Знаменитые «Записки у изголовья», признаюсь, слегка разочаровали. На свою беду я успела раньше прочитать Кэнко-хоси и прониклась им куда больше. У Кэнко-хоси чувствуется и блестящее образование, и широкий кругозор, и прекрасное чувство юмора (или даже скорее иронии). По сравнению с ним Сэй-Сэнагон чуть более ограниченная. И о, эта бесконечные бабские обсуждения, кто во что одет! Нет, я понимаю, что это существенная часть культуры, безусловно, но все же у разных авторов уровень фетиширования над вещами различен, да и потом, можно делать это всерьез, а можно нет.
Хотя жанр, конечно, все еще прекрасен и, за исключением скучных перечней различных топонимов типа «дуб — дерево» (и «смерть неизбежна), получаешь большое удовольствие. Сколько читаю японцев, а не перестаю удивляться, с одной стороны, насколько это другой мир и другое мировоззрение, а с другой стороны, насколько все НЕ изменилось за прошедшую тысячу лет ни в отношениях людей, ни в вещах, ни вообще в мире. С этой точки зрения «Записки» очень замечательны: они одновременно веселят и дают пищу для размышлений.
«С особым старанием напишешь кому-нибудь письмо. Пора бы уже получить ответ, но посланный тобой слуга подозрительно запаздывает. Ждешь долго-долго и вдруг твое письмо, красиво завязанное узлом или скрученное на концах, возвращается к тебе назад, но в каком виде! Испачкано, смято, черта туши, для сохранности тайны проведенная сверху, бесследно стерта. Слуга отдает письмо со словами: «Дома не изволят быть», или: «Нынче, сказали, соблюдают День удаления, письма принять не могут». Такое чувство, что у них в эпоху Хэйан уже была изобретена Почта России.
«Все живое, что подает свой голос ночью, обычно радует слух. Впрочем, есть одно исключение: младенцы.»
«Полнота также очень идет губернаторам провинций и людям в чинах»
«ТО, ЧТО РЕДКО ВСТРЕЧАЕТСЯ: Тесть, который хвалит зятя. Невестка, которую любит свекровь. Серебряные щипчики, которые хорошо выщипывают волоски бровей» — да! мы полетели в космос, а удобный пинцет для бровей по-прежнему фиг найдешь! Да и в остальном правда жизни.
«Но мужчины, они не способны почувствовать сострадание или понять сердце женщины» И в этой области тоже ничего не изменилось.
При всей своей ироничности Сенагон все-таки больше романтическая и восторженная натура: то она любуется красотами природы, то императорским выездом, то очередными стихами. Кое-что из предметов ее восхищения можно понять, кое-что — совершенно неясно. К примеру, стихи: каким образом они отличают хорошие стихи от плохих, для меня полная загадка. Да, я знаю про идею омофонии и тд, но результат, на мой вкус, совершенно одинаков. В общем, это непостижимая часть японской культуры, которая дает много пищи для домашних шуток на всякие дурацкие темы.
Или, скажем, придворные ранги. Сенагон постоянно упоминает «куродо шестого ранга», которые могут носить светло-зеленые штаны. Чем это принципиально отличается от эльфа восьмидесятого уровня и малиновых штанов, русскому человеку не понять — а в итоге выходит весьма забавно там, где автор и не думал никого насмешить. Дивность подобных записок еще и в том, что, преломляясь в каждой очередной эпохе читателей, помимо собственно информативной части они создают дополнительное развлечение за счет разности культур, и чем дальше ты от культуры автора, тем тебе веселей и непонятней.
«Записки из кельи» — совсем другая вещь, хоть и тоже в жанре дзуйхицу. Если Сенагон — придворная дама со всеми вытекающими, то Камо-но Темэй — монах-отшельник, живущий один в глуши и пишущий о предметах совсем другого толка. С одной стороны, он пишет о ситуации в стране: глобальный бедствиях, переезде двора, жизни людей, причем делает это не как участник, а как сторонний наблюдатель, историк. С другой стороны, он пишет о себе, своем отшельничестве и устройстве жизни. И если у Сенагон чувствовалось, что она не создает никакие специальные красоты стиля, то монах грешит этим куда в большей мере: его слог гораздо более плавен и красочен, уж не знаю, было ли это сделано самим автором или переводчиком. Но в отличие от простого дневникового слога Сенагон, он куда пафоснее и пространней. Чувствуется, что человек писал для вечности, и это слегка печалит, потому что кроме занятия на полчаса вечность от этого текста ничего особенного не получила. Он куда менее интересный, чем записки Сенагон.