Брайан МакНафтон Трон из


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «Sprinsky» > Брайан МакНафтон. Трон из костей (Предисловие А. Роджерса и послесловие С. Т. Джоши)
Поиск статьи:
   расширенный поиск »

Брайан МакНафтон. Трон из костей (Предисловие А. Роджерса и послесловие С. Т. Джоши)

Статья написана 12 декабря 2024 г. 16:24


Брайан МакНафтон


Трон из костей


Джину Дьюизу,

У. Полу Гэнли и Роберту Э. Брайни,

которые знают, где находятся порталы.


Содержание


Брайан МакНафтон и истории, которые его вдохновили

Рингард и Дендра

Трон из костей

     I.   История лорда Глифтарда

     II. Развратник из поговорки

     III. Дитя упырицы

     IV. Рассказ доктора

     V.   Как Зара заблудилась на кладбище

     VI. История сестры и брата из Заксойна

Червь Вендренов

Мерифиллия

Воссоединение в Цефалуне

Искусство Тифитсорна Глока

Исследователь из Ситифоры

Вендриэль и Вендриэла

Некромант-ретроград

Возвращение Лирона Волкодава

Послесловие


Брайан МакНафтон

и истории, которые его вдохновили,

насыщенные, фантасмагорические, жуткие как смертный грех



Впервые я услышал или увидел Брайана МакНафтона, когда Рик Хаутала обратился к нему так, словно он был призраком, вернувшимся к жизни.

Это произошло в одной из компьютерных сетей, где собираются авторы фильмов ужасов. Человек, контролировавший гейт, оставил записку, что он впускает Брайана, и Рик Хаутала написал: «Сукин сын! Это Брайан МакНафтон!» Я довольно хорошо знаю Рика, и когда он печатал это, мог только представить, как у него округлились глаза и отвисла челюсть, и мне стало интересно, кто же такой, чёрт возьми, этот Брайан МакНафтон.

Поэтому я немного поспрашивал окружающих. Лишь матёрые олды — люди, которые писали и читали ужастики ещё до последнего крупного всплеска литературы хоррора, — что-то слышали о нём.

Это отразилось не столько на самом Брайане, сколько на природе рынка литературы ужасов. В хоррор-бизнесе регулярно случаются приливы и отливы, причём радикальные; прилив бывает настолько сильным, что большинство авторов хорроров оказываются не у дел, а значит, о них забывают.

Мысленный эксперимент для знающих читателей: скажите без обиняков, сколько вы можете вспомнить известных авторов книг ужасов, которые были написаны в 1965 году?

Позвольте мне заверить вас: в 1965 году в продаже была коммерческая литература ужасов. Существовали авторы, которые писали эти произведения, имелись читатели, читавшие их; здесь мы живём не в контексте, который уже расцвёл пышным цветом из-под пера Стивена Кинга.

Я могу назвать двух, и очень быстро: Сарбан и Роберт Блох.

Сравните это, скажем, с научной фантастикой: сколько второстепенных писателей-фантастов вы можете вспомнить, которые были опубликованы в 1965 году?

Я мог бы назвать дюжину, не особо напрягаясь. (Но воздержусь: большинство из них всё ещё с нами, всё ещё работают, и они бы побили меня за то, что я назвал их второстепенными писателями-фантастами 1960-х годов.) Более того, нетрудно вспомнить известных писателей-фантастов тридцатых, даже двадцатых годов.

Бизнес ужасов пожирает авторов заживо.

По Брайану сильно ударил разгул жанра хоррор в начале восьмидесятых. И почти в самом конце он опустил руки и ушёл работать на сталелитейный завод в Нью-Джерси, или в типографию в Мэне, или на обувную фабрику в Род-Айленде — в какое-то унылое место, мне неприятно вспоминать, в какое именно.

Страшно подумать, сколько времени прошло, прежде чем он снова начал писать. Два года? Три? Самое большее пять. А потом он где-то нашёл подержанную пишущую машинку и начал писать — почти против своей воли.

Вы держите в руках сборник рассказов, который заставил Брайана МакНафтона вернуться к работе. Это насыщенные, увлекательные тексты — жуткие, тревожные и фантасмагорические. Они будут предъявлять к вам те же требования, что и к Брайану: требовать, принуждать и наполнять вас невероятным удивлением. Когда вы прочтёте их, вам захочется большего.


* * * *


Это не совсем страшные истории, но и не совсем невинные в плане ужаса.

Эти истории происходят в другом мире... хм-м-м. Представьте, каким был бы «Властелин колец» Толкина, если бы автор попытался рассказать эту историю с точки зрения сторонника человеческих обитателей.

Книга, которую вы держите в руках, представляет собой нечто особенное.

Когда я сказал об этом Брайану, он не согласился со мной. «Толкин и его последователи, — сказал он, — никогда не были мне по душе... мой мир, безусловно, не уникален в своей мрачности, он не темнее, чем мир Роберта И. Говарда или любого из созданных Танит Ли. По сравнению с «Зотикой» Кларка Эштона Смита, это, конечно, постоянный карнавал в Рио. Возможно, моя память подводит меня из-за огромного промежутка времени, который прошёл с тех пор, как я прочитал эту вещь, но я думаю, что действие «Червя Уробороса» Э. Р. Эддисона происходило в довольно жуткой обстановке. А потом ещё есть «Ночная Земля» Уильяма Хоупа Ходжсона или Страна грёз Г. Ф. Лавкрафта из «Сомнабулического поиска неведомого Кадата».

И, конечно, в этом он прав. Но все эти вещи, о которых он говорит, происходят из широкого и толстого корня традиционного литературного фэнтези — корня, который в наши дни проявляется в основном в виде фантастики ужасов. Современное коммерческое фэнтези, там, где оно вообще вырастает из традиционных литературных форм, произрастает почти исключительно из творчества Толкина. То, что Брайан сделал здесь, — это нечто очень интересное: он привил этот богатый, фантасмагорический, традиционный и мрачный материал к монохроматическому основанию современного жанра.

Не следует заблуждаться на этот счёт: несмотря на отрицание Брайана, творчество Толкина и его последователей явно обогащает его фантазию. Это современное фэнтези, тот его вид, который привлекает широкую нынешнюю аудиторию — потому что Брайан, каким бы ни было его литературное влияние, находится в таком же плену своего контекста, как и любой из нас.

Это восхитительно. Это очаровательно. Нам с вами очень повезло, что у нас есть эта книга для прочтения. То, что заставило Брайана ввернуться к оставленному, казалось бы, навсегда занятию — действительно оказалось очень важным.


* * * *


И это возвращает нас к жизни Брайана и делу всей его жизни.

Когда я закончил читать рукопись этого сборника, то спросил Брайана, где можно найти экземпляры его старых книг.

Он отмахнулся от меня.

В письме, присланном несколько недель назад, он написал, что в семидесятые годы писал книги, в названиях которых фигурировал Сатана. Сейчас он занимается чем-то совсем другим, и эта работа не имеет особого значения.

Я сказал, что это враньё.

Но спорить с ним было бесполезно, он больше ничего мне не рассказывал.

Он так же скромен в своей биографии. За те пять лет, что я его знаю, мне то и дело приходилось слышать, как Брайан упоминал старых фанатов хорроров, в чьей юношеской компании он публиковался в фэнзинах, но когда я прямо спросил его о участии в фэн-движении, он ответил очень скромно. «Ничто в моей биографии не кажется ужасно важным или интересным, — сказал он, — за исключением литературных влияний, упомянутых выше. Смит, с творчеством которого я познакомился лет в двенадцать, оказал на меня самое сильное влияние, которое, я, надеюсь, перерос — конечно, как прямое влияние, а не как мой вкус к его творчеству, который всё ещё силён, — и впитал в себя. Но я родился в Ред-Бэнке, штат Нью-Джерси, в 1935 году, учился там в школе и в Гарварде, который бросил года через два. В то время я думал о себе как о поэте, но мои амбиции так и не зашли слишком далеко, и вместо этого я стал газетчиком. — Он сардонически улыбнулся. Газета (The Newark Evening News), выходившая в начале семидесятых, дала мне образование в области политики и других областях человеческой порочности, которое я с тех пор с выгодой использовал в художественной литературе, и решил зарабатывать себе на жизнь как писатель-фантаст. Большая часть написанного, в основном для мужских журналов и под разными псевдонимами, а также под моим собственным именем, довольно предосудительна и в памяти не задерживается. Я думаю, что даже все те романы с Сатаной в названии, которые я написал в 70-х и начале 80-х, лучше забыть».

Насколько я могу судить, эти книги были опубликованы, но их невозможно найти, они полностью затерялись во времени. Мне хотелось бы увидеть эти книги. Подозреваю, что все мы стали бы богаче, если б смогли их найти.


Алан Роджерс



Послесловие


Когда я прочитал «Мерифиллию» Брайана МакНафтона в «Наследии Лавкрафта», для меня это было как глоток свежего воздуха, ибо что это был не просто один из двух или трёх прекрасных рассказов в тусклой антологии, но, пожалуй, единственный рассказ в книге, который отличался подлинной оригинальностью. В кои-то веки это не был самопровозглашённый «ученик» Лавкрафта, отдающий сомнительную дань уважения, просто написав недоделанную версию одного из рассказов своего учителя. Перечитывая эту историю в упомянутом томе, соседствующую с вещами других авторов (многие из которых до сих пор являются прекрасными образцами литературы ужасов), я начинаю задаваться вопросом, задумывалась ли «Мерифиллия» вообще как «стилизация под Лавкрафта» или какая-либо другая стилизация. Ибо Брайан МакНафтон, похоже, овладел одним из самых сложных литературных искусств: использовать классику в своей области, не теряя при этом собственного голоса.

Подобно немногим современным писателям в нашей стране, МакНафтон глубоко погрузился в литературу хоррора и впитал в себя прочитанное. Можно сказать, что здесь можно найти отголоски Лавкрафта, Кларка Эштона Смита, лорда Дансени, Роберта Э. Говарда и, возможно, других авторов, повлиявших на его творчество — но это вовсе не значит, что он каким-либо образом зависит от них; скорее, они, по-видимому, просто давали ему наводящие на размышления подсказки о том, как высказать то, что должен сказать он сам.

Возможно, Кларк Эштон Смит с его восхитительным сочетанием болезненности и юмора и умением пользоваться выразительными способностями языка оказал главное влияние на МакНафтона; но позвольте мне прямо сказать, что, по моему скромному мнению, МакНафтон — лучший прозаик, чем Смит. Истинное величие Смита в том, что он поэт. Он один из величайших поэтов нашего прискорбного века, и был бы признан таковым, если б современные поэты не страдали своего рода коллективным помешательством и не решили, что плохая проза превосходит поэзию. Но то, что было сказано о художественной прозе Смита, несомненно, напоминает о главных качествах МакНафтона. Вспомните слова Рэя Брэдбери: «Сделайте один шаг через порог его рассказов, и вы погрузитесь в цвет, звук, вкус, запах и текстуру — в язык». Или не по годам мудрого Дональда Уондри, который в подростковом возрасте написал эссе «Император грёз» (Overland Monthly, декабрь 1926), которое до сих пор остаётся одним из лучших произведений о творчестве Смита. Уондри, разумеется, писал о его поэзии, поскольку в то время Смит ещё не начал активно писать художественную литературу; но его слова странным образом предвосхищают художественные произведения, как Смита, так и МакНафтона:

«Он создал целые миры по своему усмотрению и наполнил их творениями своей фантазии. И их красота, таким образом, пересекла границу между смертным и бессмертным и стала красотой странных звёзд и далёких земель, драгоценных камней, кипарисов и лун, пылающих солнц и комет, мраморных дворцов, легендарных царств и чудес, богов, демонов и колдовства».

Мир, который МакНафтон создал в этой книге, — это мир упырей; и кто знает, может быть, «Трон из костей» станет стандартным учебником по уходу за гулями и их кормлением, точно так же, как «Дракула» стал таковым в отношении вампиров? Гуль вошёл в западную литературу главным образом через арабскую экстраваганцу Уильяма Бекфорда «Ватек» (1786); кроме того был ещё его учёный помощник Сэмюэль Хенли, который помимо того, что украл французский оригинал Бекфорда и тайком напечатал английскую версию за год до выхода французского издания, написал для «Ватека» высокоучёные заметки, которыми пользовался Г. Ф. Лавкрафт, когда сам писал о гулях в «Гончей» и других рассказах. Вот что пишет Хенли о гулях:

«Гуль или гхоул в переводе с арабского означает любой внушающий ужас объект, который лишает людей возможности пользоваться своими чувствами; в дальнейшем это слово стало синонимом того вида монстров, которые предположительно преследовали их в лесах, на кладбищах и в других уединённых местах. Считается, что они не только разрывают на куски живых, но и выкапывают и пожирают мёртвых».

Из этого ядра и из разработок Бирса, Лавкрафта, Смита и других, МакНафтон создал целую омерзительную вселенную, безусловно, полную опасностей и ужаса, но при этом такую, в которой мы, возможно, мечтали бы жить, в отличие от нашей прозаической сферы, где единственными упырями являются жалкие экземпляры типа Джеффри Дамера*.


* Американский серийный убийца, каннибал, некрофил и насильник, действовавший в 1987-1991 гг.


Но для создания своих концепций МакНафтон опирался не только на шедевры ужасов. Поле его вдохновения было куда шире. Читая эту книгу, я с удивлением отметил, как легко мог представить себя в античном мире — возможно, в тех долгих сумерках Римской империи, когда у ворот стояли варвары, чей извращённый упадок так прекрасно отражён в «Сатириконе» Петрония. О влиянии греко-римской античности на МакНафтона можно было бы написать интересное эссе. Когда мы читаем о его «фоморианских гвардейцах», как можно не вспомнить преторианскую гвардию, ту когорту, которая начиналась как часть штаба римских полководцев во времена Республики, но позже стала личной армией императора и причинила много вреда более поздней империи? Когда мы встречаем имя Акиллеса Кровохлёба, многие ли задумаются, что Акиллес — это не что иное, как буквальная транскрипция греческого имени героя «Илиады», которого большинство из нас знает под именем Ахиллес? И, возможно, нужно быть знатоком классики, чтобы не растеряться от того, как МакНафтон небрежно использует такие непонятные слова, как «пситтацинские вздорности» (psittacine nugacities) — очаровательный греко-латинский гибрид из psittakos, parrot, и nugae, trivialities*.


* Тут Джоши, возможно, перемудрил сам себя – слово nugacity, хоть и устарелое, но вполне самостоятельное, выводить его этимологию из тоже устарелого nugae (мелочи), склеивая с «тривиальностью» нет нужды. На русский в итоге это можно перевести как «вздорности больного попугая» (Прим. пер.).


В самом деле, следовало бы написать эссе об общем влиянии классицизма на авторов вирда. К примеру, лорд Дансени, который, рассказывая о своих неудачных попытках выучить греческий и о возможном влиянии этого опыта на создание его фантастических миров, писал, что «это вызвало у меня странную тоску по могущественным знаниям греков, которые виделись мне мельком, подобно ребёнку, что видит чудесные цветы сквозь закрытые ворота сада; и возможно, именно исчезновение греческих богов из моих видений после окончания Итона, в конце концов, побудило меня удовлетворить эту страстную жажду, создав собственных богов...»

Лавкрафт гораздо лучше разбирался в древней литературе, чем Дансени (хотя тоже был довольно слаб в греческом, о чём свидетельствует его совершенно неудачный перевод слова «Некрономикон»), но он также утверждал, что сам почерпнул свою мифологическую схему — то, что мы сейчас называем «Мифосом Ктулху» — главным образом из рассказов Дансени. Другими словами, он тоже почувствовал, что пантеон богов Дансени в Пегане опирался на классический миф, и его собственный цикл мифов делал бы то же самое. Знание Кларком Эштоном Смитом классики — не говоря уже о его знании таких поэтов, на которых оказала влияние классика, как Шелли, Китс и Суинберн — видно на каждой странице его художественных произведений и поэзии. Я не сомневаюсь, что МакНафтон также обладает собственной долей классических знаний, полученных как непосредственно от древних авторов, так и от их современных последователей.

А ещё имена, придуманные МакНафтоном. Они удивительны, ибо какими бы странными ни были многие из них, все они кажутся удивительно подходящими для вселенной, которую он создал. Лавкрафт заметил о Дансени: «Его система оригинальных личных имён и географических названий с корнями, взятыми из классических, восточных и других источников, является чудом разносторонней изобретательности и поэтической проницательности»; и я не могу придумать лучшего описания для терминологии МакНафтона. Сифифор, Халцедор, Паридолия, Зефрин Фрейн, лорд Нефриниэль из Омфилиота — эти имена кажутся не столько выдуманными, сколько найденными в каком-то отдалённом уголке коллективного воображения, доступ к которому имел только МакНафтон. Они не являются продуктами каприза, но логически сформированы на основе языка, столь же строго подчиняющегося правилам грамматики и синтаксиса, как и сами классические языки.

Но за внешним блеском работ МакНафтона — сдержанной экзотичностью его языка, многочисленными отсылками к выдающимся предшественникам в этой области, яркой смесью секса, сатиры и болезненности скрываются непрекращающиеся размышления на самую неисчерпаемую тему человеческого воображения: смерть и та «неоткрытая страна», которая может находиться за её пределами.

И именно здесь МакНафтон обращается к извечному классику нашей области, Эдгару По, который знал о смерти больше, чем ему или кому-либо другому следовало знать о ней:


Свет гаснет — гаснет — погас!

И всё покрывается тьмой,

И с громом завеса точас

Опустилась — покров гробовой…

И, вставая, смятенно изрек

Бледнеющих ангелов рой,

Что трагедия шла — «Человек»,

В ней же Червь-победитель герой*.


Именно этот Червь — истинный герой «Трона из костей».


С. Т. Джоши

_______________________

* Эдгар По "Червь-Победитель". Перевод В. Рогова.



Также неоконченный брошенный перевод первого рассказа Рингард и Дендра Fra Giovannesi и Анастасии Шамрай, ссылка чтоб не потерялось



Перевод В. Спринский, Е. Миронова





122
просмотры





  Комментарии


Ссылка на сообщение12 декабря 2024 г. 17:11
Очень любопытно!
Жду переводы самих рассказов!


Ссылка на сообщение12 декабря 2024 г. 17:16
Любопытный автор, спасибо, что рассказали о нем. Отрывок рассказа заинтриговал


Ссылка на сообщение12 декабря 2024 г. 19:55
Это было в старой стране,
В мертвом и старом Придайне.
Разъезжались на охоту витязи все
В старом и мертвом Придайне.

Король – Кунедагис, и рыцарь его –
Самовольный, жестокий Друстин.
Поехала она, жестокая орда,
Зверей лесных убивать.

Впереди – воевода Друстан,
Позади – князь Гододин!
Князь брат Королю,
Великий тот князь,
Отец он пиктам и скотам!
Великий тот князь,
Брат Королю,
Имя его, чью верность поют –
Сир Кау, владыка всех галлов!

Без промаха бьет копье!
Стрела в глаз прилетела!
Никто перед Нами зверье –
Едет дружина с добычей,
С диким зверьем,
Едет дружина
В Камелот.

Но вдруг! Да, вдруг!
Черная тень пред очами промелькнула!
«Что же это – злой туат или домгарн?»
— «Не бойся, мой меч скроет поганое дело!».

Так сказал рыцарь Друстан,
Выехал он против бесов,
Но увидел он — шатры и жар шашлыков,
И жарили их бесы, и ведьмы.

«Не бойся, о рыцарь, мы против вас не встаем!
Но вам служим – и что будет, то будет,
Иди ты вперед!»
И рыцарь Друстан, услышав зов шашлыка,
Скинул свой панцирь, разделся совсем,
Чтоб жрать и пить вместе с ними!
И пьяным объятый он жаром,
Не заметил он, ребята,
Как был облачен в змеиный он плащ
(Плачьте о нем, о ребята!)

Кто опьянен, тот не замечает,
Как злоба его в своего раба превращает!

И плащ он надел, и шлем сатанински рогатый!
И ненависть ему шептали змеи,
И ненависть он впитал в крови:
«Убей Куненгадиса, убей и убей,
Убей весь его род, к тому тебя Сатана призывает!»

— «Нас много, мы мы Ада дикого сны,
Убей, иза нами дело не станет!
Будешь ты первым средь Сатаны,
Он за тебя свою Фурию отдарит!»

***

Рыцарь Друстан средь топей пропал,
Ланселот жену обесчестил.
Верховный король Кунедагис говорит:
«Вот война и настала!»
Рыцари Придайна сражаются с толпою.

Дьяволы бьются с людьми,
Последний британский Святой
Говорит с толпой:

«Мой меч – он святой!
Я сам не гаул, я – предок Георгия Святого!
Мечом поразивший злую змею,
Я всех врагов Придайна поражу!»

И битва горит! То не свет, и отблеск кровавого дела!
Поразил всех врагов Кунедагис, чье имя Арсуф,
Но видит он знамение кошмарно!
Меж мертвых ходит кабан, кабан-людоед,
Страшный кабан, о ребята!

Плоть мертвых он ест,
И с Королем говорит:
«Я тот, кого ты убил,
Кого твой отец к костру приговорил!
Имя мне – Мирдин, великий колдун,
Теперь я зверь, пожиратель людей,
Реку тебе предсказанье –
Немцы придут, и царства твоего да не станет!
Но будут французы. врагов победят,
И жопой своей станут они править!
Но покуда царь не придет,
Царь православный, то не станет
Между вами любовь,
И бабушка внучкину высосет кровь!

Покуда вы, презревши любовь,
Не узрите того, кто высосет кровь.

Живете в кошмаре, рабы Православия,
И ждите Царя!
Кто ваших богов вровень с пророками поставит.
Кем были и вы, и кем были они,
И кто есть они до скончания века».

Так говорил Королю чудовищный Мирдин,
Кабан с колдовскою душою.
Ушла химера в темный свой лес,
Королю на коне тотчас же загрустнелось:

«Кто я, и кто будущий мой род?»–
Ответа ему не было.

Только воды шумят, глядится в воды луна.
Ответа как не было, так и не будет...
Племянник пронзил отважное сердце –
Мордауг пирует в Камелоте с толпою.

Убит Друстан, сир Кау – в грязи,
Над замком царит колдовство.
Дружина мертва, средь трупов пирует злодейка-жена.

Трупы давно осквернены,
Рот не раскроют – там их же хуи!
А злобный дракон, который сокрушен,
Вновь оживился и летает над кладбищем героев!

И мы ему скажем!

Летай, жалкий червь,
Кунедагис лежит под землею.
Когда призовет его Бог,
Он с мечом своим встанет!

И как кликнет дружину,
Так она – вперед и вперед!
И сир Кау, и все орды его встанут.

Не даром его прозвали – Артур,
Чтоже ты так испугался?
Князь мира, что же так боятся –
Тех, кто лягнул в крови,
Неужто боишься их силоты?»


Ссылка на сообщение12 декабря 2024 г. 20:05
Извините, это весьма неуклюжий экспромпт.
Я хотеол воздать хвалу Товарищу Спринскому, который выступает здесь под аватаркой кабанчика (знак бретонско-корнуолльского ведуна-оборотня Миртына, которой во французской интерпретации известен как Мэрлен).
Сейчас я вижу всю убогость своего экспромта, и оставляю его на рассмотрение админом, потому что действительно — это убого и примитивно, несмотря на историчность названий, коими любят хвастать те или иные кадры в интернете.
Это действительно убого, и является плагиатом с известных стихотворений, большей части с «Упырей» Алексея Толстого.
свернуть ветку
 


Ссылка на сообщение12 декабря 2024 г. 23:29
Админы в колонки не лезут, разве уж совсем какой беспредел случится. И за экспромт спасибо, вполне в северном духе — хоть кельтском, хоть германском. Гуллинбурсти и Сехримнир одобряэ


Ссылка на сообщение12 декабря 2024 г. 23:39
Очень заинтересовало предисловие. Буду ждать рассказов!


Ссылка на сообщение13 декабря 2024 г. 04:31
Спасибо, очень жду, хотя бы первого рассказа.

что все мы стали бы были богаче, — опечатка.
свернуть ветку
 


Ссылка на сообщение13 декабря 2024 г. 13:41
Спасибо, поправил. Я пока плотно не вычитываю тексты, это когда весь сборник будет готов, так что ошибок ещё будет. А вы уж тогда следите за ними и отмечайте


⇑ Наверх