Моя книга продается в единственном (пока, надеюсь) интернет-магазине по адресу

https://knima.com/krik

Желающие да обрящут...

Притяжение Земли

Фильм Куарона «Гравитация» это ни в коем случае не производственная драма на космическую тему. Это реквием. Реквием космической экспансии человечества, и как реквием он построен в форме антитезы другому знаменитому фильму — «Космической одиссее 2001 года» Стэнли Кубрика. Куарон начинает там, где завершает свой фильм Кубрик, и заканчивает тем, что у Кубрика является началом космической одиссеи длиной в сотни тысяч лет.

Для Кубрика и вообще всей эпохи беспокойных 60-х именно космическая экспансия казалась важнейшим свершением человечества, прорывом в такие сферы, где человек приобретал поистине космическое могущество, слившись с непостижимым космическим разумом. Во вселенной героев «Гравитации» космос лишь начальная точка бесконечно трудного возвращения к самому главному — Земле. Несложно понять и символизм названия фильма, так как практически все время герои парят в невесомости, оторванные от матери-земли, от земного тяготения — в прямом и переносном смысле.

Фильм Кубрика начинается со сцены превращения наших далеких волосатых предков в человека. Обезьяна обретает разум и разбивают череп зверя изготовленным ею орудием. Куарон завершает символически тем же: из воды практически голая и безоружная выползает героиня, завершив виток грандиозной исторической спирали, лишившись всех технических преимуществ, которые, казалось бы, и делали человека человеком. Вернувшись из грандиозной пустоты, она словно впервые встает на ноги и пытается сделать первые шаги. Куда? К чему? К какой новой цели? Какой новой одиссее длиной в тысячелетия положат эти ее неуверенные шаги?

Я все ждал, как согласно голливудским штампам из-за далеких гор появятся вертолеты спасателей, прозвучит бравурно-патриотическая музыка, а героиня будет благодарно рыдать на плече мужественного офицера со звездно-поласатым шевроном. Как бы ни так! Куарон завершает ровно там, где и должно завершиться космической экспансии. И если в космосе границы государств хотя и прозрачны, но четко маркированы — вот американский шаттл, вот МКС, целиком Россия, вот китайская орбитальная станция. Но на Земле нет этих хрупких оболочек, разделенных пустотой и смертельным роем космических обломков. Нет на Земле ни римлянина, ни иудея. Только человек, вернувшийся со звезд.

И рецепт жизни произнесен героем Джорджа Клуни космонавтом-ветераном Мэттом Ковальски: «Ты должна научиться отпускать». И здесь неважна сиюминутность момента: должна ли доктор Райан Стоун отпустить в бесконечную пустоту без всякой надежды на спасение Ковальски или отпустить память о своей погибшей дочери, важен результат. Человек должен отпустить космос, в который он когда-то так стремился, а теперь, если и сохраняет там свое присутствие, то лишь по инерции, по привычке. Отпустить пустоту и обрести гравитацию. Притяжение Земли.

Куарон сказал свое слово. Может быть и не так талантливо и масштабно, как Кубрик, но это слово требует своего осмысления. В нем тоже имеется своя глубинная правда. Ведь, в конце концов, и Иван Жилин, герой совсем другой вселенный, где коммунистическому Человечеству подвластна вся Солнечная система, приходит к такому же выводу: «Главное остается на Земле».

Поговорим о боге? Почему бы и нет? Как блестяще сформулировал Гуссерль, бог есть предельная категория всех человеческих размышлений. То есть неважно с чего начинать — с футбола, выборов, интернета, компьютерных игр — обязательно придешь к этой предельной категории. Поэтому продуктивнее начать с начала. Со слова.

И это слово написал Джеймс Элберт Миченер. И слово было «Источник». Даже не слово, а целый роман. Если кто не знает, то фирменный стиль Миченера описывать историю одного места или страны, начиная с глубокой древности и до наших дней. Иногда он начинает с появление на описываемой территории первых людей, хотя порой заглядывает еще глубже, начиная с описания геологического рождения того места, где будут происходить последующие события, как это было в романе «Гавайи».

Роман «Источник» — история древнего города Макор, расположенного в Израиле, где группа археологов проводит раскопки. Это место не только перепутье различных исторических эпох, по которому прокатывались волны вавилонской, египетской, греческой, римской, европейской цивилизаций, но главное — это место рождения религии. Именно так. не больше, не меньше. причем не какой-то конкретной религии, а самой идеи бога.

Если автор и был религиозным человеком, то он никак не акцентирует свою личную позицию. Он описывает жизнь поколений людей, начиная от первобытного племени, когда-то ютящегося в пещере и впервые придумавшие себе бога — камень Эль, который воздвигли на вершине холма, где тысячелетия спустя будет процветать, разрушаться и снова возрождаться к жизни Макор.

Автор, описывающий рождение и развитие столь тонкой материи, какой является религия, идет по лезвию между материализмом и субъективизмом, между атеизмом и верой. Ведь как видит рождение религии атеист? Ударила молния, загремел гром, вспыхнуло дерево, и вот уже в девственно чистом мозгу первобытного человека, ничего не знающего о физике и химии, рождается идея всемогущих существ, управляющих земными стихиями.

Но человек верующий возразит, что проблема с подобными умозаключениями в том, что они абсолютно недоказуемы. Молния и горящее дерево — всего лишь материальный факт, а вот движение человеческой души загадка большая есть. Хорошо, пусть гроза, да хоть ураган, какая разница что станет причиной откровения? Когда б вы знали из какого сора... И если бог не явился в полной славе к первобытному человеку, а ограничился молнией, то чем такой путь хуже? Причина неважна, важен результат. Для кого-то стихи, для кого-то — идея бога. Второе — более величественно, не находите?

Проблема человека — его материальность. Нельзя жить в материальном мире и быть свободным от него. Важнее то, что духовного мы извлекаем из этой материальности. И если с нами говорят на языке материализма, то это не потому что бога нет и все дозволено, а потому, что этот язык нам привычнее. Глупо предлагать дикарю мобильный телефон, если предел его мечтаний блестящие бусы. Как бы то ни было, выводы делает каждый сам, ведь каждый из нас свободен. А книга... Книга ложь, да в ней намек. Ну, дальше вы и сами знаете.

Роман Кассандры Роуз Кларк «Дочь сумасшедшего ученого» (The Mad Scientist's Daughter) относится к тому редкому типу произведений, у которых название гораздо лучше содержания. И вовсе не потому, что там отсутствует нечто из заявленных ингрtдиентов. И дочь — главная героиня — имеется. И ее отец — называемый всеми по непонятной причине «сумасшедшим ученым» (разве что он все время торчит в домашней лаборатории) — тоже имеется. И даже начало весьма многообещающе: в доме пятилетней Кэт Новак появляется андроид по имени Финн. Но вот дальше автор делает все возможное, чтобы превратить очень неплохую завязку в нечто приторно-сиропное.

Но обо всем по порядку.

Далекое-далекое будущее. Постапокалиптический мир, перенесший некую неуточняемую климатическую катастрофу, из-за чего, например, Канзас превратился в мертвую пустыню, а в других местах летом вполне может пойти снег. Знаменитый ученый Дэниэл Новак приводит в дом (до поры до времени непонятно откуда) андроида Финна, который практически ничем не отличается внешне от человека. Разве что глаза в темноте у него светятся. Кстати, это важно — дальше сами поймете почему. Финн становится другом юной Кэт, затем ее учителем, а затем... Затем Кэт влюбляется в Финна. Собственно, на этом сюжет кончается и дальше начинается нечто, чему я долго не мог подобрать названия.

Поначалу мне показалось, что Кассандра Кларк вдохновлялась многочисленными женскими романами, кои потоком извергаются на полки книжных магазинов с однотипными картинками полуобнаженных красавиц в объятиях роковых мужчин.

Но потом меня осенило. Да это же самая обычная вампирская сага! Только вместо рокового и бессмертного красавца-вампира — такой же роковой и бессмертный красавец-андроид. И даже глаза у него светятся! Хотя авторесса внесла новизну в изрядно потасканный жанр — андроид сосет не кровь, а электричество. Правда, непонятно откуда. Насчет того, чем он подпитывается — не поясняется. Из толерантности.

Нет, не смейтесь! Именно так! Роман потрясающе толерантен. Все штампы, простите, аттрибуты буржуазного соцреализма в нем присутствуют, как то: повернутость на экологии, добродушные и чертовски креативные геи (две штуки), всеобщее неодобрение курения и астрономические цены на сигареты, торжество свободы предпринимательства и корпоративизма.

О последнем — подробнее.

Как вы представляете себе мир, переживший катаклизм? Ну, такой — без дураков. То ли всеобщее похолодание с последующим потеплением, то ли всеобщее потепление с последующим похолоданием, то ли и то и другое одновременно, но в разных местах. Согласитесь, удар по цивилизации неслабый. И цивилизация должна как-то к этому приспособиться?

Так вот, в постапокалиптическом мире Кэт Новак ничегошеньки с наших пор не изменилось. Все та же хорошо узнаваемая Америка наших дней. Разве что некоторые кварталы в городах стоят разрушенными. Эка невидаль, достаточно заехать в какой-нибудь Детройт или в нашу российскую глубинку! Там апокалипсиса поболе будет. Да, и прицепом ко всему этому — экологичность романа. Электричество там добывают не иначе как от ветряков, расположенных в опустыненном Канзасе. Великолепно! Собственно, становится понятно, почему энергоисточник Финна авторессой не проясняется — не писать же на радость «зеленым», что у него ветродув. А на ядерный миниреактор те же «зеленые» могут и обидеться.

Прошу прощения за мой язвительный тон, но это печаль по поводу загубленного произведения.

И еще последний нож в спину романа: авторесса совершает классическую ошибку — она начинает подробно описывать взаимоотношения героини и ее народившегося ребенка. Ну сколько раз можно твердить — не давайте бабам писать о детях и кошках! Тонны розовых соплей вам обеспечены. Не отплюетесь. А ведь все так хорошо начиналось...

Вывод: вампирская сага с андроидом в главной роли. Читать только фанатам подобного чтива.

Остальные предупреждены.

Уничтожение российской науки готовилось в глубокой тайне в лучших традициях всех наших либерастичных реформ.

(Прошу прощение у отцов-основателей либерализма за столь двусмысленный термин, но он сознательно выбран для того, чтобы отличать эту странную помесь фундаментализма и фашизма от вполне респектабельного идейного течения, вполне имеющего права на существование, против которого мы не имеем ничего против, пусть оно только существует в соседней деревне.)

Так вот, основное оправдание подобной закрытости и келейности — мол, Российская Академия наук закостенела, и сама себя реформироват не может ибо никакая организация в здравом уме и твердой памяти себя не может реформировать. Точка.

Шедевр либералистической мысли — организация сама себя не может реформировать.

Помилуйте, тогда выходит что и любая реформа государства возможна только под чутким руководством дул автоматов, простите, направляющей руки дружеского оккупационного режима? Что ж, либерастам не отказать в последовательности, поминая реформы девяностых, совершаемых под чутким руководством иностранных советников, загребущей невидимой рукой рыночных реформ освобождавших дорогих россиян от социалистической собственности. Но бог сним, с государством. Роль оккупационных режимов в реформировании других стран отрицать глупо — послевоенные Европа и Азия тому доказательство. Да и государство в глазах либераста, если только это государство не называется США, — злейший враг любой креативности и толерантности и место ему на свалке истории, которой, кстати, тоже пришел конец по-фукуямовски.

Но корпорации! Которые также являются организациями, так неужели и у них отнято священное право вытянуть себя за волосы из болота кризиса подобно барону Мюхгаузену?! Несчесть примеров того, как самореформирование вполне удавалось большим и маленьким компаниям, впрочем, как и не удавалось. Насчет первого советуем ознакомиться с историей одной яблочной компании, а насчет второго вспонить некогда правивший миром пленочной фотографии Кодак. Причем заметьте, фруктовой компании не пришлось отдаваться в руки другого айтишного гиганта, с удовольствией обгладавшего бы под лозунгом реформ и прочей реструктуризации павшую ниже некуда Apple до яблочных косточек, и даже варягов зазывать не пришлось, ибо ранее призванные варяги сделали с компанией то, после чего просто обязаны были на ней жениться, будь у них столько денег. Нет, в компанию вернулся свой доморощенный отец-основатель, некогда успешно и доведший компанию до ручки — из песни слова, увы, не выкинешь.

Как бы то ни было, а нехитрые лекала либерастических реформ таковы:

1. Нечто развалить под лозунгом реформ

2. Объявить это нечто разваленное вообще нереформируемым

3. Призвать мародеров эффективных собственников

4. Profit

Совсем недавний пример — разгул сердюковщины в нашей армии, которую тоже решили лишить не только собственности, но и оборонной промышленности, тихой сапой протаскивая безумную идею, что оружие выгоднее закупать зарубежом. Армии, к счастью, удалось отбиться. Хотя формы ликвидации сердюковщины уж очень сильно напоминают спецоперацию против собственного правительства. Что навевает уж слишком нехорошие ассоциации из недавней истории Греции, Чили, Турции.

В свое время бытовала шутка, что от обвиненний в буржуазности, которых не удалось избежать генетике, физики отбились атомной бомбой. Чем могут отбиться наши академики? Что наука может предложить государственной системе, которой не нужна не только наука, но и собственная армия?! Боюсь, что ничего, кроме флэшмобов на тему похорон отечественной науки. Государству без амбиций на мировой арене, без жалости сдающего все, всех и вся, интеллектуальная мощь всего лишь обуза. К тому же дорогостоящая. Два процента ВВП можно с большей эффективностью превратить в зарубежные фантики и потребить или даже злоупотребить.

Говорят, если лягушку бросить в кипяток, то она выскочит и останется жива. Но если воду нагревать постепенно, то лягушка не заметит повышения температуры и заживо сварится. Не в этом ли еще один секрет либерастизма? Демонтаж среднего образования и его зачистка ЕГЭ. Голодный паек для науки, пока она окончательно не превратилась в доходягу. Снижение статуса науки до такого уровня, что из страны уже не только мозги, но и безмозглость утекать начнет.

И все это на фоне интеллигентного и застенчивого молчания все тех же академиков. Что ж, иногда молчание — золото, если оно не ведет к гибели.