Сам Дик, удивляясь себе, не боялся нисколько. Старый Шорби также не подавал признаков страха, но держался несколько напряженно, а когда Дик предложил ему для лучшего обзора сменить седло Сулеймана на толстую ветку огромного папоротника, произраставшего неподалеку, категорически запротестовал.
— Мой господин! — нравоучительно сказал он, воздев плеть, как указующий перст, – у меня есть поручение вашего отца, относительно вашей же безопасности. Я не позволю нам оставить седло, так и знайте! Очень может быть, что спустя какие то полчаса нам придется бежать со всех ног, чтобы не стать добычей проклятых каннибалов. Поверьте, лучше это будут ноги вашего чудесного Сулеймана и моего доброго Мустафы, чем наши собственные.
Немного покряхтев, Дик решил не сопротивляться, ведь в словах старика заключалась истинная и неприкрытая правда.
— Тогда хотя бы помолчи, — примирительно буркнул он и отвернулся. Закончив, таким образом, короткую беседу, оба впились глазами в картину, разворачивающуюся на поле брани.
Зрелище, надо признать, было стоящее. Зулусы приближались подобно волне цунами!
Испанские мушкетеры стояли неподвижно, но даже с такого расстояния Дику с его прекрасным зрением было видно, как дрожат стволы ружьей. Возможно впрочем, то были лишь блики яркого солнечного света, заливавшего саванну и трепетавшего, подобно миражу над линиями мушкетов.
В ближайшей стрелковой роте, Дик вдруг заметил своего старого знакомого шотландца Армлестера, обжору и винолюба, встреченного ими вчера в трактире под Йоханесбургом и служившего у испанцев с конца последнего шотландского восстания, так неудачно закончившегося для господ англичан.
Совершенно не похожий на отмороженную пьянь, которой он представлялся всего сутки назад, Армлестер выглядел сейчас сосредоточено и серьезно. Расстояние до его роты было невелико, и Дик отлично слышал все, что говорил сержант своим необстрелянным солдатам. Впрочем, слово «говорил» тут совершенно не подходило. Армлестер скорее орал, буквально драл глотку, доводя до вверенных ему безусых юнцов, чуть старше самого Дика, свои наставления по залповому огню.
— Стоять насмерть! – кричал Армлестер неприятным, надломленным голосом. — Если кто из вас, щенки, спустит курок до того, как я прикажу, я лично сдеру с него шкуру, вы поняли?! Первая линия стреляет по моей команде. Вторая, по счету два! Третья – по счету три! Стрелять не целясь, по направлению в толпу чернокожих, направляя оружие примерно на уровень груди. После отстрелки, каждый быстро перезаряжает мушкет и немедленно, но уже прицельно, ведет огонь по готовности. Ясно?! Ну, дай то Бог… Мушкеты не опускать, не опускать!
Старый Шорби, сидевший в седле рядом с Диком, смущенно покачал головой.
— Грубый человек этот ваш Армлестер, — заявил он, — совершенный невежа и сразу видно, шотландец. Как можно так орать на людей?
Но Дик промолчал. По его мнению, в той ситуации, в которой оказались королевские мушкетеры, крики и ругань сержантов были полезнее обходительности и этикета.
— И все же позиция Дурбанского полка кажется мне слабой, — продолжал тем временем Шорби, – если зулусам вдруг вздумается обойти испанцев по флангу, мушкетеры обречены. Они стоят в чистом поле, без кавалерии и прикрывает их только недальновидность варваров, атакующих в лоб! Согласны?
Дик снова кивнул. Ему не было дела до размышлений старого гувернера, служившего лучником еще у покойного короля Гарри. Командир Дурбанцев наверняка был знаком с тактикой и традициями зулусов, раз решился построить свой полк именно таким образом. С другой стороны, не имея кавалерии и естественных препятствий в открытой саванне, как еще могли построиться мушкетеры? Овалом? Клином? Смех, да и только.
Думая так, молодой дворянин уверенно покачал головой.
— Ладно, Шорби, произнес он, — смотри на поле и не мешай мне своими советами. Я думаю, мы очень скоро выясним, кто лучше: испанцы или зулусы.
Безусловно, Дик был полностью прав.
Обезумевшие от быстрого бега вверх по склону, зулусы выглядели совершенно озверело. Глаза их бешено сверкали и вращались. Они по-прежнему неистово орали боевой клич, но было видно, что быстрый и долгий бег по равнине вверх измотал даже таких неистовых чудовищ как чернокожие дикари.
Тем временем, зулусы вышли на дистанцию мушкетного выстрела.
Если бы в стрелковых шеренгах стояли люди подобные шотландцу Армлестеру, возможно, они держались бы хладнокровней. Дурбанский полк, тем ни менее, состоял полностью из новобранцев и только сержанты в нем были набраны из старых калек и пьяниц вроде Армлестера. По мушкетерскому строю зримо пробежала волна страха. Кто-то из стрелков привстал, поднявшись с колена, кто-то опустил мушкет, кто-то с надеждой оглядывался назад на спасительные холмы. Армлестер, а также прочие сержанты и капитаны, брызгая слюной носились меж рядами, приводя своих людей в чувство яростными криками и ударами офицерских палок.
Наконец, спаянные не столько суровыми приказами, сколько осознанием невозможности отступления, стрелки выровняли ряды своих длинных мушкетов и замерли, готовые к залпу.
— Приготовится! – проорал Армлестер, разрывая горло и страшно вытягивая покрытую синими венами шею. Зулусы, чьи перьевые султаны уже можно было разглядеть над чернокожими головами не прищуривая глаз, находились от строя дурбанцев всего в паре десятков метров. – Первая линия пли!!!.. Вторая линия пли!!!.. Третья линия пли!!! — выпалил Армлестер, выдерживая между каждым залпом, благодаря невиданному самообладанию, равные промежутки.
Ружья грянули. Три залпа – сплошным накатом!
В уши Ричарду словно ударили звонкие барабаны, едва не вырвавших из его головы перепонки! Слабый ветер дул мушкетерам в спину и поле брани на несколько секунд заволокло дымом. Запах пороха наполнил вдруг ноздри Дика и ему стало ужасно неприятно, хотя до этого, во время охоты и стрельб на смотрах в отцовском поместье, он всегда считал запах пороха самым сладким запахом, которым только может благоухать мужчина. Не успел этот дым рассеяться, как в полном неведении, не видя врага и друг друга, в рядах дурбанцев защелкали одиночные ружейные залпы – это мушкетеры, повинуясь приказу своих сержантов, открыли огонь «по готовности», выплескивая картечь в самую глубину густого сизого дыма.
Каждая стрелковая рота стреляла по команде собственного сержанта – что было логично, учитывая, что масса зулусов приближалась к мушкетерам неровным строем – и очень скоро тот громкий звук, что показался Дику подобием грома при первых трех залпах, слился в единую какофонию, жуткую, но вполне приемлемую для слуха. Ни о какой прицельной стрельбе, про которую только что орал Армлестер речи не шло. Мушетеры судорожно, дрожащими пальцами, стоя на ногах, от которых со страху оттекла кровь, с бледными от ужаса лицами заряжали оружие, взводили курки и выпускали свинец вперед, почти не целясь, каждую секунду ожидая появления из тумана своих жутких врагов со страшными копьями и щитами!
Дик вдруг подумал, что противопоставить подобному варварскому оружию новобранцам совершенно нечего и если хоть кто-то из зулусов доберется до линии мушкетеров, начнется абсолютнейшая резня…
Однако никто не добрался.
Туман медленно рассеялся, и людям, стоящим на передовой, а также безмолвным наблюдателям, потерявшим дар речи, вроде Дика и Шорби, расположившимся на холмах, открылась потрясающая, но жуткая в своей отвратительности картина!
Ближайших зулусских воинов отделало от первой линии дурбанских стрелков пять, может быть шесть или семь метров. Очевидно, те стреляли почти в упор. Далее на пятьдесят, а может и более метров, обширное поле покрывал цветастый ковер мертвецов.
Армия черного короля Зулу полегла полностью – до последнего человека!
Виной этому, возможно, явилась отвага чернокожих воинов. Там, где белый человек обратился бы в бегство и спас свою жизнь, черный мужчина прошел вперед до конца. Где-то среди гор мертвецов покоился и сам Король Африки, невидимый за грудой мертвых телохранителей.
Сидящий справа от Дика гувернер Шорби почему то снял шляпу и перекрестился. Дик косо посмотрел на него, но потом тоже стянул с макушки берет и невольно потеребил на груди крест. Мушкетеры между тем, пораженные открывшимся зрелищем, молчали и стояли совершенно неподвижно, включая сержантов и офицеров. Затем, внезапно, как это и происходит при искреннем, но яростном проявлении чувств, кто-то из новобранцев совершенно дико и истерически захохотал! Безумный смех подхватили соседи и, спустя мгновение, тысяча глоток выживших безудержно громыхала хохотом над неподвижным безмолвным полем.
Безусловно, Дик их понимал – ведь они выжили почти чудом. Десять тысяч мертвых со стороны врага и ни одного раненного стрелка!
— Заткнуться! Заткнуться! – разобрал вдруг он крики Армлестера, заглушенные хохотом рядовых. – Совсем обезумели? Дело еще не кончено!
С этими словами, Армлестер бежал по рядам, стукая своей сержантской палкой подчиненных по плечам или спинам без особого разбора.
— Молчать! – приказывал он. – Перезарядить мушкеты! Наверняка, осталось много раненных и притворщиков! Пленных не брать! Ну, собраться, ребята, собраться!
Солдаты, возбужденные неожиданной, но главное глупой победой над десятикратно превосходящим, могучим, ужасным и свирепым противником медленно успокоились. Повинуясь командам опытных сержантов, безусые новобранцы пристегнули штыки и двинулись на кровавое поле, покрытое черными мертвецами.
Первая шеренга шла, перевернув мушкеты, штыками вниз, и протыкая ими всех лежащих без исключения – подряд, словно открыживая одного за другим.
Вторая шеренга двигалась за первой на некотором отдалении, с заряженными мушкетами, тщательно выцеливая протыкаемые первой шеренгой трупы и готовая немедленно пустить в ход свое оружие при малейших признаках движения. Остальная армия оставалась на месте, наблюдая за первыми шеренгами на значительном удалении и также – с заряженными мушкетами.
Армлестер был прав. Живых зулусов и ковре мертвецов оказалось множество. Вот только, по большей части, они были раненными, а не притворщиками. Вспомнив сержантское «пленных не брать» Дик невольно поморщился и легонько тронул своего Сулеймана шпорами, разворачивая обратно в сторону тракта.
— Ну каково? – твердил тем временем Шорби. – Вот она, ци-вили-за-ция! Кучка испанских безусых молодцев за несколько минут разделала армию, которая тысячу лет приводила в ужас весь юг континента. Нет, все-таки наука это страшная сила!
Дик снова поморщился.
— Едем! – с досадой воскликнул он. – То, что мы видели, именуется не наукой, а истреблением. Севернее по руслу Замбези, я покажу тебе то, что действительно нужно европейской науке.
— Неужели на пальмах там произрастает порох? – съязвил старый гувернер.
— О нет, — вздохнул Ричард, стрельнув в слугу недовольным взглядом, — там всего лишь растет новый вид мавританского хлебного дерева, в двадцать раз плодороднее кукурузы. Поверь, десять тысяч мертвых зулусских воинов и бриллианты их короля – ничто по сравнению с горстью семян этого растения.
— Изволите шутить, — сказал Шорби.
Но Дик обернулся на поле, залитое кровью и заваленное мертвыми телами аборигенов и только хмуро покачал головой.
— Какие тут шутки! – воскликнул он с горечью.
С этими словами молодой валлиец вновь, но уже сильно и яростно, пришпорил своего Сулеймана и быстроногий бедуинский иноходец помчал его по только что покоренной испанцами бескрайней африканской саванне...