В сборнике "Славянский фольклор"[1] обнаружил поразительное как по красоте, так и по полноте описание Мирового Древа славянской мифологической вселенной:

«Ось мира есть святое дерево — ясень. Его высокая вершина превышает горные вершины и шесть небес и поднимается до седьмого неба, по которым в своих светлых палатах пребывает верховный Бог Сварун. Насколько вершина ясеня, дерева мира, высока, настолько корень его глубок; корни его простираются по всему подземному царству Чернобога. Корень его четверолапый: один корень идет на юг, второй — на восток, третий тянется к северу, четвертый — к западу. Под ясенем простирается земля. Мелкие сережки в его ветвях — солнце, месяц и звезды. Так ясень связывает подземное царство, землю и небо. Из-под дерева мира бьет ключ чистой, живой воды, которая оздоровляет и воскрешает из мертвых. У ключа сидят три предсказительницы, верные прислужницы. Одна знает, что было, другая — что будет, а третья — то, что есть. Они решают, чему быть. А больше того — определяют всякому его судьбу: хорошую или плохую. Так они, обещая и жизнь и смерть, трудятся над возникновением жизни».

Мотив космического Мирового Древа, безусловно, крайне популярен в народном творчестве славян, особенно в обрядовом фольклоре[2]. Но тут картина, во-первых, необычайно четкая, во-вторых, лишенная каких-либо христианских влияний, и, в-третьих, поразительно схожая с описанием другого, куда более известного, мифологического ясеня. Попадись мне такое в книге, вышедшей после начала девяностых, счел бы очередным родноверческим фэйком[3].

А тут источник более внушающий доверие, к тому же один из составителей, Н. И. Кравцов, профессионально занимался, помимо прочего, именно югославским материалом. Так что вариант с подделкой, думаю, не слишком вероятен. Хотя кабинетная "ось мира" наводит на мысль, что перед нами некий сборный текст, в основе которого лежит несколько фольклорных памятников.

Примечания.

[1] Славянский фольклор. Тексты. Cост. Кравцов Н.И., Кулагина А.В. М.: Изд-во МГУ, 1987. С. 184. Цитируемый текст в издание попал из вышедшей в 1964 г. в Белграде (на сербском языке, насколько я понимаю) книги "Предания славянских народов".

[2] Крайне содержательный обзор бытования этой мифологической универсалии у славянских народов можно найти в статьях В. Я. Петрухина, написанных им для энциклопедий "Славянская мифология"(М., 1995; сс. 261-262) и "Славянские древности", (М., 1995 — 2012; т. 3, сс. 133-135; т. 4, сс. 253-254). Солидную подборку восточнославянских фольклорных текстов, описывающих данный образ, сделал в свое время украинский переводчик и историк М. Н. Москаленко в статье "Світове дерево в поетичному космосі східних слов'ян" ("Отчий край'86", К., 1986; сс. 142-145). Позже эти тексты были включены в составленную им же антологию "Золотослов. Поетичний космос Давньої Русі" (К., 1988).

[3] Так, собственно, и случилось году в 2002, когда я встретил этот текст в книге небезызвестного искателя Гипербореи на Кольском полуострове В. Дёмина.

Начну, пожалуй, с заезженной до безобразия фразы о том, что уже на протяжении многих столетий основным анклавом народов, говорящих на кельтских языках, являются Британские острова. Соответственно, здесь же находится и заповедник кельтской фольклорно-мифологической традиции, причем представленной двумя хоть и родственными, но вполне самобытными ветвями. Традиция эта, как нам хорошо известно, сохранилась не только в виде устных повествований, но и в виде записанных еще в средние века литературных памятников.

Произведения древнеирландской литературы были, в принципе, доступны русскоязычному читателю, пусть и в не слишком большом объёме, уже на протяжении чуть ли не ста лет. А вот с главным памятником валлийской мифологии – «Мабиногион», возможность познакомиться появилась только в 90-х годах прошлого столетия.

Но, думаю, за прошедшие с тех пор годы те, кто не отказывает себе в радости приобщиться к сокровищам мировой мифологии и эпоса, уже смогли свести знакомство с этим произведением.

Хотелось бы мне остановиться на одном, довольно известном эпизоде, имеющемся в Четвертой ветви Мабиноги. А именно – на рассказе о том, как была создана супруга для одного из персонажей, Ллеу Ллау Гифеса [1].

Напомню, что проклятие, наложенное на него его матерью Арианрод, гласило «что он никогда не женится на деве из тех людей, что населяют сейчас землю» [2].

Чтобы обойти это проклятье, опекун Ллеу, Гвидион и чародей Мат, сын Матонви, создают женщину из цветов:

«И они взяли цветы дуба, и цветы таволги, и цветы ракитника, и сотворили из них самую прекрасную в мире деву, и крестили ее их крещением, дав ей имя Блодейведд. И они поженились и стали жить вместе» [3].

Но, как мы помним, этот брачный союз оказался неудачным. Блодейведд изменила своему мужу с неким Грону Пебиром, владетелем Пенллина, а затем, обманом выведав единственный способ, которым мог быть убит Ллеу Ллау Гифес, вместе с любовником погубила его. Впрочем, обманутый супруг, обладающий чертами солярного божества, был воскрешен Гвидионом, а неверная супруга в наказание была превращена в сову.

История о женщине, созданной из цветов, неожиданным образом, обнаруживает параллель на другом краю Европы. Во второй половине ХIХ века виднейший украинский этнограф и фольклорист Павел Чубинский записал апокрифическую легенду, имеющую значительное сходство с валлийской. Приведу ее целиком:

«Тогда взял Бог и послал на Адама сон; а как заснул Адам, то Бог взял и из розы сотворил женщину, да и положил ее около Адама. А Адам проснулся (увидел), что женщина не такая, как он, да и говорит Богу: «Я не хочу женщины из цвета! Вот если бы мне такую женщину, как и я!». Вот тогда Бог взял да и навел на Адама еще больший сон. И как заснул Адам, то Бог взял и вынул из него одно ребро и сотворил из того ребра Еву, да и положил ее возле Адама. Адам проснулся и увидел, что его жена стала, как и он, да и взял ее себе. Тогда Бог и спрашивает Адама: « А что, которая тебе теперь больше нравится, та, что из цвета, или та, что из твоего ребра?» А Адам говорит: «Уже ж верно мне лучше пускай та, что из моего ребра!» А Бог: «Ну а мне кажется, что та, что из цвета! Я её дам сыну своему в матери!» И взял бог ту женщину, что из цвета, да и отослал на небо» [4].

Этот апокриф уже вскоре после публикации привлек внимание таких мэтров, как Михаил Драгоманов и Александр Веселовский. Последний даже отыскал некоторые параллели к нему в средневековых французских романах, в которых благодаря цветам появилась на свет св. Анна, мать Богородицы [5].

Наверное, первым, кто, уже в наше время, указал на сходство кельтського и украинского преданий, является львовский исследователь Вадим Стецюк. Он же предположил существование в славянской мифологии сюжета о созданной из растений женщине, образ которой продолжают Ева и Дева Мария [6].

Подобное предположение кажется довольно правдоподобным, несмотря на то, что в приведенном предании значительную роль играет библейский компонент.

В 1925 году Михаил Грушевский по поводу данного сюжета писал следующее: «Этот преинтереснейший вариант, кажется, до сих пор стоит в одиночестве в славянском фольклоре» [7].

Но есть вероятность, что за прошедшие десятилетия нашелся все же еще один текст, представляющий интерес в свете наших кельтско-славянских параллелей. О нем – в следующем посте.

Примечания.

[1]. Который, как это убедительно доказано, является переосмыслением образа кельтского солярного божества, у ирландцев известного как Луг, почитавшегося и континентальными кельтами античной эпохи (Мабиногион: Легенды средневекового Уэльса. М., 2002, с. 320, прим. 250; Ролленстон Т. Легенды и предания кельтов. М., 2010, сс. 288 – 289).

[2]. Мабиногион: Легенды средневекового Уэльса. Пер. В. Эрлихмана. М. , 2002, с. 64.

[3]. Там же.

[4]. Антологія українського міфу: Етіологічні, космогонічні, антропогонічні, теогонічні, солярні, лунарні. астральні, календарні, історичні міфи. У 3 т. — Т. 1/ Зібрав та упоряд. В. Войтович. Тернопіль, 2006, сс. 196 – 197. Перевод с украинского мой.

[5]. Грушевський М. С. Історія української літератури. Т. ІV, кн. 2. К., 1994, с. 80.

[6]. Стецюк В. В. Вій: дослідження міфологічних джерел походження образу. Львів, 2000, сс. 47-48.

[7]. Грушевський М. С. Історія української літератури. Т. ІV, кн. 2. К., 1994, с. 80.

Д. Баянов. "Леший по прозвищу «обезьяна». Опыт демонологических сопоставлений". М.: Общество по изучению тайн и загадок Земли, 1991.

Случайно, в общем-то, наткнулся на вышедшую в 1991 году (а написанную в середине 1980-х) тоненькую книгу некоего Д. Баянова "Леший по прозвищу "обезьяна": Опыт демонологических сопоставлений".

Чесно скажу, исследуемый в указанной книге вопрос, существует ли (или существовало в недалеком прошлом) созданье, которое наукообразно именуют "реликтовым гоминидом", а в просторечии "снежным человеком", мне любопытен еще с поры моего советского детства, когда эта тема регулярно попадала в прессу и на ТВ. Не менее интересен для меня и вынесенный в подзаголовок книги "опыт демонологических сопоставлений". Думаю, те, кто испытывает интерес к фольклору и мифологии, обращали внимание на поразительно похожие характеристики, которыми различные, зачастую не соседствующие друг с другом народы, наделяют персонажей низшей мифологии: леших, каджей, албасты, дэвов и прочих.

Вот именно эти черты сходства в описании различной нечисти по всей Евразии и послужили темой указанной книги. Автор проделал внушающую безусловное уважение работу по поиску и систесматизации подобных совпадений в памятниках фольклора и работах ученых, откинув при этом сугубо фантастические детали (вроде топора на груди или отсутствия спины). Менее же фантастические детали анатомии (пусть и вызывающие удивление — вроде остроконечнных голов [1] и аномального размера молочных желез), равно как и описание образа жизни, привычек, мест обитания, поведения при столкновении с людьми автор старается объяснять с рациональных позиций, по возможности проводя параллели с известными нам приматами.

Как это бывает у людей, искренне увлеченных какой-либо темой, а тем более посвятивших себя ее исследованию, автор пытается все пропустить через призму занимающего его предмета. Так, он пытается чуть ли не все образы низшей мифологии трактовать как возникшие под впечатление от встреч наших предков с гипотетическими человекообразными соседями. Например, в число реликтовых гоминидов он зачисляет и восточнославянских домовых вкупе с банниками, овинниками и пр. Мне, все же, в отличии от многих других имеющихся в книге попыток разглядеть за мифологическими представлениями биологическую реальность, подобное отождествление кажется натянутым. Впрочем, Д. Баянов все же не заходит так далеко, как классик изучения реликтовых гоминидов Б. Ф. Поршнев, который попытался именно в них искать корни самого образа богов [2].

Но это лишь отдельное замечание, в целом же и использованный материал, и выводы из него вызвали у меня неподдельный интерес. Помимо ожидаемых, в общем-то, историй о встречах с лешими, албасты, яг-мортами, разной степени фантастичности, привлекается еще и масса различных пословиц и поговорок, посвященных лешим и чертям. Из них автор также весьма остроумно пытается извлечь детали облика и привычек этих персонажей, которых он соотносит с неизвестными науке приматами.

Как я уже отмечал, автор постарался дать максимально всестороннюю картину внешности и повадок означенного гипотетического человекообразного существа, как она, картина эта,вырисовывается на основе фольклорных представлений. Впечатляющим выглядит и разнообразие форм контактов человека с "лешими", каким оно предстает в тех же источниках. Это не только стандартное "шел — увидел — испугался": на этих загадочных созданий, по мнению исследователя, люди охотились, приручали, использовали для войны и даже вступали в сексуальную связь [3]. Пытается Д. Баянов и обьяснить различия в степени правдоподобности/фантастичности историй о лесной нечисти, и объяснение это, на мой взгляд, вполне заслуживает право на существование.

К плюсам работы я отнес бы использованные для ее написания материалы — это как относительно свежие на момент написания книги исследования и сборники фольклорных текстов, так и вышедшие в ХІХ — начале ХХ вв. работы, сейчас уже вряд ли известные сколько-нибудь широким кругам. Фольклорные источники, правда, представлены, в основном, территорией бывшего СССР, хотя привлекается, по возможности, ближневосточный, античный и иранский материал, но даже в таком виде картина вышла довольно впечатляющая.

Не менее любопытны и использованные иллюстрации — парочку наиболее понравившихся позволю себе тут разместить. Отдельный бонус — записанный Ги де Мопассаном рассказ Ивана Тургенева о встрече последнего с существом, поразительно схожим с тем самым гоминидом, каким оный представляется в ходе чтения книги — понравился он мне весьма.

В общем, эта небольшая книжечка в мягкой обложке лично мне весьма понравилась. Конечно, она не дает окончательный ответ на вопрос, существует ли пресловутый "снежный человек"[4] — подобный ответ возможен, пожалуй, только в случае обнаружения живых особей или хотя бы останков этого существа, на основе которых мог бы быть сделан анализ ДНК. Но осуществленное в работе сравнение материалов фольклора, дающее зачастую примеры поразительного сходства и любопытных параллелей с тем, что известно о жизни высших приматов, показалось мне очень интересным и заслуживающим того, чтобы обратить на них внимание.

Примечания.

[1] К сожалению, автор не уделяет достаточного внимания "остроголовости" чертей, леших и т. д., каковая является, по народным представлениям, одной из их характерных черт. Между тем, если принять концепцию книги, эта особенность могла бы обясняться имеющимся на черепе у человекообразных обезьян костяным гребнем, служащим для крепления челюстных мышц.

[2] Поршнев Б. Ф. "Загадка снежного человека. Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах". М., ЭКСМО-Алгоритм, 2012, сс. 516-527.

[3] Не отрицая самой возможности подобных контактов ("Кому и кобыла невеста..."), не разделяю мысли автора о том, что они могли бы дать потомство, тем более не стерильное. Хотя на сегодняшний день нам известно, что у значительной части человечества в предках имелись представители других видов рода Homo, все же, судя по описаниям "снежного человека", он должен отстоять от нас много дальше по эволюционной лестнице, чем неандертальцы с денисовцами.

[4] В книге, к слову, нигде не встречаются термины "снежный человек", "йети", "реликтовый гоминид" и т. п. — только народные названия вроде "чертей", "шурале", "гулей", "дэвов" и пр.

Косарев М. Ф. — Основы языческого миропонимания: По сибирским археолого-этнографическим материалам. М.:ИЦ "СЛАВА!", ООО "Форт-профи", 2008. — 416 с., ил. Издание второе, дополненное и исправленное.

Учитывая то обстоятельство, что в течении последних десятилетий прилавки книжных магазинов страдают от засилья различной родноверческой и фолк-хисторической литературы различной степени сомнительности, у книги с названием "Основы языческого миропонимания" были исключительно высокие шансы на то, чтобы избегнуть моего внимания. И тогда бы я прочитал на одну достойную книгу меньше.

Книга археолога, доктора исторических наук, профессора М. Ф. Косарева, полностью называется так: "Основы языческого миропонимания. По сибирским археолого-этнографическим материалам" и, несмотря на не слишком большой объем, может претендовать на то, чтобы считаться своеобразной энцилопедией духовной культуры народов Сибири.

Охват тем, затрагиваемых в книге, довольно широк: почитание животных, представления сибирских народов о душе (а точнее, о нескольких душах, число которых автор в итоге сводит к двум), структура традиционного мироздания, верования и обряды, связанные с рождением и смертью, истории о культурных героях и трикстерах. И, конечно же, то, без чего сложно представить книгу о религиозных представлениях Сибири — шаманы и шаманизм. Этой теме отведено около четверти текста.

Впрочем, это лишь приблизительный перечень рассматриваемых вопросов, а по ходу чтения обнаруживается еще масса всякого крайне интересного. Тут и анализ такого дикого для европейского мышления (но оставившего о себе память в сказках) явления, как геронтоцид, то бишь освященное традицией убийство стариков. И описание (с попыткой собственного истолкования) существующего на разных краях Сибири "медвежьего праздника". И любопытнейшие сведенья о бытовавшей у сибирских народов вере в реинкарнацию. И примеры того, как воспрнимались традиционные верования аборигенов русскими, условно православными колонистами.

Географический охват тоже солиден — вся Сибирь, от обских угров (почему-то постоянно именуемых М.Ф. Косаревым старорежимными этниконами "остяки" и "вогулы") до чукчей, нивхов и орочей. Селькупы, ненцы, кеты, буряты, алтайцы, прочие сибирские аборигены — в их фольклоре и этнографии автор чувствует себя весьма уверенно. А учитывая, что он по специализации — археолог, то привлекается и сибирский археологический материал, впрочем, весьма дозировано.

Несомненный плюс — источники, использованные Косаревым при написании книги — среди них масса книг, вышедших еще в ХІХ веке, работ этнографов и собирателей фольклора, записок путешественников. Со многими из них вряд ли бы мне пришлось познакомиться где-либо помимо обсуждаемой работы.

Впрочем, кругозор исследователя не ограничевается одной лишь Сибирью. Он не боится проводить параллели со славянской традицией, искать соответствия традиционным сибирским представлениям у Гераклита, Демокрита и Платона.

Трудно не заметить симпатию автора к идеям К. Г. Юнга. Сам я так до сих пор и не определился со своим отношением к наследию этого ученого, не могу сказать, понравилось мне это или нет. Во всяком случае, в контексте книги цитаты из Юнга выглядят вполне органично. Вообще, сложилось впечатление, что на Косарева трудно повесить ярлык твердолобого материалиста — хорошо это или плохо, решайте сами, на несомненный интерес от чтения книги это никак, имхо, не влияет.

В общем, могу порекомендовать эту работу как тем, кто интересуется историей и культурой народов Сибири и Дальнего Востока, так и тем, кому интересна история духовной культуры, общее и частное в религиозных представлениях различных, часто весьма далеких друг от друга народов.