Мастер-класс А. Балабухи на Ассамблее-2011, часть VII

6

А. Балабуха: Ладно, что дальше... «О бедном вампире...», «Бремя», «Ещё одна сказка»...

Из аудитории (разные голоса): Нет, нет.

С. Удалин: Там настолько всё просто!..

А. Балабуха: Да, настолько просто и настолько... беспомощно.

А. Петров: «Крысоед», это рассказ, который решительно не понравился Фанни Тулиной.

А. Балабуха: Чем?

А. Петров: А тем, что он из её группы прошёл во второй тур, а её рассказ не прошёл. Мол, вот, какой-то там «Крысоед» прошёл, а мой рассказ...

С. Удалин: Я не прошёл из той же группы, попрошу не... (Смех в аудитории.)

Из аудитории: Кого оскорбило это?

А. Балабуха: Есть такая Светлана Тулина.

(Фрагмент, где говорят о Светлане, а не о рассказах, я пропущу.)

Из аудитории: Ну, специфика того, вот сейчас чем мы занимаемся, это... да, надо понимать, что всё-таки любой рассказ, написанный на конкурс, он написан с расчётом на конкретную аудиторию.

А. Петров: Аудитория на самом деле очень разная. У нас сначала писательская, потом читательская, потом вообще судьи, которые... (...) Специально, я потому и делаю разную аудиторию. Три сита.

А. Балабуха: Ну хорошо, давайте поговорим об этом самом «Крысоеде». Бог с ней, со Светланой, она же Фанни. (...) Давайте всё-таки вернёмся к рассказу. Так, все читали?.. (В аудитории поднимают руки.) Так, из четырёх читавших кто чего скажет хорошего?

Б. Богданов: Я бы сказал хорошее: мне он понравился. Я не могу сформулировать это дело слишком определённо...

А. Балабуха: А чем понравился? Что зацепило?

Б. Богданов: А на меня он подействовал. Мне понравился главный герой, тот самый крысоед. Вот мне понравилось, что он реально остался человеком в таких условиях.

А. Балабуха: Понятно... Хорошо. Так, всё?

Б. Богданов: Всё.

А. Балабуха: Хорошо. (Обращаясь к С. Удалину) Серёж?

С. Удалин: Ну-у...

А. Балабуха: «Ну-у». А ты скажи.

С. Удалин: ...кроме того, что в последнее время настолько изъезженная тема, всякие различные вариации постапокалипсиса.

А. Балабуха: Подожди, здесь про постапокалипсис не сказано. Действие происходит на другой планете, это Форпост, а на Земле вообще тишь, гладь, божья благодать — потому протагонист туды и сваливает.

Из аудитории: Это почти производственный (рассказ).

А. Балабуха: Угу. Идея очень проста, что на Земле рай, а окраины осваивают советские зэки. Это светлый мир имени Лаврентия Павловича. Но постапокалипсиса я не вижу.

С. Удалин: Я, может, плохо читал, но то, что общая вот эта атмосфера настолько стандартная...

А. Балабуха: А это другой вопрос.

С. Удалин: Просто не захотелось читать дальше, вникать, чего там — потому что настолько уже всё там...

А. Балабуха: Понятно, так, хорошо.

Из аудитории: У меня было предвзятое явно отношение. Ну, не «предвзятое», у меня очень индивидуальная реакция — мне не нравится история про крыс, которые ели друг друга. Я в неё скорее не верю, чем верю. Это такая легендарная байка, которая у меня вызывает отвращение, и мне кажется, что это неправда, кто-то выдумал что-то отвратительное.

Из аудитории (другой голос): Это правда.

А. Балабуха: Нет, на самом деле это не байка, это абсолютно точная штука. Все знают, что на парусных кораблях именно таким образом выводили крысу-крысоеда, которая избавляла от крыс. Это было дешевле и лучше, чем держать фокстерьера.

Из аудитории: Я понимаю, но даже про крыс это (слово неразборчиво). А когда это обобщают на людей — не могу сказать, что это сильно более неприятно, это точно так же. Я не поняла, зачем деталь — это должно было, видимо, подчёркивать его человечность — что друга он всё-таки не съел.

А. Петров: Папуасы могли съесть в знак особого уважения.

А. Балабуха: Меня, честно говоря, другое интересует. Человек — животное всеядное, как известно. Оно не хищник. Во всех этих описаниях всей этой самой жуткой процедуры ни у кого из них нет ножа — а клыков у них нет по определению. Вот как они могли друг дружку сожрать — я...

Из аудитории: На кусочки разломать.

А. Балабуха: Чем? Ну, давайте, попробуйте меня разломать, а я посмотрю.

(...)

А. Петров: Если вспомнить фанатиков на Ближнем Востоке, которые могут броситься на человека и, в общем, порвать его реально в клочья...

А. Балабуха: Толпой, большой. А здесь несколько человек всего.

Из аудитории: Вначале-то их много.

А. Балабуха: Нет, не много. Там такое ощущение, что не больше десятка.

А. Петров: Вспомните: у Сенкевича сцена, когда якобы предателя казаки на площади, на майдане разрывают в клочья (слово неразборчиво) — он пошёл по рукам, и его там рвали, рвали и всё, что могли, оторвали.

А. Балабуха: Совершенно верно. Но это, опять-таки, толпа, вот в чём дело. Да, толпа — может, это правда. И примеры тому были. Хотя если вспомнить большую часть подобных случаев в истории, реальной, — у этой толпы были не голые руки, а всегда у кого-то что-то в кармане было. А у этих в кармане ничего. Видите, когда на куски разодрали Ипатию, использовали раковины. В этой самой толпе, которая казачка рвала, — ножи у всех были.

Б. Богданов: Ещё можно предложить одну претензию, чисто физиологическую: человек не может питаться одним мясом.

А. Балабуха: И это абсолютно...

Из аудитории: Человеческое мясо очень плохо у людей усваивается.

Б. Богданов: Да любое мясо. Человек не может питаться одним мясом. Есть такая классическая казнь.

(...)

А. Петров: Нет, «классическая» казнь — это колесование, отрубание голов, посажение на кол...

А. Балабуха: Насчёт казни я не знаю, тем более «классической», но я знаю один живой, совершенно реальный пример, который описывал вполне живой и даже знакомый мне человек Фарли Моуэт в своей книге «Не кричи «Волки!»» — когда он там жил на волчьей диете и действительно питался одним мясом, чтобы лучше проникнуться миром волков. А кончилось чем — что у него начались совершенно дикие рези в желудке, он буквально помирал, он пополз всё-таки от волков к людям кое-как...

Б. Богданов: «Непроходимость» называется.

А. Балабуха: Да. Его подобрало индейское племя, поняли, в чём дело... Правда, там очень интересно, чем его лечили... поначалу. В него в огромных количествах вливали крепчайший бульон и растопленный жир. И только после этого стали уже кормить чем-то нормальным, небелковым. И, — говорит, — что никогда не подозревал, что я могу выпить целый жбан жирного бульона, но после этого сразу полегчало.

Кстати, я вспомнил об этом по одной забавной истории, которая со мной самим была. Это в Средней Азии было, когда... вы знаете, может быть, в своё время все баи среднеазиатские, не говоря уже про ханов всяких, — так вот, среди них было три... так сказать, три фигуранта, которыми они хвастались. Это был свой акын, был свой багатур, и был свой едок. Тот, у кого едок больше сожрёт, — тот король. И говорят, что — не знаю, может быть, это легенда, конечно, — но говорят, что едок мог съесть верблюда. Не представляю себе — но такое записано. Но — как человек съел барана, я видел своими глазами. Мы себе купили барана, мужик к нам подошёл и сказал: «А хотите на спор барана съем?» «Да ну, брось ты!» «Ну давайте заложимся!» «Давайте!» — Заложились на ящик водки. Так мы остались без барана и без водки, он таки барана съел. Но! — он при этом поставил условие: «Барана съем, но при условии, что буду запивать бульоном».

Из аудитории: Вот тоже...

А. Балабуха: Вот. Я когда читал Моуэта, я вспомнил вот этот факт из моей юности. Очень интересно.

Из аудитории: А с чем это связано?

А. Балабуха: Не знаю. Честное слово, не знаю — я не физиолог, я не медик, я не знаю. Но в принципе замечание о том, что одним мясом человек не может питаться — это факт. Хотя бы какой-то баланды ему кроме того должны были давать, а иначе человек-крысоед — он сдохнет. Это факт.

Ладно. Дальше?

Б. Богданов: Нет, но вообще понравился рассказ.

А. Балабуха: Верю. Но заметьте: понравился, но, тем не менее, вы же нашли очень существенное противоречие. (Обращаясь к А. Петрову) Саш, вы будете высказываться?

А. Петров: Нет. По этому рассказу мне сказать нечего.

А. Балабуха: Ну, тогда позволю себе я. Честно говоря, мне рассказ, в отличие от нашего великого героя (в смысле — Б. Богданова, победителя конкурса) не понравился, и не понравился по не столько эстетической причине, сколько — вот я солидарен с Серёжей (Удалиным) здесь — по, действительно, затасканности, штампованности, банальности самой вот этой вот ситуации, описанного мира. Ну пусть он не постапокалиптический, пусть как-то иначе — но всё равно, действительно читаешь — а всё это уже было, было, было, было (далее неразборчиво). Это с одной стороны.

С другой стороны — в общем-то... Да, конечно, я понимаю, это очень светлая идея, что даже вот такой вот проклятый крысоед может друга не съесть, а конвоира отпустить, но... мало мотивировано. Непонятно, почему: почему все остальные крысоеды не такие — там много, он не один — а вот он один такой. Почему? Даже вот этому заданию на конкурс это не полностью адекватно соответствует, потому что изменения, которые в нём происходят (если это вообще изменения) — они немотивированы.

А в конвоире в этом наоборот, в нём изменений особых не происходит. Ну да, ну поводил он этого крысоеда, потом крысоед ему сказал: «Ну, иди на Землю». А самое главное дальше, простите, — вот этот Форпост, который здесь, в космосе, организован Землёй. И если он этому самому конвоиру говорит: «Вали на Землю», тот повалит, а там его, на Земле, возьмут за яйца и скажут: «А ты чего, дезертировал, да? Чего это ты здесь появился? Почему покинул боевой пост?» — и так далее, и так далее. Эко велико счастье, а! Или, может быть, это как раз утончённая месть крысоеда: «я тебя не съем, но я тебя сдам»?

Из аудитории: «Пусть тебя эти съедят».

А. Балабуха: Да. Я этого не понимаю.

Б. Богданов: Он был обречён, этот пастух, на то, чтобы его съели крысоеды.

А. Балабуха: Ну правильно, ну а съедят его не крысоеды, а в трибунале — ну и что? Велика разница! Всё равно съедят.

Б. Богданов: Я помню, там неизвестен этот выход, на Земле.

А. Балабуха: А куда он денется на этой Земле? Или он как Робинзон Крузо, этот выход ведёт на необитаемый остров, про который даже в КГБ не знают?

Б. Богданов: Как вариант.

А. Балабуха: «Как вариант«! Так почему же мы должны додумывать этот вариант? Это в рассказе должно быть. Если ему открывают дверь, то она должна быть куда-то, куда есть смысл идти.

Б. Богданов: А что ему делать? Вот так вот если рассуждать — что делать этому второму герою, который уходит на Землю? Вот либо меня съедят крысоеды, либо у меня есть шанс как-то выжить.

Из аудитории: «Есть шанс». Просто «есть шанс». И вот здесь вот остаётся дверь открытой.

А. Балабуха: Но тогда, простите, это должно прозвучать.

Б. Богданов: Мне кажется, это очевидно.

А. Балабуха: Не знаю. Нет, вот я это проверил на нескольких людях, которым я показал в свою очередь, и все усматривают в этом хэппи-энд, когда открывается дверь в светлый земной мир, зелёная трава, голубые небеса и счастье всем, и никто не уйдёт обиженным. (...)

Из аудитории: Оно звучало именно так.

А. Балабуха: Так в том-то и дело, что «звучало» так, так подано это — выход из всех проблем. А на самом деле там проблемы только начнутся, ведь именно оттуда, с Земли исходит организация этого самого Форпоста. Если б это был Форпост какой-нибудь злобной цивилизации тау-китайцев — то другое дело. А он к себе домой свалил, на Землю. А они были там земными наёмниками, не знаю. Вот он прибежал на Землю, рассказывает: «Во, оказывается, а они суки, к которым мы в наёмники-то идём!» — и его делают национальным героем, раскрывшим полную правду. А вот так вот — здесь слишком много противоречий, и это недостаток рассказа, очень серьёзный. Хотя к тексту у меня особых придирок нет, честно признаюсь. Мне кажется, что сделано стандартно, но неплохо.

(Продолжение следует.)