Джозеф Пейн Бреннан
Хранитель Пыли / The Keeper of the Dust
Из сборника
Stories of Darkness and Dread (1973)
Перевод: И. Бузлов (2020)
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Бенджамин Джалмис, известный археолог, провернул ключом в замке и вошёл в свой лондонский дом с чувством огромного облегчения. Эта последняя экспедиция была слишком изматывающей для него, у него было неважное самочувствие с момента отбытия из Каира.
Тяжёло дыша, он поставил свои чемоданы на пол и осмотрелся вокруг. Комнаты казались невероятно пыльными. Толстый слой пыли покрывал полы; ворсистая от пыли паутина гирляндами свисала из потолочных углов; окна были практически слепы от налипшей на них пыли.
Джалмис скорчил гримасу отвращения, закрывая дверь позади себя. Затем он заметил кое-что ещё. Слабое, затхлое зловоние наполняло дом, тягостный душок, сухой, спёртый и отвратительный. Это не был просто запах пыли, покой которой нарушило его прибытие. Это зловоние атаковало его ноздри, как если бы оно просачивалось из самих стен. И хотя это был тошнотворный аромат весьма редкого свойства, но у Джалмиса возникло тревожное чувство, что этот запах ему безусловно знаком.
Джалмис на мгновение застыл на месте, хмурясь в омерзении и гадая, где же он мог встречаться с этой вонью в прошлом. Наконец он передёрнул плечами, прошёл к окнам и широко распахнул их.
К вечеру зловоние испарилось, ну или почти. Он закрыл окна, и после освежающего похода в ванную и лёгкого ужина, проследовал в кабинет.
Но здесь он вновь был озадачен пылью. В кабинете она скопилась в неизмеримом количестве. Она лежала подобно листам отличного морщинистого песка на сиденьях кресел; она собралась в настоящие курганные насыпи по углам комнаты; она полностью покрывала столы.
Сделав мысленную заметку позвонить утром уборщице, Джалмис устроился в своём старом кресле и приготовился расслабиться. Он чувствовал себя измождённым. Он схуднул во время обратной поездки, он не слишком хорошо ел и толком не спал. Имелись физические отметки его нездоровья – бледность кожи и потеря веса. Но, конечно же, вскоре он вновь будет самим собой. Ему нужен лишь отдых и немного лондонского воздуха в лёгкие, тумана и всего прочего. Это вновь сделает его прежним.
Теперь, когда он был вдалеке от беспокойной атмосферы, вызванной египетским солнцем, песком и предрассудками, то был готов признать, что скарабей и впрямь немного докучал ему. Но, конечно же, это была чистой воды чепуха. Джалмис провёл двадцать лет своей жизни, копаясь в египетских гробницах, и ничто прежде не досаждало ему. Он не верил в дикие басни, которые можно слышать каждые несколько лет, о вселяющей страх участи осквернителей могил. Мумии были мумиями и не более чем. Все эти мелодраматические слухи о проклятиях мумий и враждебных невидимых стражниках склепов были самой настоящей галиматьёй.
Скарабей, например. Он достал его из провалившейся груди мумии, куда тот был помещён несчётные столетия прежде, когда сердце недавно почившего было изъято из тела. Конечно же, этика предписывала, чтобы Джалмис отдал свою находку экспедиции. Но это была маленькая вещица, и он, поддавшись импульсу, прикарманил её. Она будет, по мнению Джалмиса, замечательным небольшим сувениром к его поездке.
Он достал её из своего плаща и вновь осмотрел. Это была глазурованная зелёная яшма, примерно дюйм в диаметре, имевшая форму священного древнеегипетского жука. Её спинка была покрыта крохотными иероглифами, а на брюшке было выгравировано схематичное изображение предполагаемого стража гробницы.
Джалмис взял своё увеличительное стекло и перечитал предупреждение, что содержалось в практически микроскопических иероглифах: “И если кто-либо непрошеный войдёт сюда, то кровь его замёрзнет; будет он усыхать, и в конце придёт к нему Ка-Ратх, Хранитель Пыли.”
Каков вздор! Прямо образец той самой чуши, с которой так любят играться самые вульгарные газетёнки. И потом это действительно отвратительное изображение, помещённое на брюшко скарабея. Только нездоровое воображение может произвести на свет нечто подобное. Оно было слишком утрированным, чтобы быть убедительным. Скрученное мерзкое тело недоразвитого младенца, которое венчала морщинистая дряхлая голова зловредного старика!
Так вот каким был Ка-Ратх, Хранитель Пыли! Гм. По крайней мере, Осирис и Сет, Себек и Бастет, и прочие египетские боги имели определённые и хорошо прописанные мифы. Но кто-нибудь когда-либо слышал о Ка-Ратхе? Дальнейший аргумент в пользу того, что он выпрыгнул прямиком из искажённого воображения какого-то древнего храмового жреца-шарлатана!
Джалвис положил скарабея на соседний стол и встал за любимой книгой. Но стоило ему подняться на ноги, как он был атакован неожиданным заклятием слабости. Он пошатнулся на мгновение; казалось, сила ушла из его ног. Он схватился за ручку кресла и быстро сел в него.
Он был встревожен. На несколько секунд его охватила своеобразная паника. Но затем он начал урезонивать себя. Его слабость была, как он заверял сам себя, попросту результатом изматывающей поездки. После всего прочего, он был уже немолод. Его резервы силы, по-видимому, исчерпались в гораздо большем объёме, чем казалось ему самому.
Пока он так сидел, приободряясь, то вновь обратил внимание на невероятные скопления пыли в комнате. Это было нелепо, однако он практически мог вообразить, что её слой стал толще за время этого вечера.
К тому же, начал возвращаться этот отвратный затхлый душок, став притом сильнее, чем прежде.
И неожиданно Джалмис понял, где он прежде встречался с ним. Запах был тем же, что вырывался наружу в подземных переходах под песками пустыни, когда они вскрывали саркофаги древних египтян! Это было то самое зловоние, что поднималось вверх, когда с мумии срезали её покровы!
Тут не могло быть никакой ошибки. Он сидел, поглощённый бездонным омутом ужаса. Глядя в сторону стола, Джалмис видел, что скарабей был чист от пыли. Тот будто мерцал и поблёскивал каким-то своим внутренним светом, что не был вызван электролампой. Пыль плавала над ним и покрывала стол со всех сторон, и всё же поверхность амулета оставалась чистой и ясной.
Джалмис схватился за ручки кресла со всей оставшейся силой. Сейчас в его мозгу была лишь одна мысль. Ему нужно выбраться из комнаты, из самого этого дома, причём немедленно. Место было проклято; оно набиралось сил, питаясь последними остающимися в хозяине дома энергиями. И это не было просто критическим упадком сил, что охватило Джалвиса. Его чувства стали подводить его. Словно бы пелена размывки опустилась на его глаза; в ушах слышалось жужжание; его конечности наполовину онемели.
С ужасным напряжением сил Джалвис предпринял попытку встать. Создав яростное и концентрированное ментальное намерение, он повернул свои стопы к двери и начал бессильно шаркать в её сторону.
Он медленно ковылял вдоль комнаты, делая сознательные усилия, чтобы дышать. Достигнув порога, он сделал краткую остановку, чтобы перевести дух. Но дикий ужас владел им, и Джалвис не позволил себе мешкать.
Комнаты утопали в пыли. Она жгла и царапала его ноздри своей едкой, кислой вонью. Она осаждалась на его одежде и на его лице. Она кружилась вокруг ламп, пока не стало казаться, будто они светят сквозь полупрозрачный туман.
Зловоние непередаваемого разложения неслось из каждого угла. Это было подобно тому, как если бы Джалвис брёл сквозь усыпалище, расположенное глубоко под землёй.
Он вошёл во внешний коридор и побрёл к входной двери. Снаружи был чистый воздух, огни, Лондон, спасение.
Он добрался до двери, открыл её – и издал испуганный взвизг. Как только холодный воздух ворвался внутрь дома, на глаза египтолога упала тьма; гудёж в его ушах перерос в рёв; его сердце застучало, споткнулось, почти что остановилось.
Последним усилием воли он захлопнул дверь. Он прислонился к ней, поражённый слабостью, что была подобна тени приближающейся смерти. Всё его тело постепенно коченело; он вообще уже не ощущал своих ног, и лишь в руках ещё ощущалось слабое покалывание. Удушающие испарения, что кружились вместе с пылью, схватили его за горло и начали сдавливать.
Чистым волевым усилием Джалвис начал мучительное возвращение обратно в холл. Мог быть ещё один выход. Если он сможет добраться до кабинета и как-либо убрать проклятого скарабея из дома, то получит избавление.
Египтолог доковылял до конца холла, осторожно глядя вниз на свои онемелые ноги, чтобы задать им курс на резкий поворот – и спустя мгновение он вскричал в чистом умопомрачительном ужасе.
В пыли виднелись контуры двух маленьких и уродливых отпечатков ног.
Джалвис упал на колени, охваченный неописуемым кошмаром, и когда он поднял глаза на стол, где лежал скарабей, то пыль, клубящаяся над ним, будто бы уплотнилась. Она стала темнеть, закручиваясь в маленький вихрь, и затем стали различимы смутные очертания фигуры.
Пыль постепенно сгущалась, контур становился чётче, и, наконец, там проявилась омерзительная форма, жуткая карикатура на творение, в которой совмещались отталкивающее тельце выкидыша и сморщенная голова зловещего старика.
Джалмис узрел это и издал истошный вопль безграничного, невыразимого ужаса.
— Ка-Ратх! О Великий! Пощады! Пощады!
В совершенном и жалком благоговейном трепете он начал неистово извергать из себя почтительные фразы на языке древнего Египта.
Если то, что звалось Хранителем Пыли, и слышало его, то не обращало на это внимания. Бесшумно заскользило оно вперёд.
Fin
