Я прочитал все тринадцать томов «Фантастики Серебряного века», и, если честно, поначалу считал, что упоминание электрической лампочки в старых российских произведениях и есть та самая фантастика. В то время она в России никому из читающего высшего сословия была и не нужна. Есть в этих антологиях: невообразимая для XX века в Российской Империи история о постройке подземной железной дороги из Петербурга в Москву — признается исследователями чуть ли не единственным представителем жанра твердой фантастики в России того времени; произведения Ефима Горина — самоучки-изобретателя, который в свободное время постоянно писал о своей нищете, когда через пять лет, при новой власти, те же идеи будут волновать советских читателей фантастики; есть не оконченная книга про путешествие в «полярную утопию», которую по недосмотру не сожгли — царская цензура сжигала неугодные книги, — в отличии от явно «социального» продолжения. И есть отрывок из романа Богораза «Завоевание вселенной», который не будет закончен. Нужно, конечно, приложить некоторые умственные усилия, чтобы увидеть реальные социальные вопросы и чувства, волнующие революционную интеллигенцию в Российской Империи. Но, пожалуй, это произведение не уступает размаху Жюля Верна и Герберта Уэллса. А ведь, это всего лишь отрывок. Небольшое напоминание о том, на что была способна русская литература, даже если это никому не было нужно.

Очередное сказание о Атлантиде в духе рассуждений спиритов начала XX века. Летающие корабли, невероятный подъем культуры, мыслящая элита, уподобившаяся богам. И крах цивилизации при невообразимом, но закономерном стечении обстоятельств: смешение Народов, непонятные требования и буйства толпы и «боги» покидающие обреченных неверующих. Спиритическое общение через века должно убедить читателя в том, что ничто не вечно под Луной, и всё закономерно повторится вновь. И только финал в духе нового, скептически настроенного, времени раскрывает глубину человеческих заблуждений и причины такой трагической уверенности в подобных сказочных заблуждениях.

Но, узнав дату публикации, я задался одним интересным вопросом. А откуда такой знаток старины, как Сергей Рудольфович Минцлов, знает слово «пролетариат»? Рассказ опубликован в 1926 году, а действие в нем перенесено аж на начало века. И там нет рассуждений о падении и возрождении Духа. Там есть только «торжествующий хам» и убегающий «цвет нации», сжигающий за собой мосты в легендарном прошлом. И даже чуть-чуть столыпинских реформ, в неудаче которых, естественно, виноват не видящий дальше своего носа Народ. В реальности Старую Россию, с её столпами, снести заранее не догадались. Довольно опрометчивый ход для автора вернуться к утверждению о том, что пророки при жизни считаются психами. Но люди, которым адресовано данное произведение, о таких вещах не будут задумываться. В каком-то смысле они тоже сумасшедшие: лишенные Родины, уверенные в недостижимости Культуры простолюдинами, сами вставшие на место рабочего класса, после безбедной и безнаказанной жизни. Они останутся уверенными в том, что всё это уже было и снова будет. Ведь один раз эти люди такое уже видели — а сытая Европа, например, еще нет.

Минцлов создает зацикленный путь рассуждений. Но не для критики или сатиры. А потому, что по другому мыслить не может. В каком-то роде, это исторический документ. Ведь фантастика смотрит в Будущее. А Минцлов невольно, хотя скорее намеренно узнаваемо, напоминает о прошлых упущенных возможностях, как однозначный призыв к действию. Красиво, но лучше — не надо.

В Рязанской губернии есть усадьба, хозяин которой не может провести там более суток. Некий барон АЛЕКСАНДР Ш. покупает усадьбу. И в первую же ночь вся семья сталкивается с жуткими привидениями. Жена в ужасе зовет мужа:«Александр! Александр!» И, услышав заветное имя, призраки исчезают. А на следующий день семейство убирается куда подальше, от греха.

Помещики Нового Века не видят того, что в старинной усадьбе выстроены пыточные для крепостных. Точно так же современный читатель, причастившись иностранных литературных разносолов, становится уверен в том, что и у нас были свои «penny dredful»,«Weird Tales» и прочее. Конечно, в России была традиция «святочных рассказов» о привидениях. Но, раз уж это русская традиция, неплохо было бы вспомнить и некоторые факты родной истории. Наличие скрытого смысла не делает этот рассказ исключительным. И все-таки, раньше такие вещи видели.

ьлетидобовсО II рднаскелА :асубер ьтсач юувреп ан тевтО

Научно-фантастическое произведение невозможно без фантастического допущения. Особенно это заметно в жанре твердой научной фантастики. Идеи устаревают, вместе с ними устаревают и книги. Логично предположить, что книга не потеряет актуальности, если заключающаяся в ней идея верна. Но я провел мысленный эксперимент и пришел к выводу, что некоторые комментаторы называют Александра Романовича Беляева фигурой, равной Альберту Эйнштейну, а то и выше. В те годы ученые спорили друг с другом, не имея возможности что-либо доказать. А писатель должен был слетать на другой континент и пояснить, в крайнем случае догадаться. Что за манера: взять старое произведение, найти в нем несостоявшуюся гипотезу, забыть о том, что это — гипотеза, привести современные доказательства и заявить, что приведенное автором фантастическое допущение в реальности невозможно. Как и 100% фантастики на время написания. Хотя главной задачей автора было показать то, что свет — это поток частиц, обладающий скоростью. И Александр Романович Беляев изобразил данное явление настолько живо и замечательно, что никто не сомневается в реальности самого факта.

Это совсем не бред, а настоящая закономерность. В советских журналах довольно часто встречаются рассказы-загадки, в которых планеты лишают или добавляют им разные свойства. И у самого Беляева такие имеются. Он лишь сделал из простой загадки полновесное художественное произведение. В нем множество тем. И интересно, буквально, всё. «Светопреставление» — конец света. Но в русском языке слова «свет» и «мир» имеют разное значение. Вот вам и игра слов. Читателя увлекают невероятной интригой: есть секретный договор между СССР и Германией. И лишь внимательный читатель теперь заметит, что договор СССР подписывал с Веймарской Республикой. Действительно, кому нужна Веймарская Республика, если такие новости не интересны даже самим журналистам. А они продолжают делать новости. И за их приключениями наблюдать так же интересно. Ведь приключения героя ведут к неожиданному финалу. Пускай это и всего лишь оперетка, которых можно выдумать тысячи. Но из такого количества вариантов что-нибудь может произойти и в действительности. Разве не интересно, что автор хотел сказать? То, как он это сказал? И важно ли сказанное до сих пор? Ведь времена меняются, но, именно, благодаря этому история идет своим путем. Ну и заявить, что научная составляющая рассказа устарела тоже можно и нужно. Ведь рассказ рисует перед нами детальную картину, восприятие которой меняется со временем. Благодаря чему, Мы легко можем сравнить то, что видели «тогда» и то, что видим «сейчас». В этом отношении рассказ «Светопреставление» является не только отличным произведением, но и был, и остается тождественным описанному в нем явлению.

Неудивительно, что изобретения профессора Вагнера кажутся возможными и будоражат умы. Ведь каждый рассказ исполнен в разном литературном стиле и, даже, жанре — для создания эффекта постоянной корреспонденции. И лишь сам профессор Вагнер выступает, как живой здравомыслящий собеседник, по сравнению с сообщениями с мест. Так и «Чертова мельница» — это не что иное, как народная сказка. Здесь и упоминания «хозяина», который должен вернуться за своей потерянной конечностью, и сама «черная рука»; Вагнер предстает в образе чуть ли не черта, одаривающего простого человека сомнительной пользы приспособлениями; «самобежка», на которой Вагнер разъезжает, как Емеля на печке, заставляя разбегаться честной народ. Но в новой, советской, реальности старые сказки выглядят смехотворно. Достаточно вспомнить обязательный трудовой кодекс и страхование. Всё от того, что сказка потеряла основу в виде старой морали. Какой-нибудь Иван-дурак был достоин чуда потому, что мог прожить и без него — своим трудом, — но без чуда так дураком и оставался. А, вот, если показать то, что за каждым чудом стоят человеческие жизни — это более соответствует повестке, но становиться уже как-то жутковато, при новой-то справедливой власти. Рассказ кажется пропитанным духом времени рационализаторства и внедрения. Но раз это сказка, тем более народная, то и народная мудрость, и наблюдательность в ней, все-таки, есть. Модернизация идет повсюду. И разве не согласится вдова Туликова с тем, что её покойный супруг был честным человеком и сам бы хотел после смерти продолжать обеспечивать семью? Это выгодно. А какая цена может быть у выгоды? И на эти сказки профессор Вагнер возражает тем, что он мог бы оживить мертвые конечности, но для этого нужно заставить легкие снова дышать и сердце снова биться. Не так уж профессор и кровожаден, по сравнению с тем, что люди могут выдумать.

Думал, дополнять ли свой и без того огромный отзыв. И жаль, что повод появился. Я люблю советскую фантастику. Для меня это новый, до сих пор, никому не известный мир, изучая который можно делать новые открытия. И я устал злится на людей с их личным мнением по любому поводу. Но перестать злиться не могу. Поэтому я каждому категорически не советую ходить в школу лет до 12-13, да и потом тоже. На своем личном примере могу точно сказать, что лишь сейчас понимаю каким наивным дурачком я был лет в пятнадцать. Взрослый человек, читающий сказки выглядит глупо. Действительно, зачем нам Крылов, Пушкин, Салтыков-Щедрин, Шекспир, Гёте, Гомер — только лишние имена запоминать. Хотя, и при таком развитии событий, имена запоминать, всё равно, придется. Потому, что в нашем мире есть сказки, вера в которые настолько велика, что в споре с их поклонниками можно потерять здоровье. Я, лично, за русские народные в трактовке Владимира Яковлевича Проппа.

Клише, клише, клише. Мы научились видеть все клише. Мы поняли, что их настолько много, что уже не важно, как они работают. А, на самом деле, клише настолько мало, что весь интерес, именно, в том, как они работают или не работают. Но, если Вас не интересует, как авторы заставляют работать клише, то как Вы догадались, что это советские идеологические клише? Неужто по тому, что это лежит на поверхности?! Как сказал один умный Человек:«Не мечите бисер перед свиньями.» И не надо обвинять меня в оскорблениях незнакомых людей, всем известно, что эти слова уже две тысячи лет работают, как часы. Тем более, что в романе этот вывод представлен, принципиально, иначе. Книга рассчитана на подростков: она увлекательна и познавательна; она дает толчок к дальнейшему развитию. И вот, Вы развились, и оказывается в книге ничего и нет. Так не бывает. Просвещение заставит Вас увидеть что-то новое. Но смогли Вы увидеть только советскую идеологию. Вы не любите советскую идеологию. Вы страдаете от одного упоминания советской идеологии. А где теперь эта ваша советская идеология? Там же, где и в романе. Вместо неё осталось лишь личное мнение. Мнение большого ученого Ума Сата, который так и не узнал людей. Который решил, что должен исправить лишь свои ошибки, чтобы никто не совершал такие же. Допустив, что чего-то быть не должно, что в чем-то разбираться не нужно, Ум Сат перестал быть великим учеными и превратился в каменного идола имени самого себя. Он дал людям Завет, который, по прошествии тысячелетий, работать перестал. И точно такую же ошибку, вольно или не вольно, совершил и Инко Тихий, принеся людям свое видение их прошлого. Фактически, роман «Фаэты» — это новая Библия. Более короткая и понятная. Более наукоемкая и экзотическая, потому более интересная. А написал её, от начала и до конца, советский писатель, Александр Петрович Казанцев. Но Вы стали уже слишком взрослыми, чтобы верить в эти сказки. Что ж, спасибо! Теперь я точно знаю, что надо только подождать. Правда еще не решил: миллион лет или тринадцать тысяч.

И всё это время люди будут совершать одни и те же ошибки. И над их ошибками будут всё так же смеяться те, кто знает, что всё это повторяется не в первый раз. Пора бы придумать что-то новое, а то от однообразия жизни устаешь. Пускай такие книжки читают дети — может быть чему-нибудь научатся. А взрослые уже всё и так знают. Наметанный глаз сразу определяет картонность и шаблонность героев, уверенный в том, что объяснений эти выводы не требуют для умеющих читать. Для этого же Мы книги и читаем? Зачем еще и задумываться: для чего они пишутся? А картонный персонаж, всё же, по определению, объемней бумажного листа. Я, лично, считаю, что упрощенность характеров в романе «Фаэты» — специальный ход для создания эффекта псевдоисторического, эпико-героического текста. Но ко мне можно и не прислушиваться. В конце концов, Толкиена я не прочитал, потому что два раза заснул. Значит, вернемся к очевидному. Казанцев поставил своих героев на уровень поведения и мышления подростков — кем некоторые из них, по сути, и являются. Но даже подростки, никогда не видевшие катастроф, понимают, что люди спасать будут самое ценное — своих детей, а не как учат на уроках ОБЖ. Они — ГЕРОИ. Потому, что оторваны от логики выживания и ставят себя выше нее. И разве это действительно — не глупо? Общечеловеческие, в полном смысле, гуманистические идеалы лежат за пределами общественных рамок. Герою выживать не свойственно. А общество довлеет над личностью и всегда будет довлеть — это единственный верный способ человеческого выживания. Яр Юпи, Добр Мар, Куций Мерк и не должны вызывать у Вас никаких чувств сопереживания. Это лишь фигуры на шахматной доске. Вы должны увидеть что и как они делают. По какому праву Куций Мерк судит Яра Юпи? По какой причине Мы считаем это справедливым? Потому, что в «Ромео и Джульете» Меркуцио — единственный персонаж, говорящий правду героям в глаза. Так он это говорит в последние мгновения жизни, когда терять больше точно нечего. А в романе «Фаэты» — всей планете терять больше нечего. Это агония последнего безумства. Куций Мерк и Яр Юпи боролись за одно и то же, они прошли почти одинаковый жизненный путь — они, как люди, ничем не отличаются, кроме своих знамен. Они всю жизнь играли роли, и в конце у них не остается выбора. Куций Мерк — пешка, становящаяся ферзем. Он не может отказаться от этой логики потому, что ему незачем отказываться от этой логики. Вот принципы общественного выживания: всё четко, как по учебнику. И не очень интересно. Мы же Живые Люди — с нами такого не случится. У Нас вся жизнь не промелькнет перед глазами только в конце. Но Жизнь — штука сложная. И разные мнения остаются и спустя тысячелетия. В новую эпоху появляются новые персонажи, сталкивающие свое личное с общественным. Мона Тихая и Нот Кри — это, почти, ницшеанские сверхчеловеки. В них непримиримо сталкиваются Мораль и Долг. Я признаюсь, что наблюдать за ними, как за главными действующими лицами, было бы куда интереснее. И нет сомнения, что под их руководством миссия Разума спокойно шла бы столетия. Столетия необходимых жертв и череды поколений, непонимающих друг друга. Но такого не должно быть и не может. И Мона Тихая, и Нот Кри порождены своим Обществом. Они поражены своим Обществом. Они считают, что видят Общество потому, что верят в рамки своего Общества. У них не будет никакого конфликта между Моралью и Долгом. Будет только объективный Выбор, который нужно понять, оправдать и принять — ну, знаете, — чисто по-человечески. Какой толк от этих прогрессоров? Чего они добьются, особенно если решат ничего не делать? И, да. Я намекаю именно на то, о чем все подумали. Пускай мнения побурлят. А то, Александра Петровича Казанцева привыкли обвинять в идеологической непреклонности, будто это что-то бесполезное. Но объяснить ничего не могут, ведь «глупых книжек» не читают.

«Фаэты» раз за разом показывают Нам одно и то же. Постоянное повторение выводов, которые человек может сделать за свою жизнь, и такая же постоянность сменяемости общественных формаций — один из интересных вопросов философии космизма, например у Циолковского. Эта материалистическая философия рассматривает возможность множества взаимосвязей. Таких, как параллель между эволюцией биологических организмов и эволюцией общественной — одна из проблем романа «Сильнее Времени». Глобальность рассматриваемых проблем и четкая связь с наукой, дают возможность космизму постоянно развиваться. Но, рассматривая общечеловеческие проблемы, он очень похож на религию. Прежде всего тем, что принципиально антирелигиозен, но признает религиозные символы понятными — созданными Человеческим Разумом. Это Мы видим и в романе «Фаэты». Надеюсь, никому не надо объяснять, кого изображают Аве и Мада. Они привлекают внимание читателя. Заставляют видеть красоту и неоднозначность задумки. А главное, дают поверить в реальность сказки. Но сказка всегда остается сказкой. Отвлекать внимание — её задача. От Нас скрывают образ Гора Зема, прикрывая его маской трагической предопределенности. А Гор Зем — это главный двигатель общественного прогресса. Он — обезумевший инженер. Но парадокс в том, что Разум ему не особо нужен среди фаэтообразных. Он делает то, что в его силах. Это его миссия Разума. Гор Зем, в прямом смысле, становится инженером человеческих душ. Как бы красиво это не звучало, но людей, по этой логике, он видит, как сырьевую базу. Гор Зем понимает, какие всходы даст эта почва. Но сеять разумное, доброе, вечное — это его задача. Потому, что, так же парадоксально, но он часть своего Нового Общества. Один человек не может ничего изменить, но, именно, жертвующий собой Человек меняет Общество. И, когда люди решают, что имеют право жертвовать кем-то, чтобы нести благо другим — это всегда ужасно. Но без идеологии, действительно, не так страшно. Настолько не страшно, что осознание масштабов своей беспомощности заставило Аве долбить скалу, чтобы оставить в память о последних настоящих Людях хоть что-то. Проходят эпохи и Мы уже можем увидеть за образами сказочных персонажей трагедию Человечества на пути к Человеку. Это сделать легко, ведь в конце романа Нас окружают только Люди, со своими уже не столь кажется большими проблемами. Наступает, кажется, время Утопии. Но это лишь образ Утопии. Он растает, как только Вы зададите себе вопрос: как это работает? Как только Вы решите, что кто-то прав, а кто-то — нет. Как только Вы поверите в то, что есть нечто более сложное и важное, чем простая человеческая Жизнь. И на такое способен — только Человек. Как говорится, Мы живем в SOCIETY. И в Ваших руках будущее. Кто, на этот раз, будет для Вас Героем?

Я пишу длинные отзывы потому, что бывает разница между тем, для чего автор пишет книгу и тем, что Мы хотим там увидеть. Заполнять пробелы — интересно! Если я могу это сделать, то я хочу о этом рассказать. Если не могу, то удивляюсь некоторым отзывам. Хочется сказать что-нибудь весомое. И я пишу, прекрасно понимая, что и этот отзыв, и весь этот сайт может просто исчезнуть в один момент. Но с надеждой, что этого никогда не случится. Ведь у меня раз за разом складывается болезненная уверенность в том, что о некоторых вещах никто никогда и ничего за меня не скажет. А Вы для чего так авторитетно излагаете свое авторитетное мнение, о книгах, прочитанных эн-ное количество десятилетий назад? Как взрослый человек, до сих пор ведущий себя, как ребенок, я могу сказать только одно:«ОБИДНО, СЛУШАЙ. ЧЕСТНОЕ СЛОВО, ОБИДНО. НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЛ! ПРОСТО ЗАШЕЛ!»

Я всё больше начинаю относиться к творчеству Лавкрафта точно так же, как и к творчеству Эдгара Райса Берроуза. С единственным исключением: Берроуз повторяется, чтобы продолжать историю; Лавкрафт, сколько бы не повторялся, не умеет раскрыть интересующую его тему. Так и «За гранью времен» имеет явные параллели с «Хребтами безумия». Будто редактор сказал:«Печатать нечего. Давай быстро то же самое, но не как в прошлый раз». Но еще говорят, что Лавкрафт вдохновился идеей переноса разума из какого-то фильма, решив, что она идеально отражает его собственные ощущения. И это убедительная версия. Ведь, наконец-то, Лавкрафт построил настоящий психологизм в своем произведении! Читателя раз за разом погружают в новые детали неизвестной истории нашей планеты. Затягивают неопределенностью наших собственных суждений. Пока столкновение с неотвратимой реальностью не оставляет в Нас лишь ужас перед необъятностью Вселенной. Как будто Говард Филлипс Лавкрафт узрел чернеющую глубину черной черноты бездны Космоса — и впал в ступор. Объяснять все происходящее опять должен я — читатель. Ведь, Мы же не считаем, что Лавкрафт писал одноразовые истории для тематических журналов! Когда автор может поставить себя на место своего героя — это всегда хорошо. Глубокий психологизм — замечательно! Но неоднократно проверенная схема, всё равно, не работает. На мне, лично, и при первом прочтении. Все, что должно находится исключительно в голове героя, подтверждается материально. И каждый раз всё сильнее. Лавкрафт, как всегда удачно, прошел мимо всех возможностей сделать неоднозначную историю. Не заметив. Оставив лишь что-то свое, разрешившееся в конце настоящей паранойей на пустом месте. Весь страх оказывается состоящим из ничего. Просто, приходит осознание того, что Мы читаем последние умозаключения человека, который ехал кукухой в течении двадцати лет и в течении двадцати лет не занимался ничем, кроме изучения того, как он едет кукухой. А такие заметки он писал каждый день.

В общем, по поводу «За гранью времен» мне трудно сформировать какую-то продуманную линию критики. Если в случае с рассказом «Серебряный ключ» я могу собраться с силами и показать где и как Лавкрафт был не прав. То в случае с этой повестью я ничего связанного сказать не смогу. Проблемы в логике повести настолько комплексные, что можно начать писать целый трактат и остановиться, поняв что занимаешься никому не нужной ерундой. И то, что это ерунда всем должно быть понятно, но ты этого не объяснишь. А происходящее в произведении — так же, как и критика произведения — должно быть понятно, иначе это пустота. В данном случае, дыра на конце воронки, через которую утекает сознание. Например. Профессор полит.экономии Мискатоникского Университета говорит, что Великая Раса построила фашистский социализм. Но страшно Нам должно быть не от того, что они фашисты, а от того, что — автор считает это общество рациональным и победившим. Одновременно, 30-е годы для США были безвыходным временем краха привычных буржуазных ценностей. Когда кругом: коммунисты, социалисты, фашисты, нацисты — они заполонили всю планету! А повесть рассказывает, что, как раз, Великая Раса и засылает в будущее своих соглядатаев. И через пять тысяч лет, как всегда, нагрянут китайцы. Видите, здесь есть психологический анализ эпохи. Но я не психиатр, чтобы его разобрать. И Мы не считаем, что Лавкрафт занимается коммерческой литературой, опираясь на интересы тогдашней публики. Хотя, лучше бы считали. Иначе, это — шиза! Собственно говоря, а что еще можно извлечь из повести, кроме психоанализа главного героя и автора. Всё жутко, страшно, безысходно и так было всегда. Но это точка зрения лишь одного человека, находящегося в полном непонимании. А согласно простейшей, всем нам понятной и ожидаемой, логике: Великая Раса, освоившая перемещение Разума во Времени, должна достичь некоего Абсолюта, точки сингулярности, на которой и будет базироваться её непобедимость. Великая Раса переселилась в тела конусов, но, при этом они, размножаются. В будущее переселяются только лучшие умы, а живут конусы тысячи лет, но никак не миллионы. Потомки конусов — тоже члены Великой Расы. Не сами же с собой они разговаривают, контролируя собственное будущее? Похоже это неплохие ребята: у них есть последователи, и ограничений для перемещения Разума, вроде бы, нет. Присоединение к Великой Расе должно стать высшим достижением познания. Страна Снов и всё такое... Но безумцем должен быть тот, кто согласится жить в уродливом теле конуса. Тем более, что долголетие и отсутствие чувств лишили их тяги к Жизни. За которую они борются каждый день, испытывая суеверный страх перед теми, кого не могут остановить и, убегая подальше от разрушительных катастроф. Великая Раса — это трусы, вредители и паразиты. Они стоят в одном ряду с людьми, ожидающими, когда с ними поступят так же, как они поступили с американскими индейцами, только стали сильнее — потому жуткие и отвратительные. Великая Раса поняла, что извлекать информацию из Будущего гораздо выгоднее, чем из прошлого. Не любят они археологов. Поэтому спокойно бросают всю добытую за миллионы лет информацию, переселяясь в другую эпоху. И зачем переселяются? Чего в другой эпохе они могут добиться, если уже имеют все доступные технологии? А согласно Лавкрафту, каждая отдельная раса и цивилизация обладает собственными принципами: мышления, технологического развития, физиологической предрасположенности. Которые Великая Раса может изучить и подогнать под себя. Вот, что я только что написал?! И, почему они не могут победить Древних?! Потому, что полное Знание лишает свободы. Несмотря на то, что можно управлять Временем. И Время остается неизменным, потому что управляют Временем. Рассуждать о сути существования Великой Расы, исходя из повести, невозможно. Ужас перед ней должен быть материальным, но сведения автор дал отрывочные. Какая-то писанина для разбора именитыми конспирологами. К тому же, всё известное о Великой Расе содержится или в неназванных источниках, или в выдуманных древних книгах. Я уверен, если автору задали бы вопрос:«Ты хоть сам что-нибудь понимаешь?» — его накрыла бы бесконечная апатия и чувство безграничного непонимания. Может этого он и добивался.

В общем, после первого прочтения в глаза бросилось столько несуразностей, что повесть хотелось разнести в клочья по пунктам. Но после того, как присмотрелся, в том числе и к оригиналу, всё стало каким-то минималистичным. Не за что уцепиться, кроме постоянных схематичных повторов того, что главный герой двадцать лет делал одно и то же, все это время мусоля, по сути, один и тот же сон. В этом отношении, иллюстрации из старого журнала гораздо честнее современных стилизаций. Ну, если Вы не считаете, что одно единственное упоминание фамилии Эйнштейна объясняет теорию относительности. И этот «цирк с конями» положено считать знаковым произведением в жанре?! Хотя, по-правде, для меня «За гранью времен» таковым, действительно, стала. Повесть меня напугала. Не заставила бегать мурашки, а реально напугала. «За гранью времен» страшна не своим антуражем, а тем, что написана, как говорится, от сердца. Размышляя над её сутью, я наконец-то понял, что такое этот знаменитый лавкрафтианский ужас. Если кратко, то лавкрафтианский ужас — это скудоумие. Настолько бесполезное и никому не нужное, что научилось видеть смысл в собственном невежестве. Оправдывающее непостижимыми масштабами любые жертвы. Верящее, что все вокруг слепы. Надеещееся через это оказаться правым. Если в «Хребтах безумия» Лавкрафт, по ему одному понятной задумке, сделал главного героя трусом. То в «За гранью времен» он нарисовал целый психологический портрет. Профессор Пизли, в полном смысле слова, — умалишенный. Даже в мире, где ему всё становится понятным, он сходит с ума, боясь хоть что-то понять. Потому, что это заставит его, если не развиваться, то хотя бы двигаться в какую-нибудь сторону. Без шуток. Не будем скидывать со счетов истерию Великой Депрессии и прочие события того времени. Я не сомневаюсь, что Лавкрафт в своих измышлениях был далеко не одинок. Но такие времена проходят. И после люди начинают относиться к подобным воззрениям скептически. Не в последнюю очередь потому, что самые ярые их сторонники: либо мошенники, либо люди недалекого ума, — о чем, как оказывается потом, большинство имеет справки из соответствующих учреждений. А учитывая, что в рамках повести всё происходящее может быть реально, и сумасшедшие себя сумасшедшими не считают — выводы делайте сами.

Электромонтер Доббель ослеп при экспериментах Всеобщей компании электричества. Чудом получил компенсацию. И потерял все деньги, потратившись на разрекламированного врача-мошенника. После чего согласился быть подопытным в экспериментах доктора Крусса, которому позарез нужен отчаявшийся, готовый на всё и бесплатно, но знающий человек, чтобы побыстрее проверить свое изобретение. Ведь, гальванометр разговаривать не умеет, а хорошую практику, даже имея мастерство и приличное наследство, наладить невозможно, не выбив с рынка более удачливого конкурента. И в конце доктор Крусс честно возвращает Доббелю зрение, избавляет мир от очередного шарлатана и становится известным, продав патент на изобретение той же самой Всеобщей компании электричества, лишив работы еще тысячу вполне здоровых Доббелей. Доведя людей до такой степени отчаяния, что они готовы добровольно лишить себя зрения, ну, или продать почку, например. Так Доббель понимает, что окончательно прозрел и у него есть силы:«Снести эту чертову мельницу».

Кстати, у Александра Романовича Беляева есть и рассказ «Чертова мельница». В нем неутомимый профессор Вагнер решил переосмыслить поговорку «на Том Свете отдохнем» и начал делать новые типы двигателей. И хотя это было рационально и соответствовало прогрессивным рвениям того времени, даже он понимал, что у людей непременно возникнет инстинктивное желание уничтожить такую «бездушную машину». А инстинкт этот развился за тысячелетия эксплуатации человека человеком. Пиком которого стало общество на основе идей капитализма. Где прогресс не возможен без творчества и знаний, но обман себе подобных должен оставаться законом биологического выживания.

Рассказ — политическая коммунистическая пропаганда. И она работала, пока все не забыли, что были времена, когда люди жили целыми семьями в картонных коробках на городских окраинах, потому что в самом городе — бизнесмены слишком часто из окон небоскребов падали.

Молодой инженер, не найдя себе достойной работы по специальности, решил влиться в отрасль смеха. Изучил все возможные примеры, доказал законы, вывел формулы. И дал индустрии новые скорости — хохот в минуту. Его профессионализм и опыт стали настолько велики, что он начал читать людей, заставляя чуть ли не умирать со смеха. А там, где это не работало, звезде помогали деньги. Мистер Смех мог посмеяться над всеми. Но попав в простейшую житейскую ситуацию, наш герой начал биться, как муха о стекло, ища возможный выход. И когда нашел, понял, что обокрал сам себя. Разве это не отличный финал отличной комедии? Только почему-то никто не засмеялся, все читатели остались озадачены. Ведь, когда садишься на сломанный стул случайно, или чтобы смешить публику — это не то же самое, когда знаешь, что все хотят видеть человеческое падение.

Мы давно живем в мире искусственного массового смеха. В годы написания рассказа такого еще не было. И идею механизации смеха можно записать в предсказания знаменитого советского фантаста Александра Романовича Беляева. Но и в те времена в Голливуде уже был великолепный комик, решивший никогда не улыбаться.

Советская развлекательная литература первых десятилетий СССР носила характер просвещения, популяризации науки и политической грамотности. Не миновала эта участь и Александра Романовича Беляева. Для понимания различий экономических систем СССР и Запада, в рассказе довольно логично и доходчиво представлены противоречия, лежащие в основе рыночной конкуренции капиталистического мира. Но Беляев не был бы великим фантастом, если бы и здесь не сумел осуществить какой-нибудь прорыв. Буржуи мило беседуют с гениальным ученым и от чистого сердца раскрывают ему все свои планы. Потому, что думают — он, такой же. Ведь, перед нами очередной сумрачный гений, породивший еще одну дьявольскую машину. Далее всё должно пойти по заранее известному плану: либо будет «Властелин мира», либо «Продавец воздуха». Но зачем писателю лишний раз повторяться? Немного советской идеологии, и перед нами совсем другой человек. Древнее, обсмеянное всеми, клише получило новый и довольно реалистичный, по тем временам, путь развития. Прорыв в жанре, как он есть! Создается новая пролетарская литература! Хотя, на сегодняшний день, Нам и представить трудно, что фантастика способна совершать такие кульбиты.

Но именно просветительская составляющая делает «ВЦБИД» произведением наивным. Мы прекрасно понимаем, что никакой СССР не нужен для того, чтобы обычная рыночная конкуренция позволила убить гениального изобретателя при первом отказе сотрудничать — как в нормальном американском боевике. И маленькими культурными достижениями своих соотечественников Мы тоже не сильно гордимся, если Нам не дают посопереживать участи обманутых работяг. А, ведь, в американской фантастике первой половины XX века, так же, были рассказы о том, что бизнесмены никакого отношения к экономическому благополучию не имеют. Но куда-то эта тема исчезла до очередного экономического и политического кризиса. А в недостатках плановой экономики СССР в общем, и литературного творчества Александра Романовича Беляева в частности, приходится убеждать людей и сегодня. Почему только мир так несправедлив?

«Погребённый с фараонами» был первым рассказом Лавкрафта, прочитанным мной когда-то давно. Но и тогда он мне казался средним. О том, что под египетскими пирамида лежат целые города я узнал от отечественных теософов, и о том, что герои таких рассказов от пережитого ужаса приходят в себя только на следующий день я тоже был в курсе. Познакомившись с творчеством Лавкрафта, я этому рассказу и такой оценки не дам. Многие утверждают, что Лавкрафт однообразен и скучен, но, при этом, будто бы превосходит в атмосфере ужаса любого другого писателя. У меня на эту проблему взгляд проще. Для меня Лавкрафт — графоман, пишущий за деньги. Не в плане продажности, а в плане того, что требования редакции и ориентиры на коллег по цеху не дают ему, до поры до времени, впасть в полную «самобытность». Для Нас графоман — это человек, вообще, не умеющий писать. А Лавкрафт пишет местами замечательно. Но многие так же отмечают, что маленькие рассказы ему удаются лучше, чем крупная форма. В ней Лавкрафт теряется и начинает тянуть и повторяться. Закладывая в такое произведение определенный смысл, он не умеет этот смысл удержать, хоть средствами и владеет. Для читателя это может, в определенный момент, казаться многоуровневостью смысла. Но относительно работы, проделанной Лавкрафтом — это бессмыслеца. Лафкрафт — прекрасный пример одаренного писателя, который, вообще, не понимает что у него выходит правильно, а что — нет. И «Погребённый с фараонами», пожалуй, хороший повод наглядно обосновать мои претензии к его стилю.

Схематически «Погребённый с фараонами» близок к «Тени над Иннсмутом». Но здесь гораздо меньше лавкрафтианского ужаса, о котором речь нужно вести отдельно. Начинается всё со вступления, погружающего читателя в атмосферу египетской экзотики. И это лучшая часть. Топографические описания удаются Лавкрафту, как ничто иное. Пожалуй, это единственное, на что я у Лавкрафта жаловаться никогда не буду. Находит он какое-то упоение в описании улиц, крыш, окон и стен. И не знаю, хорошо ли, что данные описание находится в начале. Эти сцены кажутся затянутыми читателям, знающим Лавкрафта только, как «мастера ужасов». С одной стороны, я понимаю что, чем больше Лавкрафт забрасывает Нас фактами, тем чаще смотришь на количество оставшихся страниц до уже не раз обозначенной сути. С другой, лучше бы продолжал в том же духе — пейзажист от литературы из него куда лучше, чем писатель-приключенец. Это второй пункт — приключенческая составляющая. Не надо смеяться над нелепостью передряг, в которые попадает Гарри Гудини. Всё вполне соответствует тех.заданию и традиции бульварной супергероики. Знаменитый сыщик Нат Пинкертон, вообще, откусил себе кусок языка, и это ему в дальнейшем ни разу не мешало. Даже, привычные для Лавкрафта, постоянные обмороки преследуют своей целью показать уязвимость главного героя и здравомыслие после шоковой ситуации. Проблема в том, что это тех.задание. Для Лавкрафта оно не является важной частью литературы. Он не вкладывает в приключения чего-то своего. Всё действо занимает столько места и времени, сколько на него положено. То же самое в «Тени над Иннсмутом». Для «великого писателя» это не часть жанра, в котором он хотел работать, это — обязаловка, без которой редакция книгу не примет. Принцип: делай, как все. Не удивительно, что Лавкрафт на полвека был забыт. Брайан Юзна и Джон Карпентер фильмы еще не снимали. И, после отработки гонорара, неожиданно появляется то самое лавкрафтианство. Неожиданно потому, что перед Нами больше не могучий Гарри Гудини, а типичный герой Лавкрафта. Если во второй, приключенческой, части обмороки героя — это необходимый элемент для обмана читательских ожиданий. Т.е. этот прием работает так, как надо. То в третьей, это повод для героя путать сны и реальность. Путать, потому что он знает, но боится признать реальность своих видений. В рассказе появляется дыра, создающая две разные личности, ведущие себя абсолютно по разному — один, уверенный в себе скептик, другой — мистик, признающий только свои галлюцинации — по воле автора находящихся вместе. Лавкрафт этого не заметил. Он выразил свои чувства, а значит произведение логически завершено.

Да каждое более менее крупное произведение Лавкрафта можно расценивать, как черновик. Внутренней проработкой сюжета он, вообще, не занимается. И мнение читателя для него не важно. Важно только понравилось кому-то или не понравилось. Вот на счет этого переживать можно. Но уверенность в атмосферности творчества Лавкрафта — это то единственное, что помогает его популярности. Если присмотреться и подумать, то большинство его книг криво сшиты белыми нитками и написаны ни о чем. Выражение личного мнения автором, спустя годы, стало главным достоинством. Даже, не смотря на то, что его взгляды отсталы, его философия — бред, а данный рассказ — оплаченная реклама. Реклама великого иллюзиониста Гарри Гудини, рассказывающая, что его умение развязывать веревки — ничто по сравнению с древней магией, на которую способны даже уличные египетские жулики, перед которыми он и ответит.

Александр Романович Беляев в своих произведениях очень умело связывает человеческую психологию с общественными недостатками или достижениями. И вот перед Нами небольшая зарисовка коммунистического будущего. Озеленение городов, продуманная планировка, полная автоматизация и четкие разграничения транспортных путей. Магазины, театры, кино, парки развлечений и даже телевидение — всё в шаговой доступности. Всё для того, чтобы Человек не тратил драгоценное время на пустые поиски вместо полезного развития. И это дало свои плоды. Пяти часовой рабочий день в несколько смен: работа заводов не прекращается, но из такого графика выходит, что и население увеличивается. Больше времени на себя и вот: мастера, осваивающие несколько профессий; простые рабочие превратившие хобби в искусство; само искусство перестало быть закрытым, т.е. ремеслом. Некоторые из их произведений даже достойны музеев. Но поскольку хранить «ширпотреб» смысла не имеет, в эти музеи могут прийти люди и забрать то, что понравилось, если обычные товары не устраивают или сам сделать не можешь. Новые люди избавились от бича общества потребления — шопинга. Рабочие на рабочих местах, дети в школах — Город кажется опустевшим. Зачем такое огромное пространство для шестидесяти тысяч человек. А увиденные плоды своих трудов, в купе с правильным воспитанием, научили горожан ценить свой город и не мусорить на улицах.

Но увы и ах! Всё человеческое здесь забыто и свобода личности подавлена верой в памятники вождям. Пускай главный герой пишет другу, что сам почти стал новым человеком и дает себе полный отчет в том, что не видевшие этого города его не поймут. Пускай сам автор говорит, что в жизни есть вещи намного важнее. Но внимательный читатель видит то, что жить ему предлагают в крохотном загончике — куда-то после этого описания сразу исчезает вся монументальность и продуманность общежития Будущего — и в конце Нас всех ждет только крематорий. Поживете, и пустят вашу тушку на удобрения. Хотя, даже если с почестями прах развеют — удобрением станем. Да и в Библии написано: прах к праху. Знаете ли Вы, что в славянской традиции гроб называют домом для покойника? Всю жизнь надо думать о личном. А о том, что Александр Романович Беляев всю жизнь от паралича мучился вспоминают только, если повод есть. Мечтал человек летать, плавать, путешествовать — и хватит с него. А Беляев, всё равно, рисовал картины общественные. Но, видимо, действительно лишь для Людей Будущего. Так, что этот город всё еще остается Городом Победителя.

Природа, свежий воздух, физкультура, здоровый сон. Может это всё и ненастоящее, но, если всегда будет полезно и нигде до сих пор не найти, то почему уныло? Самое интересное место статьи — автострада. Скоростное шоссе, асфальтовое покрытие... и вдруг, паровоз. Оказывается и сейчас вполне реалистичная неосуществимая мечта. Почему бы, действительно, не захотеть побывать в таком санатории? К проблеме квартирного вопроса можно вернуться и в любой другой момент.

Рассказ пропитан советской пропагандой. Изобретатель-самоучка, после мытарств по стране, решат попробовать свои силы в Казахстане. Единственное препятствие — советская бюрократия. Ни уговоры, ни угрозы не помогают. Тогда «заочный инженер» подговаривает местных комсомольцев пойти стахановцами в забой, чтобы из сверхплановых излишков выкроить себе часть добытой меди для эксперимента. Что стало с нашим изобретателем, рассказчик не говорит. Лишь замечает, что на обратном пути видел, как в окнах его дома всю ночь горел свет. Видимо, НКВД всю ночь вело аресты и обыски. А какие, Вы думаете, еще проблемы могли быть в строящейся заново стране?

В рассказе, конечно, ничего этого нет. Даже о проблемах дефицита автор говорит честно и открыто: не только, как о жизненном факте, но и, как о позорном недостатке. И действительно, разве в стране с огромными ресурсами не глупо заказывать лампочку из столицы? Рассказ написан в соответствии с политическими реалиями времени. И время это было всегда разное. Кончилась эпоха революционной демократии, нет больше коллективной ответственности — началась массовая индустриализация. И тот же бюрократ знает, где и как его могут обвести вокруг пальца, потому что знает, что с ним будет за хищение народной собственности. Все его прекрасно понимают потому, что собственность, действительно, — Народная. А если так, то почему не поработать для Народа: в конце концов, работаешь на себя и делаешь свое маленькое дело ради общего. И комсомольцы уходят в забой перевыполнять план. Тут пригодилась писателю и метафора направления своевольной степной реки в нужное русло. Где взять в далекой глуши настоящего, не «заочного», инженера? Может его надо воспитать? Изобретательство, дистанционное обучение — это, конечно, хорошо и прогрессивно. Но что-нибудь изобрести с нуля наш «инженер» сразу сможет. А, вот, собрать с нуля сумеет? Этот рассказ фантастичен не из-за опущенных подробностей бытовой неустроенности. А из-за того, что он про будущее!

Но Мы все прекрасно понимаем, что для того, чтобы читать советскую литературу правильно — нужно читать между строк. И уметь самостоятельно заполнять пробелы. Иначе, как можно увидеть всю полновесную, сугубую, посконную правду, о которой Нам уже пятьдесят лет талдычат из каждого утюга? А пробелов в рассказе, действительно, предостаточно. Фактически, после каждого слова. Хотя, может быть, нормальные человеческие отношения, все-таки, лучше, чем вопрос: где достать лишний килограмм меди?

Александр Романович Беляев — одна из знаковых фигур советской литературы. Более того, он увековеченный еще при жизни фантаст и визионер, вложивший в свое предвидение больше умственной работы, чем просто фантазии. Как говорится, к его творчеству не зарастет народная тропа. И до сих пор меня крайне удивляет та шизофрения, которую вызывают восхищение Беляевым и ненависть наших современников к стране, в которой он жил и творил. Была передача «Гении и злодеи». В ней, под плашкой «док. фильм», без точных фактов и путая даты вбросили идеи: о том, что Беляев-«гений» не признавал «уравниловку», потому его герои и живут не в СССР; о том, что с детства он обладал пророческим даром и о том, что в 1942 году его с почестями хоронили фашисты под советскими бомбами. В современном собрании сочинений в аннотациях к произведениям соседствуют друг с другом утверждения о том, что в СССР не нужны были таланты, поэтому лично Сталин гнобил известного писателя и о том, что Беляев был настолько гениален, что создал фантастику «ближнего прицела» задолго до появления самого понятия. Какой-то непонятный бело-эмигрант выдал роман «Властелин мира» за свой, и появилась байка будто бы Александр Беляев не умер, а ушел с немцами. Отчасти ситуация такова потому, что советская приключенческая литература началась с высмеивания клише западных детективов и фантастики, чем авторы не переставали увлеченно заниматься. Идеи, описанные в рассказе бредовы. Естественно, ведь это — не теория относительности, а концепция, созданная с нуля лишь из знания о несовпадении часовых поясов, без примеси науки. Если не задумываться, то читается совсем не плохо. Но я, в очередной раз, пересмотрел комментарии к рассказу и пришлось включать голову.«Держи на запад!» Это же — говорящее название. О каких прятках от цензуры может идти речь? В рассказе есть главное детище евгеники — Великий Ум, который должен облагодетельствовать всё человечество. Но в конце он спасает только себя. Он даже не замечает, что стареет (или устаревает). Он лишь отвечает на вопросы Умов поменьше, для которых самое гениальное решение — спросить правильный ответ у Великого Ума. Вы сколько угодно можете гадать, кого именно из «любимых вождей» изобразил Беляев. Но, не аналогия ли это с писателем-фантастом, живущим лишь за счет популярности у публики. И это очень обидно для «природных талантов». Ведь, писатель должен просвещать читателя. Жить, развиваясь самому, ради пользы для развития читателя. Иначе появится замкнутый круг, как в этом рассказе. Во всем виноват Великий Ум, но инициативы появляются не от великого ума.

После книжек с любомудрствованиями о четвертом измерении, как-то удачно наткнулся на «Преступление профессора Звездочётова» Михаила Гирели. Прочитал на одном дыхании. Хоть и приходилось отвлекаться, но не хотелось, чтобы не терять целостности всей картины.

Главная фантастическая составляющая, которая сразу бросается в глаза — это описание путешествий по мирам в разных измерениях. Многие авторы наворачивают всякой всячины для непонятности, ведь трехмерное существо четырехмерное пространство понять не может. А здесь наоборот, всё объясняется с позиции субъекта знающего только о трех измерениях. Как-то подкупает такое объяснение, не говоря уже о том, что под четвертым измерением подразумевается, как и положено, время — а не что-то такое, чего автор сам понять не может, потому и пишет, как умеет.

В остальном, по-началу, повесть напоминает вульгарную оперетку. Несмотря на то, что автор старается, закручивая повествование от трагедии к комедии и наоборот, втянуться смогут не все. Исходя из времени написания, не совсем понятно, каких идей придерживался сам автор. Да и, что имел ввиду такой концовкой тоже. Но здесь уже всё зависит от того, как прочитать самому. И, если книга до сих пор читается со смыслом, то это, так же, достоинство. Не для кого не секрет, что к годам 70-м XX века советские люди начали страдать от нехватки духовности (по крайней мере, так принято утверждать). И как-то себя успокаивали, обвиняя в бездуховности всё остальное общество. Думаю,«глубоко социальная» чернуха и порнуха повести пришлась бы таким гражданам по вкусу. Они бы даже не заметили, что всех героев автор называет мещанами, т.е., грубо говоря, врагами советского общества. Мне же наоборот, более интересно было посмотреть на личности со стороны. Гирели прилагает к этому изображению большие усилия, советское общество не упоминая практически нигде — а оно в повести есть, хоть и проходит мимо.

А что интересного в персонажах, если они практически не раскрываются? Панов остается Пановым, Звездочётов — Звездочётовым. Лишь Софья Николаевна, по ходу повествования, сравнивается с домашней собачкой. Мульфа выглядит человечней таких людей и только ей и сопереживается. А с кем еще, собственно говоря, можно сравнить Софью Николаевну: со Звездочётовым — она его боготворит, с Пановы — она его презирает, с Ольгой Модестовной — это её соперница, но и более удачная версия. Так и получается, что женщина с мотивацией героини «любовных романов» в реальности перспектив не имеет, превращаясь в дрессированную собачку. Её судьбу Гирели обосновал в предисловии к своему роману «Eozoon»: она приносит себя в жертву, но жертва эта — бессмысленная. Потому, что герои ничего, кроме себя, вокруг не видят. Все их действия со стороны похожи на комедию, и трагедия этих людей существует только для читателя, которому дается возможность посмотреть на все детали в приближении, пока персонажи варятся в собственном соку. Повесть начинается с описания «гниющих заживо трупов» — у врачей, действительно, сложная и неприятная работа. Но живые трупы — это герои повести. Врач, жалуется на то, что должен выслушивать все капризы пациентов, будто бы в его жизни ничего интересного нет, кроме их диагнозов. Но интересны ему только их диагнозы — лишь бы не увидеть в пациенте живого человека. Тут неплохо было бы включить фантазию. Ведь автор делает один «тонкий» намек. Профессор Звездочётов вполне нормален на работе, со всеми её сложностями. Но к собственным экспериментам он приступает превратившись в жуткого колдуна с узловатыми пальцами и впалыми щеками, что невероятно пугает. А в конце над всеми саркастически издевается обтянутый кожей скелет. И зачем-то он возвращается обратно к жизни, хотя ждет его только наказание за преступление.

Я не знаю, каких конкретно идей придерживался сам Михаил Гирели. Для того времени научно фантастическая составляющая естественна и выглядит в духе советской идеологии. Профессор Звездочётов хочет препарировать человеческую душу и для этого у него есть все необходимые теоретические объяснения.«Душа» — совокупность электромагнитных импульсов. Этим же по классике обосновывается и чтение мыслей. Всё, что нужно для того, чтобы старые идеи заработали правильно — материалистический подход. Небольшая, практически для галочки, вставка о забвении религии в новой России прекрасно это показывает. Но Звездочётов берет идеи из другой, чуждой русскому духу, религии. Йога куда ближе к человеческой физиологии, но тут ученому приходит мысль искать некий космический источник бытия, связывающий все «души». Для того, чтобы правильно определить понятие «душа», нужно отказаться от понятия «Бог». Правильно? Нет, не правильно. Для того, чтобы отказаться от понятия «душа» — нужно отказаться от понятия «душа». В своих научных изысканиях Звездочетов впадает в мракобесие. Ведь для индуистов и буддистов перерождение — это страдание. Чтобы не страдать, нужно изучать жизнь вокруг. Звездочетов — не новый советский человек. Он живет в своем мирке, где всё замкнуто на него любимого. И собственное страдание излечивается вечными муками и для всех остальных. Может он всего лишь псих, освоивший гипноз? В любом случае, результаты эксперимента нужно хорошенько изучить.

Надо и что-то хорошее сказать о творчестве Лавкрафта. Хронологическая подводка к событиям — очень удачный ход. Новая, невиданная доселе форма для нечисти — воспринимается очень хорошо.

А сам рассказ о том, как два поколения летописцев города Провиденс, жертвуя собой, избавляют заброшенный дом от невероятного ужаса, потому что владельцы дома в десятке поколений не желали травить плесень в подвале. Главная проблема историй Лавкрафта в ничем не обоснованной избранности его героев. Одиночество ужасно, так вы сами в этом мире ничего не понимаете или не собираетесь понимать. Все и всё, буквально, указывает: вампир, раскопай могилу — вырви сердце. Но, нет. Главный герой — современный образованный молодой джентльмен. Он и своим собственным словам никогда не верит. И тащит всю новую технику для решения старых, как мир проблем, в Новом Веке. Возможно, что, возмущаясь манерой изложения Лавкрафта, я только что раскрыл тайный смысл рассказа. А, возможно, и нет. Ведь, до самого простого решения он так и не додумался. Согласитесь, было бы гораздо интересней услышать о всех новых теориях и предположениях после того, как тварь, по-старинке, забили бы лопатой.

Читал я повесть «Вий» когда-то в школьные годы и могу подтвердить, что и кровь стыла, и поджилки тряслись. А, вот, перечитал сейчас и не испугался. Наоборот, посетила мысль о том, насколько я тогда был глупый. Может мы все немножко глуповаты? Старуха, тянущая к тебе свои руки — это просто смешно! И страшно! Точно так же страшно, как и красавица, лежащая в гробу. Страшно, потому что противоестественно. А русалки, как раз, не очень пугают. Мертвецов в те времена почаще видели, чем романтических наяд. Слишком много за небольшой повестью тянется размышлений. Так что, поиск смыслов в классических произведениях, все-таки, лучше оставить профессиональным литературоведам. Но людям, утверждающим, будто книга погружает Вас в мир сверхъестественного, непонятного и недоступного — не верьте. «Вий» — это и есть настоящая мистика, раскрывающая всю свою суть. Гоголь смог погрузить читателя в мир легенд, только сделав саму жизнь — легендой. Все описания примитивны и очень коротки. А зачем красочно описывать то, что всем понятно? Страх Хомы перед мертвецом реален, а для казаков-вояк зеленеющие мертвецы уже годятся только детей и заезжих пугать. И как это между собой связано? Что из чего произрастает? Откуда узнать, если и история Хомы доходит до его друзей через третьи руки и уши. Мне уже не страшно потому, что настоящий пронизывающий страх — иррационален. Когда даже точное знание отступает перед одним единственным допущением. Хотя, между панским гневом и встречей с чертями, я бы, тоже, выбрал второе. Что уже говорить о людях, для которых легенда — не только часть жизни, но и единственный способ описать происходящее. Точно могу сказать только одно: если хоть через тысячу лет найдется этот хутор и в стенах развалившейся церкви не найдут застрявших чертей, то неизменно будет произнесено каноничное утверждение:«Брехня!», — и история будет рассказана по-новой. Это — бессмертная литература!

Очень неудачный политический детектив. В аннотации утверждалось, что Дудоров — знаток Сибири и сумел придать рассказам о Шерлоке Холмсе узнаваемый местный колорит. Но, видимо, Дудоров в Сибири никогда и не был. И предпочтений читателей не особо знал. Небось, вся Россия ждала того, когда Холмс выйдет на самого Звягина.

О существовании рассказа «Цвет из иных миров» я, вообще, узнал только в 2019 году из-за выхода фильма. Тогда чуть ли не каждый объяснял киноделам, что невозможное в реальности воплотить в реальности невозможно. Так что же такое сделал Лавкрафт с мировой литературой, если повторить такое никто и не пытается? Ответ: он не знал, как работает спектральный анализ, но знал что такое существует и как-то связано с наукой. В результате мы имеем ученных, которые способны найти и описать неизвестный цвет, но которые не могут найти и описать неизвестный цвет. Чем больше расхваливаний Лавкрафта я слышу и, чем больше его «лучших» произведений я читаю, тем больше понимаю, что если сам за автора не придумаешь интересное, то там этого и не будет. Лавкрафт очень ценил старину своей Малой Родины. И спасибо, конечно, нагнетающему тону повествования. Именно благодаря ему автор маскирует морализаторский антинаучный памфлет конца XIX века. Но история-предупреждение, всё равно, начинается с комедии. Когда ученые мужи проделывают с метеоритом различные непонятные трюки, как фокусники в цирке, а потом просто о нем забывают. Наука же занимается материальными вещами: нет образца — нет проблемы. Описания природы красочные. У автора есть фантазия. Но психологизм? Может у меня слишком высокие требования, может это у меня нет фантазии. Но описания типа: в июне миссис Гарднер сошла с ума; пришел — сидит; смотрю — лежит, — на меня впечатления не произвели. Хотя желание придать красок мне понятно. Ведь, Мы не историю Эмми Пирса слышим, а рассказ главного героя. Умело его доработав, он обосновывает все свои внезапные страхи. А потом понимает, что нужно побыстрее сдать отчеты и сваливать. Наверное был работником месяца. Что, вообще, происходит с образованием в Аркхеме? Если бы в «Некрономиконе» хоть слово было, то всех бы на уши подняли еще тогда. А так: ученые, которым не интересны ни следы, ни таинственные процессы; врачи, не знающие, что и где искать; полицейские по домам расходятся, от греха подальше. Ну и конечно — коренное, домовитое, суеверное, крепкое частное фермерское хозяйство. Настолько зажиточное, что местным крестьянам легче бросить своего соседа на погибель, чем помочь или идти вразумлять местные власти. Цирк, где только и делают, что смеются над самым святым — над фольклором. Пускай так и живут дальше. Только, вот, если на место главного героя поставить самого Говарда Филлипса Лавкрафта, то клоун на арене останется только один. И, скорее всего, ему не поздоровится. У каждого писателя есть свой путь творческого развития. И Лавкрафт, вместо ухода от рационального в мир мистики и сюрреализма, вошел в режим отрицания здравого смысла. В рассказе будет всё понятно только тогда, когда Вы поймете, что Лавкрафт кругом неправ. Я не призываю видеть в его творчестве сплошную глупость. Есть произведения, которые можно прочитать один раз и восхититься так, что не забудешь. Но если уж Вы называете это научной фантастикой, то представьте себе и то, что стало бы с этим «цветом», если бы он покусился на теорию живой Земли профессора Челленджера — не говоря уже о самом рассказчике. А пока «Цвет из иных миров» можно описать, перефразировав известный мем:«Зачем вы славите дьявола? Это его цвет! Это он сияет высоко над звездами!»

Я творчеством Александра Петровича Казанцева неподдельно восхищаюсь, пусть и не всё еще прочитал. Так, что никаких отрицательных эмоций у меня роман «Фаэты» не вызвал. Но и к просто хвалебным отзывам я присоединиться не могу. Навевают на меня КОСМИЧЕСКИЕ романы Казанцева какую-то мрачную грусть. Они заставляют думать. И для меня это, не в последнюю очередь, связанно с тем, что впервые с творчеством Александра Казанцева я познакомился не через его книги, а через отзывы о нем. Есть в открытом доступе достаточное количество рассуждений по поводу советской фантастики, где Казанцева именуют: и отсталым, и ретроградом, и совком, карьеристом, конъюктурщиком, даже вором, — самые обоснованные доказательства, естественно, приводятся на «великом и могучем». Но, прочитав «Фаэтов», даже через призму всех этих мнений, я увидел большого писателя — конкретно, эпического жанра (хотя я до сих пор уверен в том, что эпос — дело далеко не индивидуальное). Язык «Фаэтов», как единственного произведения Александра Петровича, которое я тогда читал, не произвел на меня большого впечатления. Но яркие события и образы врезались в память. И для меня сюжет романа представлялся своеобразной новогодней гирляндой, сверкающий огоньками и, по огромной спирали времени, уходящей куда-то вверх — к сияющей звезде. Сейчас я перечитал «Фаэтов» уже в третий раз. И таких ассоциаций у меня больше нет. Наоборот, весь сюжет для меня — неостановимый маховик истории, вращением создающий монолитность, манящий к себе, но пугающий знанием о том, что прикосновение к нему сотрет тебя в порошок.

Самое большое разочарование у меня вызывало описание Фаэны. С приключениями на Земле всё было понятно: джунгли, экзотика, палеоконтакт. Представители технологически развитой цивилизации, столкнувшиеся с миром первобытных людоедов и поиском дальнейшего развития. Кровожадные аборигены джунглей и строители будущей Империи Инков. Космические путешествия и планетарная катастрофа. Это не может не вызвать интереса своими красочными деталями. Ну и, классическое советское будущее, в изображении которого авторы гигантские размахи строительства чередуют с великолепными описаниями природы. На этом фоне рассказ о Фаэне выглядел как-то блекло и схематично: с типичным кризисом капиталистической системы, необъясненностью многих, интересующих больше всего читателя, аспектов и наигранностью всего происходящего. Таким мое мнение было тогда. Но теперь я понял, что изображение кризиса — это и есть суть планеты Фаэна. Блекло не её описание, а сама планета. Удаленная от светила, Фаэна — мир вечных сумерек. Не даром же мариане так легко приспособились к жизни в пещерах и глаза их становились все больше. Мир, где смена дня и ночи отмечается только появлением звезд на черном небе, мир утренних туманов и замков-небоскребов с узкими окнами-бойницами. Прекраснейшее место для проявление великих чувств двух влюбленных. Но и, как литературное описание, это тоже близко своему времени. Без победы Социалистической Революции Фаэна пришла к закономерному исходу: формирование фашисткой диктатуры, защищающейся от не менее тоталитарной монополии рыночной экономики. Параллели? Аве поражает Маду своим виртуозным владением доской на волнах, чего дочь диктатора никогда в жизни не видела. А чем еще «свободный американец» может удивить чопорную, консервативную публику другого континента? Только серфингом и Кока-Колой — последней нет. Вообще, если облечь происходящее в популярный киберпанк, получится завораживающее зрелище. По примеру рассказа Азимова «Приход ночи», разве тысячи ракет в тусклом небе, зарева ядерных взрывов не сведут фаэтов с ума окончательно. Но это всё, фантазии.

Каким бы не было моё восхищение романом, читатель легко может заметить, что Казанцев допускает некоторые, портящие цельную картину, вольности. Цивилизация, существующая миллион лет без изменений, с обычным для космической оперы открытием исправных древних технологий. Неизвестно откуда взявшийся звездолет гигантов — как намек на межгалактические перелеты. Александр Петрович редактировал свои произведения, подгоняя их именно под подростковую аудиторию. А такого читателя нужно сильно заинтересовать. Но, всё же, «Фаэты» далеко не детский роман. Мысли в нем огромных масштабов, важности и противоречий. Что уж говорить, если в первоначальном варианте Яр Юпи был аналогом Адольфа Гитлера, а Ум Сат — Альберта Эйнштейна. Ум Сат раскрыл тайну распада вещества обеим сторонам, надеясь заставить их бояться последствий. А ведь, американские физики поступали так же, передовая свои разработки СССР. И теперь Ум Сат лишь постоянно ошибающийся Старец. Может ли Человек изменить Историю? В романе Казанцева «Сильнее времени», например, ответ не ясен. Тот роман основан на идеях философии космизма, где человек — лишь часть целого. Герои могут увидеть результат развития, но предотвратить процесс они не в силах. Общественная эволюция, даже суммируя результаты чужого опыта, будет совершать свои непоправимые ошибки. «Фаэты» дают на этот вопрос другой ответ. На что способен разумный человек: на всё, хоть удержать Луну от падения. Главное в этом романе — Миссия Разума. А вот, трудна ли эта Миссия?

Разум должен нести идеи Справедливости. И, согласно этим идеям, разве важно от кого произошли Братья по Разуму? Ведь, Аве не учил полинезийцев кататься на досках по волнам — их тогда не было. Тем более, он не учил инков строить мол-волнорез. Эра Луа собрала сани, хотя не знала, что это — так было разумно. Гиго Гант никогда не видел ни корабля, ни паруса, но создал их из необходимости. Важно ли? Конечно, важно! Не важными эти споры станут только после наступления всеобщей Справедливости, когда Люди будут равны. А пока, сколько людей — столько и мнений. Люди созданы равными и различаются лишь средой воспитания. Не стоит высказывать мнения о неправдоподобии общения развитых пришельцев с дикарями. Они их воспринимают, как равных. Чичкалан разочаровывает мариан, но Тиу Хаунака они считают опорой в своем деле. Знаток Знания инков — гений, ушедший дальше в науках, но не поднявшийся выше законов своего общества. Змея Людей, верховный жрец Толлы: читающий по звездам, не верящий в богов и возвращения после смерти, планирующий политические акты на поколение вперед — разве он не такой же гений для своей среды. И Тиу Хаунак точно так же примитивно рассуждает о сути Людей и необходимости сохранения чистоты крови. Весь роман строится на всё глубже уходящих столкновениях мнений. Яр Юпи и Добр Мар безумны в своей вражде, но тот же расовый конфликт разгорается и на Земе. Гор Зем не желает подчинятся новому диктатору, просто по тому, что Аве «культурный», а он сам — «высший». Через почти миллион лет эта вражда давно забыта, но друзья Инко Тихий и Нот Кри никогда не сходятся во мнении. А в наше время спор продолжают уже Галактион и Даль Петровы — родные братья. Люди продолжают делится на две противоборствующие стороны. Только культурная среда, в которой живет человек, способна на него так влиять. Люди не откажутся — до поры, до времени — от условий, гарантирующих им выживание и комфорт. Яр Юпи и Добр Мар не ничтожны — они слепы. В отрыве от общественного диктата, это обычные люди, не старающиеся быть плохими. Это не обеление диктатуры. Просто, зачем бояться обычного человека, который, вероятно, не умнее Вас. Главное, чтобы Вы были разумнее в своих суждениях. Ведь, Нот Кри высказывает идеи вполне подходящие под Учение Ненависти Яра Юпи, и к его мнению можно было прислушаться. Но вторая сторона вечного столкновения — это Люди, несущие Разум. Готовые жертвовать собой, совершая неправильные поступки ради изменений в будущем, зная, что их они никогда не увидят. Это называется подвигом. И это невозможно как-то описать — подвиг должен быть и всё. Гор Зем и Аве Мар, в отличии от «отцов-основателей», враждуют из-за своего предназначения и долга перед цивилизацией. Не тот, ни другой в Истории Земли остаться не надеются. Ива Тихая и Гиго Гант остаются, потому что это нужно народу инков — а инки имеют свои представления о жизни. Главное — это работа, которая будет продолжена марианами. В конце концов разум должен восторжествовать. Это займет огромное количество времени. Но в будущем Мы видим вражду родных братьев. Мона Тихая, Нот Кри, Ум Сат — не люди Подвига. У них есть определенные цели, но трусами или лицемерами их никто назвать не сможет. А на Галактиона Петрова, со всеми его теориями, обрушивается невероятная правда жизни. Никто его не собирается оправдывать. Хотя знак спирали, который и Инко, и Даль считают древним символом Галактики — эмблема государства Властьмания. Сын Аве и Мады получил имя Змей. А Толтекоатль, Мишкоатль, Кетсалькоатль стали кровожадными змеями-правителями Толлы. Пробелы в своей версии они закрывают общими местами. Где силы убеждения и примирения, которыми должны руководствоваться в утопиях? Повествование выходит на уровень реальности. Личностный конфликт не будет разрешен никогда. И, чего бы Инко Тихий не добился в своей жизни, само человеческое счастье останется фантазией.

Но что такое фантастика, пусть и научная, без фантазии. Картины, нарисованные в романе «Фаэты» не очень многих своих бывших поклонников впечатляют. Рассказы старика о своих бывших подвигах мало кому интересны, даже если когда-то этого старика именовали богом. Нет того ощущения вечной сказки, как например от эпопеи о Дюне. Но это Миссия Разума, таков подвиг Инко ради Человечества. Не его вина, что Люди добились большего, чем он мог мечтать — это его скромный вклад. Сделать его Инко Тихого побудил именно Долг перед Разумом. В конце у него не осталось ни любви, ни счастья. Но счастье и любовь окружают других в будущем. И у этого будущего должен быть крепкий фундамент. Хоть сами мечты никуда не денутся. В романе, на самом деле, многое объяснено и одновременно навсегда скрыто тайной времен. Ведь, Инко лишь рассказывает стройную историю из собранных им же марианских легенд. Лишь его личное участие в некоторых событиях является претензией на правдоподобность. А эпос может и драку в деревне описать, как битву Богов и Титанов. Марианские исследователи о жизни землян ничего не знают и принимают их поведение, как должное. Без четкой фиксации всех конкретных деталей. Есть здесь, где разгуляться воображению! Можете говорить, что сейчас я буду оправдывать все огрехи автора. Но дело в том, насколько доказательство будет глупее утверждения. На мой субъективный взгляд, как раз, всё логично.

О Фаэне Мы ничего точно не знаем. Фактически, перед нами любовный роман, где герои иногда переходят на, прямо, шекспировские диалоги. Но те же диалоги Мы наблюдаем и в общении Моны Тихой — Инко в это время был на Земе и их не слышал. Может и с историей заселения Мара не всё так однозначно. Власту Сирус земные ученые определили, как человека. А Нот Кри постоянно напоминает, будто бы мариане и земляне разные виды. Мариане — «носолобые». Цивилизация на Маре существует миллион лет. За это время фаэтообразные Земы естественно развились в людей. И, если Совет Матерей уверен, что бег без дыхания позволит будущим поколениям мариан дышать в атмосфере Марса, то что еще они могли сделать с биологией мариан. Миллион лет — не шутка. И исправные механизмы древних фаэтов в брошенном городе Жизни выглядят довольно странно. Но зачем марианам, вообще, покидать свою древнюю столицу? Судя по легенде о Томе-Мео и Эне-Эте, они либо забыли свою историю, либо переписали. Не потому ли, что нарушения Запретов Старца и естественные научные открытия происходили постоянно. По крайней мере, вырождение миллион летней цивилизации за десять тысяч лет выглядит странно. И недовольные были, да еще и космические корабли строили? Странно. А, ведь, Нот Кри тоже говорит странные вещи. Например, о удалении памяти поколений. И ему никто не возражает, будто бы это обыденный факт, а не только что возникшая идея. Узнаем ли Мы, вообще, что-то точное из легенд Мара? А Инко Тихий в своих кошмарах точно ли видел Землю? Может увиденное позже наложилось на его рассказ? А может, это и есть память предков. Как в романе «Сильнее времени». Может от туда прилетел и звездолет гигантов? Ведь земляне заселявшие Гею были гигантами. И важно им было переселится на планету, где нет местной разумной жизни — другие развитые животные там были, значит и эволюция шла. Мона Тихая врать не могла при свидетелях. И слово её на Маре стоит не мало. Земляне на месте древних кратеров, оставленных кораблями фаэтов, находят следы ядерных взрывов — как раз, перед городом Долга. А, ведь, эти кратеры-оазисы обрабатывали неисчислимые поколения мариан. Может Галактион Александрович Петров был прав в своих теориях переселения древних землян. Парадоксально, но он не дожил до того момента, когда, хотя бы иронически, мог заметить, что фаэты действительно хоронили умерших в космосе. Может не стоит обвинять его в упорствовании?

В 1962 году вышла в свет повесть Александра Петровича Казанцева «Планета бурь». А в 1975 году, в связи с новыми научными открытиями, он её переписал. Не стало больше в нашей солнечной системе доисторических джунглей Венеры и синих растений Марса. Но осталась надежда и очень большая мечта. Старая теория о атомарной структуре планетарных систем заиграла новыми возможностями. Атом вещества неизменно участвует в одних и тех же процессах. Так может и в одинаковых системах планет история будет идти чуть-чуть одинаково. Лично для меня теперь книги:«Фаэты»,«Сильнее времени» и «Планета бурь» — одна огромная Вселенная Мечты. Настолько многовариантная, что какие-то претензии к ней звучат глупо. Но, как фаэты, мариане и земляне постоянно строят звездолеты «Поиск», так и эта Вселенная не имеет смысла без поиска. Люди должны стремиться к знаниям. Опыта никогда не будет достаточно. И это главное занятие для Человека. Аве Мар прожил жизнь, как сумел. Даже уход детей, возможная смерть, на него никак не повлияли — один человек по-прежнему ничего изменить не может. Но стремиться оставить предупреждение он обязан: пускай от бессилия, но ради других. Инко Тихий увидел результаты своих стараний. Но это не дало ему счастья. Все счастливые семьи счастливы одинаково. А история Ромео и Джульеты — всегда будет трагедией. В череде нескончаемых веков запоминаются только они. Но, всё равно, повторяются постоянно. Потому, что люди всегда будут одинаковыми.

«Так разве не лучше ли было хоть сто лет подряд слать с Земли в космос ракеты Жизни вместо того, чтобы за сто минут погубить ракетами Смерти жизнь на Земле или даже уничтожить всю планету, как случилось с Фаэной?»

Мудрые слова повидавшего многое человека. Только вопрос: а о ком Инко Тихий говорил?

Хряпнем безумия с Говардом Филлипсовичем Лавкрафтом. На этот раз «маэстро ужасов» решил претвориться научным фантастом. Не исключаю, что его заставили. Невероятно меня раздражало огромное количество: притянутых за уши теорий, убеждений в необходимости внимания к деталям, чтобы почувствовать себя интеллектуалом и настолько впечатляющих отзывов, будто других книг поклонники Лавкрафта никогда не читали. Но, возможно, они действительно ничего больше и не читали. Сейчас из того периода ничего по большому счету и не переиздают. А то бы люди поняли причины кризиса американской фантастики 50-х и научились ценить настоящий писательский талант. Я читал «Отродье кометы» Отиса Клайна 1930 года и увидел сюжетные параллели с «Ночью живых мертвецов». Затем прочитал «Вампиров пустыни» 1929 года: рассказы совершенно про разное, но, при этом, абсолютно одинаковые. И действительно, что может быть интереснее плотоядных растений — только истории белогвардейца о том, как он выжил («Луатомвао», рассказ,«Вокруг света», № 14, 1929 год). Но вернемся к самой жуткой книге всех времен и народов.

Ничего страшного я в романе не увидел. Прежде всего по тому, что главным источником страха в таком сюжете должен быть — холод. Возможно Лавкрафт и любил Антарктику, но представлял он её гораздо хуже своей «Страны Снов». Не говоря о том, что закаленным уроженцам Новой Англии к морозу не привыкать, и про теплую одежду автор вспоминает только в конце. И сами ново-английские ученые вызывают оторопь, потому что оказываются страшнее английских: находят горы из доархейских сланцев; датируют всё подряд от 50 млн. лет до миллиарда — на глаз; бурят дно бывшего моря и находят пещеру, промытую грунтовыми водами под тропическим лесом, — а то, насколько они разбираются в оттенках вони, вообще уму не постижимо. Даже погода помогает героям, не сильно стараясь разрушать много миллион летние мегалиты, потому что ученые объявили местность ураганно опасной, но не способствующей ураганному ветру. Всё для того, чтобы читатель боялся. Ведь герои тоже боятся: всего, каждый день. К такому даже метод «от противного» не применить. Это не ужасы, не приключения и, тем более, не научная фантастика. Это исповедь труса. Труса, который всё это время хранил у себя доказательства, чтобы еще немножко побояться. И в конечном итоге запугать весь мир тем, как он боится. Единственное приличное место в романе — описание Старцев и их поведения. И то, я хочу узнать, откуда это списано. Потому, что когда Лавкрафт начинает свои описания — это графомания, написанная, чтобы что-то написать или не отставать от коллег по цеху. Ну серьезно, непостижимые для науки существа, пользующиеся ногами — как люди ногами, и руками — как люди руками. Использующие тягловых динозавров и лифты-птеродактили. Ведь техника им эмоционально неприятна. Старцы — настоящие пуритане? Не то что эти ваши Ми-Го с Ктулху. Замечательнейшие существа. И я не согласен с претензиями по поводу невозможности для ученых разгадать их историю по картинкам. Старцы же деградировали. Именно это заставило их воздвигнуть гигантские башни на месте своего разрушенного города, чтобы вести свои летописи на их стенах сверху-вниз. Их мастерство базировалось на математике, а деградировав, они её забыли. Как раз уровень библиотекаря Мискатоникского Института. Вообще, складывается ощущение, будто бы никто еще не проговорился, так как всё члены экспедиции, кроме научных сотрудников Института, были ассистентами-чернорабочими без должного младшего-среднего образования. Есть писатели сразу раскрывающие карты в начале и только в конце заставляющие читателя обратить внимание на эти обстоятельства. А Лавкрафт не таков. В своих масштабных произведениях он интригу раскрывает по несколько раз. И хоть основную завязку сюжета я знал — и не только из самой книги — но финал предугадать не смог. Повествование настолько скучное и раздражающее, что я суть происходящего просто забыл. Сколько произведений я у Лавкрафта уже прочитал, а это первое с самостоятельной художественной находкой. Похождения исследователей, которым каждый шаг страшно, но не настолько, чтобы забыть про свои исследования — ну очень интересно. Старцы на их фоне выглядят, как настоящие ученые. Хотя, что взять с деградировавших тварей: не догадались пустить кого-нибудь вперед себя, полезли на рожон, не побоялись вовремя. А эволюционировавшие обезьяны — то же, не догадались. Ведь были же у Старцев все шансы собрать огнемет и вести себя, как настоящие покорители Антарктики. Избитая отсылка к известному кино по мотивам? Не радуйтесь. Потом герои убегают от катящегося на них шара, как Индиана Джонс и сотни других приключенцев. И если уж зашла речь о неприятии развития, то не отсылка ли появление шоггота к «Прибытию поезда» братьев Люмьер? Поразительно страшно. Молчать о таком нужно долгие годы.

Одни говорят о невероятных эмоциях. Другие о том, что это литература для интеллектуалов. Лично мои эмоции закончились главе на третьей. Потому, что нормальный писатель-фантаст не станет забрасывать каждую страницу специальными терминами из уверенности в том, что найдется дотошный дурак. Интеллектуальным этот роман я тоже не назову. Лавкрафт опять просчитался со своей «философией»: Старцы прилетели на Землю, начали бороться за существования, проиграли, стали трепетать перед неизвестным Знанием и выродились; а люди появились на Земле, ученые Новой Англии уже в такой манере деградировали — куда дальше то?

Довольно приличный рассказ. Но, пожалуй, действительно можно согласиться с мнениями Ликвидатора и Кропуса. Главный герой Лавкрафта так и остается невеждой. Но был ли он таковым изначально? Возможно, здесь Лавкрафт решил показать, что представляет из себя нечто большее, чем кажется. В отличии от героев оккультных рассказов, готовых к встрече с неведомым и лишь для приличия называющих себя скептиками, Уилмарт настоящий скептик. Происходит, так сказать, отзеркаливание ситуации. И против заключения уверенного профессионала все его друзья приводят противоположные доводы. О лженаучности и популярности таких теорий среди публики главный герой тоже знает. Получается своеобразная злая шутка Лавкрафта над своими критиками: яркие детальные описания свидетелей Уилмартом игнорируются, а полученное письмо с явными намеками на сумасшествие его автора, хоть и не сразу, но принимаются на веру — исключительно из соблюдения Экли формального приличия. Такая, вот, выходит игра с читателем. О глупости главного героя и неправдоподобности ситуаций я говорить не буду. Всё вполне прилично. И Лавкрафт научился делать сюжетные повороты так, чтобы это не вызывало раздражения. Наоборот, на место главного героя себя поставить можно и нужно. Единственное непонимание возникает по вопросу стиля самого Лавкрафта. Чем больше я его читаю, тем сильнее ощущение, что XX век в его творчестве — это бесполезный рудимент. И не знаю насколько сам писатель это понимал — может это специально так. В «Шепчущем во тьме» это очень заметно. Где-нибудь в XIX веке такая переписка смотрелась бы лучше: с естественной задержкой писем, невозможностью что-либо изменить или куда-то успеть. А чуть ли не каждодневные отчеты: со списком происшествий, расписанием на день и отчетами о работе почты, — смотрятся как-то нелепо, хоть и передаются по памяти. Но, тем не менее, напряжение действительно создается и сопереживание героям немалое, что собственно и подтверждает большинство отзывов. А концовку в виде розыгрыша наивного ученого я, вообще, был готов принять с радостью. Но не такие концовки делает Лавкрафт. И после признания главного героя в собственной беспомощности что-либо доказать, я понял, что всё это уже видел. Видел в каждой первой передаче про «неразгаданные загадки»: вот вам место происшествия — мы о нем все знаем, но туда не пойдем; вот вам в один голос всё подтверждающие свидетели — поверьте, они до сих пор говорят то же самое. А судя по структуре концовки, это не удачная находка Лавкрафта, а схема отработанная годами. Теми же популяризаторами лженауки или проповедниками. Я не говорю, что это банально. Просто, как это отражается на мотивации главного героя? Что заставляет его молчать и, одновременно, требовать внимания к своему рассказу? Где доказательства и логичные выводы? Шутка сильно затянулась, а то и начала работать против автора. Ведь инопланетные грибы ничего неадекватного не делали. Да бросьте, как-будто Мы не Лавкрафта читаем. Если прилетели на Землю, значит будут склонять людей к противоестественным культам Космического Мрака. По всему тексту разбросаны намеки на то, что Ми-Го ведут себя совсем не по джентльменски. Чего Уилмарт постоянно не замечает. Чтобы убедить скептика нужны материальные доказательства. И наш ученый меняется местами с героем оккультных рассказов. Показывая, что результат будет тот же самый. Скептик забудет обо всем, убежит, теряя доказательства и забьется в угол, как только перед ним приоткроют форточку в неведомое. А тут еще и новую планету открыли. Назвали Плутон.

Получается, что Лавкрафт сам себе придумал оппонента и сам же его разоблачил. Уже классика. А судя по тому, что знаки в небе легче всего читаются после произошедших событий, это не повесть в жанре ужаса — а пророчество. Хотя, выдавать чужие открытия за свое предвидение тоже как-то не по джентльменски.

Трудно мне хорошо относиться к творчеству Лавкрафта. Я читал вещи намного лучше. Пусть какой-никакой талант у автора есть, но я постоянно цепляюсь за какие-то несуразные вещи. И, что характерно, из-за мелочи разваливается, буквально, всё. Так было для меня и с рассказом «Крысы в стенах». Малюсенькая деталь: исследуя подземный спуск, один из ученых замечает, что он выдолблен снизу вверх. То есть, жили себе злобные питекантропы в пещерах, пока самый из них неуемный в злобе своей не догадался, что можно копать еще и вверх и не просто вверх, а сквозь скалу. И только спустя время понимаешь, что для Лавкрафта эти допотопные полулюди — то же самое, что вурдалаки, вылезшие из глубин ада, чтобы затаскивать обычных человеков в бездну деградации. А зачем мне эта информация? Ведь подобные долгие размышления убивают атмосферу. А она в рассказе мало, что исчезающая с каждым нововведением автора, так еще и связана, исключительно, с тараканами в его голове. В общем, рассказ по-своему бесценен.

Я уже говорил, что не понимаю людей, которые считают, будто бы «Врата Серебряного Ключа» должны объяснить всё в «Серебряном ключе». Теперь я прочитал «Врата Серебряного Ключа», и объяснений мне нужно еще больше. Прежде всего потому, что я, видимо, промахнулся с разгадкой концовки рассказа «Серебряный ключ». Похоже Лавкрафт сам не понял, что написал, а просто вставил концовку, типа «и я там был — мёд, пиво пил...». Если с первым рассказом всё так непонятно, то откуда у почитателей Лавкрафта такая уверенность в присутствии полного объяснения законов вселенной «Мифов Ктулху» во втором. Конечно, я по крайней мере надеюсь, умные люди мне все разъяснят. Но сейчас мне интересны конкретные вещи.

Каким образом в 1928 году очутились следы и носовой платок Картера из 1883? Не говоря уже о следах Бениджи, который никуда переместиться не мог в принципе? В рассказе некоторое выдается за слухи. Но эти слухи подтверждает рассказ свами Чандрапутры. Эти слухи легли в основу гипотез, на которых основывается рассказ Уорда Филлипса — а значит были первоначально. Интересно, что Лавкрафт сделал рассказ «Серебряный ключ» художественным произведением внутри мира рассказа «Врата Серебряного Ключа» и объяснил его несостоятельность, так что все намеки на сюрреализм отменяются. Откуда следы и платок, если Картер прыгнул во времени при манипуляциях с ключом? Тем более, что в прошлое перенеслось лишь его сознание, оказавшись в теле маленького Картера — ведь времени не существует по логике рассказа, и все события прошлого и будущего лишь то, что пережито или будет пережито. Мальчик же никуда не перемещался. А где тело Картера из 1928 года до прохождения через Врата? Ладно, я больше не буду спрашивать откуда следы. Теперь вопрос поинтереснее. Как Зкабу-Картер переместился на тысячи лет вперед? Он сказал, что нужно срочно улететь и тысячи лет в одной точке висел? И нет: «Машина времени» Герберта Уэллса работает по другому, и здесь механизм перемещения описан изначально. Опять же, Зкабу-Картер. Картер получил астральную проекцию — по условиям эзотерических теорий, вещь почти всемогущую — и тысячи лет не мог с инопланетянином общаться. Зкабу же знает мысли Картера, он инопланетный артефакт в клешнях держал — еще один псих, бьющийся за целостность своего рассудка? Так у Лавкрафта все герои такие. Неужто не договорятся? Вот он, ужас трехмерного существования, когда наверняка ничего не известно. Времени не существует, всё во вселенной предопределено. А само безграничное пространство лишь НЕГЕОМЕТРИЧЕСКАЯ фигура, только части которого трехмерное существо может себе вообразить, и то в виде известных ему геометрических фигур. Ну тогда почему бы не продолжить эти размышления дальше. Может поэтому Лавкрафт и избавился от условностей рассказа «Серебряный ключ». Только открою страшнейший секрет: если «негеометрическую» фигуру можно разделить на геометрические, то это — геометрическая фигура. Лавкрафт, просто, напихал математических терминов, ни с чем их не связав. Иначе бы заметил, что его «Страны Снов» не существует. Времени то нет, и иллюзии реальны. А значит сон — это точка в пространстве и существуют в ней трехмерные создания. К чему приблизился Лавкрафт в своем рассказе, так это к глобальным проблемам метафизики. Каждый метафизик — исключительно великий философ, — мечтающий скрестить «Вселенский Закон» буддистов, «Вещь В Себе» античности или индуистский Атман и Свурхразум-Личность христиан. До сих пор не получилось.

Сделаю вывод, который почему-то все обходят стороной. Творчество Лавкрафта — это коммерческая литература. Её цель — развлекать. Проблема в том, что автор сам этим увлекся, считая, что приключенческий каркас сам по себе удержит мысль. В основе рассказа лежит стандартная история без интриги с обязательным неожиданным поворотом. И концовка рассказа, на самом деле, бескомпромиссная. Вы будете следит за рассказом Чандрапутры, потому что он занимает большую часть. Но и противоположные доводы в конце тоже весомы и без воплей о необходимости поверить. Вывод прост: либо верь, либо забудь, — все мосты сожжены. В определенном смысле иллюзия действительно для многих сейчас стала реальнее самой реальности. Но понимал ли сам Лавкрафт, что пишет я так и не узнал. Удивительно, что я, вообще, трачу на это время. Но десятки за конвейерные ужастики, это перебор.

Рассказ очень даже полноценный и атмосферный. По качеству он для меня стоит где-то рядом с «Моделью Пикмана». Но, если в «Модели Пикмана» атмосферность достигалась проработанностью личности рассказчика, то в «Ужасе в Рэд-Хуке» она строится на обстановке и чувстве личной сопричастности автора.

Трущобы, беззаконие, темные обряды, похищение детей, кровь невинных младенцев и нежелание полиции вмешиваться. Это же антисемитская брошюра, плюс классические печати греха на лицах мулатов и метисов, плюс нашествие мерзких монголоидов. По крайней мере, столь откровенных призывов к народному гневу и мольбы сжалиться над душами грешников я от Лавкрафта еще не слышал. И всё по тому, что «Мечтатель из Провиденса» выбрался в Нью-Йорк. Подумать только, там же настоящие рыбо-люди: выходящие из моря, поклоняющиеся Древнему Злу, оскверняющие Память Человеческой Цивилизации и одевающиеся в одежды белых американцев. Хотел посмеяться над неожиданным столкновением писателя с реальностью, но ситуация к смеху не располагает. Другой вопрос, почему, например, в «Изгое» Лавкрафт способен поставить себя на место вурдалака, а здесь — нет. Странно, что писатель и журналист, оказавшись на социальном дне, не решил ближе познакомиться с жизнью людей, а остался приверженцем идей, вычитанных им из столетней выдержки фолиантов — возможно не столь мерзких, как у Синдама, но тоже о демонах, — и принялся напоминать о временах инквизиции. Характерно, что и его главный герой разделяет эту точку зрения и выслушивает те же упреки. Иронично, как Лавкрафт, высказывая свою позицию, признается в собственном невежестве и нежелании прислушиваться к чужим аргументам. Грядет нашествия Зла и, как бы оно не было привлекательно, цивилизованный американский старожил должен бежать от него, как от огня и не забывать о этнических чистках. Для этого есть особые чувствующие люди, которых и надо слушать. Как, например, детектив Малоун. Только его кельтские корни не позволяют увидеть всех ужасов, а лишь тянут его к тайнам. Повезло. Видимо потому, что всех гнусных язычников кельтов вовремя забороли правильные — синеглазые и светловолосые викинги — англо-саксы. Если просвещенный человек перестанет высмеивать и погрузиться в глубину древних культов, то вся Вселенная рухнет. Да. И если у «просвещенного» писателя-романтика, при первом же столкновении с социальным неравенством, возникают настолько узнаваемые идеи, которые он транслирует без запинки, так, чтоб от зубов отскакивало — это действительно ужас.

Очень похоже на усовершенствованную версию «Истории Чарльза Декстера Варда». Отношение к этому рассказу у меня немного лучше. Но опять у Лавкрафта история от первого лица выходит с какими-то проблемами. Видимо, он считает этот метод лучшим способом выражения своих мыслей и чувств, а удачно выходит только, когда личность рассказчика проработана. Собственную личность прорабатывать не нужно. Эмоциональные моменты сами, иногда удачно, попадаются. А ведь, рассказ от первого лица и хроника событий — тем более свидетельские показания — вещи совсем разные. Либо делайте рассказчика активным участником всех событий, либо оставляйте намеки на что-то не замеченное и личную точку зрения. Все-таки, очень удобно, что сейчас существует понятие карманной вселенной. Можно сказать, «Тварь на пороге» — часть мира «Мифов Ктулху». Но, во-первых, что это меняет? Наоборот, весь ужас рассказа автоматически надо оторвать от реальности. Во-вторых, раньше таких понятий не было. Была традиция «личных городов» — как в комиксах — чтобы героя не отправлять в путешествия по стране. Лавкрафт заложил туда немного реализма, но, одновременно, обстановка Новой Англии остается декорациями, и рассказ строится на современных писателю, узнаваемых для читателя приемах — иначе и не напечатали бы. Где же здесь великолепие и шедевральность, о которых все твердят? Лавкрафт стал более умелым писателем? Да. Но, если раньше в его рассказах я видел чисто «механические» логические противоречия: вставил тему — не раскрыл, вставил непонятный мешающий элемент, — то теперь логическая дыра в самой сути рассказа. Если убрать «мир Лавкрафта», то как объяснить реальность произошедшего? Просто. Врачи ничего не могут, полиция ничего не видит. Некий гражданин, живущий в пуританском обществе, где все друг о друге плодят слухи, как истинный джентльмен с железобетонными нервами никого ни в чем не обвиняет и никому не мешает. А потом расстреливает лучшего друга, попавшего в психушку. В доме у него находят разлагающийся труп. А сам он машет листком с каракулями, уверяя, что узнал почерк погибшего. Последовательность последних событий я так и не понял: его, что каждый раз полиция отпускала что ли? В рассказе мне показали: трупы, чудовищ, магию, безумие и даже намеки на половые извращения. Но мне не страшно. Потому, что в реальности такого не бывает. А если бы было, то это случалось бы постоянно. И какие выводы тогда сделаем? Тюрьмы забиты невинно осужденными благородными убийцами, а сумасшедшие дома — неуслышанными пророками? И все-все молчат. Лавкрафт свою точку зрения не доказывает примерами. Он подходящие события придумывает полностью. Так, чтобы и оправдания были не нужны. Но в конце опять истеричные оправдания о реальности всего происходящего. Герой ведь сходит с ума. Герой хочет, чтобы ему верили. Видимо, врачи и полиция его за кадром скрутили. Или автор забыл напомнить читателю, что фантазии и реальность — одно и то же (может в те годы ему уже и не нужно было даже себе напоминать).

Так и выходит, что Лавкрафт пишет от первого лица, потому что готов жить в мире собственной чуши. А читающий обыватель ставит себя на место главного героя, чтобы интересные моменты посмотреть. Не сам рассказ ему интересен. Книгу можно прочитать несколько раз по разному: с разным настроением, с новой информацией, увидев ранее не замеченные детали. А перечитывая «Тварь на пороге», что нового Вы увидите? Мелкая и скучная история для журнала ужасов. Несмотря на все плюсы нужна целая новая вселенная, чтобы рассказ функционировал как надо. Но и тогда он будет лишь кирпичиком.

Немного меня замучила совесть. Я человек впечатлительный и, когда меня пугают страшилками, люблю. Но, тем не менее, психологические приемы в таких рассказах мне находить тоже интересно. И высокую оценку подобным мистическим произведениям я не ставлю из принципа: каким бы посыл не был, строится он на обмане читателя шарлатанскими методами. А Куприн писать действительно умеет. И рассказ, который мы не слышали, о том, чего мы не видели, — преподносится, как увиденное героем своими глазами. Это история о человеке, поглощенном идеей. По-настоящему психологическая литература. И то, что для меня этот рассказ не выйдет из рамок «историй о таинственном», мне даже самому жаль.

Знаю, что меня не поймут. Знаю, что мне непременно захотят объяснить разницу между чувственным и логическим восприятием — как бы тупо это не звучало. Но, откровенность за откровенность.

«То, что вы только что сказали — одна из самых безумно идиотских вещей из тех, что я когда либо слышал. Каждый в этой комнате отупел».

Нет, я понимаю, что в те времена бегущего семимильными шагами прогресса человек легко мог запутаться в огромном количестве сиюминутно рождающихся научных открытий, новых теорий, философских направлений, духовных поисков под неустанным гнетом желающих на этом заработать. Но попытаться это объяснить через уход в себя? Уверяя, что нужна другая логика? Что наука опровергает постулаты веры, несмотря на то, что научное знание — основа религиозной теории?.. Почему? Почему?! Почему поклонники Лавкрафта, видя в тексте слова наука, логика и рациональное, считают будто бы Лавкрафт понятие имеет о науке, логике и рациональном? Это же просто закольцованный поток сознания. Есть в мире какая-то неразгаданная тайна — найти её можно только если не искать. Хотя все пытаются запретить искать. Эти — то, эти — сё. Кто эти? Дайте социальный комментарий. Покажите и докажите свою точку зрения. Что наш — теперь уже великий и с данного момента в высшей степени неуважаемый мною — автор может сказать по этому поводу? Ничего! У него просто нет средств выразить собственные мысли. Он их уже сформулировал — только не на бумаге. Чтобы понять творчество Лавкрафта нужно погрузиться в особую атмосферу чувственного восприятия (извините, опуститься). Замечательная отговорка: будем искать глубинный смысл творчества без привязки ко времени написания. Автор то многогранный, произведения вне времени. А по итогам, всё сводиться к тому, что Картер изначально обладает истиной в последней инстанции. Учиться, понимать, вникать. Зачем, если можно высказать свою теорию непостижимости — без логики, правда, но... Даже Мировая Война стала для Картера всего лишь легкой встряской.

«Чак Норрис. Скажи спасибо, что живой.»

Вступление к рассказу — это просто бессмысленная и беспощадная графомания. Наталкиваясь на некоторые выражения, у меня в голове тут же всплывали шутки и анекдоты. Надо было выговориться. Это просто больно для мозга. Не потому, что автор откровенно высказывает свое непонимание окружающей действительности. А по тому, что у меня извилины распрямляются. Либо так, либо Лавкрафт сам устал нести этот бред. Дальнейшее повествование о биографии Картера читается совсем неплохо. Опять же, я не понимаю людей, считающих нужным объяснять логичность происходящего или связывать его с другими произведениями. Всё вполне самостоятельно и понятно. Ну, это просто красиво, потому в объяснениях и не нуждается. Вот это и есть настоящее чувственное восприятие. Можно же было показать путь становления героя и без всей этой псевдосоциальной псевдофилософии. Или нельзя?

Потому, что... БАЦ! И Пьяный Мастер сносит четвертую стену. Еще абзац и... БАЦ! Заделывает её обратно. Вот это бескомпромиссное писательское мастерство. Как говориться, на все деньги. Зачем? Лавкрафт знает Картера? Лавкрафт — и есть Картер? Картер — сон Лавкрафта? Лавкрафт — очередной рассказ написал? Ответ, кстати, очевиден. Недавно, с дуру, решил осилить «Красное колесо» Солженицына. Не смог. А «Серебряный ключ» — смог. Слов здесь меньше, а ощущения те же. Думал перечитать рассказ, чтобы точнее сформулировать свое отношение. Но дальше вступления продвинуться уже не сумел. Перегорел. Уже не интересно, смотришь мимо раздражающих вещей. Мозги, просто, не включаются. Роза пахнет розой, как ты её не назови. Вот это — выражение чувственности или логики?! Классик это написал или не классик?! Видишь красоту — стремись понять. А еще кто-то утверждает, что этот рассказ не относится к лавкрафтианским ужасам.

Первая Мировая Война осталась в истории, как бессмысленная кровавая бойня, ужасы которой должен помнить каждый. Лучше, конечно же, помнить о причинах. Но о них никто не хочет говорить. А причины то просты. Мы живем на маленьком шарике и, если нужно грабить для обогащения, то, рано или поздно, придется грабить соседей. Автор не понимает, что значат его новые бомбы и крупнокалиберные снаряды. Не понимает, чего стоят его великолепные многоуровневые укрепления. Но точно знает, что во всем виновата Германия: и в том, что бесчестно напала, и в том, что подло защищается. Вообще, авторское видение поражает своей откровенностью.

Во-первых. После победы над вселенским злом, наступит мир, процветание и единство народов. А державы-победительницы отхватят себе намеченные куски. Ведь, именно это является честными отношениями.

Во-вторых. Немцы оговорили русских, укоренили среди европейцев образ русских зверств. Но теперь русский мужик покажет свое человеколюбие этим тараканам-пруссакам. И, вообще, пора избавиться от заполонившей всю Русь немчуры. Шпионы-германцы подмяли всё под себя, отняли у Русского Народа шанс подняться.

«Смелей, мужик, пришло твое время».

«...строящих богатство своё на крови твоей, богатырской рукой смахни всех гнид, впившихся в наболевшее, уставшее тело».

Интересно, про русскую императрицу автор не вспомнил, потому что нельзя. Или потому, что намек уже всем понятен.

В-третьих. Наконец-то продажу водки простому люду запретили. Я уже, грешным делом, подумал, что всеми этими лирическими вставками автор хочет показать единство с Народом, что, хоть глупое, но какое-то понимание единства нации у него есть. А оказывается Народ сам по себе всё время бухал и совершенно неожиданно бросил. Война, похоже, несет нам только процветание. Откроются глаза у мужиков. Поплачут о геройски убиенных и, уверовав, пойдут бороться за Правду — за каждого убитого новый встанет. Революцию супостаты планировали. Теперь простой русский мужик, с божьей помощью, сам им революцию устроит. Кстати, как Вы относитесь к тому, что для автора «сермяжность» русской армии представляется достижением?

Автор еще многого не понимал. Может быть вскоре понял. Книги отражают реальность. И их нужно читать внимательно, обращая внимание на странные места. Главное, что нужно понять после прочтения данного произведения: если приписывать все свои недостатки другим, если во всех своих неустройствах обвинять врагов, — то это не значит поднять патриотизм. Это значит, что вы друг от друга отличаетесь только масками.

«...гордость, оставшаяся вера в свою гениальность не позволяла действовать открыто и честно, приходилось или кривить душой, или лгать и льстить, или во вред себе пичкать народ новыми фантастическими надеждами. А народ не верил и возмущался».

Старая добрая примитивная и схематичная ксенофобия. Стоит описать врага, как опустившегося дикаря, не думающего о себе из желания нагадить соседу. Уточнить, что из-за налета цивилизации этого за километры не видно. И история выстроится сама собой — одна на всех. Трудно поверить, что просвещенные европейцы, верующие христиане не понимали того, что им платят за разжигание ненависти. Но все согласятся с тем, что ситуация тогда была вынужденная. Вот, и автор считает, что полякам нужно срочно помочь выбрать правильную сторону. И откуда такое недоверие к подданным Российской Империи? Можно сказать: в те годы не знали, что творят. А сейчас знают. И что поменялось? Автор не понимал, но желал помочь своему Отечеству в войне. Тогда подставте в этот рассказ любые две другие национальности. И скажите нужно ли Вам такое непонимание?

Рассказ довольно забавный. Если миром теперь правит наука, а не религия, то кого же еще Мы встретим в космосе. Но, для меня, веселый оптимизм Артура Кларка иногда кажется лишним. Так и здесь, за простеньким развлечением может же быть глобальный смысл. Главный Секретарь ООН — финн. Мы привыкли к тому, что финны и скандинавы стали эталоном пацифизма и демократии. Но рассказ, если не ошибаюсь, был закончен к 1947 году. А во Второй Мировой Финляндия была союзником Германии. И довольно сложно поверить, будто бы простой финский дипломат тут же бросился в объятия нового владыки, жаждущего мирового господства. Тем более строящего планы по объединению стран без согласия этих стран. О Кареллене Мы ведь, действительно, ничего не знаем — только нагромождение различных теорий. И кульминацией истории становится не рассказ о будущем процветании Человечества в единой империи, а факт того, что Попечитель всего лишь заговаривает зубы слишком любопытному человеку. А что еще может черт, кроме как давать обещания? Но, все-таки, рассказ был написан именно для неожиданного поворота в конце. Лишним доказательством тому будет роман «Конец детства». Когда «Ангел-хранитель» стал разменной монетой для разработки подвернувшейся более масштабной идеи. Да и, перечитывая отзыв, я понимаю, что и мои доводы не выглядят убедительно. А жаль. Иногда рассказы Артура Кларка настолько хороши, что в них хочется видеть большее.

Захватывающее продолжение первой книги. Практически другой тон повествования. И самое главное, Мартынов умеет удивить. Может юный читатель этого и не заметит, но автор сумел выразить всю полноту заложенной идеи, просто, опустив множество деталей. Выход в космос, приключения на планете Сетито, архитектура и технологии каллистян. Всё это яркие моменты, приковывающие внимание читателя. Невероятно сильно хочется, чтобы книга продолжала быть наполненной приключениями, невиданными существами и механизмами. И, уверен, те, кто читал эту книгу в детстве прекрасно справлялись с придумыванием продолжений. А сам роман показывает нам мир, можно сказать, уже классической коммунистической утопии. Всё это уже где-то было. И стоило автору приложить немного фантазии, и перед нами появился бы совсем новый мир. Мы бы вполне согласились с видением писателя и одобрили бы новую концепцию. Но, нет. Концепция коммунистического будущего только одна. Остается её дорабатывать со временем. Такой подход совсем в духе каллистян, сразу заменяющих устаревшие технологии на новые. Довольно большой кусок текста отсылает нас к роману «Красная звезда». Но в новом прочтении появляются и новые детали. У Богданова социалистическое будущее было связано и с полной свободой личности — в том числе, и с правом на самоубийство. У Мартынова самоубийство — это трусость. Оно и понятно: Богданов в своем романе выражал свое сугубо личное мнение; Мартынов описывает общественную жизнь. Так что, там, где в «Красной звезде» вопросы чести решались мгновенно, — в «Каллистянах» эти самые каллистяне постоянно ходят хмурые и унылые, заставляя гостей с Земли задумываться о психологических предпосылках такого поведения. Каллистяне совершенно другие. Героям Земли их не понять. Но, что тоже удивительно, всех их они знают по именам. И не раз при прочтении романа в памяти всплывали воспоминания о том, кто сейчас перед тобой. И это несмотря на то, что многие имена и выговорить можно с трудом — ведь хочется произносить их правильно, по каллистянски. Это замечательный психологический прием выбранный Мартыновым. Это не Мы ничего не знаем о обществе Каллисто, это Широков и Синяев ничего о нем не знают. Они ничего толком разглядеть и понять не смогли. И их эмоции, все захваченные моменты проецируются на читателя. Мы так же хотим узнать о своем будущем, воплощенном на другой планете как можно больше. И не можем. Мы его, просто, не поймем, если не переживем. Именно поэтому наши герои летят обратно. Чтобы успеть застать появление будущего на своей Родине.

Что можно точно сказать о романе «Каллисто»? То, что это, действительно, детская книга. Никаких противоречивых чувств по её поводу у меня больше нет. Они сами собой постепенно исчезали. Просто, эта книга предназначалась для детей другой эпохи. И трудно представить, что нечто огромное, как целая эпоха, заключалось в жизни одного-двух поколений советских людей. Главный недостаток романа, на первый взгляд, это сам текст. Он полон обязательных для тех лет политических штампов и формулировок. Но, тем не менее, они прекрасно создают язык романа. В нем нет «неправильного». А должно ли оно быть в подобном произведение? Это уже вкусовщина. А в целом роман понравился. По поводу твердости научной фантастики я ничего конкретного не скажу. Мне, просто, нравится, что она здесь есть и много. И с фантастическими допущениями типа 11 000 градусов я, вполне, могу мириться. Время действия, как я понимаю, до начала полетов в космос. Так что, не стоит забывать и про антураж. Дачные поселки, монументальная столица, колхозные поля, старые модели машин — прямиком из того же колхоза. Палаточный городок, курсирующие вертолеты. Деревянный забор, которым обнесли корабль пришельцев, чтоб ничего не вынесли. Ну и, толпа, сбегающаяся посмотреть на что-то интересное и расходящаяся по домам, как только действо заканчивается. Подумаешь, какие новости: в поселке Золотухино приземлились инопланетяне, — что мы, инопланетян не видели. Да и, что за инопланетяне: зашел в магазин, взял что понравилось, положил в карман и ушел. Без всякой иронии, очень даже атмосферно. Небось, и академики там ходили, заправляя брюки в сапоги. Лучших людей советской науки посылают руководить встречей гостей из космоса. А все тайны раскрываются сами собой в процессе открытого общения. Все ниточки сюжета затягиваются на том, что каллистяне приземлились в СССР, и каллистяне оказались коммунисты. Но специалист такого уровня в Советском Союзе — это, в первую очередь, административный работник: не только отвечающий за множество проектов, но и за подготовку новых кадров. Куприянов — это не Юрковский, готовый загубить всё, лишь бы вспомнить молодость. И Широков — не Жилин, которого, оказывается, учили не тому. В первую очередь, потому что за всем строго следит Партия. Довольно просто из военных кризисов 50-х годов XX века вывести обоснованность шпиономании в СССР. Но не стоит забывать, что это было и время, когда глава советского государства стучал ботинком по трибуне ООН и обещал американцам показать «Кузькину Мать». Козловский говорит Куприянову:«Мы хозяева, вы гости, а гость хозяину не указчик.» Точно такое же отношение и к инопланетянам. Это выражение патриотизма, гордости и самоуважения. Козловский занимается несколькими делами сразу и от наших академиков требует того же. Места для земной науки в романе совсем не остается. Но, на самом деле, так всё больше создается впечатление того, что за спиной каждого нашего героя целая страна, которая откликнется и поможет. Их задача — достойно представлять человечество. Так земляне спасают корабль каллистян и таким образом Широков попадает в экипаж звездолета. И дело не в необходимости рационального подхода к фантастике или обязательной пропаганде. Сам быт людей проще и конкретнее. Советские люди пережили войну на уничтожение. Если во время войны иностранный самолет смогли разобрать, пока летчики обедали, то и звездолет починят — лишь бы чертежи дали. Отношения между людьми более открытые: за тобой следят, про тебя всё знают, но разве ты что-то скрываешь. Для Широкова Каллисто — неисполнимая мечта, к которой он хоть как-то хочет быть ближе, а для его старших товарищей — трудная работа, готовность к которой он не устает доказывать. Если говорить профессиональным языком, сближение Широкова с каллистянами — это спланированная операция по внедрению. Но профессиональный язык здесь не очень подходит, ведь перед пришельцами стоит та же задача. Они тоже летели на Землю налаживать контакт между цивилизациями. Дружба народов — дело сложное и общее. Конечно, тут же готовятся козни капиталистов. Некоторые терпеть не могут советскую пропаганду. Ну, для них есть американская пропаганда. Согласно ей, любого мирного пришельца, обязательно, попытаются убить, чтобы потом объяснить насколько опасны разгуливающие по улицам психи. Эта пропаганда отработана годами и выглядит более расплывчатой в формулировках. Но, все-таки, «Собаке — собачья смерть», — мнение Козловского и ему не боятся возражать. Обычный здравый политический посыл. Фразы вроде:«они не люди», «мы не такие», — некоторое время вызывали во мне отрицательные эмоции. Но я их не осуждаю и не буду признавать родимыми пятнами советской пропаганды. Так получилось, что в детский сад я ходил в СССР, а в школу — уже в «святые девяностые». И сравнить два политических строя у меня получилось еще в детстве. Может быть по этому у меня иногда тоже пропадает желание некоторых индивидов называть людьми. А может быть мне эта книга нравится, так как в детстве я видел клип на песню «Losing My Religion» группы R.E.M. И всё в этом видео для меня выглядело абсолютно логично. Так же логично, как и то, когда при просмотре фильма «Чужие», в моменты появления ксеноморфов, мне говорили:«Наши пришли». Эта книга права в том, что детям не нужны переводчики. Но некоторые вещи, всё равно, нужно объяснять правильно. И роман с этой задачей прекрасно справляется.

Если читать роман «Каллисто» из любви к фантастике, для галочки, то современный читатель может не увидеть ничего, кроме заскорузлой совковой пропаганды. Но в книге есть глубина и свой взгляд на проблему контакта. Я бы сказал, что эта книга о том, что не нужно бояться встретить проблемы, ведь для Человечества любая проблема изучаема и решаема. О том, что каждый важен. О том, что путь к звездам для будущего поколения — это не останавливающиеся дело и мечта многих, которые оно продолжит уже для своих будущих поколений. О том, что только общими усилиями люди обеспечат друг другу и счастливое детство, и уважаемую старость. Не то, что в мире победившего мракобесия. Где, куда не плюнь: то надмозги, то сверхправители.

Прекрасное завершение приключений Джона Картера на Барсуме. Заслуженные почести, верные друзья и веселые шутки.

Книга ниже среднего. Но, несмотря на очевидную вторичность, постоянно не оставляет чувство, что что-то не так. И вот, у меня исчезла возможность читать, и я включил аудиокнигу. Теперь я точно знаю, как охарактеризовать данное произведение — монотонный бубнёж. Если эту книгу читать без выражения, то не появляется ощущения того, что оно там нужно. Зря потраченное время, а после прочтения остается чувство, что тебя обманули. Даже не смотря на то, что читать всё это ты решил сам.

Рассказ неказистый, персонажи картонные, конфликта нет. Но зато рассказ со смыслом. Со смыслом, за высказывание мнения о котором не похвалят. «Заговорщики» — это своеобразное оправдание по поводу трагедии с самоубийством поэтессы Надежды Львовой. Соответственно, она представлена в образе Марии Руффи, Джулио — это Валерий Брюсов, Марко — Андрей Белый, рассказчик — Владислав Ходасевич и другие вовлеченные лица. Львова была молодой протеже и любовницей Валерия Брюсова. И там, где морфий и декаданс, там бред и смерть. Она просила его приехать. Он отказался. Она — застрелилась. Практически в тот же день Брюсов сбежал, а скандальное дело замяли не без участия коллег по цеху. После этого Валерий Яковлевич начал вести себя, как настоящий светский лев: сперва писал друзьям, что готов разом прекратить все муки; затем посвящал покойнице стихи, не забывая напоминать, что всё это время был женат; а на расспросы о том, кто же в случившимся виноват отвечал что-то вроде:«Мы — все». Так Ходасевич разочаровался в своем кумире или больше не намеревался терпеть его. И, зная в каком образе Брюсов хочет войти в историю русской литературы, начал строить свой образ поэта-декадента Брюсова: тирана, властолюбца и бюрократа от литературы. И образы эти остались настолько непоколебимы, что финал рассказа повторился в будущем. Владислав Ходасевич уехал в Европу и в своих мемуарах с намеками обрисовал жизнь своих бывших друзей. А Валерий Брюсов остался в России и начал занимать разные посты. Считается, что раньше люди были благороднее и о смерти в то время думали иначе. Но хватает нескольких документов, чтобы увидеть отсутствие фактов и продуманность личного мнения. И закрадывается подозрение, что все знают, как уголовщина испортит карьеру. Судя по рассказу, если бы не обстоятельства, то возможно и труп бы в лесу закопали.

Думал поставить этому рассказу более высокую оценку. Но и эту то можно только ради приличия. Несколько рассказов Лазаревского, что я прочитал, однотипны. Написаны на злобу дня, но вместо выводов и морали, проблема сглаживается популярным у читателя мистическим элементом. Собственно, в рассказе «Бессмертие» сразу же идут жалобы на тогдашние литературные обвинения. Сам рассказ посвящен смерти знаменитой артистки А.Д.Вяльцевой. И редактор большой газеты бросает работу, мучается и думает о смерти. Всё из-за того, что в последние часы жизни умирающей он торговался за статью в новом номере. Это действительно сильная завязка. И вот, во сне ему являются светила того времени и выясняется, что о жизни после смерти точно сказать ничего не возможно. Всё. Депрессию Николая Семеновича Пименова как рукой сняло. Каким таким образом на вопрос «что с нами будет?» был получен ответ «не надо задумываться»? Да и задавался ли сам вопрос? Это тот самый момент, когда писатель облажался на столько, что, без задней мысли, изобразил свою реальную жизнь. Что делать с этой информацией я не знаю.

Я не вижу смысла в подобных рассказах. Все они пытаются играть на чувствах, ничего не объясняя. Но стоит нам взглянуть вооруженным глазом, то мы увидим: две звездочки, три звездочки, лучше всего, конечно — пять звездочек. У авторов есть стиль и атмосферу они создают прекрасно. Но зачем, если уже на второй странице появляется гладкий, прозрачный, неизвестно как, точно высеченный кристаллический куб, грани которого от времени затерлись настолько, что он превратился почти в сферу. Не знаю, мне было смешно. Лавкрафт написал свое, т.е. совсем свое, не напрягаясь. Говард написал свое, чтобы Лавкрафт напрягся. Но, так как следующий автор продолжает начатое предшественником, то остался Лонг с вопросом:«Что теперь делать?» Даже нельзя сказать, что у людей своя атмосфера. Так и появилась фантастика странного.

А я, несмотря ни на что, рассказ похвалю. «Вызов извне» в жанре научной фантастики должен был поспорить с «Вызовом извне» в жанре фантастики странного. И пускай знаменитые Лавкрафт и Говард победили по очкам, всё же команда научпопа показала свой профессионализм. Текст продолжается, несмотря на смену стиля авторов и авторы пишут со знанием сюжетных ходов. Можно сказать, дополняют друг друга, добавляя обязательные для той поры элементы. Да, из-за этого рассказ получился стандартно никакой. Но зато стандартно. Писатели показали всё, что могли по техзаданию.

Другое дело, что рекламную акцию называют раритетом фантастики. Научная фантастика должна вызывать желание задавать вопросы. И когда ты спрашиваешь себя:«зачем я это прочитал?»;«как этих людей называют классиками научной фантастики?» и «не стоит ли всё их литературное наследие выбросить на помойку?» — это действительно мощно. Этому рассказу место в туалете, как и всем рекламным буклетам. И это невероятно точное и веселое умозаключение!

Легендарная книга. В детстве я её не читал. Но ностальгические воспоминания о «Почемучке», «В мире животных» и «Одиссее Жака Кусто» появились с первых описаний морской фауны. Это всегда здорово, когда автор может написать так, чтобы то, чего ты никогда не видел, будто происходит прямо перед твоими глазами. Одна проблема: это теперь слишком узнаваемо. На самом деле это лишь одна из проблем. Но тянутся они друг за другом. И во главе всего стоят сами читатели. Книга, действительно, замечательная, а комментарии к ней какие-то детские, что ли. «Тайна двух океанов» принадлежит своей эпохе. А сегодня тема освоения океана не востребована. Посчитайте давление воды, затраты на оборудование, время на работы — и сразу станет понятна неосуществимость проектов. И, поддаваясь общепринятым выводам, люди понимают, что даже фантастика не поспорит с реальностью. А, вот, в СССР инженер Крепин взял и создал сверхтвердый легкий сплав и подводную лодку «Пионер». На чем и основывается целая книга для детей. Ну, так то, да. Калашников создал автомат Калашникова, Антонов тяжелые транспортники собирал, Королев ракеты в космос запускал. Там еще упоминаются целые Институты и КБ. Но Крепин всего лишь избитое клише старой фантастики. Или же человек, которому советский строй дал возможность развернуться в полную силу и проекты он ведет, как главный ответственный за свое изобретение. Вот насколько тонка грань между клише и реальностью. Кто бы что не говорил, а книги не становятся популярными, тем более отражающими эпоху, по принципу «на безрыбье и рак — рыба». В них должна быть идея. С этим тоже всем всё понятно. 1939 год: пиши, что Партия прикажет или — в ГУЛАГ. Я читал издание 1941 года и по такой логике, даже не перевирая текст, Григорий Борисович себе на два расстрела наговорил. К тому же, всем известно, что при Сталине школьники страницы с именами предателей из книг вырывали. А на «Пионер» затесался целый Бронштейн. Роман показывает реалии своего времени, а современные читатели видят свое представление о нем. Опять общепринятое, общеузнаваемое превращает труд автора в набор стереотипных идей. А идея в значимой книге должна быть только одна. И все настолько должно подчиняться этой идее, что выразить её многогранность сразу невозможно. Для этого нужно смотреть на мелочи. Взять того же Горелова с его оттопыренными, словно крылья летучей мыши, ушами. Сразу видно: настоящий упырь, враг Народа. Но, как мастерски, и почему-то незаметно для большинства, Адамов раскрывает суть предательства и для читателя и для самого Горелова. Это же просто строчка из народной песни:«...за спиною слышен ропот: нас на бабу променял...». Может и хорошо, что в детстве я «Тайну двух океанов» не читал. А то тем, кто читал всё уже понятно. Но что за тайна такая в океанах никто не говорит и в книге не написано. Приходится самому уйти в полное погружение.

«Тайну двух океанов» часто сравнивают с другим похожим произведением. И я хотел бы сравнить. Но с той книгой, противоречия где, считаю, видны лучше. А именно со «Звездным десантом» Хайнлайна. А что, скафандры есть, атака членистоногих тоже есть. А главное книга про военных. Кто, как не военные в идеологии должны разбираться лучше? Это обстоятельство для меня и показывает несостоятельность всех придирок к советской пропаганде в романе. Там, где изображается карательный рейд с приказом израсходовать все выданные ядерные ракеты, говорят о праве на личное видение. Там, где ради спасения жизней людей убивают животное, говорят о живодерстве, как следствии идеологической накачки. Всё дело в том, что Хайнлайн описывает личный опыт. И, не будем уточнять каким образом, это снимает ответственность с писателя и не обязывает читателя задумываться о причинах происходящего. Адамов же не военный, не зоолог, не океанолог и совсем чуть-чуть политработник. И это обязывает его показывать ситуацию со всех углов, но, все-таки, со стороны. Читатель должен во всем сам разобраться. А иначе, что это за книга для развития подростков? «Тайна двух океанов» — большой взгляд со стороны. В одном из отзывов было написано, что гебист, увидев след ботинка, делает вывод о том, что здесь был человек — и это смехотворно. Да, я тоже читал и тоже на этом месте смеялся. Но может для этого данная сцена там и находится. Если смотреть за работой занятого человека со стороны, он, действительно, иногда делает то, на что не обращает внимания. Или поломки рычажков управления на скафандре. Как такую проблему устранить рукой в металлической перчатке? Но помножьте это на окружающую среду, и получится настоящее превозмогание. Нужно в книгу погружаться. Многие пишут, что в детстве нравилось — когда автор создавал эффект погружения. А потом, самим, всё сложнее и сложнее. Есть что-то легкое для понимания, типа «мы все в одной лодке». И, вот, вывод: советский человек с миром соприкасаться не должен и живет, практически, в скафандре. А я считаю, что для пехотинца «Звездного десанта» такой вывод подходит куда лучше. Советские же моряки неизвестную часть мира осваивают. Если солдат Хайнлайна в своем развитии дальше подростка не ушел, а профессионализм его определяется умением заменять готовые запчасти. То Команда «Пионера»: водолазы, электрики, механики, инженеры. Труд их не показан, но ощущается при помощи общих и не всем теперь понятных описаний. Личные эмоции потребляются куда легче. А в «Тайне двух океанов» нужно вспомнить реально увиденное или пережитое, чтобы понять. Нужно не рассмотреть, а допустить существование мелких деталей. Про армейский быт, согласитесь, многие не задумываются — а он совершенно другой. Вставки про силу воли, про дух, разгорающийся, как огонь всеми считаются очевиднейшим штампом. Но помахать лопатой в хорошей компании — это тоже удовольствие. Не забывайте, что работа сменная, а значит есть распорядок. И похвала после трудной работы, особенно если похвала означает окончание рабочего дня — стандартный психологический прием, по большей части перешедший в обязательность. А командир, не выдержавший наблюдения за неудачами подчиненных и сам берущийся за срочную работу — это, вообще, норма поведения. Странным кажется, что люди сыплют точными научными данными? А чем еще заняться на подводной лодке профессионалу? Есть, знаете ли, такие люди, что вычисления принципиально проводят до сотых. Но там, где положено гайки закручивают динамометрическим ключом, а, где не положено — трубой и кувалдой. И ничего Вы им не объясните, потому что они Вам объяснят лучше. Так бывает, когда знания подкрепляются постоянной практикой. Не говоря уже о том времени, когда техника была проще в исполнении и всё делалось руками. Если у Хайнлайна Рико просто презирает представителей других родов войск. То у Адамова существуют кружки, лекции, объявляются соцсоревнования. Для того, чтобы задеть самомнение разных коллективов, не обязательно навязывать бездумное почитание традиций — достаточно, чтобы у противника в команде был какой-нибудь уникум, вроде Скворешни или Марата. И так знаешь, что будет. Заметьте, среди солдатского состава подлодки «Пионер» нет званий, только начальники. С одной стороны, примета времени. А с другой — это и есть солдатский Совет, где решения принимаются коллективно, но по ситуации — без отрыва от службы. Офицеры — обязательная часть армейской жизни. Субординацию никто не отменял. Но сам образ капитана кажется не нужным при такой демократии, будто перед нами декорация, без которой не будет флотской тематики. Его роль даже немного притянуто повышают, ведь именно капитану Воронцову приходит план спасения из ледяного плена. Но это лишь поверхностное суждение. Без капитана, действительно, не будет корабля. Идея пройти через айсберг приходит в голову не ему одному, только у других она не доработана. Что, капитан умнее? Нет. Просто, идея эта самоубийственная. Я, лично, даже не понял, как эта задумка должна работать, пока мне не описали, как она работает. Никто такого не предложит, и топтаться будут на месте, гадая что же делать. Для этого и нужен командир — принять единственное решение, исходя из полноты информации.

Такое сравнение «не в тему» я делаю потому, что всем понятна привязанность романа ко времени написания. Лозунги без понимания ничего не значат. Раньше их значения понимали. Теперь это всего лишь пафосные слова. И если Мы говорим о Эпохе, то нужно смотреть глазами тех людей: на реалии, на надежды, на мотивы. «Тайна двух океанов» показывает СССР в кольце врагов. Гражданские войны в России и Китае, когда, после проигрыша, враги новой власти перешли не просто на сторону интервентов — а приняли идеологию нацизма. США, строящие мировую гегемонию на обломках Европы. Старые империи, не скрывающие, что живут за счет грабежа колоний. Социалистическое правительство Германии, отказавшееся от Революции, на смену которому «под шумок» пришли нацисты, начавшие захватывать суверенные государства и всех, до кого дотягивались, тащившие в военный союз против Интернационала. И даже Польша, успевшая повоевать с СССР и мечтавшая о том, что «союзники» дадут ей бросится на Восток или Запад. Знатоки скажут, что с врагами не ведут политических переговоров. И книга подтверждает эти выводы. Никаких договоренностей с врагами быть не может. Поэтому капитан напоминает профессору об ответственности при военной обстановке. А Цой обучает Павлика основам поведения настоящего советского гражданина. Но вернемся к ужасам сталинизма и нашему их пониманию. Роман должен был научить подростков поведению в суровых реалиях времени. Как говорится, человек не свинья — ко всему привыкает. И только поклонники Оруэлла отказывают народным массам в праве на иронию и не знают пословиц. Нормальный же человек предположит, что из такой известной книги может узнать более конкретные вещи, раз роман отражает свое время со своими условностями. Война близко и военные играют основную роль в регулировании общественных отношений. Когда Горелов оправдывается, мол, сердце у него хорошее, капитан поправляет:«Вы хотели сказать, что сердце у вас здоровое». В военной обстановке нет места для личных конфликтов и командир их пресекает. Нельзя из-за неосторожностей обвинять людей, живущих в тесных отношениях друг с другом. Да и кто эти люди: Бронштейны, Сидлеры, Лордкипанидзе, Скворешни. Военспец Горелов со своими старорежимными привычками раскланиваться. Да и Воронцов в России фамилия не последняя. Давайте, как положено в остросюжетном детективе, заставим их подозревать друг друга. Тем более, что прецедент мог бы быть. Цой заявляется, как единственный персонаж, помнящий о внутреннем враге. Его гражданская позиция понятна и похвальна. Но понятна она и играет свою роль только для читателя. По сути, Цой — это гражданский, готовый взяться за оружие. Его история раскрывается в первой книге, а свои плоды приносит в третьей. Это эмоциональный взрыв. Цой готов записать в предатели ребенка, без объяснений, лишь за то, что тот чего-то не понимает. Для Павлика его лучший друг становится пугающим незнакомцем. Ситуация просчитана автором так, чтобы читатель сделал выводы из примера. Классовый враг безжалостен, а чем ближе война, тем меньше скрывает свою сущность. Харакири капитана Маэды у прогрессивного человека может вызвать лишь насмешку и отвращение, циничностью окружающей это событие обстановки. Своим обличьем ему уподобляется и Горелов. Именно уподобляется. Ведь Горелов — враг совершенно другого типа. Это враг безыдейный. Даже признавая достижения советской власти и достоинства коммунизма, он будет заботиться о своем личном. Как в таком герое теперь не узнать себя? Да, когда тебе неожиданно напоминают об ответственности — это страшно. Так было с профессором Лордкипанидзе, так было и с Павликом. Хочется, чтобы тоже самое пережил и Горелов. Предчувствие возможного его исправления не оставляет. Но какие мотивы движут этим человеком мы не узнаем, пока не станет слишком поздно. Попался на удочку, работать стал, по привычке, за «честное слово дворянина». И саботаж для Горелова приравнивается к самоубийству. Столько было вариантов всё исправить, но пошел простейшим путем: делай, как велено. Понятно, враги убирали свидетеля и для него спасение — это уже личный подвиг. Даже осознав себя марионеткой, Горелов идет на преступление, принимая свою роль как данность. Советские моряки , которые всегда в едином порыве, выглядят комично, не замечая очевидного. Но нельзя обвинять капитана в нерешительности, нельзя обвинять команду в неосмотрительности и, тем более, нельзя обвинять писателя в плохой детективной линии. Безыдейный человек подстроится под любую систему, потому что люди так делают. Горелов такой же советский гражданин. И в каюте его по домашнему уютно. Личным он отделяется от общественного. В отличие от постоянно занятых прожектеров, он застыл в своем развитии. Возможно ему, как и Нам, здесь видится излишний пафос. Это уже призыв к читателю оглянуться вокруг. Может быть Цой не так уж и неправ, агрессивно врываясь в чужое личное пространство без объяснений. Хоть как-то заставить людей мозгами шевелить. Ведь любого может ждать такая судьба без постоянного саморазвития. Тот же Павлик всего лишь впечатлительный наблюдатель: испуган, потерявшись в океане и не зная что делать; затем мстит за свой страх полчищам крабов; а побывав «на передовой» заявляет, что хочет стать военным моряком. На что капитан Воронцов отвечает:«Ты будешь, Павлик, кем захочешь! И всегда ты будешь достоин нашей великой Родины!..». Это очень трудная работа: подбирать правильные слова.

«Тайна двух океанов» замечательная приключенческая и познавательная книга. Наполненная духом морских просторов, казалось бы, настолько огромных, что 99,9% спокойствия должно быть растворено на 1 кубический метр воды, но в каждом неизведанном уголке океана ждет открытие — именно по тому, что такого еще не было. Пестрота тропических рифов, доисторические животные, свет фонарей, выхватывающий из вековой тьмы ранее никем не виденное. И всё это возможно благодаря прекрасной фантастической идее: подлодка «Пионер», скафандры, акустические пушки, инфракрасные разведчики... Обидно, что в этом видят огромное количество клише и повторений. Да, это клише. Советская фантастика пользовалась теми же штампами, что и вся фантастика в остальном мире. Скажу больше, «Тайна двух океанов» — это не роман. Это трилогия из стандартных журнальных романов. Советские писатели избавлялись от пережитков коммерческой литературы. И иногда мне становиться интересно что было бы, если они писали книжные сериалы. Но такова история развития отечественной фантастики. Авторы считали, что история должна быть законченной. Так что, в качестве и самобытности их произведений сомневаться не приходится. А общее желание добиться систематизации не приводит ни к чему, кроме тыканья пальцем в коммунистическую пропаганду. Правда, что плохого в этой пропаганде никто не объяснит. Не потому что время ушло, люди не знают и т.д. и т.п. А потому, что в «Тайне двух океанов» нет самого главного клише. Там нет героического героя, который покажет, как легко решить мировые проблемы в одиночку. Клише наоборот, из-за которого отрицают наличие смысла. Просто есть авторы, пишущие книги для детей так, чтобы повзрослев люди видели ранее незамеченное. А есть взрослые, предпочитающие читать умные книги, но с возрастом всё больше требующие, чтобы смысл сильнее разжевывали. Советское общество было символом общего прогресса, примеров которому сегодня найти невозможно. Это было начало новой жизни. И очевидно, что не книга устарела. Это Мы все встали на старый путь.

Начну с того, что десять баллов поставил этому роману, прочитав еще только первую книгу. Поступок достаточно опрометчивый. Ведь, на мой взгляд, с доказательствами палеоконтакта Александр Петрович сильно переборщил. На сегодняшний день, половину из этого можно выкинуть и смотрятся они, как антинаучная мишура. Но, в общем-то, если хочешь узнать что-то конкретное, нужно хорошенько подумать, чтобы избавиться от лишнего. И когда этот процесс Вас захватывает: остановить движение вперед уже невозможно.«Ничто великое в мире не совершалось без страсти». Таков эпиграф к данному роману. Александр Петрович Казанцев — как всегда — не скуп, но лаконичен в описании человеческих чувств. И так иногда создается огромное несоответствие внешнего исполнения и внутреннего эмоционального наполнения первой книги. Это странно и интересно: тем более, что в черновом рассказе «Вилена» Казанцев чувства героев изобразил очень жизненно. Всё дело в том, что перед нами кипят страсти. Большое количество персонажей полностью раскрыть, просто, невозможно. Они появляются, как яркие запоминающиеся иллюстрации. Проявляют себя во взаимодействиях и столкновениях. Читатель не примеряет на себя роли, а, как бы, наблюдает чужую жизнь со стороны. Он становится посвященным в некоторые секреты, видит некоторые планы. И, как в реальной жизни, рассказывать о них всем подряд будет неприлично. Может персонажи и сами обо всем догадываются, может нет. Зачем лезть в чужую жизнь со своими принципами? Если чего-то не случилось или об этом никто не узнал — может оно и к лучшему. Тем более, что Вы и сами должны понимать намеки, важность деталей и ненужность некоторых объяснений. Опять же интересно, что мир Земли утопичен. Трудности созданы, чтобы герои учились их преодолевать. Не смотря на боль и несчастья, для Человека в этом Будущем возможно всё: полеты к далеким мирам, освоение планеты, открытие новых технологий. Всё это не обойдется без жертв. Но будет. По тому, что это нужно, а значит — возможно. Это мир реальный, но тот, в котором хочется жить. Ведь он так отличается от нашего: что сейчас, что тогда. Первая книга живая — земная. Нам и героям предстоит от этого уйти. И, прочитав роман до конца, оценку я хотел изменить. Но, что поделать, за это время шкалы побольше не ввели.

Арсений и Вилена отправляются к разным планетам, чтобы снова встретиться через полвека. Чтобы всё было, как раньше. Звездолеты постепенно теряют связь с Землей. Как путь их лежит через пустоту и неизвестность, так и происходящее во время долгого полета остается тайной. Это иногда оказывает Казанцеву медвежью услугу. Но тут всё зависит уже от предпочтений читателя. Я предположу, что перед нами не только изображение теории относительности, но и создается своеобразный эффект «натуральной» машины времени. И герои исчезают из нашего мира, чтобы оказаться в ином. По-настоящему Ином. Рай и Ад существуют лишь в нашем воображении, точно также, как и прогнозы будущего. И иногда их невозможно отличить друг от друга.

Рела — это Рай? С диалектической точки зрения: конечно. Это обитель Разума. Местные жители нашли способ мирного сосуществования с окружающей средой, одновременно, получив неограниченные возможности её преобразования. Для того, чтобы изменить замкнутую среду, живой организм должен неизбежно изменяться: и сам, и в составе общества. Эту идею выразил еще Циолковский, описывая Космическую цивилизацию. Чем это не Рай? И чем Идеалистический всезнающий Разум — не Бог? Эмы так же всезнающи. Для их науки нет границ мироздания. И их цивилизация точно так же бездеятельна — или, если хотите, трансцендентна. Оказавшись на Реле, Арсений выполнил свою логическую функцию, достиг цели своего жизненного пути — таким он и видел свой путь, ведь правда. Но Человек связан с Землей. Он, как и в старой сказке, не вынесет райской скуки. И происходит побег. Или изгнание. Нельзя к произошедшему относится однозначно. Чувства не подчиняются разуму, но в одном порыве, порой выражается то, к чему подбирал слова долгие годы. Арсения уносит из другого мира крылатое ангелоподобное существо. Спасение землянина — акт всеобъемлющей Любви, в том числе и физиологической. Идеальный мир можно увидеть, но он становится недоступен живым и чувствующим существам.

Гея — это Райский Сад? Гея, так же как Рела, уподобляется Казанцевым планете Фаэтон. Казалось бы, можно использовать Марс, Землю, Венеру. Почему Фаэтон? Еще один вымышленный мир. Подобный Эдему, где только появился первый Человек. И этим обреченный на забвение, в случае повторения допотопной истории. Борис Ловский — столичный интеллигент, начитавшийся вредных книжек. И ему, буквально, ударило в голову стать прародителем нового человечества. Казанцев и в случае описания сумасшествия не показывает особенностей долгого межзвездного перелета. Это похоже на навешивание ярлыков. Но присмотритесь к жизни и словам Ловского. Они характеризуют его очень достоверно. Человек прошлого, пробудившийся дикарь. Вечный парадокс общественной жизни: все люди подчиняются одинаковым законам, но те, кто устанавливает законы, не считают нужным им подчиняться. Общество Будущего изменилось и оно требует изменений от Человека Будущего. Борис же выбирает для себя исход древний и куда более страшный. Вся его жизнь — это Судьба. И в Новом Мире он тоже обречен. Его смерть становится не легендой, но уроком. Ведь убивают его не карающие стрелы громовержца и не таинственные силы другой планеты, а вещь куда более реальная — электрическая дуга. Самое страшное — то, последствия чего ты можешь себе представить, мифы появляются потом. Борис Ловский появился в безмятежном Райском уголке и повторил судьбу всех бунтарей. Повторит ли теперь Гея судьбу Фаэтона?

Этана — Ад ли? Конечно, Ад. Для Вилены это одно из мест воплощающих разлуку с Арсением. Но Ад странный. Протостарцы, не причиняющие вред другим разумянам, даже при угрозе своей цивилизации. Мир, забывший о войнах. Мир победившего знания. Казанцев показывает сверхразвитую и дикую цивилизации так, как у западных фантастов я, например, не видел. Они взаимосвязаны. Не только какие-нибудь индейские имена, типа Быстрый Конь, но и наши, теперь обычные, в древности несли конкретные значения. Многое из старых верований восстановить невозможно, потому что сакральное раньше отражалось общеупотребительными теперь словами. Так же и на Этане: дикарю удобнее называть предмет не абстракцией, а его конкретным значением. Он открыт к обучению. И всё это единая цивилизация, соблюдающая правила своего выживания. Живущие — это протостарцы. Угнетен Человек, но не Общество. Зачем же разумным существам идти по такому жестокому пути развития? А могло ли быть по другому в замкнутом мире? Выясняется, что у этананиан одна почка. То есть, симметрия организма у них лишь внешняя. На пороге научного прогресса их цивилизация должна была отказаться от привычных нам понятий человечности. Протостарцы не только протезируют организм, но и удаляют клетки долговременной памяти. В замен, повторяя историю общественного развития для каждого индивида. Для землян это «память предков наоборот», для этананиан — местное выражение коммунистического общества. Ведь, если из-за асимметрии организма отсутствует идея полезности трансплантации органов, то для данной цивилизации любая наша антиутопия превратится в ад на земле. На одной чаше весов будет научный прогресс, а на другой — практически каннибализм. Настоящему Человеку в таком мире нет места. И, узнав о существовании земной правды, Ан отправляется на Землю с надеждой на изменение старых порядков. Ведь больше мир Этаны не закрыт, у него будут новые примеры жизни. И возможность дальнейшего развития для этананиан не исчерпана.

Пройдя «огонь и воду» наши герои возвращаются на Землю. Но «натуральная» машина времени не знает пути назад. Арсений и Вилена оказываются в новом мире. Прогресс не стоит на месте. И появляются «Мы» и «Они». Пусть люди еще не другие, пусть пришельцев из прошлого встречают знакомые лица. Но раньше главные герои были, практически, элитой. Они относились к происходящему вокруг, как совершенно понятному. И у них было время задуматься о себе и других. На Земле через пятьдесят лет нужно узнавать и новые законы общества. Это обстоятельство придает описаниям будущего элемент уже антиутопии. Эти другие земляне почти не изменились. Они достойны занять место главных героев. Новые знания дарят новые открытия. Но, что впереди у Земли? Человечество должно преодолеть зависимость от природы для построения справедливого общества. Каждый новый индивид получает гипнотическое воспитание, гармонично развивается, получая знания. Память предков, которую можно прочувствовать на себе, вместо писанной истории, для понимания которой нужна специализированная научная степень. Больше не будет «Ловских». Но не значит ли это, что не будет и «Вилен»? Виленоль способна отличить прошлое от настоящего, но для этого нужна помощь понимающего человека. Будут ли еще нужны понимающие? Ведь земляне, вооружившись новыми знаниями, идут строить новые материки и покорять океаны. Всё это Мы уже видели. И подслащенные пилюли в виде клонирования и голограмм не могут избавить от ощущения масштаба надвигающихся изменений. Когда-нибудь земляне закончат собственную Вавилонскую башню и превратят свою жизнь в «рай», где больше не будет места подвигам и свершениям. Казанцев находит для своих героев «третий путь». Как было написано в одном дрянном отзыве:«...как-то обидно советским людям, строителям коммунизма, происходить от обезъяны. Лучше иметь в предках Аэлиту!» Но дело, как раз, не в пути развития. Дело в том: не измельчают ли Люди на своей «малой» Родине. Преодолело ли Человечество порог самоуничтожения? Или один и тот же путь оно будет проходить раз за разом? И после прочтения романа таких мыслей у меня становилось всё больше и они были всё мрачнее. Но это нормально. Как сказал Циолковский:«Земля — колыбель человечества, но нельзя вечно оставаться в колыбели». Наши герои еще не совершили первые шаги в свой новый мир. В конце романа Вилена прощается со своей родной планетой, друзьями, родными и читателем. Здесь она должна оставить мысли о будущем Земли, которого она не знает и уже не сможет исправить. Ей предстоит долгая дорога к своей собственной жизни. И пожелать удачи нашим героям совсем не хочется. Она им, просто, не поможет. Они готовы идти вперед и цену этому уже знают. Возможно эту цену осознает и кто-то из нас. Ведь для Константина Эдуардовича Циолковского выход Человечества в Космос был непосредственно связан с научным прогрессом. А вот, сегодня Нам не очень то нужны обширные научные знания и космос Мы не особо стремимся покорять. Вилена прощается со свои домом, а читатель прощается с ней, оставшись в своем реальном мире. Где Будущее — будет оно хорошо или плохо — еще не наступило. Мы остаемся наедине только со своими размышлениями о его перспективах. Есть и будут среди нас и свои Вилены, и свои Арсении. Это хорошо, ориентиры всегда важны. Людям нужны мечты и надежды. Но так же важны и такие мрачные размышления. Только с их помощью мечты и надежды не превращаются в самообман.

Когда меня что-то раздражает, я пытаюсь сдерживаться и не переходить на личности. Но после прочтения романа «Сильнее времени» возмущение поднимается волнами. И молчать я не могу. Очень хочется задать пару вопросов всем знатокам, ощутившим на своей шкуре и измерившим миллиметровыми линейками ущербность советской фантастики. Как там дела с социальной тематикой и философским наполнением?! До сих пор ничего не нашли?! Или даже мысли не было, никогда?! Ну, я обычный человек и меня иногда посещают плохие мысли. А роман на самом деле, исключительно, жизнеутверждающий. Рассчитанный вызывать бурю эмоций. Может быть из-за этого незаметен более серьезный посыл. А он совсем не заурядный. Идея подобия жизни на разных планетах в исполнении Александра Петровича, на первый взгляд, безысходна. Но теория палеоконтакта позволила Казанцеву сделать интересный и смелый ход: показать Космическую Эру Человечества без подобия цивилизаций Кольца Ефремова. Представьте насколько ужасно стремиться в Космос, чтобы выяснить, что там нас никто не ждет. В этом мире способом познания и изменения Вселенной становится сама Жизнь. Будет трудно понять, как Разумная Жизнь может подчинить себе законы Природы, если она сама подчиняется тем же законам. Но на то она и Разумная, чтобы понять. Земля, Рела и Этана разделены огромными пространствами. Разумяне на них шли разными путями развития. Но согласно идее подобия, возможно, они не только Братья по Разуму. Пусть эмам не нужны космические полеты. Пусть Ан говорит, что его сородичи никогда не были на Земле. Но возможно ли, что на Землю когда-то прилетели не такие разумяне с Релы или Этаны — а Люди? Просто им пришлось забыть, что они были другими когда-то. Прошлое, вообще, помнить очень трудно.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Перед моим отзывом раньше стоял еще один. И была в нем фраза, вроде «...но куда записать этих энов-эмов-элов». Я еще тогда хотел пошутить и дать дружеский совет. Но мой собственный отзыв выглядит довольно жестко. И я всё раздумывал: не будет ли моё мнение принято за грубость. Пока думал, отзыв удалили. А жаль. Шутка была хорошая. Мы привыкли видеть задачу фантастики в изображение новых картин. Но литература, в том числе и фантастика, постоянно повторяется. Хотя, в некоторых случаях похожесть не только не осуждается, но и вызывает у публики интерес к сравнению разных взглядов. А сейчас Мы, вообще, живем под постоянным влиянием чужой поп-культуры. Так что, здесь я, просто, оставлю анекдот для любителей кинофантастики.

Больше всего Джон Шеридан боялся того, что однажды к нему заявятся посол Кош в обнимку с мистером Морденом и начнут орать:«Ты, кто такой?! Чё те надо?!»

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Фантастика — это возможный прогноз будущего. Но составлять мнение о будущем приходится на примерах настоящего. Так, после утопии, появилась и антиутопия. Никакого будущего она не прогнозирует, пытаясь защищать старое. Но многие считают, что её «прогнозы» сбываются, как только жизнь становится хуже. Так и «Вечер в 2217 году» по сути — реакционный памфлет. Что автор и показывает с самого начала. Люди под красным флагом своего добились, но люди эти — белокурые наивные дети, с которыми, для их же блага, нужно поступить, как в России заведено, по отечески. Только больше некому. Революция 1905 года показала — кто в России большинство. И испугались. Было в истории России одно важное противоречие. Несмотря на острую политическую необходимость отделения национальной культуры от европейской, в Российской Империи запрещалась к публикации часть народного фольклора, как оскорбляющая царя и церковь. А наши великие писатели, композиторы и художники осмыслить народную культуру дальше сказочных сюжетов просто не могли — не нашлось в русской деревне благородных богатырей-пахарей. Так что, если 80% населения не думает о своем спокойном счастье, то за них придется думать всем остальным. И эти остальные существуют в таком же противоречии. Страшно, когда большинство подавляет Личность. Но Личность почему-то, хоть и стоит над обществом, без общественных примеров ничего сделать не в состоянии.

Демократия — власть большинства. Так, что это за мещанская такая антиутопия? Если убрать гиперболизированные потенции членов этого общества, то что в нем плохого? Обязанность вступить в Армию Труда и поработать четыре часа в день — безысходность. Служить Отечеству — долг каждого. Как говорится, найдите десять отличий. Досуг порождает возможность заняться интеллектуальным развитием. И в этом «обществе большинства», Личности, как ни странно, тоже есть. Вообще, противопоставление Любы, Аглаи и Павла ход интересный. Примерно тоже самое я видел в романе «Мы». Но Замятин таким образом довольно тонко раскрывал психологию главного героя. Здесь же, чуть ли не страшилка. Хотя для современного читателя ничего странного в возражениях Любы уже нет. А тогда, прям глубинные взаимосвязи должны были увидеть. Павел решил найти женщину, с которой будет всю жизнь, а если та уйдет — убьет её и себя. Финал веет роковой философией. Но вспомните противоречие его умозаключений. Разве Павел не дурак? Есть у него свободное время для любомудрствования — и что? Пришел к тому, что мужики (важное уточнение для сословного общества) счастливы были выбирать: работать или умирать с голоду. Понимали в старину непонятность Смерти. Верой да истовой молитвой от всего спасались. Хоть что учи, а настоящей мыслящей Личностью станешь, только если сможешь объяснить, что жизнь человеческая станет понятной при наличии сил, понимание которых невозможно. Судьбина видать, а не автор, заставила Аглаю увериться в том, что позор не смыть. Кисейные юные барышни в обморок падать будут. Ведь давно известно, что никакие земные блага душе спокойствия не дадут. А праздность — грех.

Писалось явно под впечатлением от событий того времени. Но обращается автор не к большинству, а к тем, кто бунтующее большинство должен усмирить. Итог же закономерен: такие люди в новом обществе не нужны. Как интересно смыслы меняются со временем.

Небольшой рассказ, но впечатление от него странное. С одной стороны обычное для XX века предупреждение о том, куда всё придет, если человечество сейчас не остановиться. А с другой противопоставление «безумного гения» отца потерянной молодости дочери. Естественно, всё сводится к первому пункту. Но, если присмотреться, то история неумолимо идет вперед по одному и тому же пути. В общем, писать много не буду. Слишком сложные размышления на тему науки и религии на основе небольшого рассказа. Но может кому-нибудь тоже будет интересно задуматься над деталями.

По сравнению с предыдущим «шедевром мировой фантастики», второй роман о Джоне Картере гораздо, гораздо лучше. Стоило избавиться от эпистолярного стиля XIX века, который на русский адекватно можно перевести, так вообще, только официозом времен Екатерины II, прислушаться к мнению издателя и история заиграла новыми красками. Но масштаб, а, тем более, смыслы? Куда их втиснуть между тремя-четырьмя роялями на главу? Вообще, перестаешь чего-то ждать от супергероя с его профессионализмом ручной мясорубки, невероятными страданиями и раскрытием гениальных идей не менее гениальным соратникам. Прутик, заросли крапивы, счастливое детство. Но и для интеллектуального чтения «Боги Марса» подходят. Вместо того, чтобы бросить — начинаешь искать недочеты, о которых Берроуз забыл и не думал. Читаешь уже ради смеха. Нашлось место для анекдотов про поручика Ржевского, а постоянные напоминания о силе земных мускулов я начал заменять на фразу Железного Человека из комиксов 60-х:«Мощь моих транзисторов!» Перечитывать не хочется, как и в прошлый раз, я не утруждался запоминать имена. Но теперь оценка, исключительно, за время написания.

Всё новое — это хорошо забытое старое. Рассказ «Чужие» обладает более многозначным названием, чем известный одноименный фильм. И содержит сцены не менее масштабные и захватывающие, чем картина «Близкие контакты третьей степени». Еще один замечательный ранний советский рассказ о инопланетянах. Казалось бы, кроме фантазии автора там ничего не найти. Но всё познается в сравнении. Когда в западных произведения свирепствует «разум из космической бездны», желающий погубить человека ради эксперимента, стройматериалов, еды, женщин — ради чего угодно, потому что человечность — это исключительное свойство. В «Чужих» главный герой ведет себя соответственно только до тех пор, пока ему не объяснят, что здесь творится. Сама встреча происходит до Социалистической революции. А после остается понимание единства Братьев по разуму во Вселенной. Пускай рассказ местами нагнетает и пытается пугать, но автор показывает, что чужаками можете оказаться и вы, лишь знание — сила. Для Вселенной люди были не чужими. Надеюсь, что это останется так.

Опять вместо аннотации рецензия Ревича. Роман «Парадокс времени» — энциклопедия фантастических сюжетов, которые уже где-то были. Что ж вы ругаете советскую фантастику, если в ней всё было? И где конкретно было? У того же самого Гребенюка. «Парадокс времени» — это собранные воедино истории о кирчанах. Здесь, как раз, критика будет более уместна. Ведь повести автор перенес целиком с небольшими правками. И, действительно, неудачно. Повести «Из глубин тысячелетий» и «Прошедшие сквозь время» выглядят хоть и наивно, но обладают своим шармом. В романе же я не знаю чего больше: плохой редактуры или мест, которые автор считал понятными (это мелочи, но режет глаз). И скрепляется всё теориями о НЛО, йоге, телепатии и т.п. Нельзя сказать, что без логики. Но когда йог-любитель Костя с ходу начал общаться с неким Тевсом (светом), меня просто покорежило.

Но зачем-то же это было соединено вместе? Кирчане так и остались сказочными персонажами, появляющимися в виде репортажей-отчетов или на несколько мгновений. Пусть в романе они занимают много места, но главную роль должны были сыграть земляне. С этим Михаил Гребенюк, на мой взгляд, справился неплохо. Он и «спец эффектами» привлекает внимание. И разные мнения показывает. Но на середине роман как-то рвется. То, что автор задумал просто не может вписаться в рамки научно-популярной сказки. А именно, свое видение теории времени Козырева. Теория Козырева должна была дополнить второй закон термодинамики, должна была объяснить, почему Вселенная не остыла мгновенно. Гребенюк поступает проще, чем описание физических процессов. Он объясняет жизнь Вселенной единством разумных существ. Кирчане не просто летают к Земле и обратно. Это циклический закономерный процесс, создающий центр концентрации Разума — человеческую цивилизацию, которая соберет вокруг себя разумные миры и вместе, покорив законы природы, двинется еще дальше. Красиво звучит и есть, над чем задуматься. Но теорию Козырева легко было увязать с популярными слухами о инопланетянах и древних практиках. Ведь, помимо температуры, для людей есть другой важный способ выражения теплоты. Это любовь. Любовь угаснуть не может. Где нибудь она снова появится, даже если от вас ушла. Это, по-моему, так неуклюже и пытался сказать Гребенюк через линию Кости. Парадокс времени в том, что Мы живем внутри времени. И никаким другим, кроме как линейным, Мы его увидеть не способны. И Костя остается один. Без любви, без сказочных инопланетных помощников. С планами, которые займут всю его оставшуюся жизнь. Ведь для Нас на Земле второй закон термодинамики — это аксиома.

Хоть Михаил Гребенюк и строит роман на материалистических началах, но данную концепцию лирикам доверить сложно. Слишком масштабно и основательно должно быть подобное произведение. Лирикам лучше рассуждать на извечные темы, о которых люди задумаются. И показать то, что людей волнует, я думаю, Михаил Гребенюк смог.

P.S.

Конечно на этот роман надо смотреть проще. Я и сам о нем более простого мнения, чем написал. Но упрощать, значит не хотеть ни в чем разобраться. Не хотеть разбираться, значит потерять интерес. А потерять интерес значит: соглашаться со Всеволодом Ревичем. У Ревича в жизни может всё уже было и в теории Козырева он разбирается от и до. У меня же, как и у многих, ситуация обратная.

Автор привел прекрасное доказательство того, почему в России XX века не получилось укорениться жанрам ужаса и мистики. Потому, что это просто смешно. Вызвать из небытия дух гоголевского «маленького человека», чтобы снова его убить и больше об этом не вспоминать.

Рассказ, прямо скажем, никакой. Возможно, безусловно, это, наверное, сатира. Ведь депутатам Государственной Думы 4-ого созыва больше нечем было заняться, кроме как искать объяснения кошмарных снов секретарши. Сатира то же никакая. Ведь оказывается, что только левые выслушивают вопросы трудящихся.

Весна. Птички поют. Кошки орут. Решил написать второй отзыв про «Убик». В первом своем отзыве я выразил отношение к роману довольно четко. Но пожалуй немного суховато. Я все еще считаю «Убик» жвачкой для ума. Мне это сравнение очень нравится, ведь я его сам придумал. Но только сейчас до меня дошел смысл. Вопрос в том: как человек поступит, когда поймет, что жвачка потеряла вкус. И я всё еще придерживаюсь мнения, что Дик грустно и зло смеется над своим читателем. Что такое Убик? Убик везде, Убик выглядит по-разному. Убик — это попытка описать Бога. Его придумали не сегодня, его придумали совершенно другие люди. А нам остается лишь гадать, как это должно быть связанно с нами. Ключевое слово здесь: придумали. Бога создает Человек. Создает его, потому что жить без поддержки не может. И поддерживать Человека — единственная функция бездеятельного Бога, как единственный ответ на вопрос о цели его существования. Бог везде, но сознают его присутствие только в определенные моменты. Неразрывно связывая их с Ним. Бог вечен, потому что всё новое — это хорошо забытое старое. И Филип Дик точно так же не является богом для своего вымышленного мира. Филип Дик творит Бога, как делали это до него. Глубокомысленно, тяжеловесно, не все поймут. Но, раз уж, все причастны к столь сложному процессу, можем и Мы позволить себе его рассмотреть. Представьте: приходит человек в магазин; покупает роман «Убик»; читает про то, что без этого самого Убика реальность распадается; отрывается от книги — а вокруг всё по-прежнему. Юмор, конечно, специфический. Можно сказать, наркоманский. Но, если до Вас дойдет, то вызовет приступ гомерического хохота. Да, это зло и грустно. Но, как и говорилось, Филип Дик лишь участник творческого процесса, повторяющий старые принципы. Дик может быть таковым, потому что он «в одной лодке» с читателем. Трагичность в том, что Дик не может уже что-нибудь изменить. Он пользуется общими правилами. И единственное, что ему остается: придумать правила для себя. Что подумает по этому поводу читатель уже не важно. Может быть когда-нибудь кто-нибудь сможет расширить список этих правил. А пока остается развлекаться демагогией. Грустно, но показательно. На вещи надо смотреть со всех сторон.

Первый раз я узнал о романе «Гражданин Галактики» еще в школе. Дали мне какой-то журнал или книжку почитать, а там была первая часть романа. Все, что я тогда подумал: как можно так сухо писать фантастику? Такие, вот, представления у меня были о жанре в то время. Теперь прочитал полностью. И, если честно, ожидал меньшего. Но «Гражданин Галактики» оказался довольно сносной книгой. Вполне подходящей и для взрослого читателя. Опять же, если Вы можете рассмотреть и противоположную точку зрения. Тогда появляется неоднозначность. Но только местами. Те вещи, которые Хайнлайн действительно хочет объяснить, кажутся созданными для того, чтобы читатель сломал себе мозг. Подростки в таком нагромождении «полезной» информации увидят гораздо больше важного. И это будет главной проблемой обсуждения. Кому-то покажется, что проблема высосана из пальца. Но, учитывая время написания, страну и мировоззрение автора, она совсем не маленькая. Где-то на середине книги я начал ощущать, что всё это уже видел. Джаббул — предположим, оккупированная Франция; образ жизни Вольных Торговцев напоминает обязательный церемониал Китая или Японии и так же легко критикуется; космические перелеты — путешествия пионеров Запада с торговлей бусами среди индейцев; а у границ Гегемонии Хайнлайн едва останавливается, чтобы не продолжить тему вестерна. Дело не в том, что это чуждая культура. Неверна сама аналогия. Есть мнение, будто бы патриотизм — это представление о том, что у нас гораздо лучше, чем у других. В этом смысле «Гражданин Галактики» — пропаганда. Пропаганда для американских детей. Куда ведущая? Роман посвящен рабству, унижению свободы личности. С ним достойно бороться? Да! Можем Мы победить? Нет! Хайнлайн говорил, что задает в своих книгах вопросы. Странно, что все вопросы состоят из утверждений. Школьник над настоящим смыслом романа не задумается. Понимание придет позже. И оно должно будет подтверждаться средой. А о неточностях не вспомнят. И если Леда прослезилась, увидев монумент Линкольну, я — нет.

Роман утверждает, что в истории всё повторяется. И за основу истории Человечества берет историю «самой прогрессивной» цивилизации. Первая головоломка, ожидающая читателя, общество Вольных Торговцев. Торговля — основа развития цивилизации. Большинство жителей планет никогда не покидают своего дома. Их жизнедеятельность поддерживают и составляют хоть какое-то разнообразие Торговцы. Галактика наполнена планетами-бензоколонками с придорожными магазинчиками. Это, прямо скажем, невозможно. Развивать только выгодные для торговли отрасли не получится. В конце концов будут утрачены знания и технологии необходимые и для этого минимума. Классика теорий свободной торговли: когда строительная монополия не расширяется, потому что кирпич производит другая монополия. Но это, так, общая придирка. Законы космооперы еще никто не отменял. Можно назвать это художественным допущением. Тем более косвенно это можно оправдать, но об этом в конце. Вернемся к Семьям Торговцев, живущих в заданных условиях. Повторюсь: здесь можно сломать мозги. Интересное обстоятельство описано. Девушки, обмененные с других кораблей обливаются слезами, покидая родных. Но оказавшись среди чужаков, тут же начинают искать себе выгодный брак и тянуть мужа по службе. Для женщины — это лучший способ обрести статус и занять место в команде. В ином случае это превратилось бы в обычную работорговлю. Так почему не превратилось? Потому, что в свободном обществе свободных Людей каждый сознает ответственность и ставит перед собой важные для дела задачи. Регулируется ситуация наличием сложной иерархии. Мало того. Их две одновременно: кровно-родственная и командная. Вообще-то, это две разные вещи. Система, регламентирующая кровно-родственные отношения, нужна тем, кто на них строит политические схемы. Такие люди будут возглавлять командную систему. Потому, что другим заниматься у них времени не будет. Командная система им нужна, чтобы всё работало и никто не задавал вопросов. Да и спрашивать чужого мнения не будут. Хайнлайн утверждает, что всё еще сложнее. Куда уж? Итак все должны друг друга резать за место под солнцем. В реальности две системы, действительно, могут сосуществовать. Например, в момент обучения: когда к новичку нужна строгость, а честь семьи уронить нельзя. Но такое положение временно. Как не крути, а корабль — сложное инженерное сооружение. И личные качества при подготовке играют важную роль. А если Бабушка не хочет ставить на должность человека, в авторитете которого уверен весь немногочисленный коллектив, то Бабушке дадут выпить таблеточек и успокоят. Жизнь важнее. Ситуация внутри Семей совершенно глупая. Нужна она только для оправдания космической торговли. Главный пробел теории: Хайнлайн называет Корабли семейным предприятием, каждый участник которого заинтересован в личной выгоде от общего дела. В реальности, корабль не фирма и не компания — это обобществленное средство производства. Для управления которым Семья должна быть заинтересованна в правильности его эксплуатации. Но тогда нужны свои верфи, свои производящие мощности, инженерные училища, социальные послабления. И, о ужас, наступит коммунизм. А так, Кораблям Семей легче плавать по речкам и отбиваться от пиратов стрелами и копьями. Всё в истории повторяется? Если устали читать, можете выкинуть выше сказанное из головы. Я же говорил: мозги трещат. Экономическая подоплека не важна. Хайнлайн загорелся идеями психологии и социологии. И решил пересказать их своими словами. Остальное он, просто, проигнорировал. Еще одна художественная задумка. Довольно интересная. Сначала нам представляют сложный быт Семьи. Герой сталкивается с несправедливостью. Вовремя подвернувшаяся антрополог объясняет Торби цену Свободы Семей. И нас опять возвращают в скромный быт космических коммивояжеров. Выясняется, что у каждого под шконкой секретики и корабли они закупают на стороне не особо разбираясь. Авторитет Свободных Торговцев падает до глупости, а авторитет мудрой Бабушки на высоте. Красивые художественные приемы. Опять теории свободной конкуренции. Но дело не в них. Дело в том, что Хайнлайн выстраивает четкость своей мысли за счет отрицания любых противоречий с ней. И в результате на неудобные вопросы отвечает сам, в духе дешевого пропагандиста — противореча ранее сказанному. Торговцы признают Людьми только себе подобных и устанавливают обряды для недопущения общественного напряжения. Такая ситуация возможна, если коллектив замкнут, не получает новой информации из вне и жестко борется за выживание. Но, по Хайнлайну, Корабль не может быть замкнутой культурой. Иначе Люди бы биологически выродились или разучились управлять этим кораблем. Они устанавливают обряды не для создания, а для оправдания системы. И ответственные люди на своем опыте знают единственно верное значение этих обрядов. Каждый член команды работает для финансовой прибыли и становится жертвой постоянных политических интриг. Никто не задает вопросов. Так где массовые репрессии? Где психопаты, рвущиеся к красной кнопке? Всё просто. В сложной ситуации высокие чины могут отдать приказ, в результате исполнения которого будет уничтожен экипаж. Идея подается, как гипотетическая возможность. Но в головах у людей только она.

Но Торби вкусил Свободы еще до встречи с Торговцами. Он идет от локации к локации, набираясь опыта и узнавая новое о обществе. Начало его жизненного пути выбивает слезу. Но к концу хочется спросить: а зачем были эти слезы? Приключения начинаются в Джаббулпорте. Там он обретает нового отца и мудрого учителя Баслима. Узнает что такое хорошо и что такое плохо. И, по большому счету, выбирает свой жизненный путь. Концовка романа некоторым кажется смазанной. Но я так не думаю. Наоборот, есть параллель между началом и концом. Джаббул отвратителен. Примитивно отвратителен: невольничьи рынки, выродки-мутанты, порвавшие с Человечеством, средневековое правосудие и т.п. Но сам Торби, в силу возраста, не видит всей картины. В Девяти Мирах выдают лицензии на работу — даже нищим и ворам. Когда Торби прячется от патруля, его не выдают ни гадалка, ни полицейский. В Джабулле очень жесткая государственная система, в которую включены все члены общества, одобряемая всеми членами общества, выгодная всем членам общества. И, о чем Торби не задумывается, положение знати должно быть очень шатким и ограниченным. Это намек для читателя на то, что с этим главный герой тоже разберется. И в конце он попадает на Терру, где живут настоящие люди. Тут Хайнлайн решил поиграть в социальный конфликт. Действия акул бизнеса показаны во всей красе. Подставные схемы, бесконечные судебные тяжбы. Торби мечтает снова стать нищим или вернуться в Гвардию солдатом, лишь бы не продумывать всех тонкостей. В Девяти Мирах человек становится рабом физически. На Терре человек — раб своих дел и слуг. Прямая аналогия. Уверен, верхушка Джабулла ощущает то же самое, только крови льется больше. Это и есть эволюция человеческой цивилизации по-Хайнлайну. Государство подавляет личность. Гражданская свобода — лишь видимость. Она ограничивается представлением человека о законности. И чем больше законов, тем больше ограничений. А правила созданы, чтобы их нарушать. Всё идет по кругу: от варварства к нежеланию марать руки. И Торби включается и в эту систему, заканчивая своё личностное становление. Главный Герой превращается в Личность: с большой буквы, выше всего. Отрывается от всех связей. Потому, что так ничего понять и не смог. Слишком много переменных. Можно зажить счастливой жизнью, но Леда — как и остальные девушки — чуть ли не шпионы, манипулирующие сознанием. Рядом оказался порядочный адвокат Гарш, да только кто оплачивает его порядочность? Честная Гвардия и корпус Икс борются с рабством. Хайнлайн идеализирует армию, не говоря откуда те берут деньги при рыночной экономике. Но что-то Торби не хочет допускать их к финансовым потокам Радбека. Остаются только старые герои детства: Баслим и Бабушка. Их уже нет, а чем они занимались Торби так и не узнал. Как вообще можно жить без доверия? Как может существовать и повторяться такая система отношений? Потому, что люди ничему не учатся? Нет! Потому, что детей ничему не учат. Вот то оправдание, благодаря которому существует мир романа. Торби — ребенок, который ничего не знает. Торговцы — дети, которых отправляют на должности, когда посчитают нужным. А на пике развития государства столько законов, что знать что-то кроме того, что скажут не нужно. Хочешь заработать карманные деньги? Добро пожаловать в стройные ряды пролетариата. Торби постоянно ждет, чтобы ему хоть кто-то объяснил, что происходит. Но для Хайнлайна эти детские вопросы лишь констатация факта того, что сам он разбирается в психологии. А подобную «незрелость» знаток детской психики расценивает, как слабость. Но не замечает, что его возмужавший герой, задавая вопросы — как и положено самостоятельному человеку — сам на них ответить не может, ведь его учителя принципиально никому ничего не объясняли. Для Хайнлайна идеал — общество свободных Личностей без присмотра Государства. Абсолютная Свобода, когда Человек сам знает, где ограничить себя. И, сравнивая свои измышления с реальностью, никаких ответов он дать не может. Ведь один человек систему не изменит. А значит: система неизменна. Всё это как-то должно «утешить» молодежь в сложную минуту и убедить быть на своем месте.

Какие выводы можно сделать? «Гражданин Галактики» — книга для подростков. Но я бы советовал подросткам поинтересоваться историей родной литературы, прежде чем браться за классику американской фантастики. Не зачем спорить — роман действительно интересный. Правда не стоит забывать, что 90% успеха творчества Хайнлайна — умение превращать своё, довольно примитивное, понимание в пропаганду. В плохом смысле этого слова. Вы, конечно, можете понадеяться на то, что после прочтения у кого-нибудь в голове наконец-то заработают механизмы социального дарвинизма. Но этот самообман ничего не даст. И когда-нибудь Вы осознаете, что уже слишком поздно. Людям, обычно, нужно много времени, чтобы начать разбираться в особенностях подобных вещей. Хайнлайн может убедить читателя в стройности своей картины мира. Только Торби на момент окончания романа 19-20 лет. Несмотря на все приключения, жизни он не знает и уже не стремится узнать. Потому, что, вместо нормального обучения, выполнял поручения, как дрессированная обезьянка. Он стал Гражданином Галактики, потому что понял: люди должны быть равны и их не должны разделять границы. Но он и единственный Гражданин, потому что связываться с другими людьми, значит ограничить свободу: их и свою. Более того, Торби — гражданин-воин. Древняя идея защитника, которую всё еще пытаются налепить на капиталистические отношения для оправдания и рассказов о необходимости жертв. А по сути — раб, даже внутренне не способный избавиться от оков. И он заменяет Свободу надеждой на изменения к лучшему, а борьбу за Свободу видит выше Свободы. Повезло, что он одиночка, ведь, всё, чего он на самом деле ждет — это конкретный приказ. Ну, нельзя оставлять человека один на один с реальностью. Просто, из этого никогда ничего путного не выходило. А учитывая насколько бездумно Хайнлайн описывает однозначность истории Человечества и насколько превозносит идеалы армейской службы, хочется запеть песенку «In the NAVY». Если Вы понимаете о чём я. Честно, не хочется задумываться над столь глубокими смыслами. Книгу, все-таки, можно назвать хорошей. Но хорошая книга и хорошо сделанная пропаганда — это две разные вещи. Слишком много здесь дыр, с которыми «атлантам» разбираться не хочется.