Арон Гуревич (1924-2006) – пожалуй, один из самых известных российских историков в мире. Это не преувеличение. Большинство его работ переведено не меньше чем на десяток языков, и давным-давно вошли в золотой фонд. Его монографии и статьи до сих пор вызывают споры во всём мире. Большинство работ по истории культуры Средневековья не обходят стороной творчество этого историка, и его фамилию можно часто встретить в книгах и статьях историков самых разных направлений, по всему миру. Ему посвящали книги (Scholze-Irrlitz L. Moderne Konturen historisher Anthropologie. Eine vergleichende Studie zu den Arbeiten von Jacques Le Goff und Aaron J. Gurjewitsch. Frankfurt a. M., 1994) и сборники (Mazour-Matusevich, Y. & A.S. Korros (eds.). Saluting Aron Gurevich. Essays in History, Literature and Other Related Subjects. Boston 2010. ISBN 978 90 04 18650 7). Гуревич – действительный член Академии гуманитарных исследований (1995). Иностранный член Американской академии медиевистов (Medievel Academy of America), Renaissance Academy of America, Société Jean Bodin (Бельгия), Королевского Норвежского общества ученых, Королевского общества историков Великобритании, Королевской Академии наук Нидерландов. Доктор философии honoris causa университета Лунда (Швеция).
У нас он не стал даже академиком, хотя его влияние – колоссально. По специальности Гуревич – германист, учился у Евгения Косминского и Александра Неусыхина, и, следовательно, вышел из под их опеки как опытный учёный – «аграрник», занимающийся социально-экономическими отношениями Раннего Средневековья. Кандидатская у него была вполне традиционная, по складыванию феодальной зависимости английских крестьян в донорманнский период, однако позже он сменил тематику. Уже занимаясь Англией, он почувствовал определённую ограниченность традиционных тем «аграрников», и существенно расширил методику исследования, дополнив классическую социально-экономическую историю культурно-антропологической. Впрочем, назвать Гуревича «культурологом» язык не поворачивается – а вот социальным историком – вполне.
В этот сборник входит три работы Гуревича, написанные в разное время, но объединённые временем – Ранним Средневековьем. Две работы композиционно похожи, другая же носит скорее научно-популярный характер. Итак…
1. Аграрный строй варваров (1985)
В общем-то, не совсем самодостаточная вещь, а глава к коллективной монографии «История крестьянства». Этот достаточно известный трёхтомник от АН писался довольно долго, долго редактировался, и рукопись немало маяли в издательстве. Первый том отдали на откуп германистам Гуревичу и Мильской, франковеду Бессмертному и другим, менее известным личностям. По просьбе учёных их учитель, Александр Неусыхин, написал главу об эволюции общественного строя варваров, построив её по красивой эволюционной схеме – от кровнородственной и соседской общин к индивидуальным хозяйствам, насильно отчуждённым позже злостными феодалами, превративших их в крепостных. Неугомонный Гуревич, считавший эту концепцию намертво устаревшей, написал в полемическом задоре свой вариант эволюции аграрного строя. Конечно, вымарывать главу уже покойного Учителя для него и его товарищей было хуже любого кощунства, и оба варианта оказались в составе сборника.
Гуревич здесь вступает в бой сразу с тремя направлениями в германистике – с общинной, вотчинной и номадной теориями. Кратко – общинная настаивает на существовании общины-марки у древних германцев до ВПН, вотчинная упирается в аристократическое землевладение, номадная – в кочевничье прошлое предков современных немцев. Гуревич же обратился к археологии и лингвистике, нарисовал иную картину. Итак, население нынешней Германии жило веками на относительно постоянных местах проживания, обособленными поселениями, чаще – хуторами. Гуревич считает, что основной ячейкой социума являлась семья и семейная община – соответственно, в сакральной собственности которой находилась возделываемая земля. Это не частная собственность, не posessio римского права, скорее – нечто, находящееся в комплексе мировоззрения человека того времени, напоминающее норвежский odal (об этом – в другой раз). Центром вселенной для человека был его дом, хозяйство.
На протяжении всей главы Гуревич прослеживает прежде всего историю общины. Он не отрицает её существования до ВПН – но считает крайне аморфным образованием, не communitas, а скорее институтом для регулирования территориальных вопросов. Во времена ВПН и эти хрупкие отношения рушатся, и община (совсем в другом виде) возрождается уже в классическое средневековье, ставя её в один ряд с урбанистическими процессами.
Помимо основной концепции, работа содержит массу сведений о хозяйстве древних германцев (по данным археологии) и социальному строю, который был далёк и от военной демократии (уже в нашу эру), и от феодальной системы.
2. Походы викингов (1966)
Первая книга Гуревича, и один из первых образцов адекватного научно-популярного произведения о викингах-скандинавах. Оригинал, конечно, был богато проиллюстрирован, здесь, конечно, мы такого великолепия не найдём, нам оставили только текст. Кратко и доступно автор описывает, по моему, все основные стороны жизни это уникальной цивилизации, умудрившись коснуться самих военных походов как бы вскользь. Гуревич старается показать весь размах норманнской экспансии, их военные и торговые контакты, освоение Исландии и Гренландии, перенесение своих общественный и хозяйственных порядков в английское Дэнло, купеческие экспедиции. Автор подробно описывает социальный строй, царящий на родине викингов, и пытается выделить основные причины начала таких невероятных по размаху кампаний. Особняком стоит последняя глава книжки, которую Гуревич целиком посвятил культуре скандинавов, описывая вкратце основные стороны их духовного мира. Он не пытается ограничиваться сведениями о прекрасно всем нам известной религии – рассматриваются также скальдическая поэзия, изобразительное искусство, культура письма. Гуревич старается показать викингов как людей, которым был присущ достаточно сложный комплекс воззрений, а не обыкновенными дикарями.
В общем, книжка заслуживает всецелого внимания, как одно из лучших пособий по скандинавской субцивилизации. Для первоначального ознакомления – более чем.
3. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе (1970)
Одна из самых известных, и, как мне кажется, лучших работ Гуревича. Защитив докторскую, Гуревич посмотрел на Ранее Средневековье другими глазами, через призму скандинавоведческих штудий. У него за спиной был уже совсем иной опыт – опыт социально-культурного анализа, опыт исследования архаичных, глубинных черт германской дофеодальной цивилизации. Тогда Гуревич решил по иному посмотреть на историю Европы, и поделиться своим знанием, выпустив вышеназванную книгу. Но не повезло – несмотря на честно разбросанные по тексту цитаты из Первоклассиков, бросалась в глаза глубокая разница между традиционной марксисткой медиевистикой, и концепциями Гуревича. За публикацию этой книги Гуревичу попало, причём очень сильно, и не от кого нибудь, а от самого министра Просвещения СССР Александра Данилова – он заклеймил нашего автора как реакционного «структуралиста», Арона Яковлевича едва не выгнали из АН. Не будем, впрочем, вдаваться в подробности – книгу приняли другие люди, её читали взахлёб многие медиевисты, как у нас, так и на Западе, и для многих она становилась культурным шоком. Её ругали так же часто, как и хвалили, но равнодушным мало кто остался. Что же это за книга такая, произвёдшая такой колоссальный удар по умам?
Уже предисловие преподносит читателю сюрприз – Гуревич пишет о «классическом феодализме» как о простой «модели», и ограничивает его севером Франции. Опираясь на свой старый тезис о «многоукладности» Средневековья, автор намекает на многообразие путей складывания феодальных отношений и антагонистических классов. А.Я. прозрачно намекает, что дело не только в синтезе римских и германских общественных структур, но и в изначальном многообразии социальной жизни.
Первая глава посвящена вполне традиционной для «аграрников» теме – складыванию права собственности на землю. Сюрпризы, однако, не заканчиваются – Гуревич посмел отвергнуть классическую схему Энгельса! Согласно ней, свободное крестьянское хозяйство-аллод с ростом социального неравенства превращается в частную собственность, отчуждаемую более «сильными» владельцами. Феодалы, благодаря ленным пожалованиям, становятся хозяевами земель, и сдают её в обработку безземельным крестьянам. У Гуревича, однако, не так. Аллод он сближает с норвежским odal и англосаксонским folclend, считая его центром сакрального мира человека средневековья. Такая земля трудно превращалась в частную собственности, так как была связана с семейной группой. Соответственно, автор видит главную причину складывания феодализма не в экономических процессах. В каких же? Существует крестьянство, крупный слой аллодистов. Существует королевская власть, которая связывает с собой, по давнему племенному обычаю, весь народ, живя за его счёт. Крестьяне, зачастую не желая нести государственное тягло, шли под сень защиты могущественного сеньора, оформляя с ним precaria какого-либо их трёх типов – договор о передаче части его прав на землю, либо на самого себя. С земли, однако, его не имели права выгонять – он был там хозяином согласно семейному праву, сходному с odal (спорно, но преинтересно). Похожим образом складывается и феодальная вассальная система – не через земельные пожалования, а посредством личных договоров между индивидами. Таким образом, Гуревич говорит не о феодальной раздробленности государства, а об очень сложной системе межличностных отношений, имеющих скорее догосударственную природу.
Гуревич, развивая эту тему, пишет и о понятии «богатство», которое также, как ни странно, не несло в себе чисто экономическое смысловое наполнение. Богатство, по его мнению, некое мерило социального престижа, нёсшее в себе специфическую социальную функцию, с одной стороны. С другой – сакральное понятие. Богатство – это накопленная удача в экзестенциальном смысле, однако его растрата давала больше влияние в обществе, нежели накопление. Отсюда Гуревич обращает внимание и на иное понятие – «дарение», которое также играло важную коммуникативную роль в средневековом обществе.
Далее – рассмотрение социальных групп в Ранее Средневековье, но не описание, а характеристику того, какую роль они играли в жизни человека. Впервые в своих работах Гуревич поднимает тему индивида. В отличие от многих, он утверждает тезис о существовании индивида в то далёкое время, но оценивает его о другому. По теории А.Я., индивид стремился быть членом социальной группы, соответствовать некому существующему у него в голове идеалу. Сначала человек был членом семьи, рода, однако с распадом этих отношений они стали более территориальными и профессиональными. В любом случае, человек являлся членом какой-то корпорации, и не мог существовать вне её.
В конце концов, Гуревич пишет, что не знает, что такое «феодализм». Казалось бы, зачем городить столько информации о возникновении того, чего ты не знаешь? Однако ясно – слово «феодализм» отнюдь не безобидно, и Гуревич отказывается от него совершенно сознательно. Его главное, центровое понятие – «многоукладность», и сводить многообразие социальных форм к абстрактному «феодализму» он не считает нужным.
Так что «Генезис феодализма…» — возможно, уникальный образчик плодотворного сочетания социально-экономической истории и культурологи, на который в любом случае стоит обратить внимание. Этот опыт мало кто повторял (если повторял вообще), а, возможно, он бы дал нашей науке очень много…
…Такие вот три вещи. Эти замечательные работы нельзя пропустить – любой, кто увлекается Средними веками, обязан прочесть хотя бы «Генезис феодализма…». Это шанс увидеть Средневековье не в феодальных воинах или церковных интригах, но во всём многообразии форм его жизни.