Ко мне попала вот такая антология https://fantlab.ru/edition410053.
Она состоит из очень коротких вещиц объемом примерно в 2 500 знаков — то, что у англоязычных называют флэш-фикшн (flash-fiction). Флэш-фикшн — это короткий рассказ, в котором несмотря на его размер, есть персонаж и сюжет. По размеру могут быть очень разными: от шести слов — известное For sale: baby shoes, never worn (Продаются пинетки детские, ни разу неношенные) — и до 1 000 слов.
Упомянутая антология составлена из миниатюр, написанных авторами-женщинами в рамках конкурса флэш-фикшн, проводившегося сайтом Reactormag.com в 2017 году. По ссылке находятся все оригиналы антологии. Оригиналы объединяет общая конкурсная тема: She was warned. She was given an explanation. Nevertheless, she persisted. (Ее предупредили. Ей объяснили. И все равно она упорствовала).
Кэмерон Хёрли
«Ее предупредили. Ей объяснили, почему. И все равно она продолжала упорствовать».
Такая гравировка опоясывала основания статуй по всему городу, предостерегая женщин от борьбы с монстрами, но Мойру эти слова, наоборот, вдохновляли. Она знала: свои чудовища есть у каждого. Поражение не позор.
Несмотря на предупреждение, а возможно, и благодаря ему, Мойра решила продолжать дело, которое уже привело к смерти ее мать, бабушку и бессчетные поколения женщин в роду, вплоть до незапамятных времен еще до сотворения нынешнего мира. Кто-то же должен сдерживать чудищ.
Покинув городские стены, Мойра двинулась в горы. Из оружия при ней был только хрустальный посох. Как она и ожидала, соотечественники послали за ней големов. Многие не понимали, что с монстрами кто-то должен бороться. Кто-то должен упорствовать наперекор всем, иначе город сгинет, не устояв перед напором вражеских полчищ. Она победила големов, искорежив их внутренности и вырвав тикающие сердца. Путь Мойры кишел ползучими гадами, злобными медведями и прочим грозным зверьем, специально созданным, чтобы удерживать ее дома. Она одолела их тоже, выйдя из схваток окровавленной и покусанной, но с триумфом.
Прихрамывая, Мойра доплелась до подножия высоких гор, о которых издревле рассказывали женщины в роду. Все выше и выше карабкалась она, хотя башмаки порвались на острых камнях, пальцы были содраны в кровь, а руки дрожали так сильно, что могли подвести в любую минуту. Затащив себя на большой карниз у вершины, она увидела останки своих сестер: мумифицированные лица, разбросанные кости, обувь в стороне от тел, два сломанных посоха из хрусталя. Проковыляв мимо поверженных сородичей, Мойра вошла в пещеру, где жили монстры.
Чудовища поднялись со своих лежбищ, уже в броне, готовые к очередной атаке на город. Они приходили, чтобы уничтожить свет и надежду. Мойра явилась напомнить, что так просто у них не получится.
Она подняла хрустальный посох и закричала. Чудовища с воем набросились на нее. Мойра сражалась, кусаясь и царапаясь, как и противники. Она метила в их сердца, и наконец посохом пробила глаз неимоверно огромного монстра. Они упали вместе, глядя друг другу в обезображенные лица.
Одним чудищем меньше у осадивших город, одной женщиной — у его защитников.
— О, мои сестры, — начала Мойра, поверх тела монстра глядя на разбросанные кости вокруг и слыша, как в темноте рычат другие чудовища, готовые разорвать ее на куски, как некогда мать и бабушку, и еще многих в роду. — О, свет наших лиц.
Чудовища спустились с гор — на одно меньше в этом году, меньше на одно каждый год, меньше на одно, всегда на одно меньше, но никогда не заканчиваясь, как бы Мойра и ей подобные ни старались.
После того как она не вернулась, рядом с бабушкиной установили ее статую. Каждый день к памятнику приходили молодые женщины и пробегали пальцами по словам, выгравированным на подножии. Так продолжалось поколение за поколением, старые изваяния падали и сменялись новыми, приходили и уходили монстры, и время двигалось своим чередом в извечной борьбе света и тьмы.
В конце концов надпись стерлась от прикосновений и осталось только слово: «упорствовать».
* отсылка к Джеймс Типтри-младший Your Faces, O My Sisters! Your Faces Full of Light.
Брук Боландер
Когда первая избранница Минотавра должна была возлечь с ним во тьме лабиринта, её предупредили, чтобы не пыталась сбежать, и объяснили, почему: «Ты — чудовище, и место тебе и роду твоему на веки вечные под землёй».
И всё же, милый мой телёночек, она не покорилась. Не должно сдаваться и нам.
***
Старшая жена всё-таки умирает. Блу одна в лабиринте, последняя из вереницы себе подобных.
Без труда, словно песок или лён, она подхватывает тело усопшей своими сильными руками и относит в сушильню. Неожиданное солнце слепит. Тень рогов резким чёрным штрихом рассекает состоящие из песчаника стены. Под копытами гремят кости.
— Я приду снова, — грубым голосом обещает она им, трупу и лазурному глазу далёкого неба. — Скоро.
Побывав на свету, добровольно возвращаться во тьму адски тяжело.
***
Иногда из дворца наверху долетают звуки танцев. Танцовщица из Блу никудышная. А вот терпения у неё хоть отбавляй. Сидя в темноте, Блу прислушивается к «тип-топ» вдалеке. Обдумывает, что рассказали кости. Ступай на третьей развилке влево. Поверни возле рисунка с ковшом Белой медведицы вправо. Не сдавайся. Улыбнись, если мужчины сбросят вниз лестницу, и делай, что велят, но рога держи готовыми к бою. Ради твоих матерей, твоих дочерей, твоей свободы, будь готова бороться до конца.
***
Проходят месяцы.
Тело первой жены уже превратилось в мумию: сплошь кожа, рога и белёсые кости. Шкура крошится и отходит от них при малейшем касании. Блу почтительна, но без церемоний. Руки, что некогда вытирали ей слёзы и обрабатывали исцарапанные коленки, рассыпаются песчаной пылью под её неуклюжими пальцами.
Может статься, милый, это так называемая эвалю-циённая черта. С тех пор как первые из нас угодили вниз, мы ищем путь из лабиринта и оставляем подсказки для остальных. Не боись. Глядишь, ты станешь последним звеном цепи. Глядишь, на твоих костях не будет письмён.
Сухожилия расходятся. Блу бегло прочитывает наставления на костях. Взгляд выхватывает два слова, начертанные на языке трещин: «люк» и «нож».
Улыбка вспарывает её лицо, как удар копыта — сухую землю.
Блу целует высохший остов, встаёт и — на этот раз нетерпеливо — рысит прочь.
***
Под звуки танцев Блу несётся по коридорам, что извиваются словно дурацкий хвост ящерицы. Путь теперь ясен. Шум от вельмож и высокородных дам наверху становится громовым.
В косматых ушах звенит, в приплюснутый нос бьёт вонь духов, пудры и пота. Блу приостанавливается всего раз, чтобы пробить стену туннеля там, где песчаник тонок. В нише — нож с изогнутым клинком и рукоятью в виде атакующего быка. Она затыкает оружие за пояс и вновь набирает скорость. Запахи и шум усиливаются. Инструменты, для которых у неё нет названий, вопят и стонут.
Дальше, ещё дальше. Сквозь люк над головой сочится жёлтый свет. Каменная крышка тяжёлая и толстенная, ни одна человеческая женщина не смогла бы её сдвинуть даже на волос.
С хрюканьем, ворчанием и молитвой Блу прижимается лбом к крышке и изо всех сил толкает.
Камень медленно, со скрежетом начинает сдвигаться.
Шеннон Макгвайр
Ее предупредили. Ей объяснили, почему. И все же она продолжала упорствовать.
Нам рассказали об опасностях сдачи крови, разложили все по полочкам, но Мэри настояла. Она хотела найти работу получше — а значит, нужны были деньги на интернет и такси, чтобы ездить трудоустраиваться на верхние уровни. Ну, а мне хотелось убедиться, что не беременна — вдруг какой-нибудь придурок с нижних увидел во мне хорошую племенную кобылу. Итак, мы отправились в «Центр омоложения» — она во всей красе и самом новом платье, а я в комбинезоне и стоптанных ботинках — и сказали, что сдадим, сколько разрешает закон, а потом еще немного, если заплатят.
Мэри выглядела такой хорошенькой! На ней было платье в цветочек, в волосах — ленты. Настоящее воплощение той весны, что, судя по рассказам, приходила и к нам до того, как солнечный свет взлетел в цене и стал доступен одним богачам.
Нас проверили на болезни, паразитов и остальное. Самый быстрый и дешевый способ обследоваться — это сдать кровь. Абы у кого не берут, и, хотя результаты анализов ты не видишь, как только в руке оказывается игла капельницы, сразу ясно: ты в норме.
Мэри, прекрасную Мэри в ее прекрасном платье и с ее редкой кровью O(I) Rh−, поместили в одну комнату, а меня — в другую. Кто-то резко прошелся насчет того, что мы не можем быть сестрами, ведь у меня AB (IV) Rh+. Ее кровь не просто ценней: если мы не дадим им забрать по максимуму, нас обвинят в незаконной деятельности.
Конечно, я сказала "да". Мы и так пришли сдать по-максимуму. Незачем было угрожать. Хватило бы просто денег.
Аппарат забрал кровь, и я отключилась, а когда пришла в себя, мир кружился, пиликал таймер и Мэри, прекрасную Мэри, похожую на весну, вывозили, закрыв ей лицо простыней. Я такого не предполагала. Похоже, трагический исход не предвидел никто.
Мне выписали чек за то, что у меня взяли, но не за то, что взяли у нее. В клинике знали, что мы не сестры и по закону врачи были мне ничего не должны. Они дали мне двести пятьдесят долларов и забрали Мэри. Последняя весна в мире, а они высосали ее досуха, оставили себе все, что отняли, и даже не захотели с ней рассчитаться.
На двести пятьдесят долларов можно купить дешевую противозачаточную спираль и много дешевого пива. Весну это не вернет, но...
Где-то на верхних уровнях разгуливают богачи, в чьих жилах течет кровь Мэри. У меня не так много возможностей, но есть вот этот нож, и есть гордость, а они так и не расплатились.
Однажды я найду способ подняться туда и верну домой то, что осталось от Мэри.
цитировать
свернуть ветку