз книга о возвращении джентельмена в лоно (в исконном смысле), обсуждать ее толерантность к гомикам нелепо как-то. И поздновато, после «Этана с планеты Эйтос» и «Танца отражений».

Идеология в романе вообще, мягко говоря, консервативная.

Маточные репликаторы — это было радикально прогрессивно, однако, чуть речь о постнатальном, Буджолд резко по тормозам. Няня д.б. женского пола, хоть без стажа и образования. Альтернативы (декретный отпуск, ясли, мужчины, автоматика или свои руки в памперсах) не рассматриваются. Офорилась Корделия вконец, у ее мамы на Бете место слуге было лишь на окаянном диванчике.

Сексуальное образование? Все терапии и провозглашения перечеркивает один разговор, со скольких лет можно поведать, кого звали кувыркаться па и ма.

Патернализм. Руководить и присматривать надо — гражданские компании быдловатые массы не затронули. Как хорошо, что распределение жилья в ручках мафии гарнизонного женсовета.

Аналогично с отношением к художественному. Ретроспективно оценил: по всему циклу искусство №1 архитектура, №2 садово-парковое. Графика — хобби. Музыка... живая, пожалуй. Пытавшегося развить иные эстетические вкусы продвинутая экс-бетанка отправила заниматься канализацией.

В общем, рекомендую лишь как возможность узнать новое о старых знакомых. И кое-что об эволюции автора.

Этим текстом (спасибо, переводчик) Лавкрафт высказался о космической фантастике. Если кратко: дать читателю «воздушные лестницы для бегства из раздражающей тирании времени, пространства и естественных законов физики». Не разбавляя потрясающее душу изумление супергероями и прекрасными дочками сумасшедших ученых. Только реализм.

Но кто же смог соответствовать? Херберт? Заблудился среди своих барханов. Джин Вулф — космос в его «Новом Солнце» больше похож на мистические небеса. Балларду милей вши и вирусы.

Зато пан Станислав Лем, почти синоним НФ (хотя он не чуждался и зомби-нуара), в «Эдеме» словно вторит тезисам Some Notes on Interplanetary Fiction.

Лавкрафт: «Не менее деликатна проблема описания путешествия в космосе и приземления на другую планету. Здесь мы должны сделать первостепенный акцент на очень важных эмоциях — непреодолимое чувство удивления путешественников, когда они понимают, что находятся очень далеко от их родной Земли, в космической бездне или в чужом мире»

Лем: « Намерения у него были добрые, он хотел рассказать мне, как выглядит пейзаж не помню уж на какой луне. «Там есть такие, — говорил он и разводил руками, — такие большие, и у них есть такое, и там вот так, а небо другое, чем у нас, да, другое», — повторял он все время, пока сам не начал смеяться и не махнул рукой. Невозможно кому-нибудь, кто никогда не был в Пространстве, рассказать, как это выглядит, когда висишь в пустоте и у тебя под ногами звезды»

Лавкрафт: « у нас не должно быть сверхлёгкого изучения языка; никакого телепатического общения»

Лем: «Если бы все шло как в книгах, которые я читал мальчишкой, -заговорил Доктор с полным ртом, — в этой проклятой занавеске сейчас бы образовалась пышущая огнем дыра и оттуда бы вылез тип с тремя руками и только одной, но зато очень толстой ногой. Под мышкой он тащил бы интерпланетарный телекоммуникатор или сам был бы звездным телепатом. Он дал бы нам понять, что является представителем невероятно развитой цивилизации и... — Перестань нести чепуху, — прервал его Координатор.»

Лавкрафт: «Всё должно быть в строгом соответствии с известной или теоретической природой сферы, которую мы рассматриваем — сила тяжести на поверхности, наклон оси, продолжительность суток и года, вид звёздного неба и т.д.»

Лем: «Полярная? — спросил вдруг Химик, бессознательно понизив голос, и показал на низкую звезду, слабо мерцающую в темном небе на востоке.

— Нет, отсюда ее не видать. Мы сейчас... да, над нами Южный полюс Галактики. Минутку... где-то должен быть Южный Крест...»

Лавкрафт: «Нужно помнить, что нечеловеческим существам должны быть полностью чужды наши мотивы и виды на будущее».

Лем: «Вы подумайте, все, что тут происходит, отчасти напоминает нам различные вещи, известные на Земле, но всегда только отчасти — каждый раз несколько кубиков остаются лишними и не укладываются в мозаику. [...] Кошмарный сон. Ну, а скелеты? Музей? Бойня? Храм? Фабрика биологических экспонатов? Тюрьма? Можно думать обо всем, даже о концентрационном лагере!»

Вывод: а Г.Ф. Лавкрафт-то оказался неслабым аналитиком НФ.

Из-за какого-то вывиха, миф, что отклонение от психической нормы дает силу и открывает недоступные способности, укоренился в западной НФ. Брин, Уоттс, Ле Гуин. У Лэмба в «Роботире» аутизм вообще программируют, по воле родителей — будет лучше с машинами управляться. Нда, даже Ф.Дик в «Кланах альфанской луны» признавал проблемы таких «гениев».

«Известный космос» Нивена устроен более хитро. Идея в деле, здесь и маниакальные защитники Пак, и параноидальной осторожности кукольники Пирсона, и только «дельфинье» раздвоение личности спасает Землю в «Мире птаввов». Но с диагнозом принимай, что дал автодоктор (см. «Этика безумия»).

В этом рассказе никто не бросается через Галактику утереть несчастный нос или отомстить обидчику, не устраивает гомофобских драк.

Земля 2360-х похожа на Полдень Стругацких. С охотой на матерей и тотальной прослушкой, но, тем не менее, для законопослушных там почти так же сыто, умиротворенно и гуманно. И там звучит вопрос «Жука в муравейнике» — как реагировать, если ты, вдруг, учуял дьявольскую серу? Не сходить с ума? Или сходить, специально, в надежде что соскочившая с рельс биохимия поможет?

Конечно, «Всегда есть место безумию» совсем не «Жук», а Разумный Джек отнюдь не Сикорски. Прозаичный такой мужчина, скрупулезно соблюдающий правила баров, укрепляющий ширину плеч ремонтом строительных роботов, навещающий внуков и распивающий рюмашку-другую за разговором, что АРМ уже не та. И готовящий Солнечную систему к вторжению инопланетных хищников.

В сугубо частном порядке.

Фэнтези, темная, с элементами героизма. Немного телесных выделений, но не хоррор.

Внизу до самого Валенграда пустыня пост-магического апокалипсиса, вверху небо разорвано, как в «Футураме». Бесердечные колдуны, мутанты, некроманты, криминальные дети, библиотека, тупые солдаты, непобедимые наемники, коммуникаторы, рапиры, зомби, памфлеты, феромоны и кареты. Безумный гений записывает свои ужасные расчеты дерьмом, лунный свет сворачивается нитью под пальцами обреченных, дверь пункта управления заперта на цепь и замок — о, что будет, когда об этом узнает маршал границы...

Главный герой, рассказчик этой истории, чье благородство вдавлено в грязь роковыми ошибками прошлого, много пьет. Весь в долгах, дружит с извращенцем, однако лучший фехтовальщик, неслабый детектив и охотник на ведьм, каких поискать ( в широком смысле. Не только на женщин, не только на колдующих, на всех поклонников Глубинных королей), всю жизнь грезящий об одной леди....

Вот вся эта нуарность и делает практически неизбежными ассоциации с Гленом Куком и Эриксоном. Мир формально весьма оригинален, но на память приходят именно они.

И текст достоин такого сравнения. Ладная, стройная проза, динамичный сюжет, предсказуемый вплоть до пафосной и весьма неожиданной кульминации. Как если бы Муркок превзошел финалы Агаты Кристи, если позволительно такое сравнение.

На полиграфию и перевод не жалуюсь.

Рекомендации: скорее «да», чем «нет».

Считаю книгу искуплением грехов марсианской трилогии автора.

Там планеты чуть не колыбельные первопроходцам пели. Гении дирижировали экосистемами из своих лабораторий, космические корабли как трамваи, по расписанию, демократия без государства дарила невиданные духовные вершины...

В «Авроре» все с усилием, тратой ресурса, жертвами неясной этиологии. Консенсус возможен лишь под присмотром шерифа, а экологическая инжерения суть попытка синхронизировать тысячу разных качелей. Хороший посыл о любительской социологии. В кои-то веки внятное объяснение, почему персонажи вот такие. Космические полеты — если не готовы страницами читать про небесную механику или есть сомнения насчет того, что торможение тоже ускорение, не беритесь.

Не все, правда, прекрасно. Не удались биоты, в которых Робинсон расселил команду своего ковчега поколений. Красивые и громкие названия — но, видимо, зря Ларри Нивен предупреждал, что в искусственной реплике естественного ландшафта почва окажется на дне водоемов. Зачем в этих террариумах человеческие городки, усилить антропогенный пресс? В «лабрадорский» отсек стоит заглянуть, чтобы понять, как Север представляется с калифорнийских пляжей (намек: для летящего из субтропиков в тундру вывести потомство гуся он другой). Недоумение вызывает недоедание рядом с молекулярным принтером. Лекарства можно напечатать а сахар или макароны нельзя?

Зато порадовал роман сжатой конкретикой проблемы разумности ИИ. Гибернацией, не похожей на холодильник. И, конечно, выходом из ловушки корабля поколений — технично, изобретательно, свежо и совершенно очевидно.

Оценку перевода затрудняет авторский трюк с квантовым самосовершенствованием рассказчика.

Рекомендации: строгая де-илюзионистская НФ, космический ковчег и техносюрпризы.

Резкая смена декораций и настроения.

Из мирков в которых мимо руин былого величия плывут трупы, а лидеры кормятся металлоломом, автор приводит нас в большой мир. Глобальные корпорации, гелиевые дирижабли, китайские арбитры, боевые дроны и скрытые от полиции операции.

Всплывают персонажи из прошлого, обнажаются причины, пока снайперы делают свое дело, Ариэль обещают выбросить из люка, Исполнительный комитет прогоняет охрану, матросы списываются на берег, Маля прикидывается рыбачкой, а Тул бредит Калькуттой. Огонь, потери, измена...

Но идеологический заряд иссяк. Так, пара намеков, а остальное — очередной боевик. Про дружбу, месть, бизнес и военного аналитика с отличными оценками.

Полиграфия и перевод не хуже и не лучше.

Рекомендации: тем, кому запали в душу персонажи «Разрушителя кораблей»

Брейк утверждает, что составил первый в истории университетский курс о науке и НФ. Опубликовал же беглые комментарии к сценам киноэпопеи. Однако, охват и проработка (затронуты влияние декораторов «Звездных войн» на космические программы, усилия DARPA по суперсолдатам, отношение речей Дарта Вейдера к функциям АНБ, космология и астрономия) достойны научпопа вузовского уровня.

В целом, интересно.

Анализ шанса уцелеть среди астероидов Эпизода V — с учетом расчетов НАСА для «Вояджера» и того, откуда вообще C-3PO мог взять это «1:3720». Судьба эвоков после разрушения «Звезды Смерти-II» на эндороцентричной орбите. Кислород Татуина. Черви-экзогорты, Иоганн Кеплер и выживаемость тихоходок в вакууме. Почему световой меч не лазер и не токамак, а крен кораблей в SW — не глупость. Сразившая меня информация про притягивающий луч.

То есть, для фана цикла разница с глянцевыми видами «Тысячелетнего Сокола» в разрезе, которыми потчевал «Прайм-Еврознак» и блеянием «Мир по Звездным войнам», колоссальная.

Но — опущены аспекты, которые заставили Муркока говорить о близости Силы к фашизму, социального анализа нет как такового.

И подход к техническим вопросам напоминает «Планету бурь» Казанцева, только там подобный расчет использован для комизма, а тут всерьез. Цепочка цифр не доказательство, особенно, если исходные данные из Канона, отказ от которого — лучшее, что сделал для «Звездных войн» Disney.

Прикидки себестоимости «Звезды Смерти», типа 120 км диаметром, 10% массы на сталь, внутри азотно-кислородная атмосфера — и перевезти всех землян на Марс дешевле уже сейчас, оставляют нехороший привкус. Если это так, значит, конструкция была другой, нечего тут про квадриллионы тонн. А бюджет — куда рациональнее было бы сослаться на реальные мегапроекты.

Аналогично беспиновская главка, в которой, с тщанием и ссылкой на экспертов, выясняется, может ли человек дышать в атмосфере газового гиганта — «Звездные войны» это силовые поля, там с первого фильма без скафандров бок о бок с открытым космосом.

До идеала далековато.

В Скарланде всё живое если не умно, то разумно. Пауки разговаривают с жертвами, гусеницы гоняют на байках, моль ест костюмы. Подданные или жители Севера, они живут как могут в свое удовольствие. Продают билеты, духи и платят — королеве верностью, муравьям сахаром (бывает, нужно перенести груз или очистить лес), волшебникам, если нужен аудиоусилитель, деньгами, частями тела за идеализм.

Дождевые черви посасывают коктейли в кабаке, публичное собрание ест жареную мышь и все млеют от оперного трио сов... Вопросов насчет отсутствия кровавых морд и специфики микромира Карика и Вали в принципе не возникает — повествование в духе «Волшебника Изумрудного города». Или «Чародея с гитарой» Фостера.

Правда, для разнообразия, попаданец не из нашей реальности и взрослый. Доселе успешно уклонявшийся от традиционных для семьи Львиных Зевов заездов на неразумных (с его стороны океана) шмелях Фридрих вдруг не отказал таинственному посетителю. А у того реактивный двигатель — и понеслось. Подземелья, поезд, шпионаж, эпос, кризис идентичности, заклятия, взрывы, финансовый аудит, бродячий цирк... Бодро и изобретательно на все полтыщи страниц.

Профессиональные знания Райнхард в биологии проявились на них от силы раза три — но они достаточно круты для сказки и позволяют отнести книгу к фэнтези. Не совсем уж детской — обсуждение, насколько дамам нравятся одноглазые, наркотик утреннего сознания и кое-что по мелочи повышают возрастную планку, но легкость разрешения конфликтов и хэппи-энд возвращают ее на место.

Полиграфия — пусть «ЭКСМО» поучится. Язык перевода легок, нестыковок или ляпов не заметил, ну, может, «филистера» стоило заменить на современный аналог.

Рекомендации: читателям как легкая авантюра, а издательству — продолжать знакомить с современной немецкой фантастикой.

Несколько новелл на стержне противостояния умных негров непрокосновенному натурофилософу из Сынов рассвета.

# фанфик, #северо-американское, #мистическая фэнтези, #неглупое... и # боевик на социальной подкладке. Прикладами в окна «паккарда», аэроторпедой по летающему мертвецу, заклятием по грабителю, киянкой по «еве», шарфик в карман — белым мат в три хода. Тайные ложи, револьверы, риэлторы, собаки, вдова-лунатичка, рыжий лобок, универмаг, астрономия, призраки, бакалея, беглый сын, сундук на цепи, полиция, оптимистичный финал, непредставимые цвета и прочие цитаты из Лавкрафта и ему подобных (списочек в тексте).

Ретро-триллер в обстановке золотого века Америки? Да. Но еще у автора в наличии Идея.

Суть лавкрафтианства, благодаря которой, объективно говоря, четвертого эшелона писатель отбросил тень в XXI век — ощущение, что мир лишь корка льда над бездной, и эту корку кое-кто втихую долбит, — Рафф использовал в качестве декораций. В роли угрозы у него расизм.

Самый непримеримый. На Юге выделяли места только для белых, на северо-востоке США хотели, чтобы негров рядом не было совсем. И работал в этом направлении (в 1954 г. толпы батраков еще не рванули на фабрики). Рафф утверждает, что не выдумал «закатные города», погром в Талсе, ковенанты и даже Safe Negro Travel Guide. Но, к его чести, показал и ответную реакцию: желание испортить белым всю малину, вселиться с угрозой для жизни в «их» квартал, числить всех цветных одним народом (африканцев шокирует до сих пор), оценивать все и вся, от Белого Дома до научной фантастики, по цвету кожи ... Пусть ощущение жизни на минном поле и страх выстрела в спину переданы очень хорошо, но вот так, без анализа, без причин и рецептов, словно это закон природы... Сравните, при желании, с Аароновичем и «Темной башней» Стивена Кинга и согласитесь — эту книгу борцам за права поднимать вместо знамени не стоит.

Полиграфия типовая для серии, язык перевода легкий, претензий не имею.

Рекомендации: по тэгам и в качестве примера — вот что грамотный писатель может сделать из заезженной до анекдота франшизы.

Дикий Запад как декорация в фантастике интересен настолько, насколько он шире стереотипов вестерна.

«Расколотый мир» был на твердые 4/5. Психологичен, не шаблонен, но просчитываемый: одинокая врач-психиатр отправляется в безумие войны между демоническим порядком Локомотивов и дьявольским беспределом Ложи, туда, где мир недоделан и его законы сырей теста, а навстречу — не менее одинокий сверхчеловек с револьвером, которого достали кнуты и убийства... «Как» было интереснее «что».

«Восхождение Рэнсом-сити» лучше.

Мир прежний. То же самое поле боя между линейными и агентами — просторы, волки, утлые городишки, гигантские станции, пароходы, беженцы. Но со стороны, которая раньше была не в фокусе. Акции, почта, газеты, кредит, шахты, эмигранты. Фермерские сараи. Театры. Тресты. И та нелимитированная предприимчивость, из-за которой Блок призывал Русь стать «новой Америкой».

Центральный персонаж, «черный как ночь профессор Рэнсом», из очень предприимчивых. Целый куст ассоциаций. Обязательно миф о Тесле, пожалуй, жизнь и достижения Генри Форда, Эмерсона, Вуда... И Гудвин из страны Оз. Этакий наивный юноша, который прожженный мошенник, электрик-теоретик, утопист-практик, жертва местных фейри, верный любовник и великий техномаг. Деяния его похожи на шоу — и неважно, объявляется аварийная эвакуация или прогноз будущего освещения. При этом, в рэнсомовских представлениях о добре, зле, человеческих жертвах и работе есть что-то, напоминающее о героях Стругацких.

Возможно, позитивное впечатление связано с тем, что «Восхождение Рэнсом-сити» довольно расковано в литературном смысле. Автобиография вольного стиля с кучей флэшбеков, да еще и с комментариями лица, некогда по уши влипшего в темную историю «процесса Рэнсома». Благодаря чему читатель одновременно представляет общую канву — и понятия не имеет, куда сиганет сюжет, о чем нарратор захочет поведать.

Политические взгляды лошадей заставляют вспомнить Твена, а «предписания» и детективы — первую профессию автора (если не Кафку). Поиск места для дуэли, дыра в щеке, сосиски, которые жрет Кнолл, Кридмур, пытающийся освоить гимнастику, пародирующие позитивное мышление Улыбчивые — можно сказать, Гилман подтянулся. Описания дисфункциональной стороны Локомотивов, фанфаронской бестолковости агентов Стволов, увеличение загадочности холмовиков и так изящно закругленный финал — большой плюс для знакомых с циклом.

Полиграфия — чудовищная ересь обложки, просвечивающая белая бумага, но держать в руках достаточно приятно. Перевод — читалось влет.

Рекомендую неравнодушным к изобретениям, вестерну, первой книге и резким поворотам.

В принципе, близко к готическому хоррору. Замкнутое пространство. Безлюдье. Уют и порядок как знаки беды... неживые голоса... иррациональность «нормального» на фоне происходящего... смерть невинных, ощущение неизбежного и всепожирающее пламя в финале. Эдгар По гордился бы.

Эффекты при этом сдержанные и мягкие. Зола, светлые отпечатки на западной стене — сравните с рисункам Кэйдзи Накадзава, видевшего, как кожа стекала с тел облученных хиросимцев. Брэдбери умел жать на своего читателя — стишок Сары Тисдейл (все же фантастика проводник культуры) и издохший в столовой песик отозвались куда большим эхом, чем манга очевидца или радиоактивные руины других писателей. Мнения Тиань насчет контролирующих лиц категорически не разделяю, свой вклад в то, что ядерное оружие из большой дубинки стало восприниматься смертью для всех, рассказ внес безусловно.

И он годен кое на что еще.

«Костер» Джека Лондона рекомендуют космонавтам для подготовки к посадке в диких местах и выживальщикам вообще. Уж больно четко показана цепь вполне реальных ошибок, ведущих к смерти.

Обязал бы читать «Будет ласковый дождь» проектировщиков. Чтоб запомнили, затвердили себе — уязвимость конструкции автоматика не ликвидирует.

Эллендейльский дом отменное сооружение. Расточительное на современный взгляд, зато автономное и с дубовыми балками. Три системы пожаротушения свидетельствуют: об огне здесь думали больше, чем о войне (бункера нет). Специальные оповещатели для детской — плюс к карме.

Но огонь взбирается по смоченной дождем наружной стене на чердак, к электронному интегратору-мозгу. И тот взрывается. Зато говорящий календарь, как высшая ценность, вделан в толщу стены и прекрасно сохранился. Химическое тушение в двадцать струй — отлично! — не там, где они могут быть нужны в первую очередь, т.е., у камина с сигарой, мусоросжигателя, на кухне.

Такое впечатление, что расчет на возможный источник возгорания не делался вовсе. И все эти внешне эффектные меры предосторожности — для продажи дистрибьютером душевного спокойствия жильцам. Пароль, голосовое опознание, угу. Ветка выносит оконное стекло — никакой реакции. Механический дождь льет в не обесточенных помещениях, вся электротехника в штатном режиме — и двери с окнами в горящем доме плотно закрыты. Не поддерживающая горение отделка, огнестойкий кожух обошлись бы куда дешевле «водяных крыс». А защиту дали бы лучшую.

«Умный дом» — безопасный за счет разумного проектирования, в первую очередь, дом. А не набитая электроникой коробка, готовящая завтрак.

Читайте Брэдбери внимательно.

В четырех словах: воспоминания натуралистки былых времен.

Если смотреть на сей опус как на имитацию данной разновидности мемуаров, «записки леди Трент» достойны вежливых аплодисментов. Может, заслуга перевода, но тон, сама атмосфера рассказа энтузиастки еще звавшейся «естественной историей» биологии — идеально.

Например, хотя тут уж полностью заслуга автора, исторически верно отсутствие феменизма. Слой не тот. Изабеллу не понимает мать, служанки. Мужчины — те, с которыми общается юная леди, разумеется — с полным пониманием, что женщину могут волновать не только дети и манеры. Прямо скажем, Марии Васильевне Павловой было потруднее... Но, впрочем, это только первая часть цикла.

Пока что — детство сорванца, охота на мужа, первая экспедиция... Детали, встречи, впечатления. Быт до электричества. Заграница с фонетическим ужасом типа Бульскево, Выштран, похоже, где-то между Трансильванией Дракулы, Руританией и «Городом и городом» Мьевиля. Да и сам Ширланд тоже не такой уж викторианско-британский. Более альтернативный. Империей и не пахнет, да и со сталью-углем, оказывается, проблемы...

Драконы хороши. В природе вредные, в неволе опасные и несчастные, везде интересные, красивые и нуждающиеся в защите. Контраст со стереотипами, осторожные намеки на то, какой должна быть экология и физиология, допускающие существование любимцев фэнтези.

Но без восторга. Драматичность: умеренная. Остросюжетное: близко к Агате Кристи — но к вещам про раскопки. Ироничность Хмелевской третьей молодости. Мир: кругозор ограничен фокусом рассказа, никаких экскурсов.

Т.е., пресно и незаразно. Идеальная имитация не выбралась из рамок салонных воспоминаний. .

Полиграфия. Здесь хвалят обложку — а бумага и серая, и просвечивающая.

Рекомендации: драконофилия и неспешность.

«Затонувшими городами» интересовался из-за геномодификантов, любопытно описанных в «Заводной», а не как продолжением цикла. «Судоломщик» («Крушитель» эпосно слишком) разочаровывал вторичностью. Была эта свалка уже, у Бэнкса, Дитца...

И здесь тоже самое: руины прошлого величия в джунглях. Двухметровые змеи, аллигаторы и рота лейтенанта Сейла. Которая совершает в деревеньке Баньян, что возле р. Потомак, военное преступление. Снова. Между делом.

Даже не алармизм. Сальвадор, Судан ... Сонгми, Хатынь... Что в жизни трагедия, в беллетристике всего лишь чернуха. Риторика про не осознавших конца эры гуманизма стариков, по проф. Преображенскому нудящих о разрухе в головах, это визитная карточка Бачигалупи. Но, цитировать уже отраженное в документальных текстах (про солдатиков, например, см. «Завтра я иду убивать»), оставить центральному персонажу одну руку — для фантаста такого уровня не достижение.

Тоска только усиливалась от бултыханий в яме «Затонувших городов» очень умной, способной, прагматичной и, откровенно говоря, типовой девочки. Кровь, мерзости без признаков хоррора и т.д.

И тут пошла вторая часть.

В которой безумие и смерть предстали важным компонентом бизнес-процессов. И прямым текстом, что «ратный труд» легче лямки бурлака. Тактическая мощь и стратегическое бессилие артиллерии. Значение харизмы и оружия в руках. Штаб — впечатляющий эскиз. С психологической стороны раскрыта мотивация доктора и это уже не картонный интеллигент в разбитых очках.

Оптимистичный финал. Еще раз: Оптимистичный! У Бачигалупи!

А вот боевой монстр Тул не ах. Регенерация, подводное плавание, стая, колесница, почесать за ушком — отлично. Но его ТТХ должны были быть другими. Дети-солдаты и появились потому, что даже такие рукопашники против пистолет — пулемета ничто. А фантастическому нюху щепотка перца опаснее штыка...

Издано хорошо. Перевод — есть к чему придраться (но придраться, не осудить).

Продолжения жду.

Основной вывод из статьи: Оруэлл завидовал Марку Твену и презирал Самюэля Клеменса.

Оруэлл признает Твена духовным сыном Вольтера, имеющим задатки бунтовщика и лектора. Творчество получает несколько хороших слов — однако и беглого знакомства с теми книгами Твена, которые сам Д.О. называет основными, достаточно, чтобы понять — того, что по нраву Оруэллу, вот этого «люди, которые не боятся, что завтра их уволят», как и изобилия свободной земли, там нет.

Зато есть марктвеновский рассказ о том, как сложно устроиться на работу землекопом. Ну и пол-главы в «Налегке» отдано тому, как именно за мелочь в Калифорнии насмех подымали — какое там «деньги были полноценны». И печально читать как американец «не испытывает ... груза традиций» на фоне кровной мести из «Приключений Гекльберри Финна».

Список упреков обширен. В нем: соответствие духу времени, нелитературная предприимчивость и нежелание стать общественным деятелем типа Флобера. Лекции и застольные скетчи вместо бичевания пороков. Внимание к чутью жены насчет оскорбительности для христианских леди. Твен посмел выбрать свою сторону в гражданской войне и, венец всего — «так и не написал книг, которые должен был бы написать».

Это всё, конечно, больше про самого критика, чем про критикуемого. И вызваны эти высказывания отнюдь не тем, что Твен — «присяжный забавник». Если сравнить с написанным Оруэллом в защиту истинного анлийского юмориста-забавника, П.Г.Вудхауза, то станет ясно — проблема в чем-то другом.

Похоже, Твен виноват лишь тем, что не захотел быть таким, каким так хотел стать Оруэлл.

И, при этом, Твену аплодировали от Австралии до Англии в любую сторону, с ним хотели знакомиться. Жена была ему круче любого цензора — но тексты, плоды «интеллектуального рабства», продавались и Твен ими вытащил семью из банкротства (ср с Хайнлайном). А Оруэлл, с его тягой к обличительству? поучастовал там, поработал здесь, написал, как стрелял в слона и всё (до самой холодной войны).

От раздражения Оруэллу отказывает даже интуиция. Твен ведь написал много больше, чем казалось Оруэллу в 1943 г. И именно эти, утаенные мизантропически вольтеровские тексты, которых так (якобы) жаждал от него Оруэлл — ни уму, ни сердцу.

В общем, завидуйте хорошему и читайте раннего Марк Твена.

Независимо от того, насколько плох Фенимор Купер, Твен этой статьей совершил половину грехов литературной критики.

1. Заявляются — причем, как общепризнанные! — XIX «обязательных для художественной литературы» законов. Названо из них восемнадцать и все суть либо придирки, либо чистая вкусовщина.

«Герои должны довольствоваться возможным и не тщиться совершать чудеса» — пишет сочинитель мемуаров пажа Жанны д'Арк.

«Роман должен воплотить авторский замысел и достигнуть какой-то цели. Но «Зверобой» не воплощает никакого замысла и никакой цели не достигает» — а как насчет издания романа? В т.ч., после смерти автора. Чем не замысел, чем не цель.

«Авторская характеристика героев должна быть предельна точна, так чтобы читатель мог представить себе, как каждый из них поступит в тех или иных обстоятельствах» — нормальный читатель после первых подтверждений этого закона, зевнет и книжку закроет навечно. Характеристика бульварщины, в лучшем случае, дамского романа или пьесы классициста.

«Писать простым, понятным языком» — у всех книг всех авторов, видимо, только один читатель. И этот читатель, по какой-то причине, не управится с куперовскими «мишурный», «феномен» и «вероломный».

2. Критик приписывает автору то, что тот не писал.

Это про баржу. «Низкая бревенчатая хижина занимает «две трети ковчега в длину»-значит, имеет 90 футов в длину и 16 в ширину, то есть по размерам напоминает железнодорожный вагон». Ну, 16 футов — это куда больше габарита железнодорожного вагона, но важны не лишние метра полтора, а откуда они вообще взялись.

А ниоткуда. Цитата: «Купер описывает плавучее жилище, но очень невразумительно. Оно было «чуть побольше современных плоскодонных барок, плавающих по каналам». Всё. Любые оценки без привязки к плоскодонкам, которые протискивались по каналам САСШ 1840 г. — фикция.

3. Критик мерит всё на свой аршин.

Твеновский закон №15: «Не опускать важных подробностей.» Чего же не хватает роману Купера?

«В романе «Зверобой» Купер описывает речку, берущую начало из озера, и ширина ее у истока — 50 футов, но затем она сужается до 20 футов. Почему? Непонятно. Но ведь если река позволяет себе такие вещи, читатель вправе потребовать объяснения».

Твен лоцман по профессии, для него всё, связаное с течением и берегами, жизненно важно. Пароходнику с Миссисипи очевидно, что все реки текут через наносы и излучин меньше 900 футов не бывает. А не лоцманы, представляющие при слове «речка», скажем, Нерль, не увидят беды — Купер описал совсем другой, гидрологически похожий на среднюю полосу, регион.

Это у Твена старая болезнь. Еще в «Налегке» отмечал, что индейцы пустынных районов Дальнего Запада не похожи на куперовские описания добытчиков оленей Восточного побережья. Да с каких фиников?

В качестве вывода — цитата совсем другого автора.

«Мастер Ли быстро пробежал глазами по следам цыпленка. — Обычные критические замечания: комковатые, неотчетливые конструкции, неоригинальные метафоры, тусклые персонажи и так далее.

— Чтобы он писал получше! — прокричал я в ответ». (Барри Хьюарт, Восемь умелых мужчин»)

Автор претендует на серьезное дело, на анализ:«не ставлю целью дотошно каталогизировать все эти варианты; более продуктивным мне видится такой анализ, который на нескольких достаточных примерах предложит простую и ясную схему, способную предусмотреть большинство (а может, и всю совокупность) видов «разумного коллективизма».

И сужает тему до Ф.Герберта, Суэнвика, П.Уоттса и Стэплдона. Прочие цитируемые имена, Вячеслав Иванов, Замятин, Тейяр де Шарден, дают... нехороший привкус. Мистика, теология и тоталитарная антиутопия в статье о коллективном разуме в НФ годны лишь для демонстрации желания срулить с заявленной темы.

Есть если и не ошибки, то сомнительные места: «... Фрэнк Герберт в «Хрониках Дюны» предложил ... концепцию коллективного разума, воплощённого в величественной фигуре бога-императора Лето Второго». Червяк на тележке не коллективный разум (история одержимости Алии показывает суть подразумеваемых Хербертом ментальных механизмов, ии же посвящена линия лицевых танцоров тлейлаксанцев). Где пахнет меланжей, Личность выше коллектива. Любого.

Так же автора сильно подвела выбранная схема. Он взял в качестве ориентира случай муравейника бессознательного и казус мощи сверхразума.

По-первому его реакция гневна: «Нет не только группового субъекта, нет даже всевластного вождя, ведущего остальных за собой ... Это искушение коллективного сна, «машиноравного совершенства», «счастливейшего среднего арифметического».

По-второму самонадеяная: «зачем нам боги — Сверхразумы, Мокши, Рои, Комбины, Ульи, Верховные Существа, Левиафаны, — когда есть мы, индивиды».

Вождь забыт, но ладно. Два полюса. Что ж планета Земля — то, что между полюсами. Но как применить схему Шлыкова к НФ — хотя бы только НФ, — о коллективном разуме? Не лезет именно то, что показывает, зачем бы он в жизни, не при построении «точки Омега». Близнецы-клоны Мелкоу, Ле Гуин и Уиндема — не боги и не муравейник. Асциане Джина Вулфа — в существовании у них начальства и личности усомниться нельзя. Звездолеты и правители Леки — аналогично.

И не хватает еще одной оси — временной. Ведь в значительной части проработок, и весьма талантливых, коллективный разум образуется лишь временно. И «расчетчик» из «Дома скитальцев» Мирера, и всё изобилие перекомбинаций «Пламени над бездной» Винджа, и даже «стручки» из «Саги о Скейте» Ли Брэккет — все они возникают на небольшой срок, по возможности и по потребности.

Интрига «Вакуумных цветов» Суэнвика, в которых проблемы становления вырванной из мыслящего океана личности так привлекли автора статьи, и вовсе состоит в сопротивлении движения к шлыковским полюсам.

В целом, статья вряд ли вносит существенную ясность в вопрос.

Повествование от лица молодой женщины, усыновившей крохотного (сперва) негуманоида в условиях предпоследней стадии развала и анархии.

Хотя картинки жизни и нравов, камни, боевые жуки, переделанные дети, тайные ходы, медведи, торговля алко-рыбой и воспоминаниями недурно сделаны, а очерк Рахили о том, как гасли огни старого мира можно считать вкладом в жанр, весь постапокалипсис, в котором растет Борн, имет меньший вес, чем переживания и размышления его «мамочки».

При этом, роман не клон «Уродливого мальчугана» или «Дара Пандоры», характер отношений Рахиль-Борн-Вик показан умнее упоения слепым материнским инстинктом. Но от пережившего таинственную корпорацию ученого аутсайдера, помешанной на ловушках и светлом детстве ловкой мусорщицы и осуществляющего поиск предназначения оборотня-людоеда ничего другого ожидать и не стоило — Вандермеер мастер по этой части.

Другое дело мир: при внимательном чтении он уязвим для критики. Сюрреализм биотехнологий — Босх в гостях у Дали, но без водопровода жизнь будет организована вокруг водопоя независимо от художественных эффектов. И т.п.

В целом, текст атмосферен и лишь эмоциональным зарядом держится от сползания в скучную чернуху типа «Подземного Венисса». Финал неожиданный и позитивный.

Издано хорошо, о перевод не споткнулся.

Рекомендации: биопанк, психология семьи и медведи.

В предисловии автор описал рождение рассказа так: взял начало «Пятой головы цербера» Джина Вулфа, поменял время года, пол персонажей и завершил как Типтри-мл.

Впечатление от этого довольно жутковатое: Джин Вулф и Суэнвик во многом антагонисты.

Суэнвик строг и доходчив, Вулф же на вопрос о том, почему его романы так не дружелюбны к пользователю, ответил: «пусть перечитывают». Но, при таком подходе, Вулф бесконечно далек от заворожившей Суэнвика темы бредовой реальности. Безумие, даже в галлюцинаторных садах и инкарнациях (фармакологией и новым мышлением) цикла о Северьяне, вне его интереса, оно неправильное.

Суэнвик же наоборот, очарован тем, как пораженный ум искусно укладывает мир в систему своего бреда — только в этом сборнике есть и тролль, и психотропные зомби, и ментальные допросы, и идеологические шоры...

Если абстрагироваться от внетекстовых факторов — стильная, минорная и жесткая история двух девушек, которым помогли оценить перспективу без иллюзий. С примерно тремя скрытыми смысловыми слоями.

И причем тут Типтри?

В послесловии переводчица говорит: «Роман поругивали за лоскутность стиля, инфантильные, непропеченые нападки на Церковь, религию, науку, писательство, философию, за «неподвязанные концы» — и за то, что О'Брайен притащил в текст много чего из «Третьего полицейского»...»

Полагаю, что поругивали совершенно справедливо. Всё так именно так есть.

Рекомендуется только поклонникам О'Брайена свободно оперирующим биографиями блаженного .Августина и неблаженного Джойса. А еще, да, ищущим ирландской фантастики. При всех недостатках, роман лучше, чем писания Спайка Миллигана.

Желательно уже быть знакомым с космооперой от Эшера: дающие бессмертие пиявки, симбионты угнетенной Масады, модули Дракокорпа и т.п. могут увести в сторону или изрядно притормозить.

Завязка: на уютной Земле-Центральной для ветерана давней войны с безжалостными прадорами наконец-то вырастили тело и он, богатый, умный, кинулся мстить убивавшему землян сумасшедшему искусственому интеллекту Пенни Роялу. В процесс погони затягивает модифицировавшуюся ради криминальной мечты Изабеллу, мятежника-прадора из пограничной зоны (у них к исполнителю желаний свой счет) и ряд других колоритных личностей, включая дрона Государства.

Но истинная подоплека намертво увязана с событиями «Находки в песках» — сей боевик для понимания «Темного разума» нужен, как нужен кран в порту.

Роман медленее динамичной повести. Прадорские главы шли с интересом, идея с ювелиркой красивая, однако текст загроможден фрагментами в стиле «клепка антиматерией», биологическими трансформациями, изгибами У-пространства и восхвалениями непостижимой мудрости ПенниРояла. Которого, оказывается, восемь.

Издание парадное. Тяжелая, большая книжка белой бумаги, со шрифтом, который хочется измерять в миллиметрах (три на два).

Перевод... Без проблем, однако фразы типа «Но удобство размеров транспорта только усугубило мое глубокое недоверие к реальности и к работе собственного мозга» близки к подстрочнику, а фрезерный станок ничего иглой не рассекает.

Рекомендации: фанам.

Триллер о том, как честный скотланд-ярдовец, став орудием подковерных интриг, пытается разобраться в том, как умер некий труженик черного рынка и почему и рай, и ад разбомбленного Лондона так волнуют результаты его расследования. С идейной стороны сюжет поддерживает вопрос коллаборционизма, а интригу помогают закрутить вражда СС и вермахта, немножко ядерной энергии и контраст детективной работы головой (в стиле оперативника Д. Хэммета) с безмыслием повальных арестов.

Отличие этой альтернативной истории от аналогов: у Дейтона ударение на «история». Написано то, что точно могло бы быть при победе Третьего рейха. Не «Мессеры», летящие на Марс, не архитектурные монстры Шпеера — пайковый маргарин, распевающие песни, пока учителей грузят в грузовики гестапо, школьники, коррупция, нувориши, отправка на работы, заморочки с королем, девушки хотят танцевать, а охранники концлагеря — автограф знаменитости... То, что было в Дании, Франции и на Нормандских островах. Западный фронт — не Восточный.

И, в отличие от Тертлдава, Дейтон решил, что, рухни Великобритания, «дружба» Гитлера и Сталина продержалась бы позже 21.06.1941 г. И описал возможный ход событий.

Стиль: ставка на правдоподобие. — свет, цвет, звуки, тепло, холод, пейзажи, табак, ателье фотографа, икра, к которой принюхиваются красные командиры, детские игры. Манеры за столом высшего общества и в будке железнодорожника разные, разговоры оксбриджцев и профессиональных преступников — отличаются.

Перевод хорош, полиграфия в норме.

Рекомендации: Лен Дейтон и его произведения. Антиджеймсбондовские по духу и темам шпионские вещи; антивоенный роман «Бомбардировщик» (получивший одобрение Воениздата) и толстая, но увлекательная, злая к правителям «Вторая мировая. Ошибки, промахи, потери».

Есть в западном менталитете потребность в огромных человекоподобных роботах. Рвется она наружу в детских «Трансформерах», в ретро «Небесного капитана», в недоброй памяти «Evangelion», в «Тихоокеанском рубеже», BattleTech. И т.д. И т.п.

В книгах столь ужасные с инженерной точки зрения изделия появляются реже: что эпично в кино и игрушках, перенести в прозу затруднительно.

Нёвель и не стал.

В «Спящих гигантах» канадец задействует неизбежные для «меха» приработку пилотов, световой меч, подземную базу, внепланетную историю, сумасшедшего ученого, международный консорциум, таинственный сплав, мифологию...

Но поданы они как расшифровка аудиозаписей из архива некоего злого и абсолютно засекреченного гения планирования.

Так что события, приводящие к сборке на территории США светящихся фрагментов «девочки», невероятным открытиям и многочисленным жертвам, в т.ч., на российской подлодке в Беринговом море и прокладке тоннелей под карибским заповедником (а так же красота демилитаризованной зоны Кореи) не показываются — всё устами по самое не хочу вовлеченных персонажей. Отсюда: бедность деталей, в т.ч., технических, хронологические скачки и постоянные намеки на то, что за рамками «разговоров». Зато политические мотивации, ревность, тестирование, заикание, благородство, лингвистика и шантаж (в таком изложении) дают при чтении «Спящих гигантов» ощущение хорошего радиоспектакля, актерской игры голосом. Неожиданно вкусно.

Финал открыт, но сюжет аккуратно закруглен. По анимешному, «арка завершена».

Полиграфия в норме. Перевод в норме.

Рекомендации: нестандартный взгляд на избитую тему, теория заговора и — огромный человекоподобный робот.

Вполне выше среднего уровня по исполнению, но с ущербной интригой.

Владея хорошим слогом (мерси переводившим), расширив круг действующих лиц чайнатауном и радиостудией (прямой эфир Душечки это что-то), углубив личные судьбы и историю Нью-Йорка, автор в качестве главной загадки взяла проклятие жертвы насилия. А борется с ним команда «воинов сна» в стандартном, со времен Фредди Крюгера, исполнении.

А банальность обесценивает фантастику как инфляция сбережения. .

В остальном... Линии слепого колдуна и киборга развиваются, но вяло. Линия правительственного заговора ускорилась — опять-таки, по предсказуемому направлению. Страдания гомосексуальной пары (объем превышает дань моде) несколько уравновешиваются фальшивым романом и манипулированием фанатками. Финал открытый.

Рекомендации: только для очарованных «Пророками».

Кто строит космические трассы? Проклятые Жарковского, забытые Уоттса, коррумпированные Д.Адамса. В «Долгом пути к маленькой сердитой планете» — их антиподы, добрые граждане.

Абордаж, тюрьма, трудности перевода, старьевщики по электронике, врастание в сложившийся коллектив, деловые письма, лекции о том, что должен бы знать каждый, модификации тела — и как же добропорядочно.

Всё и вся семейное и соседское, парламентские слушания — вроде посиделок, а уж на космическом корабле «Странник», если не ремонтируют трубы с водорослями (текут), заняты лирикой, в ТВ-варианте: призывы не сдерживать чувств, «я больше не могу таить». Вопросы, можно ли лечить, если не хочет, масса обнимашек, неизбежно, переходящих в межвидовой секс, еда за общим столом... Дети? Постоянно, в мыслях или на втором плане. Это ради них разбойничают пираты, ради них прогрызают пространство, их нужно оплакивать как жертв безумных войн... Материнское начало — редкость в НФ.

Сюжет почти весь уместился в названии..Долго-недолго, а в срок, через юридические нюансы, любовь и медпомощь с разминированием, «Странник» достигает, как полагал его поливидовый экипаж, гарантирующей богатство цели. Хотя лучше было б остаться в границах Галактического Содружества, в которое, еле-еле, но вписались потерявшие Землю люди, расселившись среди более богатых, куда как более красивых и даже более несчастных (полный зоопарк) ксенов. А к ждущим у «маленькой сердитой»?

Ассоциации: камерное, гуманитарное. Космический доктор Уайта, космофлот Булычева, «Время будущее» Макартур.

Издано в пределах нормы. Перевод — стиль местами хромает, ляпов не заметил, читается гладко и быстро. Финал допускает продолжение, но позволяет остаться без него.

Рекомендации: семейный роман о не состоящих в родстве и поглядеть, за что может заплатить Кикстартер.

Твердая НФ в трех актах.

В первом семь миллиардов землян должны успеть сделать из МКС ковчег, дабы спасти хоть что-то с кем-то. Замороженное наследие, бутанская религия, самоотверженность Роскосмоса — чисто американское шоу. Читающему только успевай переключаться с эмбрионов на политику судного дня.

Во втором акте число живущих стремительно сокращается — револьвером, героизмом, лучевой болезнью, белым небом... Раскрывается смысл названия романа и то, насколько социальные сети опаснее разгерметизации. Местами высокая драма, местами пафос, местами трогательно. И не так страшно, как горько.

Акт третий про плоды ненапрасных усилий, читающий же поражен: это тот Стивенсон?

Тем, кто радовался культурным инвариантам «Анафема» видеть быт 21 века в космосе VIII тысячелетия может быть неприятно. Абсолютно искусственная, тесная среда обитания, микрогравитация, биоинженерия, отсутствие смены дня и ночи, наконец, должны были перемолоть и язык, и ментальность, и отношение к музыке. В реальности клинопись забыли за меньшее время, какой Эпос. Гиперреализм Нила Стивенсона в «Семиевии» проиграл романтике Нивена, Винджа, Стерлинга.

Линия «рас»... Допустим, корежить геном человека возможно, а в сложившихся условиях — нужно. Но чистоту породы обеспечивают изоляция и выбраковка, не общежитие и уж точно не настежь открытая дверь в генную лабораторию. В передачу политических предпочтений через наследственность не верю.

Слабо проработаны и роботы. В кинокомиксах Marvel таким место, там задавать вопросы о батарейках и движителе не комильфо.

По большому счету, третья часть — коллекция неракетных способов подняться на орбиту. Диггеры и пингеры интереснее даже у Дженнифер Броуди.

Литературно же перед нами безусловно Стивенсон. Валит лавиной все, что зацепило внимание, гробит только что описаных до мелочей персон, две страницы отводит на облачение в скафандр — тактично умалчивая, как потом вылезти из настолько узких шмоток. Но все равно солидно и достойно прочтения.

Полиграфия в норме, перевод на 4 балла с минусами, за падение качества к финалу.

Ассоциация, вопреки перечню сверху страницы, только одна: Джек Уильямсон «Терраформируя Терру».

Рекомендации: апокалипсис и инженерное дело в бессвязном сочетании.

Эпиграф: Томительна ЛГБТ повсюду неизбежность.

Сюжет — прогиб под эти самые симпатии западной аудитории: Бару, латентная лесбиянка с математическими способностями, внедряется в минфин фашистов мстить за убитого отца-содомита и добиться свободы родины не маминым копьем, а умом. На этом пути она пройдет сквозь секретарей, войну, князей, матросок, кабаки, коней, банк, киллеров и предательства, предательства... Секс? Слов много, но страсти, кроме дрожи девственицы, нуль.

Страсть автор вложил в политику.

Чистая игра престолов, без драконов, магии или сказочных начал. Политика понимается современно, как борьба элит, столкновение многоходовых стратегий закрытого клуба соперничающих за будущее и ресурсы. Без движущих сил Истории или мир-систем, зато сколько нитей у марионеток, сколько рычагов давления дает человек другому человеку!

По этой части автор хорош. Портреты и слабости раскрыты чуть хуже Аберкромби, а, пожалуй, и Мартина. Много душевного насчет перемен и реки, в которую не войти дважды. Но он не смог удержаться, наворотил такой театр жестоких расчетов, что против восстает здравый смысл. За такие планы хитромудрых из внутреннего круга быстро перевешают, те же моряки.

Мир разработан под лозунгом «долой средневековый сеттинг». Дромоны атакуют торпедоносцы, фаланги вакцинированных копейщиков защищают власть бумажных денег от велитов феодальных дружин, а пока Империя Масок усмиряет беспорядки фабричной кислотой, древние племена украшают кромлехи мхом. Получилось красиво и необычно.

Но автора и тут занесло — то северяне умрут без лимонов от цинги, то пехота скандирует, топая по болоту, тысячами глоток текст на шесть строчек...

Неожиданным стало воскрешение в романе расовой доктрины — примесь одной крови дает интуицию, другие аналитические способности, иммунитет, способности к работе с камнем, сервировке столов и т.д.

Хороший ход. Обаяние «науки» XVIII-XIX века плюс, инкрастическая теория ловко увязывает современность времен Бару с воспоминаниям о соперничестве былых империй, о лозунгах революции и прочем. Но как-то слишком долго эта теория применяется на практике.

Возможно, причина в том, что она в моде — синхронно вышедшее на прилавки «Семиевие» Стивенсона придерживается почти того же направления мысли.

Враги Бару, криптократия Маскарада, сочинены по аналогичному книжному рецепту. Школа. Гигиена. Закон. Эмиссия. Тайная полиция. Пропаганда. Киллеры. Переименования. Зомбирование типа «Механического апельсина» и собак Павлова — почти все виды подавления, угнетения и доминирования со стороны Государства из хрестоматии для западного квазиинтеллектуала.

Финал открытый, к перечисленным выше модным штукам добавляется нейрофизиология.

Полиграфия в норме, перевод как перевод.

Рекомендации: ищущему указанных выше трендов.

Аннотации верить. Есть и бесстрашный капитан, и гений боевых искусств — подросток, и сирота, родители которой хранили её, пока могли. Тайные ходы, проклятое ожерелье, корабли, магия, револьверы, каннибалы.

Но позиционировать надо б иначе. Фрагменты притчевого характера, моральное измерение, несистемная магия, квесты с благородными целями, чистые души, свобода от злобы дня и жанровых штампов — «Чтец» тянется к высокой фэнтези.

Её не достигая. Определение Коваля, «пониженная гениальность», как раз для Трейси Чи. Перечисленное, само по себе хорошее, мешает развиваться авантюрному, по сути, сюжету о тайном обществе посвященных, а локации, которых тут от джунглей на спине черепахи до таверны лжецов, слишком условны. Нет письменности, а все под XVIII век. Ночуют на дереве, прячутся в трюме, дерутся на подпольном ринге — ощущение такое, что персонажам жить в меру комфортно и они, изображая страдания и т.п. и т.д., функционируют в рамках образа.

Издано хорошо, ляпов не заметил.

Ассоциации: Кобербель, «Оракул» Фишер.

Рекомендации: проходное романтичное со штабельком трупов.

Что, если из известной сказки про фей, прялку, уколотый палец, непроходимый терновник и храброго принца, выбросить первые три и последний пункты?

Что, если эта мысль придет к писателю, собаку съевшему на описании экокатастроф, изобретателей и беспощадного коварства держащих власть? Вдобавок, склонного к Юго-Восточной Азии?

Что, если он совершит вылазку в страну фэнтези, страниц на семьдесят?

Как что? «Алхимик» Бачигалупи.

Ясно, в антологии такой толщины вещи разного качества, «Голос Лема» больше интриговал тем, чему и как хотят воздать честь. Кибериада? Солярис? Подражание? Возражение?

«Предисловие» Дукая ошеломило. Во-первых, охватом проблем лемовского наследия, во-вторых, подозрительной русификацией, в-третьих — привык к суждениям о неадекватности переводов. А тут — о проблемах с «довоенным разухабистым» польским оригинала.

Похоже на правду, мало кто смог подражать придумавшему сепульку. «Пламя — Я»,«Пределы видения» и «Тринадцать интервалов Иорри» — водянисто, пресно и ни к чему.

«Кто написал Станислава Лема?» напротив, скрупулезно выдерживает стиль и дух поздних вещей мэтра. Прелесть, хотя навряд «Фиаско» довел бы до суицида «Магелланово облако». Скорее, наоборот.

«Король Солнце» Цырана подавал надежды вплоть до финала, изящно облокотившегося в сюжетную пустоту. Не надо так больше.

Вегнер выделился киберпанковским космотриллером, моральным, психологичным, отдающим «Столом полным девчонок» Лейбера и Триптри. В «Лучшее за год» — пожалуйста, но в оммаж? Виртуальность «Все дети Барби» генерирует жизнь и смыслы, у Лема она интоксикационный бред, ловушка, из которой надо выбраться, фантом.

Орлиньский выдал боевик. Тоже крутой, со стрельбой, агентом Малдером и черным рынком на парковке ООН виртуального Нью-Йорка 1985 года. Прямолинейность и добротность «Станлемиана» вызывают уважение. Как дань памяти такой сюжетный поворот более чем уместен.

Более завуалированы респекты в «Телефоне» и «Кукле». Достойные работы, вторая, пера Гютше, и вовсе похожа на набросок к циклу о Пирксе. Забракованный, но в душе отозвалось: согласен, да, именно так.

Туда же лезущий «Порыв», наоборот, вызвал отторжение. Мищак нуден когда нужен экшен и саспенс, а еще нарушает хронологию цикла.

«Лунные приключения князя Кордиана» оставили тяжелое послевкусие, хотя вполне нормальная новелла.

«Космоботические сказания» — ударная вещь. Даже не пародия, перверсия Йона Тихого и какая! Насчет интеллектуального подхода Филип Хак может кое-что предъявить. Радикально — по негативной теологии, сингулярности, оцифровке сознания, клонированию Христа и допустимости открытых финалов. С инфографикой. От такого пробуждается мозг.

Получить удовольствие от «Рича» проснувшийся мозг не поможет. Нужно любить Ф.Дика. Сильно.

При всем при том, переписывание финалов и сочинение встреч со старыми знакомыми никого не привлекло. Что кардинально отличает «Голос Лема» от аналогичных собраний по Стругацким и Вэнсу.

Шрифт крупный, бумага тонкая, серая, опечатки есть, в целом норма.

Рекомендовать — ну не знаю. Лемофил и так вряд ли пройдет мимо. Насколько интересно будет прочим и можно ли считать сборник зеркалом настоящего польской фантастики, судить не возьмусь. Амбиции творцов запредельны, это очевиднее следов сандаликов постмодерна на их представлениях о возможном в литературе. Но лемовский вклад не из популярных и ...

А, всё равно спасибо протолкнувшим на полки магазинов этот том.

Делал Йен Макдональд пышную драму про космических «баронов», с гомосексуальными страстями, поединками на ножах, верными слугами, языческими жрицами и декомпрессией городов. Вышло ладно, да нескладно. Постигла мастера неудача.

И Бразилия достойна хорошей НФ. За пляжами, джунглями и фавелами передовое производство, культура переваривает арабов, японцев и индейцев. Возможно, будущее цивилизации формируется там.

И автор успешно работал с аналогичным материалом. «Река богов», «Дом дервиша»: эффектные панорамы этнополитических реалий Индии и Турции на фоне грез киберпанка.

Проблема с «Новой Луной» в том, что он воспроизвел этот рецепт для космических катакомб. Выросшие под пальмами реалии перенес, с ничтожными изменениями, в мир без почвы.

Будущее: на Земле крах среднего класса, туберкулез, исчерпание ресурсов, зато есть термояд на гелии-3 и лунная колония вроде Рио без моря. Богачи, нищета, церкви, преступность и толерантность без тормозов, вечеринки, суррогатные мамы, музыка боса-нова... Полтора миллиона селенитов!

Зачем? У шведов в рудниках нынче на миллион тонн дОбычи сто, много двести человек приходится. В книге на каждом шагу ИИ, боты роют реголит, квантовые компьютеры переигрывают биржу, 3-D принтеры печатают что угодно. И куча продавцов, официанток. Байкеры в скафандрах. В тех, чья работа «кушать подано, отвези-поставь» вложены сумасшедшие деньги: перелет, глубокая киборгизация (каждому вживлен счетчик-контролер, глубина дыхания по кошельку). Аттракцион неслыханой щедрости вместо исчерпания ресурсов.

По сюжету кланы Луны контролируют транспорт, биотех, горное дело... С чего? Старый факт: ставка или на прогресс, или на семью. Освоение нового фронтира мафиозные «драконы» сами не вытянут, в романе есть исповедь матриарха Корта с ключевым моментом: землянам-инвесторам показали промплощадку, о которой убийцы конкурента не знали, и все в шоколаде.

Ага. Легче поверить в бешеную шубу Мюнхгаузена, чем в банкиров, вкладывающих в зону террора, доверивших капитал тем, у кого в суде дуэли насмерть, а вне суда мухи-убийцы.

Эти психи начали войну между собой — как, ими же все поделено по сферам производства? Таксопарк не стреляет в поликлинику, даже в «Трех толстяках» монополисты ели за одним столом. Объяснение из финала критики не достойно, так как сравнимо с заменой авто на троллейбус.

А поскольку на Луне центр держит всех за горло, знает, кто где с кем (счетчик-контролер), кому и сколько (тотальный безнал), вся драма — драка в песочнице, которую лень прекратить взрослым.

Огорчение одно.

Рекомендуется млеющим от слова «корасан», сюжетов про спасение детей и не обращающим внимание на сюжетные невязки.

В 23 века он так нашустрил: проституток всех осестрил, астры звездил, звезды астрил, все миры перереестрил, оставалось только...

Стреляются у Северянина, хайнлайновский Лонг морил себя так причудливо сложно, что потомки его вычислили и, с удовольствием, спасли.

Книга суха, местами зла и похожа на олитературенный программный манифест утилитарного прагматизма. Вот только учитель — суицидник и, сколько не хвалил секс и семью (в свингеровском варианте), даже от занятий бизнесом в конце пути поддержки не получил.

И, вот, ранее уподобивший науку собиранию пуговиц, заботившийся о будущем, решается участвовать в чисто научном проекте обращенном целиком в прошлое.

Подтверждение морального банкротства, а не программный манифест.

Более того. Лазарус был рабом, банкиром, капитаном, юристом, вышибалой и т.д. и т.п. Был. Сделал...? Высшее достижение: ковчег угнал, и то не в одиночку (и не в этой книге). Литература для него закончилась на Шекспире, музыка на шалмане, познания — оценка последствий инцеста и эмиграции достойны бонопартистской каббалистики Пьера Безухова. Уличный грабеж зовя социализмом, шаманов и священников готов вешать и т.п.

Хайнлайн держится правды: реальные долгожители не титаны. Огород, дети и душевный комфорт. Но насколько же серы Лазарус Лонг, его жизнь и любовь, по сравнению, хотя бы, с Фам Нювеном Винджа. Приключения — космический век играет в освоение Дальнего Запада на говорящем муле. Климат даже не изучив.

Впечатляет, но не в хорошем смысле.

Впрочем, есть два достойных места. История ленивого парня — автор припомнил о флоте кое-что вне идеалов «Космического кадета» и «Гражданина Галактики». И отрывок о памятном по «Пасынкам Вселенной» звездолете «Авангард», с важным фактом про экипаж.

Рекомендуется хайнлайноведам.

Нитй'сефни подозревается в краже песни богов, но он всего навсего землянин финно-польских кровей, отправленный с парой кусочков халвы, сверхрефлексами «морского котика» и мечом пр-ва норландского завода (даже без туалетной бумаги) вернуть втайне научников на орбиту Мидгарда и разобраться, что внизу за магический бардак.

«Космонавт в стране чудес» — тег историй разного градуса. «Чародей поневоле», «Лиловый шар», «Киборг и чародеи», «Рыжая звезда», «Голубятня на желтой поляне»... Гжендовича отличают:

- отношение к магии как к болезненному извращению. Сказка, в которую десантировался Вуко, мрачна и непостижима в духе Кинга, Блейлока и Вегнера: скелеты, урочища, проклятия божественной мощи, ловушки, да ощущение «не может быть», привкус сложной галлюцинации от происходящего;

- принципиальные возражения типовому средневековому сеттингу. Порт Змеиная Глотка к оному категорически не относится, хотя береговики и их гости достойно посоперничают с викингами Воробьева и Гаррисона. Расписано отменно. Гжендовичу удалось найти очень убедительные краски для смеси буйства и рассудительности и избежать избитых ходов и тропов;

- пародоксальный герой. Не юный, малость вздорный профи кровавых дел, реагирующий на окружающих с полной вовлеченностью и внутренним, от души идущим гуманизмом, хотя прав на отстраненность у него побольше Руматы или Геральта;

- то, что половина книги совсем о другом и о других местах Митгарда.

Каково принцу взрослеть в пораженной засухой и пророчицей империи со сложным этнокультурным наследием? В линии мемуаров Молодого Тигра сосредоточено то, чего нет у Драккайнена: жара, государство, религия, народы, нефэнтезийные почти библейские чудеса и нравы, секс. Всё восточное, африканское, растолмаченное, полное интриг и вторых смыслов. Дурра на соленом молоке вместо пива и ассоциации тоже иные: Ирвинг, Этвуд, Хобб... Фейст.

Ни первая, ни вторая линии не завершены, извольте верить в продолжение.

Стиль: Гжендович не Дукай, но использует переключение с первого на третье лицо, литературные намеки. Конкретен, легок, держит живой темп. Тяготеет к психологии и групповым портретам, людским отношениям. А так же, увы, взятым с экрана штампам. От капли пота срабатывает защита, анимешное кэндзюцу и т.п.

Полиграфия: никаких отличий внутри серии.

Перевод: пару раз зацепился, латинизацию хорватизмов и ругани одобряю всецело.

Рекомендации: коммерческий в лучшем смысле слова боевик «меч, ИИ и магия». Особо советую, если Босх для Вас пугающе завораживающий, а грызуны с копьями, бионические штуки и поединки в замедленном времени по сердцу.

У тоски по Четверг Нонетот шанс развеяться. У здешней героини те же энергия, отношение к жизни, сочетание чистоты помыслов с прагматизмом. И в гневе Дженнифер Стрейндж, да, страшна.

Правда, культурного эха в ее приключениях маловато. Чудная лекция о маммалоцентризме, кое-что свежее насчет берсерков и электропроводки, в корпорации, кваркозвере, марципане и мышцах левитатора Ффорде узнается как Чеширский кот, по улыбке. Однако, придется признать, книжка хорошо если ровня «Сказочным преступлениям» (читавшие «Оттенки серого» знают, насколько лучше может автор).

Если же уважаемый читатель пропустил, прозевал или проигнорил оригинальнейшее из фантастики 2000-х, можно начать знакомство и с «Последней Охотницы».

Рекомендую. Легкая в чтении, умеренно веселая драма. Яркие, непохожие друг на друга персонажи, не самый стандартный сеттинг. Пародоксальные в своей логичности повороты. Ассоциации с Д.У.Джонс и Пратчеттом.

Издано терпимо. К переводу претензий нет (хотя acres не квадратные мили), а что до контента...

В Несоединенных королевствах волшебство и волшебники в глубокой... (простите), в глубоком отливе. Но ничего, у королей сухопутные дредноуты, у народа ТВ, у любителей «Ролл-Ройсов» ралли, у вдов сожранных на Войне троллей свои трудности. Лишь почти 16-летняя Дженни обречена кабальным контрактом найденыша возиться с башней, почти полной почти могучих магов и почти достоверных гадателей, заполняя для них правительственные формы B1-7G, B2-5C, P3-F8 (по строгостям почти пищевая индустрия), опасаясь сожжения заживо и банкротства одновременно.

Положение с магией и местом в жизни изменится для нее с вестью о дате конца последнего дракона Британии. Она станет надеждой миллионов жадин, будет рыться в помойке, узнает цену благородства, коварства, интеллекта и непуганных птиц, заработает 100 000 за 8 минут и криком свернет молоко.

Финал на 70% хэппи-эндовый, на 80% неожидан, на 90% завершает повествование и на 100% открыт для продолжения.

Которого жду.

1863 год. Дневник, автор которого возвращается недоучкой к своей вполне почтенной семье и ничего не понимает. Темнят и мать, и сестра. О семейных финансах, о смерти отца, об анонимных письмах, о соседях... Кто эти неумелые служанки? С кем его путают, да и путают ли? Сам он тоже хорош: то срывается ночью бегать по полям (зарезан скот), а то пишет грезы о разврате греческими буквами и из комнаты его несет не английским душком.

Паллисер пишет со вкусом. Стиль «Изгнания» — сплошь ассоциации с Уилки Коллинзом, «Лорной Дун», «Домом на дюнах»... Прогулка на болота — единственный способ вырваться из домашнего неуюта. Репутация и приличия как идея фикс («гордость и предубеждения»), наследственные болезни, племянник герцога, богатый дядюшка, старый археолог, дети с придурью, необученная полиция, убийство, гувернантка... Ворона в дымоходе. Долги. Надежды. Деньги и кредит не как заработок или награда, работа это путь в нищету. Зато их можно вымолить, выманить, украсть или получить в наследство.

Атмосфера ранневикторианских обиняков и кастовых барьеров во всей ее литературной неприкосновенности. По вкусу? Наслаждайтесь, переведено нормально, ляпов не заметил.

Детективная же интрига (как и в «Непогребенном» того же автора) заслуживает приставки «квази» или «псевдо». Загадок, грязного белья навалом, ложные следы, разоблачения — но, вместо следования к разгадке, вместе с Ричардом Шенстоуном бьешься головой о непробиваемые стены. Может, могучей интуиции и под силу учесть все намеки, аспекты и оговорки... Но это не детектив.

Команда старых героических по своим способностям личностей, не зря прозванных негодяями — имеется. Затонувший остров в наличии. Черная папесса. Зомби-берсерки. Боевые монашки. Рогатые волки. Единственный континент. Пытки, кровь, блевотина. Чрезмерно рассудительные дикари. Нетрадиционная семья. Бронелифчики (не будет же принцесса носить один). Город в кратере. Вторые дочери, ищущие место в жизни. Полубезумный полковник сильно европеизированной армии (огнестрел, да-да). Коварство, снобизм, интриги, демоническая защита, недоверие к песням и кодексам, смерть ведущих персонажей и большой бабум. Сюжет имеет отношение к скрывшейся королеве, социальным реформам, наемникам, загаданным желаниям, порталам, а так же богам, которых там как птиц, вопреки мнению Церкви.

Тест на пост-ПЛИО и аберкромбиподобный эпик «Корона за холодное серебро» успешно пройдет и на одной ноге.

Но всё познается в сравнении.

Обычно фэнтезийщики изощряются с системой магии,сочиняют достойное социальной кунсткамеры, курсовой по филологии или, реже, слова «геология» — этот удивил наркоманией. Логичной, безумно экзотичной и, в силу своей альтернативности, безвредной как сигары «Лавки сновидений». Куда зельям Ротфусса и Аберкромби до насекотиков!

И, если сравнить путешествия у этих авторов с караваном под предводительством Марото, то ощутишь нечто от бесшабашности «Времени приключений», а если месть Софии сопоставить с другой, в исполнении такой же любительницы покурить, Монзой из «Лучше подавать холодным», то у нее будет, вопреки всем этим отрубленным пальцам и глубоким ранам, оттенок если не карнавала, то какого-то кровавого скетча «Монти Пайтона» или Гая Ричи.

У Буллингтона все и повеселей, и колоритней, чем у новых классиков. «Корона» полна презабавной смеси барочной манерности с брутальным ковбойским куражом, а персонажи порой ведут себя как насквозь литературные ряженые Вэнса и «Глорианы» Муркока. Характерны для его стиля внимание к чувству собственного достоинства, необычным боевым техникам и оружию, описания запаха, вкуса, а так же отсутствие стеба как такового.

И на вопрос о вторичности ответ однозначен: влияние есть, но идет своим курсом. И это лавирование поинтереснее, чем тропы Скалла, Линча, Макленнана или, простите, Чарана Ньютона.

Перевод легко читается, полиграфия отменная.

Продолжения жду.

Первые две книги выделялись из фэнтезийного потока тем, что эпический размах событий гремел энергичной дробью законченных историй страниц по девяносто каждая. Синхронность событий, сквозные темы (одержание, пробуждение, магия и меехканские правила). Занятная была перекличка: тут молодой офицер пехоты — там старый кавалерийский комкор, честь мундира — честь рода, край степи — край моря, вор — охранник... Юг и Восток это индивидуализм, древность, измена, вторжение Других и богоборчество (мода — Беннет, Скалл, Пуллман), а Север и Запад — группы, недавнее, войны и чародейство.

Ассоциации с историями Северо-Востока исключительно несовременные. Тексты, в которых врагов разоблачает зоркий глаз и смекалка, в которых главное — выдержка и смелость, а погоны командира это право, которое нужно удержать пониманием людей, гор и обычаев. Скромный героизм, хвала боевому товариществу, порицание жадности... Киплинг, Богданов, Диковский. Пограничники и кавалеристы вдали от начальства, костры, рейды и всё такое.

«Небо цвета стали» — широкий виток, на котором развивается только «восточное».

Сюжет о прорыве племен верданно в се-кохландийские степи по исполнению суть военно-инженерная поэма, серьезный конкурент Бэккеру в номинации «За лучшую фэнтезийную логистику». Сохранив атмосферу, стиль и драйв, роман несколько утерял в легкостиизложения. Красиво, изобретательно, стратегически и тактически умно, но описания эволюций боевых фургонов на половину полноразмерного романа... Это для очень терпеливых и терпимых. Да, мы побываем и в шатре Отца Войны, и в графском замке, ознакомимся с методом медленной смерти для маленьких девочек и затруднениями в путешествиях между мирами, но эти линии откровенно рассчитаны на продолжение.

Полиграфия в норме, перевод скорее похвалю, читается легко. Но, почему-то, вместо упряжек исключительно «запряжки» и т.п. запинки для глаз.

Рекомендации: тем, кто уже увлечен и вовлечен.

«Магия уходит прочь» по тематической принадлежности. Упоение печалью, осень мира... «Последний, кто знал змеиную молвь» первыми страницами погружает читателя в поэтическое настроение. Но потом лицо становится проще и делается понятным, что книга метит не в элегии.

Ибо до предела эстонская.

Похоже сразу и на лесом дышащего Рауда, и на чуть сентиментального, чуть ехидного Пансо, на сурового и точного Смуула. «Полевой определитель эстонских русалок» Ветемаа тоже есть к чему вспомнить. Неговорливая обдуманность, средний масштаб, краткость интроспекций при развернутых описаниях поступков, семейное восприятие. «Борьба за независимость», вокруг которой сложилась современная эстонская идентичность, в одном пакете со страстным желанием слиться с Европой. Элементы фольклора («свадьба змей»), мотив верности завету предков и ненужности большого мира. Зацикленность на родных местах: сколько от леса, в котором начал жизнь Лемет, до о. Сааремаа, известно точно. ... Все признаки единства, из-за которого эстонская литература не географическое понятие. А еще роман напоминает, что она очень авторская.

Кивиряхк жесток к персонажам, как жестоки соседи по деревне. Юмор: солёный, недобрый и неглубокий, как Балтийское море. Одно только потрошение монаха... Отсылки: насколько Лягва Полярная увязана с мечтами президента Л. Мери, не скажу, но желанию стать европейцами досталось, а чтобы полностью оценить пассажи про кастратов, нужно знать, что в эстонской культуре хор. Мёме и священные псы достойны Сапковского.

Умно, трезво, оригинально. У Киплинга решает холодное железо, у Пола Андерсона литургия — у Кивиряхка никакой теологии не управиться с желающим вина, а железом борцы за свободу работать умеют сами. У Толкина и Аберкромби меняется мироздание — здесь все блага охотничьей магии, волчье молоко, лосятина, торба с ветром и сладкие зимовки со змеями доступны как раньше, прошипи только слово.

Так почему люди уходят к кислому квасу и работе на немца, почему девки хотят родить иисусика? И ведь ясно же (со стороны), карго-культ не культура, не считают рыцари крестьян за людей... Что тогда? Чувство единства, пусть ложное, важнее мяса? Или купаться под луной, рубить головы зайцам, дрессировать вшей и молиться трухе, небес над головой не видя поколениями, настолько бесперспективно, что выбора и нет?

Издано отлично. Переводчице благодарность за артистизм.

Рекомендуется любителям задуматься, похихикать, а так же собирателям систем магии — тем, кто готов встретить груз современных проблем вместо фэнтезийных штампов и эскапизма.

Цитаты.

Они, видишь ли, ноги мне отрубили да в море сбросили! Пусть катятся в задницу, такими детскими приёмчиками от меня не избавишься!

Юной девушке трудно устоять перед косолапым — таким большим, мягким и славным, губы которого сладко пахнут медом. Сколько мама не воевала, но по вечерам одежда Сальме бывала вся в медвежьей шерсти.

Я тоже хочу пахать и сеять, как во всем передовом мире! Чем я хуже? Я не желаю жить как нищий! Поглядите на железных людей и на монахов — сразу видно, что они опережают нас в развитии лет на сто!

Дядя Вотеле усадил меня верхом на волка, и ночным лесом мы двинулись домой. Позади остались погасший костер и море, которое больше было некому сторожить.

Порой призадумаешься — не конспект ли вместо отзыва выложить. Если всё серьезно. Как здесь.

Затронутого — от нелинейного письма, причин, по которым «Мужчины, которые ненавидят женщин», стали везде по миру «Девушкой с татуировкой дракона», отличий между пастишем и первоисточником, пикареском и брейгелеском, до нобелевского формата, судьбы реализовавшей имперские амбиции и ставшей для шведов предметом непрерывной рефлексии Германии, популярности Карла XII, противостояния женщин государственного сектора мужам промышленности, программируемого восприятия и наследства пролетарской литературы. Много просто констатируется, вроде того, что местные литературоведы списывают магический реализм на влияние сериала «Твин Пикс» и в их словарях нет терминов «гротеск» и «юмор».

Изложение чудесно. Научно, со ссылочным аппаратом и указателем, структура выстроена дышащим по-русски слогом, что позволяет глотать плотно утрамбованные абзацы.

И книга — как окно в другую вселенную. В которой литература имеет давно, вроде как, отвергнутые смыслы, функции и значения.

По Кобленковой Швеция ценит акцентирование этического, социального, психологии, веры, а так же равноправие, патриотизм и коллективизм. Культурное взвешивается с точки зрения вклада в общее (шведское) дело и этот подход, включающий уважение к государственным институтам, — не в виде цензуры, а именно предпочтений публики, осуждающей негатив, — не позволил развиться сатире. Антиутопии если являются, не переиздаются, деформации и разрушение не приветствуются (зато аутизм и неврозы на ура). Постмодерн приняли как инъекцию французского, новый инструмент писателя.

Неомифология, язычество в контркультуре, шведам культурным милей христианский гуманизм и символизм (церковь они отделили от гос-ва в 2000 г.). Саму Астрид Линдгрен жестко критиковали за христоподобных «Братьев Львиное Сердце», но засвидетельствовавшие, что после этой сказки детям помирать легче врачи... и т.д. Впрочем, фру дискуссии игнорировала, ей хватало собственной эволюции от солнечной Пеппи к цинику с пропеллером. Кстати, Карлссон Линдгрен не Карлсон перевода Лунгиной.

Процветает «роман-анекдот», «документальная проза», в т.ч., о Гоголе и Гагарине. Но самым всеобъемлющим стал детектив, увязавший в единое целое психологический роман, полицейский и социальный.

А фантастика? «Литература Швеции не предлагает читателям альтернативных миров, в ней практически нет жанров научной фантастики и фэнтези». Даже если персонаж путешествует во времени и т.п. (Ершильд, Вальгрен), все воспринимается как показ психологии современного шведа из этой реальности.

Стоп. Пары минут поиска (с заходом на Фантлаб) достаточно, чтобы выяснить: фантастику в Швеции потребляют вполне охотно (Еврокон-2011), да и фантасты там были, если даже потом вымерли: Мартинсон, Люндваль, Линдбом. А что статус маргинальный... Ну маргинальный, конкурировать с переводами и английскими оригиналами тяжко, а нормально ли упражнение в вымысле под вопросом и в тонко воспринимающих поэтику культурах.

Но вывод о практическом отсутствии шведской фантастики, следует, мягко говоря, признать чрезмерно категоричным. Особенно на фоне упоминающихся неоготических детективов о приведениях острова Оланд, вышедших из-под пера некоего Ю.Теорина...

Примерно так. Впечатления смешанные .

Лакмусовая бумажка в зависимости от среды станет либо красной, либо синей.

Если попросить высказаться по «Левше» Лескова, реакция тоже очевидней очевидного.

Для одних «Левша» про судьбу ценных кадров в России, про то, как гибнет верящий в отечество талант и как это вредно для государства, если государь не знает, что англичане ружья кирпичом не чистят. Фильм и мультфильм полностью, например, на их стороне.

Другие, близкие технике или знакомые с работой «кадров» на горьком опыте, видят: самоучки испортили английскую вещь. И подписались. В тяжелых случаях добавляется знание о чистке оружия в царской и королевской армиях или «Истории винтовки» Федорова, после которого известный слоган из ноу-хау становится чем-то вроде «по встречке не ездят».

Обе точки зрения к рассказу Лескова имеют опосредованное отношение. Он-то Левшу не боготворил: «лучше бы, если б вы из арифметики по крайности хоть четыре правила сложения знали, то бы вам было гораздо пользительнее, чем весь Полусонник. Тогда бы вы могли сообразить, что в каждой машине расчет силы есть, а то вот хоша вы очень в руках искусны, а не сообразили, что такая малая машинка, как в нимфозории, на самую аккуратную точность рассчитана и ее подковок несть не может».Автор — не рассказчик, у которого Твердиземное море и гуттаперчевые пилюли, не его вера в то, что «в Крыму на войне с неприятелем совсем бы другой оборот был».

Отношение к изощренности, искусству, науке сближает Лескова с Булгаковым, у которого если хороший человек занялся чем-то тонким, хитрить начал (придумал увеличивающий луч, органы пересадил от обезьяны, купил дом у застройщика или просто спрятал оружие) — влипнет по уши. Только у Лескова надежда на авось и небесное заступничество оправдывается — «Запечатленный ангел», «Старый гений», «Тупейный художник»...

А что его рассказы до сих пор известны не только литературоведам, что скажи «левша» — и понятно, так он знал, что делает и для кого пишет. Или чувствовал — гений же...

Деяния желтым, синим, рыжим и зеленым разрисованных готических персонажей в необарочном мире проросших кельтским орнаментом шестеренок стимпанка... Вычурно? И в половину не настолько, насколько для знакомого с традиционным комиксом глаза сложны страницы, пардон, громадные развороты «Вики и ярости Оберона». Они похожи на заполненную прихотливым орнаментом плоскость даже в батальных сценах. Ножи и зубы, лужи крови и прочий гиньоль предельно эстетизированы — настолько, что данное творение отдает мангой Clamp (оно же фантазии восьмого класса) больше, чем дарк-фэнтези. К которому «Вику» отношу без колебаний.

Но, мягко говоря поверхностному, сюжету и театральному аффекту, в коем пребывают практически все действующие лица, а так же главному назначению готического романа, — показать то, что либо невозможно, либо не стоит передавать словами, — стилистическое решение Оливье Ледруа соответствует совершенно.

В самом деле: вселенная Пана, войны фейри, три поросенка в цилиндрах, псы-хранители, принцесса-воровка, месть, обретение силы, город-мост, мушкеты, волшебные палочки, пафос, месячные, крылья, куча нераскрытых линий и персонажей, окруженных тайнами и легендами — то ли прерафаэлитскими Морриса, то ли карточек настольных игр... Юморок диснеевского пошиба, сапоги и корсажи, в которых титькам тесно.

Финал открытый.

Рекомендуется поклонникам высокой фэнтези, способным совместить нео пин-ап с волками, вскормленными мясом фей. И всем — как зрелище.

Если без спойлеров, то «Адмирал» — скафандровая робинзонада с межзвездной войной на заднем плане. Трупы в шлюзе, медаль выше ордена, интриги, шаттлы, личные шкафчики и зеленый туман.

Персонажи незамысловатые, чисто функциональные. Техник, аристократка, карьеристка из низов и «адмирал» который ходит и говорит несообразно чину.

Мир слеплен из декораций к «Чужому», «Интерстеллар», «Рифам космоса» и, пожалуй, «Туманности Андромеды».

Сюжет: последовательное прохождение препятствий с помощью ума, бесплатного снаряжения и взрывчатки.

Смысловая и интеллектуальная нагрузка: не больше, чем в «Стальной крысе». Есть немного по колониальной политике и устройству империи, но далеко не Хайнлайн или Леки, даже не Дитц. Автор полагает, что из баллонов с надписью «О-два» можно дышать, но это простительно.

Финал: закончено, концы подобраны. Этот квест завершен, развитие возможно в любом направлении.

Полиграфия: терпимо.

Достоинства: очень легко читается, ни диалоги, ни описания пейзажа темп не тормозят.

Недостатки: одноразовое чтение.

Когда пропитанный космолином десантник, уставно согнув колени, достигает поверхности Марса, с ним кассеты для преобразованной материи, багги, ангелы, прочая техника гуру, сестры, братья

Что и определяет впечатление: вроде, почти такое же уже читал. Платиновая монета, сельдерей, вода в скафандрах и конспирология в виде помеси «Секретных материалов» со «Вспомнить все» изрядно его разбавляют, но, сверх перечисленного — ничего особенного.

Скоропостижный финал, хотя и удержит развитие в любом направлении, интригу своей разжеванностью практически убил. Техническое продумано, психология упрощена, идеологическая пустота... Уровень Алекса Орлова, разве что сюжет бировский, крепкий и законченный.

Полиграфия: жалоб нет. Язык перевода в норме. Читается легко.

Рекомендации: боевичок не желаете?

На Ильматаре только лучшее: российский военпром, итальянская любовь, французское кино, шолианский звездолет со Стражами. Ибо холодные и бессолнечные придонные воды этой планеты не только место отложенного со скрипом зубовным Контакта, но и территория конфликта цивилизаций космоса с кардинально разошедшимися жизненными стратегиями.

НФ. Твердая, вкусная, не нудная. Уровня Гаррисона и Азимова: сюжет можно пересказать, стиль прагматичный, без украшений. Нотка черного юмора. Мировоззрение: все конкретно и объяснимо. События драматичны, темп неспешен и в экшен-сценах, словно на нем сказывается сопротивление воды. Детальность: ученые, разбойники, кипу, секретные приказы, сироп, гражданское неповиновение, молодые тягачи, дроны, запасы икры, археология, торговля, плесень, учитель-калека... Правдоподобие быта при высоком давлении срамит «Морские звезды» Уоттса. В этих гидронавтов и взаимоотношения на «Хитоде» веришь.

Ни малейших ассоциаций с теми, кто тоже писал про подледных ксенов (Бакстер, Штерн, Макоули, Суэнвик). Социальное устройство, биология и нравы миллион лет не отплывающих от термальных источников ильматарцев — разработка класса «Пламени над бездной» Винджа и «Алгебраиста» Бэнкса. Вот они, негуманоиды в негуманоидной среде! Культура сексуального консенсуса гуманоидных шалиан тоже ничего, в духе если не ранней Ле Гуин, то уж Лукьяненко как минимум. Со специфичными отличиями: Камбиас тяготеет к процессу принятия решений и достижении согласия в коллективах, это практически сквозная тема, и расстается с персонажами с легкостью. «Не убий» про другие книги.

Полиграфия нормальная, замечены опечатки. На перевод не жалуюсь.

Рекомендации: маринистика, нестандартные органы чувств, Контакт, люди при деле, открытый финал. И просто вменяемая фантастика.

Россия и ее женщины — грустно, а в целом проработано потрясающе. Архитектура, этнопсихология, ботаника. Закаты, льды, дирижабли, роботы, секвойи, пыль, траншеи, мохолы, швейцарцы, радиация, оргии, шатры... Смесь дорожных скетчей с самопознанием, а амбиций государств со скафандрами и геологией дала ассоциацию с лунными вещами Лема.

Освоение Марса в XXI веке автор раздробил на новеллы, которые скрепляют труды и судьбы «Первой сотни» ученых колонистов. Обилие того, о чем стоит сказать в технических подробностях несколько тормозит действие, и, пусть доходит до водородных бомб, их взрывам не перебить олимпийского спокойствия.

Эмоции у Робинсона для социальной драмы. Истинный герой «Красного Марса» — политика.

И политики: харизматик-импровизатор, функционер, тихушница. Еще есть футурист, суфисты, и презервационистка, а на заднем плане цветет безумие транснациональных корпораций, но ведут игру Бун, Чалмерс и Хироко. Их цель — сделать будущее лучше, но следует на пути к ней каждый своему темпераменту, своим представлениям о рычагах власти и корнях силы. Речи с ящика к народу, злые команды ассистентам, дипломатия, столкновение идеалов с прагматизмом... Мрачный финал.

Заметны черты 1990-х, в т.ч. необратимо изменившиеся понятия и перспективы. Упор на экзотику вместо реальных проблем международных коллективов американизирует человечество сверх вероятия. К тому же, жизнь, зависящая от машин напрямую, как в реанимации, выдвинет особые требования к обмену и распределению всего на свете, от гаек к дюймовой резьбе до опыта старожилов, а тут под каждым валуном может быть и стол, и дом. К трудо- и материалоемкости мегапроекта отношение равнодушное, в этом книжка проигрывает марсианскому быту у Стругацких и Кейдж Бейкер.

Издали нормально. Перевод читаем, отличий от «Калифорнийской трилогиеи» и «2312» не уловил.

Рекомендую на полку с «Маджипуром» и «Геликонией. Любителям НФ-тракторов, не склонным считать, что сложными системами дирижируют под хайнлайновское «бесплатных завтраков не бывает».

Продолжения жду.

Здесь хватает хорошо написанных и верных отзывов. Но Стивен Кинг сказал кое-что особенное, ими не упомянутое.

Ведь когда он заводит речь о «падении Гилеада», позитронная НФ и мистика Калиюги уступают место высокой фэнтези. Над последней цитаделью Добра и Света веет ветер судьбы. Вроде, тот же, что дул в Минас-Тирите.

При этом Роланда обгоняют рейсовые дилижансы, а в «Волках Кальи» население живет веселей, чем в феоде Меджис. Падение «Камелота» не имело значения? Его губитель Фарсон по «Колдуну и кристаллу» всего лишь бандит, который стал генералом благодаря силам тьмы. Мир сдвинулся, вот и все.

Но «Ветер» показывает — в своем зеленом Гилеаде насыпающие в патрон 76 гран пороха люди это лишь налоги и «желтые штаны, два раза «ку». Как ГПУ для нэпмана — на бандитов самое то, в остальном...

А в остальном шахтеры, ковбои, лесорубы и фермеры могут идти в один ад со шлюхами, потомкам Артура не до них и их проблем. Закономерно, что «давным-давно, в незапамятные времена, когда дед твоего деда еще не родился», те, кто кормил себя невзирая на фей и драконов с мутантами, начали ждать Доброго Человека.

К Белизне и «ка» полное равнодушие, везде и у всех. Слуга из вагона, дебарийский шериф, даже сам Мерлин собираются на покой: плевать, что никого на смену, что все накроется. Хватит с них этой тряски. В ополчение вызываются лишь такие, как Тим — а он не слушал добрых советов.

Ассоциация со «Звездными войнами»: джедаи почти сверхлюди, у них высокая мораль и честь к ним присоединиться, но стороны Силы им были важнее судьбы рабов и никто не скорбел об их конце.

«Ветер сквозь замочную скважину» — вклад в понимание Темной Башни.

Маркеры — удобная вещь. Идентифицируется «попаданец», «эпическая фэнтези», «космоопера» — осталось лишь вычленить, чем подъярлычное отличается от соседей по полке (отстойнику) и, пробив гвоздем, чтоб не раскрылось, в мусоросжигатель. Или зал славы, это уж как повезет.

Для этих 88 страниц маркеры малополезны. Сказка. А какая?

Рыболётные путешествия («ё» авторское), репейный сок, остров на спине сонной рыбы Марты, слоновий экспресс, циклоны летят домой поесть окрошки, Необитай, рыслый рост...

И собственно создающие книгу иллюстрации. Глянцевая бумага. Мягкие цвета, «рукодельные» линии, волшебные сценки, транквилизирующая атмосфера. Идущие волной строчки и всякая прочая типографика — вертеть в руках, медленно листать и пальчиком детским водить.

Но для настолько малых должен б быть сюжет, если не сутеевский, то, хотя бы, колобкового саспенса. А вместо него сугубо литературное: «рассыпалось по полу ослепительно сверкающим множеством многоточий», «Аркадий пришел на работу и обнаружил нарастающую реальность самого себя». Мистерия в театре — навряд ребенок проникнется.

И сок, похоже, хмелит, а иллюстрации двух сортов — головастиков алфавит тайнописных букв на карте и межтекстовые маргиналии подразумевают более зрелую романтику загвоздок и загадок.

Если слогом Нобелевского комитета, то: вот представитель великой традиции игры со словом и глазом. Не скажу «Юрий Коваль». Не Сахарнов, не Левшин, но местами почти Макс Фрай, Р.Воронежский, ранний Кудрявцев, Валенте...

Оценка затруднительна, рекомендации сугубо эстетские.

Удачи авторам!

Успех Роулинг потряс господ литераторов и их реакция на унижение с годами всё мощней. Забудьте маш гроттер и несуразности Юдковского, снитч «Темной башни» Стивена Кинга не последнее слово анти-поттерианы.

Первая часть про Брексбиллский колледж The Magicians, точный антипод Хогвартса. От поступления до фирменного спорта (вельтерс) — всё оспаривает изображенное Роулинг. Враг с зеленой веткой делает смехотворным Волдеморта. Занятия... от нагрузок Гермиона свихнулась бы (напоминает анекдоты про Физтех). Испытания — дураки мы, что ли?

И пьют здесь красное, а не тыквенный сок, им тату с демоном не обезболить. Христианские убеждения вместо внешнего, рождественско-больничного. Секс, правильный и неправильный. В общем, за исключением Южного полюса и подражания гусям Т.Х.Уайта, вот они, будни вуза для вундеркиндов в математике и языках. И ведь так тонко, психологично, чувствительно и изобретательно. Сравнивать «Волшебников» с «Гарри Поттером», всё равно что ирландский виски со слабым чаем, утверждает Дж.Р.Р. Мартин, которого Гроссман в свою очередь зовет «американским Толкиным».

Вот только НА КОЙ ЭТИ БУДНИ В, так ее переэдак, ВОЛШЕБНОЙ ШКОЛЕ?! Жажду чего должен утолять «вискарь»? Лучше слабый чаек хлебать, чем вникать в бесцельную жизнь Квентина, не нашедшего чудес детской книжки ни в любви, ни в магии.

Он получит кое-что во второй части, когда команда выпускников проникнет в Филлори, явный аналог Нарнии. Но после работ Валенте о «Девочке, которая» так себе приключения, не ахти переживания.

Полиграфия и перевод качественные.

Рекомендуется поклонникам Донны Тарт.

Французская провинция, 1907 год. В школе последнего адепта классического фехтования щедрый, но неуклюжий ученик. Движения, созданные для отнятия жизни в равном поединке никак ему не даются, он цепенеет от шуточных вызовов. Но насколько же хорошо разбирается в оружии! С каким наслаждением следит за ним местный масон, сколько внимания уделяет происходящему Ватикан! А во сне он орудует деревянной саблей — Жанне есть о чем задуматься.

Цитата:«Я племянница мастера и я устанавливаю здесь традиции»

Читается бегло. Простые характеры, гладкая любовная линия, от эпохи самый верх и тот с анахронизмом. Ассоциации: несложное, несовременное. Пикуль, Щербаков, Чаянов, Казанцев, Саббатини, даже Макс Фрай (сцены из жизни школы и клинок в букете).

Интрига в науке шпаги. Она не проще и не моложе парусной, а в книге ее больше, чем у маринистов бизаней. Что осложняет происходящее. Флорет чем не рапира, понимаете? Объяснение, почему укол должен быть красив, оцените? Втягивание во фразу? Дюма, Крапивин, Лейбер и Аберкромби не в помощь — здесь говорят и фехтуют по-фехтовальному, без оглядки на профанов.

Цитата: «...Захват в кварту, укол прямо, парад сикст, ответ, обобщение в секунду со сближением, двойной укол...»

Впрочем, читающий фантастику обычно готов к темным местам, а «Шпага мастера» производственная, замешанная на криптоистории НФ. Свежо. Лекция о масонской пирамиде, ударе Жарнака и приобщении к Богу мечами бронзового века хороша, место о противоестественности — весьма. «Арете всегда приписывают врагу» — хм. Любопытное приложение.

Полиграфия в норме.

Рекомендации: учесть, что в отечественной фантастике теперь есть книжка о фехтовании и зайти на fensinggroup.

Литр питьевой воды стоит 6,95$, они же 4 юаня — вот основа романа. Прочее наполнение: поиск старой бумаги в горящем городе, пальба, татуированные мексиканцы, резкие фразы, любовь на краю, бег с гиенами ... По личным впечатлениям и отзывам, это кино плюс электроциклы, юриспруденция, лесбийство, пытки и злое камео Бритни Спирс проиграли водоснабжению в эмоциях и смыслах. Оно в «Водяном ноже» интересней тяги баб к Анхелю (а пыль смертельнее ракет).

Воспринимаю роман пространным комментарием к «пари Саймона — Эрлиха» (ресурсы заканчиваются и пора вводить контроль или технологии делают всё дешевле и доступнее? На стороне Эрлиха здравый смысл, но обвал цен на сырье — факт). По Бачигалупи это перестановка шезлонгов «Титаника».

Невада воюет с Аризоной и Калифорнией за воду, которая свободно дождит на Мэн — локус важней наличия на глобальном рынке. Знание сила, но у плодов прогресса есть добавленная стоимость — в аркологиях Лас-Вегаса и Финикса фонтаны бьют, но тем, у кого мало юаней, наука даст лишь фильтрованную а-ля астронавт мочу.

Автор строг и к американской традиции. Выдвигаться за счет продаж, защищать ферму с оружием в руках, получать образование, клясться в верности флагу, а в случае чего переехать... можно, пока есть халява. Качают халяву из-под земли (на которую «есть права») или это спрос на гранит столешниц, открытые границы и т.п., неважно. Есть — и лишь бы хватило ума направить поток в свой карман. Нет — время верблюжьих войск.

Издано нормально.

Рекомендации: полка алармистской фантастики.

По полноте и откровенности — между настоящим мемуаром и байками для внучат. Что видел, где бывал, что на язык пришлось, а про что нельзя не поведать. Путешествия, происшествия. Цены, люди, сценки, еда, алкоголь, советы начинающим, жена, дети, реплики встречных и поперечных, эсперанто, изменения лика Америки, конвенты и т.п. и т.д.

Сжато, стиль разговорный:«Раз один парень». Панегирик Кэмпбеллу-мл., сомнения в литературном мастерстве «новой волны». Шекли без очков вылитый серфер, Шиппи консультирует «Молот и Крест» как эйдетик, англичане светски вежливы, русский переводчик считает фантастов богами... От пересказа лучшего воздержусь, но вот что.

Отца копы отправили на хлопковые поля. Призывную вспоминает с ужасом. Лишился работы из-за ханжи на ТВ. Киношники надули с авторскими. Сочли врагом за пишмашинку. «Подвиньтесь» писал пять лет — популярна «Крыса». И даже у лучших — расизм, интеллектуальная спесь, засилье фэнтези (как назло, в этом же томике «Азбука» тиснула его опыт попаданческой). Религия обман, гамбургеры, и те дрянь.

И что, левак? Диссидент? По автобиографии 100% американец. Упертый патриот. То ли Гаррисон чего-то опасался, то ли вещи типа «Из фанатизма или за вознаграждение» писал один участок мозга писателя, а высказывания вроде «Конституция, вот что держит Америку на плаву. В Вашингтоне полно жуликов, но Конституция не позволяет им распоясаться» делал другой.

Издано нормально.

Рекомендуется знатокам западной НФ и фанам.

Написанное на обложке верно не на 100%. Немногим меньше четверти книги совсем не про уголовный кодекс рухнувшей в 907 году китайской династии Тан.

Тема — классические утопии. «На самом деле в утопиях культура осознает, о чем она мечтает». Платон, Мор, Кампанелла... автором их мечты объявлены, через ряд древних цитат и современных примеров, проявлением специфичных для европейской культуры идей: воспитание детей в отрыве от семьи, право «освобождать» другие государства, неприятие частной собственности, денег. Желание преодолеть человека в человеке и получить нечто лучшее — сюда же.

Обвинить утопию в антигуманности, фашизме, евгенике, переходе над пропастью в два прыжка — было и не раз (см. подборку Ревича). Попутно достается сексуальной революции, свинье под дубом, исламскому халифату, возрождению имперской идеи... советской фантастике, которая требовала достижения идеала каждым гражданином. О подобном и не говорить бы, но использованный автором метод достоин Фантлаба.

Рыбаков, уподобляясь другому ученому критику антиутопии, Еськову, вопрошает:«чем, собственно, мотивированы к выполнению своих утопических обязанностей утопические управленцы? Грубо говоря:почему в Утопии завскладами не воруют, а в Городе Солнца медики, ответственные за подбор сексуальных партнеров, не утопают в подарках и подношениях?»

Ответ: средиземноморская цивилизация, вплоть до национальных государств не зная проблем развитого и живущего своей жизнью управленческого аппарата, полагала достаточным выдать правильные законы и отдать приказ «стражам». Хотя вне «культурного проекта законотворчество начинает напоминать слона в посудной лавке, обезумевшего от насекомых», а «коррупционная составляющая законов, требующих от человека выворачиваться наизнанку, везде и во все времена равна ста процентам».

Вот конфуцианская утопия предусматривала возникновение идеальных управленцев в еще не переделанном мире.

Возражений масса. Андские корни «Города Солнца», очарование шинуазери, проекты легистов, даосов, экспансия Китая, миссия Ватикана, уравнители... Но фантастиковедение бывает и таким. Проросшим сквозь санкт-петербургское востоковедение.

(Остальное в томике — реконструкция причин, по которым воспитанные на утопии танские юристы постановили чиновника,во время изнасилования лично свободной женщины сломавшего ей ребро, наказывать так же, как укравшего пропуск для прохода в столичный город простолюдина, тремя годами каторги. Знамена и тяжелое вооружение отнести к запретным вещам цзиньу и, после конфискации у вора, прежнему хозяину не возвращать. Усушка на складе, кража раба, кладоискание, грабеж вооруженный, убийства голыми руками, дарение наложниц, зачатие в траур... в таком же духе).

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Итак, из плена в родные края вернулся Джек Фостер, некогда аудитор, а ныне мастер редкой диверсионной специальности. Но, хотя доля боевика и размышлений есть, это и не «Рембо», и не «Мусульманин» — стиль другой. Нравится нуар? Темные улицы, грязноватые бистро с прекрасными певицами, герой с пустым карманом, раной в душе и шармом неминуемой роковой гибели, мрачный заговор и мрачный дождь... Если нравится, добро пожаловать на «Взломанные небеса».

Если же считаете, что размещать подобное внутри космической станции 9 на 2,5 км нелепо и несообразно, что, после нескольких поколений, жизнь в замкнутой среде орбитального ковчега не должна быть похожа на земную ХХ века и что в пропитанной ИИ среде час пик, докер, портье и офис анахронизмы — держитесь от романа Эла Роберсона подальше.

Зато дополненная реальность у него вышла не хуже «Золотого века» Райта. Хотите знать, как жить семьей с цифровым призраком, вообще небезразличны к месту и роли человека в мире искусственных разумов — Пантеон, Тотальность, Гробовые Драйвы, кукловоды и их лицензированные паяцы суть модели достаточно оригинальные, непохожие и доступные пониманию. Эти способы сосуществования машин и людей способны улыбкой богини поставить на место лоа Гибсона и Войной Программ одолеть соборность Райаниеми. А Фист, зараза такая, ломает комедию так, что вспомнишь боевые корабли Культуры Бэнкса.

Правда, на память приходит и НФ 90-х, в которой, почему-то, считалось, что «виртуальность» это право заменить работу мысли бредовыми видениями. Хакерский взлом выглядит дракой хромированных ротвейлеров, военная система инфильтрации носит монокль — стерпите? Нет? Не ваш текст.

Впрочем, если цените простой и чистый язык, психологию без истерик и вывертов, готовы внимать описаниям красоты темного сада и пробуждающегося города — ознакомьтесь. В целом, это нормальная, хорошо изданная НФ, дающая опасный крен всякий раз, как автор опирается на эстетику вместо здравого смысла.

Читать можно.

Кристалл вместо духовной Силы, Вейдер оперный злодей, а Люк так себе. Не все плохо, не все рвет шаблон, реплика принюхавшейся к местному куреву принцессы украсила бы любую книгу с логотипом SW. Но эта более неканонична, чем можно предположить по содержанию.

Камински в «Тайной истории «Звездных войн» изложил примерно так.

Успех первого фильма для участников процесса был, мягко говоря, не очевиден. Многое у Лукаса шло не так, выходило не этак и было разумно подстраховаться. На случай, если приключения укравшего принцессу со звездолета злого волшебника соберут кассу на грани окупаемости, он запланировал пустить остатки реквизита на малобюджетку, срубить хоть сколько с измучавшей его истории.

Но мыслил Лукас визуальными образами да аттракционами, в обосновании, диалогах, юморе и лирике он никогда не был силен, вот для оперативного создания литературной основы вероятной картины и привлек профи. Талант А.Д.Фостера оказался в жестких рамках павильонной съемки: одна планета джунглей в тумане, подземелье, кабак и болото. Без космических битв, дорого. Персонажи только тех актеров, которые уже подписали договор, поэтому здесь и нет ни Хана Соло, ни Оби-Вана. Общий ход событий задал режиссер и сейчас уже невозможно сказать, чье тут Фостера, чье Лукаса.

В чем самый смак: синопсис-то был выдан «наемнику» года за полтора года до выхода на экраны кино, которое не то что сагой про Скайуокеров, «Эпизодом IV» еще никто и не думал звать. А в конце 1975 Лукас еще возился с идеей завязать Силу на нью-эйджевские кристаллы Кайбер, Люк и Лея никак не родня, а Вейдер охоч до трофеев. И т.п. и т.д.

Зато опыт не прошел зря. Для следующего фильма Лукас позвал Ли Брекетт, для следующей новеллизации — Тимоти Зана. Читавшие «Осколок» не в обиде.

Рекомендуется строго для фанов по углубленной программе.

Воскрешенный незаконченной игрой на колдовской доске маньяк хочет устроить в год кометы конец света и рассыпает возле жертв подсказки. Оппоненты — группа из разных по достатку и цвету кожи тинейджеров с паранормальными способностями, книжных червей и подозрительных типов. А тот слой, который с киборгами, людьми в костюмах и китайской вещуньей, увы, припасен для продолжения — финал открыт.

Так себе сюжет. Текст берет другим — здесь флэпперы клянутся могилой Валентино, копы разгоняют рабочих, расовые бунты, евгеника на сельских ярмарках, подпольные лотереи и кабаре в Нью-Йорке, полиомиелит, радио, танцы и джин... «Ревущие двадцатые», время, впервые расколовшее США по понятию о культурной норме — детально и глубоко, на уровне Финнея и Нила Стивенсона.

А еще у Либбы Брей хороший слог, отдающий, пожалуй, английским детективом 1920-х. Удовольствие от характерно своеобразных речей, от нюансов настроения, емких описаний, хорошего пафоса, резких поворотов и неожиданных поступков. Персонажей много, они объемны, разделяющие их барьеры ощутимы почти физически. Любовь пристойно ограниченная, негры и гей не для галочки. Пасхалки («Готемский Вестник»).

При этом не угнетают ни мистические ужасы, ни социальные. Развлечение без хоррорных мурашек и клича к битве. К переводу претензий нет (хотя The Diviners и не «пророки»). Удачен выбор бумаги — объемистый том в руках весьма легок, а крупный шрифт на чуть сероватых страницах... Короче: читать легко даже физически — издателю благодарность, переводчице мерси, автору респект.

Рекомендую, если интересно перечисленное выше и четыре цитаты ниже.

«Пастор Олгуди передал две канистры, и посвященные стали обливаться их содержимым. Эви почувствовала удушливую вонь керосина».

«Я папочкин любимый вампиреныш и люблю только жемчужные побрякушки».

«Шахтеры, крякая и хрипя, добывали уголь глубоко под землей, не сводя глаз с канареек. На западе из твердой породы била нефть, пачкая все вокруг себя деньгами. На хлопковых плантациях те, что вечно плачут, оставили свои арфы под деревьями».

«Извращенная трансубстанциализация, обратная замещению плоти Христа».

Воспламеняющая взглядом у Стивена Кинга шла разоблачать злодейские спецслужбы в редакцию журнала «Роллинг Стоунз». Сейчас, — а Суарез написал про «сейчас», — «четвертая власть» сдулась и Грейди, сбежавшему от злодейского Бюро, идти к журналистам и в голову не приходит.

Правда, c головой у него сложно и обстоятельства другие. Когда череп синестетика, после курса теоретической физики в интернете поднявшего стартап, прорастает микроволокном, то, что можно ткнуть пальцем и жечь без керосина, не удивляет.

«Поток» литературно вполне зрел и сосредоточен на сюжете лишь с самыми минимальными отвлечениями. Построен он на конспирологической мифологии о двигающих прогресс гаражных гениях и «людях в черном». Без инопланетян, но есть цепной голем, лукавый ИИ, самая красивая женщина в мире и кунстштюки из книг Митио Каку.

Ассоциации: Касслер, «Группа «Событие», Хейли, может, Крайтон, Форсайт, «Бритва Дарвина». Кинокомиксы — столько возни с летающим костюмом и, к тому же, в мире автора от лабораторных образцов сразу переходят к небоскребам, спутникам да гигаваттам (в реале между ними дистанция громадного размера).

Структура, вопреки выдержаной сквозной хронологии и менее чем десяти основным персонажам (не считая клонов Моррисона), распадается на три части. Очень уж непохожа история подземной тюрьмы ни на вдохновенно написанный экстаз ученых первопроходцев, ни на суровый боевик со спецэффектами про отпор, данный маленькой, но гордой организацией 9...12 технического уровня танкам федералов. Линия же слишком что-то умного и подозрительно компетентного Коттона живет отдельной жизнью.

Так же характерны для «Потока» озабоченность местом (обстановка, привязка к архитектурным и географическим реалиям, виду за окном) и отсутствие рефлексии при гибели детских садов.

Полиграфия в норме.

Рекомендации: технотриллер.

Взгляд на творчество Стругацких от человека бывавшего в клубах любителей фантастики, воспринимавшего вещи АБС в порядке публикации... вполне можно рекомендовать для увлеченных стругастикой.

Спорными и противоречивыми показались следующие позиции:

- автор не верит в смерть Абалкина и полагает, что Сикорски была нужна от него некая информация. Экселенц оставляет подранков?

- автор полагает главной книгой о Мире Полдня — «Полдень». Остальное является показателем деградации. Он даже предлагает объяснения для обратного — мол. эволюция взглядов Стругацких, эволюция самого мира, проникновение в глубины его устройства. Но проблемы нет. Изменился тон, не содержание.

Стругацким никто и не кричал, как Нивену студенты: «Мир Полдня нестабилен, его разрушит первый же дятел». Не потому ли, что за сопляками МП всегда стояли дядьки из Галактической безопасности. Поэтому — никаких «уродливых структур», легко припомнить «ограничителей свободы» в «Стажерах», «Попытке к бегству», «Далекой Радуге», «Хищных вещах века»;

- автор смотрит на Стругацких вне советской НФ. Цепочка: Томас Мор, Ефремов, Стругацкие. И всё. Напрасно, привлечением других авторов загадка, заключенная в: «Стругацкий вспоминает о том, как критики пытали их вопросом, откуда возьмется столько хороших людей, чтобы заполнить целый мир», решается элементарно. Это фундамент отечественных утопий, начиная с «Клопа» Маяковского. Люди Полдня не выделяются на фоне «Молекулярного кафе» или окружения Алисы Селезневой. «33 марта», «Люди как боги», «Плеск звездных морей» — над всеми ними реет лозунг «Плохих людей нет».

- сравнение «Стругацкие скупым пунктиром рисуют другую сверхцивилизацию — такую, по сравнению с которой человечество XXII века смотрится группой младших школьников, пришедшей на экскурсию в заводскую лабораторию». Экскурсия младших школьников в заводской лаборатории смотрится просто великолепно. На фоне гудящих ящиков и стопок лабораторных журналов — живая жизнь (не трогай! Положи, положи на место, кто?!!).

И Стругацкие не рисуют цивилизацию Странников. Ни в какой книге, никаким пунктиром. Это черный ящик, любые вопросы по устройству которого, — Инкубатор? Сторож с двумя патронами? Сладкая вода? Бесталанный дурак? Клоун с бубенцами?- ответа не имеют принципиально.

Да, эту статью вполне можно рекомендовать для увлеченных стругастикой.

Ничего, но безыдейно. Вряд ли можно по этому сборнику круга Кассандры Клэр, как по гибсоновским антологиям в случае киберпанка, получить представление о сути явления. Важны атмосфера, стиль, дух эпохи (о чем четко сказано в предисловии), а здесь мало cхожего у лучших произведений и много — у более посредственных. «Стимпанк!» объединяет лишь формальная триада «пружина, пар, дирижабль», применяемая без контекста.

«Летний народ» о приходящей уборщице. Талантливо, эмоционально, с привкусом легенд и андерграунда. Лоу-лайф. Как обычно, Келли Линк, подобно барду, мимо струн не мажет, верхней ноты не берет.

«Механический оракул» наоборот, высоко техничен, сух и академичен. Долетел не Дедал, а Икар, вот зарвавшийся Красс и получает новости о парфянах по видеокабелю. Не будь образующей сюжета не одна тысяча лет, впечатляло бы, а так — стоило сандалпанк городить.

Предсказуем и визит к верховному техноманту Гарта Никса.

«Когда-нибудь придет счастливый день», «Со всей любезностью и добротой» — любовь и автоматоны, «Призрак замка Комлех» — еще и призрак. «Стим-герл» о школьниках — нежно, тонко, чувствительно... Опять первая любовь. «Рука в перчатке» — полицейская и красавец.

«Часовых дел дед» Доктороу — гениальные сироты хулиганят с трупом. И чего американцев тянет к этой теме? Эдгар По, «Уикэнд у Барни»... «Проезд закрыт» тоже весьма, со своим гимном личному авто на фоне постапока и железных коней, этноспецифичен.

Seven Days Beset by Demons и Finishing School — натуральные комиксы, обсуждать которые неохота.

То, о чем стоит говорить, написано Либбой Брей. У нее условности крахмаленого викторианством паропанка закрывают бруновскую спираль жанрового ограничения и «Последний налет Дивных девиц» бежит на волю, отстреливаясь репликами типа:

— На кой мне, интересно, изумрудные серьги в этой занюханной юдоли праха?

— Ну, хоть на ближайшую публичную казнь надеть?

Помимо публичных казней, агентов Пинкертона и изумрудных серег, в этом мире посевные корабли мечут серебряные струи в небо, призывая дождь, в смоляной реке крестят под мак-мачок, под подошвами дрожь от неустанного труда шахтеров, врач со стаканом виски, хлеб из овсяного цвета, Армянский Циклический Овдовитель, волшебство времени, бойкий сюжет и ощущение не игры с заводными куклами и кадаврами, не очередного пересказа старых историй, а резкого и дерзкого, живого и не сдающегося всякой дряни и условностям, пока можешь стоять, существования.

И вот это хорошо.

Третья часть цикла вся уместилась в длинную беседу в доме нервничающих женщин. Подколки и заходы которых разбавлены флэшбеками про охоту на робота и про эпизод подковерной гражданской войны с парой скучнейших описаний сражений. Кто кому откуда куда зашел, люди Джошуа теснят людей Пендрагона, перерезанные глотки, снайперы, сообщения по закрытой частоте: «Хризантемы! Отступаем!». И всё такое.

Ничего особого. Имена могут любить, Тени биться куртуазно, а полицейские собирать пожертвования в фонд астронавтов. Ломаная речь, приблуды сомнительной полезности, типа антигравитационных тележек с перекусом. Опять кориандр, Силач и Шелковый Голос, вновь терраформирование, Гончие, гянтрэй и Бан Бриджит. Про Танцора все забыли, а финал открытый.

Издано на хорошей бумаге, с надежным переплетом. Пять-семь слов в строчке, за счет чего, видимо, и получились 352 страницы — книжка тонкая.

Огрехов в переводе не заметил.

Интерес к продолжению утрачен.

Читать можно, но после «Соли» и «Стены» это регресс. Былое мастерство чувствуется. Резня, диалоги, остроумные придумки и психология логически выводятся из обстоятельств и мотивированы. Оригинальный сюжет завязан на (астро)физику и ничуть не нуден, в отличие от перехваленного Харрисона. Но всё поверхостно, самоограничено. Формально.

Будущее, тип «Схизматрицы». Космос, химия лояльности, б/у железо, чудесный биотех, выживальщики. Похоже на «Тигр! Тигр!» Бестера. Живые слуги олигархов, новые сословия, выброшенный из корабля, удивительная каторга, небывалые секты, манеры, нищета на орбите... И джантация — мысли персонажей уводит к ней постоянно. Не привлекая ее, ни читатель, ни вещие сны программированных деток не могут ответить на центральный вопрос: как связаны межзвездные путешествия с борьбой Стеклянного Джека и закона Улановых?

Действие то и дело превращается в детективную головоломку. Тут тебе и побег из камеры, и убийство на острове, и ненадежный рассказчик, и научное объяснение невероятного, и загадочный преступник с не менее легендарным инспектором и туповатыми полицейскими.

Но, хоть вещь в этом смысле получше «Квантового вора», Стеклянному Джеку не стать именем нарицательным. Во-первых, габарит Солнечной системы требует эпичности, в салонную игру дворецкого он лезет со скрипом. Во-вторых, у хорошего детективщика разгадка внушает уважение к серым клеточкам сыщика, а для Робертса они словно и не важны. Отмахивается небрежно парой слов, торопясь задать развязкой совсем другую историю.

И слишком много ненатурального. Например, толстяк и хоррорная сцена в принципе не нужны — коже вакуума не сдержать, а, при таком мастерстве обработки камня, альтернатива очевидна. Привыкшая к невесомости будет мыслить категориями объема и массы, без «пол-потолок» и «слишком тяжело для». Революционер одиночка? Смешно. И, кстати, для синтеза пищи, кроме света и воды нужны азот, фосфор и т.п. Понятно, мешки удобрений и микроэлементов разрушат чистоту начальных условий. Она нужна?

Полиграфия в норме. О переводе скажу так: его результатом стал простой текст.

Рекомендации — тем, кто не ищет в НФ пищи для ума.

Интересовались, будут ли понятны «Рельсы» не знакомому с Мелвиллом? Да. Визуальное (киношное) в «Рельсах» эффектней и потому сильнее литературного наследства. Настолько, что некоторые всерьез говорят про ассоциации с аниме.

Отчасти они правы. Бесполезно спрашивать, почему у Мьевиля из токсичных облаков не льет ядовитый дождь и знает ли автор, что шпалы с рельсами лишь нашлепка на инженерном сооружении, которое железнодорожники называют «путь». Извольте согласиться с правилами здешней игры, тем более, такой, которая многим знакома с детства: карабкайся, прыгай, лезь, держись как можешь, коснулся земли — проиграл. В Рельсоморье это касание равносильно смерти.

Не все земляне далекого будущего рискуют выйти на поезде в исчерченный рельсами простор, под которым живет загадочная и очень охочая до человечинки фауна. Однако книга, в основном, про тех, кто рискует. Живет в ритме стука колес, вопреки совам, пиратам, ловушкам и ангелам переводит стрелки, разделывает кротов, возит грузы, патрулирует, исследует... Объединение романтики кораблей и поездов впечатляет. Безводные океаны у других авторов менее зрелищны.

«Рельсы» в традиции «приключенческой литературы для юношества», слегка модернизированной. Недотепистый и чуткий к чужим страданиям пацан. Допрос пленников на верхней палубе. Сокровища свалок, которые ближе 21 веку алмазов царя Соломона. Компьютеры (а как же). Экзотика, инопланетная и доморощеная, почти понятная механика. Пеленгация. Уйма искреннего благородства, верности до конца, катастроф и людей, у поступков которых нет второго дна и третьего смысла. Секса нет.

Есть доля интеллектуального лукавства, в структуре, обращениях к читателю. Благодаря поколениям учебных программ Моби Дик давно отделился от исходника, стал культурным мемом — кто сходу назовет цвет другого кита? «Рельсы» вовсю прикалываются над штампом о погоне инвалида за зверем глубин. & не только «философия», веселит & оформление книги. Орнамент этого «коммерческого «и», правда, сокращает английский текст, зато «разрешение общества кротоловов» на иллюстрациях чистая шутка.

Оригинальная и изящная. А вот сюжетные ходы, гениальные дети и т.п. смотрятся слишком ожидаемо. Много отзвуков «Шрама», а во второй раз оно уже не так. Про единичное упоминание Стругацких, — знает! — писали, но многие элементы встречались у Кука и Ле Гуин. Финал, оптимистичный и антикапиталистичный, окончательно расстается с реализмом.

Тем не менее, вполне достойно. Второй визит Мьевиля на железную дорогу вкуснее пафоса «Железного совета». И куда забавней.

Следующее мнение совершенно субъективно и порождено восторгом первого знакомства с этой книгой. Читал, перечитывал, оторваться не мог... и не из-за заговора гипнотизеров-психоисториков.

Как вычислил Азимов, что Империя может делать гигантские электростанции и военные корабли, а обеспечить народ бытовой техникой и провести качественный ремонт — нет? Современность жутковато резонировала с ретро текста. Причины атомной катастрофы были лорду с забавным говором явно безразличны. Речи без смысла, договоры, утверждающие отлом отныне независимых без обязательств, столичное образование бессильно перед устройством из кармана залетного купца... Ну не выводится это из истории Рима по Гиббону.

Слепая удача фантаста принесла и другие попадания в яблочко.

Санкции. Во время мировой войны полагать, что отказ в поставках батареек сильнее оружия и религии — минимум оригинально. Правда, государства на Земле устроены покрепче планетарных во вселенной Фонда, эффект другой. Но автор мертв, а надежда на жакерию домохозяек и бизнесменов однозначно продолжает жить в умах западных стратегов. Зачет.

Товары. Анекдот про продавших страну за бусы дикарей банален. Ручной инструмент, с которым бригада рабочих заменит несколько полных станками цехов — нет. Конкуренция в области производства средств производства, внедрение непосредственно в фундамент экономики... За бусы можно купить островок Манхэттен, меховой торговлей приобрести Канаду. И, не спрашивали себя, почему это в крошечных мирках можно делать на продажу хай-тек, а в больших только сырье добывать? Ответов много, но... Зачет.

Системный кризис. Атомная станция как последняя цитадель науки и разума это НФ штамп. Брэккет, Нивен, Громов, Корнблатт... Вариант Азимова не просто зачетный — он реалистичный.

После «Основания» вопрос «что делать, если неломающееся ломается?» прозвучал лишь в «Помпе номер шесть». Там ответ — метро, доехать до тех, кто поможет с изготовлением. И интернет, туда добровольцы выложат чертежи обанкротившейся фирмы (между прочим, почти по ГОСТ).

Дело, однако, не в отсутствии интернета, у правильного микрофильма в упаковке — «это же «Сад Суммы», Диверс!» — срок хранения веков пять. Без понимающих контекст знание, записано оно или нет, практически бесполезно, как сейчас некогда всем понятные плиниевские рецепты папируса и отливки статуй. В имперской вселенной нет людей, которым не пофиг непрерывность передачи, преданных делу настолько, что они, как в «Анафеме» Стивенсона, унесут техдокументацию в изгнание на собственных спинах.

После гражданских войн и бомбежек аппарат для чтения книг уже не в каждом доме и выжившая техническая элита предпочла стать на другие лыжи. Сивеннский техник ждет, что его будут подкупать ради «секретов» — такой ничего в открытый доступ не выложит. Всё сделает ради сохранения кризисной ситуации, в которой его познания имеют вес, а аварии можно списать на дефицит запчастей и нехватку кадров в этой части Галактики. Без поддержки же снизу инновации затухнут, какой бы патриций и генерал их не двигал.

Есть, конечно, недостатки и в этом цикле. Фундаментальные ляпы. Например, перевод на углеводороды после атомных тысячелетий требует серьезных НИОКР, инвестиций во все, от транспорта до производства смазок... Варварства и деградации вокруг энциклопедистов, короче, быть не могло, там альтернативное развитие. Религия науки — не все так просто в сфере суеверий и высока конкуренция. Из XXI столетия, психозонд и преобразующий живую речь приборчик — машины, которым не существовать без умной родни и технологии. И т.п.

Но, как ни крути, первая трилогия — абсолютная величина в мире НФ.

Бекки Шерман получает корону Дании, Иран бил атомным по Москве... Если видите «Как выжить на Марсе» среди научно-популярных книг, значит, кто-то ошибся. Да, науки больше, чем у Жюля Верна, таблицы есть, а мстителей нет, но в литературе воображения существуют всякие поджанры и нарративы. Реклама круиза на комете (Твен), инопланетный разговорник (Расс), инструкции по зомбикалипсису (Брукс)...

Основной совет подумывающим об эмиграции на красную планету здесь — вперед. Нетронутые месторождения, близость Марса к поясу астероидов, цены на дерьмо и фторуглероды, свобода творчества, сколько угодно места и, главное, бюрократы и мозгоправы не в силе. Книжка доступно объяснит, как марсианину разбогатеть, не умерев от рук Синдиката сестер и коварства продавцов, а так же отвечает на несколько самых злободневных вопросов. Тащиться туда по орбите Гомана или рвануть на ионном? Вездеход брать герметичный? Батарея — доступная, российская на цезии-137 или сертифицированная в НАСА? Радиация — насколько ее бояться?

Автор ядерщик (сказывается), работал в аэрокосмических корпорациях, один из основателей Марсианского общества, публиковал в «Если» специальные статьи... короче, матчасть на уровне. Он понимает: дом при марсианском давлении суть воздушный шар, электронное интегрированное управление — зло, биологическое значит непредсказуемое, реголит это грязь, а фильтры придется чистить. Бонус: после влюбленного в программу «Аполлон» «Марсианина» Вейра запрет покупать, если испытано на Луне — как бальзам.

Ассоциации: Хайнлайн «золотого века» без скаутов. Нелюбовь к правительству, ирония, изобретательность, суровая среда и зато все сам. Критикуется с/х «Жестокой мистрис», но Зубрин и идею самого О'Нилла, о микроволновой спутниковой ретрансляции энергии, объявил безумной.

Два существенных минуса. Нужна вам горечь по поводу брачных дел в USA и дела О.Д.Симпсона? И всё вращается вокруг ценностей слишком американского слишком среднего класса: подешевле заправить бак, вложиться в недвижимость, стать популярным и держать дух фронтира. Нда? Повкалывавший в памперсе и скафандровых перчатках иначе относился бы ко многому, от еды до вечеринок, а хочешь делать что-то из грунта — купи экскаватор и не говори, что так дешевле.

Перевод вменяемый с огрехами. Язык разговорный, тон шутящего авторитета типичен в текстах «для чайников». Полиграфия — бумага, шрифт и переплет качественнные. А вот иллюстрации темны до неразборчивости и юмор рисунков доносят лишь подписи к ним.

Рекомендации — аресофилам и любителям той фантастики, в которой нет ложной слепоты квантовых воров из лучшего экипажа Солнечной.

Масса опечаток, разночтений и не переведенных на русский слов. Скорее всего, в печать ушел файл без редактуры, в версии, к тому же, игнорирующей четыре предыдущие части — есть противоречащие им абзацы, город Шайме теперь Шиме, скюльвенды «сильвандийцы», принц титулован «империалом», водоносы Идары водородят и т.п. и т.д.

Как нарочно, «Воина», закрывающего многие из начатых «Оком судии» линий и возвращающего на первый план лиц первой трилогии, не сопровождает ни карта, ни глоссарий. То есть, сгладить столь резкий переход и не планировалось.

Да, халтура, несомненно. Да, многовато пыли, спермы, сломаных душ и вопящих шранков по тексту. Зато Бэккер, ясный по-темному, вновь в своем репертуаре.

Сходятся великие армии, рвется с цепи дунианская кровь, королевича приводят к ведьмам, закон Тропы действует там, где троп нет, пони не вынесут толстого, математик впал в ересь, соски Мимары напряжены от свежего ветра. Гордость царей, верность рабов, драконья хитрость, следствия строительного бума, шестерни библиотеки Сауглиша, тайны кремации магов, взаимоконтроля шлюх и вкуса апельсинов, которые ест Воин Доброй Удачи. Извращенные мотивации, изощренные манипуляции, жизненные тупики и взлеты, опасный секс, грехи и отклонения таких сортов, что и не знаешь: это в клинику? Или в храм?

Полиграфия ближе «Падению святого города», чем к «Оку».

Рекомендаций две. «ЭКСМО» принять меры для предотвращения подобных ляпов. Читателям — решить по приоритету качество/контент и не ныть.

Во многом «2312» -беглый обзор Солнечной системы. Она, по Робинсону, самое место для туризма: безопасно, доступно, в меру экзотично, много животных в как бы природных ланшафтах. Комфортабельные лайнеры и обиталища, на любые желания, нравы, дурь и обычай — жизнь в космосе идет без грыж и привкуса гидразина. Всяческие чудеса в рамках школьной физики — биологии, дерзкие проекты, познавательные факты, неважные для сюжета происшествия — этим, если игнорировать потрахушки, роман похож на очарованные «плеском звезных морей» книжки старых оптимистов. Гуревич, Гамильтон, Пухов, Азимов, Альтов, Казанцев... Циолковский... те, в которых герои пролетали астрономические расстояния чтобы поговорить, восход в тухлом газе был событием, «хорошая музыка» значило «классическая», а психология и цены на топливо в кадр не попадали. В отличие от конструкции двигателей, пафоса и брачных клятв.

Правда, расслабленное нестяжательство и разврат людей года 2312 н.э. Робинсон обосновал вполне современно: во-первых, гормональным статусом андрогинов, а во-вторых — Третья промышленная состоялась. Горизонтальные взаимодействия, экономика сотрудничества, те, о которых трубят обращающие внимание на мир вне годовых отчетов и биржевых показателей (Д. Рифкин, д-р Демминг, Мильнер с Т. Орловой...) одолели кейнсианских копирайтеров на большей части Ойкумены — поэтому нет тут логик империи и госмашин, а участие спецслужб похоже на дурной сон. Но «2312» не утопия. Космос космосом, а на Земле, с ее разрушенной экологией и обилием взаимосвязей, мегапроекты безнадежно тормозят. И не все астероидные мирки выходят на связь... и тема бунта машин звучит нестандартно и, уж конечно, Хайнлайну с Мартыновым не могло пригрезиться значение бригад китайцев для терраформирования льдов Венеры.

Восхищен «Перечнями» и «Извлечениями», попыткой набросать правдивый наукообразный портрет продукта эволюции и культуры, который чешет спину о кору и лезет к звездам. Другие аналитики (Лем, Гуревич, Бэккер) проникали и поглубже, но у них идеи двигали сюжет, а Робинсон сделал проще. И, на контрасте с вялым расследованием причин метеоритного дождя, — конфликты появляются не сразу, но присутствуют, — эти вставки прекрасно бодрят интеллект.

Пища для ума и своеобразие в книге есть, однако, событием года ей не стать. Все портит главная героиня, Свон. Насквозь апгрейденная — пирсингованная, способная где угодно плясать и жечь костер, склонная к попахивающим калифорнийским трайбализмом развлечениям и убогим, при воплощении, перфомансам — тип из орды вечно «ищущих себя». И это — высокочтимый организатор и проектировщик? Не бывает.

Перевод читаем, есть ляпы, вроде «торца ладони» и вопроc — не вызваны ли ретро-ассоциации его языком?

Рекомендуется любителям разумной, но неспешной и однозначно философской научной фантастики.

На шести десятках страниц у иллюстраций Воронцовой места больше, чем у текста Востокова, и издательство «Самокат», и наградили ее как детлит, но рекомендую «Зимнюю дверь» всем возрастам.

Специалист по руконожкам пишет картофельную Русь так, как умели Коваль и Пришвин — листьями, птицами, цветными звездами, занавесками, разговорами, речными «акулами» и белыми мухами в красной пасти.

Читаешь — и погружаешься. Будто оторвался от работы, встал, набрал полную грудь зябкого заоконного воздуха... и медлишь с выдохом в сумерки.

Хорошо.

Спивающемуся спецу по трепу Недертону надо выманить свидетеля, дотянуться до которой он и полиция могут лишь через китайский сервер. Вокруг небоскребы, велики, русские клептархи, умная техника, безлюдие улиц и толкотня косплейных зон Лондона. Острова мусора, наноассемблерная чистота, по нервам хлещущее из всех щелей богатство. Гламур отравленных ногтей, «золотые кадры». Тоска по прошлому.

Флинн Фишер видела, как Аэлиту Уэст растворили в воздухе — но так же бывает лишь в играх. Старые ТВ-сериалы, хлам вокруг дома, 3D фаб(рикатор)ы сетевых франшиз, возня с дронами ветеранов каких-то войн, мужланские драки, «раковая рента» и уйма неоплачиваемого времени — вот реальность США президентства Гонсалес. Почти не веря, Флинн соглашается следовать онлайн-инструкциям тех, кто зовет себя «Милагрос Сольветра».

Эпоха шаткого «Моста» и смехотворного «Синего муравья» завершилась. Гибсон хорош, как в киберпанке. Сам он теперь (интервью на обложке, места лучше издатель не нашел), зовет «Нейроманта» «глянцевым картоном», мол, тогда и переживаний за маму не умел передать, а НФ романы обязаны быть натуралистичным социальным конструктом. Фрактальной структуры.

Никто не знает, что Гибсон считает «фракталом», но фаны припомнят не только маму. Обруч на голове, субстанции, глаза чужого тела. Инвалид разведки, богачи, которые изображают отдельный вид людей (Антарктика, помните?), но, главное, цела фирменная образная система, которая самое обыденное наполняет скрытым смыслом и из самого мудреного извлекает эстетическое переживание.

Структура — главки размером по две, много четыре, страницы. От переключений, сцен, акцентов и эффектов «Периферийных устройств» возникает ощущение, что автор собирает книгу у тебя в уме, как монтажер фильм покадровой склейкой, а ты тут же видишь получившееся кино.

Теги которого: путешествия во времени, прогрессорство, спасение мира. Отчасти взрослая любовь, обретение себя, чуть сумасшедшего выигрыша в лотерею и казуальной механики. Японофилия, космос, опережающий шаг в будущее субкультур и полиция Тьюринга утрачены, зато здешние идеи для теории элит опасней вуду матрицы.

Полиграфия терпима.

И пусть телефон тут зовут «телик», хорошо, что Гибсон написал эту книгу и спасибо, что она дошла до нас.

P.S. А функции жезла Лоубир, которым та наводит ужас на верноподданных, описал еще Гюго, в «Человек, который смеется». Не в нанотехе там дело...

Уязвимая перед спойлерами, ладно скроенная и крепко сшитая социальная НФ, полная чайных термосов, перчаток, художественного стекла и аннексированных миров. Пистолет пришельцев, инко-римская имперская модель на века и парсеки, снежные дьяволы, массовые расстрелы, милосердие к наркоманам... Слог энергичен, объем скромен, персонажи и пейзажи имеют приметы и особенности, интриги правдоподобны, перспективы на продолжение огромны — опор для развития и интригующих закладок в романе хватает.

Много внимания языку тела, жестам, взглядам. Характер пересудов в кают-компании и больничных палатах, акцент на манеры и правильный выговор — не стоит «Слуг правосудия» считать боевой фантастикой. Межличностные отношения даже в кризисные моменты затмевают всю здешнюю пальбу. Которой, к тому же, даже в «Космической тетушке» Хаецкой больше. Однако, при камерности действия, — никаких панорам Галактики и народных масс, масштаб соразмерен человеку, — счесть роман Леки «космооперой» вполне простительно: планет больше одной, да и рассказ ведет вспомогательный компонент искусственного интеллекта.

Компонент этот, Один Эск Девятнадцать, мыслит в рамках уставов империи Радч и поэтому отчаянно путает местоимения и формы обращений к мужскому и женскому полу. Не скажу, какой эффект этот прием производит в оргинале, а в данном издании воспринимается он замыленным скверными переводами глазом как досадные оговорки.

Собственно, лишь этим «языковым экспериментом», ну, еще вновь актуальным образом солдата, несущего цивилизацию дикарям прямо в их древние храмы, можно объяснить премиальный успех книжки вице-президента Ассоциации писателей-фантастов Америки.

Вторично. Сильно. Материалы и идеи, правда, не самые расхожие, но использованы без переработки. Например, проблемы интеграции лордов Радча идентичны затрудениями Комбина «Вакуумных цветов» Суэнвика. Знающих «Прелесть» Саймака и Культуру Бэнкса, любимчики «Справедливости Торена» вряд ли особо впечатлят, песенка, которую пел зомби и анабиоз Сеиварден — аналогично. Падение с моста — чистый, до утраты реалистичности, Голливуд.

Полиграфия нормальная.

Рекомендации: простое коммерческое чтиво, чуть лучше «Танцора Января» и «Праксиса». На четверку, пусть с плюсом.

Много наговорено про способность Дальнего Востока фиксировать малейшие нюансы переживаний, раскрыть скрытое очарование вещей и цену мгновений, а самим японцам милей без изысков. Ч/б манга. Вкус заваренной кипятком лапши. Недвусмысленность рельс. Тексты Кикути Хидэюки.

Время — Токугава уже обтесали своих головорезов до почти дворянского состояния и этот сборник про них, про скованных приличиями и жестокой дисциплиной самураев, которые перевязывали рукава тесемками и рубили кого хотели. Никакой икэбаны и тонкости в мире «Собрания призрачного меча» — зато к его лицемерию и крови невинных подходят слова Киплинга про трещину и «немного мира тьмы».

Стиль и темы новелл этого современного автора отделаны «под старину». Мастерская и непредсказуемая «Девушка — тень» — очень автохтонная и экзотичная, почти что «Луна в тумане». «Бекасовая лощина» и «Подкидыш» напоминают фольклорные былички. «Разговор о Москэ» и «Пресмыкающееся» — хоррор, «Возвращение Дзюдзабуро» мрачная романтика, но и они, и «Как две капли воды», «Равный соперник» и «Воин с постоялого двора» словно взяты из психологической прозы ХХ века. Кольер, Кафка, Грин, Атакугава, Борхес ... Возможно, столь высокие ассоциации из-за старомодных оборотов перевода: князья, полковники, счетоводы, «фехтование» вместо «кэндо»... Но — зонт едва не треснул от напора дождя. Голос вошедшего как прибой в стужу. Час, когда даже трава дремлет. Пятна крови, как разлитая тушь... Разве плохо?

Очень не хватает послесловия об авторе и традиции страшного в Японии. В остальном к изданию придраться не могу.

Рекомендуется любителям бусидо, холодных красавиц и натуралистичных, но не слишком жутких, ужасов.

Оказывается, Блистающий Пояс йелоустоунской солнечной системы до времен «Города бездны» был демократическим привольем. В своем анклаве живи как хочешь, хоть при тирании, хоть без правительства, катайся на пегасе, лежи в коматозном сне подключенного... Лишь голосуй, время от времени, на референдумах Пояса. За чистотой волеизъявления в 10 000 орбитальных городов и за тем, чтобы они не убивали друг друга запретными технологиями, следит крошечный отряд «префектов». Их суперформе и умным «хлыстам», посвящена изрядная часть текста — однако, когда многое пошло не так, погибла куча народу, настало время ужасных решений и сложного выбора, личный героизм, верность долгу, ум и способность смотреть правде в глаза оказались важнее.

Остальное — поиск искусственного интеллекта, выживание, боеголовки, пророчества, распиленный постамент, супервещество, часы с сюрпризом, секреты, экзотические обычаи, катакомбы американо, помощь из парковочной зоны и уйма взбесившихся роботов.

Вопреки ряду дурных решений переводчицы («это был твой свинья»), в целом, книга читается легко, слог бодр. События мчат, как по рельсам, объяснения толковы и лаконичны, детали архитектуры и взаимоотношений продуманы, финал непредсказуем. Он Рейнольдсу особенно удался.

А вот что автору не удалось, так это вложить хоть какую идею или сверхзадачу более высокого порядка, чем «добрые полицейские против апокалипсиса». «Префект» — коммерческая проза, вроде той, что пек А.Д.Фостер. Не больше.

Полиграфия нормальная.

Рекомендации: любителям экзотического оружия, версий ИИ и врачей, способных отрезать голову своей начальнице за 0,2 секунды.

Все в куче, ничто не развивается, персонажи гибнут зря.

Ледник, которым пугали первую книгу, ничего не дает. Непогода, морской лед, беженцы — в мелких населеных пунктах никто и в ус не дует. Беглая императрица Рика с сестрой и учителем танцев Рандуром не ощущают проблем первопутка, словно всю жизнь расссекали на лошадях заснеженные просторы.

Не будь этих трех, «Город холодных руин» можно было бы читать независимо от первой книги, ведь основные события происходят в городе Виллирене и прежняя информация об орденах, народах и политике империи почти не задействована.

В Виллирене же всё плохо. Город под ударом, на улицах нищета, на балах исчезают люди и т.п. Командующий зря взывает к патриотизму — бандиты не любят гомиков (Бринд спалился в борделе), а верхи больше озабочены разгоном профсоюзов, чем вторжением иномирянских извлекателей костей. Ньютон добавил в эту кашу недовампиров, полубанши, паука-похитителя (работенка для инквизитора Джерида), страдания неудовлетворенной любовницы лихого импотента, сумасшедшего альтруиста, коварного жреца, накрыл сверху летающим многопалубником... И блюдо получилось так себе.

Сурово, жестко, но ничуть не круто: реками крови и извращенным сексом не заменить связность и динамику, даже атака в театре скучна. Был у магии культистов оригинальный колорит — утрачен, спасибо великану и лей-линиям. Кругом алогизмы и ляпы: по глубокому снегу ездят на фургоне и фиакрах, куска древесины достаточно для погребального костра. Окуны умеют воевать только в лоб, только с одной стороны — и на этом держится весь батализм. Мяса, вокруг которого столько шума и черного рынка, мало и сотне едоков. Пасхалки нелепы: булгаковский Воланд, обезьяны страны Оз и вэнсовский Юкоуну не сочетаются.

Умножение миров и влияющих сил на грани фола — «Эксмахиной» скорее управляет демон, чем деус. Ньютон ведь далеко не Муркок и впечатление такое, что он пытается бежать в разные стороны.

К изданию претензий нет.

Рекомендации: если читать совсем нечего.

Полностью согласен с выдвижением «Ночных проповедей» на премии и с той, что ему досталась.

Пейзаж вполне шотландский: церкви, дискотеки, тюленье море с нефтяными платформами, преступность, памятники пресветерианской старины, свинская погода, пакистанцы. Волынки и килты как символ страны скоттов пусть волнуют туристов, а эдинбургский парламент — политологов, читающие должны вспомнить возродивших британский детектив Иэна Рэнкина, Макбрайта, Макдермида...

Смело добавляйте в список Маклеода. Хотя то, что преступник пишет цитатами из Библии, не назвать свежим ходом — отношения коллег, тактика допросов, русская мафия, рельефные мелочи, вроде не очень, но полезной компьютерной системы и разногласия с руководством делают текст достаточно качественным для такого сравнения.

Будущее в этой твердой НФ своеобразно. О грандиозных переменах говорится вполголоса — для персонажей Маклеода разумные роботы, биотех, «Газпром» и «Оборонсервис» часть утомительной повседневности. Поклонникам киберпанка подход, при котором космолифт почти не видно за пабами, может казаться недоработкой, фаны постъядерных фолоутов могут высказаться еще резче. Но в понимании что к чему автору не откажешь: «вертикальные фермы», «пневматические автомобили», «смертелен лишь выстрел в голову» — несколько штрихов и мир Земли после «Войн за веру», они же «за нефть», убедительней уоттсовской копипасты. Кстати, на год написания трамвай в Эдинбурге только собирались запускать, не сочтите его за ретро.

Центральный конфликт — со времен сборника «Другое небо» не встречал подобного. Вера в эпоху космоса и стволовых клеток как реалистичное опровержение идей о победе науки над религией. И, одновременно, нет сомнений в том, почему религии порождают столько ненависти. Ощущения безумия, глупости, глума и цинизма, которыми нередко грешат пишущие по вопросу, нет, здесь место разных убеждений вместо истерик и правды сердца. И люди разные. Протестанты, твердо знающие, чего именно мы все достойны и почему — совсем не то, что креационисты американской закваски. Падре, способный кулаками дать отпор своей опасной пастве, полицейский, готовый и вдарить сапогом по алтарям и уберечь законную демонстрацию католиков, сутулый «пилтдтаунский человек», вышибала-трансвестит... Матчасть проработана: «принцип игнорирования» и впавший в бедность Ватикан удачны, Геддон неплох, беседа про значение окаменелостей и отключение самосохранения тоже ничего.

Полиграфия терпимая, перевод в пределах нормы.

Рекомендую как неглупую книгу.

Заглавие исчерпывает содержимое, хотя пеших переходов тут больше. Девочке 12 лет. Американка, звать Сентябрь, характер попаданческий. Решительна, самостоятельна, находчива, скора на помощь и обещания — ветру, ведьме, Леопарде, всем. Папа на Второй мировой, мама механик.

Мир без системы магии и системы вообще: Широта и Долгота не линии на карте, эльфы рассуждают про эволюцию, маленький ключик ищет хозяйку, Смерть спит среди Осени, смазка для втулок бодрит не хуже крови яка. Лук из медвежьего уха — без колчана, львы сторожат под гипнозом, портрет хоть зубами рви, зато голем верен навсегда.

Постмодерн: уйма неявных цитат, вторичность. Стиль под Брэдбери, декорации типа «Бесконечной истории» Энде, а экзистенциальность геймановская. Отчасти автор их пародирует, местами зло. Отличает «Девочку» от аналогов и нелюбовь к старым правилам (тайное имя, похищения, встречи, помощники, волшебное угощение, табу — Пропп, Нарния, Оз...), по которым победа это возвращение в реальность. «Домой», в пыль Канзаса и прочую пакость, от поэзии к прозе, от волшебного народца к пьяницам? В переводе раздражение сказочным стандартом прорывается через нарочитую гладкость и «волшебность» истории.

Издано прекрасно. Выбор иллюстраций сомнителен. Продолжение следует.

Рекомендации — пафос, фееричность, закрученность, голос рассказчика и игра слов должны радовать. Детям скучновато будет.

Три цитаты для ясности:

1. Марида может встретить своего сына, когда ей всего одиннадцать, а ему двадцать четыре, а потом долгие годы искать в морской пучине возлюбленного, который был бы похож на него, искать того единственного, который всегда был ее возлюбленным.

2. Тебе только и нужно, что пойти туда, угоститься леденцами, чудесно провести время со спригганами, попрыгать на кучах листвы и поплясать в лунном свете. Когда же ты соберешься оттуда уходить, наевшись до отвала и чувствуя в волосах первое дыхание зимы, ты должна открыть шкатулку и принести мне то, что в ней найдешь.

3. Вы помогаете нам по собственной воле? Потому что мы вам понравились и вы дружелюбная и добросердечная? Или это Маркиза хочет, чтобы вы так себя вели, а иначе она занесет вас в Зеленый Список?

Читали «Управлять дворцом непросто»? Поместье Столери (Английские Альпы, Седьмые миры) графское, но управлять им сложнее королевского Гончаровой. Полсотни слуг еле справляются с повседневными задачами. Аристократическая утонченность не просто так дается, только для чаепития м-р Амос, дворецкий, задействует больше персонала, чем нейрохирург в реальности. Но, пусть нелегко, пусть поведение графини необъяснимо, пусть закладывает за воротник мисс Поттс, почтовые ящики меняют цвет, а скульптуры вид — всё благородно. И нечего хихикать над святым.

Нужны анфилады комнат, чердаки, залы, кладовые, лестницы? Сюда. Работе же прислуги столько места не уделяли и Пратчетт с Вудхаусом. Лакеи, повара, садовники, личные горничные, инструкции, регламентация облика и нравов, жизнь по расписанию... Строго специфично. И, тем не менее, это не «Отель Вавилон», не производственный роман, а часть цикла про наводящего порядок мага Крестоманси.

Простак Конрад и франт Кристофер наперегонки лезут в Столери по причинам, далеким от карьерных. Лифты, канавы и полироль всего лишь фон, двигают сюжет кармический фатум, загадки ума, тайны сердца, дядя-волшебник, карьера, плюсы актерской профессии, недостатки колдовской, цыгане, костюмы, нечищенное серебро, книжный и оп! Всё.

Финал выпрыгнул и стер понаверченное. Следить надо было за аномалиями, намекала автор на мотивы преступников. Секрет подтасовщиков вероятности как вешалка под шубой, всё время был рядом, но незаметен.

Мастерство Д.У. Джонс, конечно, на высоте, психология участников, пародия на литераторш, параллельные миры, родители-дети, сословная спесь, домашнее хозяйство как критерий и т.п. Но слишком резка развязка, скоропостижность не приветствую.

Издано хорошо, в переводе ошибок не заметил.

Рекомендуется способным оценить красоту сервировки, совместный досуг после работы и, пожалуй, закат эпохи лендлордов.

Реальные научные гипотезы и практики в одной обойме с космической оперой, спасением на море, конспирологией и хищной ухмылкой — поздравляю всех с успешным возвращением автора «Звездного прилива».

«Бытие» можно считать кратким НФ-справочником по общению с иным разумом, столько отсылок к законам Азимова, машинам фон Неймана, палеоконтакту, радиотелескопам СЕТИ, гипотезам о неандертальском уме и талантах аутистов. При этом, в тексте много движения и пространства, описанных так, что можно сказать «мы», «нас». «Нас» увозит от НОАК боевой робот, «мы», получая советы на гаджет, лезем по трапам дирижабля, арканим на орбите мусор и смотрим, как избранные внимают хрустальному черепу.

Помимо экстрима и наук: Диснейленд, жизнь беженцев на бывшем стадионе, «умная толпа» века, который подключили, торжество поп-культуры, сдвиги в традиционной, мысли об экономике элит и времени для звонка маме. Сверхбогачи, сервильность, радиоактивные осадки,«маленькие императоры»...

В целом, впечатления положительные. Срез и мутации социума — достойно. «Письма счастья» удачная новинка, убедительнее рецептов Винджа. Оптимизм: эндо- и экзогенные угрозы цивилизации, недоверие к всему и вся, понимание разорительности космических программ и прочий реализм сочетаются с верой в то, что по минному полю пройти возможно, если медленно и осторожно. Галактика полна хищников и паразитов? Д е р з а й з н а т ь. С умом даже из бессмертных прохвостов можно извлечь пользу. А еще, если есть наверху враги и эгоисты, то там же есть друзья и альтруисты.

Недостатки «Бытия» растут из достоинств. Темп превратил то, что требует напряжения умственных способностей в тест на память, викторину. Не читавшим «возвышение» раннего Брина линия дельфинов и обезьян без сомнений покажется приблудой. Про калории долголетия знаете? Увидели подтасовку в отрывке про ХIX век? Намек на Саберхагена? Лавкрафта? Проехали. Персонажи, как один, деловые и бодрые — с другими экшна не будет. Чувства, в основном, родительские. И, если сердце не смягчит то, что прибой загоняет сваю в грунт, а фотонный парус хуже уловителя частиц, не знаю, порадует ли Вас книга.

Почитателей твердой НФ должна бы.

Альтернативная история в удовольствие, если сквозь нее видишь реальность. Здесь ее не видно.

Сюжет: Англия сдалась рейху в 1941 году, а Британская Индия после Жукова. Фельдмаршал Модель слез с танка и гандизм стал вроде союза еврейских гетто с СС. Что ж, тему мусолили Сарбан, Дик, Харрис, у Тертлдава вышло не хуже. И, хотя в Европе фашисты искали колаборционистов, в Азии они вправду не сдружились ни с восставшими в Ираке арабами, ни со сперва было ладившимся к ним С.Ч. Босом, зато хотели пристрелить Ганди. Эта часть в норме.

Гандизм не тот. Есть, отраженное чудным рассказом Рассела, восприятие сатьяграхи в виде этики и «последнего символа» западных миролюбивых учений, но индусы, которые в августе 1942 года помимо выхода на демонстрации не стали платить налоги, рвали коммуникации (ж/д Мадрас — Калькутта стояла месяц), громили почту и полицию (самые мерзкие, после немцев, люди, вот мнение Черчилля), тоже повиновались и следовали «мегаучителю». Магазины, базары закрывались («хартал») — кто знает торговцев, оценит. А у Тертлдава лавочник и работает, и спорит с Ганди.

Индия совсем не та. Получилось, колонию отдали Махатме джентельмены, не знавшие, по наивности, в кого стрелять. Юнион Джек приличия блюл, но лодки в Бенгале у рыбаков отбирал, восстание в Ориссе авиацией давил, а когда им оруэллов с бамбуковыми палками не хватило, раздали горцам пулеметы с гарантией безнаказанности. План Ганди утонул в крови и без гестапо. Но голодная смерть миллионов из-за спекуляций и равнодушия, износ основных фондов, рост цен 300-1000 %, теракты, неуловимый Факир из Ипи, падение экспорта... бастовали даже налоговики. Этот, не задействованный в тексте, системный кризис и восстание ВМФ не оставили Британии выбора уже к 1947 г.

И вот уж не собирались Индийский национальный конгресс с Мусульманской лигой менять одних завоевателей на других. Даже сам отец Пакистана Джинна поддержал метрополию против Японии. Вербовалось по 30 000 в месяц (Royal Indian Army 1944 г. самые большие наемные силы в истории, 2.5 млн. чел.), хотя обращались с рекрутами погано. А Неру, который тут непротивленец злу, вообще готовил партизан в районах возможного вторжения — нелегально, из подполья.

Рекомендую повесть как пример хорошо написанной вещи, в которой всё не то — и лишь ради красного словца.

О мастере НФ, украсившем «Эйфельхайм» матанализом истории, напоминает лишь качественное описание конфликтов на Новом Эрене, с по-белфастски сложной психологией и простыми реалиями. В остальном... Всю книгу ушлая дамочка вытягивает из вредничающего старика, как менялись хозяева силикатного, возможно живого, вероятно разумного Танцора. Добыча капитана Января не Кольцо всевластья, но пираты Хадрамоо, «гончие» верховного короля Тары, корпорация МТК и прочие ловкачи давно, тяжело и немирно заселенного человечеством спирального рукава Галактики, серьезно обеспокоены.

Планеты как страны, звездолеты как суда, война как факт, честь, фанатики, неуклюжий терраформинг — мир вроде форкосигановского Буджолд, вот только гиперпереходы червоточин без охраны, землян изгнали с Земли, а мобильники, сайты, гаджеты и бои в космосе скорее, буколического ( а не техно- вирт- и т.п.) характера, соразмерного человеку масштаба, как у Нортон, Силверберга, Вэнса. Пароли, соблазнения, монологи, засады, перестрелка, переодевания, другой Олафссон, дворовый сейшн и, особенно, эпизод с бомжем в хорошем костюме, словно из кино Бельмондо и Ришара 70-х. Т.е., почти антоним космооперы получился.

Финал закруглен, продолжение прогнозировать сложно. Полиграфия хорошая, перевод жестоко критикуют. Пропуски, ошибки, акцент «ня 'о вкусу», вот только на русском у Флинна легко читается лишь эта вещь. Мнение про взятую у музыки структуру и обсуждать не стоит. «Ирландский эпос с архаичными персонажами»? Персонажи как персонажи, а на кельтский элемент, вроде отеля «Да Дерга», в «Танцоре Января» по три приметы Азии, терране, получившие существенно больше места, и вовсе собирательный портрет диаспоры, от евреев до индусов.

Рекомендации: ретро, шпионаж, туземцы и не ждать многого.

Мудрость катайской бюрократии сделала всё, чтобы свои вояки ей не угрожали. Поэтому отбить у шаньюя «14 северных префектур» и не смогли, за двести лет. Жень Дайянь, ставший из секретарского сына разбойником, а из разбойника толковым полководцем, одержим реваншем с детства — но для элиты важнее построить новый парк императору.

В крутой и печальной судьбе этого варианта реального Юэ Фея — опора «Звездной реки». Вокруг любовь, евнухи, поэзия, лучный бой, тату, степь, пионы, дворцы, примечательные камни, каллиграфия, конвои, выбор между долгом и жизнью, исторические закономерности и случайности... В сравнении с «Поднебесной» связней, шире, глубже. Уйма верных деталей. Интересны люди (выделю учителя, ставшего заклинателем, жен Кай Чженя и наемного убийцу), интриги сложны. Составить список писавших о киданях и Южных Сун лучше канадца не получилось.

Считать ли «Реку» продолжением «Поднебесной»?

Вроде, всё, что было, позабыто, книги независимы, между Катаями XII династии и «Поднебесной» дистанция огромного размера. Однако, История и ее интерпретации — это вторая опора «Звездной реки», а читая, то и дело встречаешь осколки прошлого, мелочи, вроде отчета управляющего и т.п. Аналогичные связи внутри сарантийского цикла, похоже, Кею такое изображение хода времени чем-то важно.

Плохо, что нудно. Сухое, как валенок летом, повествование — дефект перевода? Есть призраки и лиса, но основной массив стерилен в смысле фэнтези: Дрюон, Балашов, «Тигана» и иже с ними. С военным делом не очень. Полиграфия: шрифт слепой и мелкий.

Рекомендации: листать и листать перед приобретением.

Представьте корабль-призрак и его экипаж. Если в голове «Пираты Карибского» или Дорэ — меньше романтики! У Нечаевой правдоподобней: «Вкусно пахло копченым салом от тировки, ванты бизани клетневали прямо на ходу, кто-то висел за кормой в сложной системе обвязок, пытаясь промыть резьбу на транце, на полуюте по левому борту расположился кто-то из девушек, подшивавший в очередной раз обтрепавшийся штандарт». Море это труд.

Тем не менее — «Гончая» под влиянием Макса Фрая. Кофемашина центр жизни, подколки без ссор, обаяние неотразимчика Кэссиди, оптимистическое отношение к людям и призракам (кроме женского пола и увязанных с ними обстоятельств). Рассказчику и вовсе самое место в Ехо. Но Рудольф — штурман с гамбургским дипломом, он не сел в мистический трамвай, а оформился на фестивальный парусник. У ночной вахты холодные руки, а мечта капитана плавать вечно одобрена свыше? Без проблем, где подписать.

Каждая главка — рассказ о чудесном и необычном, которое плавает, ходит или ждет в океане и на берегу. Легендарные суда и пиратская республика, заколдованные острова... За «Гончей» гонится то драуг, то хтонический монстр, но пройти под алыми парусами на регате в Спб., надев фирменную желтую футболку водить экскурсантов, не говоря про собачью вахту, более тяжко. Гульнуть с норвежками из Фарсунна — другое дело. Потрепаться с фараонками Суэцкого канала, отправить почту «Летучего голландца» в XVII веке, выбраться из ловушки на брусиловскую «Св. Анну», затариться в Пунте, пережить шторма, морскую болезнь и ту тоскливую непогоду, когда палуба скользит и везде пахнет мокрым деревом... Бояться не надо. Честному моряку можно и за руку Дэви Джонсом, если предложено.

Язык неплох. Про фестивали интересно, а сверхъестественное гламурно и потешно, словно гид какой наговорил в микрофон. Полиграфия достойная, имеется мощная вкладка цветных иллюстраций невыясненного назначения.

Рекомендации: беззлобная жизнь, легенды, алкоголь и маринистика.

Тэги: команда, духовидцы, расследование, взрослые против подростков, оружейный пояс, наблюдательность.

Достигшим двадцати лет уже не заметить призрака. А ведь потустороннее несет смерть. Поэтому кромсать неупокоенных серебрянным наконечником рапиры, метать в них соль и магний приходится детям с подростками. В Британии медиумы с восьми лет служат по парапсихологическим агентствам оперативниками.

Кое-где их сотни, а в «Локвуде и Компании» трое. Нет даже взрослого инспектора. Зачем? Обаятельный Локвуд бесстрашен, чуток, способен думать о нескольких вещах сразу. Рассказчица, Люси Карлайл, силовик, ветеран ужасных схваток, доброе сердце, независимый характер. Джордж спец по архивам, возится с опасными и говорящими штуками, готов ко всему.

Дела же у клоуна, копуши и торопыги аховые. Они все еще живы, но опасный сувенир без присмотра, на счету ноль, дом горит, мигает призрак-лампа, газеты трубят, суд постановляет, врач колет адреналин и в артистичном уме зреет коварный план.

Мир «Кричащей лестницы» не произвел впечатления. Организация детского труда и быта не расписана. Промышленность и прочие приметы соответствуют скорее ХIХ веку, чем помнящему бомбы Лондону. Посудомоечные, стиральные машины — мать ГГ обстирывает гостиницы руками. Если металл защищает, автомобиль должен выглядеть предпочтительнее оберега и т.п. Элементы ужастика и детективные загадки какие-то слишком классические.

Читается легко, ошибок перевода не заметил. Полиграфия в норме.

Рекомендации: одноразовый триллер с неограниченными перспективами на продолжение.

Вестерн сам по себе туповат. Cерьезным фантастам, которые обращались к этому воистину западному мифологическому мирку, приходилось что-то добавлять. Роженица из будущего у Шоу, телекинез Биксби, роботы Стивена Кинга...

Резник сделал проще. Приложен приличный список использованной литературы, но, извините, серьезный подход не применим. Сплошь крутые фразы крутых мистеров в крутых обстоятельствах и знакомых декорациях: дилижанс, бордель, салун, тюрьма. Покер, индейцы, шериф, банды, ганфайтеры, дуэли, трупы. «Док» Холлидей, братья Эрп, Бэт Мастерсон. Перестрелка в Оу-Кей.

Фэнтези — два индейских шамана, Джеронимо и Римский Нос, остановили экспансию Штатов к западу от Миссисипи через десятки лет после Гражданской, а однорукий Томас Эдисон изобрел непробиваемую латунь, электротранспорт и наручники, способные удержать вампира... Если помните байки «Аванпоста», автор полностью в своей стихии и своих темах.

Шрифт мелкий, изящные рисунки для украшения. Бумага нормальная. Ляпов перевода не заметил.

Рекомендую этот луна-парк с магией и механическими шлюхами как легчайшее чтиво.

Обложка говорит, что это «новая фэнтези». И верно — на классику не похоже. Вместо квеста подковерные интриги, вместо команды независимые участники, темных властелинов заменила политика, а волшебные палочки — артефакты культистов. Почти все с изъяном: жиголо, мужеложец, карьерист, ревнивец... Сюжет у «Легенд Красного Солнца» только начинается в финале первой книги — влияние Мартина ощутимо во всем, помимо оживших мертвецов с «зима близко».

Правда, пока всё оледенение это мрачные перспективы на полвека, вызвавшие панику, а холодно от равнодушия автора. Действие динамичное, из дворца в трущобы, из столицы на край мира, но эмоционально суховато. Вторжение иномирян, обряды кровавой секты, тюрьмы, ужасные замыслы — напряжения, триллера или хоррора не больше, чем в киношном морге, где муляжи «как настоящие».

При этом никак не чернуха. Любовь, долг, верность и нежность имеют смысл на островах под красным солнцем. Выражены скепсис к имперской идее и уважение к хорошо танцующим. Удачное описание конфликта магических орденов, а их искрящие и коварные «реликвии» сгинувших цивилизаций неплохая придумка.

Хорош и город. «Издревле поэты слагали стихи о ночах Виллджамура» (канцлер Уртика), он «придал смысл существованию» (культистка Верэйн). А уж если его видеть глазами шлюхи-художницы Туи и хвостатого инквизитора... Вот тут, в этих дворцах, где стражники играют с наследницами а император бьет жену, квартирках, магазинчиках, кладбищенских катакомбах, в воплях банши, вечеринках на перекрестках, в стариках, нежно смотрящих на друг друга в кафе, военных гарудах в небе, снежках в спину и стене для расстрела осужденных за страсть есть немного того сложного чувства, с которым Пик сочинял Горменгаст.

Ассоциации: просеянный через три сита Джордан (древний книгочей напомнил персонажа «Колеса»), Сандерсон или Гленда Ларк (как и у них, невозможно соотнести созданную М.Ч.Ньютоном картину с чем-то из реальности). До уровня Абрахама или Антона Орлова (Кобловой) не поднимается, Дарэм и Чайковски далеко позади.

Издано нормально. Вздрагивал от «тундры» в применении к пространству яблок и лошадей, от бореального с «Б», в целом же перевод обычного качества.

К продолжению чисто академический интерес. Рекомендации — «новая фэнтези»

Да не все так скверно.

Человек-невидимка должен был ослепнуть сразу, став прозрачен. По физике. А если вот так: «Кемп поверил всему, что говорил ему Гриффин обо всей этой химии и «элементах», обесцветивающих кровь. Оказался наивным, как ребенок. Кемп поверил Гриффину, а Уэллс поверил Кемпу» — а? Подобное не было чуждо самому Уэллсу, у которого хватает волшебных дверей, магазинчиков и снадобий.

Автор владеет (в переводе) слогом и темпом классической эпохи детектива, диалоги же у него острее Бакстера и Приста. Немудрено — те разрабатывали жилу с НФ стороны, а Даунинг дедукцию столкнул с Мейченом и Кроули, мастерами наведения мистической тени на плетень, которые и в реальности не лезли за словом в карман. А на бумаге тем более.

1907 год. Трактирщик, единственный, не опасающийся за репутацию участник знаменитых событий, убит. Шерлок Холмс на континенте и доказать невиновность искавшего дневники Гриффина репортера взялся др-р Ватсон, в котором забродили старые дрожжи. Револьвер оттягивает карман, звенят отмычки, кислота выявляет символ на рукояти, Майкрофт в «Диогене» объясняет, что в политике оккультизм не играет роли, бочки с мукой летят на мостовую, маг перекрашивает мебель и...

И, ради собаки Баскервилей, пусть финал резок и прозаичен, это же детектив, а не фэнтези про темного мага.

Главы называются по песням, живым на старом виниле и под пальцами импровизаторов на сейшенах. Что ж, западная фантастика обожает джаз, даже книжка есть, Окулов рецензировал, «Speculative Jazz – Free Fiction». Ее название практически непереводимо, ведь на российском культурном джаз — это саундтреки и пара фильмов. Богемное ретро. И хорошо, что сюжет этой книги связан с музыкой лишь по касательной (сравните с информационной перегрузкой «Лестер Янг и блюз «Луны Юпитера» Селара). Не нужна энциклопедия театра «Рекам Лондона» — и в «Луне над Сохо» обойдемся примечаниями переводчицы.

Атмосфера клубов, музыкальных фестивалей, анекдоты, несколько технических и организационных деталей сороковых и новых нулевых важны не сами по себе, а тем, что создают чувство причастности к серьезному занятию. Идеальный фон для расследований с преследованиями, такой использовал в поздних вещах Дик Френсис. Можно считать, Ааронович нашел свой стиль и метод. Акройдовская история, бытовая зарисовка, портреты, — скорописью, кратенько, — то и дело сменяются вполне достойным экшном: угон скорой и драка в торговом центре удались. Пожалуй, поэнергичней, чем у Гарри Дрездена.

Начать знакомство можно и с этой книги. В принципе. Много потеряете в понимании персонажей, в заплыве по Темзе, нюансах прочих обстоятельств, семейных и служебных. В «Луне над Сохо» больше секса. Новые противники: бледная леди, вампиры со вкусом, биомагические химеры, черный маг. Нерекламируемое полицейское, вроде скрытого проникновения, архитектуры участков и общения с вышибалами, на месте. Тема вымирания магов уводит в «публичную» волшебную школу и в библиотеку, староанглийское сливается с современным, синтезатор в крошечной квартирке с гулом Биг Бена, заклинания на латыни с томографией. Позитивный насторой, что ценно, сохранился, и песик жив, и папе лучше. Наставник, вот, никак не поправится... да так ученику больше воли.

Полиграфия хорошая, ляпов перевода не заметил. Внутренние иллюстрации режут глаз. В них много игрового, гиперболы, а в приключениях Питера Гранта, по-книжному культурных и по-простецки реалистичных, комикса нет: воевать не в квиддич играть.

Рекомендую поклонникам городской фэнтези. Продолжения жду.

Оригинальное прочтение романа: гибнет не Друд, а Руна — не случайно в замужестве взявшая фамилию («Квинсей») исповедавшегося в употреблении опиума англичанина. Доказывается параллель «Блистающего мира«с «Бесами» Достоевского, замечено сходство с разговорами слуг у Уэллса.

Но доверия к большинству построений нет. Исследование сводит творчество Грина к влиянию и непрямым цитатам других писателей — Достоевского, Мережковского, Ибсена... О достоверности судите сами:«Не стоит забывать и о том, что незадолго до появления «БМ» социально-философские проблемы романов Достоевского обрели воплощение в одной из величайших антиутопий ХХ в. — романе Е.Замятина «Мы». Думается, что Грин, в период работы над «БМ» живший в Петрограде, был знаком с этим неопубликованным произведением».

Такое впечатление, что Яблоков счел кругозор эквивалентом доказательству. Он погрузился в Серебрянный век достаточно, чтобы ведать о тайной общине урсулинок Ледуховской, и: «Вполне вероятно, что Грин не только знал о данной католической общине, но был достаточно осведомлен о деятельности Урсулы, которая в 1907-1911 гг. жила в Петербурге, а в 1911-1914 гг. — в Мэрентяхти; вспомним, что отец писателя перешел в православие лишь в 1891 г., когда будущему писателю было 11 лет». А статуя из «Бегущей по волнам», естественно, стала изображением Богоматери.

Грин, конечно, сын своего времени. Однако, сын блудный, а его писательские достижения если и требуют объяснений, то по своеобычности. Приклепывать его фантастику к дореволюционным течениям из-за проживания в одном городе — не нужно.

Рекомендуется из-за библиографии по гриноведению.

2003 год. Возмущенный вторжением в Ирак автор режет свой и жены паспорта, отсылает их «бла-бла-Блэру» и едет в тур по «вискикурням» (за исключением таких перлов, читается нормально).

Единственная написанная Бэнксом по заказу книга довольно стандартна: немного юмора, географии, изрядно субьективного и рандомного. Так пишут байдарочники: «К югу, через полуостров Черный остров, по мосту Кессок (это великолепный образец винтового моста, с почти вызывающим отсутствием крестообразных раскосов между опорами) через Грэнтаун (из-за жары останавливаемся купить мороженного) и дальше на нашу базу».

Бэнкс плавал на байдарке, причем, это у него семейное. Но, с куда большим смаком, информирует он о заглавном, по английским правилам не менее трех лет проведшем в американских бочках, шотландском самогоне. Всякое там хересное финиширование и окруженные нежным дымком горящего торфа фруктовые оттенки, молты да бленды. Но на русском книг про виски и так за дюжину, а считать фенолы, употребленные внутрь сгоревшим от рака, не очень весело.

Веселей об авариях, старом лендровере Defender 110, лохах, лодках и езде с открытым верхом. Про то, какой из Бэнкса мотоциклист. Бармен, швартовщик, дефектоскопист и проч., лишь с пенным перфомансом не срослось. Наблюдения: в Гленфаркласе восемь человек заняты в технологическом процессе, т.е., делом, а еще пятнадцать оформляют сопутствующую документацию. Но... тоже, не очень. Этакого в ЖЖ хватает. С фотками.

Зато, между прочим, упомянуто, что первый издатель «Вспомни о Флебе», Тоби Роксбур, — фермер острова Айла и остался им. «Мост», выглядящий балансированым по сложному плану, обрел свое лицо лишь после того, как его жестоко отредактировал Дж.Хейл — за что море ему благодарности (столько же хорошего о живом отце и паре друзей). Еще о литагентах, «Монти Пайтоне», конвенте — почти вечеринке Культуры... Что сказала мама автора американцу, поставившему тому диагноз по «Осиной фабрике». Глава «О нежелательных разговорах с писателем» — если хотите знать, откуда берутся идеи. «Взрывчатые вещества всегда ассоциировались у меня с развлечением» — что добавить к этому и тому, что вот она, единственная автобиографическая проза Бэнкса?

В этом качестве и рекомендую.