Дэвид Г. Лоуренс «Победитель на деревянной лошадке»

Говорили о Набокове и услышала: «Да не будь Лолиты, кто бы о нем сейчас помнил? Как никто не помнил бы Лоуренса, не будь «Любовника леди Чаттерлей». Оба написали шокирующе-сексуальные романы, которые и сделали их славу.». Какая чушь — подумала в отношении Набокова. О Лоуренсе не подумала ничего, потому что читала давно и никаких впечатлений о книге, кроме душной мутной багровой волны болезненного возбуждения, не помню. Умом понимаю — есть там что-то, кроме, но вернуться и попытаться обследовать подробнее — я себе не враг. И эксперименты, нарушающие внутреннюю целостность, ставить на себе не собираюсь.

Так вот, это тот же Лоуренс. И совершенно другой. Такой, которого изучают в школе. Спокойно-сочувственная, чуть отстраненная повествовательная манера. Человек из времени, оставшегося позади, рассказывает о вещах и людях, оставшихся позади. Но если кому на роду написано шокировать, ниспровергая основы, он будет делать это всяким своим проявлением. Самое начало, первый абзац, сказочный зачин: «жила-была женщина», ты расслаблен и не ждешь удара и вдруг: «У нее росли прекрасные дети, но они обременяли ее и она не любила их». К-как? Как такое могло быть написано в первой четверти прошлого века? Это ведь табу.

Положено любить родителей (и остальных родственников, в зависимости от степени родства). Против родителей допустимо бунтовать в юности и возвращаться к приятию их ценностей позднее, набравшись ума-разума. Материнская любовь — это священная корова. Она свята, незыблема, она краеугольный камень, она основа основ, нет ничего бескорыстнее и самоотверженнее материнской любви. Мать за дитя умрет, да она живет ради него, а это иногда больше мужества требует.

Да-да. Откуда-то только берутся дети в Домах Младенца а иногда и в мусорных контейнерах. Крайности, согласна, только вот на днях попался на глаза ролик социальной рекламы: «В семьях живут брошенные дети». Там маленькая девочка то и дело подходит к маме: рассказать о чем-то своем, поиграть, показать рисунок. А мама занята. Посмотрит пустыми глазами сквозь нее, улыбнется неуверенно, мыслями в своем, погладит по волосам и отодвигает. И не в соцсетях сидит, не в игры на компе рубится, там прям показано — работу работает, таблицы экселевские и корпит над ними.

Итак, это была семья, в которой у каждого из родителей собственный небольшой капитал, но не так много, чтобы жить на широкую ногу. А хотелось именно на широкую. И денег все время не хватало. И казалось, сам дом шептал: «Нужны денги, нужно больше денег» Родительские интересы большей частью во внешнем мире сосредоточены, а дети здесь и они слышат шепот. А мальчик, Поль, он думал, что если удастся раздобыть достаточно, это сотрет с материнского лица вечно озабоченное выражение и сделает ее счастливой (заметьте, не любящей, так далеко он не замахивался, да к тому же у него род экстрасенсорного восприятия, некоторые вещи чувствует, не умея объяснить).

Ну а дальше рассказ небольшой и лучше почитать его самому. Я не взялась бы, не наткнись на упоминание о нем в «Кто нашел, берет себе» Кинга. Роман, который читаю теперь и долго еще буду потому — на английском. Но и теперь уже понимаю, что как минимум два кинговых романа вышли из этого рассказа. Первая, любимая часть «Сердец в Атлантиде»: «Твой отец не оставил нас купаться в деньгах, знаешь ли!» и теперешний, «Finders Keepers». Только очень надеюсь, что финал будет иным.

Семья изо всех сил напрягается в условиях нехватки денег, чтобы дать воспитание своему ребёнку.Мальчик решил эту проблему, использовав свою игрушку -деревянную лошадку.