Не могу похвалиться, что прочитал всего «Тарзана», но в своё время одолел не менее десятка выпусков в надежде найти что-нибудь приличное. Увы. Заслуживает внимания только первая книга. Она, несомненно, задумывалась как подражание и альтернатива «Книге джунглей». Альтернатива предполагалась более жёсткой, сухой и претендующей на некоторое правдоподобие. То есть, обладающей всеми теми качествами, которые могут её только испортить. К тому же в литературном отношении Берроуз мельче Киплинга на три-четыре порядка. Однако в первой книге он сумел всё-таки сделать несколько интересных находок.

Всё остальное – однообразная халтура. Блуждания, погони, схватки, похищения, побеги, ловушки, жертвоприношения, чудесные спасения. Всевозможные авантюристы, дикари, работорговцы, пленные блондинки, невменяемые учёные, умные животные. На каждом шагу реликтовые цивилизации, которые тысячелетиями ожидают, когда придёт человек-обезьяна и всё порушит. И так в каждой серии, с минимальными вариациями. Если это не халтура, тогда уж и не знаю, где её искать.

Интересен «Тарзан» только как яркий пример массовой литературы прошлого века. Массовая литература существует столько же, сколько существует массовый читатель. Массовый читатель – это все мы, кто работает и после трудного дня хочет ненадолго отвлечься от всех проблем. Задача издателя – посадить упомянутого читателя на крючок и выдаивать из него денежные суммы. Понемногу, зато регулярно. Лучше всего для этого подходит непотопляемый герой, способный без устали совершать однотипные подвиги. Герой должен быть харизматичен или хотя бы необычен. Желательны спутники, но им не следует маячить в каждом выпуске. Врагов должно быть много.

Конечно, современного читателя трудно посадить на крючок с помощью Тарзана. Теперь для этого есть другие герои, более соответствующие нашему менталитету. Но в историческом плане «Тарзан» — один из самых успешных образцов коммерческой пустышки.

«Тайна Урулгана» — переходная вещь в творчестве Кира Булычёва. Естественным образом этот переход совпал с переломом в развитии страны. Ранний Булычёв – это добрые, тонкие, умные книги, умеренный позитив, увлекательный сюжет, симпатичные и при этом не идеальные герои. Многие из этих книг стали классикой русской фантастики. Поздний Булычёв гораздо пессимистичнее, жёстче, иногда циничнее. Хотя как раз цинизм и жёсткость ему удавались хуже. А в «Тайне Урулгана» встретились ранний и поздний Булычёв, усмешка и улыбка, надежда и отчаяние.

Сюжет романа интересен в меру, несмотря на множество перипетий и не совсем обычную концовку. Интереснее герои. Профессор из Петербурга, его бывший студент, местный олигарх, его слабый наследник, ссыльная террористка, англичанка в поисках отца, её служанка, её спутник, загадочный азиат. Автор наделил каждого своим характером и своей судьбой. Каждый преследует свои собственные цели, личные или общественные, неотделимые от личных. Хуже всего они выглядят, когда проговариваются о мотивах своих поступков. Лучше всего – когда выходят на время из определённой им роли и начинают действовать неожиданно. Тут они становятся почти живыми.

Особый случай – пришелец. Рон – хороший пришелец, умный, гуманный, доброжелательный. Люди для него – братья по разуму, правда, довольно вонючие, агрессивные и эгоистичные. Он старается относиться к аборигенам хорошо. Именно старается. В перспективе их следует обезвредить для их же пользы, перевоспитать и научить жить так, как живут другие цивилизованные существа. К чему приводит такое перевоспитание, мы теперь хорошо знаем. А ведь Рон действительно хороший пришелец. Лучший из возможных.

А участники экспедиции на Урулган по-прежнему преследуют каждый свои цели. Результат соответствующий. Проще всего их осудить. А если спросить самих себя, готов ли каждый из нас броситься на помощь какому-то чужаку, незнакомому и непонятному, к тому же склонному лезть в наши дела? Пожертвовать ради него своим благополучием, своей карьерой, даже жизнью. Так, если честно? Участники Урулганской экспедиции провалили очень многое, но последний экзамен они всё-таки выдержали, хоть и слишком поздно. Я сомневаюсь, что спустя 100 лет мы, сегодняшние, вели бы себя лучше.

Сборник написан неровно и в целом ниже среднего для Б.Акунина уровня. Это можно понять. Если не ошибаюсь, это уже пятнадцатый том из серии об Эрасте Фандорине. Весь Холмс помещается в трёх-четырёх небольших томах.

Лучше всего получилась первая повесть, «технократический детектив». Детектива в данном случае немного. Фантастика и чуть-чуть простейшей философии. С «Лолитой», которая тут упоминалась, ничего общего. Принц — абсолютная противоположность Гумберту во всех отношениях, да и Беллинда никакая не Лолита. Бросается в глаза откровенная стилизация под Жюля Верна. Стилизация удачная, выполненная с уважением к первоисточнику. Первые ассоциации с капитаном Немо, но присутствуют и Робур-завоеватель, и 500 миллиардов Бегумы. Читатель XXI века неспособен одолеть Жюля Верна в чистом виде, и поэтому здесь мелькают шпионы, маньяки, отмороженные убийцы, но только мелькают и только на заднем плане.

Вторая повесть — «ностальгический детектив». Опять же не согласен с прозвучавшими обвинениями в русофобии. Данный сборник с тем же основанием можно обвинить, скажем, в японофобии. Просто, как представляется, повесть написана в состоянии глубокой депрессии. Автор прощается с тем миром, в котором только и мог существовать Фандорин. От этого, а может и не от этого ему бесконечно тоскливо, и он стремится передать своё настроение читателям.

Третья повесть — худшее из всего, что написано о Фандорине. Автор представил её как «идиотический детектив». Очень правильное определение.

Действительно, «Vita nostra» — одна из вершин постсоветской фантастики. В основном благодаря своим литературным достоинствам, прежде всего психологической составляющей. В фантастике эту составляющую встретишь нечасто. Что касается исследования механизма страха, то это одна из самых сильных книг, которые мне попадались. А к сюжету есть вопросы.

Итак, некие кураторы находят подходящих старшеклассников и силой заставляют их поступать в Институт специальных технологий. Там детей превращают в элементы Гипертекста, который якобы лежит в основе мироздания. Так, по крайней мере, представляется самим студентам. В институте у них выжигают человеческие качества и прививают надчеловеческие, то есть нечеловеческие. Первый вопрос — кто или что стоит за этим процессом.

Ответ лежит на поверхности, даже если авторы и не имели его в виду. Основной метод работы с будущими и настоящими студентами — унижение, запугивание, издевательство, террор против близких. Всё остальное — как исключение. Разговоры о неизбежности, о предопределении, об автоматическом действии неизвестных вам, дуракам, законов — это универсальная формула оправдания рукотворных пакостей. Существа или сущности, взявшие данный метод за основу, могут принадлежать только к миру зла. Следовательно, Гипертекст, если он существует, есть гипертекст зла, которое пытается овладеть нашим миром.

Второй вопрос — о перспективах процесса. Здесь есть основание для глобального оптимизма. В переводе с языка Гипертекста на любой из человечьих языков, принятыми методами можно получить либо тупых рабов, либо хитрых врагов, которые притворяются тупыми рабами. Выпускников, способных в лучшем случае латать дыры, но не развивать достигнутое. Финальный эпизод принципиально ничего не меняет. Это субъективное ощущение Саши, и одной только Саши, возможно, вообще мираж, а методы — реальность. Перспективы нет. Новые поколения кураторов будут совершать старые ошибки, пока вся затея окончательно не провалится. А туда ей и дорога.

Вообще-то, меня волновали не столько проблемы сомнительного Гипертекста, сколько судьба детей, которых силой превращают в слова. За детей страшно. Детей жалко. Всех. Симпатичных, неприятных и едва промелькнувших. Прошедших через все фильтры и отсеянных неведомо куда. И преподавателей жалко. Их тоже в своё время превратили из людей в материал. И никто даже не успел толком пожить.

Наибольшим успехом следует признать хорошее изучение автором выбранной темы. Он прочитал и грамотно пересказал работы по истории XII века, расцветив сюжет, как и положено, неизвестными историкам деталями. Это, собственно, и требуется от автора исторического романа. Как экскурсия в средневековье книга, несомненно, удалась.

Основная неудача связана с главными героями. На первой полусотне страниц они вызывают интерес хотя бы своей нестандартностью. Гунтер — офицер люфтваффе, нацистов не любит, но воюет как положено. И первая его реакция на средневековье вполне естественна. Не бывает такого! Не верь глазам своим! Должны же быть где-то свои! Но уже через несколько часов он превращается в хамоватого разгильдяя, типичного для книг о попаданцах. Конечно, и немцы хамить умеют, но Гунтер-то хамит чисто по-нашему.

Еще менее убедителен Мишель. Ну не стал бы средневековый рыцарь, даже самый добродушный, даже самый недотепистый, а тем более заслуживший шпоры в 16 лет, не стал бы он терпеть такое поведение своего оруженосца. Эпопея бы закончилась до исхода первых суток.

Несмотря на неадекватность героев и вялое развитие сюжета, книгу не хочется считать неудачной. Вытягивают ее второстепенные персонажи, чувство юмора и живые картины средневековой жизни. Автор умеет соединить реальное и нереальное, демонстрировать самоиронию при полусерьезном выражении лица. Встречаются и интересные размышления, хотя не всегда домысливаются до конца. Соображения о цели перемещений заброшены на полпути, зато оставляют поле для собственных гипотез. Словом, дочитывается без труда, но возвращаться не захочется.

Полагаю, эта книга осталась и останется лучшей повестью об исчезнувших мирах. Все последующие книги и фильмы на эту тему, тем более экранизации самого «Затерянного мира», не идут с ним ни в какое сравнение. Пусть такого плато на Земле нет и быть не может. Пусть теперь считается, что игуанодоны передвигались на четырёх ногах, а стегозавры пытались подняться на две. А может, и не пытались. Мне как-то трудно вообразить двуногого стегозавра, но специалистам виднее. Так или иначе, первое и самое впечатляющее знакомство с исчезнувшим миром чаще всего происходит по книге Конан Дойла.

«Затерянный мир» — своего рода образцовая приключенческая повесть. Сюжет держит от начала до конца, с каждой главой захватывая всё больше. Нет побочных линий, способных отвлечь внимание. Нет пространных научных или околонаучных комментариев, которые всё равно бы устарели через несколько лет. Вместо этого яркие, очень рельефные картины происходящего, создающие почти кинематографический эффект. Лёгкий ясный язык. Своеобразные герои, навсегда западающие в память. И всё повествование сопровождается лёгкой доброй улыбкой.

И ещё один секрет автора, может быть, самый главный. Он любил людей. Ну что может получиться, если соберутся вместе самодур, педант, авантюрист и журналюга? У сэра Артура получилась одна из самых симпатичных компаний во всей приключенческой литературе.

В первый момент показалось, что обе книги принадлежат одному автору. Нет, разница всё-таки ощущается. «Книга для мальчиков» — стилизация под детскую фантастику советских времён. «Книга для девочек» — стилизация, в первую очередь, под самого Акунина и, во вторую очередь, под книги о гимназистках в нашем сегодняшнем представлении. Первая книга интереснее, сложнее, несколько выше в литературном отношении. Её самый большой минус связан с главным героем. Ластика невозможно себе представить. То его видишь шестилетним, то шестнадцатилетним, то вообще не видишь. Окружающие видны, сам Ластик отсутствует. Вот Геля из второй книги более или менее просматривается и в прошлом, и в настоящем. Это компенсирует некоторые недостатки второй книги.

Что касается цикла именно как «Детской книги», то она, на мой взгляд, не совсем получилась. Обе части. Боюсь, что современных детей она не очень заинтересует. А для взрослого читателя здесь слишком много наивности, натяжек и простейших объяснений. Не спасает даже открытый финал — двойная игра старших родственников была очевидна с самого начала.

Тем не менее, обе книги заслуживают хорошего отношения. В них вложили и труд, и талант, и знания, и любовь к героям. И затея была хорошая. И исполнение повыше среднего уровня.

1920. Старая Англия умирает. Форсайты, прежние хозяева жизни, чувствуют себя неуютно. Их теперь даже жалко. Всех, кроме симпатичных автору «хороших» Форсайтов. Они показали себя во всей красе.

Джон Форсайт страдает хронической беспомощностью. Судя по всему, это уже неизлечимо. Но пока что парню 19 лет. В 19 лет каждый человек, даже самый беспомощный, за свою любовь стоит насмерть. Джон только мнётся, что-то мямлит и с облегчением сдаётся. Хороший мальчик, добрый, но посочувствовать ему не получается. Трудно представить, что ребята из этого же поколения, окончившие школу годом раньше, успели пройти через войну, самую страшную войну в истории Англии.

Молодой, а теперь уже совсем немолодой Джолион, в очередной раз предаёт своего ребёнка. Похоже, ему незнакомы родительские чувства. У Джолиона четверо детей от трёх жён. И от каждого ребёнка он отворачивается в тот самый момент, когда ему или ей особенно нужен. В результате у всех четверых испорчена жизнь (Холли, если разобраться, не исключение).

Первый родитель — ещё ладно. Он человек, в общем, симпатичный, только несколько ущербный. Второй родитель приводит в состояние тихого бешенства. Последние 40 лет Ирэн вела жизнь вампира — питалась чужим восхищением и чужими жизнями. Когда количество восхищённых мужчин заметно поубавилось, она решила поломать жизнь своему единственному сыну. Причём из одной только застарелой неприязни к человеку, который сделал ей гадостей гораздо меньше, чем она ему. Достойный итог достойно прожитой жизни.

И единственный герой романа, который вызывает симпатию, это Сомс, образец плохого Форсайта. Буржуазный до безобразия, занудный, расчётливый, эгоистичный. Только он один, как выясняется, и способен подняться над своим эгоизмом и своими амбициями.

Итак, в третьей книге мир Форсайтов переворачивается вверх тормашками. Не думаю, что автор старался добиться именно такого эффекта. Он просто писал правду.

Отзыв будет негативным. Это не значит, что книга плохая. Вещь вполне читаемая, неглупая, местами интересная. Просто уровень, на котором она написана, не соответствует уровню её раскрутки.

Основная проблема автора, на мой взгляд, в том, что он не смог превратиться из публициста в писателя. Персонажи в массе своей неубедительны. Микаэль просто никакой. Хотя его рвут на части дамы (неизвестно, из-за чего, но бывает), он успешно проводит расследование, не признавая при этом объективного анализа, и считается успешным журналистом (вот в это можно поверить). Лисбет получилась поярче. То ли злобная феминистка, то ли подросток 28 лет, обиженный на всех взрослых. Хотя обижать её рискнёт только самоубийца.

По форме «Девушка с татуировкой дракона» — детектив. Детектив не получился. Расследование ведёт человек, который не умеет и не хочет этим заниматься. Иногда кажется, что это не очень интересно и автору. Объём книги втрое больше максимально допустимого в этом жанре. Сюжет постоянно зависает. Вдобавок автор часто что-то недоговаривает. Может быть, из-за особенностей шведского законодательства, может, чтобы пожалеть гуманистические взгляды читателей. Хотя на соседней странице может разрушать этот самый гуманизм уже без всякой надобности.

Для автора и, возможно, для шведских читателей важнее социальная составляющая романа. Конечно, проще всего от неё отмахнуться. Нам бы их проблемы. На самом деле проблем у них тоже хватает, только других. На обсуждение большинства из них обществом наложено табу. Ларссон соблюдает это табу и критикует то, что дозволено общественным мнением, и с дозволенных позиций, может быть, только добавляя остроты. Его рассуждения интересны, а факты могут поразить. Но когда сравниваешь факты и цифры, приведённые в разных главах, видишь, что они не стыкуются между собой. Особенно не стыкуются цифры. Это во многом обесценивает и выводы.

Это условно выделенная часть большого цикла из десяти исторических романов. Собственно о посольстве адмирала Путятина в Японию речь идёт в трёх книгах — «Цунами», «Симода» и «Хэда». «Гонконг» примыкает к последующим романам — «Владычица морей» и «Ветер плодородия».

Тем, кто станет читать эти книги, надо запастись терпением. События здесь разворачиваются медленно. Местами это напоминает дневники путешественников с подробным описанием каждого дня экспедиции. Написано грамотным ясным языком, пожалуй, даже легко, но без литературного блеска. Герои, а их много, не безлики, но ярких красок для них явно не хватило. Интереснее всех мне показался японский сановник Кавадзи, нечто вроде вице-вице-премьера при предпоследнем сёгуне.

Два несомненных достоинства позволяют посоветовать этот цикл всем, у кого есть время для чтения и интерес к эпохе. Здесь нет злодеев, а каждая из сторон по-своему права. Правы японские прогрессисты и японские консерваторы. При этом люди, которых числят консерваторами, могут как раз активно способствовать переменам, а те, кто искренне считают себя реформаторами, могут их невольно тормозить. Правы русские, правы по-своему англичане, американцы и китайцы. У каждого своя правда, свои достоинства и свои предрассудки.

Второе и главное достоинство цикла — умение автора сделать интересной эпоху, о которой мы, кажется, и так знаем достаточно. Он, с одной стороны, скрупулёзно придерживается фактов, с другой — показывает мир с неожиданной стороны. Япония на пороге самых резких перемен в своей истории выглядит как полуфантастический и при этом очень реальный мир. Но и русское посольство, сотни людей разных взглядов, привычек и социального положения, вынужденных прожить около года в японской деревне, своего рода Россия в миниатюре, тоже выглядит не совсем так, как мы обычно представляем себе русское общество 1850х. Нетрадиционно выглядит Британская империя на вершине своего могущества. Интересны и по-своему привлекательны американцы, азартно отвергающие чужие предрассудки и плодящие собственные. Более понятным становится Китай, тоже вступивший в эпоху великих потрясений. Даже мир лесных охотников-нанайцев начинает меняться. Нет теперь в мире покоя и, возможно, больше не будет.

Возможно, это лучшая вещь из всего цикла о Холмсе. Конан Дойл написал её после десятилетнего перерыва, в промежутке между гибелью Холмса и его возвращением. События разворачиваются за год или два до женитьбы Уотсона. Оживлять Холмса ещё и в мыслях не было. Но именно после выхода «Собаки» англичане единодушно потребовали вернуть героя, и автору пришлось сдаться.

«Собака Баскервилей» — это не совсем детектив. Кое-что от детектива, кое-что от готического романа былых времён, кое-что от будущих триллеров. Холмс, как известно, действует только в первых и последних главах. Поначалу он терпит неудачи, да и финал не блестящий. Чуть не скормил клиента собаке. И всё-таки получился настоящий шедевр. Кто не согласен, пусть вспомнит свои самые первые впечатления от книги.

В чём же секрет такого ошеломляющего успеха? Версий можно предложить много. Герои здесь на редкость убедительны, и главные, и второстепенные. Для детектива это даже роскошь, так как может преждевременно раскрыть интригу. Следствие постоянно натыкается на препятствия в форме бытовых мелочей и неожиданных поступков окружающих. Мелочи эти естественны, но учесть их заранее практически невозможно. Как обычно и бывает.

И, конечно, самое главное – атмосфера романа. Если кого-то из нас попросить теперь назвать какое-нибудь английское графство, большинство, вероятно, назовёт Девоншир. Страна болот и невысоких гранитных утёсов под пером автора превратилась в волшебное царство. Причём это царство органично вписывается в викторианскую Англию с её кэбами, паровозами, безоружными полисменами и почтой, доставляющей письма в день отправки.

Собственно, версия событий, предложенная Холмсом, почти столь же фантастична, как и старая легенда о чудовище с болот. Но благодаря таланту писателя в равной мере обрели бессмертие и злая собака из 1887, и демонический пёс, веками преследующий род Баскервилей.

Сенкевич — последний великий романтик в эпоху великих реалистов. Его тексты заставляют вспомнить о временах Вальтера Скотта и Шатобриана. Герои неудержимы в страстях и поступках, живут красиво и умирают красиво. Но вот эта книга — настоящая вершина исторического романа. Её герои при некоторой прямолинейности неоднозначны и не статичны. При этом изменения их характеров психологически оправданы. Интереснее всех, на мой взгляд, получился Петроний. А что касается картин обоих миров, римского мира и мира первых христиан, ничего подобного больше не найдёшь ни у романтиков, ни у реалистов, ни у фантастов, ни даже у профессиональных историков. Такие эпизоды, как пир у Нерона, шествие августиан, пожар Рима, казни в цирке, смерть Петрония — это настоящие шедевры.

Рим Сенкевича выглядит восхитительным и страшным, каким он, вероятно, и был в реальности. Потрясающая красота парадных площадей, храмов, дворцов, базилик, вилл, пугающий реализм скульптуры, звенящая бронза стихов и речей великих ораторов, всеобщая грамотность, доступные каждому гражданину театры, стадионы и библиотеки, фантастическое изобилие чистой воды, лучшие в мире дороги. Бои гладиаторов, издевательства над пленными, пытки рабов, казни-спектакли, выброшенные младенцы, распад семей, животная пошлость пиров и оргий, откровенное холуйство перед своим патроном и общим патроном-императором, всенародное презрение к труду. Мужество и самодисциплина граждан, любовь к Городу и гордость за него, доблесть легионеров, добросовестность инженеров, беспристрастность судей. Всё это уже начинает уходить, но уходить будет ещё очень долго.

Для Сенкевича старый Рим обречён прежде всего из-за своей духовной пустоты. Но в романе видна и другая причина, не менее важная. У Петрония в городском доме 400 рабов, и для римского нобиля это не предел. Никто из них ничего не создаёт, но всем надо есть. А в Риме сотни таких особняков и около миллиона свободных бездельников, которые требуют хлеба и зрелищ. А в империи две тысячи городов, и почти в каждом потребляют больше, чем производят. Со временем этот груз раздавит империю.

Мир первых христиан в романе выглядит не таким ярким, но не менее чарующим и, безусловно, более привлекательным. Об этих людях хочу сказать только одно. Чтобы выдержать трёхвековое давление государства и общества и обратить противника в свою веру, первым христианам требовались беспредельная вера, беспредельная стойкость и безмерная любовь к Богу и людям. Такая вера, такая стойкость и такая любовь, какие нам трудно себе представить.

«Лезвие бритвы» — это не роман, а философский трактат. Само по себе это очень интересно. Но до уровня таких книг, как «Час Быка» и даже «Туманность Андромеды», «Лезвие бритвы» явно не дотягивает. Здесь соображения автора во многих случаях представляют собой отклик на сиюминутные проблемы начала шестидесятых, моды тех лет и модные заблуждения. При этом Иван Антонович откровенно субъективен. Примеров множество. Вошедший в моду на пару лет каблук-шпилька связывается с вечным идеалом красоты, существующей в природе. Для опытов над людьми используют ЛСД, и это правильно, а те, кто опасаются разрушения организма, просто ничего не понимают. К 1963 эту дрянь уже освоили, но ещё не до конца разобрались с последствиями. Животные здесь делятся на плохих и хороших. Скажем, львы хорошие, а обезьяны поголовно плохие. То есть, сиюминутное и субъективное выдаётся за абсолютную надвременную истину. И так почти на каждой странице.

Это всё не страшно. Хуже безапелляционность автора. Он говорит за всех своих героев. Его точка зрения не просто единственно верная, она единственная. Он читает художникам лекции по основам эстетики и разъясняет индийским брахманам их заблуждения в области религиозной философии. Все внимают, раскрыв рты. Оппоненты, если они существуют, ограничиваются репликами: «Да как же так?», «Да не может быть!», «Да неужели?», «Да, в самом деле!» Мыслителям прошлого, мыслившим несколько иначе, выносится диагноз: истерия. И это пишет человек, не любивший официального единомыслия и много сделавший, чтобы научить людей думать. Нет людей тоталитарнее, чем борцы с единомыслием.

Тем не менее, разумеется, книга заслуживает того, чтобы её читали и перечитывали. Во-первых, представленная здесь единственно правильная позиция не совпадает с официальной единственно правильной позицией. Это уже немало, а по тем временам удивительно. Во-вторых, Иван Антонович высказывает здесь много интересных идей, интересных даже в наше время. К сожалению, они не доказываются, а постулируются. Ну и, наконец, умного человека всегда интересно послушать, даже если с ним не согласен.

«Лисы в винограднике», возможно, лучший из исторических романов Фейхтвангера. Тонкий, добродушный, слегка ироничный, стилистически безупречный. Несмотря на большой объём и медленное развитие сюжета, чтение не приедается. Герои, а их чуть ли не сотня, не всегда следуют своей исторической судьбе, но всегда убедительны. Люди самого разного положения, разных взглядов, с разным уровнем интеллекта и складом характера. Есть дураки, но нет злодеев. Много хороших людей, но ни одного идеального героя.

Всё это множество людей вовлечено в сложную игру по заключению франко-американского союза 1778. Для многих это только часть большой игры по разрушению того самого общественного порядка, при котором они более или менее процветают. Одни занимаются этим по убеждению, другие по легкомыслию, третьи ради выгоды, четвёртые просто следуют политической моде. Таких больше всего. Просчитать долгосрочные последствия своих поступков могут только единицы. Для Франции союз с США означает ненужную ей войну с Англией, гибель людей, гибель кораблей, бюджетный дефицит в миллиард ливров, крах проекта по мирному присоединению Бельгии, крах всей финансовой системы королевства и, наконец, революцию. Все те, кто восторженно встречал американского посла Франклина и выступал за помощь Америке — юные энтузиасты, экзальтированные дамы, салонные философы, принцессы, играющие в пастушек и адвокаты, играющие в политику, все они, за малым исключением, отправятся на гильотину.

Самой симпатичной личностью в романе мне представляется Пьер Карон Бомарше, при всём его фанфаронстве. Самой неприятной — Бенджамин Франклин. Возможно, как раз из-за слишком явных симпатий к нему со стороны автора. Да, Франклин Фейхтвангера — человек очень умный, выдержанный, доброжелательный, жизнелюбивый. Эгоистичный, ленивый, хитрый, несправедливый, бездушный. Собственно, и заслуги его не так уж велики на фоне других отцов-основателей. Вашингтон раз за разом собирал своих разбегавшихся после каждого боя солдат и снова вёл их в бой. Джефферсон, рискуя смертным приговором, сочинял блестящие формулировки либеральных манифестов. Гамильтон сумел пробить законы, обеспечившие экономический рывок Америки, и заплатил за это своей жизнью. Франклин сидел в безопасном тогда Париже, кое-как выполнял дипломатические обязанности и выпускал сборники довольно плоских изречений. И тоже попал на купюру. С другой стороны, он один из всех героев романа способен точно просчитать последствия своих действий и бездействий и направить события в нужное русло. Действительно, человек-купюра.

Несомненно, «Половина жизни» перекликается с «Извне» братьев Стругацких. Но при всём моём огромном уважении к Стругацким должен признать, что повесть Булычёва на порядок сильнее. Герой «Извне» думает о проблемах контакта, о характере чужой цивилизации, её технических возможностях, собирается наладить связь с хозяевами, ни минуты не сомневаясь в том, что это подлинные братья по разуму. И умеренно счастливый финал. «Половина жизни» — страшная, пронзительная и поразительно сильная история без хэппи-энда. Она производит почти шоковое впечатление даже при повторном прочтении. Надежда — обычная женщина из маленького среднерусского городка, совершенно не избалованная жизнью. Её,в общем, мало интересуют перспективы контакта, чудеса инопланетной техники и даже сами невидимые хозяева, для которых каждый, кто не свой — это животное. И прожив много лет на положении животного в жуткой темнице-зверинце, без единого шанса увидеть снова человеческое лицо, она осталась человеком. Не опустилась, сохранила характер, достоинство, привычку к труду и даже сумела ещё помочь обитателям соседних клеток. Это не навязанная кем-то толерантность. Это идущая от сердца потребность помочь тому, кому приходится плохо. Даже если тебе самой очень плохо. Даже если товарищи по несчастью совершенно не похожи на людей. Душа этой нормальной русской женщины — это и есть настоящее чудо Вселенной. Чудо, которое даёт надежду.

Старый французский детектив, на мой взгляд, намного слабее старого английского. Трудно дочитать до конца исключительно популярные в своё время сочинения об Арсене Люпене или о Фантомасе (не о киношном, а о книжном, довольно скучном типе). Леру после «Призрака Оперы» я отнёс было к той же категории. Нет, оказывается, он умел писать вполне приличные детективы. «Тайна жёлтой комнаты», как и смежные с ней романы — это загадочное, почти мистическое преступление, которое расследуется с подчёркнутым рационализмом. Расследователей мало интересуют вопросы «зачем» и «почему», а только «как». Это даже важнее, чем «кто». Метод расследования — логические построения, основанные на фактах, с использованием эксперимента. То есть, вполне позитивистский подход, как и положено расследовать преступление, совершённое в доме учёного-позитивиста.

Слабости романа хорошо видны. Не вызывает сомнения его вторичность по отношению к рассказам о Шерлоке Холмсе, хотя автор и старается откреститься от предшественника. Персонажи малоубедительны, порой даже трудноразличимы. Рультабий получился лучше других, но остаётся закрытой личностью. Более закрытой, чем это необходимо для расследования. Но многое искупает насмешливость автора. Он посмеивается и над расследователями, и над читателями, и над собой. Насмешка эта лёгкая, слегка ощутимая и необидная.

«Гаттерас» заметно выделяется среди других романов Жюля Верна. Самая тяжёлая его книга и, пожалуй, самая сильная. Масса реалистических деталей и совершенно фантастические представления о географии полярного океана. Но высказаться хочется только о самом Гаттерасе.

Теоретически, Гаттерас — герой. На самом деле это человек, которого близко нельзя подпускать к организации экспедиций, да и к любой работе с людьми. Он успешно погубил все три свои экспедиции. Из второй вернулся вообще в одиночку, оставив во льдах и судно, и экипаж. Во все времена капитанов за это судили или вешали без суда. Третью экспедицию Гаттерас загубил ещё до её выхода из Ливерпуля. Всех запутал, задёргал, во всех вселил неуверенность. Чем может закончиться экспедиция, если капитан скрывается от экипажа, экипаж не знает, куда идёт судно, а старпом, вынужденный командовать кораблём, вообще ничего не знает и вдобавок не имеет права принимать решения? Странно, что они сумели дойти хотя бы до Гренландии. И дальше весь план экспедиции построен на английском эквиваленте понятия «авось». Авось найдём по пути нетронутые склады, оставленные экспедицией Росса. Авось обнаружится подходящее течение. Авось у полюса нас ждёт свободное ото льдов море. Если бы не корабль Альтамонта, из третьей экспедиции Гаттераса не вернулся бы ни один человек. Кстати, Альтамонт, почти такой же авантюрист, представляется интереснее, умнее и живее Гаттераса. Гаттерас — это вылитая статуя Командора со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Думаю, это лучшая повесть Александра Шалимова. Лёгкая и умная, ироничная и добродушная, абсолютно фантастичная и реалистическая в деталях. Необычно выглядит Монголия — страна, где, оказывается, можно найти массу интересного, а в принципе возможно что угодно. Сюжет держит до конца, причём не за счёт приключений, а за счёт нарастающего интереса к главной загадке. Герои — я бы не сказал, что безлики. Пожалуй, одномерны, но обладают индивидуальностью и очень хорошо запоминаются.

Плохой человек Пигастер — это особая тема. Что ему можно поставить в вину? Отстаивает американскую точку зрения, что вполне естественно, использует гипноз для получения информации, причём в интересах всей экспедиции, ну и ворует чужую идею. На фоне других вражеских агентов тех лет (повесть написана в 1962, на пике холодной войны) Пигастер просто совершенно безгрешен. Вообще, идеологии в повести минимум, что по тем временам тоже необычно.

И самое интересное, заочный портрет пришельцев. В те годы космос населяли исключительно братья по разуму, всегда готовые помочь людям.

Кажется, это первые такие братья по разуму в советской литературе.

Есть порода людей, которые всегда вовремя примыкают к правящей или перспективной партии и, самое главное, своевременно её покидают. Есть они во все времена и во всех странах, даже там, где нет никаких партий. Жюльен Сорель — яркий их представитель. На костре своей карьеры он сжигает всё, что его окружает, и освещает путь новым поколениям карьеристов. Для начала Жюльен поспешно истребляет портрет своего кумира Наполеона, так, на всякий случай. Хотя такие же портреты висели тогда в доме каждого второго француза. Затем предаёт церковь, которой собрался уже служить. Правда, его размышления о духовной карьере с самого начала сводились к одному — сколько получает священник, и сколько получает епископ. Полковник тоже хорошо получает, но до полковника ещё попробуй дослужись. По пути Жюльен подставляет практически всех, кто имел несчастье ему довериться. Роялистов терпеть не может, но служит им, пока они в силе. Но и с либералами контактов не теряет. Безусловно, если бы не сбой в самом начале карьеры, Сорель строго вовремя, накануне Июльских дней, перебрался бы от роялистов к либералам, позже к бонапартистам и закончил бы жизнь всеми уважаемым сенатором-республиканцем.

В основе большинства поступков Сореля лежит его непомерное самолюбие. Любит он только себя, остальных использует. Любимые женщины для него — поле для самоутверждения, источник удовольствия и подспорье в карьере. Так ли уж велика разница между романтическим героем Стендаля и мопассановским Дюруа? Дюруа всего лишь сделал следующий шаг. Свою первую любовь Жюльен пытается убить — не из ревности, только из оскорблённого самолюбия. Вторую любовь он постоянно запугивает, унижает и шантажирует, чтобы застраховать себя от якобы грозящих ему опасностей. Угрозы эти существуют только в его воображении. Вообще, храбрость Сореля, кажется, сводится к тому, что он придумывает себе несуществующие опасности и храбро их преодолевает.

На самом деле всё гораздо сложнее. Сорель не только самолюбивый карьерист. Он живой человек, неоднозначный, не всегда одинаковый, испытывающий самые разные чувства. Стендаль сумел на примере одного героя показать всё богатство человеческой психологии. И приходит понимание, а понимание может породить сочувствие и даже симпатию. Хотя у меня если и появлялось сочувствие, то только к тем, кто оказался у Сореля на дороге.

Свою антифеминистскую комедию Шекспир поставил, когда Англией уже полвека правили женщины. Правили толково, эффективно, лучше своих предшественников и наследников. С литературной точки зрения эта комедия великолепна. Написанная великолепными стихами, лёгкая, яркая, смешная, полная неожиданных поворотов. Комедия в полном смысле слова, может быть, лучшая комедия Шекспира.

А если взглянуть на сюжет пьесы глазами человека, для которого театр недоступен, кроме представлений на ярмарках? Таковых среди современников Шекспира процентов 95-98. В пересказе пропадают мелодия стихов, остроумные шутки, обаяние героев, магия превращений, вся атмосфера игры, которая составляет прелесть пьесы. Что остаётся? Главный герой издевается над молодой женой, всячески унижает её и наедине, и при посторонних. Та, в свою очередь, бьёт и унижает тех, кто слабее её или ниже по положению. Богатые бездельники подставляют друг друга, врут на каждом шагу, самодурствуют, плетут интриги ради собственного развлечения. В полном соответствии с образом просвещённых столичных бездельников в представлении не очень сытых сограждан. Не приходится удивляться, что через четверть века после смерти Шекспира пуритане будут громить театры, отлавливать и клеймить актрис и актёров, убивать раскрепощённых любителей развлечений и роскоши под более или менее одобрительное молчание большинства англичан.

Среди нового поколения у «Спирали времени» вряд ли найдётся много читателей. По нынешним меркам текст архаичен, тяжеловат, недостаточно динамичен. А в шестидесятые-семидесятые годы эту книгу читали взахлёб. В основном, в возрасте от 12 до 16 лет.

Сначала о минусах. Интрига разворачивается поначалу довольно вяло и достигает настоящего напряжения только к середине первой книги. Манера изложения тяжёлая, местами даже депрессивная, перегруженная второстепенными деталями. Большинство персонажей малоубедительны, особенно те, которые живут в XX веке. Сюжет, формально единый, разбит на несколько полусамостоятельных историй, разнесённых во времени и пространстве. Довольно много ляпов, что вообще-то для Мартынова не характерно. Только два примера. Древнеегипетская цивилизация существует в сформированном виде не только за 8000 лет до своего реального рождения, но и дотягивает как минимум до монгольского нашествия. (И это не альтернативка). Трубопровод, проложенный по океанскому дну, нагрет до 3000 градусов, но вода вокруг него почему-то не нагревается.

Плюсы перевешивают. Сюжет, хоть и не сразу, удалось сделать по-настоящему увлекательным, во второй книге даже захватывающим. Чудеса науки, техники, природы, загадки истории, перспективы межпланетных контактов с гуманоидами и негуманоидами укладываются в него легко и свободно. Особенно удались главы об Атлантиде. При всей своей избитости Атлантида у Мартынова получилась своеобразной и правдоподобной. Причём самые живые и убедительные герои книги – именно древние атланты. Получает развитие обычная для автора тема неразрывной связи человека и его эпохи, его родной цивилизации. Ну, и некоторые научно-фантастические идеи, такие как временная спираль и зеркальное преображение организма, встречаются здесь, кажется, впервые, по крайней мере, в нашей фантастике.

Продукт для великовозрастных любителей стрелялок. Земля якобы готовится к отражению нашествия негуманоидов-жукеров. Для будущей войны готовят офицеров из самых талантливых детей Земли, гениальность которых определяют при рождении. По достижении школьного возраста их погружают в мир компьютерных и военных игр. К этому и сводится образование гениев. Реальная война неотличима от компьютерной игры. В этой войне юные гении будут решать задачи, которые мог бы решить робот средней сложности. Создавать новые системы вооружений и новые типы звездолётов должны, очевидно, люди с интеллектом ниже среднего.

На протяжении почти всей книги не оставляет ощущение, что никаких жукеров нет и не было. Это только предлог, чтобы оправдать существование глобального тоталитарного режима. Тоталитаризм этот очень неприятного сорта, построенный по образцу казармы из американских фильмов. Пока картина нового мира намечается короткими мазками, она вызывает некоторый интерес. После первой же беседы о целях, методах и перспективах всякий интерес пропадает. Очень примитивно.

Литературные достоинства романа на нуле. Ни стиля, ни языка, ни логики, ни юмора, ни реализма, ни полёта фантазии. Сюжет на уровне второсортного мультсериала. Персонажи безлики. Некоторое исключение представляет, на первый взгляд, сам Эндер. Автору удалось изобразить человека, которого держат в состоянии постоянного стресса. Но Эндер тоже, кажется, заразился от окружающих их безликостью. Реакции мальчика — это реакции человека абстрактного, без возраста, без симпатий, без особенностей характера. Только иногда в Эндере просыпается живой ребёнок, но редко и не всегда удачно. И всё-таки бледные образы Эндера и, отчасти, Валентины — единственное, что может примирить с существованием непомерно раскрученной книги.

Ханс Фаллада оставался в Германии весь период правления нацистов. Многие немецкие писатели уехали за океан ещё до победы Гитлера, вернулись, когда всё уже давно закончилось. на этом основании объявили себя антифашистами и осудили всех остальных сограждан. Фаллада оставался со своим народом и при этом ни разу за 12 лет не высказался в поддержку режима. Хотя его убеждали весьма настойчиво. Его свидетельство — свидетельство очевидца. Ему веришь, даже когда поверить трудно.

Основное впечатление от романа — физическое ощущение страха. Война только началась, похоронок приходит немного, бомбы на Германию падают очень редко, и даже машина террора не до конца ещё отлажена. И, тем не менее, очень страшно. Даже тем, кто воспринимал переворот 1933 как революцию, как торжество национальной идеи, как устранение старой политической элиты, провалившей всё, что от неё зависело. Теперь, спустя семь лет, страшно всем. Не только выступить против режима. Страшно запоздать с официально утверждённым приветствием. Страшно помочь или просто пообщаться с людьми, которые могут оказаться под подозрением. Страшно не донести на них — за недонесение теперь тоже можно получить смертный приговор. Донести тоже страшно — могут поднять твоё досье и превратить из свидетеля в подозреваемого. Даже тот, кто честно служит власти, ни от чего не застрахован. Хорошая работа, конечно, ценится, но место в тылу может потребоваться тому, кто умеет демонстрировать лояльность режиму — демонстрировать напористо, в правильной форме, в нужное время и в нужном месте.

Жуткая атмосфера на страницах книги достигается не нагромождением ужасов, а достоверным психологическим рисунком каждого из героев. Великие реалисты середины века это умели. Только в отношении особо нелюбимых персонажей эмоции начинают подменять объективную картину. Но главное для автора — не осудить, а понять, как нация смогла дойти до такой жизни. И как жить дальше.

Всё-таки нельзя продолжать чужие книги, даже из благих побуждений. Конечно, Сент-Ив в любом случае не смог бы оказаться в одном ряду с доктором Джекиллом, Джоном Сильвером, владетелем Баллантрэ и Аланом Брэком из дома Стюартов. Но люди, с которыми он встречается, выглядят очень естественно. Сюжет поначалу развивается довольно вяло, приключения какие-то домашние, но они оставляют ощущение реальности происходящего.

Ближе к концу книги приключения становятся всё ярче, увлекательнее, даже невероятнее. Квиллер-Кауч поработал очень хорошо, создал добротный авантюрный роман. Только Стивенсон давно уже вырос из чисто авантюрной литературы. В результате с каждой главой нарастает ощущение бессмысленности происходящего. А последние две главы — это просто попытка любой ценой закрыть все сюжетные линии с обязательным выходом на хэппи-энд.

А ведь закончить этот роман предлагали Конан Дойлу. Казалось бы, идеальный продолжатель — близкий по уровню таланта, по настроению, тематике, в какой-то мере по духу. Дойл отказался и подробно объяснил, почему нельзя продолжать чужие книги. Во всяком случае, публиковать эти продолжения. Не помогло. И его книги тоже пытались продолжать, с тем же примерно успехом.

Собственно, «Винтовая лестница» — название фильма, у которого мало общего с книгой. Роман называется «Кто-то должен быть на страже» («Some must watch»), у нас был издан под названием «Для спящих ночь, для стражи день». Дело происходит в межвоенное время, в золотой век британского детектива. В глухом углу Уэльса находится уединённое поместье профессора Варенна. В доме десять человек — пять членов семьи, гость, сиделка, трое слуг. Хозяева — люди неприятные, крайне эгоистичные, страдающие интеллектуальным снобизмом в самых разных формах. А вокруг дома бродит маньяк. Или, возможно, он уже в доме.

Роман написан в эпоху, когда триллер ещё пытался притворяться детективом. Детектива как такового, то есть, расследования, здесь, по сути, нет. В деле пытается разобраться младшая служанка, девушка живая, обаятельная, поразительно жизнестойкая, но на роль детектива абсолютно непригодная. Зато как триллер вещь полностью удалась. Каждый из обитателей дома сам загоняет себя в ловушку своим упрямством, эгоизмом, непомерным самомнением. При этом за них страшно, тогда как в классическом детективе жертвы, убийцы, свидетели — только составляющие интеллектуальной игры, не вызывающие эмоций. Автор умело нагоняет обстановку страха, казалось бы, из ничего, снижает градус с помощью бытовых деталей и снова начинает нагнетать. И так до самого конца.

Концовка получилась скомканной. Видимо, из-за попытки решить триллер как детектив. Ведь даже в «Десяти негритятах», эталонной книге такого рода, впечатление от финала несколько снижается после записки судьи. Кстати, при желании можно найти кое-какие параллели между романом Кристи и написанным ранее романом Уайт, хотя книга Уайт слабее, мягче и ироничнее.

Есть книги, способные поднять настроение почти каждому. Здесь не совсем тот случай. Надо заранее иметь хорошее настроение, и тогда книга пойдёт. Основной посыл — нет плохих людей, а также ведьм, эльфов, ифритов и гномов. Если кто-то поступает неправильно, на него всегда можно повлиять добрым словом и личным примером. Где-то я видел высказывание автора: «Пишу сказки». Именно так. Добрая, милая, позитивная сказка. Это плюс, и плюс увесистый.

Минусов два. Первый минус — позитив временами просто зашкаливает, особенно ближе к финалу. Это лучше, чем чернуха, но иногда раздражает. Второй минус — много полунезависимых сюжетных линий. Каждая из них достаточно интересна, чтобы прослеживать их по отдельности, но недостаточно увлекательна, чтобы постоянно перескакивать с одной темы на другую. В целом — хорошая книга, но, конечно, не шедевр. Под настроение.

Это — одна из вершин приключенческой литературы. Та вершина, которая принадлежит уже настоящей большой литературе. Место действия остаётся неясным (вероятно, Южная Атлантика). Время действия можно вычислить довольно точно. Лет через 10 после битвы пр Фонтенуа, накануне Семилетней войны, то есть 1754-1756. Давно прошли времена, когда пираты снаряжали целые эскадры, грабили города, получали чины и титулы. Предел мечтаний нынешнего пирата — украсть шхуну, ограбить пару торговых судов и не попасть при этом на виселицу. Или, лучше всего, найти сокровища былых времён.

На момент издания роман Стивенсона нарушал каноны пиратской литературы. Зато почти все последующие книги и фильмы о пиратах на протяжении ста с лишним лет прошли под знаком «Острова сокровищ». Или подражали ему, или переигрывали, или пытались поспорить. Помимо чисто художественных достоинств сказалась удивительная соразмерность человеку. Взять хотя бы кульминацию сюжета, самое грандиозное сражение на страницах книги. Бой за блокгауз. Битва продолжается пару минут. Потери с обеих сторон — семь человек. Битва показана глазами Хокинса. Он сначала находится в закрытом помещении и почти ничего не видит, а потом катится кубарем по склону. Реалистичнее некуда. Запоминается на всю жизнь.

То же касается и героев. Подвиги в пределах возможного, злодейства в меру необходимого. Хорошие люди могут совершать нелогичные и даже бессмысленные поступки, умеют язвить, рефлексировать, скупердяйничать, оставаясь в целом симпатичными, а плохие люди временами вызывают сочувствие. Герои реалистичны и при этом нетипичны, что обычно есть признак настоящей литературы. О Джиме здесь уже было сказано так, что лучше не скажешь, но и другие получились не хуже. Сквайр Трелони — не совсем обычный сквайр. Доктор Ливси — весьма необычный доктор. Ну, а Сильвер — настолько необычный пират, что может существовать только в реальности.

Мне кажется, это одна из лучших книг для детей. И весь цикл, и, особенно, «Шляпа волшебника». К сожалению, в моём детстве муми-тролли ещё не умели говорить по-русски. Зато с дочкой мы прочли эти сказки множество раз, всё по её выбору. А «Шляпу» она выучила почти наизусть.

В первых книгах, о наводнении и о комете, ещё заметны впечатления от войны. Точнее, попытка преодолеть эти впечатления. В поздних книгах нарастает ощущение одиночества. А «Шляпа волшебника» — идеальная книга о счастливом детстве. Добрый, радостный, справедливый мир. Мир, где примут каждого, кто бы сюда ни заявился. Мир, где царит свобода, что не мешает его обитателям любить и уважать друг друга. Мир, где любое дело доставляет только удовольствие. Мир, способный постоянно удивлять. Мир уюта и спокойствия. Его граждане ценят этот уют и, тем не менее, постоянно ищут на свою голову приключений. В конечном счёте, приключения эти почти всегда неопасны. И даже самая страшная угроза только притворяется угрозой.

Конечно, так не бывает. Со временем жизнь постарается отучить бывших детей от представлений о радостном справедливом мире. Будет их трепать, ломать, уговаривать пройтись по головам. Но что-то всё равно останется.

Судя по выходным данным, «Флегетон» написан в 1991, издан только в 2000. В 1991 он мог бы, вероятно, стать бестселлером. Почти все факты, приведённые автором, значимые факты, можно было найти и в открытых советских изданиях 70х годов, но для таких поисков требовались время и определённый навык. Здесь сильная, интересная, толковая, хотя и необъективная книга о гражданской войне, написанная историком. В 1991 такой литературой зачитывались, позже интерес естественным образом угас.

Интерес к эпохе угас, литературные достоинства остались. В этом плане «Флегетон» — лучшая книга Валентинова из тех, что я читал. События показаны глазами штабс-капитана Пташникова. Сильный, умный, храбрый, порядочный человек и при этом далеко не лубочный персонаж. Он чувствует и действует как живой человек, а не идеальный герой. Себя не осуждает и не оправдывает, зато своих товарищей явно идеализирует. Их слабости язык не повернётся назвать слабостями. Красные же, наоборот, сплошное быдло. Это понятно. Пташников воевал. Участники Гражданской воны и через двадцать лет, и через сорок видели по ту сторону фронта только красную сволочь и белых гадов. Это их внуки и правнуки начали более или менее спокойно анализировать события. А в 1921 бывший историк Пташников делает простейший вывод: мы воевали за Россию, они воевали за власть.

При всем моих однозначных симпатиях к белому движению рискну предположить, что число порядочных людей было примерно одинаковым в обеих армиях. Число непорядочных тоже. Все желали добра, и все творили зло. Альтернатива — сидеть дома и в упор не видеть ничего, кроме себя и своей семьи. Вариант доктора Живаго.

«Флегетон» — гимн во славу побеждённых. В следующих книгах, возвращаясь к этой теме, Андрей Валентинов пытается переиграть историю. Помирить противников, дать им некое компромиссное решение, общего врага, общую цель. Увы, нереально. Автор и сам это знает. «Флегетон», написанный первым, даёт однозначный ответ. Примирение было невозможно. Последние надежды на компромисс исчезли ещё до первых выстрелов Гражданской войны.

«Чёрные пески» — вторая часть дилогии «Наследники». Трое побратимов превратились из подростков в юношей. Прошли войну, убивали и отправляли на смерть, попадали в тяжелейшие ситуации, избавились от многих иллюзий. Из одного уже вырастает будущий полководец, из другого — историк. Но, всё равно, восемнадцатилетние — по сути, мальчишки, упёртые, наивные (даже Марк), склонные к максимализму. Это мешает им хорошо устроиться в жизни, и это же помогает сохранить человечность в условиях, когда вокруг казнят, пытают, предают, интригуют, подставляют и умеют всё это грамотно обосновать. Не все так поступают и не всегда, но часто и многие. Наличие жёстких сцен не даёт книге превратиться в роман об идеальных рыцарях, а ненатянутое благородство героев делает её светлой, несмотря на все жестокости.

Мир «Чёрных песков» и «Орлиной горы» соединяет черты миров славянского фэнтези и европейского постсредневековья. Мир разработан хорошо, с этнографической стороны. Магико-мистическая составляющая выглядит не очень интересной, что, на мой взгляд, большого значения не имеет. Самая сильная сторона книги — мотивация поступков героев. Они получились естественными, психологически убедительными, и главные герои, и часть второстепенных.

Можно не сомневаться, что для Инны Живетьевой интересны не столько хитросплетения сюжета, хотя и этого здесь хватает, сколько психология героев, стоящие перед ними проблемы. Проблема выбора в очень непростой ситуации. Проблема взросления. Проблема сохранения человеческих качеств, когда оставаться человеком очень трудно. Всё это уже предстояло пережить героям «Стального княжества» — совсем другим героям, в другом мире, в совершенно иной ситуации. «Стальное княжество» произвело на меня ошеломляющее впечатление. «Наследники» — просто очень хорошее.

«Отцы и дети» — не самый лучший, но, вероятно, самый читаемый роман Тургенева. В первую очередь, благодаря обязательной школьной программе. Из-за той же обязаловки к нему редко возвращаются после школы. Решился, наконец, перечитать, и впечатления оказались неожиданными.

Первое впечатление — Тургеневу блестяще удалось буквально всё, кроме самого Базарова. Автору Базаров не очень симпатичен. В то же время он старается быть предельно объективным и сделать своего героя всё-таки положительным персонажем или, по крайней мере, интересным человеком. Проблема в том, что Иван Сергеевич знает нигилистов с чисто внешней стороны и плохо их понимает. Дискуссии Базарова с Кирсановым — это поток коротеньких деклараций, не связанных с аргументами собеседника, ничем не подкреплённых, иногда просто провокационных. Умный человек, а ума у Базарова с избытком, может так вести дискуссию в двух случаях — если ему нечего сказать по данному вопросу, но признаваться он не хочет, или если старается скрыть свои подлинные соображения. Соображения эти остаются невыясненными.

Неприятные особенности героя могли бы быть отчасти оправданы его практической деятельностью. Здесь намечаются аналогии и определённое противостояние с вышедшим тремя годами раньше «Обломовым». Базаров — врач. Врачей Тургенев уважает, но в медицине, как и большинство его современников, разбирается слабо. В итоге деятельность Базарова сводится к тому, что он ловит лягушек, наспех перевязывает Кирсанова и производит неудачное вскрытие трупа.

Самая сильная сторона книг Тургенева, безусловно, романтическая. Обычная для него пара — сильная женщина и слабохарактерный мужчина. Здесь сильной женщине попался сильный мужчина. Автору самому интересно, чем это кончится, и он не спешит помогать героям. А характеры у этой пары не просто сильные, а деспотические. Выход так и не найден. Вернее, найден, но самый простой из всех возможных.

Под конец хочу сказать тем, кто не перечитывал «Отцов и детей» со школы. Перечитайте. Не пожалеете.

Самое простое — увидеть в этой книге Стругацких опровержение их собственных идей, высказанных в ранних книгах — «Полдне», «Стране багровых туч», «Понедельнике», который начинается в субботу. Но это самый поверхностный слой книги и самый неинтересный. «Улитка» — сложное философское произведение с элементами сюрреализма, которое будут читать и через столетия. Скажу о том, что понял сам, когда ещё не было позднейших комментариев и исправлений.

Управление было создано в первую очередь для исследования Леса, во вторую очередь — для его освоения. Но Лес не поддаётся ни исследованию, ни освоению. И Управление, не справившись с задачей, перерождается в бюрократического монстра, плодящего безумные распоряжения. Это не сатира на советскую бюрократию, это судьба любой бюрократии, утратившей ту цель, ради которой её создавали. Что в России, что в Европе, что в Древнем Шумере, что в Древнем Китае. Когда распоряжений слишком много, и они получаются слишком безумными, наступает привыкание, и сотрудники теперь не столько работают, сколько имитируют исполнение распоряжений. Что мы и наблюдаем в Управлении.

Перец — человек чужой для Управления, главным образом потому, что новый. Он хочет понять Лес, но никогда не сможет этого сделать. Не из-за абсурдных препон в духе Кафки, а потому, что Лесу он не нужен. Он ещё, вероятно, подёргается, попытается что-то изменить, а потом привыкнет, втянется в бюрократическую рутину, будет изучать Лес издали, а по вечерам пить кефир или что-нибудь другое.

Лес враждебен человеку. Но люди некогда смогли создать биологическую цивилизацию, идеально приспособленную к местным условиям. Как любая идеально устроенная цивилизация, она со временем пришла в состояние застоя. Кто-то (из местных или пришельцев) решил этот застой взорвать. Началось Одержание, Разрыхление и Заболачивание. Судя по всему, и этот эксперимент утратил первоначальный смысл и превратился в бессмысленное насилие над лесом и несчастными жителями лесных деревень. Там — бюрократическое безумие, здесь — безумие прогрессистское. Оно ещё страшнее.

И Кандид — человек чужой для Леса. Но он сумел остаться настоящим человеком, даже потеряв память и погрузившись в растительное существование лесной деревни. Он всеми силами защищает слабых и упорно пытается дойти до Управления. Управления, где царит бюрократическое безумие, но он этого не помнит. И никогда не сможет дойти.

На мой взгляд, это лучшая книга Анатоля Франса и лучший роман о Великой Французской революции. Большинство книг Франса сводятся, в конечном счёте, к монологу или диалогу в духе ироничного скепсиса. Чтение их доставляет настоящее наслаждение, даже если не соглашаешься ни с одним тезисом автора. В этом романе автор постарался оживить мир, ставший историей уже для его современников. Скепсиса здесь хватает, но немало и пафоса. Пафос оправдан – речь идёт о 1793. Скепсис тоже оправдан, если вспомнить об итогах Первой республики. После этого у трёх поколений европейцев республика ассоциировалась с войной, голодом и террором. Только правнуки поняли, что прямой зависимости тут нет. С другой стороны, если бы люди Первой республики смогли бы увидеть Вторую, Третью и все последующие вплоть до сегодняшнего безобразия, для них бы это стало настоящим шоком.

Главные события революции остаются за кадром. По разу появляются Марат и Робеспьер, не говоря ни слова. Во времена Франса историю Великой революции знал каждый сколько-нибудь образованный европеец, и повторяться не имело смысла. Революция показана глазами обычных французов. Каждый старается выжить в это страшное время, и выжить, не теряя человеческого достоинства, и защитить свои представления об этом самом достоинстве. Хотя понятия о нём у всех разные. И каждый по-своему прав, что опять же нехарактерно для Франса. Прав нищий художник, ставший членом Революционного трибунала. Права его сестра-эмигрантка. Прав откупщик-эпикуреец, потерявший всё состояние, но сохранивший спокойствие духа и любовь к жизни. Прав преследуемый властями монах, сохранивший веру, доброту и любовь к людям. Права девочка-проститутка, поразительно чистая в своей наивности.

Конец романа печален. Революция пожирает и своих детей, и врагов, и нейтралов. Так оно и было. Почти никто из активных участников этих событий не дожил до 40 лет. Сентиментальные, напыщенные, жестокие, отважные, абсолютно уверенные в своём призвании осчастливить человечество, они погибнут, уступив место более прагматичным своим ровесникам. Вот эти поддержат все власти, сколько их ни сменится в эту бурную эпоху, заработают на войне, голоде и терроре и хорошенько попинают упавших.

«След «Семи звёзд»» — слегка переработанные «Девичьи игрушки». Основным источником вдохновения стали, вероятно, квазимистические детективы Парнова. Здесь авторы постарались взять долей легкомыслия. В самом деле, если всерьёз рассуждать о проблемах чёрной магии, рано или поздно договоришься до глупостей. В лучшем случае. «След» же постарались сделать на стыке детектива, мистического триллера и лёгкой, почти пародийной истории. Местами баланс соблюдается, местами не совсем, но в целом вещь удалась. Удалась именно как развлекательное чтение.

Сюжет романа развивается параллельно в XVIII и XXI веке. Восемнадцатый век получился лучше. Мне думается, что если бы от книги остались только приключения Баркова и Мюнхгаузена, она бы только выиграла. Барков оказывается вполне приличным человеком. Ну, пишет матерные стихи, ну, не может без этого жить, хотя сам немного стесняется. А барон Мюнхгаузен сомневается, стоит ли ему рассказывать правду о своих приключениях в России или не стоит. Лучше, наверное, присочинить. Иначе не поверят.

Если разобраться в сюжете романа, получится нагромождение глупостей. Вероятно, так и было задумано. Главное, как рассказать эту фантастическую историю. Пани Иоанна рассказала её так, что хохочешь, почти не переставая. По крайней мере, когда читаешь в первый раз. Чего стоят одни только диалоги из подземелья или дневник трансокеанского плавания. Причём история получилась мало того, что остроумной, но и обаятельной. При повторном чтении впечатление, конечно, снижается, но в этом жанре иначе и быть не может. На мой взгляд, «Покойник» — один из немногих по-настоящему удачных иронических детективов. И ведь обошлось почти без жертв. Один труп, в самом начале. Это не считается.

Герой трилогии — олигарх VIII в., совладелец крупнейшего торгового дома Согдианы. Дом Маниахов ведёт торговлю по Великому шёлковому пути и в обеспечение этого проводит собственную политику. В нашей системе координат ему соответствует, вероятно, крупная международная нефтяная корпорация. Нанидак, человек в меру симпатичный, в интересах своей компании и своего города путешествует по разным странам, занимается торговлей, разведкой, войной, политическими комбинациями, убивает и лечит, спасает людей, и его спасают, подставляет, и его подставляют.

Написан цикл достаточно ровно. В «Любимой мартышке дома Тан» уже содержатся все основные идеи цикла. «Любимый жеребёнок дома Маниахов» получился какой-то очень чистой книгой. «Любимый ястреб дома Аббаса», на мой взгляд, самая увлекательная и эмоционально сильная часть трилогии. Интересно, что сначала вышел хронологически завершающий роман, «Мартышка», а затем две другие книги. Кажется, предполагался или предполагается ещё один роман, где события развиваются в промежутке между «Жеребёнком» и «Мартышкой».

Сильная сторона трилогии — яркая и достоверная картина мира VIII в. Мир динамичный, вопреки расхожему представлению о застойном характере «тёмных веков». Мир, где народы почти не знают друг о друге, но, тем не менее, потрясения на одном конце Евразии через год-полтора аукаются на другом её конце. Модернизации ровно столько, чтобы книги стали увлекательными и понятными, не теряя исторической достоверности. Есть отдельные нестыковки и анахронизмы, но их мало. В целом автор работал очень много и обеспечил достоверность даже третьестепенных деталей. Слабые стороны — периодическое зависание сюжета и недостаточная убедительность героев. Для восьмого века многие из них, включая Нанидака, получились слишком независимыми и рационалистичными. Всему своё время. Но в «Жеребёнке» герои уже меньше похожи на наших современников, чем в двух других романах.

Ну, а сам Нанидак сумел выжить во всех передрягах и помочь другим, сумел защитить интересы своей фирмы, своего города и своего народа. Большего от человека требовать невозможно. Правда, при этом пострадали посторонние, в том числе ни в чём не виновные. А интересы будущих поколений не сможет отстоять даже самый сильный человек и самый могущественный торговый дом. Уже лет через 20, ещё при жизни многих героев цикла, Согдиана окажется в центре очередного конфликта. Погибнет большая часть её населения, страну наводнят иноземцы, уцелевшие жители потеряют прежний социальный статус и через пару поколений забудут свой язык и само имя согдийцев. А ирано-арабо-согдийская колония в Гуанчжоу, где под конец осел Маниах, просуществует ещё столетие, пока город не захватят отряды Хуан Чао и не отправят на казнь всех, кто не совсем похож на китайца.

Первый литературный опыт Александра Беляева оказался очень удачным. Повесть в духе позднего Жюля Верна и его последователей. Точные привязки по месту и времени, экскурсии в область океанологии и истории кораблестроения, детективная составляющая, много экзотики и очень много приключений. Пожалуй, даже многовато для такой небольшой книги. Приключения часто заслоняют собой героев, которые соответствуют штампам приключенческой литературы. Некоторое исключение составляет только Флорес. Но это всё-таки первая полноценная книга Беляева. Его мастерство росло очень быстро. Уже через год начали выходить романы, ставшие классикой научной фантастики.

Главная находка автора — сама идея Острова погибших кораблей. По-моему, такого нет больше ни у кого. Правда, в предисловии к первому изданию говорилось, что повесть основана на сюжете американского фильма, но фильма этого, кажется, никто никогда не видел. Во всяком случае, создание такого Острова было тогда за пределами технических возможностей кинематографа. Видимо, это был рекламный ход редакции — дать никому ещё не известному автору соавтора в лице Голливуда и заодно свалить на тот же Голливуд обвинения в буржуазной безыдейности. Следующим книгам Беляева соавтор уже не требовался.

Русской интеллигенции всех поколений режим урезанных свобод казался страшнее и невыносимее, чем режим террора. Так было и при Александре I, и при Николае II, когда Мережковский работал над своим романом. Все ждут перемен. Одни их боятся, другие желают, третьи стараются ускорить. И буквально все знают о существовании тайного общества, о его целях и участниках. И власть знает, но бездействует. Ну, Александр не способен действовать жёстко. Для политика он слишком порядочный человек, для государственного деятеля — слишком безвольный. К тому же его преследуют личные несчастья, постоянно мучает совесть. Но и приближённые императора, люди без комплексов, тоже всё знают и молча наблюдают. С одной стороны — не боятся таких заговорщиков, с другой — надеются использовать заведомо неудачный путч в своих интересах. Государственных или личных.

Главный проходной герой, молодой князь Голицын, у Мережковского совсем не получился. Адександр I более или менее получился, но на заднем плане. А получился по-настоящему коллективный портрет декабристов. Сотня очень разных по характеру и взглядам людей. Альтруисты и карьеристы, человеконенавистники и почти святые, политики и авантюристы, поэты и лихие рубаки, миллионеры и однодворцы. Потенциальные Лафайеты, или Робеспьеры, или Бонапарты. У каждого пятого есть свой проект конституции, у остальных — особое мнение. Одни примкнули к заговору по убеждениям, другие ради карьеры или мести, третьи просто за компанию. В большинстве своём это всё же люди благородные, честные, бескорыстные. Однако свой шанс они не использовали Ладно, готовить переворот их никто не учил. Но когда войска вышли из казарм, началась работа офицеров, работа по специальности. Эту работу они с треском провалили, все до единого.

А вдруг бы получилось? Тогда, вероятно, на другой же день начались бы дискуссии, а затем и стычки между победителями. Сцепились бы республиканцы и умеренные монархисты, федералисты и унитарии, сторонники диктатуры и парламентской демократии, социальных реформ и социального неравенства. Даже по вопросу об отмене крепостного права, где не было принципиальных разногласий, порой выдвигались такие проекты, которые могли бы вызвать крестьянскую войну против освободителей. В любом случае, к весне можно ожидать контрпереворот со стороны консерваторов и расправу с декабристами. Но людей жалко. Люди, действительно, были хорошие.

Сильное разочарование. На протяжении шестисот страниц три десятка бандитов (а бандиты здесь все, независимо от положения) убивают друг друга всеми возможными способами. К началу первой главы уже ясно, кого убьют обязательно и в какой примерно последовательности, а кто имеет небольшой шанс выжить. Временами это дело перерастает в бойню с истреблением сотен случайных людей. Автор так любит смешивать кишки с мозгами, что становится ясно — сам он никогда под огнём не был и не собирается туда лезть. Герои не безлики, но неинтересны. Некоторый интерес, но не симпатию, вызывают Монца, Коска и, как ни странно, Морвир. Мир создан на основе Италии века так пятнадцатого с устранением церкви и других неполиткорректных явлений. Словарный запас на уровне, доступном тем же бандитам. Диалоги представляют собой обмен короткими репликами. Реплики подаются строго по очереди, не перебивая.

Всё это не смертельно по меркам фэнтези. Тем более, книга не совсем пустая. Иногда мелькает мысль, иногда становится интересно. Хуже всего то, что ясно видна главная задача — сделать круче, чем у предшественников. Круче здесь означает — больше крови, грязи, бестолкового насилия и чёрного юмора. Задача выполнена. Крутизна становится самоцелью. Следующее поколение сочинителей постарается написать круче, чем Аберкромби. Собственно, уже старается. Рано или поздно тёмное фэнтези опустится до такого уровня, что перестанет вызывать интерес даже у самых преданных фанатов. Тогда маятник пойдёт обратно. Начнут писать о благородных, вежливых и чувствительных бандитах.

Возвращаясь к роману. Для кого, на мой взгляд, он предназначен? Для тех, у кого жизнь слишком обеспечена и благоустроена, и от этого тянет вываляться в грязи. И для тех, кто давно хочет дать в морду недругу, но в жизни это не получается. Читатели этих двух категорий — добро пожаловать в Талин. Остальным, наверное, лучше остаться дома.

Мир «Ястреба халифа» — мир арабо-мусульманской цивилизации времён её расцвета. География его совершенно фантастична, но при этом здесь находишь хорошо известные города, которые стоят на тех же самых реках. Населяют этот мир известные в нашем мире народы, а правят ими реально существовавшие династии. Даже ход событий напоминает ход земной истории. Хронологически происходящее соответствует нашему десятому веку, политическая ситуация напоминает девятый, отдельные исторические эпизоды имеют аналоги в разных веках, с восьмого по тринадцатый. Если не смотреть на карту, можно представить, что читаешь фантазию на темы земной истории с добавлением небольшого элемента мистики. Ближневосточная мистика слабо раскручена и может показаться интересной.

В основе сюжета — история нерегиля, существа из сумеречного мира, вынужденного против своей воли служить халифу. Своим поведением нерегиль напоминает плохо воспитанного или, скажем так, альтернативно воспитанного человека. На первых страницах это напрягает, затем воспринимается как часть образа. Нерегиля хочется пожалеть, но не получается. Слишком он сам безжалостен. Он не способен забывать, не способен прощать, не способен нарушить взятые на себя обязательства. Людей готов убивать без счёта, целыми городами и племенами. Постоянно пытается навязать жителям халифата свои представления о Порядке и Справедливости. У его оппонентов своя Справедливость и свой Порядок, и они тоже умеют убивать, а ещё пытать и предавать. Правда, они ещё способны простить человека без всякой пользы для себя, а нерегиль воздержится от убийства, только если оно бесполезно. Со временем он освоит некоторые правила поведения, изучит человеческие представления о порядке, научится любить, уступать и обманывать. Не научится только прощать. Видимо, это чисто человеческое свойство.

Восточный колорит присутствует в романе строго в меру и не мешает восприятию. Хуже то, что сюжет выглядит несколько рыхлым и не всегда удерживает внимание. Это компенсируется неоднозначными героями и интересными историческими аналогиями. Картина мира мрачная. Конечно, в реальной истории эпоха мусульманского ренессанса тоже изобилует жестокостями и предательствами. Но здесь мрак почти беспросветный.

Итог — книга по-настоящему сильная. Она заслуживает того, чтобы прочесть её от начала до конца. Один раз.

Эта повесть переполнена штампами, как и положено книгам о Конане. В центре главный герой, способный победить любого врага в любом количестве. Со всех сторон на него вешаются дамы, числом не менее трех. Чуть подальше широкий круг соперников и противников. Плохие люди — восточные горцы, колдуны и религиозные фанатики в одном флаконе. Самый главный немного похож на одного из главных врагов Америки на тот момент. Похож, разумеется, в представлении американца. Хорошие люди — само собой, доблестные бритунийцы. Как и положено бритунийцам, встречаются по всему миру и везде чувствуют себя как дома. Описание восточного города, где использованы все штампы массовой литературы и Голливуда. И, наконец, огненный зверь, который должен вызывать смешанное чувство страха, интереса и отвращения, но не вызывает никаких эмоций.

Спасает, отчасти спасает повесть то, что автор оказался выше темы. К своему сочинению он относится с откровенной издевкой. Хуже, когда о Конанах пишут всерьез. Это уже предпоследняя стадия. Последняя — когда им еще пытаются придать идеологическую нагрузку. Такого не выдержит ни один варвар.

«Немного жертвенности» стало переломной повестью в цикле о ведьмаке. В последний раз она строится по принципу отдельного рассказа, типа записок о Шерлоке Холмсе. Следующие два рассказа из «Меча предназначения» уже связаны сюжетно с последующими книгами. В последний раз автор пытается пересказывать старые сказки на новый лад. Пересказ получился не слишком удачный, но на это почти не обращаешь внимания. Рассказы о морских бойцах и состязании бардов, сюжетная линия Эсси полностью заслоняют линию принца и русалки.

Повесть отмечена необычайным для Сапковского эмоциональным напряжением. Пожалуй, это самый сильный в эмоциональном плане эпизод во всём цикле о Геральте. Но ещё больше меня зацепила другая её особенность. Здесь впервые обнаруживается ограниченность и обречённость мира ведьмаков. Граница между сушей и морем стала для чародеев непреодолимой. Позже обнаружатся и другие подобные границы. За их пределами начинается область неизвестной магии. Туда ведьмаки и чародеи никогда не сунутся. Не из трусости, а из принципа. Будущее за другими людьми, такими, как князь (правильнее, видимо, принц) Агловаль. Рано или поздно они перебьют морскую нечисть, спустятся по гигантским ступеням в глубины океана, заберут спрятанные там сокровища, доберутся до заокеанских земель, если они существуют, ограбят их и превратят в подобие своих земель. Остановить их вряд ли возможно. Да, наверное, и не нужно. Конечно, Агловаль опасен для себя и окружающих, но и Человек Неподвижный — тоже дорога в никуда.

Это самая страшная книга во всей русской литературе. В художественном отношении она совершенна. Написана с нечеловеческим блеском. На её страницах можно найти всё, что угодно, на любой вкус. Здесь видят повесть о великой любви, трагедию гения, псевдоевангельскую историю, картины Апокалипсиса, сатиру на личных врагов писателя и на систему в целом, апологию Сталина и карикатуру на Сталина... Всё есть, и всё правда, и мы готовы согласиться с любым толкованием, чтобы не сознавать того, что лежит прямо на поверхности. Того, что эта книга есть блестящая апология Зла.

В первый раз я читал эту книгу почти 40 лет назад. Тогда я был человеком абсолютно неверующим, и всё равно не мог отделаться от ощущения зла, исходившего от книги. И не мог от неё оторваться.

Исходным толчком к созданию первой версии романа стало, судя по всему, желание автора хоть как-то наказать душившее его мелкое зло. Пусть виртуально, пусть с помощью зла большого. И как это выглядит? Воланд и его свита действительно наказывают людей, совершивших некрасивые поступки. При этом, как правило, сами их и провоцируют. То есть, чтобы наказать зло, надо его сначала организовать. Всё правильно. Большое зло должно порождать малое и подпитываться им. Иначе оно зачахнет.

Полагаю, Михаил Афанасьевич сам страшился того, что написал. Он сжигал рукопись и восстанавливал её, убирал некоторые эпизоды, смягчал другие, вводил новые сюжетные линии. В первой версии не было ни Мастера, ни Маргариты, ни Ершалаима. Всё напрасно. Книга становилась всё ярче, сильнее, глубже, приобретала нечеловеческий блеск и оставалась гимном Сатане. Даже через псевдоевангельскую историю проходит злая усмешка. Зло здесь на редкость обаятельно. Зло на любой вкус. Те, кто не способны подняться (или опуститься?), чтобы насладиться обаянием Воланда, могут общаться с обаяшками Бегемотом и Коровьевым. Хотя их трудно назвать гениями зла. Скорее уж, гении пошлости.

Но в литературном отношении роман великолепен. Он стал культовой книгой для целого поколения. Те, кто вырос после 1990, вряд ли могут представить масштабы этого культа. «Мастера» читали все, хотя в продаже его, разумеется, не было. Мы сидели над ним в читальных залах, годами ждали очереди в библиотеках, брали у друг у друга на неделю или на три дня, через третьи-четвёртые руки. Многие могли цитировать целые страницы. А со временем это же поколение, воспитанное на Воланде, наше поколение, с радостными воплями разрушило свою родную страну.

«Бесы», безусловно, были задуманы как памфлет против людей, которые несколько позже стали называть себя демократической интеллигенцией. Хотя мало кто из них понимает, что такое демократия, и не каждого можно назвать интеллигентом. Но роман почти сразу же сломал рамки памфлета. Одни герои отказались исполнять свои роли, другие остались в их рамках, но постарались показать себя с разных сторон. Даже самый поганенький из персонажей, Верховенский-младший, и тот оказался явно сложнее, чем было задумано изначально. О Ставрогине я уже не говорю. Он не только сразу же вырвался из основной сюжетной линии, но и постоянно отодвигает её на второй план. Да и вся толпа разрушителей оставляет впечатление мелких бесов, только пока остаётся толпой. Как только толпа делится на лица, впечатление существенно меняется.

А вообще, люди, подобные Петру Степановичу, были скорее исключением, чем правилом. В большинстве своём оппозиция тех лет состояло из людей порядочных или, по крайней мере, честных. К активности их толкало, с одной стороны, стремление отмежеваться от занудной и консервативной системы, с другой, понятное и при этом бестолковое желание изменить всё и сразу. Кто-то опускался до террора, то есть до убийства безоружных людей. Для большинства же общественная деятельность превращалась в умеренно опасную игру длиною в жизнь. С реальными проблемами России эта деятельность соотносилась очень приблизительно.

«Говорили об уничтожении цензуры и буквы ять, о заменении русских букв латинскими, о вчерашней ссылке такого-то, о каком-то скандале в Пассаже, о полезности раздробления России по народностям с вольною федеративною связью, об уничтожении армии и флота, о восстановлении Польши по Днепр, о крестьянской реформе и прокламациях, об уничтожении наследства, семейства, детей и священников, о правах женщины, о доме Краевского, которого никто и никогда не мог простить господину Краевскому, и пр., и пр.»

Знакомо? В худшем случае за это можно было попасть в ссылку, то есть пожить какое-то время в провинции. И они всю жизнь продолжали игру. И дети их играли, и внуки. Пока не доигрались.

Роман Алексея Толстого оказался своевременной книгой. Несвоевременных книг Толстой, кажется, не писал. В начале XVIII века, как и в последние десятилетия жизни автора, как и в наше время, в России рушился весь старый уклад жизни. Новый порядок спешил разрушить до основания всё, что было создано раньше. Во всех случаях ломка была во многом неизбежной, во многом деструктивной. Во всех случаях общество заплатило за успех реформ запредельную цену. Впрочем, вопрос о цене реформ Толстой не то чтобы замалчивал, но старался сгладить. Это понятно. А попробуй кто-нибудь при жизни Петра поговорить о цене реформ. Голову отрубят — считай, что повезло.

Независимо от поставленных и решённых задач, «Пётр Первый» заслуженно считается лучшим историческим романом в русской литературе. Мало того, это самая читаемая книга Толстого, после «Буратино», разумеется. Язык классика, всегда точный, ясный и фантастически богатый, здесь отшлифован до блеска. Доведено до совершенства искусство складывать роман из множества ярких деталей. Каждая из этих деталей запоминается надолго. Книга написана с любовью к героям. Что всегда немаловажно, заслуживают они этого или нет.

Наконец, в романе строго выдержана необходимая доза модернизации истории. Есть много книг, где прошлое стараются воссоздать с максимальной точностью, вплоть до особенностей произношения. Как правило, такие книги дочитывают до конца только специалисты, и только для того, чтобы их изругать. Ещё чаще попадаются исторические сочинения, где герои изъясняются на современном жаргоне, исповедуют современную систему ценностей, а ход событий выстроен в соответствии с концепцией автора. Читать такие книги легко, но обычно их хочется отбросить, не добираясь до второй главы. Толстой же модернизировал историю ровно настолько, чтобы сделать ситуацию более или менее понятной читателю, не подстраиваясь под его уровень. В итоге получилась книга, доступная каждому, и при этом шедевр. Шедевр с любой точки зрения, как бы ни относиться к Петру и Петровской революции.

С первого взгляда «Сентябрьские огни» оставляют впечатление голливудского сценария. Сюжет развивается по законам кино, практически нет необязательных героев и второстепенных сюжетных линий. В то же время, этот псевдосценарий выполнен на хорошем литературном уровне. Восторгов разделить не могу, но качество выше среднего. Предметы и люди все время оборачиваются не тем, чем кажутся на первый взгляд. Сюжет держит до самого конца, и сохраняется атмосфера страха, что в данном случае и требовалось. Это ощущение взрослого человека, который относится к подобным произведениям с большим скепсисом.

В целом, конечно, книга рассчитана на подростков. Однако автор решил не ограничиваться возрастной аудиторией и захотел сделать свой роман сложнее и глубже обычного ужастика. Это, скорее, пошло в минус. Автор пересказывает старые сказки на новый лад и, насколько я понял (не уверен, не специалист), добавляет в них ожившие конструкции психоаналитиков. Не знаю, возможно, поклонникам психоанализа это будет интересно. Мне в этих местах становилось смешно.

Возможно, эта дилогия — лучшие сатирические романы в истории русской литературы. Вторая книга получилась даже сильнее первой. А ведь их едва не запретили, и логику запретителей можно понять. К счастью, разум взял верх.

Воспринимать содержание этих книг можно по-разному. Можно наслаждаться тем, как обаятельный проходимец виртуозно морочит бюрократов, спекулянтов, мелких и крупных жуликов, бездельников, проходимцев и подобную публику. Обычно воспринимаешь именно так. А можно увидеть всю абсурдность утвердившихся в государстве порядков. Правда, для этого надо почувствовать себя самого на какой-то момент сторонним наблюдателем, стоящим вне системы. Думаю, сами авторы всё-таки ощущали себя частью системы, и именно поэтому на каждой странице выходили за рамки дозволенного.

Что касается самого Бендера, он поразительно умный человек. Точно знает, когда пустить в ход своё обаяние, когда наглость, а когда лучше сделать большой крюк в сторону. Трясти он предпочитает тех, кто занимает не своё место. Ну, какой из Ипполита Матвеевича искатель сокровищ? Он и предводителем дворянства стал в своё время по явному недоразумению. А какой священник из отца Фёдора? Он мог оставаться при церкви только в межвоенное время, когда большинство настоящих священников погибло, а новых больше не готовили. О сотрудниках «Геркулеса» или заговорщиках из «Меча и орала» я уже не говорю.

Единственный настоящий противник Бендера — Корейко. Личность сильная, жутковатая, почти инфернальная. Собственно, Остап берёт над ним верх только благодаря случайности. Пройдёт время, и наследники Корейко подомнут под себя всю страну и возьмут измельчавших наследников Бендера к себе на службу.

Но главный секрет успеха книг в их исключительных литературных достоинствах. Их не смогла и не сможет передать ни одна экранизация. Лёгкий свободный стиль, ехидный и беззлобный одновременно. Неожиданные отсылки и сравнения. Потрясающая точность наблюдений. Целые страницы запоминаются сами собой, почти наизусть. Чуть ли не каждая вторая фраза стала литературной находкой, разошлась на цитаты. Мне даже кажется, что спасли книги не соображения целесообразности, а то, что большие начальники сами умирали от смеха, читая о приключениях Остапа.

«Тоно Бенге» относится к числу социальных романов Уэллса. На мой взгляд, они в литературном отношении выше его фантастики. Вряд ли кто-то вспомнит, как зовут героя «Войны миров» или «Машины времени». (Да и есть ли у них имена? Не помню.) Просто средний англичанин, почти не меняясь, кочует из романа в роман. А в «Тоно Бенге» этот средний англичанин обретает свою жизненную историю, уникальную, как у каждого человека. Временами он симпатичен, временами неприятен, иногда его становится жалко. У него появляется собственное лицо, проявляется характер, обнаруживается ум. Он высказывает нетривиальные идеи, не всегда следуя авторской подсказке. Вместо приключенческо-философского трактата — литература как таковая.

Сюжет «Тоно Бенге» строится на раскрутке очередного универсального оздоровляющего эликсира, созданного на основе воды и кое-какой химии. Вред от эликсира умеренный, бывает хуже. Вроде бы история о проходимцах, но называть их проходимцами не хочется. Всё сложнее, как и в жизни. Можно оставаться инженером или аптекарем и всю жизнь биться, чтобы прокормить семью, а можно решить эту проблему с некоторым ущербом для окружающих и заодно способствовать оживлению экономики. Каждый выбирает за себя. Субъективно герои книги считают свой бизнес вполне достойным, хотя совесть их и тревожит.

Собственно, Тоно Бенге -типичная псевдопотребность. В наше время это вообще основной бизнес — создание и удовлетворение новых псевдопотребностей. В конце XIX века эта индустрия набирала мощь, к XXI приобрела масштабы планетарной катастрофы. Бизнес как бизнес, пусть не самый необходимый. Тоно Бенге — это всё-таки не самая страшная из псевдопотребностей.

«Камень и боль» — незаконченный роман о жизни Микеланджело. Но сам скульптор иногда теряется в потоке событий. Главный герой книги — эпоха Ренессанса. Время, когда создавались величайшие шедевры, закладывались первые основы современной науки, отвергались старые догмы и рушились все моральные ограничения. Время, когда от жизни брали всё. Брали, конечно, знатные, богатые, образованные и раскованные.

Лучше всего определяет эпоху одна из первых сцен книги. Архиепископ предлагает главарю наёмных убийц совершить своё дело в церкви, во время богослужения. Человек, совершивший десятки убийств, в ужасе — такой грех не простится. Прелат настаивает и обещает отпущение всех грехов. Убийца хлопает дверью.

Мир Ренессанса идёт вперёд. Италия становится тесной для десятков великих мастеров. Печатают свои труды полузабытые теперь гениальные учёные, возвращается из плавания Колумб, приступает к своим первым расчётам Коперник. Сидят над книгами гуманисты, не желающие знать, как интерпретируются их идеи. Мимо церквей проходят шествия в честь древних богов. Кардиналы, отслужив мессу, спешат переодеться для участия в вакханалиях. Комментаторы Платона, оставив на время книги, идут к гадалкам, чтобы узнать судьбу, и к колдунам, чтобы купить неуязвимость. Гремят с кафедры проповедники, обличая власть имущих. Великие художники сами бросают в костёр свои картины. Толпа забрасывает камнями забывшего обеты епископа. Бродят по Италии армии французов, испанцев, немцев и своих родных кондотьеров, истребляя на пути всё живое. Личных и политических соперников убивают при любой возможности — убивают в бою, убивают в спину, отправляют на плаху, жгут на кострах, травят собаками. И чем выше забрался человек, тем легче он идёт на преступление. Через несколько лет всё это вызовет реакцию в форме Реформации, затем Контрреформации, и вместе они похоронят яркую, свободную и бессовестную эпоху.

А Микеланджело, как все, принимает своё время, и, как многие, пытается ему по-своему противостоять. Противостоит своим уникальным искусством, полным боли, борьбы и торжества веры. Со временем из этого искусства родится мир барокко.

Об этом времени и этих же людях писали Мережковский, Томас Манн, Роллан. Интересные, сильные, умные книги, особенно пьеса Манна. Но уступающий им во многом роман Шульца произвёл на меня большее впечатление. Здесь удалось создать ощущение присутствия. События показаны не совсем так, как они происходили на самом деле, а так, как они виделись современникам. Отсюда отдельные анахронизмы, отсюда гиперболы, нагромождение ужасов и чудес. Даже язык книги с гиперболами, повторами и особым ритмом напоминает о барокко. Читать её сложно и не всегда приятно. Но она завораживает.

Сагу о Гарри надо оценивать с точки зрения тех, для кого она создавалась. С этой стороны она заслуживает очень высокой оценки. Каждая книга предназначена как раз для ровесников главных героев. Мне в этом плане повезло. Дочка взрослела вместе с Гарри, я читал следом за ней и мог воспринимать текст адекватно.

Ну, а с точки зрения взрослого человека самое удивительное то, что последние книги сильнее первых. Как правило, бывает наоборот. В первых томах мир Хогвартса более или менее благостен, герои однозначны, мир строится по правилам игры. С третьей книги волшебный мир раскрывает свою подлинную сущность. Начиная с четвёртой книги, исчезают хэппи-энды. У юных героев, как и положено в этом возрасте, портится характер, и появляется много новых проблем. С пятой книги у взрослых персонажей обнаруживается множество скелетов в шкафах. По мере приближения решающей битвы зла с добром положительные персонажи иногда начинают раздражать, а отрицательные в некоторых случаях вызывают симпатию (кроме Амбридж, разумеется). Больше места занимает главная философская тема книги, тема преодоления смерти. Цикл постепенно теряет характер книги-игры и превращается в настоящую литературу.

И ещё один аспект, который подростки видят, но обычно не формулируют. Как устроен мир магов на грани XXI века? Так, что оба непримиримых антагониста, Волан-де-Морт и Дамблдор, оба не принимают существующих порядков. Министерство магии — классическая олигархия. Никем не избирается, само себя пополняет, принимает законы в своих интересах. Силовая структура Министерства, дементоры — существа хуже всякого Воланда. Хуже не придумаешь. Азкабан явно организовал человек с больной психикой. Само существование волшебного сообщества лишено смысла. Все силы брошены на то, чтобы спрятаться, оставаться незамеченными для маглов и самим ни на что не реагировать. Не удивительно, что Волан-де-Морт смог так легко осуществить переворот. Удивительно скорее то, что это вызвало сопротивление, хотя бы среди молодых.