Урсула Крёбер Ле Гуин
О серьёзной литературе
On Serious Literature, 2007
Майкл Шейбон потратил немало сил, пытаясь вытащить разлагающийся труп фантастики из неглубокой могилы, куда его бросили авторы серьёзной литературы.
Руфь Франклин, «Slate», 8 мая 2007 г.
Что-то разбудило её ночью. Возможно, звук шагов на лестнице — кто-то в мокрых кроссовках очень медленно поднимался по ступенькам... но кто? И почему мокрые кроссовки? Дождя нет. Вот снова тяжёлый, хлюпающий звук. Но дождя не было уже несколько недель, стояла духота, спёртый воздух приобрёл приторный привкус плесени или сладковатой гнили, словно у очень старой финоккьоны или, скажем, позеленевшей ливерной колбасы. И вот опять — медленные, хлюпающие, засасывающие шаги, отвратительный запах усиливается. Что-то поднимается по лестнице, приближаясь к двери. Когда она услышала стук пяточных костей, прорвавшихся сквозь гниющую плоть, то всё поняла. Но фантастика мертва, мертва! Будь проклят этот Шейбон, вытащивший труп из могилы, куда она и другие серьёзные писатели его зашвырнули, дабы спасти серьёзную литературу от оскверняющего прикосновения, от ужаса пустого, покрытого язвами лица, от безжизненного, бессмысленного блеска гниющих глаз! Что, по мнению этого дурака, он наделал? Неужели он совсем не обращал внимания на бесконечные ритуалы серьёзных писателей и их серьёзных критиков — официальные церемонии изгнания, повторяющиеся заклинания, колья, снова и снова вонзаемые в сердце, язвительные насмешки, бесконечные победные пляски на могиле? Разве он не хотел сохранить невинность Яддо? Неужели он даже не понимал важности различий между научной фантастикой и контрфактуальной беллетристикой? Неужели он не понимал, что Кормака Маккарти — хотя всё в его книге, за исключением удивительно откровенного использования вопиюще невразумительной лексики, было поразительно похоже на множество ранних произведений научной фантастики о людях, пересекающих страну после холокоста, — ни при каких обстоятельствах нельзя называть писателем-фантастом, ибо Кормак Маккарти — серьёзный писатель и, следовательно, по определению не может опуститься до низких жанров? Могло ли случиться, что Шейбон, получив от безумных дураков Пулитцеровскую премию, забыл о священном слове «мейнстрим»? Нет, она не хотела смотреть на существо, что с хлюпаньем пробралось в её спальню и теперь стояло над ней, воняя криптонитом и ракетным топливом, скрипя, подобно старой усадьбе на вересковых пустошах под порывами грозового ветра, чей мозг разлагался изнутри, подобно груше, а маленькие серые клеточки вытекали из ушей. Но существо завладело её вниманием, протянуло к ней руку, и она увидела на наполовину разложившемся пальце сверкающее золотое кольцо. Она застонала. Как они могли закопать труп в столь неглубокой могиле, а потом просто уйти?
— Копайте глубже, копайте глубже! — кричала она, но её не слушали, и где теперь все они, прочие серьёзные писатели и критики, когда она в них нуждалась? Где её экземпляр «Улисса»? Всё, что имелось на прикроватном столике, — роман Филипа Рота, под креплением настольной лампы. Она вытащила тонкий томик и попробовала заслониться от ужасного голема, но силы оказались неравными. Даже Рот не смог спасти. Монстр возложил на неё чешуйчатую руку, и кольцо выжгло на ней клеймо, подобное горящим угольям. Жанр дохнул ей в лицо трупным зловонием, и она погибла. Её осквернили. Уж лучше бы она умерла. Теперь её никогда, ни за что не пригласят писать для «Granta».
Яддо — арт-резиденция в городе-курорте Саратога-Спрингс. Основана в 1900 году финансистом Спенсером Траском и его женой, писательницей Кейт Траск. Место «отдыха и восстановления сил для авторов, художников, скульпторов, музыкантов».
«Granta» — один из ведущих литературных журналов Великобритании, ориентированный исключительно на реалистическую литературу. Основан в 1889 году.
цитировать
свернуть ветку
На незнакомое имя даже внимания не обратил, а зря. Теперь поищу ее книги о холокосте и Ширли Джексон.