Яцек Дукай «Иные песни»

Все есть сила. (Ницше)

Стань тем, что ты есть. (Пиндар)

Аристократия означает власть лучших. С этим все просто. Но вот кто такие лучшие? Родовая знать? Интеллектуалы? Политическая элита? Гении? Святые? В нашем мире однозначного ответа нет. Но он есть в мире «Иных песен». Лучших там определяют не согласно традициям, не в философско-этических дебатах, а явственно, зримо, бесспорно. Это те, кто сильны формой. Любая встреча — есть встреча двух форм, и слабый не может не принять форму сильного. Отдаленную аналогию в нашем мире может дать пример встречи с харизматиком, человеком могучей воли и гипнотического взгляда. Но только отдаленную. Для того же, чтобы наделить этот в общем-то формальный фактор реальной, буквально физической силой, Дукай обращается к учению Аристотеля, для которого форма любого предмета, явления, процесса — это их суть. Форма деятельна, актуальна, индивидуальна и наделяет материю подлинным бытием. Таким перед нами и предстает мир «Иных песен» — пятиэлементная материя, готовая к принятию форм, и люди, силой воли формирующие ее и друг друга. Эта сила у всех разная, а значит перед нами мир строгой и очевидной социальной иерархии.

Ее нижние ряды занимают рабы и простолюдины. Это живой материал, те, кто только склоняются перед чужой волей, безоговорочно принимая чужую форму. Такие Дукая не интересуют. Лишь раз он (в форме своего главного героя) нисходит к ним, задавая экзистенциальный вопрос: Зачем вы живете? И получает предсказуемый ответ: Не знаю, не задумывался, наверное, чтобы родить детей…

Средние ряды иерархии отданы «узким специалистам» — мастерам одной формы. Им отведено в романе уже немало места. Астрологи и софисты, лекари и корабелы, воины и охотники, они властвуют лишь над некоторыми из аспектов неразумной материи, накладывая свою «специализированную» форму. Но зато делают это порой непревзойденно. Так, под формой идущего в атаку воина-ареса у всех, кто на его пути, становятся хрупче кости и ватнее мышцы, царапины превращаются в хлещущие кровью раны, а споткнуться и разбить голову можно на ровном месте. Между прочим, не правда ли, любопытное решение вопроса о набивших оскомину суперменских способностях?

На вершине же мира те, кто способен гнуть не только материю, но и человеческие души. То есть властвовать в самом полном и точном смысле этого слова. Воля к власти у аристократов Дукая, что называется, в крови. Властью живут, властью меряются друг с другом, власть — единственное, что почитают за ценность. Иерархия здесь твердеет и принимает кристальные формы. Чуть ниже — бароны, князья и прочие суверены, чуть выше — монархи, на самом острие — кратистосы, воплощение чистой власти и воли к ней. Их форма настолько незыблема, что не терпит ни малейшего смешения и нечистоты. Поэтому они не могут лгать или давать клятву верности, не могут встретиться друг с другом с добрыми намерениями, ибо сила против силы означает всегда бой, всегда волю к господству — и никогда к подчинению.

Остережемся, однако, думать, что эта иерархия раз и навсегда задана, неизменна. Отчасти это так: рабы рождаются от рабов, аристократы — от аристократов, социальных лифтов действительно нет, но нет и преград для возвышения тех, кто в стремлении познать себя, отстоять свою свободу и форму не признает никого свыше, будь он хоть сам бог. Впрочем, как раз богов как реальных сущностей и нет во вселенной «Иных песен» — зачем они там, где человек может стать подлинным властителем себя и мира? Будь он сам кратистос — так правильнее.

Мы застаем пана Бербелека на минимуме его жизненной формы: былая слава как стратегоса Европы почти не греет, врагов нет, желаний нет, все время хочется спать и говорить о себе в третьем лице. Жалкое, признаться, зрелище. Но кое-кто продолжает в него верить и надеяться на возвращение, кое-кто исподволь формирует его в нужном направлении, кое-кому кажется, что это идеальная возможность получить человека, равного волей кратистосам и в то же время верного, что само по себе подобно возжиганию холодного огня. Однако пан Бербелек таков, что вскоре возжаждет затмить Солнце — со всеми его миллионами градусов. Ибо такова воля истинного героя.

«Иные песни» — это формально, конечно же, иная «Илиада» (и «Одиссея»). Двадцать четыре (пардон, двадцать шесть — две раздвоились при переводе в наш мир) главы, маркированные буквами греческого алфавита. Сказание о герое — и героях, с которыми он бьется. Очень греческий — и одновременно сверхгреческий текст. Потому что пан Бербелек — квинтэссенция эпического героизма, такой тип, которого еще не всякий эпос выдержит, разве что основательно подкрепленный Дюмезилем, Элиаде, Боурой. В нем сложились лучшие формы множества древних героев — бесстрашного Ахиллеса, идущего навстречу своей судьбе, хитроумного Одиссея, тоже ведь своего рода «стратегоса», Гуннара из «Старшей Эдды», дерзнувшего встать вровень с тем, кто неизмеримо превосходит его властью, богатством, подданными — но не силой духа, не жаждой самоутверждения. Ибо самоутверждение для героя — все. «Кратистобоец» — с этой мыслью пан Бербелек засыпает и просыпается. Такова его не признающая иной воли форма.

И даже больше. Используя имена древних богов и героев в качестве названий специализаций-форм (воин-арес, охотник-нимрод, воевода-леонидас) эрудит-Дукай дает нам изящный намек. Неприметное словечко «пан» (в русском переводе спрятанное за «господином») становится важным указанием на бога, объемлющего многообразие природных форм, — «все-бога». Только Бербелека Дукай именует паном постоянно (для прочих благородных используется греческое эстлос), и именно Бербелек возвышается до того, чтобы претендовать на форму мира, форму форм, все-форму. А для этого ему придется сразиться с тем, что исключает, уничтожает всякую форму вообще, с хаосом как таковым, из-за космических пределов пришедшим в этот мир. Тут, конечно, вспоминается недавний стивенсоновский «Анафем», где так же пожаловали непрошенные «иные» гости. Только если в софистическом «Анафеме» местные ученые пытаются установить диалог, познать «невозможнцев», то в героических «Песнях» это ненужно, нелепо, незачем. Только бой, только наложение своей, человеческой формы, только самоутверждение за счет иного. И чем иначе иное, тем утвердительней утверждение.

И все же: почему герой — лучший из людей? Потому что он требует и воплощает сверхчеловеческое. В нем человек возвышается до божества, избавляется от власти смерти и судьбы, претворяет свой случайный жизненный путь в абсолютное бытие. В герое все на пределе: воля, свобода, страсть. Таких Ницше называл «до предела натянутым луком». Кстати, то, что Дукай (в форме своего героя) ницшеанец, нет сомнений. Достаточно охарактеризовать Бербелека цитатой из «Воли к власти»: «Сильные натуры сами хотят формировать и не хотят иметь около себя ничего чуждого». «Иные песни» это еще и песни Заратустры, учившего о трех превращениях духа: от верблюда, навьюченного «Ты должен», через льва, добывающего себе «Я хочу», к ребенку, играющему мирами. Первые две формы пан Бербелек прошел, что же касается третьей, каждый волен домыслить самостоятельно, благо открытый финал приятствует. Ведь стрела, выпускаемая туго натянутым луком романа, — это, в конечном итоге, наше, читательское, воображение.

За тысячи лет истории человеческой цивилизации кладезь ее мудрости неоднократно наполнялся водами многочисленных философских, религиозных и научных течений. По мере взросления науки и общества, часть теорий каменела в мифологии и преданиях, другие осыпались песком, не выдерживая гнета времени и напора конкурентов. Лишь некоторые сохранились до наших дней, давно опровергнутые и ставшие путевыми вехами истории человечества. Один из таких памятников — античная культура, подарившая миру множество смелых теорий и знаменитых мыслителей. Аристотель, Платон, Демокрит, Зенон и Пифагор, список можно длить без конца. Однако научная фантастика чаще обращается к их наследию за политическими и социальными идеями, забывая о иных, не менее любопытных вещах.

Созданный Яцеком Дукаем мир «Иных песен» — это попытка изобразить весьма странное и зыбкое пространство, где ничто не постоянно. Здесь действует диктат Формы над Материей, духа над телом, воли над обстоятельствами, а ментальности над традициями. Лидеры — кратистосы — влияют и на людей, и на ландшафт, и на природу. Морфируется все, растения и звери — чтобы создать невиданные сады, диковинных созданий. Отпечаток личности ложится на людей и местность, сохраняясь годами, а то и веками. Вторая же сторона вселенной Дукая — это стройное здание мира, возведенное из пяти первоэлементов. Из кирпичиков земли, воды, воздуха, пламени и эфира можно складывать машины и дворцы, звездные ладьи и замысловатые инструменты. Даже вечный двигатель свершает оборот за оборотом в этом причудливом мире.

Однако на деле все гораздо сложнее. Как замечает и сам Дукай, многие любители фантастики сочтут его роман малопригодным для чтения, разве что представители элиты уловят смысл в хитросплетениях авторских мыслей, нарочито изложенных так, чтобы еще больше затруднить понимание. «Иные песни» построены как интеллектуальная игра, пестрое смешение исторических фактов, где за каждым словом может скрываться целая история или неординарная идея, понятная лишь знатокам древних культур. Учитывая, что автор щедро рассыпал по страницам неологизмы, архаизмы и морфированные понятия, которые, к слову, открыто объясняются поздно, вскользь и с явной неохотой, то полное понимание и вовсе становится недосягаемой звездой. А ведь еще Дукай вволю поиграл с построением предложений и лексической поэтикой.

Но роман невозможен без героя, судьба которого должна связать главы и части. И так получилось, что шестерни антуража — декораций альтернативной квазиантичности — и идей — рассуждений на тему Формы, ее свойств и влияния на мир — безжалостно измочалили сюжет, надорвав отдельные нити. Поверхностный слой — восхождение великого стратегоса Иеронима Бербелека — прописан детально, но если смотреть на изнанку, то она распадается на фрагменты. Автор то увлекается психологическими этюдами, то вспоминает о пейзажных зарисовсках, то и вовсе обращается к полузабытому жанру дорожных заметок, что особенно бросается в глаза во время путешествия на Луну. Ритм и поэтика слов помогают лучше ощутить душевное состояние Бербелека, понять мысли, уловить чувства. Порой они обрисованы кратко, но все же.

Усугубляет трудность восприятия неоднородная композиция, когда в начале имеем психологическую камерность, наибольшая насыщенность разгадками и сведениями достигается в середине, а в концовке преобладает эпический масштаб и космический экшен. Открытый финал подобен пропасти, разверзшейся перед бегуном. Он обрывает сюжет на пике взлета, заставляя перечитывать роман повторно и обнаруживать кольцевые отсылки и разбросанные по всему тексту подсказки. Столкновение Человеческой и Иной Форм, сложная керосополитика кратистосов, поиск и восстановление собственной морфы из обломков прежней личности, искалеченной Чернокнижником, — вот лишь основные мотивы песен. Увы, Дукай не удержался, чтобы не пнуть восточного соседа, изобразив москово-уральского Чернокнижника похожим на Иоанна Грозного.

Вы спросите, каков вердикт? Однако ответ зависит от спрашивающего. «Иные песни» — во многом близки пост-сингулярной научной фантастике, с той лишь разницей, что здесь автор играет с античной системой понятий, с идеями Формы, а не квантовыми теориями. Подлинная оценка романа возможна лишь после повторного прочтения, когда можно быть уверенным, что различил значительное количество скрытых смыслов и уловил большую часть мотивов. Тем более что каждый слышит их по-своему.

Итог: интеллектуальная головоломка, синтезированная из теорий античности и идей современности.

Автор взялся подробно описать мир, в котором воля человека напрямую влияет на материю. Причём мир практически наш: античность плюс-минус та же, но происходящие в нём средние века уже скорее напоминают фэнтези.

По ходу повествования автор раскрывает многие интересные для такого мира концепции: как в нём выглядят быт, торговля, политика, война, наука, и в конце концов встреча с неземным разумом.

Читать это довольно интересно, хотя местами действие проседает, неизбежно уходя в описание этого чудного мира, однако основной сюжет всё же никогда до конца не отступает и порой радует своими повортами.

Отпугнуть может обилие местных терминов, в которых, впрочем, не так уж и сложно разобраться, ну и концовка показалась мне несколько оборванной.

Обращение ко всем нормальным людям,всем кто любит и читает фантастику.НЕ ТРАТЬТЕ СВОЁ ВРЕМЯ НА ЭТУ КНИГУ!Это просто не возможно читать.Эта книга для не большого количества супер интеллектуалов.И то мне кажется что они хвалят эту книгу только по тому что,её хвалят такие же как они.А как же прослыть тупым в кругу себе подобных,ну ни как нельзя.А началось всё с того что кто то присудил этой книге кучу премий.За что?За то что нормальные люди не смогут её читать?Наверное эти премии присуждались по принципу:«Ты читал?-Нет.Но премию надо дать ,мы же не тупее тех кто дал премию раньше.»

Я уверен из ста человек начавших читать эту книгу-пятьдесят бросили сразу,тридцать пожалели о потраченном времени и деньгах,девятнадцать ни чего не поняли и забили.И лишь один какой нибудь очень умный и хороший человек подумав скажет-«Хорошо!»,что бы приобщится к тем супер интеллектуалам которые присуждали премии(он же не хуже их).

Я люблю интеллектуальную литературу.Я с удовольствием читаю:Кафку,Митчела,Лема и других.Но это заумная,написанная чудовищным языком,с простеньким но завуалированным до нельзя сюжетом книга-полная билеберда.

Я жалею о своей дурной привычке-начав, я дочитываю книгу до конца.Столько времени потратил в пустую.

Книга, в которой древней метафизики, философии и сухой «академичности» в разы больше, чем приключенческой увлекательности.

Книга, в которой авторских неологизмов столько, что хочется выписывать отдельный словарик и разбираться в каждом новом лексическом обороте. Но при этом действительно незнакомых и не дающих подсказок о своем истинном значении – крайне мало. Контекстуально и подсознательно ты все же нащупываешь верную почву.

Книга, населенная невероятными (для нас) существами и невероятными (для нас) природными законами. При этом в рамках внутреннего мира наполнение выглядит логичным и даже неизбежным.

Книга, в которой послесловие переводчика с разъяснениями читать интереснее всего, сверяя свои догадки, образующиеся по ходу «Иных песен», с тем, что «написано на бумажке».

Книга, в которой несомненно умный и талантливый автор преподносит свои умозаключения и рассуждения так, будто пишет научный трактат на фэнтезийно-фантастическую тематику, словно уподобляющийся свиткам древности.

Книга, в которой космические путешествия соседствуют с изображением древнего мира, отчего работа на контрасте вызывает ряд удивительных эмоций. Этот мир будто бы соткан из самых разных жанров и их особенностей, но при этом не вызывает ощущения их дичайшего переизбытка.

Книга, в которой читателю отводится роль не собеседника, не слушателя, не безымянного статиста, не наблюдателя за происходящим, не беспомощного младенца, плавающего в терминологии, не умудренного опытом старого циника, которому все происходящее безразлично. Читатель здесь – как будто функция, необходимая, чтобы книга «работала» с ним или над его вкусами в качестве другой функции, иначе механизм застопорится и заржавеет. Иными словами, читателю отводится место именно читателя, узнающего что-то новое, но без определенного заранее набора каких-то условностей или прогнозирования дальнейших событий. Схожее чувство можно испытать, листая, например, красочно оформленную энциклопедию каких-нибудь войн древнего мира. Разница лишь в художественной обработке и степени сухости подаваемых фактов.

Книга, которую читать сколь легко, столь же и трудно. Одни и те же главы могут пролистываться на одном дыхании, а могут увязнуть в болоте словоблудия и авторской намеренной косноязычности и словосмешения. Главное – поймать нужный темп, уловить звучание, мелодию, подстроиться под стиль, язык и мысли. Если прервешься или зазеваешься – начинай все сначала.

Книга, в которой структура построения глав и событий сама по себе может стать поводом чаще открывать оглавление.

Книга, в которой противоречий – уйма, что и делает ее отличной. Скупой на чувства к персонажам, строго выдержанной в несколько занудном стиле, густо приправленной монологами, авторскими словечками и обрывающимися фразами, не особо дружелюбной к читателю, местами вызывающей желание бросить на полстраницы, но – отличной. Как так получается? Бербелек его знает…

Книга, которую нужно перечитать. Не сразу, а спустя время. Желательно за это время не забыть о массе тонкостей, а перед повторным чтением заранее вспомнить и постоянно держать в голове общую картину мира.

Объемная и скучная книга. Понятно, что Дукай движется в русле Нила Стивенсона и его добросовестность в осмыслении греческого материала достойна уважения, но тщательно воссозданный мир получился умозрительным . Текст перенасыщен терминами, авторскими словобразованиями, отчего читается наискосок — в попытке отследить сюжет. Как ни крути, а к миру что-то надо было присобачить. Сюжетная составляющая получилась неинтересная. Главное, различного рода Формы, которым автор дал имена, перемещаются в пространстве, изрекают какую-то чушь, изменяют другие формы путем войн и не только — людей в книжке нет. Назови центрального персонажа не Берлебеком, а Треугольником, ничего не поменялось бы. Умозрительные взаимоотношения абстракций сами по себе сюжета на выдуманном пространстве не создают. Дукай вполне квалифицированный декоратор, но декорации носят самоценностный характер. Немало копий сломано относительно мэйнстрима и проч., но вот «Иные песни» — пример именно геттовой фантастики, специфической литературы в коммерческом жанре, созданной без заискивания перед читателем. Получился фактурный коктейль. который, судя по отзывам, многим понравился. Любопытно, «Лед» хоть немного более антропомофрная вещица или опять придуманный для треугольников мирок с географически враждебной Московией и словоериками?

Ну вот и все.. А все ли? Финал достаточно открытый, вопросов оставляет много... Но не буду заходить вперед и обо всем с самого начала.

Итак, я перед тем как читать искал отзыв, который мог бы что-то объяснить мне и подготовить меня к этому чтению — наверняка я искал недостаточно хорошо и быть может такой отзыв есть, но думаю, что для тех кто искать долго не любит — я подобный отзыв напишу.

То что я опишу, не будет прямыми спойлерами, но поможет вам понять сюжет. Извиняюсь за сумбурность если что.

Итак мы имеем мир альтернативную Землю, примерно 17-18 век (в книге указывается летоисчисление от падения Рима и если считать 476 год н.э., то события можно датировать как раз концом 17 века). Здесь не открыт Новый свет, что странно ведь есть поселения на Луне, карты построенные по наблюдениям с орбиты и воздухоплавание. События происходят в Евразии и Африке. Начинается все в княжестве, которое является осколком Польши, называется оно Неургия. Ключевыми странами являются Римская империя, Египет, Вавилон, Месопотамия, квазиРоссия (Москва + Урал). Это технофэнтези, но совершенно уникальное. Здесь нет традиционной магии, как и нет привычного для этого жанра стимпанковского антуража — никаких паровозов, мануфактур или чего-то в этом роде.. Дукай решил воплотить в литературе лозунг Apple — Think Different — и создал совсем иной мир, собственно и название у произведения соотвествующее. Да кстати возвращаясь к миру — еще немного расскажу вам про его устройство.

Итак иерархия в этом мире строится на силе морфы, это можно сопоставить с мощностью энергии влияния на реальность, но не совсем точное определение, в общем запомните — чем морфа сильнее, тем круче — самые высшие люди — это кратистосы, сверхправители, которые распространяют свой антос, зону влияния. Есть также короли, цари, князья, но они являются просто аристократами. Стратегосы, про таких людей известно и много и мало — ведь кроме главного героя стратегосов в книге не упоминается — дюди с сильной морфой, которые могут не попадать сильно под влияние кратистосов и сохранять независимую волю и мышление. Есть текнетисы и демеурги -это нечто вроде магов, люди которые могут влиять на морфу определенных стихий или сфер, например на погоду, огонь, здоровье. Есть дуолосы — это все низшие сословия людей, все аристократы называются эстлосами — это заимствование с греческого языка, который в книге является одним из основных языков для общения.

Не знаю поможет ли вам этот миниглоссарий — но надеюсь станет чуть чуть яснее)

Теперь немного про сюжет и ГГ. Как уже писал — наш ГГ это стратегос, который попытался отойти от дел и стать купцом. Но тут ему бывшая отправляет детей подростков, скрываясь от какого-то преследования и дальше как-то все понеслось.. Странная любовница, обладающая невероятно сильной морфой, явно плетущая интриги, но пока не понятно с какой целью, поездка в Александрию, сафари на непонятных существ.. Ну и конечно главная фишка — это антогонисты данного романа — инопланетяне. Думаю, то что я это вам говорю уже в какой-то степени спойлер, потому я обойдусь без подробностей.. Но только представьте, что в этот безумно странный мир еще добавили инопланетян — вы скажите ну это уже полный трэш.. и в чём то будете правы, но некая фантасмогоричность — как раз таки является фишкой данного произведения!

Я первую треть книги читал, понимая очень мало, но то, что я вам разъяснил — надеюсь чуть поможет и добавит ясности, хотя на полную ясность даже не надейтесь — ведь это Дукай, таинственность и запутанность — его фишка! Когда на середине книге я прям втянулся, то дальше путешествовать по волнам неизведанного стало исключительно интересно!

Желаю всем отправится в это странное плавание и открыть неведомые океаносы фантазии автора, изложенные в этом романе! Вы получите невероятные впечатления пионера-исследователя, правда легким это времяпрепровождение не назвать, но оттого оно только лучше! Не поддавайтесь искривлению, да минует вас какоморфия=)

Не совсем то, что хотелось бы: не паломничество к истокам Нила, к сердцу тьмы, которая не в глубине Африки, а в недрах собственного человеческого сознания, не песнь, улетающая вслед искоркам от костра навстречу ледяному дыханию звёзд, и даже не день, когда пришли олимпийцы — а (вот ж пся морфа!), за вычетом буквально пары страниц сркнскх словоморфоз, подростковая фэнтези в стиле раннего Муркока — с лунными поселянами, ангелицами и демоницами, невольницами различной степени обнагощённости, а также с кракеном, бегемотами, с формосплавами и дирижаблями, соборами, с нетронутой пиросом Александрийской библиотекой, с висящими в пустоте анаксагоровскими раскалёнными булыжниками, и разумеется с боями и покушениями (экшна как раз хотелось бы поменьше всего, но требует рынок).

Элитарность, усложнённый язык? Не замечено. (правда, пред этим был «Анафем», коего проглотил не дочитывая вступление и не обращаясь к глоссарию, после чего «Иные песни» пролетели совсем незаметно, точно трели райских птах) Греческий лексикон и знакомство с азами античной культуры, полагаю, не должны представлять проблемы. Может смущать быть может намеренная мешанина из древнесемитских, греческих, вавилонских имён и языков, но автор вправе поступать по своему усмотрению, тем более, что мир Песен устроен по своим законам, да и древняя ойкумена, не в пример нынешней, была более цельной: границы были ближе, а культурный слой намного тоньше.

На датировки (после упадка Рима) особенного внимания не обращал, но мимоходом отметил, что перестановкой цифр получаются знакомые даты — 1914 (первая мировая), 1981 (ввод военного положения в Польше), 1991 (распад советского блока).

Замес под элитарную фантастику, с уклоном не в действие, а скорее в необычность воображаемой «картинки» и лексики, но к сожалению, засим открывается вполне заурядный вид, без тонкости и глубины конрадовской новеллы — что поделаешь, «Апокалипсис», однако ж, продукт штучный, случается не каждый день, и не каждый год. В итоге, «Иные песни» — не совсем то, что хотелось бы, но тоже неплохо — как чтение для отдыха.

Переведено достойно, если возникнут проблемы с пониманием происходящего, в конце имеется послесловие и глоссарий, которые я всё же посоветовал бы приберечь напоследок.

PS/ в целом неплохо, как развлекательный подростковый роман, не прочь прочитать и другие книги — манера автора экспериментировать, рисовать необычные картины и создавать непривычные миры, плыть против течения импонирует, несколько охлаждает только конечная развлекательность результата, работа на зрелищность, внешнюю сторону происходящего.

есть книги действия, есть книги эмоций, книги ярких и красочных картин, есть книги эксперимента и книги мысли. наиболее ценны для меня последние. и жаль, что «Иные песни» к ним, при всём желании, не относятся — хорошо в своём роде, но всё ж массовый коммерческий продукт.

Впервые за очень много лет перевернув последнюю страницу захотелось начать читать книгу заново!

Какой вкусный язык, сколько нового,, необыкновенно свежий глоток для меня в фантастике, неповторимый мир, терминология, психология событий, настоящая находка!

Хочется много еще написать об этом произведении, но надо немного дать настояться коктейлю что выпит был залпом до дна!

Дукая часто называют новым Лемом, и «Иные песни» свидетельствуют о том, что не зря. Как и Лем, Дукай пишет о серьёзных философских вопросах, и как Лем во многих своих произведениях пишет сложно, не подстраиваясь под уровень необразованности среднего читателя. Даже, похоже, сознательно создавая дополнительные трудности, чтобы отфильтровать из читательской массы читателя именно своего. И, что не может не радовать, находит такового.

Имеется множество альтернативно-исторических романов, заметно меньше романов, где обыгрывается изменение каких-то деталей мира, вроде геометрической формы, или, реже, фундаментальных физических констант. Но число романов, в которых мир вообще строился бы на принципиально других физических, точнее философских принципах, исчезающе мало. С ходу даже не назову. «Иные песни» поначалу напоминают именно альтернативно-исторический роман, в котором развилка произошла во времена Александра Македонского, избежавшего смерти в молодом возрасте. Потом, однако, оказывается, что весь здешний мир построен по Аристотелю. Пять первоэлементов, различные комбинации которых определяют свойства веществ и существ. Небесные сферы, содержащие светила и планеты. И главное — форма, точнее Форма накладываясь на неразумную материю формирует, точнее морфирует предметы, живых существ, ландшафты и общественные отношения. А Форму олицетворяют кратистосы, морфирующие своей волей практически всё на огромных территориях. Есть также более узкие специалисты, работающие лишь с определёнными аспектами: воины, врачи и т.д. Желающим более близких к истине философских объяснений рекомендую, например, почитать подробные отзывы ниже.

Антураж романа, как и следовало ожидать, учитывая развилку, античный. Точнее, античный, развитый где-то до 19 века. Большинство терминов образованы Дукаем от греческих корней, что, с одной стороны, при опеределённом уровне образования, позволяет понять их общий смысл, а с другой — отсекает заметную часть читателей. Главный герой, господин Иероним Бербелек, бывший стратегос, сиречь военачальник, потерпевший поражение от тамошнего варианта Тёмного Властелина, занимается торговлей, будучи совладельцем фирмы где-то в районе нынешней Гааги. Жизнь его скучна и неинтересна, но некие внешние силы хотят вновь сформировать из него стратегоса, необходимого для борьбы с невиданной и непонятной внешней угрозой... Чем это закончится, читайте сами. Правда, конец у романа открытый, так что даже прочитав, явно придётся перечитать его ещё раз, чтобы, обладая уже предзнанием, понять ещё некоторое количество смыслов, ускользнувших при первом чтении. А, возможно, двух раз тоже окажется мало. Решать вам.

Рекомендую любителям сложной философской фантастики.

Тот редкий случай, когда на вполне обоснованный вопрос даже вполне подготовленного читателя «ЗАЧЕМ?» заранее дан столь же вполне закономерный ответ «ПОТОМУ ЧТО». Вопрос: надо ли было писать много сотен страниц высокохудожественного, почти-маркесовского по размаху эпичности текста, чтобы смоделировать вселенную, где единственной данной в ощущениях реальностью является аристотелева «Метафизика» (с прибавлениями «Физики» и «Метеорологии»)? Ответ: да, надо, вот же пан Дукай написал, и написал талантливо. Вопрос: альтернативный ли нашему этот мир? Ответ: в нашем мире ученик Аристотеля Александр Великий умер тридцати трёх лет от роду, а в мире пана Дукая сорокалетний Александр был коронован владыкой обитаемой вселенной, и с этого момента «всё пошло не так»; но это только на поверхности — на деле же мир «Иных песен» и до воцарения Двурогого обладает не просто иной, нежели в реальности, историей — он обладает иной космогонией, ведь небесные сферы, четыре простых элемента и пятый — эфир, но самое главное — психократическое воздействие человеческого разума на живую и, что характерно, на неживую природу... — все это не могло возникнуть в результате восхождения Искендера на мировой престол, а следовательно, существовало изначально — не как исторически ограниченная система воззрений на мир ранних философов, а как, повторюсь, данная нам в ощущениях подлинная реальность.

В общем, титанический труд автора по созданию полностью иного мироздания, которое к нашему привязывают только некоторые события древней истории, невозможно не уважать.

Но вот возможно ли его любить?

Наверное,в молодости он воспринимается как откровение.

Наверное,будь мне двадцать один год,я задыхался бы от величия постигаемого в этом тексте — так же как в свои реальные 21 я задыхался от величия вселенной Гарсиа Маркеса...

Но во вселенной Маркеса были живые люди.

А во вселенной пана Яцека Дукая, увы, живых людей нет. Есть морфы (*кстати, г-н переводчик, это у Вас формы и морфы так произвольно взаимозаменяются по тексту? или так в оригинале польскем?), которым более или менее правдоподобно приданы черты, схожие с человеческими. Но мне как читателю так и не удалось установить свое читательское,человеческое родство с этими морфами. Они так и не стали для меня людьми. Величественные абстракции, восхищающие могуществом фантазии автора (о лунники и лунницы, особенно одна конкретная лунница, пышущие огнем как доминирующим в лунной сфере первоэлементом!) — да. Живые люди, с которыми читатель может себя ассоциировать,в которых может узнать кого-то, особенно себя? Нет. О нет.

Даже главный герой — он сложно разработанная абстракция, он мощный комплекс писательских идей, он причудливая система философских построений... Но не живой человек. В нем не узнаешь живого человека. Он не вызывает ни ненависти,ни любви. Он не достоверен психологически. Бледно прописанная пышущая «пиросом» лунница — и та достовернее, чем господин Бербелек, поляк аристотелевой вселенной — с польским упрямством и польскими национальными комплексами (ну конечно же Зло в лице самого мрачного из кратистов, владык Морфы — кстати, г-н переводчик, почему показатель греческого именительного падежа понадобилось сохранять в косвенных падежах, набивая текст «кратистосами» вместо «кратистов»? — так вот, Зло находится в Москве, а Урал это вообще средоточие ужаса, ну конечно!), но без польской души.

Просто потому, что в отличие от подлинной философии Аристотеля, души у обитателей мирка «Иных песен» нет.

Возможно, еще и потому, что в мире Аристотеля есть Перводвигатель, есть Первопричина — то есть Бог.

А в мире «Иных песен» нет Бога — и, вероятно, поэтому нет и людей как таковых.

Удивился количеству какоморфных отзывов в короне кратистоса Дукая. :))

Отличная же книга, а главное прекрасно продуманный мир, непротиворечивый мир.

Серьёзно? Восторженные отзывы? Бытие не перестает удивлять. Аннотация сулила нам приключения, фэнтези, научку и философский трактат в одной посудине. На выходе anamnesis morbi. Ну да... Одни любят арбуз, другие предпочитают свиной хрящ. Приступать к чтению очень осторожно, из текста регулярно выпадают щупальца, логика, птеригоподии и здравый смысл.

Исторически так сложилось, что Польша импортирует в Россию замечательные литературные произведения. На политическом фронте страна с белом орлом на гербе уже давно огрызается на своего грозного соседа, но поток хорошей польской литературы в нашу страну не иссякает, а в последнее время даже увеличился.

Польша страна небольшая и, казалось бы, в ней просто не может быть столько хороших авторов, особенно фантастов. Но традиции, штука мощная. Дело в том, что фантастическая польская литература двигалась эволюционным путем, новые авторы впитывали в себя идеи классиков и добавляли к ним свои. А в России прошлый опыт не чему не учит. Времена СССР до сих пор многие стараются забыть, от того и теряется связь между поколениями, чего уж говорить о литературе.

Так что наша литература опять в начале пути и до польской нам еще расти и расти, что прекрасно доказывает Яцек Дукай и его роман «Иные песни».

Каждый роман Дукая отличается повышенной сложностью восприятия для читателя. Поляк пишет так называемую интеллектуальную фантастику. Хотя жанр романа «Иные песни» можно определить, как развлеки себя сам. Мягко говоря, это произведение не для всех, а точней для очень малого количества читателей.

Если для вас в фантастике важней всего сюжет, то смело проходите мимо. В «Иных песнях» сюжет служит лишь скелетом мира, выстроенного Дукаем. Ну а если вы не любите читать стены текста, то вам к произведению Дукая лучше и вовсе не подходить. Диалогов здесь очень и очень мало.

«Иные песни» теряют весь свой шарм, если относится к ним, как к стандартной фантастике. Прочитав их и пересказав сюжет своему другу, вы обнаружите, что он не будет особо вдохновлен вашим рассказом. Судите сами. Главный герой Иероним Бербелек, бывший полководец, проживающий в Вотенбурге, а ныне успешный торговец, совладелец крупной торговой компании, оказывается неприятно удивлен приездом детей, которых он не видел без малого десять лет. Благодаря знакомству с некой Шулимой Амитаче, Иероним едет в столицу Эгипта Александрию, где ему нужно заключить торговую сделку. За одно господин Бербелек решает поохотиться в джунглях Африки. Говорят, там видели каких-то странных зверей, какоморфов, которые меняются до неузнаваемости.

Раз есть охота, будет и трагический случай на ней, который станет катализатором в возращение господина Беребелека к полководческой деятельности. Виной трагедии оказались те самые какоморфы, которые меняются под влиянием неких неведомых существ, которые привносят Хаос во все, что их окружает.

Дальше Бербелека ждет встреча с Лунной Госпожой, живущей, разумеется, на луне, череда битв, которых автор даже не описывает, сражение со своей немезидой Чернокнижником (между прочим наш с вами соотечественник), который когда лишил его полководческого дара и сломил дух Иеронима. Ну а в финале Бербелек, находясь во главе лунного космического флота сразится с теми самыми сеятелями Хаоса, оставив читателя самому решать, что случилось в конце книге. Сам Дукай говорит, что и под дулом пистолета не расскажет каноничной концовки, ибо ее нет. Как ее поняли, такой она и будет.

За весь сюжет не будет ни неожиданных поворотов, ни развитии отношений между персонажами. Дукай сформировал вокруг истории оригинальный мир и упоительно о нем рассказывает на протяжении всей книги, лишь изредка отвлекаясь на путь Иеронима Бербелека. Но все легендарные фантастические произведения включали в себя и интересную историю, которой в «Иных песнях» попросту нет.

Мир «Иных песен» это что-то с чем-то. События происходят на альтернативной Земле. Считайте, что теория Аристотеля о системе мира стоит во главе этого мира. Мир состоит из пяти элементов. Земли, воздуха, огня, воды и эфира. Некоторые люди могут управлять этими элементами, наиболее сильные называются кратистосами (вроде Чернокнижника и Лунной Госпожи). Они живут веками и обладают возможностями работать с элементами.

Элементы образуют Морфу. Чем сильнее воля человека, тем сильнее его морфа и его морфе могут поддаться другие люди. Морфа является сущностью мира, у каждого объекта своя морфа, причем морфа является как визуальным образом, так и описанием чувств. Например, кто-то может втянуть господина Бербелека в морфу дружеского разговора.

Морфу можно менять путем манипуляцией элементами. Этим занимаются текнитесы (они обычно являются врачами) и демиургосы (читай, стихийные маги). Вообще, пока вы читаете «Иные песни» вы выучите много греческих слов. В мире Дукая культура Греции оказалась сильнее римской, от того и самый распространенный язык греческий. Вместо госпожи и господина говорят эстле и эстос, вместо полководца стратегос.

Те самые существа, изменяющие животных в джунглях Африки, являются прямой угрозой миру «Иных песен», ибо не имеют правильной морфы (формы), они Хаос, и распространяют вокруг себя Хаос. Люди, находящиеся рядом с этими существами и обладающие слабой морфой быстрой меняются. Их рвет ракушками, из ноги растут корни и прирастают к земле, борода начинает светиться.

Так до конца книги Дукай и кидает на читателя все новые подробности своего мира, включая его историю. Сам мир в разы интересней похождений Иеронима Бербелека и является не фоном произведения, а ключевым элементом.

Творение Дукая идеально подходит для любителей поиска глубинного смысла. Этот самый смысл здесь попросту везде. Каждая строчка текста несет в себе несколько слоев информации и каждый будет понимать их по разному, если его, конечно, не утомят бесконечные потоки описаний.

Из-за этого читается роман очень тяжело, приходится вникать в каждый абзац, а они здесь иногда занимают пару листов. А диалогов мало, правда, такое понятие как морфа добавляет в них свою изюминку. Описаний боев почти нет, хотя вторую половину книгу Иероним только и делает, что руководит армией.

Пищи для размышлений Дукай подкидывает много, тем более читатель освобожден от интриг основного сюжета (их попросту нет), и думать приходится часто. «Иные песни» отнюдь не книжка для развлечения, а самая настоящая пища для ума.

Сам автор признает, что особо не уделял внимания персонажам. Это и заметно. Героев много, все они часто встречаются на страницах книги, но их взаимоотношения почти всегда рассматриваются автором в одной плоскости, и никак не меняются на протяжении романа.

Только главный герой господин Бербелек, проходит путь от потухшего торговца, до стратегоса с огромной силой воли. Его дети Авель и Алитэ (у большинства персонажей имена говорящие, поэтому их судьбу можно предугадать, но для этого надо знать несколько языков) отыгрывают роль типичных детей, которые сначала сторонятся отца, а затем боготворят его. Нимрод (охотник) Ихмет Зайдар калька с ортодоксального мусульманина. Эстле Шулима Амитаче типичная роковая женщина.

Аурелие Оксре Дукай уделил больше внимания, чем другим второстепенным персонажам. Жительница луны и один из лучших ее воинов, она стала наперстницей Бербелека, когда тот стал стратегосом. В последней трети книги Бербелек уходит на второй план, Дукай показывает его со стороны Аурелии, которая пытается разгадать истинные мотивы стратегоса.

В общем, слабые герои, для слабой истории, но ценители наоборот, будут от них в восторге, ведь почти в каждом персонаже скрывается известная мифическая или историческая личность. Развлекайте себя сами, как было сказано выше.

***

Яцек Дукай создал отличный тренажер для застоявшихся умов. Причем шевелить извилинами вас заставляет не сюжет, а мир «Иных песен». Если вам нравится альтернативные миры, вы любите искать глубинный смысл между строк и вы не против стен текста и слабого сюжета, то «Иные песни» придутся вам по душе.

Вы меня конечно извините, но читать это «чтиво» абсолютно невозможно.. Автор видимо хотел блеснуть умом и перегрузил свою книгу излишней терминологией, персонажами и прочим прочим. Любой уважающий читателя автор должен понимать, что мы читатели оказываем ему огромную честь беря в руки его произведение чтобы погрузиться в его мир. Так вот, погружение это должно быть плавным, равномерным и приятным.. Писатель перед тем как использовать авторскую терминологию должен подробно разъяснить читателю ее значение и то, как ее следует понимать контексте его произведения..

С первых страниц автор меня огорошил такими словосочетаниями как «пирокийные фонари» ,« морфа ночи» , и т.д. Дальше, хуже. Масса новых имен неизвестных персонажей которые сходу не получается связать с главным героем.. Напрашивается очевидный вопрос — зачем мне ломать голову пытаясь выстроить у себя в голове модель авторского мира? Мне за это деньги не платят. Это не профессиональная литература ради которой стоит напрягать свои извилины.

Представьте себе новичка приходящего в тренажерный зал который без разминки начинает выполнять базовые упражнения с максимальным весом. Буквально через несколько подобных занятий он получит травму и плюнет с высокой колокольни на это самоистязание..

Эта книга подходит тем, кто после ее прочтения чувствует себя важным, сверх-интеллектуальным.. Вообщем хорошая пища для самомнения. Всем остальным не рекомендую..

Оценивать ее не берусь, так как не имею на это морального права..