Рэт Джеймс Уайт (Wrath James White, р. 1970) — личность незаурядная. Он одновременно и кикбоксер международного класса в тяжёлом весе, и писатель, работающий в жанре сплаттерпанк (его роман "The Resurrectionist", по которому сняли фильм, — точно не для слабонервных). Еще он пишет стихи.
Представляю вашему вниманию свой перевод его статьи "В погоне за мистером Кингом", написанной в 2020-м году (после массовых беспорядков, вызванных убийством Джорджа Флойда).
Когда я узнал, что Стивен Кинг, оказывается, опубликовал несколько романов под псевдонимом, меня это не на шутку разозлило. Сейчас я вам всё объясню.
С самого первого дня, как только я научился читать, у меня появилась одна привычка (или лучше сказать — одержимость): выбрать какую-то тему и прочитать все книги по этому вопросу. В моём распоряжении были три местные библиотеки — Мемориальная библиотека Ловетта, Северо-Западная региональная библиотека и маленькая школьная библиотека Лингелбаха. Первой моей навязчивой идеей, первой темой, на которой я зациклился, как и многие шестилетние мальчишки, были динозавры.
Моя бабушка, Лювадер Логан, подарила мне книгу о динозаврах. С тех пор динозавры стали моей страстью. За год я прочитал о доисторических животных всё, что было возможно прочитать в этих трёх библиотеках. Затем пришла очередь книг о современных животных, как диких, так и домашних, потом я увлёкся паранормальными явлениями, инопланетянами и Толкином. А затем я прочитал "Воспламеняющую взглядом".
"Воспламеняющая взглядом" стала началом моего литературного романа со Стивеном Кингом. Мне было лет одиннадцать или двенадцать, когда я впервые открыл её в 1982 году. С тех пор я перечитал её семь или восемь раз. Меня поразило и пленило в ней то, что в отличие от хоббитов и троллей, в историю Кинга легко было поверить. Я поверил "Воспламеняющей взглядом". Я поверил в пирокинез и телепатию. Не было необходимости "подавлять недоверие" — Кинг убедил меня (хотя бы на время чтения), что всё это реально, и меня это потрясло до глубины души. Так начался мой новый квест: прочитать каждую книгу, которая выходит из-под его пера.
Но вот беда: я начал поздно, а добрый мистер Кинг всё ещё продолжал писать свои книги. Это были восьмидесятые, когда он ежедневно выдавал по шесть тысяч слов и выпускал по два-три романа в год. Но я был полон решимости догнать его.
В своём воображении я представлял, что мы соревнуемся и он участвует в этой безумной игре со мной. Он пишет, а я догоняю, страница за страницей. Я прочитал "Куджо" и "Жребий Салема" — он выпускает "Кристину" и "Кладбище домашних животных". Я поглотил "Кэрри", "Противостояние", "Мёртвую зону", "Цикл оборотня" — он отвечает "Талисманом". Я читаю "Кристину" и "Кладбище домашних животных", а он выпускает "Оно", "Мизери" и "Томминокеров". Это была гонка, в которой я отчаянно пытался победить. Я не мог позволить себе отстать, не мог позволить себе проиграть.
В какой-то момент, за один год, я прочитал "Ночную смену", "Талисман", "Сияние", "Разные сезоны", "Глаза дракона" и "Команду скелетов". Я даже уговорил своего учителя английского разрешить мне прочитать "Оно" вместо "Юлия Цезаря", потому что эта книга «более соответствовала моему росту и становлению как писателя в современных реалиях».
Я приближался к цели. Никто на свете, даже дико плодовитый мистер Стивен Кинг, не мог писать быстрее, чем я читал. И где-то между 1987 и 1988 годами, незадолго до выпуска из Филадельфийской школы искусств, я его догнал. Я прочитал все книги Кинга, выпущенные на тот день (кроме "Тёмной башни"), или, по крайней мере, так мне казалось. И именно в этот момент мой тогдашний лучший друг, который тоже увлекался творческим письмом, поведал мне про "Книги Бахмана".
— Чьи книги? Ты о чём вообще?
— "Книги Бахмана". Да ладно тебе, ты разве не знал? Кинг написал кучу книг под псевдонимом Ричард Бахман. Об этом говорилось в "Райтерс Дайджест" пару лет назад.
— Да ты, блин, издеваешься!
Что за дьявольщина? Меня обманули, надули, обвели вокруг пальца! Мистер Кинг играл нечестно. Я же прочитал всё, что он написал! Я шёл в ногу с его новинками, успевая учиться и выполнять задания по чтению и письму. Даже когда его книги становились всё толще и толще, мне всё равно удавалось прочесть их все. Но, оказывается, всё это время он тайком выпускал книги, о которых я даже не подозревал. Я был вне себя от злости. Был в нелепой ярости. Но я не собирался сдаваться. И вот, я прочитал "Ярость", "Дорожные работы", "Долгую прогулку", "Худеющего" и, наконец, "Бегущего человека".
Романы Бахмана заметно отличались. Они были мрачнее, злее. Главные герои не были особенно симпатичными. Например, Бен Ричардс — расист, сексист и гомофоб. Слово на букву «н» срывалось с его губ слишком легко, как и «педик» и прочие нелестные выражения. Но я знал таких, как он. Необузданных, грубых, невежественных, презирающих власть, но при этом умных и отчаянно смелых. И, честно говоря, в те времена мы все были немного расистами, сексистами и гомофобами. Это были менее просвещённые времена. Я с содроганием вспоминаю некоторые из своих убеждений 80-х. Бен Ричардс был не самым лучшим парнем, но я понимал его. Он был парнем с улицы, как и я.
Я рос в таком районе Филадельфии, где ребятам вроде Стивена Кинга лучше было не появляться, особенно ночью. Однако я надеялся выбраться оттуда и рассчитывал на свои способности рассказывать страшные истории. Мои шансы были не намного лучше, чем у Бена Ричардса продержаться месяц, убегая от охотников.
Полицейские в нашем районе были такими же жестокими и коррумпированными, как и те, что преследовали Ричардса. В 80-е можно было за пять баксов откупиться от штрафа за нарушение правил дорожного движения, и все знали, что лучшую травку можно было достать у копов. Они отбирали её у белых студентов колледжа, отпускали их с предупреждением, а потом продавали наркотики нам. Нужно оружие, которое нельзя отследить? Обращайся в полицию. Вот такой была Филадельфия в те времена. Те, кто умел лавировать в этом болоте коррупции и преступности, справлялись. А остальные? Не так уж хорошо.
Жители более благополучных и зажиточных районов вроде Маунт-Эйри или Честнат-Хилл были так же далеки и равнодушны к нашему образу жизни, как Амелия Уильямс к судьбе участников игры «Бегущий человек». Для богатых это было всего лишь шоу, где бедняков вытаскивали из трущоб, чтобы те умирали на потеху публике, при этом создавая иллюзию, будто у них есть хоть какой-то шанс.
Подобно замечательным людям, которые фразой «Все жизни важны» пытаются заглушить голос тех, кто борется за равную ценность жизни чернокожих американцев, Амелия и её окружение свято верили, что участников шоу казнили за преступления заслуженно. Для них это были закоренелые преступники, анархисты и головорезы, а не отчаявшиеся бедняки, готовые отдать собственную жизнь ради спасения своих семей. В их глазах люди из низов — это звери, которые рано или поздно пришли бы за их комфортной, изолированной жизнью, разрушили бы весь их мир, изнасиловали женщин и убили детей, если их не остановить. Их смерть была оправдана.
Бедные опасны. Это не просто сюжетный ход, придуманный Кингом для большей остроты и драматизма. Так на нас всегда смотрели представители высшего класса. Для них мы — не люди, а дикие опасные животные, недочеловеки, варвары, которым невозможно сопереживать и которые недостойны сочувствия. Если мы бедны, значит, сами виноваты. В их глазах наша нищета — это следствие лени и низких моральных качеств. Именно такая дегуманизация позволила привилегированным зрителям из антиутопического будущего Кинга наслаждаться убийствами бедняков ради развлечения — и такое же восприятие позволяет современным людям с достатком оправдывать убийства цветных полицейскими.
«Не надо было убегать».
«Не стоило сопротивляться».
«Она не должна была огрызаться».
«Ей следовало быстрее подчиниться приказам офицера».
«Если его остановили, значит, было за что».
За все эти годы видение Кинга 2028 года приходило ко мне снова и снова вспышками дежавю — каждый раз, когда в эфир выходили новые реалити-шоу, такие как «Копы», «Самые разыскиваемые в Америке» и турниры UFC. В двадцать четыре года, ожидая появления своего первенца и работая вышибалой в ночном клубе, я посмотрел первый бой UFC и начал тренироваться, чтобы принять в нём участие. За несколько сотен долларов я дрался в турнирах по боям без правил по всей области Залива, чтобы купить еду и одежду для жены и сына.
Когда в 2009 году экономика рухнула, и я потерял работу менеджера по строительству с зарплатой в девяносто тысяч долларов в год, я всерьёз подумывал о возвращении на ринг, хотя мне было уже сорок. Я стал старше, медленнее, суставы ныли от артрита и старых травм, но был готов рисковать жизнью, чтобы прокормить свою семью. Я отлично понимал, через что проходил Бен Ричардс.
К счастью, до этого не дошло. Вместо боёв я продал пару рукописей. Но кто знает, что могло бы случиться, если бы мои книги не нашли своего покупателя? Если бы страной управляла всемогущая телевизионная сеть, а единственным шансом на достойную жизнь были бы шоу вроде «По беговой дорожке к баксам», «Поплавай с крокодилами», «Гонка за оружием» или «Бегущий человек». Видите ли, самое удивительное в произведениях Стивена Кинга, как я понял ещё в одиннадцать лет, когда впервые прочитал его роман «Воспламеняющая взглядом», заключается в том, что не нужно было иметь много воображения, чтобы представить себя на месте его героев. Я знал, что принял бы те же решения. Если бы выбор стоял между голодной смертью моей семьи и бегством от целой страны, жаждущей моей крови ради зрелища, я бы поступил так же, как и Бен Ричардс, ухмыляясь и показывая системе средний палец.
Ах, да, если вам интересно, догнал ли я Стивена Кинга, успел ли я прочесть всё, что он написал — нет, не успел и не догнал. Но игра ещё не окончена.