Случившееся на "Росконе" (победа Слюсаренко) некоторые (и в кулуарах кона и в ЖЖ) называют "гибелью отечественной фантастики".

Очередной ее гибелью...

Но что особенное случилось-то?

Всякая премия — отражение условий номинирования, системы голосования и общего вектора устремлений электората.

При существующей на "Росконе" системе голосования рано или поздно должно было случиться, что победит "конвейерное" произведение. Оргкомитет не предусмотрел подобное?.. Так это проблемы Оргкомитета. На следующий год условия номинирования будут изменены, и вся недолга.

Я б хоть как-то понял коллективный плач, кабы вручаемые цацки влияли на направление развития литературы. Но сие не дано ни одной премии.

Каковы рыночно-издательские условия, такова будет и литература. С одной маленькой оговоркой — в массе своей, по гауссиане. Потому что отклонения останутся.

Для кого литература — стиль и язык, тот и будет работать со стилем и языком. Для кого — идеи, тот и будет заботиться об идеях. Для кого — психология героев, тот останется писателем-психологом. И только для кого литература — исключительно возможность получить премию, тот начнет дергаться.

Ну так и пусть дергается. Отклонения от "нормы" все равно останутся.

Отклонений мало?.. Так никто не отменял закона "90% чего бы то ни было — дерьмо!"

Не вижу я тут никакого горя.

Да, печатать и впредь будут то, что "хавает пиплторговля".

Однако сие не означает, что "отклонения" останутся валяться в столе. Брегисы всегда были, есть и будут. Имеются и другие пути выхода к читателю. В Питере, знаю, существует программа комитета по печати при Смольном. Конечно, там больше шансов у того, кто ближе к кормушке. Но Житинский, к примеру, используя эту программу, печатает неформат — тех, кого не берут крупные издательства.

Просто автору, пишущему "нетленку", надо понимать, что денег он этим не заработает... Что ж, если может не писать, пусть не пишет. "Нетленки" во все века с трудом доходили до своего читателя. Скрежетать на сей факт зубами — все равно что обижаться на плохую погоду.

ЗЫ. Пользуясь случаем, поздравляю Фантлаб, ставший лучшим сайтом в ру-фантсети! Как не пытались некоторые организовать противодействие, тут народ не поддался.

Взлет и падение ФР
Литература, относящаяся к так называемому социалистическому реализму, была кривым зеркалом действительности. Она показывала реалии такими, какими, с точки зрения правящего класса (номенклатуры), они должны были восприниматься народом. И хотя немало людей считало их истинными, они столь же соответствовали истине, сколь нарисованная ребенком звездочка соотносится с огненным космическим телом. Тут и скрывалось главное противоречие соцреализма.
Любое противоречие развивается, и в итоге истинные реалии непременно должны были появиться в литературе. А поскольку в "большой" литературе барьеры цензуры были непреодолимы, поток критического отношения к яви устремился в проран фантастики. Авторы-фантасты умели отразить реальность таким образом, что и цензору вроде бы не придраться, и читателю скушать – пальчики оближешь. Да, цензоры давили и такие "отражения", но все же аллегорические тропочки к читательским умам проложить было можно (дон Рэба, например, жил в литературе с 1964 года, а о Л.Берия стали писать лишь в конце 80-х).
Такова главная причина, почему в нашей словесности на первые позиции вышел метод фантастического реализма.
В последние 10–15 лет трудами В.Рыбакова, А.Столярова, Е.Лукина, А.Лазарчука и многих других авторов он достиг вершины.
Как и всякий реализм, ФР объективно отображает существующие стороны жизни в сочетании с авторским идеалом и достоверно воспроизводит типичные характеры в типичных обстоятельствах, заостряя интерес на взаимоотношениях личности и общества. Есть и отличие: ФР преломляет реальность посредством введения в сюжет невозможного, делая коллизии благодаря такому приему более выпуклыми и острыми.
За последние десять лет ФР исследовал большинство проблем, затрагивающих большую часть общества. Отсюда и читательское внимание.
А далее – все по диалектике. Мир стал другим. На смену агитфекалиям госмонополистического и колхозного феодализма пришли рекламные помои неразвитого общества потребления. Раньше человек вынужден был жить ради светлого будущего, теперь – ради серого настоящего (денег!). А если учесть, что большинство читателей воспитывалось отнюдь не на меркантильных приоритетах, то налицо явный психологический конфликт между внутренним настроем и внешними обстоятельствами. И наконец: старый мир был плох по одним критериям, новый – по другим. Но он по-прежнему плох! Результат: разочарованность и усталость. Следствие: читатель теряет интерес к ФР.
Тому, на мой взгляд, есть три причины.
Во-первых, сейчас не востребованы аллегории. СМИ дают немало возможностей для прямых высказываний, без эзопова языка.
Во-вторых, ФР внутренне спасовал перед действительностью. Ведь с точки зрения любого автора нынешнее время свободнее недавнего прошлого. И разоблачать сегодняшние недостатки – значит лить воду на мельницу политических сил, стремящихся к реваншу.
А в-третьих, современному русскому литератору претит рассказывать о том, как зарабатывается очередной миллион, потому что он, литератор, в массе своей бессребреник. Он ведь – "поэт в России больше, чем...", а такой сейчас читателю не нужен: ему хватает чернухи в теленовостях. Налицо противоречие между методом ФР и его реализацией. Результат – вырождение метода и потеря интереса к сочиняемому со стороны сочинителя. Герои становятся картонными, не способными вызвать у читателя сопереживание, а декорации вымышленного мира – плоскими, скучными...
Результат воздействия всех названных факторов печален: читателя перестают интересовать окружающие его реалии. Именно по этой причине на первый план выходят так называемые "вечные" проблемы. Массовым спросом пользуется эскапистская литература. И положение, на мой взгляд, будет только ухудшаться. Ибо потребности читателя и предложение автора-фантреалиста все дальше расходятся друг от друга.
Раньше требовалась пища для ума, теперь – пища для души. Отсюда и всенародная любовь к мелодрамам: при всей занудности этот жанр отличается напряженностью межличностных страстей и мало связан с окружающей реальностью...
Где же выход?
Мне кажется, его надо искать с учетом того, что изменилась потребность в характере главного героя.

Новые романтики
Итак, читателя романтизм как жанровое направление вполне устраивает. А что же с автором? Тут, на мой взгляд, тоже все в порядке.
Во-первых, романтизм изначально присущ фантастической литературе.
Во-вторых, автор-романтик не ставит перед собой задачу воспроизвести явь, даже в ее преломлении через призму невозможного. Благодаря этому разрешается конфликт между реалиями и их отражением, связанный с политическими условиями современности. Противопоставляя реальному миру идеальный, автор не станет невольным пособником сил реванша.
В третьих, автору-романтику вовсе не требуется выделять типичного героя, который реалистам сегодня не симпатичен по определению и уж тем более не вызовет сопереживания у читателя. Не нужны и типичные обстоятельства, что только дает волю фантазии.
И наконец, автор по-прежнему волен заострять внимание на взаимоотношениях личности и общества, только у романтического героя подобные конфликты могут быть более яркими. Что же касается пропаганды собственных идеалов, то здесь ограничений и вовсе никаких.
Так что, судя по всему, нас ждет новое возвращение романтизма.
Получаемые же ныне ФР-произведениями премии – всего лишь арьергардные бои этого литературного направления. Просто большинство членов жюри – поборники ФР. Но эта ситуация, как известно, рано или поздно изменится.

(опубликовано в еженедельнике «Книжное обозрение», № 29-30, июль, 2001 год)

ЗЫ. А фантастический реализм, вопреки тогдашнему мнению автора, как жил, так и живет. И в ус не дует!

Вечная память тебе, Дима!

Честно говоря, отправляя организаторам фестиваля фантастики "Белое пятно" дискету с текстом только что законченного романа, я вовсе не предполагал, что вслед за нею отправлюсь за Урал и сам. Цель была банальна — показать urbi et orbi (да и себе), что, в отличие от некоторых, Романецкий занятия сочинительством не бросил.
Поэтому звонок Миши Миркеса меня сильно (и приятно!) удивил: оказывается, моя "Додола" попала в номинанты. Однако за удивлением пришли сомнения. Прямо скажем, не очень я люблю удаляться от родного города, да и вызывал опасения тот факт, что предстоящий кон организуется впервые: ведь первый блин всегда комом... Но раз зовут — надо лететь. Вот и полетел.
Впрочем, начало оказалось унылым: Борис Завгородний (из Санкт-Петербурга собирались на фестиваль только мы двое) уехал в Москву, откуда и должен был отправиться в Новосибирск. Так что меня ждала дорога в одиночестве, а она началась с того, что пришлось вернуться из аэропорта домой: над Питером вечером двадцатого ноября разыгралась такая метель, что Пулково закрыли прочно и надолго (к счастью, надолго настолько, что даже не пришлось ночевать на скамейках аэровокзала). Одним словом, я оказался в Новосибирске на четырнадцать часов позже запланированного, и, когда к вечеру понедельника прибыл в гостиницу "Сибирь", тусовка была уже в полном разгаре. О том, что происходило дальше, догадается всякий бывавший на конах.
В отличие от "Сидоркона", на "Белом пятне" количество писателей было сравнимо с количеством фэнов, однако этот факт практически не сказывался на массиве выставляемых из номеров бутылок. Впрочем, сие непотребство происходило поздно вечером и ночью, а днем и ранним вечером невыспавшиеся участники кона стоически отрабатывали свой хлеб в программе, запланированной организаторами. За шесть дней фестиваля были пережиты открытие и закрытие, состоялся вечер памяти Михаила Петровича Михеева и Виталия Ивановича Бугрова. В промежутках встречались с КВН-щиками Новосибирского университета, посетили Академгородок и берег местного моря. А еще были театральные действа — спектакли "Сумасшедший" самодеятельного коллектива из города Мариинска и "Любовь и проклятие Рэдрика Шухарта" театра "Старый Дом". Увы, на последнем присутствовали не имевшие ни малейшего понятия о героях "Пикника" и изрядно мешавшие зрителям местные бронеподростки, но в данном случае от оргкомитета фестиваля ничего не зависело — со своими учениками не справились даже организовавшие этот "культ"-поход учителя. В общем, программа оказалась достаточно насыщенной, и я даже позволил себе оставить без внимания книжную ярмарку (каюсь, решил отоспаться).
Литературный фонд фестиваля составили полтора десятка романов, около полусотни повестей и две с половиной сотни рассказов, присланных на конкурс со всех концов России.
Как ни странно, самой неорганизованной структурой фестиваля оказалось жюри, и тут надо отдать должное Геннадию Прашкевичу, Михаилу Успенскому и Виктору Колупаеву, которые сумели своими телами закрыть гигантские бреши, образовавшиеся в результате уваж-прич-неявок Кира Булычева и Владислава Крапивина. Во всяком случае, трое мэтров справились с обрушившимися на них трудностями, и раздача лауреатских слонов состоялась в запланированное организаторами время.
В четверг, 24.11.94г., на торжественном заседании в конференцзале гостиницы "Сибирь", вердикт жюри был обнародован. Премий фестиваля "Белое пятно" удостоились:
а) в номинации "Крупная форма" — Андрей Лазарчук (Красноярск) за роман "Опоздавшие к лету;
б) в номинации "Средняя форма" — Александр Рубан (Томск) за повесть "Сон войны";
в) в номинации "Малая форма" — Виктор Клименко (Новосибирск) за рассказ "Урод".
Ряд авторов получил поощрительные премии.
А еще были беседы, беседы, беседы... И не было скандалов.
Конечно, все вышесказанное не означает, что обстановка вокруг фестиваля была безоблачной — иначе не посетовал бы Женя Носов в информационной передаче местного телевидения на почти полное отсутствие у "Белого пятна" спонсоров, — однако о трудностях можно было догадаться лишь по осунувшимся лицам ребят. В общем, они в очередной раз подтвердили наше советское "Можем, если захотим". И пусть бросит в них камень тот, кто никогда не жил от аванса до получки и не считал последние медяки в кармане.
Одним словом, недовольными были только горничные на этажах. Впрочем, как известно, для горничной лучший постоялец — тот, кто оплатит номер, а жить будет где-нибудь в другом месте...
Что же явило миру "Белое пятно"? На мой взгляд, из обстановки, царившей на фестивале, можно сделать следующие выводы:
— во-первых, позиции турбореализма в настоящее время настолько прочны, что всякое произведение, не относящееся к данному направлению современной русской фантастики, не имеет практических шансов быть удостоенным престижных и претендующих на престижность премий;
— во-вторых, исходя из диалектики, поскольку турбореализм достиг высшей точки своего развития, близится время взлета какого-то иного направления (какого, покажет будущее), так что алчущим славы самое время дерзать и работать. И помнить, что та же диалектика заставит турбореализм драться с течениями — претендентами на передовые позиции в русской фантастике.
А на закуску пара замечаний, ставших главными лично для автора этих строк:
1) тот факт, что "Додола" расположилась следом за романом турбореалиста Андрея Лазарчука, окончательно убедил меня, что направление в фантастике, которое привлекает меня в последние два года (назовем его, к примеру, sin's fiction или фантастикой первородного греха), не только имеет право на существование, но и интересно другим;
2) этот кон был первым, на котором я не чувствовал себя бездомным бродягой, попавшим в богатый и гостеприимный дом, призренным и накормленным. Однако, если разобраться, и не допущенным в этот дом далее передней.
И потому спасибо тебе, "Белое пятно". Верю, что ты переживешь родовые муки и займешь собственное место в ряду отечественных конов.

"По просьбам трудящихся" попытаюсь вспомнить "Фанкон — 1991".

Это был первый конвент, в котором я участвовал. Прежде бывал только на литсеминарах — "малеевском" в Дубултах (1987), Московском Совещании молодых писателей (1989), семинарах ВТО МПФ — в доме творчества "Ислочь" под Минском (1990) и Ялтинском (январь 1991).

Отправился я на "Фанкон" по приглашению Льва Вершинина, с которым познакомился еще в Дубултах.

Дневников на конах никогда не вел, а потому, за давностью лет, очень многое уже ушло из памяти. К тому же, конвент состоялся в третьей декаде августа, через несколько дней после путча ГКЧП, и в мыслях была не только фантастика.

Не удивительно, что до сих пор помню, что как раз в один из дней конвента Украина провозглашала свою независимость, и мы наблюдали сие по телевизору в кулуарах какого-то коновского мероприятия (о самом мероприятии не помню ни бельмеса) и размышляли, легко ли вернемся по домам. Вернулись без проблем...

Вообще, в ту пору я знал еще слишком мало фэндомовцев.

В Одессу летели с семьей питерца Андрея Николаева (Легостаева). В аэропорту нас кто-то встречал на машине, первую ночь провели в квартире Льва Вершинина. Потом нас заселили в какой-то пионерлагерь на побережье (Большой Фонтан?). Жили в бараках-палатах человек по двадцать. Было шумно и весело и спать можно было, только накрыв голову подушкой. До моря — минут десять-пятнадцать ходьбы по каким-то проселочным дорогам и кустам. Пляж каменистый, море теплое. Не то что наш Финский залив. Справа шли караваны судов в Ильичевск, слева — в Одессу.

Купались, загорали, пили местное вино, говорили за жизнь и за фантастику... Страна разваливалась, а нам, в общем-то, было хорошо. В плохое попросту не верилось.

Из участников помню семью москвича Антона Молчанова (Скаландиса), минчан Юру Брайдера с Колей Чадовичем и Борю Зеленского (все мои знакомцы, опять же, еще по "дублеевке"), Бориса Штерна, Лайка, Игоря Федорова из Винницы, Сашу Ефанова из Красноярска.

На удивление — немногих!.. Был я тогда не слишком контактен, стеснялся своей неопытности, хотя публикации уже имелись. Короче, общался только с теми кого хорошо знал. Иных уж нет... Многих, к сожалению...

Из гостей — Анатолия Вассермана помню, увешанного муляжами пистолетов, во дворе-курилке того здания, где проводились официальные мероприятия.

Из коновской программы остались в памяти игра "Что? Где? Когда?" между писателями и фэнами, которую вел Борис Бурда, писательская пресс-конференция, на которой Штерну задали вопрос "Как вы относитесь к говну?", да выступление того усача, который потом сверкал в "Деревне дураков" юмористического тележурнала "Каламбур". Вроде бы были "Маски-шоу", но не уверен.

Еще помню сидящего прямо на столе полураздетого Чадовича с трехлитровой банкой самогона, из которой он наливал всякому, кто подходил. Это было на фуршете... Еще нас катали на кораблике по морю, и какой-то фэн свинчивал с некоего лючка табличку-указатель. Таки свинтил...

Еще помню Дюка Ришелье и Дерибасовскую. А может, тех и не помню, ибо видел их другими совсем недавно, в сентябре 2008-го, в мой второй визит в Одессу.

А премии, по-моему, или вовсе не вручались, или их у Лёвы Вершинина украли.

Такие вот мемуары, извините!