Начинаем читать реалистический рассказ, каких много писалось в начале ХХ века. Обычные люди, интеллигенты начала прошлого века, не верящие ни во что, посмеивающиеся над суевериями толпы, скучающие, занимающиеся флиртом разной степени лёгкости. И приезжий инженер, вздумавший развенчать столетнее предание. Читатель готов поверить, что инженер Труба погибнет в старой башне, куда он поплыл ночью, без вёсел, без фонаря, но гибель его будет понятной и естественной. И вот, одно слово, пять букв переворачивает рассказ и наше его восприятие. Труба восклицает: «Где же башня?», – и эхо отвечает: «Здесь». После этого некоторое время сюжет пытается идти по реалистической тропке, но весь рассказ уже не реалистический. Это готика, мистика, что угодно, но не реализм.

Замечательный приём, достойный пера мастера, будущего великого русского писателя.

Как всегда Лев толстой предельно безграмотен. Где это видано, чтобы летом, когда в лесу полно еды, медведь напал на двух мужчин? Медведица, если решит, что медвежонку грозит опасность, может и напасть, но тогда она не будет нюхать и отходить с миром. Она поддаст лапой. Я четырежды встречался в лесу с медведицей. Дважды она была с медвежонком. Она предупреждала, чтобы я уходил, и позволяла мне уйти. Дважды она убегала сама, оставляя следы медвежьей болезни. Но если попытаться убежать от медведя, то он (она) догонит и убьёт Единственный способ убежать используют в лесу девчонки: бег в сочетании с очень громким визгом. Нельзя также поворачиваться к зверю спиной (может броситься). Ну а Лев Толстой привычно лжёт, советуя самые опасные формы поведения.

Если знаешь стихотворение наизусть, надо ставить десятку, что я и сделал. Но как изменилось восприятие образа чернокожего Вилли за последние пару лет! Как писал некогда Киплинг: «Нет спасенья от раба, который стал царём». Вилли, которого было так жалко в годы моей юности, превратился в хищного животного. Человеком он так и не стал, в голове у него по-прежнему мало всходов, мало посева. А вот хищные инстинкты возобладали надо всем.

Ох, какое стихотворение! И ни малейшего намёка на толерантность: «На палубе 700 человек людей, остальные – негры». Впрочем, медовые америкашки стихов не читают. Не прочтут они и это.

А ведь действительно, простенькая песенка. Героиня родилась, выросла, состарилась и умерла. А древний платан всё также стоит, как и столетия назад. Всё просто, понятно и не надо искать неожиданных смыслов.

История простенькая и конец её ожидаем: не играй в любовь с потусторонними существами. А вот последние четыре строки звучат резко и неожиданно. Недаром вся легенда написана белым стихом, а последняя строфа зарифмована.

Пара, живущая в противофазе. Когда он влюблён, она холодна — и наоборот. Забавно другое: такое расхождение характеров не мешает им превосходнейшим образом целоваться.

За свою короткую жизнь Мирра Лохвицкая успела написать множество стихотворений, которые выдвинули её в первые ряды поэтов Серебряного века. «Неси свой крест с величием богини», — строка, написанная на грани веков.

Разбираючи старые бумаги, нашёл пожелтевшую страницу «Литературной Газеты». Вроде бы не так давно, 2016 год, но не только бумага успела пожелтеть, но устарела и сама статья с разбором всевозможных волн и направлений. Писатели живы, пишут и радуют читателей, а самопальное литературоведение поветшало и вызывает усмешку. Пять лет назад, читая эту статью, я выствил ей пять баллов, но не стал писать отзыва, ибо незачем. Не буду менять ту оценку, а отзыв, вот он, поскольку статья пожелтела вместе с газетой и умерла.

Написано неплохо, тут не возразишь. Недостаток один – чересчур назидательно. Сладко, словно лакричный сироп. Удача непременно должна упасть в руки дурачку, позабывшему даже, какого он рода.

Надо же до такой степень смешивать кислое с пресным. Ошмётки христианских учений под пером Блаватской перемешиваются с индуистскими представлениями. Перевоплощения, осуществляемые под действием кармы, в то время, как карма является то результатом действий и просто неосознанных желаний человека. Больше всего карма под пером Блаватской напоминает старого ростовщика, который неуклонно ведёт учёт всему, что сделал или просто хотел сделать человек.

К тому же, написан этот винегрет сумбурным языком. В многоговорении теряется последнее подобие мысли. Бред преужасный.

Морализаторство в чистом виде. Может быть, в конце XIX века подобные истории воспринимались читателем, но сейчас ничего, кроме скуки они не вызывают. К тому же, как это было принято за пол ста лет до Зинаиды Гиппиус, очень долгое и ни к чему не обязывающее вступление., от чтения которого становится вовсе невмоготу.

Очень длинно, очень скучно, очень не самостоятельно. Автор косит под Илью Варшавского, но без его юмора и лаконичности, под Шекли, но без его блеска и парадоксальности, под Лема, но без его склонности к философии. Самое обидное, что у рассказа напрочь отсутствует концовка. Читал долго, было время поразмышлять. Может быть, концовка будет та же, что у О Генри («Пока ждёт автомобиль») или как у Варшавского («Кукла»)?.. Но нет, на прямое подражание автор не пошёл. Он просто обошёлся без концовки. Совсем. И оттого рассказ становится ещё скучнее.

А ещё в этом, якобы пародийном рассказе есть линия, которую почему-то никто не заметил. Полчища уродов, которые называют себя эльфами в конце концов отплывают в Валинор. Можно представить, во что они превратят некогда прекрасную страну. Фактически это исламские беженцы в странах Западной Европы. Не берусь судить, думали ли об этом Олди. В конце концов рассказ написан достаточно давно. Но сегодня не избавиться от ощущения беженцев, агрессивно лезущих туда, где их будут на халяву кормить.

Что-то не складываются у меня отношения с Михаилом Зощенко. Вроде бы, классик, знаменитый писатель, и произведения — короткие рассказы, любимейший мой жанр, а начинаешь читать, скулы сводит. Не просто скучно, а скучно сверхъестественно, и, к тому же, на грани, а то и за гранью пошлости. Должно быть, виноват в этом не Зощенко, а я. Другие, вон, смеются, а у меня от его рассказов физиономия вытягивается.

Строго говоря, перед нами рассказ, и быть бы ему не особо длинным, если бы не удручающее многословие автора. Сюжет произведения накрепко завязан на кельтские легенды, и автор старательно пересказывает их. Но ведь это не сборник легенд и мифов. Умение автора должно заключаться в том, чтобы, сохранив идентичность мифа, сократить его до приемлемых для рассказа величин. Автор этого не сделал, и в результате видим резко отрицательный отзыв vvmonahov'а против которого и не возразишь. А ведь написано хорошо, отличным языком и со знанием дела. Ставлю восьмёрку, хотя и сам злился, читая бесконечно длинную «Песенку о маленьком мальчике и мнимом воине»

Как этот рассказ ни верти, а на хоррор он не тянет. Не страшно, и всё тут. Мерзотное чувство, чувство глубокого отвращения, это сколько угодно, а страха нет. А ведь написано со знанием дела, предполагаемый ужас нагнетается постепенно, причины, заставившие главного героя сунуть голову в петлю, также не выдаются все сразу. И всё же, читателю не страшно. Мне кажется, это происходит оттого, что Максим изначально не наш человек, то чем он занимается помимо грузовых перевозок, не вызывает у читателя сочувствия. А такого человека не жалко и не страшно за его судьбу. А значит, и не страшно вообще. Дальше можно хвалить рассказ или ругать, но в главном произошёл прокол, ужастик не состоялся.

После кафкавской «Метаморфозы» все ужастики с членистоногими существами уже не играют. К тому же, рассказ просто плохо написан, он чрезвычайно заболтан, текст бесконечно длинный и нудный. При этом все предлагаемые ужасы выданы в лоб, прямой речью. Непонятно, каким образом Mishel78 умудряется назвать это микорорассказом. Мне расказ вдвойне не понравился, поскольку я люблю пауков, спокойно беру их в руки и никогда не убиваю. Убить паука, всё равно, что убить жабу, лягушку или ласточку. Если паук случайно залезает на меня, я сдуваю его, и он бежит по своим делам. Не надо мешать друг другу жить.

Написано хорошо, словом автор владеет, но признаки «женской» прозы видны невооружённым глазом. Я не против женской прозы, но она не должна бросаться в глаза. И ещё один момент, не позволивший выставить более высокую оценку... Читая рассказ я непрерывно злился: ну, какая же перед нами крестьянка? Ничего крестьянского в ней нет, явно знатная дама, что же авторша так обмишулилась? И оказалось, что Элли и в самом деле баронесса, то есть, Алина Лис всё пишет правильно. Вот только чтение должно доставлять удовольствие, а не вызывать чувство неприятия. Можно ли выправить этот недостаток? Трудно, но можно. Однако автор этого не сделала и потому получает не десять, а только восемь баллов.

История человека настолько пустого, что вся его жизнь сводится к проблеме: плюнуть или не плюнуть под дерево, когда проходишь мимо. Полторы страницы текста, а вымучивают они так, словно прочёл что-то бесконечно длинное и нудное.

Дикий, парадоксальный рассказ, на одной страничке повествующий о, в общем-то, простой вещи: Невозможно слишком долго всматриваться в себя самого, словно в бездну. Из подобной бездны всегда попахивает горьким миндалём. И нечего удивляться странному запаху бутерброда, ведь сам же вколол туда раствор цианистого калия.

Не верю! Уж если кот ворюга, а мне встречались подобные коты, то он будет воровать, сколько его ни корми. Это же смысл и цель его жизни! Украденное всегда вкуснее законно полученного. Героям рассказа попался какой-то нетипичный кошак.

Конечно это не сказка и не рассказ, а научно-художественный очерк в чистом виде. Как известно, все жанры хороши, было бы написано хорошо. Паустовский плохо не писал, но у этого произведения есть один минус, в котором автор не виновен, но от которого не избавиться. Дело в том, что никакого тепла стебли кипрея не выделяют, и воду сберегают как и любое растение, уменьшающее испарения влаги с почвы. И, если навтыкать вокруг годовалых сосенок срезанные ветки ивы, они точно также будут предохранять саженцы от вымерзания. Откуда же взялось дикое представление, будто бы кипрей согревает своих соседей?

Дело в том, что очерк написан в 1953 году, через шесть лет после печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ, на которой состоялся разгром советской биологической школы. В 1953 году бал правил Трофим Денисович Лысенко с его бредовыми теориями. Среди прочих измышлений Лысенко выдвинул в противовес теории естественного отбора теорию межвидовой дружбы. Основывался он на том, что порой собаки выкармливают котят, а старые деревья в лесу не только затеняют молодую поросль, но и предохраняют её от ураганов.

Паустовский, когда писал очерк об иван-чае, исходил из теории межвидовой дружбы. В результате юные читатели верят, будто кипрей способен кого-то согреть. Ошибка несомненная, но писатель в ней не виновен. Время было такое.

Приятно начинать отзыв словами: «Автор несомненно умеет писать, владеет как словом, так и антуражем описываемого мира». Читаешь и видишь мир, населённый кочевниками, бесстрашных воинов, мудрецов-отшельников и быстроногого мальчика Джейрана. Но все они отступают перед властью злого бога. Чисто среднеазиатский подход: человек может бороться с природой и людьми, не не смеет выступать против божественных сил. И когда удивительный быстроногий мальчик убегает от чёрного волка, тот идёт по его следам и пожирает всех родных и соплеменников мальчика, а затем всех, кто пытается мальчику помочь. С точки зрения европейца всё это жутко и неестественно. Но для тех, кто собрался послушать сказителя, сюжет разворачивается плавно и правильно. А вот концовка повести оказывается скомканной. Джейран, погубивший ради своего спасения весь свой род, точно также губит своего единственного защитника – Белого Пса. Формально он не вмешивается в битву между псом и волком, в поединок вмешиваться нельзя, но не вовремя выкрикнутое слово оказывается таким же вмешательством. И то, что в финале Джейран голыми руками задушил великого волка, обесценивает и поступок Эр Магура, отдавшего герою свой меч, и само существование Белого Пса. А уж мораль, прочитанная в конце повествования... неужели нельзя было обойтись без чтения морали?

Вывод: интересная и хорошо написанная повесть, испорченная наспех слепленной концовкой.

Замечательный и реалистически верный рассказ. Барсуки очень любопытны. Его не напугает ни костёр, ни неспешные движения людей, у костра сидящих. Однажды на мелиорации мне довелось вычищать от песка бетонный лоток, и любопытный барсук пришёл поглядеть, что это шаркает по дну канала. Дурашка не удержался на склоне и скатился мне прямо под лопату. А ведь я мог испугаться и стукнуть его. По счастью, я сумел сдержать руку. Мы разошлись миром, и нам обоим есть, что вспоминать. В том числе, каждый раз, когда я перечитываю рассказ Паустовского, я вспоминаю своего любознательного барсука.

Стихи Константина Симонова удивительно прозаичны. При чтении не избавиться от ощущения, что читаешь не поэтическое произведение, а хронику былого.

На голубом и мокроватом

Чудском потрескавшемся льду,

В щесть тыщ семьсот пятидесятом

От сотворения году,

В субботу, пятого апреля...

Ну, какие же это стихи? Но именно это бытописание проникает в самую душу и заставляет верить, что именно так оно и было или, по крайней мере, могло быть. Рассказ летописца, проникающего взором вглубь веков... он всегда поэтичен.

Произведению выставлена заслуженная десятка. А какую оценку можно выставить поэме, которую помню наизусть уже больше шестидесяти лет? Я её не читал, читать в ту пору я не умел. Я слушал, как её читает отец, и выучил с его слов.

Парадокс далеко не самое известное произведение Короленко, но именно в нём впервые прозвучали слова, оказавшие огромное влияние не только на литературу, но и на всю русскую культуру: «Человек создан для счастья, как птица для полёта».

А теперь, кто не читал, прочтите рассказ и постарайтесь понять, до какой степени многогранен короленковский афоризм.

Давным давно, больше полувека назад я читал этот рассказ в собрании сочинений Короленко, что стоял у родителей на полке. Я забыл автора, забыл название рассказа его героев и сюжет. Запомнился лишь вывод, сделанный одним из героев: «Необходимость — не хозяин, а только бездушный счетчик наших движений». И ещё запомнилась мысль, не высказанная автором, но, как мне кажется, очень важная для этого рассказа: Суровое божество ничего не ответило на слова правды, брошенные ему в лицо. Да и что оно могло ответить?

Да, это не Александр Дюма с его насквозь романтичным пленником замка Ив. Читаешь и держишься за сердце, до чего верно описано умирание пленника в одиночной камере и его отчаянный, безнадёжный побег.

Сказка адресована детям, поскольку у неё имеется подзаголовок: «Сказка для детей». Подзаголовок этот имеется и у некоторых других людоедских сказок. А у всего цикла «Докука и балагурье» никакого подзаголовка нет, так что зря immalee пишет, что это сказки для взрослых.

По складу и настроению очень похоже на «Стихотворения в прозе» Тургенева. Но именно на эту тему Тургенев не написал, и его место достойно занял Владимир Галлактионович Короленко.

Какая жалость, что сказка не закончена! Читаешь и умиляешься сердцем.

«В наше время тот поэт, кто напишет марш и лозунг»

И вот, поэт Маяковский взялся писать лозунги. И оказалось, что даже поэтический гений не способен объединить лозунг с поэзией. Неловко в двадцать первом веке читать такие лозунги.

Размер отличный, рифмы превосходные, а тема плакатная и вместе со всеми соцсоревнованиями и самокритиками давно канула в Лету. Кому это сейчас интересно? Да никому.

В каждой избушке свои погремушки. Историй о превращении красавицы в цветок или иное растение огромное количество. Нет, наверное ни одной заметной травки, о которой не было бы сложено такой сказки, легенды или мифа. Вот и греча, появившаяся на Руси в IX веке, удостоилась такой чести. Но Николай Телешов решительно отошёл от языческого образа жертвы, ведь во всех случаях девушка, ставшая растением, теряет человеческий облик. А в сказке «Крупеничка» вместе с душистой гречей вырастает на поле и спасшаяся девушка.

За этот счастливый конец особое спасибо автору и высшая оценка сказке.

Последние годы реформы Столыпина всячески поднимаются на щит. Ничего не скажешь, десятки тысяч людей переехали на новые места, получили там землю, основали хозяйства и, если бы не 1917 год, создали бы новую Россию. Но всё было не так гладко, как видится современным публицистам. Достаточно вспомнить картины Сергея Иванова, написанные ещё до начала реформ: «Смерть переселенца» и «Обратные переселенцы». Этой же теме посвящён и рассказ Николая Телешова. Страшная судьба брошенных на произвол судьбы крестьян, – что прибавилось к этому с началом Столыпинской реформы? Печально знаменитые «столыпинские вагоны»? – сорок человек, восемь лошадей. По большей части они использовались для перевозки войск во время Первой Мировой. А осиротевшие мальчишки так и топали, побираясь Христа ради, домой, где их никто не ждал.

Честный и страшный рассказ, не сумевший ничего исправить в нашей жизни. Возможно поэтому, он так редко переиздаётся.

Сказка наивна до невозможности. Плюс ко всему, автор так старается писать красиво, что выходят сплошные красивости, нечто в духе Чарской. И, наконец, описания природы, не имеющие ничего общего с иститной. Где, например, бывает мох, который появляется на камнях северного острова лишь с приходом весны? Даже в сказках нужно непременно писать правду, иначе не получится ничего, кроме розовой болтовни.

Плохо прорифмованное, переполненное мусорными словами и, как всегда у Анненского, посвящённое вечной и безысходной тоске, таково последнее его стихотворение. Оно недостойно единицы, даже единицу ставить не за что. Оно пусто, как и всё творчество видного декадента. Пожалуй, я больше не стану тратить время на листание пустых листов.

Конечно, если вся жизнь состоит в том, чтобы сесть за стол с мёртвой компанией, а потом, пресытясь «чёрной заразой скуки», этот стол покинуть, то ничем иным, как «постылым ребусом бытия» такая жизнь быть не может.

До чего же, судя по его стихам, скучно и отвратительно жил Иннокентий Анненский!

И этот певец смерти был педагогом и учил детей! Чему он мог научить? Экстазу смерти? Да, экстаз есть, причём столь явный, что начинаются нелады с русским языком:

Но я... безучастен пред нею

И нем, и недвижим лежу...

На сердце её я, бледнея,

За розовой раной слежу...

Всё-таки, любят символисты писать о собственной смерти. Других тем, что-ли, нет?

Бесконечность постоянно дразнит разум невозможностью рационального объяснения. «Она — отраднейшая ложь» — пишет Анненский, и это максимум того, что доступно пониманию. А вот последнее четверостишие, это, пожалуй, уже перебор. Погасшие светила не имеют отношения к бесконечности, их небытие исчисляется всего-лишь миллиардами лет. Впрочем, откуда это знать Иннокентию Анненскому, написавшему это стихотворение 115 лет назад.

Какое отношение этот простенький любовный стишок имеет к легенде о Крысолове? только то, что лирический герой играет на дудочке? Тра-ля-ля-ля-ля-ля... Маловато, однако.

Этот текст до такой степени превосходит по части безграмотности и графомании всё остальное, представленное в цикле «Постэпидемия», что я очень долго не решался притронуться к нему. Прежде всего, согласно сэру Делакруа, весь мир вымер от коронавируса, а Россия процвела. Это безграмотно с точки зрения микробиологии и медицины, и безнравственно с точки зрения общечеловеческой. Никогда ни одна пандемия не сможет выбить всю популяцию, уж такие то вещи надо знать. Немногих спасшихся неграждан человеколюбивые русские отправляют в Сибирь. Вряд ли им отдают сибирские чернозёмы Барнаула и Биробиджана, скорей всего, отправляют на смерть в Магадан, где ни итальянцы, ни папуасы выжить не могут. Через границу Российской федерции коронавирус перешагнуть не смеет, но уже в Польше его действие столь сокрушительно, что всюду начинают извергаться вулканы и происходить прочие безобразия. Ключевская сопка сидит смирно, а какая-нибудь Гекла пемзит вовсю. Как это устраивает вирус, ума не приложу. Из трещин в земной коре полезли толпы коронавирусов. С точки зрения сэра Делакруа вирус представляет собой двухметрового обормота, вооружённого кривым автоматом. Доблестные спецназовцы вступают с вирусами в перестрелку и почти все гибнут. Волшебную вакцину спецназовцы с собой не берут, очевидно, за пределами государственной границы она теряет силу.

Я понимаю, по убогости своей сэр Делакруа не может писать ни о чём, кроме двухметровых монстров. В средней школе он не учился, что такое вирус, не знает. Но храбро берётся сочинять любой бред о чём угодно.

Ах, как хочется выставить оценку далеко-далеко в минуса. Но, увы, меньше единицы не выставить.

Рассказ словно топором располовинен на две части. Приключенческая история, без намёка на фантастику, повествующая о побеге заключённых. Большинство беглецов сидят ни за что, хотя среди них скрывается и настоящий враг, шпион, посаженный, впрочем, по ложному обвинению. И к этой истории искусственно прикноплена страшилка с мертвецами, которые персонажей, пугают, а вот читателя — нет.

Не слишком всё это интересно, хотя написано мастеровито.

Хороший, приятный рассказ. Приятный в том плане, что читать было приятно. К сожалению, скомкана концовка, поэтому до высшей оценки рассказ не дотягивает. Тем не менее, рассказ приятный, прочесть его стоит. Конечно, это ни разу не НФ. Ну и что?

А ведь как хорошо начиналась повесть! Может быть, излишне витиевато и многословно, но читателю предлагаются воспоминания участника войны 1812 года. Документ воистину драгоценный. Но затем один за другим объявляются рассказчики, не имеющие никакого отношения к началу повести, и принимаются выспаренным языком живописать истории романтической любви. И всё бы ничего, помним, что повести скоро двести лет, но слишком длинно и вразрез со страницами, описывающими военные действия. Причём на военных страницах нет ни слова о прежней жизни рассказчика, о его любви, которая играет такую важную роль в последующих главах. То есть, автор попросту переламывает повесть через колено.

Ещё раз вспоминаю, что повести двести лет, и прекращаю ругань. Легко нам плеваться из двадцать первого века.

Пятёрка выставлена только за идею. В целом пустой и неинтересный текст зашифровать в виде кучи маленьких ребусов, рассчитанных на детей. Идея хороша, исполнение никудышное.

Мало того, что неправда (человек боящийся высоты, вовсе не обязательно трус, а трус не обязательно жадина), так ещё и плохо написано. Стиль школьного сочинения, да и то, на троечку.

Сколь всё-таки приятно читать сатиры XVIII века, разумеется, если написаны они таким мастером, каковым был Денис Иванович Фонвизин. Льзя ли вернее написать:

Скажи, какие ты к тому имеешь правы,

Чтоб прочих исправлять и разумы и нравы?

«Умри, Денис, лучше не напишешь!»