Блин, как всё просто-то, оказывается
Неужели никто ещё не додумался? Не верю. Наверняка додумались, но кто додумался, тот молчит, точнее, поёт себе потихонечку и плевать хотел на тех, кто ещё не додумался.

Тема такая. То, что русские люди никогда почти не знают ни одной русской народной песни до конца, а знают максимум один-два куплета — это как бы уже общее место. Постоянно об этом тут и там упоминается, и все только и делают, что даются диву в связи с этим. Некоторые даже ставят это русским в вину: мол, не ценят русские свою народную культуру, олухи, ослы, лоси позорные.

Я раньше тоже так думала, но сейчас поняла, почему так происходит, и мне стало очень стыдно. Я больше так не буду думать. У русских много недостатков, но вот за это конкретно винить их нельзя.

Дело в самой природе русской народной песни. Она не для того, чтобы её заучивать наизусть. Она для того, чтобы сочинять её на ходу. Я это поняла буквально только что, когда замурлыкала «Комаринскую», запнулась после того, как «кума, душенька», и… правильно, и погнала дальше — что в голову приходило, то и гнала: про самовар, про калач, про попа, про коня, про дрова, про сапоги почему-то, и ещё про еблю до кучи получилось, но как-то мимоходом. Нагнала, короче, пурги на несколько куплетов с разными припевами, охуела и въехала наконец-то в тему.

Не надо учить русские народные песни. Не надо их вообще запоминать (я, например, уже ни слова не помню из того, что сочинила, только образы остались). Это противно самой их природе. В них нужно играть словами и смыслами, и это их единственное предназначение (предназначение любой неритуальной песни — развлекать, а русский человек даже на пьяную башку развлекается размышлениями о смыслах). Распиздяйство, свойственное русским, которые никогда не знают, куда их занесёт в следующий момент, народной песней отлично учтёно, она не дура. Действительно, у нас богатый язык, способный описать огромное количество всего на свете, и совершенно уникальная коммуникативная система. И поэтому структура нашей народной песни ориентирована не на запоминание слов, а на их сочинение. У нас слишком развита речь, чтобы можно было оправдывать тупую зубрёжку слов.

С другой стороны, в наших песнях прослеживается достаточно жёсткая привязка к мелодии, чем мы отличаемся, например, от негров. У негров музыка перетекает из одной мелодии и ритмики в другую, у нас точно так же перетекают из одной в другую вербальные конструкции. Понятно, что концентрироваться с равным успехом на двух вещах одновременно невозможно, так что всяк будет расставлять свои приоритеты по-своему. В негритянских песнях слов может вообще не быть: «туба-дуба, а-ла-ла» — и хорош. Если слова очень занадобятся, вон, взял псалом — и лабай спиричуэлс двести лет без передышки, рожая по ходу то джаз, то блюз, то Советский Союз Пола Робсона. Суть у них всё равно в музыке, слова там как корове седло. А в наших песнях приоритеты расставлены с точностью до наоборот: мы ориентированы на слова, и вся суть у нас тоже в словах, — и поэтому богатство мелодии и разнообразие ритмов будут нам скорее мешать, чем помогать. Отсюда наше тотальное равнодушие к музыкальной составляющей песни: хватает и трёх аккордов.

Здесь следует оговориться: я совершенно не хочу утвердить нашу какую-то исключительность или, там, негритянскую. Я уверена, что в мире существует вагон народов, у которых взаимоотношения с их песнями строятся ровно по такому же принципу, что и у нас или у негров. Я просто не настолько хорошо знакома с народными песнями других культур, чтобы рассуждать и о них тоже. Так что я про нас — не потому что это мы, а потому что про других пускай другие. А про негров я до кучи, потому что они — это те же мы, только с обратным знаком.

Так вот, то, как мы со своей народной песней обращаемся, достойно отдельного пункта жалости, потому что мы, люди, в сущности, очень способные в массе и прекрасно владеющие элементарной рифмовкой, трусим петь «от балды», то есть что в голову придёт. Это, вот, безумно жаль, потому что именно из-за такой трусости наши народные песни и непопулярны (а скучно их слушать — всё заранее известно; музыку же неземной красоты, как латиноамериканцы, например, мы не больно-то способны изобретать). И именно поэтому у нас на эстраде нет хороших певцов: способные голоса просто не находят себе там места, потому что чотампеть-то? «Сижу за решёткой, пацан молодой, кормлюсь из параши, скорей бы домой», штоле? А выйти на сцену и, спев традиционный первый куплет, погнать в неведомую даль — это, конечно, не каждый отважится. И очень это, повторяю, жаль, потому что если бы хоть кто-нибудь отважился, это было бы, натурально, возрождение русской народной песни и полный аншлаг.

Хотя тут, конечно, следует учесть, что для подобной импровизации (а равно и для адекватной её оценки) надо знать очень много слов и уметь их грамотно заплетать. Так что пока у нас тут разруха и тотальное одичание, о серьёзных сценических экспериментах с народными песнями я, считайте, просто размечталась.

(Кстати, очень близко к народной песне подошла авторская. Практически, можно было бы сказать, что и совсем подошла, если б общий уровень культуры подавляющего большинства аффтаров был хотя бы таким, каков он был у раннего Щербакова. Так что даже и в смысле авторской песни мы имеем дело пока только с отдельными прекрасными исключениями, а не с общим прекрасным направлением. Направление в целом — пока говно, всего добра — одна только перспектива.)

Теперь по поводу первого куплета, который традиционно все знают. Я знаю, почему его знают. Потому что это зачин. Как в сказке, ага. Он подсказывает отправную точку для мысли сказителя. «То кум куме самовар тащит» — это что? Это подсказка для фантазии. Вот кум тащит куме самовар, вот зовёт её, и… И дальше мы в массе ничего уже не помним. Наше очень мудрое, распиздяйски ориентированное подсознание выкидывает всё дальнейшее к чёртовой матери, чтобы освободить место для свежей фантазии. И так рождается один сюжет, другой, третий, а в четвёртом варианте, глядишь, и зажили кум с кумой долго и счастливо, и даже не померли ни разу, что характерно.

Вот так надо петь наши песни — как негры исполняют свой спиричуэлс, только с точностью до наоборот: если они жёстко привязываются к словам и импровизируют в музыке, то нам в музыке выёбываться отнюдь не надо, зато надо импровизировать в словах. И тогда — и только тогда — это будут правильные русские народные песни. Я больше чем уверена, что если покопаться в загашниках у этнографов, то как минимум на каждый десяток бабушек, которые говорят: «Ой, а я забыла дальше, чота старая уже, ы...» найдётся как минимум десяток же, которые, забыв, продолжают: «Ой, забыла я, память девичья, а давайте-ка чай пить да с баранками» — на мотив «Комаринской», натурально. И дальше там будет ещё стописят куплетов, и закончится всё тем, что «заходила кума, приносила ума, ум на блюдечке, на фарфоровом». Блюдечко, естественно, в комаринской кутерьме разбили, ум же, соответственно, проебали, так что «уж и спела, как смогла, не по памяти».

На самом деле, я очень удивлюсь, если выяснится, что таких бабушек в природе не существует. Они должны существовать, это совершенно логичное следствие нашей песенной природы.

Всё, можете писать диссертацию, если кому надо. С вами был Капитан Очевидность, он и ещё будет, до новых встреч в рабочий полдень.

ЗЫ. Культурологам-русистам при написании диссертации сугубо рекомендую обратить особое внимание на негров. Мы, повторяю, очень похожи, потому что даже от рабства освободились примерно в одно и то же время. У нас только полярность разная, а остальное практически один в один. Более того, понять русских значительно проще, если наблюдать не их самих, а именно негров, это я вам совершенно ответственно говорю. Просто попробуйте — и сами убедитесь.