Тема «Творчество фантлабовцев.»

Вы здесь: Форумы fantlab.ru. > Форум «Другие окололитературные темы» > Тема «Творчество фантлабовцев.»

Творчество фантлабовцев.

Страницы: 1 2 3...203 204 205 206 207 208 209 🔍 поиск написать сообщение

автор

сообщение

авторитет

15 декабря 2024 г. 18:29

цитировать | [ ]

Я вообще думал, что вот это саван :-D

гранд-мастер

15 декабря 2024 г. 18:35

цитировать | [ ]

Whutharth Это саванна.

–––
«Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану» Козьма Прутков

авторитет

15 декабря 2024 г. 18:35

цитировать | [ ]

философ

15 декабря 2024 г. 18:44

цитировать | [ ]

цитата Whutharth
Я вообще думал, что вот это саван

Когда ветер 18 м/с, гололед и метель и не такое привидится. :-D

философ

15 декабря 2024 г. 19:34

цитировать | [ ]

цитата Ascar_D200
прошу вас персонально:
разберите!

Я пробежалась тогда, это кусок из какого-то большого произведения?

–––
Дочь-хризантема наивна — каждый сорвёт,
Дочь-бенибана сорваться может сама. Кого взрастил самурай?

активист

15 декабря 2024 г. 23:50

цитировать | [ ]

Дочь Самурая это задумывалось как что-то большое, но я смог выжать из себя всего несколько фрагментов.

активист

20 декабря 2024 г. 16:27

цитировать | [ ]

Подправил как смог:

Было жарко, но в камине горел огонь, наполняя комнату теплом и уютом. В кресле у камина сидел старик, настолько древний, что лишь Небо знало, как его душа всё ещё держится в теле. За окном мрак ночи прорезали две яркие падающие звездочки. В комнату вошли три человека; мальчик лет десяти-двенадцати, с бронзовым загаром на белой коже и две воительницы, смуглые брюнетки в лёгких, пёстрых платьях. Мальчик сказал:
— Учитель, к вам гости.
Одна из девушек, преклонив колени, нежно коснулась губами морщинистой руки старика.
— Учитель, я вернулась.
Она говорила медленно, излишне растягивая слова. Старик открыл глаза.
— Субира... — он прокашлялся, будто смазывал ржавые механизмы горла. — Сколько времени прошло? Год? Два?
— Шестнадцать месяцев, учитель...
Усыпанная морщинами ладонь взметнулась в знак протеста:
— Не называй меня так больше. Ты завершила обучение той зимой.
Субира положила крохотные пальчики на грубую кожу.
— Как скажете, у... мастер. Я вернулась из пустыни, потому что нуждаюсь в вашем совете...
Старик резко отвёл руку, разрывая тактильный контакт.
— Опять... Болэйд, сколько можно? Джеки, принеси воды!
Мальчишку словно ветром сдуло.
Субира резко выпрямлялась.
— Мастер, позвольте мне...
— Не унижайся, дочь Фелестаров! Ты теперь глава семьи, храни свою гордость!
Девушка, опустив глаза, качнула головой.
— Мастер, вы ошибаетесь, мой отец...
Старик шумно выдохнул воздух.
— Этот придурок Фертли никогда не ходил сам. Сначала мать, потом жена, теперь вот дочь. Ничто не меняется под небом!

Вдруг сказала вторая девушка:
— А тот пацан не торопится...
Её голос звучал мелодично и быстро, словно падал вниз по крутому склону горы ручеёк.
Старик прервал юркий поток:
— Субира, заткни свою служанку, или я её заткну.
Смотря на мастера, и только на него, Субира прикрикнула:
— Ния! — И добавила чуть тише: — Простите её, мастер, она моя единственная подруга...
Услышав эти слова, Ния широко раскрыла глаза и поспешно прикрыла рот ладошкой. Старик скривился, словно от зубной боли:
— Плохо. Не путай дружбу со служением.
Субира вновь опустилась на колени.
— Мастер, мне нужен ваш совет. — Она сделала паузу, но старик молчал. — Мастер, вот уже много лет в южных провинциях обсуждают необходимость строительства канала...
— Забудь об этом.
Субира прижала ладони к груди.
— Но мастер! Мой народ задыхается от жажды, ему нужна вода!
— Просто забудь.
Просящая склонила голову.
— Когда я начала строить канал, надо мной полуденным солнцем встали люди из Императорской канцелярии. Они сказали те же слова. Я... я хочу понять, почему существует этот запрет! Почему мой народ должен страдать...
Девушка осеклась на полуслове. Молчание висело в комнате, как коса смерти над стариком.

Вернулся Джеки, поставил кувшин и вложил в руку старика плоскую чашу, после чего тихо уселся в уголочке комнаты. Огонь в камине еле теплился. Ния подошла к Джеку и села рядом.
— Ты куда за водой бегал, в Хантбар?
Джек захихикал, спешно зажимая рот ладошкой.
— Нет, Накато, просто сходил на кухню. Учитель хотел остаться наедине с гостьей, поэтому я подождал под дверью.
Глядя на свою госпожу, Ния толкнула мальчика локтём в бок.
— Ах ты, хитрец! — Ния повернулась к мальчику. — Тогда почему ты ещё тут?
Мальчик вновь хихикнул.
— Предлагаю уйти вместе. Учитель не любит разговаривать при посторонних.
Его собеседница наморщила бровки.
— Ты ведь знаешь, что старик нас слышит?
— Да, знаю. Поэтому предлагаю уйти вместе.
Ния молча вышла в коридор. Джек, закрыв дверь, поторопился и случайно прищемил большой палец на правой руке. В коридоре его цыплячья ругань была почти не слышна.

Субира выждала, пока звуки полностью стихнут, и в сумраке тишины прошептала:
— Мастер, они ушли...
— Меня это не волнует. Твоё обучение закончилось, я больше никогда не отругаю тебя за ошибку, не дам совета…
В камине потух огонь, испустив последнюю тонкую струйку дыма, и угли медленно остывали.
Субира закрыла глаза. Зажмурилась, дрожа всем телом и как-то комично мотая головой, один раз встряхнула плечами и шумно сглотнула.
— Мой народ… жаждет воды. Если какие-то шакалы выступят против – я орошу их кровью пыль пустыни. Но пожалуйста, мастер, укажите мне, кого нужно убить, чтобы всем в этом мире дышалось легче?
С уст старика сорвалось каменное слово:
— Себя.
— Мастер! — Бывшая ученица вздрогнула и схватилась за полный кувшин. — Моему народу нужна вода!
Уперев ладонь на подлокотник, учитель поднялся, дрожа локтём.
— Адаез! Вся вода этого мира не утолит пылающей жажды твоего народа. А значит, ты не получишь ни глотка. — Старик плеснул воду из чаши на угли камина. — Небо решает, когда палить солнцу, а когда полить дождю.

Руки Субиры разжались. Глиняный кувшин упал и разбился, орошая живительной влагой бесплодные доски пола.
— Я... поняла. — По её щекам покатились крупные бусины слёз. — Мастер, расскажите мне о Джеке? Какой у него талант?
Всё так же стоя боком к бывшей ученице, старик печально смежил веки.
— Этот шумный парень, но его участь столь же печальна, что и судьба твоего народа. У него нет таланта.
Субира вопросительно приподняла бровь.
— Мастер?
Старик, вздохнув, всё же объяснил хоть что-то:
— Я уже слишком стар, чтобы возиться с наделёнными магией учениками. — Он позволил себе мимолётную улыбку. — Джек... последний лист моего Древа, скорее скрашивает мою старость, чем учится. Он не станет ни воином, ни целителем, и скоро пойдёт учиться ремеслу сапожника или портного.
Субира вскинула обе брови:
— Но мастер, разве то, чему вы его учите, настолько бесполезно?!
Мастер повернулся лицом к своей бывшей ученице:
— Он никогда не сумеет приставить эти знания к делу. — Старик смахнул слезинку со смуглой щеки красавицы. — Субира, я рад был увидеть тебя, но если ты пришла плакать — можешь покинуть мой дом. Прощай, Зема.
Не сказав больше ни слова, девушка вышла на улицу.

авторитет

20 декабря 2024 г. 21:50

цитировать | [ ]

Здравствуйте, уважаемые. Первым делом считаю необходимым сообщить, что знаю температуру кипения кислорода и вообще знаком с термодинамикой.
Теперь, когда я сказал главное, перехожу ко второстепенному. Предлагаю вашему вниманию рассказ «Первый ангел вострубил…».

Первый ангел вострубил…

Я не знаю, когда началась эта космическая «дуэль». Если где-то на Земле остались учёные, они, наверное, уже нашли ту точку на шкале времени, когда моя планета начала свой путь в бесконечную зиму. Сегодня, когда за окном минус сто двадцать, полумрак, и на крыльце кипят лужицы кислорода, я вспоминаю…

Для меня это началось августовской ночью в Полянах. Поляны — заброшенная деревушка на берегу одного из небольших притоков Вороны в Тамбовской области. Здесь жили только несколько стариков в пяти-шести дворах. В деревне давно не было администрации, но сохранилось здание библиотеки и даже книги в нём.

Поляны нашёл случайно Игорь, мой друг детства, когда, проезжая лет десять назад по трассе, остановился из-за поломки и отправился на поиски автомастерской. Ориентировался он при этом на спутниковую карту в смартфоне, которая и привела его к вечеру, уставшего, сюда, в Поляны. Автомастерская здесь, действительно, была, если можно было назвать таковой гараж в одном из дворов, где вечно пьяный Генка, считавшийся в деревне автомехаником и образованным человеком, держал мотоцикл с люлькой для поездок «в цивилизацию».

Генка согласился посмотреть Игореву машину, на мотоцикле сгонял вдвоём с соседом на трассу, что-то там, как он выразился, «наживил в нутре» и с грехом пополам пригнал легковушку в свой двор. На ремонт взял неделю, и всю эту неделю Игорь жил в доме одинокого деда, гулял по окрестностям, рыбачил на речке и купался в озере неподалёку. Поляны так ему понравились, что он договорился с Генкой, и тот за гроши продал ему стоявший на берегу дом. Неизвестно, принадлежал ли тот ему, но Генка заверил, что с домом «всё будет пучком» и, как позже выяснилось, не обманул. В Пензе Игорь снял с карты необходимую наличность и на обратном пути завёз деньги в Поляны.

С тех пор мы — я, Игорь и третий наш приятель Сергей Иванович — каждый год катались сюда в отпуске отдохнуть от городской суеты. В пятистах километрах от цивилизации (а здесь не только интернета, но даже и радио толком не было) удавалось отвлечься от суматошной работы вперемежку с политикой и, вернувшись через месяц в столицу, почувствовать себя дикарями в каменных джунглях.

В этом году, по стечению обстоятельств, я стартанул в Поляны на неделю раньше друзей: Игорю пришлось задержаться из-за внезапно привалившей работы, Сергей Иванович уехал на похороны сослуживца, ну а я, чтобы не сидеть в одиночестве в четырёх стенах московской квартиры, рванул в деревню один. Недели, по нашим прикидкам, мне должно было хватить, чтобы привести брошенный на год дом в жилое состояние.

Лето выдалось дождливым, холодные пасмурные дни стояли полтора месяца, и на пути в Поляны дорогу заливало дождём так, что иногда впору было плыть на лодке, а не ехать на авто. Грунтовка с трассы напоминала болото, несколько раз я застревал в грязи, и только хорошие ходовые качества моей «Нивы» помогли мне с грехом пополам добраться до деревни.

Прибыв в Поляны, я обнаружил, что население снова убыло: на погост отнесли тётку Марфу и обоих братьев Крутилиных, которым, кажется, перевалило уже за сто лет. В строю оставались Иван Васильевич, которого все величали дедом Мазаем, похоже, за обладание лодкой, бодрая, несмотря на возраст, бабка Таисия Прокофьевна и сравнительно молодой Степан Егорович — шестидесятипятилетний крепко сбитый жилистый дядька, с которым мы и скоротали первый вечер по моём прибытии. От него я узнал и о смерти соседей, и о том, что Генка, наконец, «взялся за ум», бросил лентяйничать и лоботрясничать и уехал весной в Пензу за лучшей долей. Магазин, раньше открывавшийся раз в неделю, теперь работал раз в месяц, когда Зойка, молодуха из райцентра в пятидесяти километрах, приезжала сюда на разваленном «жигулёнке» с мешком провизии и, матерясь, отпирала проржавевший замок таким же ржавым ключом.

Вообще в Полянах долгожительство было какой-то местной особенностью, практически все старики доживали до девяноста лет, а многие уходили и за сотню. Здесь любили это обсуждать, приводя разные объяснения такому феномену. Нам эти разговоры казались чудачеством — местными легендами, существующими всегда и в любом селе.

Посиделки с Егорычем затянулись допоздна, старика сморило, и он уснул, растянувшись на широкой лавке между столом и стеной. А я глянул на часы (времени было около двух ночи) и вышел на крыльцо перекурить. Небо впервые за месяц с лишним прояснилось, и моё внимание привлекла яркая багряно-красная звезда. Она была намного крупнее других звёзд, и сперва я принял её за увеличившийся в размерах Марс, однако быстро понял, что красная планета здесь не при чём — она не могла бы сблизиться с Землёй настолько, чтобы приобрести такой размер и яркость.

Звезда светила так ярко, что мне даже показалось, что предметы отбрасывают слабую тень, порождаемую её блеском. Поднеся руку ближе к стене, я убедился, что это, действительно, так, да и сама рука освещалась слабым красноватым светом, впрочем, перебитым серебристым, как только Луна вышла из-за облачка.

Поудивлявшись, но решив, что разбираться в этом дело не моё, а астрономов, я вернулся в дом. Егорыч спал на лавке, шумно всхрапывая, и в лунном свете выглядел несколько апокалиптично. Накинув на старика клетчатый плед, я бросил на пол старый матрас, извлечённый из шкафа, и, оказавшись на нём, мгновенно уснул.

Проснувшись наутро, я обнаружил, что Егорыч уже ушёл. Плед был аккуратно сложен и лежал на краю лавки. Я умылся из рукомойника и рассмотрел в облупившееся зеркало основательно выступившую щетину — в отпуске я всегда даю лицу отдохнуть от бритвы.

Нужно было прибраться в доме к приезду Игоря с Иванычем. Впрочем, особенного беспорядка не было, Генка поддерживал здесь кое-какой порядок, пока не уехал. За три-четыре месяца после его отъезда только пыль скопилась, и я принялся протирать мебель и пол. Вода у меня была в колодце, колодец до вчерашнего дня был накрыт, а вчера мы с Егорычем сняли крышку и взяли воды для насущных нужд.

Покончив с этим примерно к обеду, я пошёл выпрашивать у Егорыча баньку, тем более, что тот и сам накануне о ней упоминал. С похмелья голова была немного тяжеловатой, а парная в таких случаях действует безотказно. Егорыч жил через двор и уже ждал меня, растапливая баню, у которой было два выхода, и второй, «пожарный» как его называл старик, выводил аккурат к мостку на речке, откуда можно было прыгать в воду. Глубина здесь была небольшой, но для «освежиться» — в самый раз.

Банька затянулась, и когда я выбегал из парилки в очередной раз, Солнце уже клонилось к закату. Вынырнул я лицом к востоку и увидел там, градусах в двадцати пяти от горизонта вчерашнюю красную звезду.

До сих пор я думал, что среди бела дня в небе можно увидеть только одну звезду — Венеру. Но, во-первых, Венера всегда идёт рядом с Солнцем, поэтому она видна или на восходе, или на закате, когда солнечные лучи не перебивают её яркость, а во-вторых, Венера светит молочно-белым светом, а эта звезда — красным. Да и размер — она отнюдь не была точкой в небе. Это был малюсенький, но диск, у которого, присмотревшись, я даже различил неровные края.

После парилки в голове прояснилось, и звезда вызвала у меня интерес. Подошёл Егорыч, проследил мой взгляд:

— Никогда такой в нашем небе не было, — и тон у него при этом был такой, будто звезда в наше небо пришла из какого-то вражеского неба, от которого, как известно, можно ждать чего угодно.

Я вышел на берег, и Егорыч протянул мне полотенце.

— Или ещё попаримся? — спросил старик.

— Не, хватит, — отказался я. — Пойду ужин готовить да вещи разберу. А то вчера и кровать не разобрал, на полу пришлось спать.

— Тебе бы на тот берег сплавать, водички из родника попить для-ради… прогонит бодун.

Егорыч говорил об источнике за рекой, который был виден в окно нашего дома, выходившем на реку. Сельчане говорили, что в нём была какая-то святая вода с необыкновенными свойствами. На первых порах мы пару раз набирали оттуда воду, вода была вкусная, с приятно-солоноватым привкусом. Но нам лень было ходить с вёдрами в обход через деревянный мосток, когда прямо у порога был колодец. Я махнул рукой и пошёл домой.

Странная звезда не покидала мою голову, тем более, что к вечеру она поднялась довольно высоко и испускала тусклый красноватый свет. Располагалась она примерно в том секторе неба, где в этом году курсировал Юпитер, но двигалась намного медленнее его. Когда стемнело, я долго всматривался в небо, пытаясь по движению красного диска определить, звезда это или планета. Мне показалось, что диск слегка изменил своё положение среди звёзд, но изменение это, если и было, то столь незначительным, что уверенно я ничего утверждать не мог. Я вспомнил, что звёзды, в отличие от планет, мерцают, но и это знание мне не помогло: как я ни всматривался, а может быть именно из-за этого, ничего понять не удавалось — иногда казалось, что загадочный объект «подмигивает» мне, но затем оказывалось, что он светит непрерывным ровным светом. В конце концов, занятие это мне надоело, и я ушёл в дом.

Поужинал я быстрозавариваемым супом и рыбными консервами и отправился спать. Красная звезда, как назло, расположилась аккурат в оконном проёме возле койки и каждый раз, открыв глаза, я видел её сияющей на небосводе.

Утром, наскоро позавтракав, я в очередной раз отложил рыбалку и отправился в деревенскую библиотеку.

Здание библиотеки располагалось в самом центре деревеньки, в паре сотен метров от нашей окраины. В предыдущие приезды мы с Игорем и Сергеем Ивановичем несколько раз совершали сюда набеги. Для деревни библиотека была вполне приличной — с десятком стеллажей, на которых довольно беспорядочно стояли и лежали книги разных жанров и направлений. Мы перетаскали отсюда в дом около сотни детективов и фантастики, но теперь меня интересовала астрономия.

Собрав немало стеллажной пыли, я обнаружил один школьный учебник по астрономии и одно научпоповское издание под названием «Планеты, звёзды, галактики». С этими трофеями я отправился домой.

Прежде, чем приступить к чтению, я решил, таки, настроить рыбалку. Всё-таки полдня ещё впереди, и если поставить удочки и неспешно за ними приглядывать, то можно и рыбки на вечернюю уху наловить, и в книжках покопаться.

За этими занятиями застал меня шум автомобиля. Я было подумал, что это досрочно прибыли Сергей Иванович с Игорем, но у двигателя был другой «голос». Я вышел на улицу и увидел удаляющийся кузов «Газельки». «Газель» подъехала к магазину и встала. Из кабины выскочила молодая женщина. «Зойка приехала с провизией», — догадался я. Матюками сдобрив свои пожелания «чёртовому колхозу», она начала ковыряться ключом в замке. Зубосводящий скрежет был слышен даже мне. Из кабины вылез водитель, открыл кузов и выгрузил оттуда пять мешков и несколько ящиков. Затем он отнёс всё это в магазин, а ещё через пару минут сел в кабину и угнал.

Я вернулся к удочкам и астрономии. За следующие пару часов я наловил два-три килограмма карасей величиной с ладонь и бегло просмотрел раздел о звёздах в научно-популярной книжке. Обнаружил там описание вспышки сверхновой. При этом явлении прежде малозаметная или вовсе незаметная на ночном небе звезда довольно быстро увеличивает свою светимость в тысячи, а то и в десятки тысяч раз, и свет от неё может быть сравним даже со светом полной Луны. Такое состояние может наблюдаться несколько месяцев, в течение которых звезда сначала набирает, а затем постепенно теряет яркость, пока вовсе не исчезнет с небосвода или останется на нём в виде туманности.

«Наверное, это то самое и есть», — подумал я и закрыл книгу.

Угомонив исследовательский зуд, я приступил к ухе. Было два варианта: сварить её на электроплитке в доме или в котелке на дворе. Окончательно распогодилось, небо было чистым, и я выбрал второй вариант. Развёл костёр, подвесил котелок и приступил к кулинарии.

Пока варилась рыба, я пошёл к Егорычу, пригласить старика угоститься ушицей к костру. Егорыч был не против. Во время разговора к дому подошла Зойка.

— Степан Егорович, — не глядя на меня, обратилась она к деду. — Приходи завтра в магазин. Получишь пенсию, заодно и отоваришься. А то в следующий раз приеду только через месяц.

— Приду, Зоюшка, — приветливо ответил Егорыч. — А ты в этот-то раз надолго?

— Как Витька заберёт обратно, так и уеду. Должон завтра к вечеру, если не застрянет нигде. Так что не тяни, приходи прямо с утра, часам к девяти.

С этими словами Зойка повернулась и пошла было к магазину, где у неё была комната для сна. Я окликнул её.

— Зоя, пойдём уху жрать, — немного грубовато позвал я.

Зойка заулыбалась, ломаться не стала.

— Ну а чего ж… Приду.

С Зойкой мы были знакомы уже лет семь. Родом она была из такой же деревушки, как и Поляны, десять лет назад закончила торговый техникум в райцентре, там и осталась. И всё это время работала кем-то вроде товароведа в райпотребсоюзе. В её обязанности входило распределять и развозить по глухим деревням продукты, которые не могло дать подсобное хозяйство. В Поляны, ввиду особенностей здешнего контингента, она привозила специальный ассортимент, который включал в себя мясо, муку, и всё остальное, что могло потребоваться немощным старикам, которых, впрочем, с каждым годом становилось всё меньше.

Когда мы впервые с ней встретились, она наезжала в Поляны почти каждую неделю. Тогда местное население ещё насчитывало почти полсотни человек, и обеспечить всех на месяц вперёд было нелегко. С тех пор Зойка успела выйти замуж, пожить пару лет в браке и развестись. О муже Зойка никогда не вспоминала, я знал только, что был он вечно молодым, вечно пьяным и подшофе регулярно поколачивал свою красавицу жену. А та терпела, терпела, да и не вытерпела: как-то раз в отчаянии схватила кухонный нож, да и резанула ненаглядного супруга по руке, повредив ему сухожилия. Суд Зойку почти что оправдал, но для острастки всё-таки приговорил к году условно.

Два года назад у меня с Зойкой был двухдневный роман, закончившийся с её отбытием в райцентр. В прошлом году вместо Зойки продукты в Поляны привозила Светлана Афанасьевна, крупная тётка лет за пятьдесят, так что возможности продолжить крутить любовь у нас с Зойкой не было.

–––
Моя авторская колонка: https://fantlab.ru/user221623/blog

авторитет

20 декабря 2024 г. 21:50

цитировать | [ ]

Через час мы втроём устроились у меня в саду возле костра и шумно хлебали уху из алюминиевых мисок. Затем я на оставшихся углях поставил печь замаринованное на скорую руку мясо, а Зойка разлила в кружки предусмотрительно принесённое с собой в двух баклажках пиво.

Хлебая пенный напиток и глядя в вечереющее небо, я почувствовал умиротворение. Огород зарос высокой травой, и я прямо плюхнулся туда навзничь.

— Стас, вот ты у нас парень столичный, умный… — затянула Зойка.

— Эээээй! — подхватил я. — Не нужно прерывать мою нирвану дурацкими вопросами! Кстати, а где твой «жигуль»? не дожил до светлого будущего?

— Так мне перестали бензин-ремонт компенсировать. А зарплата и без того мизерная… ну и гуляй Вася — чего же я буду на свои по району мотаться? Вот Витька теперь и возит.

— Только возит? — попытался я подколоть, но спохватился, что шутка неудачная и неуклюже попытался сменить ему:

— Ты что привезла-то?

— В основном, консервы, немного алкоголя, сахар, конфеты, печенья… — начала перечислять Зойка.

— Сахар, вишь, у меня ещё неделю назад кончился, — присоединился к разговору Егорыч. — Сахар — это вовремя.

— Скоро к вам возить перестанут, — сказала Зойка. — Невыгодно, бензина больше уходит.

— Как это так — перестанут? — возмутился Егорыч. — А нам тут чего ж? на подкожных кормах доживать?

— Да сколько вас тут осталось-то? Три старика. Перевезут в дом престарелых, и всё.

— Меня в дом престарелых? Да ни за что! Где родился, там и помру. Я тут всю жизнь безвылазно… никуда не уеду!

— Да ладно тебе, Степан Егорыч, не ерепенься… — примирительно сказала Зойка. — Это же не прям вот завтра, поживёшь ещё. А может… — Зойка осеклась.

— Что «может»? Может помру поскорее, чтоб для меня сюда «газель» вашу не гонять? — взорвался Егорыч.

— Да что ты, Степан Егорыч, никто тебе смерти не желает. Начальство варианты прикидывает.

— Людоедское оно, начальство твоё, — проворчал Егорыч. — Варианты у него, вишь…

— Капитализм, дык! — попытался я разрядить обстановку, но снова неудачно: заведшегося Егорыча было не заглушить.

— Да вот ещё и капитализм ваш, на хрен бы он кому сдался. Жили хорошо при социализме, нет! всё поломали, всё порушили! Зачем нам капитализм этот притащили? Раньше-то вот хоть Генка на мотоцикле в район сгоняет, да привезёт всем, кто чего просил… а нынче-то вот как? Генка уехал, а у меня, едрён-батон, даже лошади нет.

— Не бросим тебя, Степан Егорыч, не волнуйся, — всё старалась замять ушедший не в ту сторону разговор Зойка.

Помолчали. Мясо допеклось, я снимал его с шампуров и раскладывал на три фаянсовые тарелки. Зойка разлила из второй баклажки, на душе повеселело. Я уселся в травку, жевал пахнущее костром мясо, запивал пивом и смотрел в небо. Над горизонтом сияла полная Луна и всё вокруг заливала ярким светом. Зойка пила пиво жадно, большими глотками, мясо почти не ела. Егорыч, наоборот, кружку отставил в сторону и налегал на шашлык.

— Хорошо тут, безлюдно и спокойно, — сказала Зойка. — Как будто на другую планету попадаешь. Тишина, уют. Ни тебе политики, ни экономики, никаких новостей, словно жизнь замерла. Остановись, мгновение…

Я подумал, что Зойка, которая не видела столичной жизни с её бесконечной суетой и сумасшедшим ритмом, даже не знает, насколько она права.

— Поэтому Игорь и выбрал ваши Поляны десять лет назад, — подтвердил я. — Почти теми же словами рассказывал: мир без часов, говорил, мир без времени.

Как бы опровергая наши с Зойкой восторги о безмятежности, издали донёсся долгий тоскливый вой. Зойка с перепугу придвинулась ко мне, и сквозь тонкую материю я почувствовал её горячее тело.

— Что это? — спросил я. — Собак-то, вроде, ни у кого нет…

— Волки расплодились, — пояснил Егорыч, беря с тарелки очередной кусок и макая его в соус. — Егеря ни хрена не делают, звери, вишь, обнаглели, ничего не боятся. Как-то раз даже во двор ко мне забежали. Я из-за этого ружьё прикупил… Но эти далеко, не обращай внимания.

Зря он это сказал. Зойка перестала бояться и тут же отодвинулась. Но немного магнетизма оставила, и теперь к ней потянуло меня. Я передвинулся к ней под видом «пиво стоит далеко». Зойка не протестовала и даже призывно сверкнула глазами, когда я, потянувшись через неё к баклажке, «случайно» коснулся рукой её бедра.

— Тут в прошлом году история была, — продолжил Егорыч. — К нам сюда иногда монах какой-то приезжает… на родник. Вот и в прошлом годе был. Это уж когда вы уехали, — старик посмотрел на меня. — Странный монах, не крестится, не молится, только видом монах. Всё по деревне ходил да сказки рассказывал…

— Что за сказки? — поинтересовалась Зойка.

— Да про Еде́м что-то. Он говорил, что Поляны — это новый Еде́м человечества, отсюда, мол, начнётся обновление… потом пошёл к роднику. А там волки откуда ни возьмись. Я давай палить в воздух, чтоб напугать их, значит. А монах тот посмотрел на меня, рукой махнул. А волки-то прямо сели вокруг него кружком и сидят — это я своими глазами видел…

— А монах что же? — спросил я.

— А он постоял-постоял, да и ушёл, больше не видели его. Но вот как волки его не тронули, до сих пор, вишь, удивляюсь.

— Стас, а что это за хрень у нас в небе появилась? — немного захмелевшая Зойка ткнула рукой в небо. — Вот сегодня не видно, а так… ну каждую ночь и даже днём иногда — яркая красная звезда. Что в Москве говорят?

— Когда я уезжал из Москвы, там ничего об этом не говорили: пасмурно было недели три, а то и больше. Я думаю, это сверхновая…

— Сверхновая-я-я? — протянула Зойка.

— Ну да, погибшая звезда. Перед смертью она ярко вспыхивает, как будто взрывается. И из-за этого становится в тысячи раз ярче.

— И долго она будет вот так… ярче?

— Пару месяцев вполне, — сказал я наугад, потому что точно не знал.

Снова завыли волки. Зойка воспользовалась этим и опять села поближе.

— Такие звёзды в древности предвещали несчастья, — тихо сказал Егорыч. — Мне бабка ещё полвека назад рассказывала, что перед концом света появится в небе яркая звезда. Думаю, она это, она и есть. Звезда апокалипсиса.

— Да ну, Егорыч… ну какого апокалипсиса, не будет никакого апокалипсиса. Попы людям головы задурили.

— Да попы-то тут не при чём. Свету конец когда-нибудь, да будет. Почему не сейчас?

— Да потому что мы сейчас находимся на пути к технологическому могуществу! Корабли в космос запускаем, интернет на всей Земле. Любые новости через пять минут известны всему миру!

— Интернет, говоришь? — усмехнулся Егорыч. — Ну и где он, твой… тырнет? Показывай.

Старик насмехался. В Полянах не работал ни один мобильный оператор. Поэтому никакого интернета здесь, действительно, быть не могло. Даже GPRS.

— Да и что с того интернета? — продолжил Егорыч. — Жрать-то его не станешь. Всей радости новости почитать, включай радио да слушай.

Тут я вспомнил.

— Кстати, Егорыч, у тебя радио работает? Моё только шуршит что-то.

— Моё тоже крякнуло — шипит, трещит… Где-нибудь столб упал или провода оборвались от ветра.

Зойка возразила:

— Провода не при чём. В райцентре тоже радио со вчера пропало. И телевизоры «снег» показывают. Говорят, буря какая-то… магнитная, что ли, или солнечная.

— Вот тебе и могущество! — сказал Егорыч. — Солнышко, вот едрён-батон, могущество. Засветит чуть ярче — перемрём от жары и радиации. Чуть потускнеет — замёрзнем. И что тут сделаешь?

Помолчали немного. Затем Егорыч, кряхтя, поднялся с травы и сказал:

— Ладно, молодёжь, сидите, а я — спать.

Егорыч ушёл, а Зойка положила мне на плечо руку, а на неё подбородок:

— Слыхал, красавчик? Апокалипсис идёт…

— Дык, — подыграл я, — первый ангел вострубил…

— Ну что… пошли, что ли?

И мы пошли.
* * *

Утром опять нагнало тучи и пошёл дождь. Зойка с утра пораньше вскочила и, позавтракав вчерашним мясом, убежала в магазин. А я ещё часа два валялся в постели.

Поднявшись, я решил разобрать сумки, которые до сих пор были свалены в кучу в сенях. А то Игорь с Сергеем Ивановичем приедут и споткнутся о них прямо у входа. Это у меня заняло примерно часа два, как раз до полудня. Между прочим, достал и зарядку для смартфона — весьма кстати, так как он разрядился ещё вчера и теперь лежал на столе, не подавая признаков жизни. Как телефон, конечно, его здесь использовать невозможно, но во многом другом он вполне функционален. Например, я носил на нём огромную библиотеку, в которую входили и художественные книги, и самый разный научпоп. И объём этой библиотеки был раз в пять больше, чем местной сельской.

После сумок я вспомнил, что накануне, обрадовавшись Зойкиной приветливости, бросил на берегу удочки, а в саду котелок и мангал. Сейчас я занёс всё это добро в дом. После этого надел свитер и пошёл в магазин. На двери висел замок, похоже, Зойка куда-то умотала. Перешёл через дорогу к Егорычу — и у него закрыто. Моросил мелкий дождь, я сел на ступеньки под козырьком крыльца и стал ждать. Через полчаса появились Егорыч с Зойкой. Оказалось, что они носили продукты деду Мазаю и Таисии Прокофьевне — старикам самим до магазина было далековато.

Зойка на меня почти не смотрела. Стеснялась, что ли, после нашей сегодняшней ночки. Вот-вот должен был подъехать Витька и увезти мою Зойку от меня ещё на год. Мне стало грустно. Егорыч ушёл в дом, а мы с Зойкой зашли в магазин.

— Зой, а чего бы тебе не взять отпуск и не пожить здесь со мной? — обратился к ней я. — Мужики приедут дня через три, не раньше.

— А тебе до них баба под бочком нужна для развлечения? — резко спросила Зойка.

— Ну зачем ты? Просто не хочу, чтобы ты уезжала.

— Да нет, порезвились, и хватит… — вздохнула Зойка. — Жених у меня в районе. Пора домой.

По глазам я видел, что она врёт. И она увидела, что я видел. Но не уговаривать же мне её было? Правда — чего ей со мной? Я старше на десять лет, может, вообще старик для неё…

Однако время шло, а Витьки не было. Я привёз полно еды: сухари, консервы, макароны, крупы… Я ехал на месяц и запасался едой на месяц. Причём, Игорь накидал мне в машину ещё и своё, так что припасов у меня было вдосталь. Но и Зойкины продукты я прошерстил и выбрал себе несколько банок супов и килограмм конфет.

Мы ждали, а Витька так и не ехал. В магазине было сыро и тоскливо, и я предложил Зойке пойти ко мне.

— Витька сообразит как-нибудь, без тебя не уедет.

Зойка взяла меня под руку, и мы вернулись в дом. Из-за непогоды в доме было темно и холодновато, я включил свет и решил немного подтопить. В кухне у меня стояла печка, наподобие буржуйки. Я напихал туда газет и чурбанов и поджёг. Через полчаса в комнате стало тепло и уютно.

Зойка сидела на стуле и подчёркнуто «держала дистанцию». Я расспрашивал её о жизни в райцентре, она отвечала довольно охотно, потом она спрашивала меня о житье-бытье в Москве и только охала, когда я рассказывал ей о сумасшедшем столичном ритме.

— Я в Москве ни разу не была, — несколько раз повторила Зойка. — Красиво там, наверное…

— Красиво, — подтвердил я. — Только мы этой красоты не видим, некогда.

— Да что же «некогда»? — удивилась Зойка. — После работы идёшь, да и зайди куда хочешь. Или в выходной.

Я засмеялся. Зойка обиделась.

Витька так и не приехал, и Зойка снова осталась у меня.

На другой день я встал пораньше и выглянул в окно. Небо по-прежнему было затянуто тучами, но дождь не шёл. Зойка ещё дремала. Я включил электроплитку и поставил греть кастрюлю с водой — решил сварить макароны на завтрак. Пока плитка разогревалась, вышел во двор немного размяться. Вернувшись через 15 минут, я обнаружил, что вода в кастрюле холодная, а плитка не стала теплее ни на градус. Щёлкнул выключателем, свет не включился. Новое несчастье на мою голову…

С недавнего времени энергоснабжение в Поляны было прервано, и электроэнергией жителей обеспечивал новёхонький дизельный генератор, привезённый главой района и торжественно установленный в бывшем здании администрации. Там же была устроена аккумуляторная, и всё, что уцелело в Полянах, снабжалось электроэнергией из этой автономной установки.

Ветер частенько рвал провода на ветке, ведущей в Поляны, и монтёрам из райцентра было за счастье избавиться от этого чемодана без ручки. Теперь любая проблема была локализована внутри деревни, искать повреждения за её пределами не приходилось.

По пути к администрации я внимательно осматривал провода в поисках порыва, но коммуникации были невредимы. Дверь в здание была открыта и, ещё издали я услышал характерный рёв. Значит, Егорыч уже там и завёл генератор.

Так оно и оказалось. Старик вышел из дверей как раз в ту минуту, когда я подошёл.

— Хорошо было, когда Генка занимался. Он аккумуляторы постоянно проверял, — вместо приветствия сказал Егорыч, вытирая руки ветошью. — А я забываю, бегаю сюда, когда уж вообще света нет.

Он покосился на дверь:

— Не забыть бы заглянуть к вечеру…

Витька не приехал ни в этот день, ни на следующий, и Зойка стала волноваться. Каждые полчаса она выходила на околицу и прислушивалась, не рычит ли вдали мотор «Газели». Но «Газели» не было. Я посмеивался:

— В твоём посёлке решили тебя здесь замуж выдать.

— За кого? — ахала Зойка. — Эт за тебя штоль? Да зачем ты мне?

— А куда тебе деваться? Бросила тебя родина, поедешь со мной в Москву, — продолжал я подшучивать.

А Зойка вдруг посерьёзнела.

— Да ты же не возьмёшь.

И взглянула исподлобья, а я смутился, но выкрутился:

— Конечно, не возьму. Я здесь с тобой останусь… зачем мне та Москва?

— Бросишь родину, значит? — вернула мне камешек Зойка.

А Витька не приехал и на следующий день. Вот-вот должны были подъехать Сергей Иванович с Игорем, и я их очень ждал. От скуки мы с Зойкой порыбачили пару дней, потом оказалось, что в озере неподалёку расплодились раки, и мы наловили их целое ведро.

С каждым днём холодало. И хотя для осени было рановато, её дыхание уже чувствовалось: даже в дни, когда прояснялось, тепло не становилось. Мы кутались в свитера и кофты, по ночам залезали под стёганое одеяло, которое Зойка притащила незнамо откуда, и согревали друг друга под ним тёплыми телами.

Прошла неделя, потом ещё одна. Не было ни Витьки с «Газелью», ни моих мужиков с весельем и бесшабашностью. Теперь уже волновалась не только Зойка, но и я. Однажды, когда мы с Зойкой и Егорычем сидели втроём на завалинке, издали донёсся звук мотоцикла. Первая услышала его Зойка и перебила Егорыча, рассказывающего какую-то байку из своей молодости:

— Тихо! — и подняла палец вверх, прислушиваясь.

Мы замолчали, услышали то, что услышала Зойка и напряглись. Все трое повернули головы к повороту, а Зойка даже привстала. Звук мотора становился всё ближе и ближе, и вдруг Егорыч выдохнул:

— Генка это… больше-то некому здесь на мотоциклах рассекать.

Спустя пару минут из-за поворота выехал мотоцикл с коляской. В коляске сидела женщина, а управлял им, действительно, Генка. Мотоцикл ехал, как сильно перегруженный, женщина явно сидела на каких-то коробках и её голова располагалась почти на одном уровне с водителем, а не ниже, как это обычно бывает.

Генка подкатил к моей калитке и заглушил мотор. Обнялись, поздоровались.

— Жена моя, — показал он на выбравшуюся из коляски девушку. — Тома. — Затем, посмотрел на неё. — А это земляки мои, — обвёл всех нас рукой. — Зоя, Стас, Степан Егорыч. Будем, теперь, стало быть, все вместе жить.

— Чой-та вместе? — удивился Егорыч. — Тебя, что, Ген, из Пензы-то выперли?

Генка вылупился на Егорыча. Потом на всех нас.

— А вы что же тут — ничего не знаете, что ли? — как будто удивился Генка, вынимая из люльки какие-то ящики.

— А что мы должны знать? — спросил я.

— Да вот эта, — Генка показал пальцем в небо, — звездища-то…

— Что «звездища»? — продолжил не понимать я.

— Ну, вижу, точно ничего не знаете… как вам сказать-то… В общем, если в двух словах, то Земля сошла с орбиты и летит хрен его знает куда.

Я остолбенел. Зойка тихонько охнула. Егорыч сел, где стоял.

Когда первый шок у нас прошёл, Генка начал рассказывать подробности.

Несколько недель назад, когда я ещё был в Москве, астрономы заметили приближение к Земле массивного объекта. Наблюдения показали, что это красный карлик — звезда самого распространённого в нашей галактике класса.

— Про эту звезду знали давно, вернее подозревали, что она есть, — рассказывал Генка. — Гравитационные возмущения показывали, что где-то на задворках Солнечной системы есть либо крупная планета, либо небольшая звезда, которая направляет к Солнцу кометы, прилетающие из космоса. Точно выяснить, планета это или звезда, не могли, но предполагали, что она находится от Солнца в двух-трёх световых годах. Ей даже название дали — Тюхе, если это планета, Немезида, если звезда. Теперь выяснилось, что это звезда, которая образует с Солнцем двойную систему и возвращается к нему раз во сколько-то там миллионов лет. Каждое возвращение вызывало на Земле катаклизмы, заканчивающиеся вымираниями.

Генка замолчал.

— Ну? — спросил я. — Дальше что?

— Ну а дальше то, что на этот раз она, похоже, подцепила Землю, как ты карася, и перетянула её от Солнца к себе. Такой вот армагеддец, значит.

— То есть, Земля теперь будет вращаться вокруг этого красного карлика… как его — Немезиды? — оторопело спросил я.

— А вот это как раз пока неизвестно. Астрономы там разругались вусмерть. Одни говорят — Земля перейдёт на более дальнюю от Солнца орбиту, ближе к Марсу. Другие — Земля перейдёт к Немезиде. А третьи… — Генка снова замолк.

— Что третьи? — нетерпеливо спросила Зойка. — Говори уже, не томи!

— А третьи — что Земля вообще улетит на хрен в открытый космос и станет планетой без звезды… — тихо сказал Генка.

— Вот! — подал голос Егорыч. — Говорил я вам, говорил — апокалипсис это!

— И в любом случае, максимум через полгода на Земле наступит такой холод, что ничто живое не выживет, — закончил Генка и сел на свой мотоцикл как на лавку.

Воцарилась мёртвая тишина. Мы сидели и переваривали услышанное. А Генка с Томой ждали, пока мы переварим.

Не знаю, сколько прошло времени, но когда я посмотрел на свои руки, они тряслись, как листья на ветру. Я понял, что шок сам не уймётся и пошёл в дом за бутылкой. На полдороге понял, что одному пить не стоит, обернулся и сказал всей ватаге:

— Айда в дом. Выпьем да закусим перед смертью.

И пошёл, не оглядываясь.

За выпивкой стало немного повеселее, а Генка продолжил сыпать новостями:

— На всей планете паника. Одни бегут к экватору, потому что считают, что если Земля просто отлетит подальше, то там будет малёхо потеплее. Другие рванули к вулканам: думают, что там придумают, как согреться. Третьи пьют. Четвёртые стреляются, вешаются, разбиваются…

— А сколько людей погибло из-за паники, вообще не сосчитать, — добавила Тома. — Хорошо, у нас мотоцикл, Гена ехал почти по полям… да и по полям, если приходилось. А на шоссе машины стоят на сотни километров, едва двигаются, люди умирают от голода, жажды. Многие погибли под колёсами, других просто затоптала бегущая толпа.

— Повсюду мародёры, — продолжал Генка. — Грабят, убивают, насилуют. Государства парализованы, ни полиции, ни армии. Здесь хорошо — медвежий угол, никому не придёт в голову забираться в такую глухомань. Безопасно в Полянах.

Чуть позже девчонки устали и ушли спать на мою кровать. Егорыч растянулся на лавке, как в тот день, когда я приехал. Мы с Генкой остались за столом. Он посмотрел на меня и сказал:

— Я долго думал и понял: выжить можно. Но для этого нужно три вещи: тепло, свет и еда. Ну и вода, само собой. Нужно утепляться и запасаться одеждой, провизией, топливом, свечками, лампочками. И ещё — держаться подальше от цивилизованных людей. Поэтому мы с Томкой здесь.

Я смотрел на него и соглашался с каждым словом. И ещё я подумал про дизельный генератор.

Предстояла долгая зима.

–––
Моя авторская колонка: https://fantlab.ru/user221623/blog

гранд-мастер

21 декабря 2024 г. 14:56

цитировать | [ ]

Алексей Черкасов Молодец!

–––
«Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану» Козьма Прутков

авторитет

21 декабря 2024 г. 18:00

цитировать | [ ]

цитата mahasera
Алексей Черкасов Молодец!

Спасибо. Этот рассказ — начало моего романа «Тёмные воды. Зимний апокалипсис», который я закончил весной 2023 года. Месяц назад он издан в бумажном виде в двух томах.

–––
Моя авторская колонка: https://fantlab.ru/user221623/blog

гранд-мастер

21 декабря 2024 г. 18:01

цитировать | [ ]

Алексей Черкасов Это здорово! Поздравляю!

–––
«Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану» Козьма Прутков

авторитет

22 декабря 2024 г. 12:34

цитировать | [ ]

А это фрагмент из нового романа, который я пишу прямо сейчас. Фрагмент тоже в виде рассказа, может читаться отдельно от контекста.

Упыри

Камера была тесной и смрадной. Воняло мочой, дохлыми крысами и чем-то ещё, создающим настолько удушливую атмосферу, что казалось, в лёгкие входят миазмы ада. Зося сидела на бугристом каменном полу, прислонившись спиной к стене. Напротив, бросив под себя какую-то драную ветошь, спала Ханна. Её сон был так безмятежен, словно она лежит на пуховой перине у себя в доме. Только вот в одежде Ханна никогда не ложилась.

Над спящей Ханной под низким потолком было небольшое окошко. Зося проходила мимо него, когда её вели на допрос. Окошко располагалось на уровне колен прохожих, и Зося видела, как хорошо одетый мужчина расстегнул брюки напротив окна и начал мочиться, приговаривая:

— Святой водицей ведьм окроплю, да и напьются пусть.

И довольно засмеялся.

Вопреки её ожиданиям, инквизитор не кричал на неё, ничем не грозил, не бил. Предложил свежей воды, достал свёрток с пресной лепёшкой и протянул его Зосе, но она, смутившись, отказалась. На базаре Зося видела людей, вышедших из этих застенков. Двое из них остались калеками. Один при ходьбе постоянно держался за рёбра с левой стороны, и соседка шепнула как-то Зосе, что во время пытки их ему выдёргивали каким-то жутким механизмом и разламывали клещами. А у второго после допросов почернели ступни обеих ног, и вскоре местный знахарь отпилил их ему обычной садовой пилой. Теперь он ходил на коленях, подкладывая под них специально изготовленные мягкие подкладки наподобие галош.

Зося очень боялась этих страшных пыток и потому, войдя в тёмную комнату без окон, где при свете всего одной свечи сидел инквизитор, прямо с порога стала кивать головой, готовясь признаться во всём, что от неё потребуют.

Но инквизитор, увидев её, встал, выдвинул стул и предложил сесть, галантно подав руку. Ей отродясь никто не подавал руки, чтобы помочь усесться, и Зося от неожиданности напряглась ещё больше. Однако он просто сел напротив, дал ей лепёшку, подвинул кружку с водой и стал молча на неё смотреть, только пропев мелодичным голосом:

— Отведай-ка угощения, дщерь…

Зося быстро-быстро закивала головой и протянула было руку к лепёшке, но испугалась непонятно чего, отдёрнула руку и взяла только кружку с водой, которая наполовину расплескалась, пока она несла её ко рту. Чтобы унять дрожь, Зося схватилась за кружку обеими руками и прижала её к лицу, медленно наклоняя, чтобы не пролить остатки.

Наблюдая эту борьбу, инквизитор усмехнулся и сказал:

— Мы здесь хорошо относимся к кающимся грешникам, дщерь. Не бойся меня. Я задам тебе несколько вопросов, и отпущу…

— Домой? — вырвалось у Зоси.

— Это будет зависеть от искренности твоих ответов, — уклончиво ответил инквизитор. — Скажи, ты веруешь так, как учит нас всех святая церковь?

Всё ещё дрожащими руками Зося поставила кружку на стол и ответила:

— Конечно, пан. Я всегда исповедовала только истинную христианскую веру…

— Что значит «истинная христианская»? Ты именно свою веру так называешь, а мою считаешь ложной?

Зося перепугалась и вскочила на ноги:

— Нет! Я верую только в то, чему учит истинная церковь!

Инквизитор усмехнулся.

— В деревне, откуда тебя привезли, есть отдельная секта, которую ты называешь истинной церковью? Назови мне, кто, кроме тебя, в неё входит. Я записываю: Ханна…

— Нет, что вы, — засуетилась Зося. — Ханна не входит…

— Ну вот видишь, — засмеялся инквизитор. — Выходит, что секта-то всё-таки есть. А входит в неё твоя подруга или нет, мы ещё выясним. Итак, ты участвуешь в антикатолической секте, где вынашиваются заговоры против Святого престола.

— Да нет же, — устало произнесла Зося и по знаку инквизитора села обратно на стул.

Странно, идя сюда, она готова была признаться во всём, что угодно, лишь бы её не истязали, но теперь, услышав эти нелепые обвинения, всячески пыталась откреститься от них.

— Ты упорствуешь, дщерь, — напевно и не повышая голоса сказал инквизитор. — Скажи, веруешь ли ты во Иисуса Христа, родившегося от непорочной девы, страдавшего, воскресшего и вознёсшегося?

— Да, пан, конечно, я верую в него.

— А за обедней ты веруешь ли, что хлеб и вино, подаваемые священнослужителями, божественной силой превращаются в тело Его и кровь Его?

Зося растерялась от неожиданного вопроса.

— Разве я не должна веровать в это?

Инквизитор встал, обошёл стол и, подойдя к Зосе, навис над ней слева.

— Я не спрашиваю тебя, дщерь, должна ли ты веровать в это. Я спрашиваю, веруешь ли ты именно так.

— А вы сами… — испуганно сказала Зося, — вы сами веруете так?

— Вполне, — твёрдо отвечал инквизитор.

— Тогда и я, конечно, верую, — сказала девушка.

— Тогда, — повторил за ней инквизитор и зашёл ей за спину. — Хорошо. Значит, можем ли мы зафиксировать, что ты веруешь в то, что хлеб и вино, подаваемые в церкви, являются телом и кровью Господа нашего Иисуса Христа, и ты охотно ешь тело Его и пьёшь кровь Его?

Зося смутилась.

— Так требует христианская вера, и конечно можно с этим согласиться…

— Можно согласиться, — снова повторил инквизитор, наклонившись к самому её уху, и своим тонким обонянием Зося уловила гнилостный запах, исходящий из его рта. — Скажи, а за какие грехи тебе дано вот это, — он ткнул рукой в выпуклую грудь Зоси.

Зося и сама часто задавала себе этот вопрос — за что Господь наказал её этим уродством меж грудей — кости здесь словно вздыбились, создавая спереди горб. Она специально носила мешковатую одежду, которая позволяла хотя бы отчасти скрыть его. Иногда ей казалось, что она знает, за что ей эта кара, но её предположения всегда опровергались тем, что горб появился ещё тогда, когда она не успела нагрешить.

— Я не знаю… — ответила она.

— Священное Писание и отцы Церкви говорят нам, что всякое физическое уродство является воздаянием за грехи. Ты будешь ли возражать этому, дщерь?

— Нет, — быстро сказала Зося. — Но…

— Но? — инквизитор снова уселся за стол напротив неё, наклонился и впился взглядом в её глаза. — Но?

— Но дело в том, что это у меня от рождения, а ведь я не могла нагрешить в утробе…

— Это объяснить очень легко, дщерь. Ты родилась с чрезвычайно грешной душой, и Господь отметил тебя этим, — он ткнул рукой в горб, — и этим, — он пальцем показал на выпирающий верхний зуб прямо по центру, который напоминал длинные резцы грызунов. — И этим, — палец указал на косоглазие Зоси. — Господь дал тебе уродливое тело и хромоногость, чтобы все благочестивые верующие сразу могли определить, что душа твоя черна от греха, и ты представляешь опасность для святой веры.

— Я не… — начала было Зося, но смешалась.

— Хорошо, — сказал инквизитор и позвонил в колокольчик. — Сейчас ты уйдёшь…

— Домой? — с надеждой спросила Зося.

Дверь открылась, и вошёл дюжий детина, который привёл её сюда.

— Ты не была вполне искренней со мной, дщерь. Поэтому ты пойдёшь не домой, а назад в камеру. В следующий раз будь со мной честной, и всё для тебя закончится хорошо.

Он махнул рукой, и стражник, грубо схватив Зосю за волосы, выволок её из комнаты.

Теперь она сидела у стены и обдумывала состоявшийся разговор. Кажется, инквизитор был во всём прав, он говорил последовательно и никак не пытался исказить её ответы, только уточнял, что она имеет в виду. Наверное, он справедливый человек, подумала Зося, и не будет истязать её, добиваясь признаний в том, чего она не совершала.

Ханна открыла глаза и, не вставая, посмотрела на Зосю.

— Ну что? — спросила она. — Цела?

Зося кивнула.

— Тебя не били?

— Нет, Ханночка, — ответила она. — Со мной говорили вежливо, только вот…

— Что?

— Я не понимаю, к чему он клонил. Он спросил меня, нравится ли мне есть тело Христово и пить кровь Его…

— Ах, это? — Ханна заливисто засмеялась и села, подогнув под себя ноги. — Ну нравится, конечно, обычный вопрос, обычный ответ.

— Он ещё спрашивал, за что меня Господь покарал уродством…

Ханна махнула рукой.

— Ну меня-то они этим не смутят. По таким меркам, я святая, — Ханна засмеялась, обнажив белозубую улыбку, и с удовольствием потрясла роскошными волосами.

— Нельзя так говорить, Ханна, — упрекнула Зося. — Свят только Господь, а уж мы-то с тобой… — она подняла глаза и пристально посмотрела на подругу.

Ханна взглянула на неё и хотела что-то сказать, но тут заскрипела щеколда, и раздался голос стражника:

— Вторая девка, эй, как там тебя, выходи.

Ханна встала и грациозно потянулась, обтянув тонкой одеждой своё прекрасное тело. Даже в полумраке, а может быть, особенно в полумраке, она выглядела очень соблазнительно. Стражник в дверях так засмотрелся, что даже рот раскрыл. Проходя мимо него, Ханна на мгновение остановилась и повернулась:

— Слюни-то подотри, мужлан, — и, засмеявшись, прошла вперёд.

— Ведьма, — пробурчал стражник, — как есть ведьма проклятая…

— Заткнись-ка, — донёсся до Зоси высокомерный Ханнин голос. — Веди, куда сказано и не разговаривай.

Зося всегда удивлялась умению своей подруги в любых обстоятельствах вести себя так, словно она полностью контролирует ситуацию. Они были знакомы с детства, но близко сошлись только в последние годы. Обе семьи были из шляхты, но Зосин род уже столетие как разорился, а семья Ханны была хоть и не богатой, но не бедствовала. В детстве они не дружили — дети дразнили Зосю за уродство, и Ханна среди них была заводилой. Но в юности у них появилась общая тайна, и они вынужденно сблизились. Зося, которая не была избалована добротой окружающих и даже просто вниманием, дружбу с Ханной восприняла как божью милость и очень боялась лишиться её. Поэтому она раболепно всматривалась в подругу, стараясь угадать её желания и выполнить их ещё до того, как они были высказаны.

Оставшись одна, Зося прилегла на тряпки, с которых только что встала Ханна, и задремала, а затем и вовсе крепко уснула. Когда она проснулась, из окошка больше не струился свет, и в камере было темно. Стояла полная тишина, только откуда-то раздавался свист сверчка.

— Ханна… — прошептала Зося, а затем сказала громче: — Ханна!

Никто ей не ответил. Зося встала на ноги и стала обходить комнату по периметру, держась за стену. У противоположной стены она споткнулась обо что-то, и по полу покатилась жестяная миска. Под ногами тут же стало сыро — похоже, Зося опрокинула похлёбку, но она не расстроилась — всё равно тюремную баланду есть не хотелось.

Ханны в камере не было. Зося вспомнила, что сама она пришла с допроса чуть после полудня, а вскоре увели и Ханну. Теперь ночь. Выходит, Ханны не было уже много часов. Что же с ней могут делать? При мысли о том, что Ханна, возможно, подвергается пытке и, может быть, именно в эти минуты, у Зоси закружилась голова, и она медленно сползла по стене, чтобы не упасть.

Зося долго сидела, прислонившись спиной к неровному холодному камню, и… боялась. Зося знала, что несговорчивых арестантов на допросах с пристрастием подвергают пыткам, а ведь Ханна была очень самолюбива и горда. Зося живо представила себе раскалённые щипцы и клещи, которыми, как она себя уже уверила, прямо сейчас истязали совершенное тело Ханны. Она сама почти физически чувствовала боль, которая доставалась её подруге.

— Ну скажи им, — заплакала Зося. — Признайся, скажи им то, чего они от тебя хотят, Ханночка.

Слёзы стекали по зарозовевшим щекам дурнушки, глаза её заблестели, и если бы сейчас мог кто-то увидеть Зосю, то непременно признал бы в ней вурдалака или упыря: кровавый блеск зрачков, налившееся пунцовой краской лицо, длинный зуб, торчащий из-под верхней губы — именно так и описывали представителей этого кровавого племени её земляки.

Упыри были страшилкой для детей и суровым предупреждением для взрослых. Старики рассказывали, что приходят по ночам эти кровожадные существа и сосут кровь у людей, предпочитая молодых парней и девушек, чьи помыслы наполнены грехом, упрощающим кровососам их поиск. Тот, чью кровь отведал упырь, делался словно меченым — теперь все упыри и ведьмы сбегались к нему, и одни высасывали кровь, а другие заставляли работать. Говорили, что лунными ночами обескровленное тело имеет особую силу, и нечисть всех мастей — ведьмы, оборотни, упыри — пользуются этим, принуждая своих рабов к тяжёлому труду. В конце концов, измождённый кровопийцами человек умирал от истощения, после чего иногда сам присоединялся к своим мучителям, а в других случаях бродил неприкаянно по земле, воздыхая: «Кровушка моя, кровушка… где ты? Вернись в моё тело, родимая кровушка…»

Вспоминая эти рассказы, которыми и её мать пугала в детстве, Зося невольно улыбнулась их наивности и посмотрела наверх. В окошке уже загорались мягкие отблески зари, и в камере стало чуть светлее. На полу Зося различила валявшуюся миску и двух крыс, которые лакали из неё остатки похлёбки.

— Кыш! — стукнула Зося кулаком по полу. — А ну пошли!

Крысы прекратили трапезу и повернули к ней головы. Их зрачки собирали едва заметный свет, поступавший из окна, и горели красным.

— Тоже как упыри, поди… — укоризненно сказала Зося и ткнула ногой в сторону крыс, пытаясь напугать их, но безрезультатно. Наоборот, крысы, казалось заинтересовались этим новым объектом и, оставив миску, направились к ней.

— Ну, вы! — Зося подобрала ноги и прижавшись к стене, стала подниматься. — А ну вон отсюда, брысь, сказала!

Но крысы никак не реагировали на её крики. Они подошли прямо к девушке и принялись деловито обнюхивать ступни её ног. Зося стояла, не шелохнувшись. Вдруг одна крыса зашипела и отпрыгнула в сторону, следом за ней вторая, и вот уже обе галопом поскакали по каменному полу в угол и, юркнув в какую-то им одним известную дырку, исчезли в подполе.

— Я в подвале, а крысы в подвале подвала, — тихо сказала Зося и снова села на пол.

Получается, что Ханны не было половину дня и уже почти всю ночь. Наверное, приведут всю истерзанную.

Мысли Зоси снова вернулись к деревенской нечисти. В прошлом году она не раз видела, как мужики и бабы с криками и свистом тащили пойманных и ещё шевелящихся упырей на погост. По пути их охаживали дубинами, резали ножами, тыкали вилами, а кровососы корчились от этих ударов и тихонько подвывали. До могилы часто доносили только куски растерзанного тела и кидали их в разрытую могилу, откуда, как считалось, упырь и вылез. Затем его засыпали бывало чесноком, бывало известью, а землю на могиле заговаривали. Если тело было цело, то вонзали ему в грудь осиновый кол, в рот кидали мелкую монету, шею накрывали остро наточенным серпом, который должен был отсечь голову нечисти, попытайся она снова выбраться из могилы. Бывало так же, что упыря придавливали тяжёлым камнем, а на палец ноги надевали замок.

Если же тело было разорвано на части, то ведуны советовали прямо в могиле развести огонь и сжечь фрагменты вурдалака в этом пламени, чтобы из каждого куска не вырос целый упырь и не начал бы снова свою разбойничью деятельность.

Тем временем совсем рассвело, и из коридора стали раздаваться звуки — одни тихие, другие погромче. Зося придвинулась к двери и стала прислушиваться, надеясь услышать, что Ханночку ведут с допроса. Зося уже мысленно приготовилась увидеть её избитой и окровавленной и прикидывала, как она сможет облегчить страдания подруги.

Но время шло, а Ханну всё не вели. Пришёл тюремщик и поставил на пол новую плошку похлёбки.

— Где Ханна? — несмело спросила Зося.

Он ухмыльнулся.

— Тоже спешишь за своей ведьмой? — злорадно произнёс он. — Успеешь, не торопись. Пожри-ка вот пока, — и он носком грязного сапога двинул плошку по направлению к Зосе, да так, что кусок уличной грязи отвалился от подошвы и упал в миску.

— Земля-кормилица, — сказал он. — Так даже пожирнее будет. Жри, ведьма.

Дверь захлопнулась, лязгнула ржавая щеколда, и тяжёлые шаги охранника забубнили на каменных плитах коридора.

Зося сильно проголодалась, но тюремную бурду трудно было назвать едой, а с куском грязи она становилась не просто невкусной, но и противной. В комке Зося увидела копошащегося червя. Он был грязно-серого цвета, очень толстый и длиной с фалангу пальца. Зося нагнулась над миской и двумя пальцами достала его. Червь тут же начал крутиться в её руках, чёрная точка на его голове вихлялась то вправо, то влево, то вообще скрывалась за извивающимся телом. Зося посмотрела на него некоторое время и щелчком отбросила к стене.

В маленькое окошко под потолком поминутно кто-то заглядывал. В городе знали, что за окошком — камера, где держат тех, кого подозревают в преступлениях, и многие делали это просто из любопытства. Зося и сама, идя с базара домой, иногда наклонялась над одним из этих окон и сквозь полумрак пыталась рассмотреть, не томится ли нынче в подземелье кто-нибудь из знакомых.

Любопытные глаза быстро исчезали, а дети, разглядев у стены женщину в сером платье с белой юбкой корчили рожи. Мужчины использовали камеру как отхожее место и с места, где сидела Зося, были прекрасно видны гениталии тех, кто справлял в камеру малую нужду. Когда это случилось во второй раз, Зося поморщилась и пересела в угол стены с окном, где общение с внешним миром было невозможно.

На этом месте и застал её стражник, вошедший в камеру.

— Поднимайся, зовут, — коротко сказал он и вышел в коридор, спасаясь от смрада, наполнявшего тесную каморку.

Зося вышла и, прихрамывая, пошла прямо по коридору впереди стражника.

— Почему вы, ведьмы, всегда такие вонючие? — спросил конвоир. — Как зайдёшь к вам, аж с ног сшибает.

— Я не ведьма, — ответила Зося.

— Ты не ведьма?! — ошарашенно спросил стражник и засмеялся. — А почему же воняешь так? И почему ты уродина такая?

Зося хотела промолчать, но ей стало обидно. Она остановилась и оглянулась на охранника.

— Подойди, понюхай. Я не воняю, — и тут ей пришло в голову, что наверное, одежда впитала все миазмы её тюрьмы.

Тот неожиданно взъярился.

— Пошшшлааа! — крикнул он и кулаком двинул Зосе под ребро, а когда она повернулась, отвесил ей такого пинка, что она даже покачнулась.

— Не ведьма она, ишь! — возмутился он. — Известное дело, ведьма. Не ведьмы сюда не попадают.

–––
Моя авторская колонка: https://fantlab.ru/user221623/blog

авторитет

22 декабря 2024 г. 12:36

цитировать | [ ]

Сегодня в кабинете инквизитора, кроме него, находился ещё один человек. Когда он повернулся, Зося удивилась и обрадовалась — это был один из её соседей, мужчина по имени Лех, жестянщик. Он жил в нескольких домах от Зоси, был тихий, спокойный, с большой семьёй — двое сыновей и три дочери, первая из которых появилась лет десять назад, когда сама Зося ещё была девочкой. Несколько лет назад, когда маленькая дочка Леха тяжело заболела, Зося лечила её, готовила отвары по рецепту матери, прикладывала компрессы и примочки, помогала очищать лёгкие — почти жила в доме Леха — и в конце концов, выходила. В прошлом месяце девочке исполнилось шесть лет, и она уже вовсю помогала по хозяйству. Жена Леха Гражина, толстая, невысокая бабёнка с красным лицом и глазами навыкате, всегда молчаливая и строгая, с утра до вечера занималась домашними делами, попутно вышивая узоры на девичьих юбках и кофтах — занятие, которое могло бы быть прибыльным, если бы не отсутствие какого-либо умения делать эту работу аккуратно и со вкусом. Её вышивки получались аляпистыми, кривыми, к тому же, принимаясь за дело, она никогда не мыла рук, из-за чего одежда вместе с вышивкой покрывалась грязными жирными пятнами. Гражина и сама была вечно грязной, и от неё несло по́том вперемежку с запахами жира и чеснока.

После того, как Зося вылечила Улю, Лех стал несколько раз в неделю заходить к Зосе, неуверенно мялся на пороге, тихо благодарил, а иногда приносил крынку молока или горбушку хлеба, зная, что девушка нуждается и часто не может позволить себе даже самой простой еды.

Увидев его, Зося подумала, что должно быть, он пришёл, чтобы свидетельствовать в её пользу. Но когда она, улыбнувшись, кивнула ему, Лех хмуро посмотрел на неё и отвернулся.

— Ну-с… продолжим, — сказал инквизитор, от которого не укрылась эта пантомима. — Знакомы? — спросил он, показывая одной рукой на Зосю, а второй на Леха. — Ну точно! Вы же из одной деревни… как её там… Пин? или Пен? — он вопросительно посмотрел на Леха.

— Пьен, — ответил Лех. — Это соседка моя.

— Ага, соседка. Это хорошо, — чему-то обрадовался инквизитор и даже потёр ладони одну о другую, словно в предвкушении чего-то очень радостного.

Затем он долгим взглядом посмотрел на Зосю и после продолжительного молчания сказал:

— Ну-с, садиться сегодня не предлагаю.

Зося почувствовала в его голосе скрытую, а может быть, и открытую враждебность и отметила, что сегодня в комнате и нет ничего, куда она могла бы сесть. Только в углу стояло что-то, прикрытое тканью.

— Итак… — инквизитор встал напротив Зоси и пристально посмотрел на неё. — Итак, вчера мы остановились на том, что ты не захотела быть искренней со мной. Поэтому сегодня я привёл этого человека, — он, не поворачиваясь, указал рукой себе за спину, где стоял Лех. — Он обычно помогает мне добиться искренности от еретиков, ведьм и прочих врагов нашего Господа Иисуса Христа.

Зося в страхе посмотрела на Леха. На этот раз тот не отвернулся, а встретил её взгляд своим, неожиданно твёрдым и жёстким.

— Приступай, — сказал инквизитор и сел в свой угол за столом.

Лех сбросил тряпки с предметов, стоявших в углу, и Зося увидела орудия пытки.

— Постойте! — взмолилась она. — Ведь вы же даже ничего у меня не спросили! Не надо этого…

— Я спрашивал у тебя вчера, — скучным голосом протянул инквизитор, — и ты не хотела отвечать честно. — Он посмотрел на Леха и твёрдо повторил: — Приступай. Да! И выпрями-ка ей рёбра, а то совсем это не богоугодно…

После этого он углубился в какие-то бумаги, а палач грубо схватил Зосю и быстрыми ловкими движениями связал ей руки.

— Сначала на кобылке покатаемся, — сказал Лех, и в его голосе Зося услышала даже не злорадство, а восторг.

Затем он долго мучил её, проявив изощрённое мастерство в причинении боли, контролируя её так, чтобы жертва не лишилась чувств. За «кобылой» палач переместил Зосю на дыбу, а после надел ей на ногу испанский сапог. Зося почти всегда была в сознании, отключаясь лишь на короткие мгновения, когда Лех приводил её в чувство приготовленной заранее ледяной водой в вёдрах. Инквизитор всё копался в бумагах, что-то писал и только пару раз прервал свои занятия, потребовав от палача создавать меньше шума, после чего Лех затолкал что-то Зосе в рот и завязал его. К окончанию экзекуции, девушка потеряла всякое ощущение времени. Она даже не знала, какое сейчас время суток — вечер? ночь? может, уже утро? Лицо её отекло от слёз и побоев, по ногам стекали струи крови, всё тело ныло от синяков и переломов. В конце концов, палач затолкал её в устройство, которое назвал «железной девой», бормоча, что это будет ей только на пользу, так как после девы-то точно кости выпрямятся…

— Достаточно, — сказал инквизитор.

Лех с сожалением вытащил Зосю из «девы», рывком поднял на ноги и поставил перед ним.

— Итак… — снова сказал инквизитор. — Вчера ты сказала, что любишь пить кровь нашего Господа Иисуса Христа, — он осенил себя крёстным знамением и вопросительно посмотрел в лицо девушки.

— Да, — выдохнула Зося.

— Что «да»? Выражайся понятнее.

— Да, люблю, — повторила она.

— Что именно любишь?

— Люблю пить кровь Господа нашего Иисуса Христа.

Инквизитор кивнул.

— Хорошо, — протянул он, меряя шагами комнату. — Вижу, что разговор с моим помощником помог тебе.

Он снова остановился напротив Зоси.

— А как насчёт крови вообще?

— Что вообще? — переспросила Зося.

— Ну вообще кровь ты любишь? Не Господа нашего, а вообще кровь. Человеческую.

Зося пришла в ужас. Она судорожно замахала головой, отрицая выдвинутое ей чудовищное обвинение.

— Хм… ну вот, а я только что похвалил тебя. Продолжай, — сказал он, протянув руку к Леху.

Тот заулыбался и схватил Зосю за плечо.

— Нееет! — закричала Зося. — Пожалуйста, нет! Я люблю кровь, люблю!

Но инквизитор кивнул, и палач снова потащил Зосю в свой угол.

На этот раз экзекуция была короче. Вскоре инквизитор махнул рукой, и Лех вытащил Зосю на середину комнаты.

— Итак, мы поняли, что людскую кровь ты любишь и с удовольствием пьёшь. Так? — Он сделал Леху знак и тот резким движением за волосы поднял голову Зоси. — Так?

Зося кивнула.

— Говори же.

— Я люблю людскую кровь, — с трудом выговорила девушка.

— А особенно кровь девственниц и младенцев?

— Да, — подтвердила Зося. — Особенно я люблю кровь девственниц и младенцев.

Инквизитор потёр руки.

— Очень хорошо. В доносе сказано… вот, можешь сама почитать — один из твоих соседей утверждает, что видел, как ты прокралась в чужой двор и сосала кровь у скотины — овцы, свиньи, коровы. А наутро, говорит он, овца оказалась мёртвой и полностью лишённой крови.

Зося снова кивнула.

— Говори же, вурдалачка, чью кровь ты пила? — инквизитор впился взглядом в её глаза и крепко сжал тонкие губы. — Не молчи! Или ты хочешь снова поговорить с ним?

— Нет, — простонала Зося. — Я во всём сознаю́сь, пожалуйста, лучше просто убейте меня.

— Перечислены имена тех, кто скончался после того, как ты высосала у них их кровь. Грамотная?

Зося кивнула.

— Вот посмотри.

И он ткнул ей в лицо буроватого цвета бумагу, на которой кривым почерком перечислялись её преступления. Инквизитор показал пальцем, где читать:

— Вот тут: пастуха Болеслава и его дочь Божену, прислужницу Зузанну, отроков Веслава и Юзефа… читай сама.

Зося пробежала глазами строчки.

— Да, всех я высосала, — без сил сказала она.

— Прекрасно, — сказал инквизитор.

После короткой паузы он продолжил:

— С инкубами совокуплялась?

— Да что вы… — заплакала Зося.

— А есть говорящие, что совокуплялась.

— Откуда же они могут знать? Ведь если бы и совокуплялась, то наедине…

— Ты отказываешься признать, что совокуплялась с инкубами?

Инквизитор перевёл взгляд с Зоси на палача, и тот улыбнулся во весь рот:

— Признается, куда ей отпираться-то…

— Ну? — поторопил инквизитор.

— Совокуплялась… — прошептала Зося.

— Громче!

— Совокуплялась! — выкрикнула Зося.

— Как часто ты это делала?

Зося промолчала, и палач сделал шаг в её направлении. Она вздрогнула.

— Всегда, когда приходили…

— Как часто? Каждую ночь? — требовал инквизитор.

— Да, каждую ночь…

Инквизитор уселся за стол и продолжил писать в своих бумагах.

— Просил же дать мне писца… — проворчал он. — Приходится и допрашивать и записывать самому… — он написал несколько строк, диктуя себе под нос: «…в чём сама и призналась. И ведьма, что подтверждается внешней безобразностью и собственным признанием».

Затем он подул на бумагу, осушая чернила и поднял голову на Зосю.

— Итак, ты призналась, что являешься ведьмой, упыршей и врагом Христа. Подпиши здесь, — он подвинул к ней бумагу и перо.

Зося трясущейся рукой написала своё имя.

— Заканчивай, — махнул инквизитор Леху. — Заканчивай и веди её на площадь… если доведёшь.

После этого он вышел из комнаты.

Зося в страхе смотрела на палача.

— Не бойся, — неожиданно нежно сказал Лех. — Больше больно не будет… то есть, почти не будет.

Он снова связал Зосе руки и бросил её грудью на колоду, привязав верёвку к крюку на противоположной стене и натянув так, что Зося могла только лежать на столе.

— Ты не думай, я помню, как ты мою Улю-то вылечила, — говорил Лех. — Я всё добро помню, но что ж поделать, если ты сюда попала. Значит такова воля господня, а волю господню всякий должен исполнять. Ты думаешь, я здесь из-за денег? Нееет. Платят-то тут мало, мы для человеков стараемся, — объяснял Лех, находясь где-то сзади, так, что Зося не могла его видеть. — Платят мало, но, правда кормёжка, а ведь заказчиков-то нынче мало, а семья у меня ты сама знаешь… большая семья-то и значит, ежели б я тут не питался, то у детей своих отнимал бы.

Зося почти не слушала его. Она подумала, где теперь Ханна? Наверное, её вчера так же пытали, а теперь-то она где?

— Где Ханна? — тихо спросила она.

— Ханна-то? Подружка твоя? Вчера была здесь, да, — он хмыкнул. — Но с ней всё по-другому вышло, тебе уж не узнать, — он помолчал. — Да… так вот, кормёжка же, а ещё тут шлюхи дармовые, опять мне не тратиться. Мне пан инквизитор разрешил, — словно оправдываясь, произнёс он. — Сам-то он вас не пользует, а мне вот разрешает…

Лех подошёл к Зосе вплотную и задрал ей подол.
***
Снаружи ждали люди.

— Пан-то только что ушёл, — рассуждал один из мужиков. — Значит вот-вот и упыршу выведут.

— А вторую-то?

— А вторую вчерась отпустили, оказалась не упырша и не ведьма… Грят, мол, ента одна непотребства творила.

— Откудова знаешь?

— Так вот пан инквизитор же объяснил…

Ханна стояла чуть в отдалении. С ней был высокий, крепко сбитый парень со светлыми волосами и пронзительным, словно луч, взглядом.

— Зоське не повезло просто, — сказала Ханна. — Во-первых, нет у неё такого, как ты, который пришёл бы и выкупил её. Сколько ты отдал, Мирек?

Тот махнул рукой.

— Да тридцать монет всего, не о чем говорить.

— Во-вторых, ну её как Бог пометил — косоглазая хромоножка, горб этот, да ещё зуб… ну кто теперь поверит, что она не упырь?

Мирек улыбнулся и ласково посмотрел на Ханну.

— А в-третьих, — сказал он, — кого-то надо было отдать.

— Да, верно, — кивнула Ханна. — Но вообще-то, Зоська только у скотины кровь пила, людей жалела. А ведь у людей-то вкуснее — особенно у детей. У скотины кровь — как пресный хлеб на воде. Только с голодухи и позаришься…

Она подняла глаза на Марека и вытянула губы, в которые тот, наклонившись, поцеловал её.

— Да, пришлось тех, кого я высосала, на неё свалить. А палач-то там ловкий. Знаешь кто?

Мирек отрицательно покачал головой.

— И никто не знает. Потому что он только там открывает лицо, да и то не всегда. А потом тем, кого истязал, прижигает языки, чтобы не выдали перед смертью. До меня добраться не успел…

Дверь распахнулась, и вышедший из неё человек в маске поднял руку, призывая к вниманию. Тут же наступила тишина.

— Созналась! — торжественно сказал он. — Упырша как есть. Кровь пила и из скотины, и из людей. Даже из дитёв!

Толпа зашумела.

— К тому ж ведьма! С инкубами якшалася! Вот она, — палач обернулся и выволок вперёд едва стоящую на ногах Зосю.

На месте рта выделялось бурое пятно — перед тем, как вывести к толпе, Лех раскалёнными щипцами прижёг ей язык и губы.

— Забирайте! — и с высокого порога он швырнул девушку в толпу.

Раздался восторженный гул. Зосю поймали десятки рук и прямо на месте стали рвать на куски. При виде окровавленного тела ажиотаж толпы достиг апогея. Стоявшие в задних рядах отталкивали передних, чтобы поучаствовать в расправе. Несколько человек под напором упали, и, угодив под ноги напиравших, громко кричали снизу. Но толпа не обращала на них внимания — важнее было добраться до упыря и нанести хотя бы один удар.

— Постойте! — заорал кто-то. — Лучше на погост её, как тех, которых в том годе споймали. Всё есть, — он помахал серпом в руке. — Прикуём и закопаем!

Толпа радостно загомонила и понесла Зосю в направлении погоста. По пути в её тело тыкали заострёнными кольями, ножами и просто палками. Радостные крики перемешивались с гневными, а движение толпы всё ускорялось, и в конце концов превратилось в семенящий бег. Огромная масса добрых католиков устремилась в сторону кладбища, чтобы на святом месте растерзать нечисть, которая долгие годы жила с ними бок о бок.

— Не успел до меня добраться, — повторила Ханна. — Но я ему улыбнулась и шепнула кое-что. Он сегодня ждёт меня ночью у озера. Пойдём вместе, милый?

Мирек снова поцеловал её и широко улыбнулся.

–––
Моя авторская колонка: https://fantlab.ru/user221623/blog

философ

22 декабря 2024 г. 14:29

цитировать | [ ]

Алексей Черкасов, прочитал "Первый ангел вострубил…" не без интереса и не без удовольствия. Правда, начало показалось немножко нудноватым. Но зато все так уютно, что аж в деревню захотелось.
Пара моментов, которые отмечу.

цитата Алексей Черкасов
Егорыч спал на лавке, шумно всхрапывая, и в лунном свете выглядел несколько апокалиптично.

Не очевидно. Как может спящий в лучах луны старик выглядеть апокалиптично?

цитата Алексей Черкасов
— Про эту звезду знали давно, вернее подозревали, что она есть, — рассказывал Генка. — Гравитационные возмущения показывали, что где-то на задворках Солнечной системы есть либо крупная планета, либо небольшая звезда, которая направляет к Солнцу кометы, прилетающие из космоса. Точно выяснить, планета это или звезда, не могли, но предполагали, что она находится от Солнца в двух-трёх световых годах. Ей даже название дали — Тюхе, если это планета, Немезида, если звезда. Теперь выяснилось, что это звезда, которая образует с Солнцем двойную систему и возвращается к нему раз во сколько-то там миллионов лет. Каждое возвращение вызывало на Земле катаклизмы, заканчивающиеся вымираниями.

Весьма странное объяснение. Что за система такая из двух звезд, где одна периодически улетает от другой на миллионы лет, а потом возвращается, да так близко, что может, например, оторвать от нее Землю. Как такая система из двух звезд работает? Как два шарика на резинке? Или эта Немезида вертится вокруг Солнца по траектории какого-то невероятно вытянутого эллипса, длинна которого в миллионы раз превышает ширину? Чем это обусловлено? Почему, звезда с более мощной гравитацией чем у Солнца вращается вокруг? Или она не вращается? Короче, я не смог себе этого представить. Возможно, есть какие-то примеры или объяснения.

цитата
Двойная звезда представляет собой систему, состоящую из двух объектов (звезд), связанных между собой гравитационными силами. Обе звезды, входящие в систему, вращаются вокруг общего центра их масс. Расстояния между звездами могу отличаться, равно как и масса этих звезд, а также их размеры.

авторитет

22 декабря 2024 г. 15:37

цитировать | [ ]

Firewalking, спасибо за замечания.

цитата Firewalking
Что за система такая из двух звезд, где одна периодически улетает от другой на миллионы лет, а потом возвращается

Немезиду я не придумывал. Я только использовал в художественных целях гипотезу, которая сейчас довольно популярна среди астрофизиков.

Вообще у меня в романе, конечно, есть допущения, но не настолько масштабные. Я использовал два основных посыла: первый — вот эта самая звезда, и второй — теория Карла Густава Юнга о коллективном бессознательном. На них построен весь сюжет. Самое значительное допущение, которое я сделал — это что звезда может деформировать среду, в которой размещается коллективное бессознательное.

Если интересно, я могу написать об этом подробнее, просто, боюсь, это будет немного скучно.

–––
Моя авторская колонка: https://fantlab.ru/user221623/blog

философ

22 декабря 2024 г. 23:23

цитировать | [ ]

У Азимова это было где-то.

–––
Дочь-хризантема наивна — каждый сорвёт,
Дочь-бенибана сорваться может сама. Кого взрастил самурай?

авторитет

22 декабря 2024 г. 23:35

цитировать | [ ]