Соавторство с Георгием ЯСНЫМ не ограничилось «Человеком-ракетой» и «ЦНИИХРОТ-214»
Как известно, первое опубликованное фантастическое произведение Георгия ГУРЕВИЧА – написанная в соавторстве с Георгием ЯСНЫМ повесть «Человек-ракета».
Историю ее появления на свет Георгий Иосифович сам подробно рассказал в автоментографии «Приключения мысли» (эти мемуары — единственное его произведение, за которое он был премирован, причем дважды – «Интерпресскон» и «Бронзовая улитка» — оба 1997 год). В ноябре 1945 года ГУРЕВИЧ демобилизовался (всего он в армии прослужил с 1939 года). Параллельно писал и доучивался в институте:
— В ту пору у меня был соавтор — Жора ЯСНЫЙ — человек активный, общительный, в гражданской жизни студент, бильярдист, баскетболист, ценитель балета, оперетты, и литературы между прочим, а кроме всего еще и мой командир отделения...
Жора явился с сообщением, что журналам требуется фантастика. Фантастика? Чего же лучше? Тем я заготовил целую тетрадку, из раздела фантастики извлек таблицу «Превращение энергии». Там нашел пустую клетку: «трансформация химической энергии в биологическую» (конкретно подразумевалась полная ликвидация усталости на ходу). Усталость, как мне объясняли учебники, связана с накоплением молочной кислоты в мускулах, значит, надо было описать некое вещество, которое эту кислоту уничтожает. Его и изобрел ученый по фамилии Ткаченко, назвал в честь своей родины «украинолом» и дал на пробу студенту Игорю, довольно неуклюжему студенту, отнюдь не отличавшемуся на спортивных соревнованиях. И вот этот Игорь выходит на старт, бежит, бежит... и не устает. На марафоне свеженький, как на стометровке.
Итак, как полагается в фантастике, явился ученый, изобрел, вручил чудесное изобретение молодцу и тот стал «Человеком-Ракетой»...
В «Советском спорте» повесть осудили, сказали, что наш «украинол» обыкновенный преступный допинг и больше ничего. Это, конечно, моя вина, я не проявил достаточного уважения к условностям рекордсменства. Мне казалось: обогнал и великолепно.
Легко сдаваясь, я сразу предложил Жоре написать еще что-нибудь: были темы в заветной тетрадке. Но он ценил свой труд, не отступился, понес в другие редакции.
А в «Советском спорте» мы поместили рассказ о его — жорином — баскетбольном подвиге: двумя точными штрафными он решил игру.
«Человек-Ракета» же прошла по радио с продолжением через три месяца. Телевидения тогда не было, радио слушали все. Мальчишки в нашем
дворе бегали за мной, кричали: „Человек-Ракета". Думали, что я обижусь.
В конце года «Ракета» была опубликована в журнале «Знание-Сила».
Еще через полгода вышла отдельной книжкой.
В биографиях ГУРЕВИЧА значится еще одно совместное с Георгием ЯСНЫМ художественное произведение: рассказ «ЦНИИХРОТ-214». И все.
Правда, в 1948 году в Москве в издательстве «Физкультура и спорт» вышел сборник спортивных очерков «Победители», составленный Георгием ЯСНЫМ. В него вошли один самостоятельный очерк Георгия ГУРЕВИЧА «Борьба продолжается» (о золотой медалистке чемпионата Европы по легкой атлетике 1946 года и первой в истории женщине, метнувшей копье дальше пятидесяти метров, Клавдии МАЮЧЕЙ) и два совместных
с ЯСНЫМ — «Воплощение заветного» (о первом в истории советским чемпионе мира Григории НОВАКЕ) и «Хозяйка лыжной горы» (о чемпионке СССР по лыжам Зое БОЛОТОВОЙ).
Может только из-за них Георгий ГУРЕВИЧ назвал ЯСНОГО соавтором? Но тогда что значит фраза: «А в «Советском спорте» мы поместили рассказ о его — жорином — баскетбольном подвиге: двумя точными штрафными он решил игру»?
Проштудировав подшивку «Советского спорта», я обнаружил в номере от 9 апреля 1946 года рассказ Георгия ГУРОВА-ЯСНОГО «Два штрафных» — как раз об этом баскетбольном подвиге, где, кстати, в волнениях героя немалую роль сыграла девушка Ляля (в «Человеке-ракете» все спортивные переживания главного героя из-за девушки Вали).
Понятно, что первое приходящее в голову: Георгий ГУРОВ-ЯСНЫЙ – это псевдоним двух Георгиев — ГУРЕВИЧА и ЯСНОГО. Но как это доказать? Мне это удалось, после того, как я пролистал чуть ли не все номера «Советского спорта» за 1946 и 1947 год (и частично 1948-й).
В номере № 94 от 25 ноября 1947 года обнаружился очерк одного лишь Георгия — ГУРОВА — «Борьба продолжается»:
И этот очерк полностью совпадает с очерком из сборника «Победители», автором которого указан один лишь Георгий ГУРЕВИЧ:
Георгий ЯСНЫЙ под своей собственной фамилией тоже печатался в «Советском спорте». Вот, например, его очерк о Льве КАССИЛЕ из №3 от 10 января 1948 года.
В 1946 году в «Советском спорте» публиковалось несколько спортивных рассказов (не очерков) Георгия ГУРОВА-ЯСНОГО. Вот, например:
Или вот:
В рассказе «Полтора километра» явно чувствуются следы неопубликованной ранней работы Георгий ГУРЕВИЧА «Повесть о надежде», которую он в 1939 году направлял на всесоюзный конкурс киносценариев:
— Я написал небольшую „Повесть о надежде" — грустную историю юноши, попавшего под грузовик. Он выжил, но остался калекой, с парализованными ногами, инвалидом в девятнадцать лет. Учиться ему было незачем, друзья приходили из жалости, постепенно ушла и любимая девушка — спортсменка.
Жизнь стала ненужной и бессмысленной. Но, конечно, я не мог обойтись без надежды и фантастики. У парня нашлись новые друзья, которые привлекли его к исследовательской работе по сращиванию нервов (тогда это была фантастика). Появился смысл жизни... и надежда на излечение.
В опубликованных в «Советском спорте» рассказах фантастики нет, но они проложили путь к «Человеку-ракете». Кроме выше представленных, в газете были опубликованы рассказы "Чемпион флота" (о послевоенных соревнованиях по плавании, в которых принимает участие однополчанин-однофамилец погибшего лейтенанта Григорьева, установившего накануне войны рекорд дистанции) и "Памятник" (о восстановлении взорванного во время войны стадиона).
Что же касается Георгия ЯСНОГО, он стал профессиональным спортивным журналистом, кандидатом технических наук, одним из ведущих специалистов в области теории и практики спортивного строительства. Он автор монографий «Спортивные бассейны» (Стройиздат, 1975 г. и 1988 г.) и «Спортивные сооружения XXII Олимпиады» (Стройиздат, 1984 г.). Ушел из жизни в 1988 году.
Вот так друг друга узнают/ В моей стране единоверцы
Известный исследователь акмеизма Роман ТИМЕНЧИК недавно издал книгу «Подземные классики: Иннокентий Анненский. Николай Гумилев».
Как утверждает сам Роман Давидович, «формулу «Подземные классики» предложил один французский критик в конце XIX века для тех авторов, читатели которых лелеют свою избранность. Таким был Иннокентий Анненский, вокруг имени которого сложился культ в 10–20-е годы прошлого века. Таким стал Николай Гумилев, окруженный полувековым замалчиванием».
Есть там глава «Читатели Гумилева» — «о тайном культе Гумилева в Советской России». Как известно, вскоре после его расстрела в 1921 году на много десятилетий имя этого поэта в СССР было под запретом.
ТИМЕНЧИК приводит многочисленные примеры, что в 20-30-х годах размытые цитаты из Гумилева спорадически всплывали в советской поэзии. По этим цитатам друг друга узнавали знатоки и любители настоящей поэзии.
Как известно, первые подборки стихов Николая ГУМИЛЕВА были напечатаны после 60-летнего молчания лишь 15 апреля 1986 года в газете «Литературная Россия» и 19 апреля 1986 года в №17 журнала "Огонек". Причем история «огоньковской» публикации подробно рассказывалась: инициаторы до последнего не были уверены, что цензура стихи пропустит.
Самиздатовская «Хроника текущих событий» не раз сообщала об изъятии текстов Гумилева при обысках в конце 60-х и 70-е годы. Попытки официально напечатать стихи поэта или пропагандировать их плохо заканчивались для инициаторов. Подборка таких примеров приведена, в частности, в статье Ольги СУРИКОВОЙ «Судьба наследия Николая Гумилева в 1960-1980-е годы» («Вестник Московского университета». Серия «Филология». 2010. №5).
Но сквозь застойный сизый пепел иной раз удивительным образом вспыхивали алыми огоньками угольки узнаваемых далеко не всеми строк. О чем ТИМЕНЧИК, возможно, и не слышал. В частности, в фантастике. В 60-е это было все же чтением интеллигенции – и технической и гуманитарной. В какой-то мере «сказками для умных». Где говорилось о том, что выделялось из общего обыденного ряда повседневных регламентированных событий.
Например, в первой же фантастической повести Геннадия ГОРА «Докучливый собеседник» 1962 года один из персонажей цитирует две строфы из стихотворения «Память» Николая ГУМИЛЕВА (авторство не указывалось):
Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня.
Дерево да рыжая собака,
Вот кого он взял себе в друзья,
Память, Память, ты не сыщешь знака,
Не уверишь мир, что то был я.
(Так как в разных изданиях могут быть разночтения, строфы эти я взял из варианта, опубликованного в имеющемся в моей библиотеке авторском сборнике «Глиняный папуас», М.: «Знание», 1966).
А вот сборник «Вторжение в Персей» (Лениздат, 1968). Здесь впервые увидела свет вторая книга романа Сергея СНЕГОВА «Люди как боги», где к одной из частей эпиграфом стоит стихотворение уже с указанием автора: Н. Гумилев:
Христос сказал: «Убогие блаженны,
Завиден рок слепцов, калек и нищих,
Я их возьму в надзвездные селенья,
Я сделаю их рыцарями неба
И назову славнейшими из славных...»
Пусть! Я приму! Но как же те, другие,
Чьей мыслью мы теперь живем и дышим,
Чьи имена звучат нам как призывы?
Искупят чем они свое величье,
Как им заплатит воля равновесья?
Иль Беатриче стала проституткой,
Глухонемым — великий Вольфганг Гете
И Байрон — площадным шутом?..
Сергей СНЕГОВ, кстати, сидел несколько лет в норильских лагерях вместе с сыном Николая Гумилева Львом.
Ну и наконец, братья СТРУГАЦКИЕ.
В главе 8 «Эйномия. Смерть — планетчики» повести «Стажеры» есть следующая фраза: «Ого! Я уже не гожусь в начальники? Это что, бунт? Где мои ботфорты, брабантские манжеты и пистолеты?» (даю по перевертышу 1968 года. «Молодая гвардия»). Это цитата из знаменитых «Капитанов»:
— И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отряхая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт,
Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.
В 1 номере журнала «Байкал» в 1968 году начала публиковаться повесть Аркадия и Бориса СТРУГАЦКИХ «Улитка на склоне» (Часть «Перец»). В 3 главе Перец является в приемную директора, где знакомится с неким Ахти:
— А "Голубка" Пикассо! — сказал мосье Ахти. — Я сразу же вспоминаю: "Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать, мгновения бегут неудержимо…" Как точно выражена эта идея нашей неспособности уловить и материализовать прекрасное!
И перед нами снова цитата из Николая ГУМИЛЕВА. На этот раз «Шестое чувство»:
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?
Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.
Так что советские фантасты в самую глухую пору запрета вовсю цитировали Николая Гумилева. А напоследок еще один пример. Иосиф ШКЛОВСКИЙ, конечно, не фантаст, но в 70-е и 80-е годы каждый советский любитель фантастики знал его книгу «Вселенная. Жизнь. Разум» о возникновении жизни во Вселенной и поисках внеземного разума. В начале 80-х он написал мемуары «Эшелон», опубликованные впервые в журнале «Химия и жизнь» в 1989-м и 1990-м. И есть в них главка «На далекой звезде Венере», где рассказывается, как ему удалось процитировать Николая Гумилева в центральной газете «Известия» в 1961 году:
— Позвонила Женя Манучарова: «Мне срочно нужно Вас видеть» Манучарова — жена известного журналиста Болховитинова — работала в отделе науки «Известий». Только что по радио передали о запуске первой советской ракеты на Венеру — дело было в январе 1961 г. Совершенно очевидно, что немедленно нужен был материал о Венере, — ведь «Известия» выходят вечером, а «Правда» — утром, и органу Верховного Совета СССР представлялась довольно редкая возможность опередить центральный орган… «Известия» тогда занимали в нашей прессе несколько обособленное положение: ведь главредом там был «Зять Никиты — Аджубей» (цитирую популярную тогда эпиграмму).
Вот это — та самая публикация в "Известиях"
Когда я усадил гостью за мой рабочий стол, она сказала: «Умоляю Вас, не откажите — Вы же сами понимаете, как это важно!» Не так-то просто найти в Москве человека, способного «с ходу», меньше чем за час накатать статью в официальную газету. Осознав свое монопольное положение, я сказал: «Согласен, но при одном условии: ни одного слова из моей статьи Вы не выбросите. Только прошу запомнить, что «Венера» — не последнее наше достижение в Космосе. Если Вы свое обещание не выполните — больше сюда не приходите. Кроме того я постараюсь так сделать, что ни один мой коллега в будущем не даст Вам даже самого маленького материала». «Ваши условия ужасны, но мне ничего не остается, как принять их», — без особой тревоги ответствовала журналистка.
И совершенно напрасно! Я стал быстро писать, и через 15 минут, не отрывая пера, закончил первую страницу, передал ее Жене и с любопытством стал смотреть, какая у нее будет реакция. А написал я буквально следующее: «Много лет тому назад замечательный русский поэт Николай Гумилев писал: «На далекой звезде Венере солнце пламенней и золотистей; на Венере, ах, на Венере у деревьев синие листья…» Дальше я уже писал на привычной основе аналогичных трескучих статей такого рода. Правда, в начале пришлось перебросить мостик от Гумилева к современной космической эре.
И самое интересное – 13 февраля 1961 года это было опубликовано в «Известиях». Правда, в заголовке цитату несколько исказили: «На далекой планете Венере…», но в самом тексте ничего исправлено не было:
— А через несколько дней разразился грандиозный скандал. Известнейший американский журналист, аккредитованный в Москве, пресловутый Гарри Шапиро (частенько, подобно слепню, досаждавший Никите Сергеичу), опубликовал в "Нью-Йорк таймс" статью под хлестким заголовком "Аджубей реабилитирует Гумилева". В Москве поднялась буча. Аджубей, как мне потом рассказывали очевидцы, рвал и метал. Манучарову спасло высокое положение ее супруга. Все же каких-то "стрелочников" они там нашли. А меня в течение многих месяцев журналисты всех рангов обходили за километр.