Собственно, первая половина сборника — это рассказы, написанные в военное и послевоенное время — вообще в первую очередь о войне. Точнее, не о чтобы о войне — а как бы около войны. Паустовский описывает все то, что происходит с войной одновременно и параллельно — весь тот быт, отношения, эпизоды как бы «второстепенных» героев. У него нет никаких боевых действий и героических или не героических вояк. А есть, например, выздоравливающие солдаты в госпитале, которые шугаются от строгой матери, или приехавший в увольнение матрос, или раненый, случайно встретивший спасшую его санитарку много лет спустя. Война дала всем этим отношениям людей толчок, но они возникли и продолжаются уже вне ее. В этих сюжетах с периферии войны есть большая прелесть, прежде всего, в трогательной непафосности, приземленности и какой-то очень уютной житейской мелкости. А то у нас если про войну, то либо что-то очень тяжелое и серьезное, либо пафос, либо эксплуатация, либо все это вместе взятое. У Паустовского ничего из этого, и его сюжеты скорее обрываются, едва нарисовавшись, но в этом и есть основное достоинство.
Собственно, это тоже черта, за которую мне очень нравится Паустовский как писатель: он часто заканчивает там, где другие авторы только начали бы. Герои узнают друг друга, но больше в кадре ничего не делают. Герои проводят вечер за разговором у костра и потом расходятся. Таких рассказов — очень много, и они создают у читателя чувство такого предвкушения возможностей, радостного ожидания, что и продолжение уже не нужно. И спасибо, что автор тут останавливается, это впечатление не разрушая. Это прием «Блистающего мира» или, скорее, «Дома без хозяина» Белля: «это длилось лишь одно мгновение, но одно мгновение может все изменить». Не изменило, а *может*, в этом и суть.
Очень мало рассказов, в которых автор бы судил. Знаменитая «Телеграмма», разве что, понятно, почему она знаменита, но она скорее выбивается из общей канвы. Понятно, что не все тексты производят такое впечатление, есть просто милые, проходные зарисовки, но тут еще вопрос, кто что вычитает — учитывая, насколько неуловимы и тонки эти связи, случайно возникающие между людьми в его рассказах.
Сказки у Паустовского очень забавные и необычные в сюжетном плане. Особенно эпичная — «Артельные мужички», странно и комично одновременно. Вроде бы и укладывается в какие-то традиционные каноны бытовых сказок — и совсем не укладывается.
Литературные портреты разные. Единственное, что их объединяет — они все равно пронизаны социалистической чепухой. В некоторых из них социалистическая чепуха достигает 100% увы. В некоторых она так грубо пришита белыми нитками к описываемому персонажу (которому совсем не идет), что это приобретает очень комический эффект. К примеру, пишет Паустовский про Оскара Уайльда. Как тот-де сначала был с буржуями и не ценил простой трудовой народ, а потом попал в тюрьму и «в тюремной камере наконец сонял, что значит горе и социальная несправедливость». Наивный советский читатель, которому больше неоткуда достать такую информацию, прочитав очерк Паустовского, неизбежно должен прийти к заключению, что и в тюрьму Уайльд попал по каким-то причинам, эмн, социалистического характера. И уж совершенно нельзя заподозрить, что дело в содомии, а вовсе не в горячем сочувствии поэта революционным матросам 
Еще смешнее — про Бунина. Паустовский, разумеется, пишет из совеского лагеря, так что тут нужна особая изворотливость. «Когда читаешь книги Бунина и постепенно открываешь за этим внешним бесстрастием огромное человеческое сердце, впитавшее в себя еще недавнее черное горе русской деревни, ее сирую и в то время жестокую долю». Вспомнить те же «Оканные дни» Бунина: ну, более ли менее подходит. Павлины, общипанные революционными матросами, ходят по сирой русской деревне. Прямо жаль, что сам Бунин не дожил немного до такого эпического некролога. А то учитывая его меткий и злобный язык, я представляю, что он мог бы сказать о Паустовском, учитывая, как он виртуозно клеймил своих куда более даровитых современников (что-то из серии «слуга советского людоедства»). Это как раз тот случай, когда вспоминается башевское про «когда автор был жив...»
В целом, кстати, если игнорировать всю эту социальщину, то в Литературных портретах есть очень умные и интересные наблюдения. Про Киплинга, певца Великой Британии — сказано с осуждением, конечно, но попробуй поспорь. Про любомого мной Александра Грина очень интересно. Хотя часть имен — какие-то давно забытые и никому не нужные деятели советского литпрома, про которых читаешь чуть с меньшим интересом, чем про траву кипрей.
цитировать