В отличие от довольно скучных марсианских романов («Красная звезда», «Инженер Мэнни») А. Богданова его небольшой рассказ «Праздник бессмертия» (1914) куда интереснее. Для начала он походу предсказывает интернет:
Спектротелефон каждой виллы соединял квартиры с театрами, газетными бюро и общественными учреждениями. Каждый у себя дома мог свободно наслаждаться пением артистов, видеть на зеркальном экране сцену, выслушивать речи ораторов, беседовать со знакомыми…
Но главное в нем — постановка проблемы бессмертия. Главный герой, «гениальный химик Фриде», изобрел бессмертие и прожил уже тысячу лет. За это время он написал «около четырех тысяч томов книг», достиг небывалых высот в скульптуре, астрономии, поэзии, философии, прочих науках и — как легко догадаться — пресытился. Опыты и открытия уже не волновали его, «мысли неохотно двигались по избитым, хорошо знакомым путям, сотни комбинаций приходили и уходили в повторяющихся и наскучивших сочетаниях». Наконец, он приходит к выводу, что «вечная жизнь на Земле есть круг повторяемостей, особенно невыносимых для гения, самое существо которого ищет новизны». И эту «антиномию природы» он разрешает самоубийством.
Понятно, что законы художественного жанра требуют эффектной и неожиданной концовки, но порассуждаем вне этого контекста. Конечно, мы не можем знать, как бесконечная жизнь повлияет на наш в общем-то конечный мозг. Вполне допустимо, что наступит некий предел, насыщение, «тотальная интоксикация» стереотипами, накопленными шаблонами, предыдущим опытом, может быть, даже потребуется известное «обнуление» (модный нынче термин). А может, и нет. Мозг — чрезвычайно гибкая штука, способная подстраиваться под совершенно фантастические условия, особенно если вы взяли себе за привычку долго и плодотворно спать. А уж если его правильно развивать, целенаправленно тренировать какими-нибудь йогическими методами, то его возможностям и вовсе не будет предела. Но даже не это главное.
Бессмертие — это ведь не приговор. Кто сказал, что у человека не будет выбора? Главное в вечной жизни ведь не сама пугающая бездна вечности, обессмысливающая вроде бы любые задумки и свершения, но отсутствие преждевременной смерти, смерти, которая пришла раньше, чем ты готов ее принять. Уйти из жизни будучи химиком Фриде, написавшим «четыре тысячи томов книг» и изучившим в совершенстве десятки наук и искусств — это ведь не то же самое, что умереть, не успев ничего. Если и должна быть какая-то смерть, то только такая — самостоятельно, сознательно избранная, венчающая твой исполненный жизненный путь так и тогда, как и когда ты пожелаешь.
Да и зачем даже такая смерть? Она отталкивает своей необратимостью. Пусть будет сон — долгий анабиоз, на тысячу, пять тысяч лет, после которого ты проснешься в совершенно незнакомом мире и почувствуешь себя новорожденным младенцем, которому нужно всему учиться заново. Это ли не новый вызов, новый опыт для твоего пресыщенного разума? Так появятся настоящие (а не с помощью невозможных машин) путешественники во времени, так будет заселена, колонизирована вечность — единственное место, достойное присутствия мыслящей личности.