Борис Виан «Сердцедёр»

Ничего подобного о причудливых формах материнской любви я не читала. Уверена, вы тоже.

Весь роман — эволюция материнской любви от рождения малышей до возраста их осознанности, когда дети начинают чувствовать себя личностями, живущими в собственном мире, где можно не задаваться вопросом «отчего люди не летают как птицы», а просто раскинуть руки и полететь…

Если конечно прозорливая материнская мысль не опередит детский смелый порыв и не предотвратит его любым способом:

Поведение матери, ее особенное понимание «жертвенности» во имя детей, уклад жизни жителей близлежащей деревни и оживающая мрачная метафоричность шокируют и оттолкнут особо восприимчивых. Это и есть «Сердцедер»- оказываемый на читателя эффект романа.

Однозначно рекомендую это произведение исследователям темных закоулков человеческой души, матерям и читателям не из робкого десятка!

На протяжении всего чтения не оставляла мысль, что подобные произведения нужно читать только в первоисточнике, то есть на родном языке.

Неловким казалось словообразование, все эти выдуманные названия растений и животных. В целом же — при всей моей симпатии к сюру это явно не моё. Хотя с знакомиться творчеством автора желание не пропало.

Пожалуй, самый депрессивный роман Бориса Виана. Создаётся впечатление, что Виан писал свою книгу, имея в виду надолго и всерьёз испортить читателю настроение. С этой целью крайне неприятные эпизоды и декорации соеденены с возвышающей душу поэзией. Конечно, в французской литературе подобные трюки проделывал Бодлер, ставший к моменту написания «Сердцедёра» каноничным классиком (а не литературным хулиганом), но Виан пошёл дальше. Вместо ряда угнетающих психику разрозненных картин он представил целый роман, написанный в манере, совмещающей сюрреалистов с романом Альфонса Доде «Рыжик».

Да, это высокая, поразительной красоты поэзия. Да, это очень тяжело, мучительно читать.

Парадоксальное и едкое.

Неприятное, резкое, мутное, странное, драматическое, черствое, правдивое, ложное, короткое, языкозаплетное, словодерное, тупосоциальное, остромистическое.

Любопытное произведение.

Строго на любителей неформата.

Магический реализм со вкусом мяты и тухлого мяса.

Слушал аудио. Преотвратительное, надо сказать, исполнение. Читает барышня, местами делая такие паузы в середине предложений, будто силится прочитать. Возможно, поэтому роман не поразил меня, но то, что он оказался удивительным, неожиданным, странным — однозначно.

События развивались по нарастающей (твердая 9), будоража и окатывая очередной порцией жути примерно до встречи со Слявой, и примерно до этого момента оставалось еще неясно — к чему же ведет автор и вообще, о чем роман. Но дальше все несколько поуспокоилось, текст стал более ровный и менее неожиданный, почти до самого окончания мы будем видеть переживания Клементины, воспитывающей близнецов. Рождением близнецов роман начинается, завершением их судьбы он и заканчивается, поэтому тема ребенка является ключевой в романе и для меня, пожалуй, самой неинтересной. Вообще же, полотно романа пронизано множеством символических деталей, прототипы которых легко обнаружить в окружающем мире — здесь и жестокость к детям, к старикам, и тема стыда, и тема диктата родителя, и религия, и тема человеческих комплексов. Недаром, главный герой — психиатр, который словно бы погружается в сон, развивающийся согласно канонам Фрейда, Юнга и еще бог знает кого. Пожалуй, роман заслуживает самого пристального внимания, но есть у меня ряд замечаний, из-за которых я не могу поставить высшие баллы:

- поступки героев алогичны: но эта алогичность подробно объясняется автором на странном наивном уровне, что слишком напоминает местами новичка-автора, который берется подробно описывать устройство гипердвигателя, и совершает при этом ошибки в описании механических или электрических принципов; насыщенный образами язык местами прорывается неудачными канцеляритами, нарушающими всякую гармонию текста; также из ниоткуда вдруг возникают забубенные философские монологи, вызывающие ассоциацию с «Остапа понесло...»; не разрешено коренное противоречие в поведении Клементины — в самом начале она хотела отдать ребенка в деревню подмастерьем, а начиная с половины книги носилась с близнецами как курица с яйцами;

- главный женский персонаж чересчур логичен: рассуждать, искать следствия и делать выводы — это прерогатива мужчин, Клементина же, выдумывая катастрофы для детей, проявляет излишнюю последовательность, логичность и доказательность, что снижает достоверность персонажа;

- смещены акценты повествования: жизнь деревни по окончании представляется фоном для основной драмы — детской, однако, этим недетским эпизодам (соития со служанкой, религиозные обряды, жестокость жителей, железная любовница кузнеца и любовные акты Клементины, психоанализ кота, превращение того в оболочку, прозрачность людей) уделено столько времени, что по окончании остается вопрос — а так ли уж это было нужно?

- замят центральный момент перерождения героя в Сляву: нам только сообщают, что прежний Слява умер, и герой вдруг начинает рассуждать, что теперь он должен занять место старика, хотя на протяжении уже долгого текста он проявлял все черты деревенских — бил подмастерьев и пр.; а угроза становления Слявой после того диалога со стариком — ни разу в тексте не возникла, оттого это перерождение кажется понятным, но не подтверждается текстом и потому неестественно.

Оценка — между 7 и 8, с желанием когда-нибудь перечитать. В разные моменты возникали ассоциации с «Концом света» Мураками и фрейдистско-феминистскими аллегориями Анджелы Картер.