Первый роман был очень неплох, и я снова решил окунуться в мир, лишившийся божественной мощи, и строящий новое сущее, отрицая старое, и в котором старое постоянно даёт о себе знать. Осколки, осколки былого величия — вот на чём строилась мифопоэтика первого романа.

Я уж не знаю, планировал ли Беннетт трилогию, это ведь частенько издательское требование к авторам — работа в таком формате. Этот формат оправдан тем, что с точки зрения глубокой прорисовки мира есть над чем работать, Континент мы видели только внешней окаёмкой, не погружаясь в глубины. А вот о сюжете этого не скажешь, поскольку, по большей части, он копирует предыдущий роман. То же самое расследование, по сути,смерти высокопоставленного человека, тайны сокрушённых божеств, тлеющая обида друг на друга инверсированных колонизаторов и аборигенов... Но недостатки сюжетного построения всё же компенсируются идейной и, отчасти, визионерской составляющей.

Визионерски, конечно, роман не так впечатляет, как «City of Stairs», здесь не будет квази-подпространственного рая и ведущих в хляби небесные лестниц, город Вуртьи, богини войны, здесь представлен в виде циклопических развалин... Ну да, циклопических, но всё же развален. Богиня смерти, в отличие от парада воскрешений в предыдущем томе, безнадёжно мертва. Однако...

Однако остались те, кто верит в мёртвую богиню, вернее, те, кто верит в то, персонификацией чего она является. В войну, кровь, разрушения, сладость добычи, в восторг безнаказанного убийства. Отголосок мрачной Вуртьи живёт в этой вере, в вере мёртвых, память коих живёт в смертоносных клинках, несущих смерть всему живому. Обещанный Рагнарёк так и не состоялся, и покрытые шипастыми доспехами эйнхерии мрачными тенями бродили по местно Вальгалле, оглашая безответными мольбами оставшийся безгласным храм...

Безгласным — до поры до времени.

Архаичный культ войны и упивания чужой кровью — вот что в центре повествования на самом деле. Антимилитаристской литературы много не бывает. Юной девушке пришлось пройти через геноцид, совершённый собственными руками, став после этого внешним воплощением идеального солдата, с тонкой корочкой показного сарказма и цинизма, храня в душе память о пожарах, жрущих мирные деревни и фермы. Иногда человеку нужно понять, что убийство и кровь — это попросту неправильно, уж простите за лютую банальность. С одного угла зрения, война — игра, поигрывание оружием на публику, соревнования в «геройстве», эскапада блестящих побед и ярких триумфов. С другого — лишь кровь и убийства, грабёж и насилие над невинными душами. Каждый волен выбирать — войну как призвание и любимое дело, или войну как тяжкий и неблагодарный труд, не подвиг во имя триумфа или абстрактного, но бесплодного и бесчеловечного идеала, а защиту людей и своего собственного дома.

Мораль незамысловатая и простая, но, сдаётся мне, верная. Постколониальное фэнтези продолжается, продолжается спор между архаикой и новым временем. Да, прошлое темно и кроваво, и клинки Вуртьи несли лютую смерть всему живому... Но новая эпоха, в которой живут не только выстрадавшая песнь о мире и служении Турин Мулагеш, но и престарелый бравый воин Лалит Бисвал, прославляющий милитаризм и геноцид врага, не важно какого, просто — врага, даже придуманного. И эти люди, вооруженными крупнокалиберными пулемётами, винташами и пушками, способны натворить немало дел, безо всяких богов. Ведь и боги — лишь отражение людских пороков и добродетелей.

В конечном счёте, мы получаем антивоенный роман, с щепоткой горечи, ведь песнь мира всё равно не может перебить бравурных переливов боевого марша. Чуть послабее первого романа, это верно, ощущается некоторая вторичность, однако у «City of Blades» есть свой голос, который стоит того, чтобы его услышали.

Гоголь любил юг, любил древнее спокойствие залитых Солнцем пределов, суетность и, в тоже самое время, немелочность этой жизни... Он любил славный город Рим, дышащий древностью и спокойной славой, славой уже отжившего прошлого, постоянно противопоставляя его шумному и многоцветному Парижу, коловращению суетности и тщеславия.

Пожалуй, главное, что отразилось в этом отрывке ненаписанного романа — эдакий созерцательный патриотизм, любовь к ощущению Родины и её самым мелким штришкам. Однако, эта созерцательность и воздушность всё же лишена привычного гоголевского полёта языка и словесного кружева, возможно, именно поэтому идея романа была забыта.

Хах, Поприщин, Поприщин!

Да у нас вся страна в Поприщиных, они тут везде, аж тошно становится, когда воротишься кругом.

Что нам до безумия этого титулярного советника, который вообразил себя королём Испании? В общем-то, ничего, но ведь и в его безумии есть своего рода метод!

Удивительно знакомая, чудовищная каша в голове у этого откровенно недалёкого человека. Как он мыслит, рваными шаблонами, обрывками чужих мыслей, ошмётками чужого вкуса, попытками хоть как-то сшить чудовищные куски своего мировоззрения в единое целое. Не несправедливая жизнь, не Табель о рангах и не туповатое начальство свело его в странноприимный дом, а собственная недалёкость.

Поприщин глотал газеты, как это делали все, ничего толком не понимая в них, выдавая своему дневнику перлы, вроде желания «высечь всех французов».

Он выписывал какие-то стихи и ходил в театр, как делали все, и чрезвычайно гордился этим признаком утончённого дворянского вкуса, абсолютно ничего не понимая в поэтических стилях и смотря одни дурацкие водевили. Вот ведь вкус у человека!

А уж как наш титулярный советник пытается залезть в голову мудрому начальству, как подобострастничает перед ним, желая в своих фантазиях высватать дочку!

Так что самым абсурдным здесь является сам Поприщин, и хаос в его голове, который он попросту не смог согласовать ни с окружающей действительностью, ни со своей внутренней сутью. Поэтому безумие как раз не является для меня удивительным.

Чисто водевильная история, и недаром ведь. Если я не ошибаюсь, «Коляска» написана для «Своременника», то есть, видимо, на потоке издания. Но даже потоковую вещь Гоголь отделал с уже привычным мастеровитым изяществом набившего руку литератора. Конечно, здесь нет того красочного богатства, что мы знаем по «малороссийским текстам», нет переплетения мелких деталей, но есть просто забавная развлекательная историйка о расхлябистом помещике, который умудрился несколько раз оказаться в дураках. В общем, это вовсе не шедевр литературы, но просто непритязательная и необязательная бытовая зарисовка, чисто фельетонная юмореска, которая неплохо смотрелась в «Современнике», разряжая общую атмосферу журнала.

Сколько было уже сказано о маленьком человеке, весь XIX век стал его апологетом, и не в столь давние времена, скажем, Василий Макарыч Шукшин совершенно необычными образами его возродил. Акакий Акакиевич Башмачкин, чья нелепость начинается уже с самого имени, с факта рождения этого человечка, говорит, казалось бы, о его ничтожности и мелкости, о несуразности существования этого творения, никому не интересного, никому не нужного, никому не дорогого. Но он не вызывает смех.

Несмотря на общий тон повести, тон шутливый и обманчиво-лёгкий, мы с самого начала жалеем его.

Ведь он брат наш, как слышит молодой насмешник голос своей совести. Он нелепый, он смешной, он занимается абсолютно бессмысленным делом, которое никому не интересно... Но он же человек! Нет, он не бунтарь, вовсе нет, и в его истории нет критики строя как такового — всё значительно умнее и тоньше. Гоголь просто демонстрирует нам целый мир человека, который жил и исчез без следа, но который, при всём своём ничтожестве, был живым. И — эта пресловутая шинель... Почему именно шинель, отчего всё кружится вокруг неё? Мне кажется, что стремление к какой-то цели и, особенно, её достижение, попросту раздвинули стылые горизонты этого маленького человека, ещё раз повторю — цель и сам факт её достижения. Да, он мелок, не слишком умён, не обладает внутренней силой — но этот прорыв за круг привычных вещей, с таким тщанием описанных в повести, заставляет Акакия Акакиевича вспомнить о человеческом достоинстве, о том, что он не просто письмоводитель и вечный титулярный советник, но — личность, способная на поступок... Отсюда и появившийся огонь в его глазах.

Я не буду претендовать на то, чтобы истолковать эту повесть со всем тщанием — литературоведы исписали тысячи страниц о контексте, в котором создавалась «Шинель». Но, как мне кажется, именно это достоинство, обретённое и вновь потерянное, вновь и вновь возвращала призрак Акакия Акакиевича на стылые улицы Петербурга, стараясь урвать у этого города то, что было так быстро найдено и потеряно.

Бальзакиана.

Всё-таки велеречивая манера классической романтики не слишком подходит Гоголю, у него выходит всё же слишком затянуто. Так вышло и с «Портретом», вещью, в которой меньше всего чувствуется авторская индивидуальность, слишком много оммажей литературе того времени.

Тем не менее, хочется сделать пару замечаний...

Любовь Гоголя к живописи проявилась ещё в то время, когда он пытался заниматься публицистикой — в частности, он написал страстное, хотя и не очень умелое эссе о «Последнем дне Помпеи» Брюллова. Однако именно на языке художественного слова он смог открыть нам тот божественный огонь таланта, который горит в душе художника, заставляет руку танцевать на холсте, нанося на него изящные мазки кисти, стараясь выразить невыразимое. Однако талант требует испытания, напряжения, постоянной учёбы, наконец — терпения лишений, ведь далеко не каждый способен сразу вознестись к эмпиреям, расписывая Сикстин.

И как велик соблазн просто придти — и взять то, что хочется, сразу перешагнуть все медные трубы, ведь кто, если не ты, этого заслуживаешь? Маленькая сделка, небольшая поддержка, толчок... Но какой ценой?

Демонический портрет с дьявольскими глазами пришёл прямиком из романтизма, так же, как и ростовщическая сделка, которая дарит тебе вполне материальное богатство, но отнимает впоследствии талант, а вслед за ним — и душу. Казалось бы, всё по классике, всё как по нотам, выверено и рассчитано.

Но есть одно «но», такая мысль вскользь. Вы помните, как был сотворён портрет? Он был сотворён тем, кто позже стал божьим человеком, даже в этом жутком вместилище чёртовой силы есть искра божественного творения, без неё он не смог бы появится.

Любопытно?

Да, это мучение для каждого вдумчивого школьника: почему нос, отчего пропал, и почему в мундире? Ведь даже объяснения учителя не всегда помогают, верно?

Сюжет, впрочем, новым не был, в литературной традиции тема потери части себя, или обретение зловещего двойника гуляла по европейским литературам, скажем, в гофманианской традиции (тот же Эдгар По писал об этом).

Впрочем (и для Гоголя это удивительно), мрачные высказывание немецких романтиков о грехе и воздаянии практически не нашли места в повести «Нос», поскольку коллежский асессор (заради красного словца именующий себя «майором») человек не слишком глубокий, и его не интересует, «почему», его интересует сам факт. Он искренне считает, что нос пропал «зазря», и шабаш, всё. Если не ради тайны, которую нам так и не раскрыл автор, то ради чего вся эта фантасмагория, зачем несчастный читатель должен представлять себе нос в мундире и с пачпортом, да ещё и поводящий бровями?

Отчасти это как раз пародия на мрачные готические сказки, превращающая происки нечистой силы в чистый фарс. Но только отчасти.

Вот смотрите — нос прекрасно себя чувствует в мире чиновничьего Петербурга, не важно даже, как он выглядит на самом деле — мундир есть, и всё прекрасно. А господин Ковалёв? Он без носа — ничто, одна небольшая неестественная помарочка во внешнем виде — и нет человека, вся его внутренняя суть подкошена. То есть — существование человека, даже такого условного, как наш майор, соткана из сети условностей, которые он блюдёт как катехизис, и за всем этим он совершенно потерян как личность — его не существует. Поэтому без носа он, конечно, неполноценен, также неполноценен, как если бы не был коллежским асессором.

А вот нос... У него всё прекрасно — а чего беспокоится ему, если у него есть мундир статского советника?

...Невский проспект!

Гоголь пытался сохранить свою южную иронию, лёгкий смешливый прищур Рудого Панька, острый язык малоросса. В конечном счёте, ночь для всех едина, что украинская, что ингерманланландская...

Но нет, Гоголя смертельно пугал Питер, это была не его земля и не его ночь. «Серенький мутный колорит» «страны финнов» — так пытается иронизировать Николай Васильевич над низким свинцовым небом Северной Пальмиры, которое давит своим тяжким прессом на тусклое многоцветье Невского проспекта, который почти всегда кипит жизнью, поражая обилием шляпок, рукавов, напомаженных усов, которые, впрочем, представляют из себя просто внешний лоск, которые являются обманом вокруг настоящей, подлинной жизни, которая не отличается той задорной и весёлой живостью, как, скажем, разнузданные гуляния на Сорочинской ярмарке или покоем Старосветской усадьбы. Нет, люди здесь под стать — закрытые, прикрытые блестящей красотою, но скрывающие в глубинах своих что-то тёмное и страшное.

Тонкая душа художника Пискарёва не могла выдержать такого дикого различия между миром, созданным его воображением, чистым и светлым, и реальностью, где падшая девушка, отдающаяся за деньги, даже не способна осознать своего падения, встречая невинный лепет художника насмешкой... О, сколько сил потратили великие русские писатели впоследствии, чтоб всё же вдохнуть жизнь в этот образ, чтобы доказать всю красоту человеческой души даже в плотском грехе!

Пирогов? Вот это действительно дилемма, потому что этот поверхностный и неумный человек на питерских улицах чувствует себя как рыба в воде, и куда лучше приспособлен к этой тихо-агрессивной среде продуваемого холодным ветром неуютного города. Соблазнял он такую же глупую немку, как он сам, попал под розги её пьяненького мужа... Не получилось с одной, получится с другой — чего переживать?

Так что повесть... Странная. Она пытается сохранить южное мироощущение там, где тебя пронизывает холод, однако это ощущение «не того» всё равно прорывается, раз за разом, в каждой строке этого произведения. И, конечно, обострённый страх перед женщиной, которая является настоящим, концентрированным воплощением всего пугающего для Гоголя — внешняя красота и блеск, к которым его влечёт, как магнитом, и опасение омерзительных бездн, которые могут скрываться в этих прекрасных головках...

Но это уже продуманное и зрелое произведение человека, который пытается осмыслить, что же не так в окружающем его мире.

...Очень редко, когда кто-то превосходит мои ожидания.

В Равенне и Варене, конечно, разные мозаики. В нашем мире мы видим двух людей, которые смотрят в глаза друг другу, окружённые своей свитой, но при этом остающиеся наедине. И, даже если вы читали «Тайную историю», всё равно замрёте перед ними в благоговении, вспоминая то смутное и страшное время, когда гениальный мозаичник выкладывал в этой маленькой церквушке свои полотна...

...Просто Гай Гэвриел Кей захотел встать за плечом у этого мозаичника, понять, что за рука создала это творение.

В Варене другая мозаика, другие люди, другая эпоха. Но мир... схож с нашим.

Огромный город на берегу пролива, один из последних великих городов западного мира, в котором многоцветно кипит бурная, слишком бурная, как гонки на колесницах, жизнь, которая столь же опасна на поворотах для каждого наездника.

Тихие, зарастающие лесами окрестности Варены, погружённая в благородное молчание бывшая столица мира, маленькие церквушки, в которых иногда ютяться прихожане.

Отживающая свой век держава Востока, которой правят жестокосердные и несправедливые правители, почитающие своих подданных беспрекословнымии рабами.

Одинокий, очень одинокий человек, сидящий посреди пустыни глубокой ночью, смотря на звёзды, чьё одиночество завтра разрушим полмира...

И рыжий мозаичник, имя которого не сохранит история, выкладывающий, вновь и вновь, своё творение.

Как будто мы сами стоим на гладком мраморном полу собора, и, не обращая внимания на затёкшую шею, смотрим на купол, на рисунок, который стал символом всей жизни человека, и всей жизни своего времени, отголоском божественного огня, кипящего в душе художника.

И, стоя в этом оглушающе пустом пространстве, в котором стены отодвигаются всё дальше и дальше, с горечью осознавать, что эта мозаика, которая существует только в нашем воображении, обречена на уничтожение, крушение, исчезновение...

Прости своё время, Кай Криспин.

И прости людей — они не виноваты. Почти.

Интриги города Сарантий уходят как-то на второй план. Люди везде живут и умирают, разве жизнь императора более ценная, чем жизнь пахаря? Каждый день триумф и трагедия, для кого-то. Каждая жизнь ценна, и каждый миг — развилка, между смертью и жизнью, между войной и миром. Честолюбивые стремления людей редко переживают даже их краткий век, не говоря уже о столетиях.

Даже искусство может исчезнуть, мозаика может осыпаться с потолка под тяжестью всепоглощающего молчаливого времени, она может быть сбита долотами каменотёсов по приказу религиозного фанатика.

Но художник, пережив гибель части своей души, всё равно берёт своё. И снова. И снова. И снова.

Жизнь всегда найдёт дорогу — и искусство одно из самых зримых воплощений существования человеческого, возможно, единственный его смысл.

Что же в итоге? Притча об искусстве, о прихотливости судеб людей, о трагедии и величии их жизни?

Конечно, так. Но... Всё это сбалансировано так, и так сплетено, что нет никаких перевесов и ничего лишнего, все получили ту чашу, которая им была отмерена, никто не забыт. Очень давно я не видел произведения, в котором столь кратко, ёмко и лаконично показывался целый мир, во всём своём многообразии.

«The game of Thrones»? Увы, Джордж Мартин — пигмей рядом с Гаем Гэвриелом Кеем.

Привкус горечи от завершения предыдущей эпохи проходит, и постепенно врывается радость иной, новой жизни.

Чем дольше я читал эту книгу, тем больше старался вплестись в замысел Кэтрин Валенте, потому как это всё-таки фэнтези, не сборник рассказов, цельная и явно закольцованная история, в которой все упомянутые тайны мира, это странного сюрреалистического сказочного мира будут достойно воплощены в единую мозаику, точнее, картину, состоящую из маленьких-маленьких точек, как живопись пуантилистов, из ярко-октябрьских и приглушённо-ноябрьских точек, осенней палитре, по всей видимости, привычной для автора.

В отличие от «The Girl Who Circumnavigated Fairyland in a Ship of Her Own Making», эту книгу нужно читать медленно и с толком. История о девочке Септембр летит сквозь твоё сознание, она линейна, ярка и проста, хотя и наполнена ворохом своеобразных чудачеств. «In the Night Garden» свойственно совсем другое. Это разворачивающая во все стороны, с одной стороны, с другой — обволакивающая тебя история, в которую ты быстро попадаешь сам, начинаешь осознавать её объём и глубину. Как и всякий хороший мифотворец, Валенте умеет создать ощущение безграничности своего мира. Мир странный, причудливый...

...Мир, в котором главную роль играет Свет. Свет наполняет всю космогонию, созданную Валенте, он переливается в жилах чудовищ и людей, он струится из дыр на небе, именуясь звёздами, он — источник всех чудес и причуд.

Этот свет наполняет каждый лоскуток мира. Да, это не кружево и не ткань, не изысканный ковёр — это действительно лоскутное одеяло, уж слишком разнородны и разнокультурны образы, которые мы видим, однако эти лоскуты удивительным образом подобраны в тональности друг с другом, один плавно перетекает в другой, и, несмотря на базовый восточный колорит, мы понимаем, что главный оттенок этого полотна — рыже-красно-жёлтый, с вкраплениями стального-серого и синеватого отлива глав о Шторме, о Седке и Медведице. Узоры и нити же...

...Узоры, конечно, сплетаются здесь словами. Яркими, броскими метафорами и визуальными образами, которые настолько плотно сидят в тексте, что вызывают чувство словесного буйного многоцветия, сюрреалистичного шторма красок. Всё это создаёт очень странное ощущение. Ощущение того, что этот мир воздушен и нереален, как облако опавших листьев на сильном ветру, а с другой — что он имеет плоть, и в эту плоть он облекается в нашем сознании. Валенте знает, как строятся сказки, знает их архетипы, и они, в своей неизбывной притягательности для нас, нашей или не нашей волей, всё равно находят путь к лежащим в глубине образам.

Сюрреализм, мешанина, рваность — да. Это понравится далеко не всем.

Но... Яркость, буйство, образность, и какой-то совершенно особо созданный объём и глубина, который единым большим взрывом возникает в твоей голове... И девочка, девочка-изгой в драном платье и татуировках, схожих с морем слёз, тихим голосом ткущая это полотно, ткущая для Принца, который есть читатель.

Что ждут фанаты SW от книг по этой вселенной?

Повторения старых эмоций, нырка в полюбившийся мир, в котором всё, конечно, должно быть знакомо и просто. Неважно, что и как — световые мечи, ситхи и джедаи, отважные пилоты на одноместных корабликах типа X-Wing, коварные враги в тесных мундирах и мрачных плащах, отважные герои с бластером и/или клинком наперевес...

Что жду я?

Да хорошей и качественной развлекательной литературы, которая не была бы слишком деревянной и скучной, а наоборот, завлекала и затягивала.

Поэтому в последнее время, вернувшись в Далёкую-Далёкую Галактику, я избегаю героев origin'а, поскольку авторы настолько часто повторяются и шлёпают целые пачки штампов, что зубная боль начинает донимать меня по всей окружности рта. Дабы избежать очередного зрелища лежащего без сознания Люка Скайуокера и похищенных родственников семейства Органа-Соло, я улетел на тысячи лет в прошлое...

Чтобы открыть книгу и увидеть почти тоже самое. Гордого вьюноша, которого не посвятили в джедаи, дав испытательный срок. Шипящего на ученицу унылого ситха, постоянно угрожающего ей жуткой смертью «в самый-самый-самый последний раз», сурового мандалорца, в, представьте себе, мандалорских доспехах, и бесчисленное количество бытовых неписей, в стандартных клоаках и столь же стандартных инопланетянских декорациях.

Это всё могло бы быть окуплено сюжетом, но он всё так же банален, скучен и написан без огонька, как и положено типовой узкоаудиторной коммерческой литературе, в которой, несмотря на ряд толковых и занятных вещей, большая часть является лютейшей хренью.

Увы — я вновь не оценил. Старею, видимо.

...Фэнтези на густом заквасе постколониального дискурса.

Представьте себе мир, часть которого смоделирована на мифологеме ориенталистской Индии, с представлениями о богах как о культургретерах. Вот только боги выступают здесь не в качестве воплощённой абстракции — они существуют на самом деле. Они и правда творят чудеса, откликаются на молитвы, создают для паствы земной рай. Так же, как и у индусских богов, у них существуют свои системы символики и табу, свои законы и установления, нарушение которых, впрочем, карается весьма сурово. Мир взрезающих небеса небоскрёбов и цветущих вёсен посреди зимы, бродящих среди людей циклопических фигур божеств, руки которых рассыпают бесчисленные чудеса...

...Всё это в прошлом. Если божества обретают плоть, то они могут и умереть. Их можно убить. И смертные, угнетаемые народами-«богоносцами», нашли такой способ, точнее, один единственный человек с пистолетом в руках, и чудеса прежнего мира свалились в прах. Всё поменялось, и теперь былые «богоносцы» стали грязью, теми, кто живёт лишь памятью о прошлом, когда они стояли в одесную. Оживший миф обернулся новым мифом, уже историческим, о божествах, которые снова вернуться в свои города, и вознесут небоскрёбы и сады на прежнюю высоту...

Беннет умный автор, хотя и великий путаник. Уж слишком много сбивающего в его романах. Те же славянизированные имена и названия, все эти Jukov from the Bulikov и Voljka Votrov лишь отвлекают от антуража, который никакого отношения ни к славянской, ни к русской культуре не имеет. Точно так же, как и детективная интрига была им вписана больше для того, чтобы хоть как то завязать ловко придуманный мир хоть с каким нибудь сюжетом. Сюжет-то как раз многих и смутил, уж слишком много в нём намешано и дурного, и хорошего.

Детектив, как это часто бывает в непрофильных для этого жанра произведениях, распутывается сам собой, вменяемый мифопоэтический квест с потрясающим антуражем сменяется лютой голливудщиной с вращающимися глазами полубезумного злодея, выкладывающего тайный план главной героине и пафосно жертвующим собой еённым другом. Впрочем, моменты голливудского боевика и слезоточивой латиноязычной драмы не занимают много места в тексте, всё же герои предпочитают на этих страницах не страдать, а как-то действовать и разгадывать вместе с читателем тайны этого мира. Плюс грамотный экшОн с поединком вымазанного жиром китобоя против полубожественной каракатицы — на экран!

Именно, что на экран — мир очень визуален. Главный плюс романа Беннета — его мир создан тонко и по крупицам, зазоры между которыми можно заполнять своим воображением. И антуражно, и фабульно он ярок и самобытен, несмотря ни не что, и, вопреки своей собственной воли, ты втягиваешься в этот странный и занятный мир. Я не зря в самом начале сказал о «постколониализме» — эффекта сочетания с ним автор добивается скорее интуитивно подобранными приёмами. Мир чудес и богатств, ныне пребывающий в руинах и живущий мечтами о великом прошлом — уж не это ли отображение то ли ориенталистского мифа о древней и единой Индии, то ли отголосок страха бывшей империи, чувствующей на губах растущую мощь бывшей колонии.

Итак, отчего же бывшей, почему божества... ушли? Автор умён. Его демиурги, как и наши мифы, являются персонификацией человеческих желаний и страхов, люди и божества закольцованы друг в друге... И именно поэтому божества так противоречивы, ведь они отображают мятущуюся человеческую душу... Которая, по верному замечанию автора, в своей гордыне может подвергаться уничижению и смирению.

В общем, ещё одно яркое читательское впечатление за этот год.

Самая последняя повесть, где заочно завершается серия о Лотаре и логически подводится база под следующий цикл. Одни герои будут жить дальше, другие уйдут в мир иной, все линии достойно завершены и замок на дверь в мир, где жил Лотар Желтоголовый, повешен. Да, старик Сухмет смог достойно принять эстафету, пусть и не надолго, но вышел на первый план, наконец-то подведя итог и своей долгой жизни, показав во всей красе своё мастерство. Басов, конечно, молодец, что сделал эдакий дополнительный мостик, чтобы мы хотя бы понимали, чем завершилась старая история, и как относится к новой.

Да, всё таки противостояние с цахорами было настоящей вершиной цикла, Басов взял такую вершину, преодолеть которую оказался не в состоянии.

Конечно, по стилю напоминает разухабистый боевик, и это не так плохо, сюжет динамичный и любопытный. Другое дело, конечно, что сам главный герой, как и всегда, с лихвой окупает все недостатки и просчёты, и, несмотря на комплексность последних страниц, к нему действительно проникаешься жалостью. Басов смог достйно завершить всю серию, хотя, конечно, и немножко не дотятнул в плане мастерства.

Проза Ширли Джексон не сложная, легко читаемая, в ней максимально, с одной стороны, обобщённые типажи сочетают в себе элементы жизненности. Конечно же, это не мистика, не ужасы, в классическом понимании: это просто проза, реалистичная проза, в которой, правда, есть определённый рефрен, общее настроение, которое и делает «The Lottery» не просто сборником, а книгой рассказов.

Конечно, эти рефреном становится... неуютность. Окружающий мир в описании Ширли Джексон, безусловно, годен для обитания, в нём можно даже испытывать радость и довольство. Но... счастье? Увы, не про нас. Обычная героиня автора — женщина на пороге увядания, которая не достигает особых высот, но имеет определённый комплекс идеалов, к которому вечно стремится. Не важно, что это — замужество и семья, карьера, собственный сад или домашний уют: в любом случае, даже эти простые, бытовые, казалось бы, ни к чему не обязывающие вещи оказываются для них чем-то недостижимым. Дело в глубочайшей недоделанности и мрачности окружающего, и неважно, что его окружает: мрачные стены улиц Нью-Йорка или деревенские домишки милых, но крайне недалёких людей. В любом случае, человек живёт в вечном плену того, что неправильно, того, что навязано пустыми стереотипами и банальной леностью мысли.

Впереди ярость молодых, литературы битников и «новой волны», победное шествие дерзкой постмодернистской культуры. Но пока что мы видим только шествие этих безумно одиноких людей в открытом космосе застывшего и поверхностного социального, которое сжимает своими тисками, отупляет и калечит. Мир Ширли Джексон неуютен и холоден, и нескоро я снова вернусь в него.

Завершающий рассказ в сборнике, именной... И, да, весьма впечатляющий.

Вовсе не ужасом происходящего, а всего-то его обыденностью. Начинается то он весело, как «Groundhog Day», как праздник, главное локальное событие года. Мало ли какие обычаи бывают в маленьких городках, правда? И то верно...

Но вот что скрывается за этим праздником, и в чём тайна зловещего чёрного ящика?...

Но страх не в нём. А в том, что кровавый обычай забивания камнями рассматривается как часть обычной жизни, и жутка смерть вовсе не трагедия для этих людей. Это просто обычный эпизод, и в нём нет ничего необычного, ничего пугающего... «Давайте покончим с этим поскорее» — и всё, никаких вопросов, а потом — никаких сожалений.

В этом и есть весь ужас, что эти мирные, щебечущие на площади люди могут абсолютно спокойно и без тени сомнения уничтожить другого.

Как кажется, рассказ похож на известный анекдот, про муху. Ну помните, где муж молчит и смотрит в потолок, а жена себя накручивает, гадая, о чём ре он размышляет, не о любовнице ли... А супруг прокручивает: «Муха-сволочь!!! Как она на потолке держится!»

Так и здесь. Единственное, конечно, эта крошечная зарисовка откровенно не доведена до ума, но простим уж.

попробуй поспать... И обезболивающее.... Снотворное, анестезия, виски, кофе...

Не так занимательно, как приключения Олдоса Хаксли с мескалином, и не так художественно, как у Булгакова, но всё же. Изменённое сознание, такое, слегка сдвинувшееся, пробуждающее... странное в тебе. Например, ты можешь сжаться до размеров своей боли, своего... зуба.

В общем, читабельно... но неизбежно пролетающее мимо, слишком легковесно...

Рассказ забавный, сразу вспомнил Фрекен Бок. С такими домоуправительницами сами хозяева на цыпочках ходят... И не только ходят. Ведь как ловко дамочка развела свою хозяйку, приемы, конечно, грубоватые, но они же работают! Побольше наглости, побольше хамства.... В целом, не слишком удивляет.

Гимн НЕ-любви автора к Нью-Йорку.

От своих знакомых-эмигрантов я не раз слышал, что Большое Яблоко весьма на любителя, город старый, с весьма специфической атмосферой и образом жизни, и с не менее специфическими жителями. В тоже самое время, стороннему человеку может быть не слишком приятны скверный общественный транспорт, маленькие квартирки, поток пешеходов на узких тратуарах... Как и нашей героине, которая приехала из американской глубинки, из тихой сельской пасторали, всё это кажется чужим и злобным миром, и её можно понять. Да, мир, где голливудские звёзды в шикарных костюмах бродят по пентхаусам, конечно, существует, но существует и другой — с обшарпанными домами, гниловатыми автобусами, потоком машин, слегка безумными жителями...

Видимо, к этому можно привыкнуть, и увидеть немало достоинств в Нью-Йорке, но вот только зачем, если есть куда бежать, и если он вызывает у тебя ужас?

Забавный рассказ о том, как люди сами себя загоняют в ловушку условностей. Скажем, муж запрещает смотреть кино... и радио слушать, и газеты читать. Вот ты и крутишь в голове это постоянно, что нельзя этого, нельзя, нельзя... А если было бы можно, то и не тянуло бы особо на этот страшный искус, у него бы просто вкус пропал... Ведь по настоящему начинаешь ценить мелочи жизни тогда, когда понимаешь, что кто-то лишён и их...

Ага, ага, опять знакомые все лица!

Казалось бы, бродяга-ирландец, эмигрант, образованный и интеллигентный человек... Йейтса знал, видел как живого. Ну, наши героини всё равно не знают, кто это, но однозначно солидно. А старичок-то, оказывается, ловок до невозможности.

Часто такие люди берут на жалость, а человеческое великодушие, чтобы воспользоваться им, да и плюнуть напоследок — так, куража ради. А потом у нас спрашивают, а как верить людям?

Прекрасно знаю этот типаж людей. Недалёкие, неглубокие такие, но, быть может, славные в душе мужики, которые понимают, что они в жизни что-то упустили.

О пользе чтения говорят все, а мы что, хуже? Мы тоже читать любим, вон, в детстве пару книг прочитал. А я вот возьму, и целое собрание сочинений прочитаю! Нет, два. А давайте ка мне сразу целую библиотеку, чтобы красивые корешки были, вот сразу, с понедельника, и начну. Вы говорите, эти хорошие? Ну, тогда уж точно... Надо брать.

А вот как отнестись к поступку продавца, который этому милейшему балбесу продал редкую книгу, которую он никогда не прочтёт, но которая нужна другому? С одной стороны, спец её не купит, денег мало, а этот вполне кредитоспособен. Но... Правильно ли это? Ведь такие книги должны работать.

Так что, мне кажется, продавец не прав, хотя пусть каждый решает сам.

Парочка судеб, которые пересеклись в одном месте — степенные взрослые дамы, которые в своей чопорности могут испортить настроение даже друг другу, и парочка артистов, которые, внезапно, начали выяснять на сцене отношения, да ещё как — при помощи куклы, альтер-эго артиста-чревовещателя.

Задумка годная, однако воплощение уж совсем слабое. Как будто выдрали из жизни куски, и попытались обыграть, но просто продемонстрировали. Не, госпожа Джексон, это уже немножко другой уровень...

Наверное, лучшее, что написал Басов за всю свою творческую карьеру. И плевать, что цахоры чем-то похожи на целую кучу подобных мрачных убийственных персонажей, начиная от назгулов. Повествование о противостоянии с ними скроено ладно, чётко, и связно, как и положено хорошему ремсленному изделию, и здесь практически нет ничего лишнего. Философия противостояния с превосходящим тебя противником.

Лотар победил цахоров только потому, что собрал вокруг себя преданных людей. Если бы он оставался гордым одиночкой, он был бы убит уже первой четвёркой. Но у него были союзники, готовые пожертвовать жизнью за друга и учителя, веря, что его дело стоит того. Даже такие опытные и совершенные бойцы, как цахоры, не смогли разгадать уз, связывающих их жертву с окружающими людьми, и поэтому они проиграли.

Сами сражения с цахорами поставлены автором очень кинематографично и эффектно, как умеет, например, Пехов, плюс знакомство автора с практикой боевых искусств делает его повествование более правдоподобным и объёмным, места воображению почти не остаётся. Даже сейчас я прочитал «Кожаные капюшоны» взахлёб, и, должен сказать, всего остального «Лотара» стоит читать хотя бы ради них.

Немного невнятный рассказ, построенный на неочевидной, чисто дипломатической игре двух матерей, умеющих держать друг перед другом политес, хотя их связывают только дружба сыновей. Однако эта вежливость только дополнительно подчёркивает ту степень чуждости их друг перед другом, как будто то они постоянно напоминают друг другу, что они — не свои. Так что рассказ любопытен, но форма подачи средняя.

Немного затянуто, но сюжет всё тот же, и тема всё та же.

Как бы не хорохорилась Элизабет, и не доказывала самой себе, что она сделала карьеру, она прекрасно понимает, что её жизнь сложилась вовсе не так, как она планировала. Маленькая квартирка не раздвинула своих стен, мужчина, с которым у неё могли быть достойные супружеские отношения, не оправдал надежд, и многолетняя работа не принесла ничего, даже навара с тех самых варёных яиц. В принципе, она молодец — не опускает руки, борется за своё пространство... Отвадила даже от этого безнадёжного мужчины перспективное юное увлечение...

Но как она планирует построить своё будущее? Снова сделать ставку на мужчину? Который, конечно же, поможет ей построить новую жизнь? Ну-ну... Печально всё это.

Да... Реальность?

Профессионалы придумывают различную терминологию, чтобы общаться друг с другом, чтобы целый пучок проблем или целый феномен можно было поименовать одним словом. Однако как быть человеку, который с этим не знаком, и не может, в силу слабой образованности, или просто другой культуры, это освоить? Или что делать, если жонглирование сложной, особенно экономической терминологией превращается в симулякр, и прикрывает собственную некомпетентность, запутывая и без того наш непростой мир?

Так насколько всё это отображает реальность?

Немного по дурацки построенный рассказ, который, конечно, содержит посыл, но недовёрнутый.

Наверное, впервые яркие бытовые детали не играют в повествовании особой роли, хотя и любопытны сами по себе. Смысл, мне кажется, заключается попросту в том, что бабушка и мама хотят избавить своих маленьких девочек от ошибок молодости, с детства отваживая от матросов.

Это почему?

Да потому, что отцов-то в рассказе не упомянули ни разу. Неспроста...

Непростое препарирование человека в замкнутом обществе, обществе консервативном и состоящим, как правило, из недалёких людей. Своим то можно простить многое, но чужим?...

Девушка приехала в американскую пастораль за мечтой о тихой сельской жизни, о собственном саде. И ведь находит его, и почти исполняет мечту. И соседи, на самом деле, хорошие люди. Они открыты и жизнерадостны, они готовы принять эту городскую женщину с её абсолютно домашним, слабым ребёнком. Однако...

Однако она пошла против устоев, и расизм здесь всё же на втором плане. Эта женщина стала иметь дело с людьми, которые были для всех париями, своего рода неприкасаемыми. Казалось бы, это её дело... Но осадок остаётся... Как она может иметь дело с этими людьми, ведь её предупреждали? Может быть, она не уважает нас? Плюёт на деревенщин. Так? Да что она о себе возомнила?...

Иногда приходится иметь дело с другим людьми, нам приходится жить в социуме. И тяжко порой сохранить свою самость и убеждения перед лицами других.

Ещё раз о детях, о девочке, в которой, быть может, умерла поэтесса. «Я — только девочка...».

И всё из-за мелочи. Недалёкая бабушка решила прихвастнуть, что её внученька пишет стихи. Прихвастнуть перед другой бабушкой, которой на это глубоко... ну вы поняли. Но сам факт... разве можно самое сокровенное, личное, и даже полузапретное, ибо засмеют, выставлять перед всеми? С бабулей-то ясно, она просто хотела прислонится к чужому таланту, гордиться собой через него... И это одно маленькое неверное движение разрушило, быть может, талант будущей Марины Цветаевой.

Каждый, кто хоть немного работал учителем, знает, о чём идёт речь.

Дети часто врут, особенно если им нужно выставить себя в лучшем свете. Дурной и злой ребёнок будет сочинять басни об ещё более дурном и злом ребёнке, перенося на него свои прегрешения, рассказывая своей сердобольной маме, как всем тяжко с этим олухом приходится. С одной стороны, понятно, проблема адаптации, в данном случае это ещё может пройти... А если затянется, тогда да — тушите свет.

Хочешь не хочешь, а стереотипы изживаются долго. Дамочка же вовсе не желает зла этому чёрному ребёнку, наоборот, она желает ему добра. Но, когда она думает о его родне, то на автомате представляет себе бедного и недалёкого рабочего-негра, таскающего шпалы, и его толстую забитую мать, не успевающую зашить детям прорехи на одежде. Но с другой стороны: кто сказал, что эти стереотипы так уж далеки от реальности?

...В одной книге был сюжет о Михаиле Врубеле, который приехал на этюды в сельскую местность. И когда его спросили, как емус местные жители он, помолчав, заметил, что они ужасно относятся... к животным.

Ну и Маяковский вспоминается, бессмертное: «Лошадь, не надо / Лошадь, слушайте / чего вы думаете, что вы их плоше»?

Отношение к животным у людей часто бывает специфическое. Я видел добрейших бабушек, которые выгоняли кошек на трескучий мороз. Я не знаю, с чем это связано, быть может, просто с культурой, или с образом жизни. Но убить собаку за порванных в ходе игры цыплят... Да полноте, она же не человека загрызла! Ах, новую заведём?...

Наверное, всё проще. Чаще всего у людей просто нет фантазии, чтобы поставить себя на место собаки, и понять, какого это, когда тебе в тело вонзается пуля. Которые просто не могут увидеть, что животные тоже совершают ошибки, и что им тоже может быть больно, когда их за это убивают. Странно всё это.

Рассказ, конечно, странный, не без этого, и не совсем понятно, к чему.

Сдаётся мне, что странный пришелец попросту поиграл с мальчишкой, перещеголяв его в фантазиях, прекрасно зная, что гибкому растущему разуму это не повредит. Но в тоже самое время он заронил в его сознание мысль, что от мамы лучше не отходить, мало ли где скрывается ведьма, даже если ты можешь её отогнать голосом.

К чему рассказ, я прекрасно понимаю. Большие компании очень много времени уделяют превращению своих работников в отлаженные винтики, которые должны работать... как положено. А как положено? Инструкцию глянь, там всё пронумеровано и записано. И ты тоже пронумерована? Ну и ладно. Зато колготки бесплатно.

Но, может, лучше просто сохранить своё лицо и достоинство?

Не понял, к чему была эта зарисовка, но попробую сообразить.

Дело здесь, возможно, в девушке, которая приехала в Большое Яблоко, мечтая стать танцовщицей, желая заниматься искусством. Но все её мечты сожрала вот такая вот мебель, и маленькая квартирка, которую обязательно нужно поменять на что-то более престижное. Вот она и рассказывает всем окружающим, уже автоматически, что скоро выйдет на подмостки, и закружиться в танце, чего уже не будет никогда.

Вероятно, я прав в своём толковании.

Инверсия.

Самое интересное, что каждая из этих дам всё понимает, и даже понимает, что понимает другая. Оправдан ли этот политес тогда, когда твой собеседник, по факту, тебе едва ли не нож в спину вонзает? Когда твой собственный сосед у тебя же ворует, ворует нагло и открыто, просто так, в силу своей клептомании? Орать, звать на помощь, пробивать голову прикроватной вазой?

Нет? Но стоит ли ради хрупкого мира терпеть унижение и преступание собственного пространства?

И снова похоже на жизнь, и снова что-то очень похожее было у меня на глазах.

И не нужно лишних претензий. Да, бывают мужчины такие, которые думают о количестве ложечек и ситцевой обивке дивана. И бывают просто добрые и славные, но слабые мужчины. Они нуждаются в том, чтобы кто-то был рядом, иначе им становится очень одиноко. Вот и влюбляются они в первый попавшийся объект в юбке, и сами себе внушают, что жить без него... неё не могут.

Вот только мамины способы завоевания сердца пирогами здесь не пройдут. Нахальная френдзонщица будет вовсю пользоваться верной любовью своего кавалера, кушать хорошую домашнюю еду красивыми серебряными вилками, и даже предоставлять свою вылизанную квартиру ей и её кавалеру... Девица, которая, не моргнув глазом, приватизирует себе весь его домашний уют, ведь перед кавалером нужно похвастаться.

Ну да, слабо верится в таких мужчин... Но я таких знаю лично.

Банальная история, даже смешная отчасти...

Для всех, кроме бедной девушки.

А ведь ей уже за тридцать. Она потихоньку начинает увядать, вянуть в своём одиночестве, на фоне унылой квартирки и опостылевшей работы. Что в этом смешного?

И даже не тянет смеяться над тем, что она после всего месяца знакомства желает выйти замуж за этого человека, который грёзит писательской славой, желает поверить в то, что может быть музой. Такое и я в жизни видел не один раз.

Вообще, рассказ напоминает очень чёткое, едва ли не фотографическое воспоминание. Как чётко отпечатались мысли о псевдо-свадебном платье, о чашке кофе, о том, как не разминуться со своим женихом. Девушка очень боится какой-нибудь мелочью разрушить мечту о счастье, отклонится от столбовой дороги будущего, которое должно вот-вот наступить.

Мы так и не узнаем, почему вышло так, как вышло. Да и важно ли это? Важна сама девушка, не слишком молодая, отчаявшаяся в своём одиночестве, раз за разом приходящая за ответами в дом несбывшегося супруга, чтобы, под тайные смешки соседствующих обывателей, понять, почему она не заслуживает даже капли счастья.

Первый же прочитанный рассказ Ширли Джексон свалил меня наповал.

Просто он куда шире, чем может показаться.

Мне знакомы такие девочки. Хорошие, домашние девочки, всю жизнь прожившие среди хороших и интеллигентных людей, слушавших хорошую музыку, читавших добрые книжки. Знавал и других девочек, которые с самого детства мечтали о высоком, но окружающее подсовывало им только серое. Взросление — тяжкое время, когда ты начинаешь понимать всё глубокое несовершенство мира и своё собственное одиночество, когда твоё хрупкое Я отторгает агрессивную внешнюю среду, готовую пожрать твою суть. Поневоле начинаешь мечтать о разрушении всего этого, его крушении, уничтожении... Возвращении к дикости, к наивному идеалу руссоистского «благородного дикаря».

Но что ей может сказать полупьяный взрослый, который уже забыл обо всём этом, если вообще когда-либо знал? Он со всем смирился, жизнь его проста и понятна... Он только с некоторым раздражением отмечает, как всегда, что «в наши времена всё было не так...», что, конечно, ложь. Дети вырастают, притираются, становятся взрослыми, и уже с эдаким ленивым самодовольством посматривают и поплёвывают на подростающую смену, не понимая, что из раза в раз уродуют их по своего образу и подобию.

Сложный вопрос, только краешек его...

Сложное произведение, сложная композиция, сложные эмоции.

Сочетание обыденности, тварности — и одновременно высокого искусства. Бывает, когда вы смотрите на древнюю мозаику вблизи — и видите стыки между кусками, неровности сколов по краям, можете поскрести штукатурку, на которой она крепится, и серая пыль послушно засыпет вам новые ботинки.

А потом вы отойдёте, и всё это растворится. Вы будете видеть перед собой не куски смальты, вы охватите взором всё многоцветье, всю палитру, а чрез миг придёт и понимание авторской интенции. И, наконец, вас накроет глубокое, внутреннее понимание эстетики этой картины, и замрёте в кратком миге понимания и ощущения единства замысла и формы, и красоты этого единения.

Такое впечатление, быть может, и не такое сильное, вызывает и творчество Гая Гевриела Кея, по крайней мере, его зрелые произведения. Джордж Мартин с его историей Вестероса не вызывает у меня особых чувств, кроме восхищения мастерством талантливого словоплёта — но его канадский коллега на голову выше. Его книги — это искусство.

«The Sarantine Mosaic», чисто сюжетно и фабульно, произведение достаточно простое. И мы, вместе с мозаичником Каем Криспиным, очередным именем на книжной странице, входим в него постепенно. Поэтому и разговор у нас идёт о его «хожении» к Городу, которое на самом деле стало восхождением к Богу. Поэтому и первая часть повествования зовётся «Sailing to Sarantium», поскольку это книга о Пути, Пути в бурных водах своего времени. Времени, когда старый мир оказался сокрушён, а новый ещё не построен до конца. Он завис в мёртвой точке неопределённости будущего, и при взгляде на него охватывает отчаяние, даже неопытный разум отчётливо видит там кровь и смерть, поскольку древность города Сарантия пока ещё полна своей, уже закатной, осенней силой, а молодость нового времени крепка яростью весеннего ледохода. Ещё живы и боги старого мира, которым по сию пору приносят кровавые жертвы, но Джад-Солнце проникает всюду, даже в леса, наполненные древним волшебством. Джад придаёт силу всем сирым и убогим этого мира, всем бессильным мира сего, заставляет их выпрямить спину, и произнести Слово.

Кай Криспин.

Нам всегда сложно понять, как в тяжёлые эпохи перемен рождались такие люди. Страшные эпидемии чумы, полупустые города и веси, жестокие осколки язычества, приносящего в жертву людей, продающих в рабство собственных детей, вялые придворные интриги среди временщиков. Мир, погружённый в эдакую «тёмную негу» безвременья, то и дело тыкающий человека в его собственный быт, в собственное гнилое нутро.

Всё меняется, когда в самом конце первого путешествия, мы встаём рядом с Каем Криспином под куполом великого храма, и смотрим на его поверхность, готовую принять на себя первый слой штукатурки, которая станет основой Великого, куда более возвышенного, чем все владыки мира. Мы видим художника, который готов рассказать о себе всему миру, протянуть руку Господу. Готового излить всего себя на серую, равнодушную поверхность мёртвого камня, и воспроизвести свою эпоху, полную противоречий, горестей и надежд для всего самого светлого, что ещё осталось, и что ещё будет. И право художника на это эпохальное высказывание становится самой мощной движущей силой, которое оправдывает самоё существование человечества в этом маленьком мире.

...Художник-мозаичник, могущий подарить своё имя целой эпохе...

Так мы и оставляем пока Кая Криспина наедине с его призрачным пока творением, но запомним главное. Каждый человек способен подняться с колен, вылезти из глубин отчаяния, преодолеть своё время — и произнести Слово, которое останется в веках.

Самый длинный роман о Лотаре, едва ли не с претензией на эпос, но, слава Богу, обошлось. Да, размах больше, границы мира раздвигаются небывало, опасность на этот раз нависает над всей цивилизацией местного условного Запада... Но по прежнему мы стоим за спиной у сильномогучего Лотара, который способен решить проблему парой точных и быстрых уколов...

Объём романа играет с ним злую шутку, и он выглядит сильно разжиженным и откровенно вегетарианским, когда, казалось бы, нет ничего лишнего, но эта полнота излишне «газообразна». Кроме того, красок роману также не хватает, особенно это видно в главах про вражеские армии, которые ты рисуешь в своём воображении благодаря культурному бэкграунду. Так как всё по прежнему крутится вокруг Лотара, второстепенные персонажи, за исключением, быть может, банкира, остаются больше функциями, чего не было, например, в «Собаках...», даже учеников Желтоголового мы так и не успеем научится одного от другого, нас быстро избавляют от их присутствия.

А вот последние полсотни страниц написаны действительно очень динамично и неплохо, а уж образ спрессованного в янтарном камне всеуничтожающего времени так и вовсе сохранялся в моём сознании со школьных лет. Конечно, поединок с дочкой Жалына зеркалит схватку с принцессой Мицар, тоже «совершенного бойца», и снова нашего героя спасает «чудесный предмет», в самый последний момент. Однако, надо отдать должное Басову, схватка с Бетией является одним из самых зрелищных эпизодов всей серии.

В целом — проходной роман, с рядом удачных моментов, ради которых его и стоит прочитать.

Басов задал вполне приличную планку для середняка, прямо таки даже радующую, однако не всегда бывают удачи, особенно на потоке. Однако скатиться автор всё же себе не позволил, и всё же изваял новую повесть о приключениях Лотара Желтоголового.

Снова «конина», хотя и другого рода. Да, наш оборотень может вынести кого угодно, словно героический персонаж Diablo II, однако получает настоящие раны и переломы, которые не залечишь глотком из чудесной красной бутылочки. Мало того, его жизнь зависит не только от скиллов и левел-апов, но и от внутреннего стержня, от собранности, от веры в правое дело, что сложно уловить. За такого Лотара — благодарность.

Сама повесть, в принципе, обычная попсовая штамповка, причём до лаконичности и красивости рассказов о ведьмаке Геральте сказки об охотнике на демонов вовсе не дотягивают... да и не претендуют вовсе. Это как два рассказа, соединённого в одно — охота на жуткого паукочуда и добыча Сильно Мощного Артефакта, которое наводнено всеми штампами — прекрасной пленницей, отважным мстителем, коварным герцогом и ещё более коварным колдуном.

В целом, вполне на уровне, но не хватает стилистики и динамики.

Своего рода фэнтезийно-мистический детектив-боевик, Басов пытается вылезти из штанов «конины». В целом, нужно признать, он делает в этом успехи. Детектив, как обычно в подобной конфигурации, не идёт, ибо всё случается само собой, однако развлекуха получилась что надо.

Атмосферу на этот раз он вытянул на славу, каменные собаки, несмотря на саму нелепость идеи, смотрятся вполне пугающе и странно, тем более, что совершенно неясно, как этой напасти противостоять. Просто едва ли не щенок так славно отделал нашего героя, что он сутки не мог встать на ноги (вроде бы), и единственный способ победить существ, с лёгкостью выносящих крепостные стены — найти причину их слишком частых и назойливых визитов.

Главные герои, конечно, вполне клишированные, да и из Лотара детектив такой же, как из доктора Уотсона, плюс ко всему и главный злодей снова сошёл со страниц марвеловского комикса, эдакий фальшивый Ubermensch, вообразивший себя тиранической версией Тиберия Гракха. Однако неплохая атмосфера, более или менее динамичный сюжет и аккуратная компановка произведения всё же изрядно спасает его от суровой критики пытливых читателей.

«Конина» по русски продолжается, и, должен сказать, она действительно весьма забавляет.

Прежде всего тем, что Басов даже не пытается как-то маскировать своё произведение под какими-либо обманками, ничего подобного. Это чистое, жанровое, даже нарочито жанровое произведение, с невероятно крутым супергероем и презрительно смеющимся над ним злодеем, как будто вышедшим из комикса. Поединок мечистого и мускулистого героя-оборотня против полуобнажённой, сверхсильной и прекрасной кунг-фу колдуньей прямо таки взят с картины Бориса Валехьо, с его гипертрофированными рельефами мышц и огромными клинками. Нарочито, штамповано — да, но одновременно и прикольно — вы когда эти штампы в чистом виде наблюдали в последний раз?

Должен сказать, что написано это также бойко, есть неуверенные провисания по диалогам и затянутым мизансценам, зато поединки удались на славу. Приходит в голову пример Мазина, чем-то похожего на Басова, однако последний пишет значительно лучше, и куда менее претенциозно, за что честь ему и хвала. Он попросту не заморачивается, и пишет чистую героику, не ходя в другие вселенные, а создав свою. Должен сказать, что своего Лотара он по настоящему любит, и старается придать его характеру естественность и яркость красок.

Читаем дальше.

Пролистал очередной сборник рисованных историй из вселенной «SW», хотя бы узнать, чем закончилась схватка ситхов и протореспублики, вокруг которой в расширенной версии ходило столько легенд. Надо же, как вышло всё банально, коротко и просто... Экспрессивные ситхи с фигурными мечами, джедаи, рубающие в капусту их рабов и пафосно жертвующие собой, отважные бойцы на вычуранных космолётах. Вот только история завершилась слишком быстро, несмотря на всю экспрессию и ярость. Ситхи налетели, устроили шухер, их отбили, пусть даже и с изрядным напряжением... и... всё? И это история великого Нейга Салдоу, мрачной легенды? Плосковато, хотя сам по себе сюжет вполне ничего, на пару часов листания сгодится — динамика есть, картинка вроде бы стала получше, в качестве одноразового чтива — самое то.

Для того же предназначена и история Номи Сунрайдер, жены погибшего джедая, которая нынче сама берёт уроки чародейского искусства у огромного парнокопытного Мастера Силы. Всё по классике — любование природой, постижение сути Силы... ну и под конец — неизбежная активация светового меча и рубка в фарш засланцев убийц мужа, ибо думать нужно о добром, мочить же... Ну да. Кого скажут.

Стоит ли читать? Поклонникам вселенной — да, хотя нового здесь немного. Сюжеты в целом нормальные, бодрые, рисунок, конечно, немного подкачал, слишком много размытых грязных тонов, но в принципе не раздражает. На один раз — вполне.

Геммел пишет историю широкими мазками, при этом населяя её людьми. Можно вспомнить, какой путь прошли Дакейрас, Друсс и Скилганнон, мы всё видели их глазами.

Конновар, безусловно, тоже герой своего мира. Он объединил кельтонов и создал державу, способную противостоять машине имперских легионов Города. Яростный клинок... или всё-таки человек?

Геммел дал голос другому. Незаконнорожденному сыну Конна, который был отвергнут отцом, и отчасти повторяет его путь... Но только отчасти. Бэйн был изгоем, и его жизнь — вовсе не поэтапное завоевание уважения и почитания, не восхождение харизмы великого правителя. Это путь замкнутого и агрессивного воина, видевшего только истеричную ласку отчаявшейся матери, да редкую дружбу таких же изгоев, и он совсем иной. Его путь — путь собственного выбора, а не служения народу, не важно, какому, путь ответственности за самого себя. Конновар делает то, что должен, но он должен своей семье и племени, он их бесшовная часть. Бэйн должен постоянно делать выбор, который посчитает правильный — и его созревание — это укрепление нравственного стержня, морального компаса. Задорный юнец с мраком в душе — и воин, сжимающий руку умирающего и прощённого отца — разные люди, и в тоже самое время — он один. Как он прошёл этот путь?

Для этого ему пришлось увидеть множество правд. Правду великого воина, ненавидящего насилие. Правду бывшего школьного учителя, проливающего реки крови для того, чтобы потешить свой холодный разум. Правду сторонников мирной религии, добровольно идущих на костёр. Правду подлецов, жаждущих власти для себя, и жаждущих стать частью великого и необоримого.

Столкновение разных правд выковало человека, способного выбрать то, что является для него правильным. Да, Бэйн не стал ближе к людям, он остался отчуждён от них. Но он также умеет ценить дружбу, и видеть в людях скрытое... добро, как банально это не звучит.

По прежнему Геммел пишет о хороших людях, и по прежнему он очень полифоничен, и кратко он смог показать очень разные судьбы и разные «микрокосмы» тех, кто сталкивался в своей жизни с Конном и Бэйном. Мы видим, например, что правление Конновара принесло кельтонам столько же горестей, сколько и блага, мы видим, как разложение дикости коснулось просвещённого Города, превращая его в гниющий нарыв на теле мира, но сохраняющий здоровые нити в своей структуре, и вскользь можем наблюдать за судьбами людей, кои брошены в жернова истории, и чьи имена останутся безвестными.

Однозначно сильный и эмоциональный роман. Конновар и Бэйн ушли, выполнив долг, а риганты остались, и впереди у них века жизни, и волку выть на Капитолии Города. История продолжается, и Геммел вновь вернёт нас в этот мир, прежним из которого за все столетия останутся только тихие леса сидхов.

Русская «конина»... Зачётная, что характерно.

Дебютную повесть Басова отличает не характерная для новичков добротность. Конечно, пустыня, таинственный оазис и отвратительный колдун вылезли из сочинений Роберта нашего Говарда, понятно. Даже сам стиль, лаконичный и аккуратный, заставляет вспомнить американского классика героики. Молодой наёмник, спасшись после налёта разбойников, оказался в лапах у... дальше сами, сами.

Так пришёл в мир один из знаковых героев русского фэнтези 1990-х — Лотар Миротворец, так и не оценённый по достоинству. Басов остался мотаться на задворках, за спинами Перумова и Пехова, а зря. Конечно, он не так ровно пишет, и фантазия у него вовсе не такая разудалая, но на крепкий и верный середняк он тянет.

И в этой заглавной повести Басов придал персонажу изюминку — собственно, жажду. Простое, не самое приятное, но заведомо сильное чувство позволило нашему новому герою сохранить человечность и устоять против козней злого колдуна... Не скажу, что блестяще, но забавно и оригинально.

Главное, конечно, представить главного героя и объяснить, почему он крут. В двух-трёх словах Басову удалось продемонстрировать, во первых, превращение лотара в оборотня со сверхспособностями, и, во вторых, показать, как это работает на практике, подсунув кулачный поединок с мантикорой.

В общем, не слишком интригует, и так всё понятно, к чему ведёт автор, но забавно и не раздражает. И на том спасибо, гуляем дальше.

...Уста погибшей чародейки Тигрёнка сказали чистую правду:

«В продаже появились фальшивые ёлочные игрушки. Такие же, как настоящие, но радости в них никакой».

С «Последним Дозором» я свёл знакомство с новым Лукьяненко. Я его раньше не знал, честно. И это даже не тот человек, который писал «Сумеречный Дозор» и «Спектр». Совсем другой. Откровенно коммерческий текст, вопиюще подготовленный к «главному фильму 2006 года», со всеми пасхалками, примочками, и прочим.

Я долго пытался сформулировать, что же не так.

От книги веет... сытостью. Такой вот откровенной, лоснящейся сытостью довольного жизнью человека, которому уже в жизни, в принципе, всё ясно и понятно, который может и другим объяснить, как правильно. Приход «взрослости» и «зрелости» — не всегда к лучшему. Первые три книги, пусть даже прошло всего несколько лет, мучали и главного героя, и автора, своеобразными и богатыми апориями, да, простенькими, да, откровенно «кухонными», но искренними. Основная проблема, таким образом, заключена в том, что вместе с автором поменялся и Антон Городецкий — его моральный компас окончательно расстроился, и виной тому вовсе не релятивизм, и не компромисс с Тёмными. Виной тому — его... довольство. Он потерял свои раздирающие душу сомнения, противоречия, метания, и стал безликим. Это вполне стандартный обыватель, который делает свою работу, и даже совершенно натужные рассуждения, картонные переживания за судьбы человечества, на которое Антон смотрит с ноткой превосходства, презрением и — совсем чуточку — с жалостью — скорее отталкивают читателя, чем притягивают. Раньше был искатель Истины, боец, слабенький, но мыслитель; нынче же — обыватель магического мира, просто ну очень прокаченный... Если раньше Городецкий многое делал по наитию, или в тяжкой борьбе с совестью и обстоятельствами, часто идя вопреки, то теперь он просто стандартный персонаж боевичка, которому, во первых, тупо везёт, во вторых, окружающие его персонажи настолько тупы, что он смотрится просто гигантом мысли...

Да и с миропостроением... подляночка. Главной загадкой и таинством был Сумрак, его слои, раз за разом преобразующий и искажающий окружающую действительность. В погоне за Ариной Светлана что-то увидела на пятом слое, о чём нельзя болтать... и автор явно мучительно хотел придумать, что же именно — не знал сам. И вот, основная интрига готова — глубокие слои Сумрака, оказывается,

Какой-то ехидный и злобненький червячок во мне заставил полезть меня в библиографию почтенной Ле Гуин, чтобы узнать, когда вышел роман «The Other Wind», последний о Земноморье, где продвигалась ровно такая же идея окончательного упокоения, разрушения каменной стены и так далее. Быть может, я несправедлив к почтенному автору, и он дошёл до этой идеи сам, но... Осадочек-то никуда не делся. Но и вновь дело даже не в этом. Такой Сумрак, закольцованный и уютный, в котором Городецкий и даже его крошка-доча ходят вдоль и поперёк, меняя слои как комнаты в квартире. Кстати, удачная аналогия — такой одомашенный, приручённый и уютный Сумрак утрачивает всякую интригу, и это как раз тот случай, когда открытие тайн не приносит радости.

Тем не менее, мастерство не пропьёшь. Роман читается интересно и увлекательно, пусть даже и не так, как предыдущие. Да, персонажи выцвели (что он сотворил такое с Эдгаром, это точно персонаж «Дневного Дозора», или его тёзка? Похож, как муха на майского жука), да, смысловая нагрузка испарилась, да, полно самоповторов, но сюжет-то по прежнему выписан увлекательно. Убийство в Эдинбурге, поиски Рустама, охота за Венцом — всё равно читать интересно, в отличие от поздних книг того же Перумова.

И тем не менее... Это уже чистая конъюнктурщина. Прилично сделанная, на «середнячка», но не «выше среднего». «Дозоры» для меня всё же заканчиваются в том самом месте, где Антон Городецкий с болью смотрит на огоньки звёзд, обещая самому себе «постараться не падать». Остальное — уже автофанфики, поскольку Лукьяненко потерял самого себя. Поэтому я не буду пока перечитывать «Новый Дозор», и не возьму в руки так и не читанный «Шестой» — знаю, что разочарование неизбежно. Простите меня, автор, но я хочу остаться с тем, молодым Антоном Городецким, смотрящим на звёзды.