Я даже не подозревал, что в базе сайта есть произведение с таким рейтингом при таком уровне оценённости — много больше тысячи оценок!
К сожалению, через официальный раздел "Рейтинги" его не найти — там учитываются только романы, повести, рассказы и циклы, т.е. проза (а по драматургии и поэзии, увы, вообще никаких данных). И лидеры в каждом из этих списков заметно уступают абсолютному лидеру по версии пользователей сайта.
Ну а само произведение — попробуйте угадать до раскрытия ката.
M. Emtsev & E. Parnov. World Soul. — New York: Macmillan, 1978
Это в высшей степени выдающийся роман! Это хорошая литература. Это хорошая наука. Это сказочная вещь!
Для того чтобы быть хорошей, литература должна достигать высоких показателей по целому ряду параметров. Она должна быть хорошо написана, должна быть сундучком, наполненном сокровищами в виде живых образов героев, которым читатель сможет сопереживать, и должна демонстрировать редкое умение создавать такие моменты в повествовании, которые превращают его из «Я читал об этом» в «Это было со мной». Она должна передавать не только результаты осмысления уже известного, но и вызывать ощущение достоверности, правдоподобия при проникновении в неизвестное. И сверх того, она должна приносить пользу в самом широком смысле: быть увлекательной настолько, чтобы не жаль было ни секунды потраченного на чтение времени; и быть образовательной в плане как новых знаний, так и новых способов применять полученные знания. Емцев и Парнов добились успеха по всем параметрам.
Далее, хорошее произведение о науке должно соответствовать нескольким жëстким критериям. Оно должно давать информацию и делать это понятно. Если речь идëт об известных явлениях, оно должно, не задевая нас, просветить тех из нас, кто не знаком с ними, и в то же время оно не должно задеть тех, кто о них знает. А если высказываются предположения, строятся гипотезы, идёт погружение в ещë-не-изведанное, это не должно идти уже изведанными путями и досконально исследованными маршрутами. Кроме того, долг пишущих на темы науки – сражаться в очередной битве нескончаемой войны с обывателями, путающими науку с техникой, а учëных – с инженерами. Наконец, по моему сугубо предвзятому мнению, аморально было бы раскрывать научные вопросы, крупные и не очень, оставляя без внимания то, как наука влияет – или может повлиять – на сознание, на политику, на философию, на саму природу человека.
Каждое слово в этой книге написано с абсолютным пониманием необходимости всего сказанного выше и с великолепным умением это осуществить.
«Сказочный» – такое же обесцененное слово, как и «любовь». («Я люблю малиновый щербет. Купил его вчера в том сказочном месте на Четвëртой улице»). А жаль. Это слово происходит от слова «сказка» («басня») и будучи использовано в надлежащем смысле означает качество, которое отделяет живую, нестареющую литературу от просто хорошей. Создание басни ни в коей мере не является исключительной прерогативой Эзопа и Лафонтена. Скарлетт О’Хара – такой же сказочный персонаж, как и Скрудж, Гамлет, Эдип, Чарли Браун, Ланселот и Красная Королева. Место действия тоже может быть сказочным: Эдемский сад, Пуатем, Мордор, Руритания, Лилипутия. И введение в повествование фантастических изобретений, чудовищ, явлений, подобных уэллсовским пище богов, марсианам, кометной пыли, – тоже создаёт сказку. Сказка – это история, смысл которой выходит за рамки обыденности, высвечивая экстремальные ситуации, в которых оказывается человек, воодушевляя или предостерегая.
В этом контексте Емцев и Парнов и представляют нам свою «биотозу» – сказочную, небывалую ещё доселе конструкцию.
Чем ещё умеют неожиданно удивить эти русские авторы, так это способностью если и не рассматривать любого из главных героев как расходный материал, то во всяком случае подвергать их смертельной опасности, как и любых других персонажей книги. С тех самых пор, как Норман Мейлер убил своего героя выстрелом в голову в середине первого романа, я ещë не бывал так потрясëн тем, что происходит с некоторыми людьми в этом произведении. И это заставило меня усомниться, действительно ли наша западная традиция «ключевого» персонажа, от чьего лица ведëтся повествование, столь хороша. Само собой разумеется, что рассказ от первого лица берëт на себя риск разрушить саспенс (как «я» может рассказывать историю, не выжив по ходу действия?), и как правило приходится применять какую-то искусную манипуляцию, чтобы сохранить интригу. Но разве использование «ключевого» персонажа так уж необходимо? Любопытно, является ли распространëнное убеждение в том, что смертельная опасность может угрожать кому-то другому, но никогда – лично тебе, результатом этой традиции? Если бы в основной массе нашей художественной литературы встречались герои, которыми авторы могли бы пожертвовать, может быть, у нас было бы чуть меньше того безумного высокомерия, что позволяет нам ездить не пристёгиваясь и курить в постели? Как бы то ни было, имейте в виду: все люди в этом романе могут попасть в расход, и то, что случится с некоторыми из них, разорвëт вам сердце.
Эти авторы демонстрируют удивительнейшую способность свободно переходить от глубокого исследования ума и сердца к широкоэкранным визуализациям социального макрокосма и возможных вариантов будущего. Взгляните на этот страстный фрагмент, в котором Сергей говорит своей Ружене:
«Любовь, любил, ерунда всё, Ру. Любовь — это близость, глубочайшая и долговечная. Её никто никогда не знал. Адам и Ева, Ромео и Джульетта — красивая ложь, добравшаяся на коротких ножках до двадцатого века. А что там у них действительно было, никому не известно. А у нас… у нас всё сложно. Когда мы молчим, нам многое понятно. Мы друг в друге. Но стоит сказать слово, как между нами возникает мысль. Она разделяет нас. Ты понимаешь это? Мысль является третьим. Может, и не лишним, но третьим. А иногда и лишним. Мы уже не чувствуем друг друга, не видим себя, а видим её — мысль. Ты понимаешь это? Я уже не говорю о третьем действительно лишнем, например, об Эрике или Карабичеве… Когда рядом ещё кто-то, мы уже не принадлежим себе, а… Спрашивается, что это за любовь, что это за близость, которую всё, что есть на свете, может спугнуть или отодвинуть на задний план?»
Что до макрокосма, то тут пришлось бы цитировать всю книгу. «Биотоза» потрясает весь мир, всё и всех в нëм. Еë сущность и еë сила соединяют всë человечество, мысли и чувства всех людей в единое целое, что выражается в максимально высокой степени эмпатии и ощущения ближнего. Разве это не цель, не мечта каждого прогрессивного социального мыслителя с тех самых пор, как возникло мышление? Возможно. Но хорошая ли это идея? А если да, имеет ли значение, кто или что выступает направляющей силой – человек или что-то ещё?
Все эти проблемы поднимают авторы, и делают они это самыми разными способами: в ходе научного конгресса, в спорах, возникающих в его кулуарах, в обсуждениях в кругу семьи, – но всегда, абсолютно всегда говорят о них через биение сердца и личную боль, через диалог мысли и специальной терминологии во взаимодействии с базовыми установками, имеющимися внутри каждого человека.
В последнем абзаце книги вы найдëте такие слова: «Людям нужно знать не только то, что было или будет, но и то, чего быть не должно».
Это перекликается с недавним высказыванием Рэя Брэдбери. В одной из дискуссий о романе «1984» Брэдбери отметил, что возникновение мира, описанного Джорджем Оруэллом, маловероятно, – в первую очередь потому, что Оруэлл его описал. «Задача научной фантастики – не только предсказывать будущее, – сказал Брэдбери, – но и предотвращать его». Призываю вас как следует поразмыслить над советской версией той самой мысли.
Предлагаю всем любителям фантастики написанную мной обзорную статью о творчестве Севера Гансовского. Здесь привожу лишь несколько небольших фрагментов.
... Уникальность творческой биографии Севера Гансовского в том, что на протяжении всей своей жизни в литературе (за исключением самых первых пяти лет писательской карьеры) в его творчестве тесно и неразрывно были переплетены фантастика и драматургия. ...
... Сам Гансовский признавался, что пьесы начал писать «от безденежья». Трудно сказать, насколько этот мотив был превалирующим, но пьесы Гансовский продолжал писать фактически всю оставшуюся жизнь. Полагаем, что ещё одним существенным мотивом и стимулом работы в драматургии в течение всей писательской судьбы Севера Гансовского оставалась возможность поэкспериментировать, поотрабатывать новые, неожиданные творческие приёмы, которые пригождались ему в главном направлении литературного творчества, принесшем ему заслуженную славу, — в фантастике. ...
... 1974 год стал для драматурга Гансовского этапным сразу в двух отношениях.
Во-первых, вышел в свет авторский сборник пьес «Люди этого часа», в котором были напечатаны семь из двенадцати известных к этому времени одноактных пьес, причём пьеса «Электрическое вдохновение» (по мотивам одноимённого фантастического рассказа, радиоспектакль 1972 года) была впервые опубликована именно здесь и более не переиздавалась. Автор послесловия к этому сборнику В. Витюк упомянул «не вошедшую в сборник пьесу о революции» — это упоминание стало ещё одним свидетельством тому, что несколько написанных Гансовским пьес так никогда и не были опубликованы.
А во-вторых, в 1974 году состоялся полноценный дебют Севера Гансовского в качестве автора пьесы для профессионального театра — пьесы, что называется, полноформатной, многоактной.
Пьеса называлась «Год в тысячу дней» и уже в следующем, 1975-м, году была поставлена в театре. ...
... В 1981 году после значительного — десятилетнего! — перерыва выходит очередной, уже пятый по счёту, авторский сборник фантастики Севера Гансовского «Человек, который сделал Балтийское море». Снова в издательстве «Молодая гвардия» и снова в серии «Библиотека советской фантастики» И сборник этот с полным на то основанием можно назвать многострадальным.
Ни одна из книг Гансовского не подвергалась столь мощному редакторскому (если не сказать цензурному) воздействию, как эта. Все вошедшие в сборник произведения уже были опубликованы ранее, но их редакция в данной книге претерпела изменения, и подчас существенные, по сравнению с первопубликациями. ...
... Повести, составившие финальный сборник Севера Гансовского, в общем-то не похожи друг на друга ни по структуре, ни по манере повествования, ни по сюжету, ни по фигурам главных героев. Но есть чётко звучащая тема, которая их сближает. Это тема «прогрессорства» — осознанного вмешательства более высокоразвитых сил и цивилизаций в исторический процесс находящихся на более низких стадиях развития общественных систем. И тема эта раскрывается писателем в отчётливо негативном ключе: по чёткому убеждению автора каждое общество, каждая социальная страта должны сами совершить свои ошибки и сами научиться тому лучшему, что заложено в природе человека, что составляет саму суть существования и развития человеческой цивилизации. ...
... Драматургия жизни и творческого пути Севера Гансовского оказалась такова, что, реализовавшись как писатель-фантаст — более того, как один из ведущих советских писателей-фантастов, он тем не менее так и не написал ни одного романа, оставшись автором малой и средней формы; а отдав много лет и творческих сил театру (и радио-, и теле-, и профессиональному, и любительскому), он не стал столь же известен и популярен как драматург, сколь был известен и популярен как писатель-фантаст, и так и не написал свою лучшую пьесу…
Но и достижения на этом поприще несомненны: спектакли по военной пьесе «Год в тысячу дней» несколько лет с успехом шли на театральной сцене, а телевизионный моноспектакль «Голос» и радиоспектакль «Дорога в Озёрск» прочно вошли в золотой фонд советского телерадиотеатра. ...
Просаживаю это я последний никель, и тут вваливаются под гостеприимные своды Ричард Нунан с Гуталином. Гуталин уже на бровях – вращает белками и ищет, кому бы дать в рыло, а Ричард Нунан нежно держит его под руку и отвлекает анекдотами. Хороша парочка! Гуталин здоровенный, черный, как офицерский сапог, курчавый, ручищи до колен, а Дик – маленький, кругленький, розовенький весь, благостный, только что не светится.
– А! – кричит Дик, увидев меня. – Вот и Рэд здесь! Иди к нам, Рэд!
– Пр-равильно! – ревет Гуталин. – Во всем городе есть только два человека – Рэд и я! Все остальные – свиньи, дети сатаны. Рэд! Ты тоже служишь сатане, но ты все-таки человек...
Я подхожу к ним со своим бокалом, Гуталин сгребает меня за куртку, сажает за столик и говорит:
– Ибо грядет день, – возвещает Гуталин. – Ибо взнуздан уже конь бледный, и уже вложил ногу в стремя всадник его. И тщетны молитвы продавшихся сатане. И спасутся только ополчившиеся на него. Вы, дети человеческие, сатаною прельщенные, сатанинскими игрушками играющие, сатанинских сокровищ взалкавшие, – вам говорю: слепые! Опомнитесь, сволочи, пока не поздно! Растопчите дьявольские бирюльки!
Каким Вы видите будущее ваших произведений, особенно – среди новых поколений русскоговорящей молодежи?
Спасибо!
Михаил Аврех < mavrekh@uclink4.berkeley.ed>
Berkeley, USA — 07/05/98 01:01:26 MSK
Уважаемый Михаил!
Полагаю, добрая дюжина произведений АБС (не лучших, между прочим, – из цикла Мир Полудня) просуществует в читательском обороте еще лет десять, никак не больше. Остальные – вымрут естественной смертью в самом начале 21-го века. В 20-х годах об АБС будут знать и помнить только истинные знатоки и ценители фантастики.
облако тэгов
