Что вершит судьбу человечества в этом мире? Некое незримое существо или закон, подобно Длани Господней парящей над миром? По крайне мере истинно то, что человек не властен даже над своей волей. — Кэнтаро Миура (1966-2021), коему посвящается эссе.
Выборы 2020 года в США стали предметом научного осмысления в журнале «Электоральная политика» в редакционной коллегии которого есть именитые учёные вроде Владимира Гельмана (Европейский университет в СПб) и Кэмерона Росса (Университет Данди, Великобритания), известных по академическому журналу с международной репутацией — «Российская политика». Добротная и богатая качественным анализом статья Жаворонкова, Касьяна и Яновского озаглавлена названием, внутренняя идея которого, ведущей нитью проходит через весь текст авторов — “Что случилось с «Факелом свободы»”. Для авторов очень важным является противопоставление “свободных стран” со сменой власти в рамках электоральной модели политической репрезентатации и собственно диктатур.
И вот тут-то и кроются детали дьявола. Следуя «Этике Свободы» Ротбарда и его же «Conceived in Liberty, Volume 5: The New Republic: 1784–1791» проблематику можно обозначить следующим образом — во-первых, так ли уж очевидны преимущества стран со сменой власти через выборы в рамках стандартной электоральной модели политической репрезентатации, во-вторых можно ли говорить о том, что мандат народа в этих странах систематически получен таким образом, что отражает волю большинства и самое главное — систематически ли удовлетворено большинство такой политической моделью.
I. Базовый профиль современного обычного избирателя.
Прежде всего, необходимо представить базовый профиль современного обычного избирателя, поскольку не хотелось бы гомогенизировать модели голосования от того, что можно наблюдать на сегодняшний день с цензовыми ограничениями, типичными для большинства других эпох. Christopher Achen и Larry Bartels в своей монографии «Democracy for Realists: Why Elections Do Not Produce Responsive Government» (Princeton University Press, 2016) обобщили целый спектр исследований, посвящённых поведенческим аспектам обычного избирателя.
Детальный обзор их работы представлен престижной — Лондонской школой экономики:
Про-народная теория демократии основана на традиции Просвещения в связи с рациональным выбором: избиратели ищут информацию, взвешивают имеющиеся доказательства, а затем выбирают правительство с самой лучшей политикой. По мнению авторов, этот идеал мало похож на то, как на самом деле работает демократия. На самом деле, «всекомпетентный, суверенный гражданин», найденный во влиятельных трудах Роберта Даля и Уолта Уитмена, является недостижимым мифом: избиратели неспособны и не заинтересованы в выполнении роли, требуемой от них демократией. Большинство людей слишком заняты работой и семьями, чтобы уделять политике достаточно внимания: вместо того, чтобы тратить свое свободное время на изучение мелочей торговых сделок или планирования инфраструктуры, они, вполне понятно, проводят более приятное времяпрепровождение. Когда человек сталкивается с выбором в условиях демократии, он перегружен сложностью мира и склонен к корыстным интересам. ... Избиратели руководствуются своими личными обстоятельствами, часто наказывая лидеров, когда экономические условия ухудшаются, и вознаграждая их, когда они улучшаются, мало обращая внимания на действия политика.
Да, совершенно верно — современному избирателю может быть плевать на то, наберёт ли политик чудовищного долга, обедняя страну на будущее, но зато обеспечит им сейчас — хорошую жизнь или ухудшит экологию, но сделает тоже самое. Как указывает МВФ, в случае долга проблемы начинают сказываться уже сегодня:
Почти через десять лет после начала глобального финансового кризиса государственный долг в странах с развитой экономикой остается вблизи самого высокого уровня после Второй мировой войны, составляя в среднем 104 процента ВВП. В Японии это отношение достигает 240 процентов, а в Греции — почти 185 процентов. В Италии и Португалии долг превышает 120 процентов ВВП. В отсутствие мер по сокращению расходов или увеличению доходов ситуация будет только ухудшаться. По мере того как центральные банки будут отказываться от чрезвычайных мер денежно-кредитной политики, принятых ими для борьбы с кризисом, процентные ставки неизбежно будут возрастать с исторически минимальных уровней. Это означает, что процентные платежи будут поглощать все большую долю государственных расходов, оставляя меньше средств для предоставления государственных услуг или принятия мер по обеспечению долгосрочного экономического роста, таких как инвестиции в инфраструктуру и образование. Обслуживание долга станет основным бременем. — Альберто Алесина, Карло А. Фаверо и Франческо Джиавацци. Выбираясь из долгов. // МВФ — Финансы и развитие, Март 2018, стр. 7
Разумеется подобные примеры можно множить почти до бесконечности. При этом общий накопительный эффект от таких действий, пока избиратель не ощутил их на своей шкуре может быть чудовищным. Если у государства нет ответственности перед будущими поколениями, то будь оно хоть трижды свободным, эта свобода — может быть безответственна. Различные формы self-rule, если это рассматривается, как самоценность не должны сводится лишь к процедуре голосования, помимо этого необходимы ориентирующие на будущее — конституционно-ценностные принципы.
Last but not least, как пишут в обзоре Лондонской школы экономики — Christopher Achen и Larry Bartels указывают, что даже информированный избиратель находясь в окружении малоинформированного действует иначе, чем ожидается в рамках традиции Просвещения в связи с рациональным выбором:
Даже меньшинство избирателей, которые имеют время и склонность информировать себя о политике, ведут себя не так, как утверждает про-народная теория.
II. Воля большинства и внутренняя дефектность системы.
Следствия Парадокса Эрроу уже затрагивались мной, пусть и несколько поверхносто. Учитывая широту темы — можно детализировать основные положения, тем более, что в дальнейшем будут подняты различные виды проблем, вызванные Парадоксом Эрроу в его разнообразных проявлениях от обычного отсутствия постояных гарантий в плане удовлетворительной агрегации до более специфических нюансов вроде логроллинга и определённых сторон Парадокса Кондорсе в рамках конкуренции на выборах известного типа.
Как совершенно справедливо указано на Википедии — Парадокс Кондорсе является частным случаем Парадокса Эрроу. Парадокс Кондорсе и Парадокс Эрроу взаимосвязаны, но если Парадокс Кондорсе указывает на то, что результаты выборов могут не устраивать всех (включая большинство) — приводя к тому, что именуется зацикливанием или не-транзитивностью, то Парадокс Эрроу вводит в качестве факта отсутствие постоянных гарантий на то, что результаты выборов могут устраивать всех. В Википедии по поводу Парадокса Кондорсе приведён один из следующих возможных примеров:
Пусть у нас имеются три человека, голосующих по трем вопросам. Первый из них голосует «да» по первому вопросу, «да» по второму и «нет» по третьему («да»/«да»/«нет»), второй — «да»/«нет»/«да», третий — «нет»/«да»/«да». Суммарный итог голосования подсчитывается как соотношение сумм голосов «да» и «нет» по каждому из вопросов. В рассмотренном случае суммарный итог голосования будет «да»/«да»/«да». Этот итог не отражает мнения ни одного из голосовавших и, естественно, не удовлетворяет никого.
В недавней статье в «Коммерсанте» указывают оригинальный пример самого Кондорсе:
Кондорсе взял пример с 60 избирателями и тремя кандидатами (А, В и С), за которых они голосуют. Избирателям было предложено ранжировать кандидатов по предпочтительности. 23 избирателя на первое место поставили кандидата А, на второе — кандидата С и на последнее, третье, место — кандидата В. То есть картинка их предпочтений была такая: А > С > В. У 19 избирателей картина была В > С > А. Еще 16 избирателей ранжировали кандидатов так: С > В > А. И оставшиеся два избирателя предпочли бы С > А > В. Итого: сравнивая А и В, мы имеем 23 + 2 = 25 человек за то, что А > В, и 19 + 16 = 35 человек за то, что В > А. Продолжая в том же духе дальше, имеем 23 человека за А > С и 37 человек за то, что С > А, то есть большинство предпочитает кандидата С кандидату А. Аналогично (19 человек за В > С и 41 человек за С > В) кандидат С более предпочтителен, нежели В. Таким образом, воля большинства избирателей выражается в виде трех суждений: С > В, В > А и С > А. Их можно объединить в одно отношение предпочтения: С > В > А. И если надо выбрать одного из трех кандидатов, то победу следует отдать кандидату С. Но когда мы, как при мажоритарных выборах, подсчитаем голоса, отданные за каждого из кандидатов, по их абсолютному или относительному количеству, то итог выборов будет совсем другой. По системе абсолютного большинства за кандидата А отдано 23 голоса, за В — 19 голосов, за С — 18. Побеждает кандидат А. При голосовании в два тура по системе относительного большинства во второй тур выйдут А и В, где А получит 25 голосов и проиграет В с 35 голосами. Это и есть «парадокс Кондорсе»: избиратели вроде бы определились со своими предпочтениями кандидатов — кто для них самый приемлемый, кто похуже, а кто совсем плохой,— проголосовали, а после подсчета их голосов избранным оказался самый ненавистный кандидат для большинства избирателей.
В учебных пособиях обычно приводят более или менее аналогичные случаи (см.: Р. М. Нуреев, Теория общественного выбора. Курс лекций. // М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2005, стр. 160-163). В 1951 г. Кеннет Эрроу обобщил парадокс Кондорсе, получив через 20 лет Нобелевскую премию за это и другие работы. Он сформулировал определённые тривиальные аксиомы и показал, что ни один процесс принятия коллективного решения через агрегацию индивидуальных решений не удовлетворяет им. Теорема Эрроу постулирует, что не существует правила коллективного выбора, которое бы одновременно удовлетворяло пяти аксиомам, наиболее важными из которых являются следующие (см.: в общем обо всем — соответствующие разделы в монографии Р. М. Нуреев, Теория общественного выбора. Курс лекций. // М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2005):
- Транзитивность. Необходимость упорядочить ранжирование всех альтернатив. Если, например, при сравнении альтернатив А и В побеждает А, а при сравнении В и С побеждает В то, сравнивая А и С, мы заведомо отдадим предпочтение А.
- Неограниченная область определения. Этот принцип обычно переводят на русский язык, как «полнота и универсальность». Его суть заключается в том, что агрегирование индивидуальных предпочтений в коллективные действует для любой возможной комбинации индивидуальных предпочтений.
- Независимость от посторонних альтернатив. Изменение в индивидуальных предпочтениях не должно само по себе изменять характер коллективного предпочтения между альтернативами в случае, если это посторонняя альтернатива при выборе.
Радикальные аспекты выводов Эрроу сильно опираются на наиболее важный 4-ый пункт, который отвечает за существование максимально возможного количества уникальных решений:
Требование полноты и универсальности схоже с постулатом свободы выбора: каждый индивид волен выбирать, что захочет, т.е. сам определять порядок предпочтений. И хотя многие выступают за свободу выбора, следствием такого выбора может быть либо конфликт, либо зацикливание. — Р. М. Нуреев, Теория общественного выбора. Курс лекций. // М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2005, стр. 304
Скажем, в качестве примера, если брать “кейс” из реальности только по одному параметру: предпочтение «социалки» без экономических опасностей от выхода из ЕС vs просто предпочтение любой «социалки» независимо от прочего vs предпочтение «социалки» при допустимости выхода из ЕС, но если выход осуществляет партия, способная однозначно быть в хороших отношениях с политическими органами и бюрократией ЕС vs предпочтение «социалки» при выходе из ЕС, но только если это партия с прогрессивным набором ценностей, ∞-etc.
При этом необходимо понимать, что хотя Парадокс Эрроу при выходе за пределы мысленного эксперимента — требует выдвижения на повестку голосования всех возможных вариантов — тем не менее именно такие немыслимо наилучшайшие условия для голосования указывают, что в обычных условиях тем более нарушается агрегация всех индивидуальных предпочтений и Парадокс Эрроу однозначно является эталоном для сравнения:
Эрроу доказал, что не существует такого процесса принятия решений, который одновременно отвечал бы всем пяти сформулированным аксиомам. Поэтому надежды на то, что можно получить одно самое лучшее правило голосования, беспочвенны. Решение этой проблемы возможно путем отказа от аксиомы транзитивности или смягчения постулатов независимости, полноты и универсальности. — Р. М. Нуреев, Теория общественного выбора. Курс лекций. // М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2005, стр. 305
В предельно престижном «Annual Reviews» в статье за 2019 год подчёркивалась абсолютная актуальность Парадокса Эрроу во всем, что связано с системами голосования (см.: John W. Patty, Elizabeth Maggie Penn. Measuring Fairness, Inequality, and Big Data: Social Choice Since Arrow // Annual Review of Political Science, 2019).
Теперь перейдём к проблеме логроллинга. Этот феномен в законодательной практике довольно част и не менее часто приводит к тому, что в определённой степени связано с проблемой цикличности или не-транзитивности, когда итог не удовлетворяет никого, но что в случае логроллинга обычно приводит лишь к более мягким формам подобного же:
Насколько мне известно, ни один специалист по законодательству не оспаривал важность логроллинга в законодательных органах, где единая сплоченная партия не контролирует большинство. Он может принимать децентрализованную форму в кандидато-центрированных законодательных органов, таких как Конгресс США, или это может принять форму единого соглашения большой коалиции между партиями в начале законодательного срока, как это принято в Европе. В обоих случаях нормальная политика не может продолжаться без какой-либо формы логроллинга, и, следовательно, без некоторых форм цикличности или не-транзитивности. Как выразился Н. Миллер (1975, 110): «Мы можем в заключение отметить, что есть некоторая ирония в том, что исследователи американского политического процесса с одной стороны очень часто подчеркивал важность логроллинга и формирования коалиции, но с другой стороны, очень часто отвергали «парадокс Эрроу» как не более чем, чем математический курьёз, или полностью его игнорировали. Мы видим, что два явления логически связаны вместе ». / As far as I am aware, no legislative specialist has disputed the importance of logrolling in legislatures where a single, cohesive party does not control a majority. It may take a decentralized form in candidate-centered legislatures such as the U.S. Congress, or it may take the form of a single, grand coalition agreement by parties at the beginning of the legislative term, as is common in Europe. In both cases, normal politics could not go on without some form of logrolling, and thus without some form of cycling or intransitivity. As N. Miller (1975, 110) puts it: “We may note in conclusion that there is some irony in the fact that students of the American political process, on the one hand, have very typically emphasized the importance of logrolling and coalition formation, but, on the other hand, have very typically dismissed the ‘Arrow paradox’ as little more than a mathematical curiosity or have ignored it entirely. We see that the two phenomena are logically bound together.” — Anthony McGann. The Logic of Democracy. // The University of Michigan Press, 2006, стр. 71-72
В повседневной законодательной деятельности депутаты стремятся повысить свою популярность, активно используя систему логроллинга (logrolling — «перекатывание бревна») — практику взаимной поддержки путем «торговли голосами». Каждый депутат выбирает важнейшие для его избирателей вопросы и стремится получить необходимую поддержку со стороны других депутатов. Поддержку по своим вопросам депутат «покупает», отдавая взамен свой голос в защиту проектов своих коллег. ... Сторонники теории общественного выбора (например, Дж. Бьюке- нен и Г. Таллок) не считают всякую «торговлю голосами» отрицательным явлением. Иногда с помощью логроллинга удается добиться более эффективного распределения ресурсов, т.е. распределения, повышающего общее соотношение выгод и затрат в соответствии с принципом Парето-оптимальности. Однако не исключен и прямо противоположный эффект. Идя навстречу местным интересам, с помощью логроллинга правительство добивается одобрения крупного дефицита госбюджета, роста ассигнований на оборону и т.д. Тем самым общенациональные интересы нередко приносятся в жертву региональным выгодам. Классической формой логроллинга является «бочонок с салом» — закон, включающий набор небольших локальных проектов. Чтобы получить одобрение, к общенациональному закону добавляется целый пакет разнообразных, нередко слабо связанных с основным законом, предложений, в принятии которых заинтересованы различные группы депутатов. Чтобы обеспечить его прохождение, к нему присовокупляют все новые и новые предложения («сало»), пока не появится уверенность в том, что закон получит одобрение большинства депутатов. — Р. М. Нуреев, Теория общественного выбора. Курс лекций. // М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2005, стр. 310-312
При этом, необходимо учитывать и условия в которых проблемы от негативных сторон логроллинга становятся особенно актуальны:
Чем более однородны предпочтения избирателей, тем меньше возможность для возникновения цикла.— Р. М. Нуреев, Теория общественного выбора. Курс лекций. // М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2005, стр. 304
Теперь присмотримся к Парадоксу Кондорсе (или что тоже самое — одному из моментов Парадокса Эрроу). Этому, среди прочего, частично посвящёна глава в монографии Michel Balinski и Rida Laraki «Majority Judgment: Measuring, Ranking, and Electing» (The MIT Press, 2010), которая получила одобрение от Кеннета Эрроу собственной персоной.
Авторы отмечают, что на президентских выборах в США 2000-ого года и 1992-ого года — Гор в первом случае и Буш-старший во втором могли проиграть исключительно из-за того, что спойлерные кандидаты (“irrelevant” candidate) вроде левого Надера в случае Гора и популиста-богача Перо (предтечи Трампа по сути) в случае Буша-старшего просто перетянули на себя часть электората, который бы в случае не участия Надера и Перо скорее всего проголосовал за Гора и Буша-старшего соответственно:
The second major drawback is that the system is subject to what we call Arrow’s paradox: the winner or the final ranking of the candidates can change because of the presence or absence of an “irrelevant” candidate. In the 2000 U.S. presidential election, Ralph Nader had no chance whatsoever to be elected. His national popular vote total was 2,882,955. Yet his presence as a candidate for Florida’s 25 Electoral College votes was enough to change the outcome of the election (see table 2.2) because it is practically certain that his votes would have gone primarily to Gore rather than to Bush. Thus, without Nader’s candidacy in Florida, Gore would have obtained 291 Electoral College votes to Bush’s 246. This is probably not the only time the Arrow paradox has arisen in U.S. presidential elections. For example, in 1992, Bill Clinton was elected with 43.0% of the popular vote (370 electoral votes) to George H. W. Bush’s 37.4% (168 votes) and Ross Perot’s 18.9% (0 votes). — Michel Balinski, Rida Laraki. Majority Judgment: Measuring, Ranking, and Electing. // The MIT Press, 2010, стр. 24
Несколько сходная ситуация имела место во время французских президентских выборов 2002-ого года, где участвовало 16 кандидатов и при отсутствии двух левых кандидатов в первом туре — во втором туре развернулась бы плотная борьба правоцентриста Ширака против занявшего в первом туре третье место — левого Лионеля Жоспена, который в отличие от Ле Пен имел шансы на победу:
The French presidential election of 2002 with its sixteen candidates is a veritable storybook example of the inanity of the two-past-the-post mechanism. ... Chirac crushed Le Pen, obtaining 82.2% of the votes in the second round. Some 20% of Chirac’s votes were obviously for him. Most of his votes are more accurately described as against Le Pen: the intrinsic value of a vote when there is only one to cast has very different meanings. ... Had either Jean-Pierre Chevènement, an ex-socialist, or Christiane Taubira, a socialist, withdrawn, most of his 5.3% or her 2.3% of the votes would have gone to Jospin, and the second round would have pitted Chirac against Jospin. According to most of the polls, Jospin would have beaten Chirac, though by little. — Michel Balinski, Rida Laraki. Majority Judgment: Measuring, Ranking, and Electing. // The MIT Press, 2010, стр. 41-42
Наконец, тоже самое произошло и на президентских выборах во Франции 2017-ого года, что заставило научный журнал одного из отделов Национального института статистики и экономических исследований Франции выпустить в 2019 году статью, призывающую идеологически близкие партии принять соглашение для ограничения числа кандидатов на выборах:
Результаты требуют для идеологически схожих партий достичь соглашения, ограничивающего количество кандидатов или списки, участвующих в конкуренции, чтобы принять систему голосования, при которых результаты выборов меньше искажаются из-за неспособности избирателей и кандидатов действовать координировано. ... Выборы 2002 года служат примером того, как неспособность политических партий координировать свои действия привела к неоптимальному исходу для среднего избирателя. Ле Пен не был вторым по популярности кандидатом. Если бы левые партии лучше координировали свои действия, избирателям был бы предложен более значимый выбор во втором туре. Президентские выборы 2017 года предлагают другой, хотя и менее драматичный пример: у Эммануэля Макрона и Марин Ле Пен, прошедших во второй тур, было меньше голосов, чем у левых кандидатов Жан-Люка Меланшона и Бенуа Амона или правых кандидатов Франсуа Фийона и Николя Дюпон-Эньяна. В отличие от этих кандидатов, Макрон и Ле Пен не столкнулись с конкурентами с той же стороны — от центристов или на крайнем правом фланге. / The results call for ideologically similar parties to reach agreements limiting the number of candidates or lists that are competing, and for the adoption of voting systems in which electoral outcomes are less distorted by voters’ and candidates’ failure to act strategically. ... The 2002 election serves an example of where political parties’ failure to coordinate led to a suboptimal outcome for the average voter. Le Pen was not the second most popular candidate. Had the left-wing parties coordinated better, voters would have been offered a more meaningful choice in the second round. The 2017 presidential election offers another, albeit less dramatic, example : Emmanuel Macron and Marine Le Pen, who qualified for the second round, both had fewer votes than the total obtained by left-wing candidates Jean-Luc Mélenchon and Benoît Hamon or right-wing candidates François Fillon and Nicolas Dupont-Aignan. Differently from these candidates, Macron and Le Pen did not face any competitor from the same side, on the center or on the far-right. — Vincent Pons, Clémence Tricaud, Vestal McIntyre. Expressive voting and its costs. // IPP Policy Brief n°40, May 2019, стр. 1-2
III. Манипулирование де-юре и де-факто.
Как отмечают Michel Balinski и Rida Laraki в приведённой мною выше монографии — «Политики не стесняются быть одновременно игроками и судьями избирательной игры, и они, несомненно, избегают посторонних советов. ... Злоупотребления печально известны и повторяются. Доказательств этих утверждений предостаточно (см. Балински 2004). / The abuses are notorious and repeated. The evidence for these claims is plentiful (see Balinski 2004). Politicians have no shame in being at once the players and the referees of the electoral game, and they indubitably eschew outside advice.» [стр. 22].
Практика «джерримендеринга» в США — один из таких случаев. Michel Balinski и Rida Laraki выносят по этому поводу следующий приговор:
Общепризнано, что более 80% мест в Палате представителей «беспроигрышны» в округах, созданных на основе переписи 2000 года. Многие утверждают, что выборы определяют округа, а не голоса. ... Многие кандидаты баллотировались вообще без сопротивления кандидата от одной из двух основных партий на всех трех выборах (19% в 2002 г., 15% в 2004 г., 14% в 2006 г.). ... Джерримандеринг широко распространен и явно экуменичен: обе стороны балуются. / It is generally acknowledged that well upwards of 80% of the seats in the House of Representatives are “safe” in the districts established on the basis of the 2000 census. Many claim the districts determine elections, not votes. ... Many candidates ran unopposed by a candidate from one of the two major parties in all three elections (19% in 2002, 15% in 2004, 14% in 2006). ... Gerrymandering is widespread and decidedly ecumenical: both parties indulge. — Michel Balinski, Rida Laraki. Majority Judgment: Measuring, Ranking, and Electing. // The MIT Press, 2010, стр. 25
Сходные проблемы встречаются во Франции:
Искажения стали гротескными. Франция имеет сто департаментов на 570 мест, а 7 мест распределяются по территориям. В соответствии с последними имеющимися официальными данными (январь 2006 г.) — по сравнению с идеальным стандартом распределения Вебстера — только 46 департаментов имеют количество мест, которых они заслуживают, тридцать одно — на 1 больше, шестнадцать — на 1 слишком мало, у шести на 2 слишком мало, а у одного на 3 слишком мало. В таблице 2.8 приведены примеры неравномерности фактического распределения, которые показывают, что бывают случаи при попарном сравнении департаментов, где в более густонаселенном меньше мест (всего имеется восемьдесят две такие пары). / The distortions have become grotesque. France has one hundred departments that share 570 seats, and 7 seats are allocated to territories. According to the latest available official figures (January 2006)—and compared with the ideal standard of Webster’s apportionment—only forty-six departments have the number of seats they deserve, thirty-one have 1 too many, sixteen have 1 too few, six have 2 too few, and one has 3 too few. Table 2.8 gives examples of the inequity of the actual apportionment and shows that there are cases of pairs of departments where the more populated one has fewer seats (in all, there are eighty-two such pairs).— Michel Balinski, Rida Laraki. Majority Judgment: Measuring, Ranking, and Electing. // The MIT Press, 2010, стр. 39-40
Но ещё более чудовищную ситуацию в связи с дизайном репрезентатации по округам авторы наблюдают в Британии:
Всеобщие выборы 2005 г. были провозглашены еще одной решающей победой лейбористской партии Тони Блэра. Фактически же, они заняли очень комфортное большинство мест — 356 из 646 мест (55,1%) — при чуть более одной трети голосов (35,2%). Консервативная партия, которой не хватило одной трети голосов (32,3%) — получила всего 198 мест (30,7%), а Либеральная партия, набравшая более одной пятой голосов (22,0%) — избрала менее одной десятой членов парламента (9,6%). ... Метод голосования позволяющий создать правящую партию «большинства», обычно рассматривается как «хорошее дело», но действительно ли это демократичный исход? На шести последних парламентских выборах в Соединенном Королевстве также наблюдалось, что меньшинство голосов превратилось (по большей части) в значительное большинство мест. Консерваторы выиграли от этого с 1983 по 1992 год, Лейбористы с 1997 по 2005 год. / The general elections of 2005 were trumpeted to be another decisive victory for Tony Blair’s Labour Party. The fact is that it won a very comfortable majority of the seats—356 of 646 seats (55.1%)—with barely more than one-third of the votes (35.2%). The Conservative Party, just shy of one-third of the votes (32.3%) won only 198 seats (30.7%), and the Liberal Party, with more than one-fifth of the votes (22.0%), elected less than one-tenth of the members of Parliament (9.6%). ... That a method of voting has the property of producing a “majority” party able to govern is generally viewed as “a good thing,” but is this a truly democratic outcome? The six most recent parliamentary elections in the United Kingdom have also seen minorities of the votes translated into (for the most part) large majorities of the seats, as may be seen in table 2.5. The Conservatives benefited from 1983 to 1992, Labour from 1997 to 2005.33— Michel Balinski, Rida Laraki. Majority Judgment: Measuring, Ranking, and Electing. // The MIT Press, 2010, стр. 32-33
Теперь перейдём к возможности де-факто манипулирования, которое связано с общими паттернами стратегического голосования в развитых странах. Системы репрезентатации, как известно делятся на две основные группы — систему относительного большинства (англ. first past the post, FPTP, SMD), распространённую в США, Британии, Канаде и ряде других стран с одной стороны и пропорциональную избирательную систему с другой. В развитых странах обе системы подвержены паттернам стратегического голосования, первая больше, вторая несколько меньше, но в обоих случаях, помимо фактора обученности в плане понимания политической конкуренции со стороны избирателей в развитых странах, это прямо связано с сильно развитыми медиа-институтами по причине зависимости стратегического голосования от информирования общественности, причём в новых демократиях в отличие демократии в развитых странах — стратегическое голосование меньше даже в системе относительного большинства по сравнению с пропорциональной избирательной системой в развитых странах:
Ученые регулярно утверждают, что благодаря механическим эффектам масштаба округов различные типы избирательных систем создают различные стимулы для избирателей и элит участвовать в “искреннем” (например, голосовать за свой лучший выбор) или “стратегическом” поведении (например, голосовать за кандидата, которого они предпочитают меньше, чтобы повлиять на исход гонки). ... Системы относительного большинства имеют тенденцию к значительному “стратегическому” бегству от менее конкурентоспособных партий к более конкурентоспособным и, таким образом, способствуют появлению двух партий; пропорциональные системы склоняются к менее “стратегическому” поведению и многопартийным системам. ... Психологический эффект вытекает непосредственно из механического эффекта: механический эффект означает, что партии (или кандидаты), получившие относительно небольшое количество голосов, не получают представительства, что делает любой голос, поданный за них, “потерянным” голосом. Видя этот механический эффект, избиратели, которые предпочитают небольшие партии, но также хотят повлиять на выборы, будут голосовать стратегически, отдавая голоса за кандидатов, отличных от их наиболее предпочтительных, и потенциально слабые кандидаты и партии, которые хотят избежать траты ресурсов на проигрышную гонку, предпочтут не баллотироваться. ... Среди этих условий Цокс указывает на важность информации, подчеркивая, что выборы с множественным числом голосов не могут уменьшить число голосов для незначительных партий, если общественность не знает о предпочтениях избирателей и намерениях голосовать. Без такой информации нет достаточного представления о том, какие кандидаты “выбыли из гонки”, что подрывает как способность избирателей отказаться от слабых кандидатов, так и стимул кандидатов, чтобы покинуть гонку. ... Начнем с того, что избиратели и элиты в новых демократиях имеют гораздо меньше опыта игры в демократическую политику, и поэтому обычно требуется время, чтобы стать достаточно знакомым с системой, чтобы иметь возможность действовать полностью стратегически. Кроме того, по сравнению с устоявшимися демократиями новые демократии, как правило, имеют менее хорошо развитые институты средств массовой информации (Мицкевич 1997, 2008) и опросов общественного мнения (Оутс 2005, 2006). ... Действительно, рисунок 4.4, основанный на количественном анализе, который одновременно контролирует множество различных факторов, иллюстрирует, что психологический эффект действительно заметно сильнее в устоявшихся демократия. ... Как показано на рис. 4.4, при прочих равных условиях мы можем ожидать крошечной разницы (-0,23) между фактическим числом партий в системах относительного большинства и пропорциональной избирательной в новых демократии. / Scholars regularly argue that, through the mechanical effects of district magnitude, different types of electoral systems create different incentives for voters and elites to engage in “sincere” (e.g., voting for their top choice) or “strategic” behavior (e.g., voting for a candidate they prefer less in order to affect the outcome of the race). ... FPTP systems tend toward significant “strategic” defection from less competitive parties to more competitive ones (by both voters and elites) and thus promote the emergence of two parties; PR systems tend toward less “strategic” behavior and multiparty systems. ... The second, the psychological effect, flows directly from the mechanical effect: the mechanical effect means that parties (or candidates) that receive a relatively small number of votes do not gain representation, making any vote cast for them a “wasted” vote. Seeing this mechanical effect, voters who prefer smaller parties but also wish to affect the election will vote strategically, casting ballots for candidates other than their most preferred, and potentially weak candidates and parties who wish to avoid wasting resources on a losing race will choose not to run. ... Among these conditions, Cox points to the importance of information, highlighting that plurality elections may not reduce the vote for minor parties if the public lacks knowledge about voter preferences and vote intentions. With out such information, there is insufficient sense about which candidates are “out of the running,” thus undermining both voters’ capacity to defect from weak candidates and candidates’ incentive to leave the race. ... To begin with, voters and elites in new democracies have far less experience playing the game of democratic politics, and therefore usually require time to become sufficiently familiar with the system to be able to act fully strategically. Furthermore, compared with established democracies, new democracies tend to have less well-developed media institutions (Mickiewicz 1997, 2008) and public opinion polling (Oates 2005, 2006). ... Indeed, Figure 4.4, which is based on quantitative analysis that simultaneously controls for a variety of different factors, illustrates that the psychological effect does indeed appear to be markedly stronger in established democracies. ... As Figure 4.4 illustrates, all else being equal, we can expect a tiny difference (−0.23) between the effective number of PR and SMD parties in new democracies — Robert Moser, Ethan Scheiner. Electoral systems and political context : how the effects of rules vary across new and established democracies // Cambridge University Press, 2012, стр. 23, 26, 73, 101
Если к этому добавить лишь понимание работы механики «плюралистического незнания» и все связанные с этим темы — о чём мне уже приходилось упоминать — то вполне sapienti sat понятны обширные возможности для манипулирования голосованием в рамках электоральной модели политической репрезентатации (и особенно на национальном уровне). И конечно это не должно рассматриваться безотносительно проблем, связанных как с частным, так и государственным финансированием, а также прочей помощью от крупных “игроков”, что особенно проявляется в зрелом политическом окружении (см.: 1. Ferguson, Thomas. Golden Rule : The Investment Theory of Party Competition and the Logic of Money-Driven Political Systems. University of Chicago Press, 1995; 2. Cagé, Julia. The Price of Democracy. Harvard University Press, 2020; 3. Richard S. Katz, Peter Mair. Democracy and the Cartelization of Political Parties. Oxford University Press, 2018).
IV. Итоги от «вишенке на тортике».
John Matsusaka в своей монографии «Let the People Rule» (Princeton University Press, 2020) привёл данные лонгитюдной статистики «Американских национальных избирательных исследований» (ANES) с 1952-ого года проводящихся Мичиганским университетом — которые превращают в мифологию разговоры о сменяемости власти, как чём-то работающем на благо нации, что невозможно отрицать, поскольку не только основано на мнении самих граждан касательно отзывчивости федеральной власти, но и сама статистика не показывает никак различий в плане зависимости от доминирования Республиканцев или Демпартии:
Если в 1952-ом большая часть граждан отвечало «нет» на заданный вопрос, то сегодня таких наоборот очень мало — «We are now in a situation where a large majority of Americans—both more and less educated — believe they have no say in government.» [стр. 2].
Совершенно аналогичную картину можно наблюдать в ЕС (см.: We the People 2077). Кстати, если говорить о конкретике, опираясь на престижные источники, то можно посмотреть на ситуацию в ЕС, отталкиваясь от библейского принципа — «по делам их узнаете».
В Германии, например, уже куча мест в которых не действует закон (Die Welt), там же не менее чудовищна ситуация из-за умершей судебной системы (Atlantico) и всё это не удивительно, учитывая, что даже федеральный глава службы по Защите Конституции видит тоталитарную атмосферу в своей стране (Telos Press). Ситуация в Германии в некоторых аспектах имеет свои параллели в Швеции (Daily Mail) и Франции (Valeurs Actuelles — 1, 2). А в плане проблем с судебной системой из-за политического давления на неё — в Британии (The Guardian):
В то же время давление растущего числа дел на прокуроров и суды использовалось государственными чиновниками и политиками в качестве прикрытия для введения управляемого курса, призванного подорвать суды присяжных и создать культуру признания вины. / At the same time, the pressure of mounting caseloads on criminal prosecutors and courts has been used by state officials and judicial policymakers as cover for the introduction of managerial policies designed to undercut jury trials and create a guilty plea culture.
“Латиноамериканизация” США и ЕС, которую все могут наблюдать — ставит под сомнение дискурс о выгоде от обычных выборов и смены власти, самих по себе.
Sapienti sat.
цитировать
свернуть ветку
