Цензура изрядно урезала текст, и получилась простая сказочка. Про храброго богатыря и злого колдуна, «но ясно, что добро победит».

Замысел Пушкина был глубже.

Выкинутые строчки (даже в советских изданиях не печатались — только в виде комментариев; не знаю, как сейчас) всё меняют. Например, вот этот шутливый, шаловливый тон: «Вы помните, что наша дева была одета в эту ночь как наша прабабушка Ева, по обстоятельствам, точь-в-точь!.. Наряд Амура и природы! Как жаль, что вышел он из моды!» Зачем бы это нашему любимому и уважаемому Автору так озорничать? А все просто: есть жанр богатырской поэмы — унылый и убийственно серьезный; хочется разбавить его шуткой, вольностью и тем самым — спародировать....

Это война на литературном фронте. При желании, можно, наверное, установить, на кого именно из критиков Пушкин нацеливал стрелы сарказма (Ю. Лотман об этом много пишет...)

А в наши дни — это можно воспринимать только как романтическую сказку (старый, прекрасный советский фильм — это именно что о Добре против Зла, о чистой любви, дружбе, братстве богатырей — и предательстве (сами-знаете-чьём).

Прежние перипетии писательских войн отгремели; зрителю нужен новый «Руслан» — тот, который интересен ему, а не просвещенному барину 19 в.

И это прекрасно: это значит, что поэма, несмотря, что прошло столько времени — живёт...

Сильная вещь, безусловно. Жаль только, что после просмотра оперы Петра и Модеста Чайковских воспримаешь ее смысл не так, как хотел сам Пушкин. Содержание тогда сводится к истории любви (ревности Ленского, дуэли, встрече Онегина с Татьяной — уже княгиней... и — как финальный аккорд: «А счастье было так возможно...» Но — нет; «я другому отдана, я буду век ему верна»).

При таком восприятии книги остается только голый сюжет. Костяк, на к-рый Александр Сергеевич «нанизал» множестве заботивших его тогда мыслей — о литературе, о политике, и пр. (Онегин, разошедшись с Татьяной, должен был стать одним из декабристов, видимо, загреметь в Сибирь — т.е., это не история любви, это история жизни, в которой любовь — одна (большая, важная, главная, но все же) глава.

А заслуга «Евгения» — совсем не в этой любви к Татьяне (он — эгоист, любит лишь себя; увлёкся ею и попытался доказать, что-де «имеет право». Она — умная дама, она прекрасно понимала, что этого вечного «странника по балам и салонам» манит только то, что недоступно — и сказала: НЕТ. С мужем моим дружите по-прежнему, а я вас видеть не желаю. Чтоб не «троллить», современно говоря, ваше чувствительное сердце своим видом).

Заслуга «Евгения» (я имею в виду роман) — что в типичную, казалось бы, поэму и о-любви-тоже вошла ПРОЗА. Русский реализм. Когда одинаково прекрасны и «...песчаный косогор,

перед избушкой две рябины, калитка, сломанный забор...»

- и «Глаза как небо голубые,

Улыбка, локоны льняные,

Движенье, голос, легкий стан...»

И непоэтическое может на самом деле оказаться глубоко поэтическим! Почему? А потому, что поэзия есть в самой жизни. И всё, что в жизни есть, вниманимя достойно. Например, тот же Гомер (которого во времена Пушкина учить в школе обзан был каждый): у этого Гомера есть эпизод, как великий герой Аякс, погнавшись за врагом, поскользнулся на бычьем навозе (и упал так, что тот попал ему в рот) Соотв., врага не догнал. Читатель смеялся? НЕТ! Это ТРАГЕДИЯ! Великий герой потерпел поражение... а... из-за чего? И сейчас нам, читателям теперешним, будет смешно. А тем, древним — нет. Они знают: «Так нужно было автору».

Так нужно автору; так лучше — книге; так, в конце концов, книга раскрывает нам стороны жизни, «табуированные» от нее до сих пор:

«Поэта

Обыкновенный ждал удел:

Прошли бы юношества лета,

В нем пыл души бы охладел.

...В деревне, счастлив и рогат,

Носил бы стеганый халат

И наконец в свой постеле

Скончался посреди детей,

Плаксивых баб и лекарей»

М.б., и не стало бы всё так. «Быть может, он для славы мира в веках грядущих был рождён» (тот же Пушкин и пишет). Но не упомянуть ОБА варианта его судьбы — нельзя. Если хочешь писать о ЖИЗНИ, а не о дворянско-помещицкой субкультуре.

Пушкин ввёл в русскую поэзию реализм; сочетал его с романтизмом, и вышло нечто третье («пушкинизм»:smile:? Манера, свойственная только ему?)

В прозе то же самое сделал Гоголь; именно поэтому Пушкин — великий поэт, а Гоголь — великий прозаик.

Ну что сказать... Прочёл я сей опус и махнул рукой. Значение он имеет исключительно местечковое — как дружеская пародия на Погорельского. Не более того. Кто не читал «Лафертовскую маковницу», не увидит в этом рассказике ничего, кроме бытовой зарисовки, этакого анекдота из жизни мещан. Ну а кто читал... тем лучше не брать пушкинского творения в руки. Ибо, как однажды написал старик Свифт, сие произведение «солнца русской поэзии» похоже на «Лафертовскую маковницу» так же, как кусок хорошей говядины на точно такой же, но уже переваренный и вышедший естественным путём. :lol:

За сим остаюсь преданный поклонник пушкинского таланта (за исключением данного опуса)

Вадим

Позволю себе не согласиться с уважаемым Вертером де Гёте, а равно и с пушникистами. :glasses: Как ни самонадеянно это прозвучит, но сей рассказ Титова показался мне куда более изящным и отточенным, чем все прозаические творения «солнца русской поэзии». Сравним:

-«Варфоломей был статен, имел лицо правильное; но это лицо не отражало души, подобно зеркалу, а, подобно личине, скрывало всё её движение; и на его челе, видимо спокойном, Галль верно заметил бы орган высокомерия, порока отверженных».

-«Против анфилады стояло трюмо, а возле на стене похищение Европы — доказательство власти красоты хоть из кого сделать скотину».:lol:

А теперь сравним это со стилем Пушкина. Вот для примера:

«Его богатство, знатный род и связи давали ему большой вес в губерниях, где находилось ему имение. Соседи рады были угождать малейшим его прихотям; губернские чиновники трепетали при его имени; Кирилла Петрович принимал знаки подобострастия как надлежащую дань...» («Дубровский»).

Или вот:

- «Тихо теплилась лампада перед стеклянным кивотом, в коем блистали золотые и серебряные оклады наследственных икон. Дрожащий свет её слабо озарял занавешенную кровать и столик, уставленный склянками и ярлыками» («Арап Петра Великого»).

Ну и кто посмеет утверждать, будто стиль Титова хоть в чём-то уступает пушкинскому? Напротив, изящные и остроумные обороты «Уединённого домика» несравнимо превосходят по уровню рубленые протокольные строки Александра Сергеевича. Да нам судьбу благодарить надо, что Пушкин не успел испортить своим телеграфным стилем эту красивую и печальную историю, а уступил её молодому приятелю. Титов имел все шансы стать великим писателем, и эта милая поделка 21-летнего (!) начинающего писателя обещала блестящее будущее. Увы, автор её соблазнился дипломатической карьерой и забросил свои литературные опыты. В этом он повторил путь другого незаурядного стилиста, Михаила Петровича Погодина, который, опубликовав несколько чрезвычайно сильных произведений («Чёрную немочь», к примеру), ушёл в историческую науку и практически завязал с писательством.

А история влюблённого беса — своего рода фетиш мировой культуры. Её следы (пусть даже и вне связи с произведением Титова) можно увидеть и в лермонтовском «Демоне», и голливудском фильме «Знакомьтесь, Джо Блэк», и даже в сермяжно-сопливых «Сумерках». :biggrin:

Классика. Пушкин создал образ холёного молодого человека, очень настойчивого и упорного в достижении своей цели. деньги властвуют над людьми, и это ярко показано в повести. Секрет, который Герману открыла старуха, в итоге ни к чему хорошему не привёл, а наоборот, только лишь покарал главного героя, слишком самоуверенного в мистической силе карточной комбинации.

Необыкновенно сильная повесть. Повесть о необычном человеке, который поступился своим принципом и не требовал удовлетворения от своего обидчика, давшего ему пощечину. Такой поступок привел в смятение и недоумение друзей его. Но никто и догадаться не мог, что послужило причиной такому поступку этого человека. До самой развязки читатель остается в неведении. Кульминация так ярко выписана, что представляешь стоящую на коленях молодую женщину и ее бледного растерянного мужа. А возвышается над ними твердый и неумолимый человек.

Повести Белкина... Это песня русской словесности! Это гимн русского языка! Сколько в них цвета, яркости образов, сочности языка! Изумительная вещь! Перечитываю регулярно и вряд ли наступит насыщение пушкинским словом...

«Повести» с доброй шуткой и легкой улыбкой рассказывают о России с точки зрения Пушкина. В них нет возвышенного слога, пышных оборотов, пафоса. Написано просто и понятно, ярко и достоверно. Читателю рассказано и о жизни молодых офицеров («Выстрел»), и о простом станционном смотрителе и его драме, и об озорстве барской дочери («Барышня-крестьянка»). А самое интригующее произведение в этом цикле — «Метель». До самой развязки непоятно, как все же повернется жизнь молодых героев повести.

Тёмная история вышла с этой повестью — одна из самых странных в русской литературе. Пушкин рассказывает на одном из великосветских вечеров увлекательную и страшноватую «сказку про чёрта», развлекая присутствующих дам. Молодой литератор Титов, не обладавший великим литературным даром, но отличавшийся прекрасной памятью, запоминает рассказанное, записывает и издаёт под псевдонимом, испросив, правда, на это разрешения Пушкина. Критики дружно ругают повесть и ... все о ней забывают на несколько десятков лет. Со временем выясняется роль Пушкина в создании повести и в 1912 году «Уединенный домик...» извлекают из нафталина и переиздают как «неизвестную пушкинскую повесть». Пушкиноведы и прочая почтенная публика — в восторге. С тех пор произведение переиздавалось не раз — за авторством то Пушкина, то Титова, то обоих сразу. А уж самого Титова то хвалили за спасение пушкинской идеи, то ругали как плагиатора и чуть ли не «Герострата русской литературы», похитившего шедевр у гения. Прекрасно понимаю пушкинистов, желающих добавить ещё одно произведение в библиографию своего гения, но, увы, называть Пушкина соавтором повести — некорректно (то, что нельзя называть повесть «пушкинской» поняли уже давно). Да, Пушкин автор идеи, возможно, он сделал даже несколько правок в тексте, но писал произведение всё же Титов; Пушкин, наверно, даже и не собирался публиковать свою историю (хотя, возможно, это был набросок к ненаписанному, но запланированному произведению «Влюблённый бес»). Стиль Титова суховат, язык, конечно, уступает пушкинскому, и произведение в целом выглядит немного скомканным ( это всё же «новеллизация» устного рассказа ), но не могу согласиться с мнением некоторых критиков, что повесть слабая, написано всё же недурственно, увлекательно и мистические образы очень интересны. Да и вообще: люблю я 19 век.

А Пушкин всё же написал бы сильнее.

Рассказ довольно интересный, наполненный различными проявлениями чертовщины.

В. П. Титов, по всей видимости, переработал замысел А. С. Пушкина, и получился отличный текст!

За что ему (Титову) и честь, и хвала!