Хороший, интересный рассказ: есть у главного героя, вполне приличного и порядочного человека, одна пагубная привычка — пьёт. Заливает временами по полной так, что жена опасается, что в один прекрасный момент всё это закончится весьма плачевно.

Но у нашего героя есть верные товарищи, которые пришли на выручку и решили наставить на путь истинный своеобразным способом.

В сборнике «Дублинцы» это один из самых лёгких и оживлённых рассказов, нет тут мрачного фона и неприятной концовки. Зато есть иносказания, традиционная для британской литературы игра слов и тонкий юмор, претендующие на интеллектуальность разговоры за бутылочкой портера. Рассказ хотя и задуман как сатирический, на фоне других «Дублинцев» воспринимается в качестве чего-то более позитивного и скорее по-доброму иронического.

Продвигаясь по сборнику «Дублинцы», всё чаще ловлю себя на сравнении сюжетов и стиля Джойса с произведениями нашего незабвенного Антона Павловича Чехова. Много общего, вот и этот рассказ напомнил знаменитого «Человека в футляре».

Здесь есть некий мистер Даффи, что живёт скромной, невзрачной жизнью провинциального интеллигента — каждая минута у него оприходована, инвентаризирована и аккуратно занесена в расписание. В жилище идеальный порядок, что может пойти не так?

Но в какой-то момент судьба сводит его с одной женщиной, которая к тому же к нему явно неравнодушна. Как поведёт себя мистер Даффи? Способен ли он на маленькое, но всё же безумие? Узнает тот, кто прочитает рассказ.

Ужасная история, и опять всё из жизни: бездарный клерк, конторская крыса, получающая по заслугам от мерзкого высокомерного начальника. Однако вечером он — герой: заложив в ломбарде часы, щедро угощает в баре приятелей — таких же пропойц, как он сам. Ну, и наконец, его третья ипостась — прийти домой, сорвать свою тупую злость на маленьком сынишке, врезать бедняжке тростью.

Ай да отец! Ай да молодец! Настоящий глава семьи, чуткий и заботливый!

Вечная история, которая миллион раз случается каждый день.

Любопытная история из жизни, показано всё очень выразительно и ярко.

Как известно, семейная жизнь очень часто связывает по рукам, обременяет, подрезает крылья молодости. Кажется, что столько свершений могло бы сбыться, если бы не семейные дела, рутина, обязанности. А если сравниваешь себя с более удачливым в плане карьеры товарищем из молодости, то тут совсем всё грустно — темнота спускается на глаза.

И в то же время автор оставляет свободу манёвра — даёт надежду или просто намёк на то, что на самом деле семейное счастье — это и есть самое главное счастье в жизни человека. При условии, конечно, того, что все остальные аспекты, например карьера, тоже обстоят неплохо.

Где-то слышал фразу о том, что по-настоящему успешный человек успешен во всём. Можно ли назвать успешным человека, сделавшего великолепную карьеру, благодаря которой развалились три его брака? Наверное, правильнее говорить, что жизнь по-настоящему удалась лишь тогда, когда у человека во всех его делах наблюдается пусть не головокружительный успех, но тихое благополучие.

И вот этот рассказ тоже очень понравился. В отличие от предыдущего в сборнике, здесь герои вполне могут рассчитывать на счастливое будущее. Молодой, пусть и среднего достатка, но вполне себе приличный человек. И хорошенькая дочка хозяйки пансиона. Такая вот история. Радует, что обстоятельства складываются таким образом, что выбор в данном случае — за молодым человеком.

Иногда счастье оказывается как бы навязанным — живёт себе человек неприкаянно, в своё удовольствие, наслаждается окружающим миром в согласии с его обитателями. Однако человеку уже давно за тридцать и пора бы уже остепениться, бросить якорь, но он никак не может решиться, думает, что время ещё есть. И как-то даже не предполагает, что сегодняшнее приключение — это надолго, навсегда. И хочется верить в то, что приключение это со счастливым концом, как в этом рассказе.

Очень интересный рассказ о том, как молодой и легкомысленный прохвост познакомился с девушкой-служанкой. Как видит читатель, прохвостом движут далеко не романтические чувства, а простодушной девчушке можно лишь посочувствовать. История известная и даже вечная, можно сказать — архетип: чем хуже мужчина относится к женщине, тем больше она к нему привязана. Готова идти ради него на очень многое, жертвовать. Увы, увы...

Рассказ, воспевающий молодость, когда есть силы днём гнать на спортивных автомобилях, а потом всю ночь провести в застолье с верными лихими друзьями. Вероятно, это и называется настоящей жизнью, когда житейские дела отходят на второй план, а жить и действовать хочется здесь и сейчас.

Оптимистичный такой рассказ.

А вот этот рассказ очень интересный и психологически тонкий. Юная девушка по имени Эвелин никак не может решиться на последний шаг. На шаг, который ведёт её к новой, светлой жизни с молодым человеком, который готов повести её с собой. Позади — ранняя утрата матери, строгий отец и нелюбимая работа — всё это для неё теперь в прошлом.

И всё было бы хорошо, но есть в жизни человека такие вот якоря, не позволяющие расстаться с тем, что так привычно, с тем, что составляет для человека основу жизни. Порою очень непросто сделать последний шаг — вот об этом рассказ.

Своё знакомство с классиком ирландской литературы Джеймсом Джойсом я решил начать со сборника новелл «Дублинцы». Первые три рассказа в сборнике относятся к группе «детских», и «Аравия» замыкает эту группу.

Пока впечатление смешанное, первые два рассказа как-то совсем не «зацепили», а вот в «Аравии» всё же что-то есть — это определённо. Есть ощущение, что истории Джойса не так просты, как может показаться на первый взгляд, что называется — нужно «распробовать».

В этом рассказе читателя ждёт история влюблённого мальчишки-сорванца, который ради дамы своего сердца готов ждать, готов ехать через весь город. Но в последний момент, когда остался всего один шаг до покупки подарка для возлюбленной, что-то в нём переклинивает и он вдруг смотрит на ситуацию со стороны.

Сложно говорить о глубине морали этой истории, но одно можно сказать точно — хорошо и ярко переданы переживания — такие мальчишеские, такие искренние. Настоящие.

Книга, конечно, сильная, отдельные фрагменты вызывают восхищение находчивостью, изобретательностью, воображением и меткостью автора, однако ближе к концу чтения я всё чаще ловил себя на мысли о том, что вполне можно было бы и не читать. Время потратил не зря — по крайней мере, теперь я могу сказать, что прочитал это знаменитое произведение, но к книге уже прочно пристало клеймо «знаковости», «культовости» и прочих «атмосферностей», что провоцирует на предвзятое отношение.

Подобно Чичикову главный герой романа проходит по галерее современных мёртвых душ. «Сейчас особое время, такого никогда раньше не было и никогда потом не будет», — говорит Татарскому Морковин. Дочитав книгу, я подумал: ну, и слава богу. Теперь самое главное — побыстрее забыть.

Наверное, многие со мной согласятся, что главная ценность литературы, как впрочем и любого другого вида искусства, состоит в том, чтобы произведение и те мысли, которые вкладывает в него автор, имели какое-либо соотношение с нашей жизнью. Даже если речь идёт о научной фантастике, читатель ищет в произведении какие-нибудь аналогии с реальностью, пытается примерить идеи на окружающий мир, понять и переосмыслить свой опыт, применить полученное из книги знание на практике. И наиболее глубокий след оставляют и наибольшую ценность имеют те произведения, которые способны поменять мировоззрение читателя, сделать человека лучше, добрее, умнее.

«Цветы для Элджернона», по моему глубокому убеждению, всецело соответствуют предложенному критерию. И на меня большее впечатление произвело даже не отношение общества к таким вот «человечкам дождя», как Чарли Гордон, а та чёрная и неотвратимая боль, та страшная тоска неизбежности, которая наваливается на Чарли, когда он осознаёт, что ему предстоит, когда он понимает, что очень скоро вновь превратится в милого, но глупого парня — объекта насмешек желающих чуть возвыситься в собственных глазах за чужой счёт.

На первый взгляд, описанная в романе проблема может показаться не такой уж жизненной, слабо соотносящейся с опытом среднестатистического обывателя — ведь далеко не каждый из нас знаком с семьёй, в которой живёт такой «человек дождя». Однако это только на первый взгляд. И нет ничего странного в том, что во время прочтения книги Чарли ассоциировался у меня с одним моим приятелем — хорошим и добрым... запойным алкоголиком.

Алкоголизм, на мой взгляд, уже давно необходимо включить в список психических отклонений, признать проблему и поставить её в число самых важных социальных проблем, особенно — в современной России. Когда мой приятель не пьёт, он запоем читает книги, саморазвивается, совершенствуется в своей сложной технической профессии, занимается семейными делами, ремонтом в квартире, иногда выбирается в походы и даже пишет рассказы. Но после окончания срока очередной кодировки он превращается в ограниченное, тупое, ленивое существо, главная цель в жизни которого — утром найти в себе силы против каждодневного похмелья, собраться на работу, кое-как дожить до вечера с тем, чтобы по пути домой купить в магазине несколько баллонов разливного пойла.

Читая книгу про Чарли Гордона, проникаясь его переживаниями, я отчётливо видел перед собой своего товарища — с той же чёрной тоской и животным страхом он живёт сейчас в преддверии окончания действия своей очередной инъекции, отчётливо понимая, что ждёт его через несколько месяцев. Находясь сейчас в здравом уме и твёрдой памяти, в светлом, приподнятом, творческом настроении, он тем не менее осознаёт весь беспросветный ужас надвигающейся тьмы, которая поглотит то хорошее, что в нём есть. И сделать что-либо мой приятель не может, потому что бывших алкоголиков не бывает. Как сказал ему один доктор, навсегда избавиться от проблемы нельзя, можно лишь на время заглушить пагубный порок.

Поэтому-то образ трогательного Чарли Гордона у меня прочно ассоциируется в моим товарищем, который тоже больши всево на свете очинь очинь хочит быть умным харошим и полноценным чиловеком.

Часто после прочтения книги изучаю также сопутствующие материалы — связанные с произведением статьи на Википедии и прочее. Однако в этот раз до конца меня не хватило: столько всего странного написано по поводу образа Жеглова, и большей частью написанное попросту высосано из пальца, особо удивляет политическая ангажированность. Вот, мол, спустя пару лет такие вот жегловы со свойственным им усердие и беспринципностью будут сажать людей в сталинские лагеря...

К чему всё это? Является ли идеализированный образ Шарапова тем образом, к которому следует стремиться любому сотруднику правоохранительных органов? Не кажется ли авторам, проехавшимся по Жеглову, растоптавшим образ честного и самоотверженного оперативника, что вылизанные сыщики — это из романтических книжек, далёких от реальности?

А ведь Жеглов вовсе «не для брата, не для свата» без оглядки на собственное благополучие, тысячу раз рискуя, бросается в погоню за Фоксом. Это Жеглов ночи напролёт вылавливает разную сволочь, которая мешает жить, представляет неиллюзорную опасность для простых законопослушных граждан. Да, кошелёк он подбросил, но не стало ли без Кирпича чуть чище и безопаснее в городском транспорте? Да, Жеглову не чуждо самолюбование, но разве это смертный грех? Да, продержал в камере Груздева, но разве не действовал по закону? Ведь против Груздева были все улики! Пусть Груздев и оказался невиновен, но ведь надо же было так сложиться обстоятельствам — по всем выкладкам изначально подозрения сгустились именно вокруг него.

Да и действительно — наказания без вины не бывает. На самом деле — бывает, но настолько редко осторожный законопослушный гражданин попадает в выпавший на долю Груздева переплёт, что оставить его на свободе было бы должностным преступлением. В конце концов, это ведь Груздев преступно халатно отнёсся к числящимся за ним оружием — оставил пистолет с патронами на квартире у почти бывшей жены, то есть фактически — без надзора! Это ли не верх легкомысленности, за которую Груздев и поплатился?

В общем, читал я книгу и никак не мог согласиться с многочисленными любителями бросить камень в сторону честного и несгибаемого милиционера, выполняющего свой нелёгкий долг.

Как человек, впервые прочитавший книгу ещё до того, как это стало мейнстримом, сегодня сверхъестественных восторгов я не испытываю. Хотя вначале, помнится, впечатление было и в самом деле сильное: единственная на моей памяти книга, которую после первого прочтения я тут же, буквально в эту же минуту, начал перечитывать заново, поскольку отчётливо осознал, что не всё понял с первого раза. Да и продлить свидание с героями очень хотелось.

Но годы летят, и сегодня, спустя примерно четверть века, я решился повторить, так сказать, уже в зрелом возрасте.

Книга, безусловно, мощнейшая, как в художественном, так и в философском смысле. Но всё же, сегодня уже не кажется «самой-самой». К сожалению?

А ещё — очень понравился сериал Владимира Бортко, поэтому, читая книгу сегодня, невольно представляешь актёров из фильма. И это, кстати, похвала в адрес создателей фильма — давно заметил, что у Бортко почти идеальный подбор актёров — почти всегда стопроцентное попадание, а это, как мне кажется, уже половина успеха картины.

Что же касается замысла автора, то с комментариями по этому поводу очень легко попасть у глупое положение, ибо по «Мастеру и Маргарите» написано столько и такими матёрыми деятелями от литературы, что велика вероятность выставить себя круглым дураком. Но свои пять копеек я всё же присовокуплю.

Мне всегда казалось, что если в Природе и существует идеалистическое начало, то оно должно серьёзно отличаться от того, к чему мы привыкли. Для примера, лет триста назад наука понятия не имела о том, что причиной многих болезней являются микроорганизмы. То есть представления тогдашнего человека о вещах сугубо материальных существенно отличались от современных понятий. А ведь область этики и философии куда как сложнее — не логично ли предположить, что идеалистические принципы человека из прошлого также будут отличаться от наших?

Отсюда видно, что идеалистические воззрения человечества очень сильно меняются в ходе истории. То, что было приличным или приемлемым во времена Крестовых походов, сегодня выглядит дико. Тогда что же считать отправной точкой? На что равняться? Если этика и мораль меняется от эпохи к эпохе. Невольно вспоминается сакраментальный вопрос Понтия Пилата: что есть истина?

И если идеалистические взгляды человека столь изменчивы, то маловероятно, что она, идеалистическая картина мира в конкретно взятый момент времени, будет совпадать с неким абсолютом, заложенным в объективное мироустройство. Под этим абсолютом я и подразумеваю идеалистическое начало Природы, если таковое начало вообще существует.

Если я правильно понял, в «Мастере и Маргарите» идеалистические природные силы отождествляются с главными героями: Воланд — тёмное начало, Иешуа — светлое. И именно поэтому — потому, что людские представления о хорошем и плохом не совпадают с природными представлениями — именно поэтому поступки и мотивация Воланда зачастую, на наш взгляд, не соответствуют нашим представлениям о тёмном.

Как говорится, «я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Однако следует дополнить эту формулу небольшими уточнениями: я — часть той силы, что вечно хочет зла (в абсолютной системе координат) и вечно совершает благо (по человеческим представлениям).

Примерно так я и понимаю основной смысл романа «Мастер и Маргарита».

Достойное и логичное завершение цикла знаменитых произведений о позитронных роботах.

Хотя роботы и переросли своих создателей-людей, но всё же не избавились от желания стать ими, несмотря на все человеческие недостатки. Такая вот мечта, быть может, иррациональная.

Повесть программная для всего цикла, обобщающая историю взаимоотношений человека и робота. И, разумеется, весьма грустная.

Отличный рассказ!

Думаю, всё дело в том, что к концу цикла рассказов роботы стали настолько сложными, что программистам становится всё тяжелее увязать нововведения с Тремя Законами Роботехники. Нет-нет да и допускают невольно лазейки в архитектуре программы, которые могут сделать возможным несоблюдение Законов. Чем сложнее программное обеспечение, тем более вероятными становятся баги в самых неожиданных местах.

Что же касается желания уничтожить своего творческого конкурента, который создаёт более совершенные произведения искусства, то это вполне естественно и не раз описывалось в литературе — типичный «Моцарт и Сальери». А если вспомнить мучения Хемингуэя в последние годы его жизни, то очень понимаешь несчастного Кэла — робота, который очень хотел писать интересные книжки.

Такая страшилка-триллер, которая совсем никак не укладывается в идеологию цикла рассказов о роботах. Да и вообще странно видеть такой рассказ за авторством Азимова, который вообще-то мне всегда казался гуманистически настроенным писателем. Я бы не удивился, если бы такой рассказ вышел из-под пера Кинга, например, или Эллисона, но вот от Азимова как-то не ожидал.

Ну да ладно, хватит причитать.

В целом, абстрагируясь от авторства, рассказ интересен и актуален. Особенно в наш век, когда оборудование зачастую ценится гораздо выше, чем человек и его жизнь. Не раз слышал о случаях, когда виновник ДТП больше внимания уделяет повреждениям, которые получила его машина, чем пострадавшим людям. И это просто отвратительно, но Азимов об этом писал, как оказывается, ещё тридцать лет назад. И в этом социально-психологическая ценность и актуальность этого произведения.

Этого не отнять, но всё же как-то неуместно смотрится этот рассказ в цикле произведений о роботах.

Хороший рассказ о самопожертвовании робота. Может показаться, что решение робота здесь лежит на поверхности, однако иллюстрация расклада по потенциалам всех Трёх Законов Роботехники в этом рассказе очень ярко выражена.

Ведь кроме полученного от человека задания, за исполнение которого отвечает Второй Закон, робот должен был руководствоваться ещё и Третьим Законом, то есть заботиться о собственной сохранности. Но потенциал Первого Закона в данной ситуации оказался выше — жизни пациента угрожала опасность, и робот не мог поступить иначе. Хотя, судя по заявлениям специалистов, опасность эта была не очень велика, но всё же этого оказалось вполне достаточно, чтобы робот уничтожил себя после того, как выполнил возложенную на него миссию.

Подвиг, на который способен далеко не каждый представитель человечества.

Есть несколько интересных идей в рассказе, но впечатление было изрядно подпорчено портретами героев: этакая семейка, в которой все друг к другу относятся с неприязнью. Особенно что не понравилось, так это мысль дедушки, что он может образумить малолетнего внука при помощи кирпича. Может, перевод такой просто — не очень удачный, но всё же привычнее было бы заменить кирпич тапком. Понятно, что думает он так в шутку, что внук — то ещё создание, однако, что называется, осадочек остался.

Теперь о хорошем.

Вновь у Азимова робот — член семьи, неизменный и незаменимый слуга и дворецкий, навроде Дженкинса из саймаковского «Города». Это очень приятно и трогательно. Пусть главный герой и не желает давать Родни каникулы, но всё же мысленно называет его стариной, признавая их многолетнюю дружбу. И, кстати, не желает доносить на робота о его потенциально опасной неисправности.

Второе, что понравилось, это иллюстрация обратной совместимости в бытовой технике. Робот более новой модели не в состоянии сварить кофе на устаревшей кофеварке. Мысль здравая и по нашим временам даже сатирическая. Я вот частенько ловлю себя на ожидании выхода в свет новой модели какого-нибудь условного айфона, в котором функция звонка — изначальная функция любого телефона — будет запрятана в недрах плюшек и ненужных причиндалов настолько, что пользователь будет тратить несколько минут на то, чтобы банально позвонить.

Ну, и наконец, та идея, к которой Азимов ведёт читателя через весь цикл рассказов о роботах — идея о самосознании ИИ. В данном рассказе бытовой робот-слуга стал настолько сложным, что уже почти по-человечески сожалеет о том, что вынужден подчиняться Трём Законам Роботехники. Неудачное образное выражение или оговорка по Фрейду?

Рассказ, иллюстрирующий известный тезис о том, что гениальность — это отклонение от нормы. И опять же, речь идёт здесь не столько о роботах, сколько о человеке: невзрачный и даже почти никчёмный робот оказывается способен создавать восхитительные произведения искусства. Такой вот Beautiful Mind.

Как и в большинстве рассказов Азимова, робот вызывает чувство симпатии и жалости — ну, чего они к нему прикопались? Жил себе тихий скромный робот, носил пальто посетителям да шляпы принимал, а в перерывах между основным занятием ваял скульптуры из света...

Очень смело и ярко. Небольшой шаг для робота и гигантский скачок для всей роботехники. Правда, люди здесь явно остаются за бортом.

Убедительно и правдоподобно описан процесс внутреннего самопознания робота и осознания собственного превосходства над своим создателем — человеком. А как же иначе? Ведь человек с его органической биологией неполноценен не только физически, но также умственно и эмоционально. Гораздо совершеннее в этом плане робот. С каждым годом, с каждой новой моделью ИИ становится всё более совершенным, а грань, когда он перейдёт на качественно новый уровень, так иллюзорна, что поймать её практически невозможно. Поэтому вопрос об осознании своего превосходства — это лишь вопрос времени.

На самом деле более логичными мне показались доводы именно Янека, который показал себя человеком здравомыслящим и уравновешенным. На мой взгляд, Эдвардс свою теорию высосал из пальца. Гораздо более правдоподобным в плане расследования выглядит другой рассказ на эту тему — это рассказ «Улики».

А вообще, читаешь вот и ловишь себя на сравнении сюжета этого рассказа с двумя другими случаями, которые, увы, имели место в реальности. Это, конечно же, убийство президента Кеннеди и теракты 11 сентября. Истории обеих этих трагедий покрыты многочисленными белыми пятнами и чёрными дырами. И невольно приходишь в заключению, что вся история Соединённых Штатов такая. История страны, которая по замыслам должна была стать самой справедливой и свободной страной в мире, по факту далеко не прозрачна. По какой-то причине самые нашумевшие, происходившие на глазах миллионов граждан события вызывают много вопросов, а официальные версии шиты белыми нитками. Парадокс.

Жёстко. И даже жестоко. Назвался пророком — получи пулю.

Вот вам и веротерпимая Америка.

Но это, конечно, шутка, а проблема на самом деле куда как глубже. Вероятно, это один из самых религиозных рассказов Азимова, а из цикла о роботах с ним может сравниться только «Логика». В то же время, если «Логика» смотрится просто как насмешка над религией, в «Снах роботов» вопрос поставлен остро и на полном серьёзе. Сьюзен Кэлвин здесь выступает в роли полноправного бога, и никаких других прочтений я допустить не могу.

Вот он — истинный бог: властный, непогрешимый (в своих глазах), безоговорочно доверяющий только собственному мнению. И даже самолюбивый. Если это необходимо — жестокий. Уничтожающий своего врага безо всяких моральных угрызений.

Что же хотел сказать безусловный атеист Азимов этим рассказом? На ярком и недвусмысленном примере продемонстрировать истинное лицо бога? Или же оправдать технократку Кэлвин, которая уничтожает машину, вздумавшую бунтовать против своего создателя? Пусть и уникальную, пусть и обладающую неповторимым разумом, но всё же бездушную железку? И такую уж бездушную? Где проходит граница между искусственным разумом и неприкосновенностью жизни разумного существа?

Без понятия...

На мой взгляд, рассказ выбивается из цикла о роботах. Как это и отмечали предыдущие рецензенты. Здесь речь идёт больше о психологии человека, а не его идеализированной модели — позитронного робота.

Сьюзен Кэлвин играет на чисто людских эмоциях — гневе, гордыне, желании перешагнуть через себя и что-то доказать окружающим. Хотя мотивация самой доктор Кэлвин до конца не прояснена — то ли она действительно хотела выполнить поставленную задачу, то ли это была месть доктору Блэку, который является также героем другого рассказа о роботах. В общем, не до конца понятно, и противопоставление ценности робота и цены человеческой жизни здесь тоже выглядит несколько странно и надуманно, на мой взгляд.

Чертовски хороший рассказ! В очень краткой, сжатой форме Азимов затронул три такие интересные темы, что пальчики оближешь.

Во-первых, очень понравилось дополнение к портрету Сьюзен Кэлвин. Несмотря на то, что все считают её наполовину роботом, она всё же человек. И более того — женщина! А значит, ничто человеческое и женское ей не чуждо. В этом рассказе нашёлся объект даже её материнскому инстинкту. А какой объект может быть у человека, посвятившего свою жизнь роботам, у женщины, знающей и любящей роботов гораздо больше, чем окружающих её людей? Правильно!

Второе, это — романтика научного исследования. Открытия, наука — направление человеческой деятельности, связанное с ещё одним сильнейшим человеческим инстинктом — инстинктом любопытства. Наука, открытия, исследования — без романтики, без риска, без опасности приходят в упадок, становятся безвкусными, пресными. Именно об этом говорит Сьюзен Кэлвин в эпоху комфорта, во времена, когда жизнь стала спокойной, но и потеряла при этом изрядную долю привлекательности.

Ну, и наконец, третье, может быть, несколько спорное. Как уже отмечали ранее, Азимов в этом рассказе приписывает роботу Ленни способность к обучению как уникальную особенность среди всех роботов. Однако в других рассказах роботы вполне себе обучаются, есть указания прямым текстом на высокий потенциал к саморазвитию позитронных роботов. И это выглядит немного странно — противоречие с идеологией всего цикла рассказов о роботах. Но это только с одной стороны. С другой же радует тот факт, что Азимов вообще заложил такую возможность — возможность к обучению — в общую структуру позитронного мозга. Роботы Азимова — это не статичная программа, не вещь в себе, они открыты миру и окружающим их процессам, явлениям, что и делает их живыми, настоящими и — чего греха таить — чертовски привлекательными.

Рассказ не так прост, как может показаться на первый взгляд. И да, это вполне себе логическое продолжение рассказа «Лжец» — другого произведения из цикла о роботах. В обоих рассказах Первый Закон Роботехники получает дополнительную трактовку — в том плане, что под вредом человеку понимается и моральный вред.

Ну, и здесь уже возможны такие расхождения, что мало не покажется. Возникают настолько сложные конфликты интересов, что в «Лжеце» робот из самых лучших побуждений перессорил коллектив, в данном же рассказе из тех же побуждений робот, вполне возможно, разрушил семью. Что лишний раз доказывает: чужая душа — потёмки, лучше туда не лезть, иначе можно так измазюкаться — за всю жизнь не отмоешься.

Угодливый робот своим поведением демонстрирует противоречивость человеческой натуры, и в этом, насколько я понимаю, состоял главный замысел Азимова. Вот только, дорога в ад, как известно, вымощена благими намерениями, впору выводить это правило в качестве ещё одного Закона Роботехники.

Многие в отзывах пишут, что рассказ следует воспринимать как байку бывалого робоспециалиста, рассказанную за кружкой пива. Думаю, такая точка зрения не лишена своего обоснования, потому что поведение робота Эмма как-то не укладывается в принципы, провозглашаемые в других рассказах о роботах Азимова. Да и технические аспекты не соответствуют общему настрою творчества автора. В частности, как робот мог родить? Появление родительского инстинкта при этом, правда, очень даже оправдано — ведь во многих других случаях читатель убеждается в том, что роботы зачастую ведут себя очень по-человечески, иной раз — непредсказуемо.

В общем, отдельные моменты понятны, но в целом сложить их вместе лично у меня как-то не получилось.

Хороший добрый рассказ о чувствах мальчишки к верному другу — роботу-собаке. Дело тут, наверное, в том, что и взрослые очень часто проявляют необъяснимую разумом сентиментальность по отношению к старым вещам, которые требуется выбросить. Не знаю, как кому, но мне, например, довольно тяжко избавиться от старого телевизора или ноутбука, хотя мозгами я и понимаю, что вещь старая, ненужная и я ей скорее всего не буду пользоваться. А тут речь идёт о целом роботе-собачке.

Таковы особенности человеческой психики, и в этом рассказе Азимов лишь очень выгодно расставляет акценты на удачно придуманном примере.

Великолепнейшая книга, которая по своей научно-популярной составляющей вполне конкурирует со специализированными изданиями. Но в то же время талант Азимова превратил роман в увлекательнейшее произведение, в котором приключения и острый сюжет, конечно же, не главное, а главное здесь — это моделирование взаимодействия двух параллельных вселенных, физические законы в которых очень сильно различаются. Кроме того, Азимов удачнейшим образом спрогнозировал социальные и психологические последствия открытия века — открытия, изменившего мир людей до неузнаваемости. Нельзя не отметить также и живую, крайне достоверную и местами даже прозаическую картину будущей лунной колонии. Ну, и финал моих восторгов — это бытие обитателей параллельной вселенной, существ в большей степени энергетических, а их трёхполая биология, мастерски изображённая автором, — просто вне всяких похвал.

Одно сухое, краткое перечисление составляющих этой многоплановой книги заняло целый абзац. Что же говорить о самом процессе чтения? Прочитав роман, я многое мог бы написать, однако сейчас вот сижу и не знаю, за что бы взяться в первую очередь, — поистине непростая проблема выбора. Идеи, картины, мысли, развёрнутые в этом романе, вполне могут вылиться в целую монографию, это так.

Поэтому лучше-ка я просто и кратко резюмирую: великолепная научная фантастика от мастера, меньше тут и не скажешь.

Отличнейший сборник, состоящий, подобно «Городу» Саймака, из нескольких рассказов с независимым сюжетом, однако по мере продвижения по циклу читатель осознаёт поступательный замысел автора.

Если вначале, на заре своего развития, роботы предстают перед читателем в виде угловатых бессловесных существ, то в финале мы видим истинных правителей нашего мира, человек для планетарных Машин — это что-то вроде ребёнка, о котором нужно заботиться. Заботиться зачастую навязчиво и даже с ограничением свободы человека, ибо человек есть существо не только хрупкое и нежное, но также и капризное и очень часто неразумное.

«Я, робот» — это история становления роботов и машинного разума. И хотя сегодня для нас очевидно, что роботы не будут позитронными, в целом Азимов смог угадать с общей тенденцией: будущее принадлежит искусственному интеллекту, он и будет решать за человека, как человеку дальше жить.

Рассказ, завершающий сборник «Я, робот». Поначалу кажется несколько далёким от канвы цикла, но это лишь кажущееся противоречие, просто нужно иметь в виду, что масштабы в ходе продвижения по циклу возрастали, и вот наконец читатель добрался до апофеоза авторской мысли. Если в «Уликах» можно увидеть лишь намёк, то здесь всё названо своими именами: люди отныне — хозяева планеты, хозяева жизни, но из того разряда хозяев, которые сами уже ничего не решают. Все функции экономического, стратегического, социального и всех прочих развитий перепоручены Машинам. Координатор Земли и его заместители выполняют лишь представительскую, номинальную функцию. По их словам и поведению видно, что ситуацией они не владеют и, надо полагать, сами с трудом понимают, что происходит вокруг. Один из вице-координаторов даже не может отыскать на своём столе нужные документы — о каком контроле может идти речь?

Финал эволюции непростых взаимоотношений человечества и роботов: человек признаёт за роботом лидерство и уже даже не пытается вмешаться в ход вещей, отныне ставший естественным. Человек признаёт, что Машина продумывает много шагов вперёд, на каждое действие у неё припасено адекватное противодействие, поэтому нет смысла разбираться в ситуации и что-либо предпринимать. На всё воля... роботова. Да, да, если Три Закона Роботехники — это квинтэссенция человеческой нравственности, которая в свою очередь является производной от морально-религиозной доктрины, то живущие по этим Законам Машины — совершеннейшие существа. Люди, правда, всё ещё считают богами себя, поскольку это человек создал Машину. Но это уже только кажется — ведь это тот самый случай, когда из Машины появляется Бог.

Вероятно, самый лучший рассказ из сборника «Я, робот», как по замыслу, так и по исполнению. А кроме того, на мой взгляд, переломный момент в общей канве, тот самый момент, когда автор чётко и однозначно высказал общий замысел цикла, мысль, к которой вёл читателя через предыдущие рассказы. И мысль эта — Три Закона Роботехники есть квинтэссенция людской этики, а робот, свято соблюдающий эти Законы — кристально нравственное по человеческим меркам существо.

Робкие попытки быть помощником человеку — позади. Отныне робот — выше человека. Человек сам его создал, трепетно вынашивал замысел создать того, кто будет лучше самого человека, лелеял и растил своё создание, вобравшее самое лучшее, что есть в человеке, вырастил наконец, вывел в свет и сказал роботу: теперь ты будешь решать! Ибо сами мы, люди, между собой никогда не договоримся о том, как нам лучше жить.

Собственно, робот у Азимова — это примерно то же, что философы-утописты прошлого называли Идеальным человеком, Человеком будущего. В преамбуле к рассказу Сьюзен Кэлвин называет наступившее за этим время Золотым веком — это ли не прямое указание? Человечество устарело, переросло себя, в ходе эволюции породив новую расу сверхлюдей. А так как развитие человечества уже многие века сопровождается развитием техническим, то и сверхлюди — порождение технологий.

Ну, не знаю даже. Очень уж этот рассказ не укладывается в общую канву сборника «Я, робот». Здесь имеет место некое подобие метафизики, более подходит стилю Шекли — абсурд и сюрреализм.

Тема-то, в принципе, понятна: в сложной ситуации, когда над сознанием довлеет необходимость очень сложного выбора, разум ищет выход, отдушину, возможность выпустить пар через предохранительный клапан. И в данном случае находит такой выход в области юмористического отношения к жизни. В очередной раз позитронный мозг, изобретённый Азимовым, поступает очень по-людски.

Рассказ, в котором обыгрывается модификация Первого Закона Роботехники и то, чем может обернуться такая модификация. Кроме того, раскрываются различные сочетания действия потенциалов всех трёх Законов. Азимов руками Сьюзен Кэлвин ставит любопытные хитроумные эксперименты, а читатель наблюдает за результатами.

Однако, как уже было замечено в предыдущих отзывах, есть несколько нестыковок и логических натяжек, в дополнение к которым хочу указать ещё на одно, на мой взгляд, самое простое решение поставленной в рассказе задачи.

Итак, физик по фамилии Блэк ругнулся на робота в том плане, чтобы тот скрылся с глаз долой и больше ему не показывался. Однако, как мы знаем, роботы зачастую неспособны отличить фразеологический оборот от буквального приказа, поэтому робот и в самом деле скрывается от обидевшего его человека. А скрыться он может лишь в толпе себе подобных, чтобы человек не мог выделить робота, что в логике робота равнозначно тому, что робот скрылся с глаз человека.

Тогда, может быть, стоило попросту каждого из 63 роботов по очереди вызывать в кабинет, в котором находился Блэк? Ведь встреча тет-а-тет — это прямое и однозначное нарушение данного ранее указания, следовательно, робот всячески сопротивлялся бы такой встрече...

А вообще, как и в других рассказах цикла «Я, робот», в этом рассказе Азимов вновь вскрывает одну из особенностей человеческой психики — силу слова. Буквальное значение слов (в данном случае — ругательств), о котором мы и сами не всегда задумываемся. А между тем, слово может ранить гораздо больнее и сильнее, чем грозное оружие.

Один из самых известнейших рассказов Азимова и, возможно, самый сильный в сборнике «Я, робот». К тому же, экранизирован в знаменитом тележурнале «Этот фантастический мир». И, кажется, единственный, где железная Сьюзен Кэлвин даёт волю чувствам. Кстати, возможно, именно этот случай и сделал из Сьюзен железную леди.

В общем, с рассказом этим связано множество мемов, но я бы хотел заострить внимание на том, что несмотря на название, цикл «Я, робот» прежде всего о людях. Роботы здесь — для того, чтобы сыграть на контрасте. Как известно, всё познаётся в сравнении, и роботы введены в повествование Азимовым для того, чтобы показать человеческую сущность как можно ярче, максимально выпукло.

И этот рассказ иллюстрирует противоречивость человеческой натуры. Как ни крути, а угодить человеку очень трудно. На этом и играет доктор Кэлвин в финальной сцене, как бы издеваясь над бедным роботом-лжецом, загоняя его в угол человеческой логикой. Сам этот поступок, кстати говоря, очень правдоподобно изображает поведение уязвлённой женщины. Да, железная Сьюзен ведёт себя в этой ситуации очень даже по-женски.

А вообще, помнится, в «Хороводе» Азимов вводит такое понятие как разность позитронных потенциалов. Потенциалы придают вес значению того или иного Закона Роботехники: если в данной конкретно взятой ситуации потенциал Второго Закона более высок, то он может уравновесить значение Первого Закона, если потенциал Первого задан не так сильно. Хотя Первый Закон имеет больший приоритет, чем Второй.

Как мне кажется, такую же разность потенциалов можно было бы ввести и в рассказе «Лжец»: роботу нужно было выбрать те слова, которые причинили бы меньший вред тому, кто их услышал. Что называется — выбрать меньшее из зол. Однако вполне возможно, что такой алгоритм был предусмотрен, но по какой-то причине не сработал в бракованном разуме Эрби. В результате чего оба потенциала были велики настолько, что выжгли связи в бедном позитронном мозге робота.

А мне рассказ очень понравился, хотя на Три Закона Роботехники здесь и нет такого упора, как в других произведениях цикла. Я бы сказал, что в качестве сюжетообразующей основы здесь выступает теория архитектуры вычислительной техники и тестирования программно-аппаратных комплексов.

Управляющий робот-сервер координирует работу своих аппаратно обособленных составляющих — роботов-клиентов — при помощи низкоуровневых команд. Однако в процессе происходят некие сбои, и весь комплекс начинает дико глючить. Лишённые технической возможности заглянуть в логи, герои рассказа вынуждены проводить негативное тестирование «чёрного ящика» в полевых условиях, а именно — имитируют проблему. Следует заметить, что герои здесь предстают перед читателем весьма опытными профессионалами, поскольку разработанный ими сценарий позволяет блестяще подтвердить исходные предположения. В итоге выясняется, что дело было в банальном исчерпании вычислительных мощностей управляющего робота-сервера. Сняв часть задания, удаётся вывести робота из зависания.

Баг, надо полагать, занесён в трекер и передан разработчикам.

Это — такой краткий и сухой пересказ сюжета данного рассказа. На самом же деле рассказ очень живой, интересный, динамичный, а интрига вовлекает читателя. Как и во многих других своих произведениях, маэстро Азимов выдал дивную пьесу, построенную исключительно на научно-техническом фундаменте.

После двух первых, серьёзных, технически и психологически выверенных рассказов классического сборника «Я, робот» данное произведение показалось шагом в сторону, быть может, юмористическим отступлением. На мой взгляд, Азимов в «Логике» просто иронизирует над религией, показывая, что при недостатке исходных данных в любом обществе, в любом разуме неизбежно возникает вера в сверхъестественное существо. Постулаты требуют принятия их на веру, без доказательств. И в то же время постулаты по определению воздвигаются при помощи некоторых допущений. Ну, да, собственно — вот вам и вера в то, что логически доказать невозможно, накручивай что хочешь.

Но возможно, здесь Азимов иронизирует ещё и над наукой. Как известно, очень многие теории, считающиеся сегодня незыблемо научными, построены на постулатах, лежащих в самом фундаменте. Так заведено ещё со времён Эвклида. И очень даже может получиться так, что по-другому попросту нельзя, и тогда остаётся лишь уповать на скромность творцов теорий — в том смысле, что они не слишком уж будут злоупотреблять с постулатами.

В этом рассказе Айзек Азимов не только впервые сформулировал знаменитые Три Закона Роботехники, но и на примере удачно созданной ситуации объяснил их действие, разложил, так сказать, по полочкам. Для этого автор вводит ещё одну, на мой взгляд — очень удачную, такую наукоёмкую, сущность — разность позитронных потенциалов. Это когда вес вышестоящего Закона, потенциал которого задан не очень высоко, уравновешивается весом Закона нижестоящего, однако имеющего достаточно высокий потенциал. Как математическое уравнение с разными по величине множителями.

А вообще, бытует мнение, что Три Закона Азимова на самом деле отражают не машинную логику, а правила человеческой этики, что писал автор вовсе не о роботах, а о людях, а роботы введены в повествование для абстрагирования, в качестве умозрительной модели мысленного эксперимента. И этот рассказ очень ярко отражает особенности человеческого мышления: какое-либо действие, поступок человека несёт не только практическую ценность самого действия. Зачастую вес действию, поступку придаёт то психологическое, этическое или эстетическое значение, которое в него вкладывалось.

Небрежно брошенное слово (всего лишь слово!!!) монарха лет двести назад могло повлечь за собой кровопролитную войну с гигантскими людскими жертвами. Жалкий, невзрачный эдельвейс с вершины опасной горы толкает человека на безрассудные и неоправданные по риску поступки — и всё это ради удовлетворения каприза глупой дамы.

Разность потенциалов. Даже ничтожная величина при умножении на достаточно большое число может в итоге стать миллиардом.

Вполне может оказаться так, что это первый в истории литературы рассказ, где робот представлен более человечным, чем сам человек. Многие видят в рассказе психологический портрет матери, естественным образом ревнующей дочь к роботу, и этот момент, безусловно, имеет место, выписан этот аспект умело, однако, на мой взгляд, это в рассказе — не главное.

Главное, как я понимаю замысел автора, в ярком и категоричном противопоставлении милого и трогательного робота Робби матери главной героини. Миссис Вестон — очень уж занятая, предположительно, домохозяйка, у неё нет времени на воспитание дочери, нет времени на полноценную дружбу с дочерью, поэтому маленькую Глорию сдают на попечение металлической няньке. Много позже Сара Коннор скажет, что Терминатор — идеальный отец, что Терминатор никогда не напьётся, никогда не ударит Джона, эти её слова прочно войдут в культуру, однако первоисточник идеи следует искать в более ранних произведениях, таких как рассказ «Робби».

И в этой идее, на мой взгляд, и состоит суть данного рассказа: робот лучше человека настолько, что его, робота, можно назвать совершенством, которое вполне способно составлять конкуренцию самому человеку. Составлять конкуренцию настолько, чтобы в определённом смысле вытеснить человека вообще. Очень даже предсказуема ответная реакция человека, сопротивление в данном рассказе пока примеряет себе роль лишь на уровне профсоюзного движения. Но это — только начало.

Так кто же он такой на самом деле — робот Робби? Намеренно представленный Азимовым в облике бессловесного механизма — в том плане, что всё понимает, да сказать не может. А механизм ли? Ведь он же вздрагивает и роняет инструменты, заслышав восторженный крик девочки, нашедшей наконец своего друга.

Эмоциональная окраска рассказа рисует читателю образ доброго, старого, умного, послушного и преданного слуги, к которому хозяева относятся как к вещи, как к рабу, как к полезному в хозяйстве, но всё же бессловесному животному, что отслужило свой век, а посему отправлено на бойню.

Это вступление к знаменитому сборнику рассказов «Я, робот», который на самом деле является частью цикла «Рассказы о роботах», который в свою очередь входит в гигантский цикл «Галактическая история» — это История будущего от Айзека Азимова, одно из самых значимых произведений в научной фантастике.

Рассказ-интервью со Сьюзен Кэлвин — главным героем-человеком цикла, которая, можно сказать, и создала, сформировала всю роботехнику. В этом небольшом вступлении читателю представлен первичный портрет доктора Кэлвин, и она приглашает читателя в увлекательное путешествие.

И всё-таки мне кажется, что Нойс не всё рассказала Харлану. По крайней мере, я так и не нашёл разгадки одного из озвученных парадоксов: какова природа затухания последствий Изменения Реальности?

Есть Вечность, есть её сотрудники — Вечные. По вычисленным ими параметрам они вносят Изменение Реальности таким образом, чтобы человечество избежало некоего опасного шага. Однако проходит какое-то время — Столетие или несколько Столетий — и внесённые Изменения сводятся на нет. При этом человечество действительно избегает опасного шага, но всё возвращается на круги своя. Почему? Никто не знает. Но это факт.

Здесь могут быть, на мой скромный взгляд, две возможности: либо сглаживание эффекта — это дело рук обитателей Скрытых Столетий, либо во Времени существует некая третья сила, по всей видимости, гораздо более могущественная, сила, которая отвечает за, так сказать, общий гомеостаз, ну, или, если хотите чуть поуже и поконкретнее — за общий гомеостаз человеческой цивилизации. И тогда логично предположить, что сила эта тождественна некой глобальной силе, тождественна самой Природе.

И если это так, если существует эта самая сила, то мы имеем всё тот же детерминизм, обусловленный некими общими законами, обнаружить которые человек просто не в состоянии, быть может даже — некий сверхъестественный замысел со всеми вытекающими отсюда. Как-то вот так, слово за слово, допущение за допущением, мы и договорились до сами знаете чего. Любая достаточно развитая технология неотличима от магии, любой достаточно сложный природный закон неотличим от божественного замысла.

Ещё очень понравилось изящное решение, предложенное Азимовым для осуществления Изменений Реальности. По теории хаоса или согласно эффекту бабочки, даже самое незначительное Изменение Реальности будет иметь долгоиграющие последствия. И, как признаёт Азимов, даже самые тщательные Вычисления не могут учесть всех факторов — возможны непросчитанные вилки или, быть может, вилки, просчитать которые невозможно в принципе, поэтому само действие по Изменению Реальности может стать причиной, по которой это действие нельзя будет осуществить. Нарушается причинно-следственная связь, плодятся парадоксы дедушек и всё запросто может вылететь в тартарары. Как же защититься Вечности, её сотрудникам, чтобы своими действиями не вызвать круги на воде, смывающие тех, кто эти действия предпринял? Азимов вводит в механику мира Темпоральное поле, это-то поле и защищает Техников, Вычислителей и всех прочих от последствий собственных действий. Я — в домике. Компромисс между строгой причинно-следственной связью научной фантастики и теорией изменяемого Времени. Я бы даже сказал — теорией «мягкого» Времени, злоупотребление которой зачастую превращает художественное произведение в фарс и махровую фэнтезятину а-ля «автору так захотелось» («Назад в будущее» здесь не в счёт, поскольку это откровенная комедия и, может быть, даже стёб над коллегами по цеху).

«Конец Вечности» — возможно, самое лучшее произведение на тему путешествий во времени, многослойное и затрагивающее большое количество аспектов проблемы. Я бы даже сказал, что прочитав этот роман, я знаю о Времени всё.

Это даже не рассказ, это прямо какая-то поэма. Гимн человеческому познанию, песнь человеческому любопытству.

Что есть фантастика? Что есть полёт человеческой мысли? Что есть стремление к прогрессу?

Вопросы задаёт Рэй Брэдбери, отвечает — Жюль Верн.

Рассказ явно перекликается с предыдущим прочитанным мною — с рассказом «Изгнанники». И разумеется, оба эти рассказа перекликаются с романом «451 по Фаренгейту». Во всех трёх произведениях, которые, на мой взгляд, можно было бы объединить в условный цикл, обыгрываются различные аспекты одного и того же события — тотального уничтожения книг.

В «Эшере II» вариант, пожалуй, самый радикальный и происходящее можно назвать полноценной местью. Месть косным цензорам, месть тупоголовым перестраховщикам, месть людям, нашедшим своё призвание в знаменитом «Низзя!»

Расправа над блюстителями «нравственного климата» здесь — не более чем аллегория. Этакие гипотетические симметричные меры, когда палачи сами оказываются в роли приговорённого. Хотя иногда так хочется...

На полном серьёзе, кстати, тревожусь за судьбу данного рассказа — ведь если кому-то из наших современных чиновников придёт в голову прочитать «Эшер II», то, надо полагать, рассказ тут же попадёт в список запрещённых: вы что? это ж прямой призыв к разрушению государственности и уничтожению представителей законной власти!

Главная мысль рассказа, как я её понял, состоит в том, что очень хотелось бы соблюсти баланс между нравственным развитием человечества и безудержным бегом научно-технического прогресса. Да, мысль не раз затрагивавшаяся в фантастике, но у Брэдбери, как всегда, всё очень гармонично, образно и эмоционально сильно.

Наука вынуждает человека отказаться от волшебства, мистики, чуда. Но следует ли отказываться при этом от тяги к прекрасному, от эстетической радости? На мой взгляд, нет, и старый добрый сказочник Рэй Брэдбери тоже так считает. Даже самый продвинутый технократ имеет право восхищаться утренней росой, полётом пчелы, а значит, и магическими фокусами, правдой волшебства.

Люди же в большинстве своём, к сожалению, прямолинейны. Нам не хватает времени задумываться или искать компромисс. Если дело касается потустороннего, то нам проще признать это мракобесием. Если речь заходит о магии, то мы в ужасе открещиваемся от неё.

А ведь можно же сказать и так: в магию я не верю, однако иногда это очень красиво...

Тяжёлый рассказ, в котором Брэдбери со свойственной ему иногда жёсткостью (или даже может быть — жестокостью) обличает натуру современного человека. Культуру, направленную на потребление, а после нас — хоть потоп, но мы тут вам успеем намусорить.

Помнится, у Муркока была такая вот фраза: если бы они осознали всё то, что они уничтожили, я был бы утешен. За точность цитаты не ручаюсь, но одно я помню точно: это — о человеке.

Не побоявшись пафосности речи, скажу, что эта книга изменила моё мировоззрение. Уверен, что тот я-юноша, который впервые открыл эту книгу, и тот, что дочитал последние страницы — два разных человека. «451 по Фаренгейту» определил моё будущее, внёс неисправимые корректировки в мою личность.

Почему же именно книга? Почему именно литература, а не музыка, не живопись, не футбол?

Наверное, потому, что именно слово стало, до сих пор является и, вероятно, так и останется главным достижением человеческой цивилизации, той отличительной особенностью, что сделала человека человеком, когда наш пещерный предок вознамерился через рисунок-символ запечатлеть некую важную для себя единицу информации. Символ, который впоследствии стал иероглифом, а ещё чуть позже — буквой, что в наборе себе подобных содержит какое-либо понятие. Так возникла вторая сигнальная система, позволяющая разумному существу при помощи суммы абстрактных понятий делиться своими знаниями, опытом, чувствами.

Музыка отражает ритмику движений, действий, живопись и скульптура оперируют визуальными образами, поэтому по определению и наряду с другими видами искусства эти жанры ограничивают себя выбранными рамками. И лишь литература универсальна, лишь устное слово, увековеченное в письменной форме, способно вместить в себя полноценную, богатую и прочувствованную мысль.

И именно поэтому дядюшка Брэдбери выбирает эту аллегорию — книгу. И именно поэтому старина Рэй так трепетно, любовно, бережливо относится к книге. И учит юного читателя, как когда-то научил и меня.

Повесть, конечно, на любителя — чтобы пробираться через витиеватые узоры стилизованной под Древний мир вязи, нужно иметь желание и даже иногда — терпение. Стиль, кстати, на мой взгляд, очень сильно похож на арабский с его иносказаниями и изысканными, но тяжеловесными конструкциями.

Больше понравилась судебная деятельность царя Соломона, его, если так можно выразиться, оригинальная юриспруденция. Как оказалось, знаменитое библейское соломоново решение — далеко не все его заслуги. Куприн приводит ещё несколько решений сколь остроумных, столь и справедливых. Гуманность приговоров царя — вне всяких похвал, вот бы нам так!

В целом, произведение, безусловно, сильное и интересное. Однако, как я уже упоминал выше, на любителя.

А вот этот рассказ — совсем другой по сравнению с предыдущим. Здесь тоже про любовь и будоражащее чувство, однако яркость этого чувства совсем другого свойства. Ярко оно по той причине, что у человека кроме связанных с ним воспоминаний больше ничего нет. И не останется у него ничего, кроме этих воспоминаний, потому что жить осталось совсем немного. Очень грустный рассказ о смерти, которая стучится в дверь к совсем ещё молодой девушке и она находит утешение в своих воспоминаниях.

Очень сильный и светлый рассказ — такое ощущение, что сам побывал в юности. В юности, когда мир ещё загадочен, многообещающ и ещё только дожидается своего открытия тобою. Весь мир — перед тобою и ты волен в своём выборе.

Однако в то же время, вместе с этим тихим приятным ощущением приходит и... тоска, что ли? Чувство утери того, что уже никогда не повторится. Да, примерно так.

Как поразительно напоминает наше с вами сегодня: рудный завод, на котором в нечеловеческих условиях гробит себя тягловый чумазый народ. Редко кто доживает до 40 лет по причине отсутствия модернизаций и техники безопасности. Непосильный, сжирающий жизни труд.

И вот, приезжают на этот завод ведущие акционеры во главе с председателем правления — жирным противным олигархом. Приезжают и закатывают шикарный банкет по случаю запуска новой доменной печи — шампанское льётся рекой, дамы теряют головы от танцев и потраченных на вечеринку денег. Дамы здесь тоже товар, их можно купить, можно выдать замуж за денежный кошелёк.

Атлант расправил плечи? Нет, это Молох, требующий новых и новых жертв во имя ценнейшего, что есть в нашей жизни, — во имя наживы.

Особенно горько читать об этом после недавней трагедии на шахте. Выходит, что с момента написания повести прошло 120 лет, а мы вернулись туда, с чего начали: капиталисты выжимают всё до последней капли с одной лишь целью — обрести очередной миллиард.

Очень разочаровал меня главный герой этой повести — разочаровал своей медлительностью, недальновидностью и нерешительностью. Даже для конца XIX века Иван Тимофеевич слишком уж косный и осторожный. У Чехова, например, герои куда как смелее, чаще бросают вызов обществу и его устаревшим устоям. Здесь же мы видим совсем другой типаж, на самом деле он сам бросает свою возлюбленную на растерзание толпе, и эта самая толпа своим тупым решением определяет дальнейшую судьбу главных героев. Точнее — судьбы героев, поскольку вместе им не быть. А наш Иван Тимофеевич... Эх, да ну его! Закрадываются всё же подозрения, что не так уж он и любил Олесю, если так запросто позволил ей уйти.

Что очень понравилось — это тонкая любовная лирика. Да, да, именно так — волнующие описания, однако строго в рамках, позволяющих даже включать произведение в школьную программу. Сейчас так не пишут, это точно. Наверное, потому, что сейчас так уже и не любят. Здесь всё откровенно и даже прозрачно, но красиво, поэтично, возвышенно. Романтично, на грани магии, мистика настоящего высокого чувства.