Для защиты от опасных зверей человек приручил матёрого хищника – волка. Но как выиграть схватку с грядущим сверхчеловечеством? И пусть не обманывает детская внешность сверхлюдей, ибо они беспощадны к своим эволюционным конкурентам – людям. А значит, человек вновь должен приручить того, кто ни в чем не уступит его новым врагам.
И начинается увлекательнейшая из охот – охота сверхчеловека на сверхлюдей…
Но так ли прав человек в своих расчётах? Не окажется ли воспитанное им чудовище милосердным и не примется ли творить добро так, как оно его понимает – сверхчеловечески?
Издательство: М.: Снежный Ком М, 2021 год, 1000 экз. Формат: 84x108/32, твёрдая обложка, 358 стр. ISBN: 978-5-6045754-5-1
Аннотация: Сборник включает три повести, объединенные по месту, времени и обстоятельствам действия: СССР, г. Братск; 1960-е годы; альтернативные реальности. В повести «Проба на излом» работник Спецкомитета Дятлов ставит жестокий эксперимент по превращению своей воспитанницы, обладающей сверхспособностями, в смертоносное оружие против подобных ей «детей патронажа», провозвестников грядущей эволюционной трансформации человечества. События повести «Сельгонский континуум» разворачиваются среди мрачных болот, где совершает вынужденную посадку вертолет с руководителями «Братскгэсстроя», с которыми желает свести счеты гениальный ученый, чье изобретение угрожает существованию Братской ГЭС. В повести «Я, Братская ГЭС» на строительство крупнейшей гидроэлектростанции Советского Союза по поручению Комитета государственной безопасности прибывает известный поэт Эдуард Евтушков для создания большой поэмы о ее строительстве и строителях, что вовлекает его в череду весьма странных, фантастических и даже мистических событий.
В 2016 году издательством «Снежный Ком М» был издан мой роман «Крик родившихся завтра», события в котором происходили в альтернативно-историческом мире 60-х годов ХХ века. Главное отличие того мира от нашей реальности в том, что Вторая мировая война в нем продлилась гораздо дольше (до конца 40-х), а изобретение и применение оружия массового поражения (ядерного, биологического и химического) стоило человечеству миллиарда жизней.
Сюжет романа строился вокруг появления после войны детей со сверхспособностями, называемых «детьми патронажа», на которых природа «обкатывала» новые формы разумных существ, которые могли бы сменить человечество и совершить очередной эволюционный скачок.
Заглавная повесть предлагаемого вашему вниманию сборника описывает тот же альтернативный мир, а ее герои – дитя патронажа Иванна и сотрудник Спецкомитета Дятлов уже встречались на страницах романа «Крик родившихся завтра». Однако повесть — вполне самостоятельное произведение и не требует предварительного ознакомления с романом, если только вас не заинтересует дальнейшая судьба героев.
Пользуясь случаем, хотел бы обратить внимание читателей на аудиоверсию повести «Проба на излом» в великолепном исполнении Ильи Веселова, большого профессионала своего дела. На мой авторский слух, это тот случай, когда исполнение получилось гораздо сильнее оригинала… Прослушать две первые главы повести можно по этой ссылке.
Следующие два произведения примыкают к «Пробе на излом» преимущественно «территориально» (хотя их событийные отголоски слышны и в заглавной повести), поскольку также относятся к условному «Братскому циклу», где действие сосредоточено в районе Братска и Братской ГЭС.
События небольшой повести «Сельгонский континуум» разворачиваются в Сельгонских топях, где кипят поистине шекспировские страсти. Что, если бы действие самого загадочного произведения Шекспира «Буря» происходило не в декорациях далекого экзотического острова, а в глубине жутких Сельгонских топей, а его героями оказались не итальянские короли и вельможи, а советские партийные функционеры, производственники и ученые 70-х годов двадцатого века?
Вертолет директора «Братскгэсстроя» совершает вынужденную посадку в самом сердце Сельгонских болот, где когда-то без вести исчез изгнанный из Братска гениальный ученый и изобретатель Козырев. Козырев не погиб в топях и продолжил работу над своим изобретением — вечным источником энергии. И теперь ученый жаждет наказать тех, кто лишил его будущего, навсегда заперев в Сельгонском континууме, где под воздействием изобретенной им машины творятся странные и страшные чудеса.
Действие повести «Я, Братская ГЭС» происходит в конце 1960-х годов на крупнейшей гидроэлектростанции Советского Союза, куда по поручению Комитета государственной безопасности прибывает известный поэт Эдуард Евтушков для создания большой поэмы о ее строительстве и строителях.
В ходе выполнения творческого заказа поэт вовлекается в череду весьма странных, порой фантастических и даже мистических событий. Евтушков оказывается проводником силы более могущественной, чем партийные органы и госбезопасность, но которая также заинтересована, чтобы из-под пера талантливого поэта вышло лучшее его творение…
Сборник будет опубликован в издательстве Снежный Ком М, где его можно будет приобрести в самое ближайшее время.
Буктьюберов я смотрю, как и многие, я думаю, писатели, но при этом ориентируюсь не на популярность/раскрученность буктьюбера, а на две вещи: ЧТО читает и КАК рассказывает. Предпочтение отдаю каналам, которые отличаются, скажем так, нетрадиционностью круга чтения. В сотый раз слышать более/менее объективные мнения о вышедших новинках как-то быстро приедается. Поэтому у меня создался некий весьма узкий круг постоянных буктьюмканалов, которые я регулярно просматриваю. Еще раз повторюсь, сколько на канал подписано людей мне совершенно без разницы.
Данный канал Насти BooksWillNeverDie, канал Сергея Люблю фантастику, еще парочка каналов (о них как-нибудь позже) — вот мое меню и моя рекомендация всем, кто интересуется действительно хорошими и нетривиальными книгами…
Так уж получается, что мои произведения зачастую оказываются в номинационных списках различных премий, причем в некторых — с завидной регулярностью, если только может вызывать зависть тот факт, что в списке номинируемых ты присутствуешь, а славу в итоге получает кто-то другой. (Как, кстати, случилось и на этот раз. — Прим.) «ОбЫдно, да?» — как говорится в известном анекдоте. Данный факт не прошел мимо внимательных участников премиального процесса, из-за чего ваш покорный слуга даже получил, кажется, то ли прозвище, то ли собственную номинацию, именуемую «Хронический номинант». Но как бы то ни было, быть даже в подобном качестве участником премиального процесса — весьма если не приятно, то познавательно уж точно, ибо рискуешь огрести имеешь возможность ознакомиться с тем, как критики того или иного уровня профессионализма воспринимают твои опусы.
Вообще, с точки зрения литературной гигиены, вступать в пререкания дискуссию с критиками, читателями или просто рядом стоящими по поводу их сугубого ИМХО относительно твоих произведение, твоей биографии, личности и физиономии — недопустимо, как бы ни хотелось, как бы руки и язык ни чесались. Все, что ты хотел сказать, ты уже сказал и теперь дело твое — «истину, похожую на ложь, должны хранить сомкнутыми устами, иначе срам безвинно наживешь». Да, собственно, лениво это делать, «мелко, Хоботов!»
Мы ведь понимаем, что судейская коллегия премиального процесса, на чьи плечи возложена обязанность как бы прочитать произведения, претендующие на премию, и как бы дать объективное как бы заключение — достоин или нет — находится в тяжелом положении, ибо внимательно, от корки до корки, прочитать номинационный список — та еще работенка! Причем каждому очевидно, что никакого объективного мнения в литературе, как в искусстве и жизни вообще быть не может, речь идет лишь о той или иной степени аргументированной вкусовщине. Все мы подвержены влиянию со стороны вещей, к литературе имеющих весьма опосредованное отношение, но формующих наши литературные пристрастия с суровостью кузнечного молота, придающего раскаленной заготовке угодную ему форму. Не стреляйте в критика, он читает так, как может. Или не читает. В конце концов, «Пастернака не читал, но осуждаю» — это ведь не про Пастернака, а про всех нас.
Но как бы то ни было, а порассуждать вообще о методе всегда интересно.
Совершенно неожиданным образом некий уважаемый критик наступил на больную мозоль не только самого автора, но и всех любителей фантастики, заявив будто в отечественной НФ «секса нет» «постмодернизм не прижился». Вообще, подобные обобщающие утверждения — опять же запрещенный прием для любого претендующего хоть на гран объективности высказывания, не говоря уже, например, о научной статье. И хотя рецензия — не статья, не наука, а некое личное мнение, возведенное в абсолют объективности (см. выше), то хотелось бы все же получить доказательства столь сомнительного тезиса. Но это так, замечание вбок. Критик раздражен, критик имеет на это право, его испортил премиальный процесс. Но проблема задета за живое — а действительно, имеем ли мы право на постмодернизм или тварь мы дрожащая?
Очень не хочется погружаться в глубины литературоведения, отыскивая в нем определения этого самого постмодерна разного градуса непонимания, и поскольку каждому открыт путь в бездны Гугла и Яндекса, светлый ему туда путь. Мы же сформулируем как умеем. Постмодернизм (для меня) есть осознание того простого факта, что наша жизнь состоит не только из матрицы (зачеркнуто) объективной реальности, но реальности искусства — литературы, кино, живописи, музыки, и разделить эти реальности не получится при всем желании — границы между ними весьма зыбкие, подвижные, проницаемые.
Вообще, задумываться над очевидными вещами полезно, ибо при некоем навыке вгляда на вроде как бесспорное это самое бесспорно очевидное предстает в несколько сомнительном свете. Почему, собственно, в литературе считается малопочтенным, а то и вовсе незаконным заимствование сущностей из других литературных произведений? Нет, речь не идет о крайних случаях графомании, эпигонства или продолжений хорошо всем известных, но не законченных автором произведений, как это произошло, например, с Жюлем Верном, написавшим целый роман в продолжение незаконченного романа Аллана нашего Эдгара По. Однако критика наверняка хватил бы удар, если бы на страницы вполне себе реалистичного романа вдруг забрел персонаж иного столь же реалистичного романа, хотя при этом проявление на страницах вполне исторических личностей, например, Наполеона, ничуть не вызвало у него, критика, возражения — а почему и нет? Почему допустимо введение в ткань литературного произведения личностей исторических сколь угодно величественного масштаба, но на введение акторов или, шире, актантов из других литературных произведений, не принадлежащих перу этого автора, — табу? Ай-ай-ай!
Дело ведь можно довести до абсурда, начав упрекать условного постмодерниста не только в грехе вплетения в ткань своего произведения героев, сущностей, эпизодов, объектов из иных, как правило хорошо известных читателям и критикам произведений литературы, кино, театра, да чего угодно, хоть фантика конфетки, но и указывать, что он, по лености душевной, воспользовался заодно героями, сущностями, эпизодами из РЕАЛЬНОЙ жизни, хотя следовало быть абсурдно последовательным, то есть усилием воображения воссоздать заодно и литературную реальность во всей ее полноте, то есть придумать СВОИ города, СВОИ страны, СВОИ деревья, в общем, все свое, как, собственно, зачастую тщатся делать творцы миров фэнтэзийных, хотя их-то в гиперреализме никто не упрекнет.
Не буду далеко ходить за чужими примерами, воспользуюсь собственными. В моем / моих романах зачастую можно встретить героев, сущности, отсылки, намеки на произведения других писателей-фантастов, без экивоков — тех же братьев Стругацких. И если действие моего романа происходит на условной Венере (хотя это совсем НЕ Венера), и начитанный взгляд читателя / критика внезапно натыкается на слово «Тахмасиб», то он тут же торжествующе начинает обвинять автора в лености душевной (зачеркнуто), графомании (зачеркнуто) и посмодернизме, поскольку автору, видимо, было лень придумывать другой корабль с другим названием, столь же, впрочем фантастический, каким является космолет бравого покорителя Венера Алексея Быкова. Извините, но в пространстве моего личного восприятия, моей души указанный космолет имеет такой же индекс реальности, как и станция «Венера», некогда опустившаяся на поверхность второй от Солнца планеты.
Опять же, повторяю, литература для нашей души столь же реальна, как и окружающий нас мир. Иначе не стоило и огород городить, покрывая страницы какими-то закорючками, что-то там придумывая. Мы не бог, но мы тоже творим миры, иначе, конечно, но как нам дано, как мы умеем. И по той же причине мы, любители фантастики, беря в руки книгу, нисколько не сомневаемся в процессе чтения, что происходящее на ее страницах — самая что ни на есть реальность, иначе она не вызвала бы у нас ни грана интереса, ни капли эмоций. Но ведь над книгами, черт возьми, плачут!
Итак, любой писатель по сути имеет в своем распоряжении в качестве материала для построения собственной литературной реальности, которая может / не может, тут как повезет, представлять интерес для читателя, окружающий его мир реальности (хотя опять же, что вообще такое эта реальность? — но не будем углубляться) и мир текстов, причем текстов в широком смысле слова — не литературой единой жив писатель — кинематографа, театра, живописи, комиксов, поэзии. И если в моем произведении произрастает дерево с дуплом, в котором неправильные пчелы заготовляют мед, то для меня вполне законно и допустимо, чтобы на это дерево попытался взобраться медведь с головой, набитой опилками. Если того, конечно, потребует логика моего текста.
И если с настойчивостью маньяка-графомана в моем романе возникают актанты (люди + НЕ-люди) из иных литературных вселенных, но презумпция доверия к автору требует от читателя задаться вопросом: а не хочет ли этим автор что-то сказать, а не обвинять его в лености творческой души, которой не только лень выдумать не планету Венеру и Солнце, а какие-то совершенно иные астрономические объекты, дабы не копировать окружающую действительность, и населить их дотоле небывалыми в истории литературы сущностями? Вы знаете, такое вполне возможно. Изобрести полностью герметичные, замкнутые на себя миры, и такое бывало в истории и пространстве литературы, но, боюсь, тексты получатся чересчур на любителя, ибо лишают читателя весьма важной составляющей радости чтения — радости узнавания. В конце концов, о чем и о ком мы, фантасты, не писали бы, мы пишем о людях, то есть о самих себе, претворяя свой собственный внутренний мир, а иного мира в нашем распоряжении просто не имеется, в декорации космоса, истории, других стран и времен… Но, это уже вещает Капитан Очевидность.
Итак, постмодернизм, как я его понимаю, всего лишь осознание и констатация того факта, что мир культурной реальности на данном этапе общественно-исторического развития оказался до того перенасыщен, что некогда ограничивающие его мембраны истончились и стали чертовски проницаемы, и то, что человечество некогда считало всего лишь развлекающей выдумкой, теперь существует в нас и рядом с нами на вполне законных основаниях. Писатели, кинематографисты, пожалуй первыми ощутили это особенно остро, расширяя границы допустимости своих личных миров в том числе и за счет миров воображаемых.
Конечно, постмодернизм — всего лишь термин, мулька, весьма затертая, а потому ей на смену придумают и уже придумали что-то новенькое, ведь то, что происходит в литературе, имеет место и в философии. Метамодернизм, пост-постмодернизм, etc.
Но это дело десятое, наше дело — продолжать сочинять.
Каждый писатель-фантаст на определенном этапе своего ученичества начинает активно участвовать во всяческих литературных конкурсах или коллективных сборниках, формирование которых также своего рода состязание, где награда не призовое место, а возможность опубликоваться.
Не миновал этот период творческой жизни и я, одно время ставя себе цель принять участие в любом конкурсе или сборнике, главное, чтобы там имелась возможность получить бумажную публикацию. Это хорошая школа для писателя, так как обучает важным вещам — способности писать на заданную тему, укладываясь в ограниченный объем, и, что не менее важно, соблюдать дэдлайн, ибо все жестко — не успел — пролетел. Ничто так не развивает воображение, как ограничение.
Представленные здесь рассказы и повести написаны именно по такому поводу — для конкурсов и тематических сборников, но большинство из них так и не были опубликованы, опять же по разным причинам — одни не понравились судейской коллегии, другие не вписались в формат сборников, третьи — в формат вписались, но сами сборники не выпущены по независящим от составителя обстоятельствам.
Тем не менее я не терял надежды все-таки их пристроить (удивительно, но так и получилось в данном случае, ибо два рассказа, первоначально сюда включенные, были приняты к публикации, так что пришлось их изъять), ибо мне казалось — они могут найти своего читателя. Однако современные издательства авторские сборники произведений короткой формы не жалуют, если только вы не Стивен Кинг или Виктор Пелевин, поэтому я решил все же сборник составить, но опубликовать его самостоятельно, благо в последнее время у писателей имеется альтернатива — независимые электронные платформы.
Собрав рассказы и повести, я с некоторым удивлением обнаружил, что все они укладываются в определенную концепцию, которую не буду здесь приводить, ибо она закодирована в названии, позаимствованном у Аркадия и Бориса Стругацких, а более подробно изложена в небольшой повести «Карьера Димы Горина», которая служит своего рода прологом. Поэтому без особых натяжек могу назвать данную книгу мета-повестью или даже мета-романом, который, несмотря на сюжетную законченность каждой из глав, тем не менее обладает единством общего замысла или, если угодно, идеи.
У меня имелось желание назвать сборник более прозрачно: «Дороги, которые нас выбирают», перефразировав О. Генри, но обнаружил, что подобная литературная игра неоднократно придумана не только мной и использована другими авторами, тогда как теперешнее название книги, кажется, не столь распространено. Впрочем, для О’Генри я всё же отыскал иной, как мне кажется оригинальный парафраз…
Хочу высказать особую благодарность людям, которые в свое время проводили конкурсы фантастических произведений, разбирали их на семинарах, давали ценные замечания и формировали сборники. Вот эти люди, без стимула которых данные произведения вряд ли были написаны: Сергей Чекмаев, Глеб Гусаков, Игорь Минаков, Дмитрий Скирюк, Дмитрий Казаков, Дмитрий Володихин, Виктория Балашова.
И еще огромная благодарность художнику Сергею Орехову, чьим трудом и талантом создана обложка этой книги.
Все мы путешествуем по дорогам воображения, и порой они заводят нас в весьма причудливые миры…
облако тэгов
М.: 
