облако тэгов
А сейчас послушаем начальника транспортного цеха широко известного в узких кругах критика Виктора Топорова
Замутили мы тут с коллегами очередной – уже одиннадцатый – «Нацбест» на июнь месяц (наряду с юбилейным «Нацбестом Нацбестов», который разыграют лишь один раз ровно на неделю раньше – 29 мая) – и тут же ухитрился я ненароком вновь обидеть отечественных фантастов. Вновь обидеть и опять ненароком. Потому что обижаю я их почему-то все время – и, можете мне поверить, всякий раз это происходит совершенно нечаянно.
Причем фантастов я, знаете ли, обижаю только отечественных (включая, правда, киевских, одесских, минских и даже, наоборот, прибалтийских), — а вот американских фантастов почему-то не трогаю. Оно, конечно, наш фантаст и американский это, как говорят все в той же Одессе, две большие разницы.
Потому что американский фантаст чаще всего талантище, правда, обколотый наркоман и законченный шизофреник, тогда как наш, – как правило, жуткая бездарь, зато записной алкоголик и бытовой дегенерат. Две принципиально разные творческие концепции, да и две апперперции, двое врат восприятия, знаете ли. Вот Пелевин больше похож на американского фантаста, чем на русского, — так я ж его и не обижаю, тем более непредумышленно.
Словом, эти наши фантасты уж как-то в нынешнем году очень разактивничались. Да и разоткровенничались тоже. Портвейна «Три топора» на Новый год, плавно перешедший в Масленицу, перепили, что ли? И навыдвигали на соискание нашей замечательной литературной премии «Национальный бестселлер» (в основном через интернет) черт знает чего.
«Три карты усатой книги», «Толерантная такса», «Город тумбочек», «Среда», «Симбионты», «Лазалки», «Медведки», «Записки на запястье», — вот что, наряду со многим прочим в таком же роде, претендует нынче на «Нацбест», а вернее, накатывает на него снежным комом. «Снежный ком» — так и называется их, по-видимому, головное издательство (если, конечно, к отечественной фантастике применим эпитет «головной»). Одним словом, читай — не хочу!
Ну, вот я как раз читать этого не хочу. И жюри, собранное из компетентных экспертов, тоже, уверяю вас, не захочет. Для кого пишут фантасты, вопрос отдельный, и я его, чтобы лишний раз никого не обидеть, сознательно не затрагиваю. Но мы в «Национальном бестселлере» занимаемся, знаете ли, серьезной или, как ее еще называют, большой литературой. «Боллитрой», как обычно оскорбительно именуют ее наши фантасты.
— «Подите прочь, какое дело поэту мирному до вас», — вот что, правда, своими словами, сказал я не в меру раздухарившимся фантастам.
— Погнали наших городских, — дружно раздалось в ответ с сетевых биваков и из чумных бараков отечественной фантастики, хотя какие же они, блин, городские? Особенно возмутили фантастов слова «Кто такой Олег Дивов?». Этот Дивов у них, оказывается, живой классик: тридцать наград и премий – и все как одна самые фантастические.
Да и насчет «погнали наших» тоже неверно, — фантастов не погнали (я лично не погнал), а указали им их – положенное по законам жанра место. Какого такого жанра? Да, знаете ли, литературного! Ну, и премиального тоже. Вот о нем-то, господа фантасты, я и предлагаю поговорить.
Обсуждать будем законы жанра на примере двух выдвинутых на соискание «Нацбеста» произведений – «Симбионтов» вашего любимца Олега Дивова и «Пражской ночи» вряд ли вам известного Павла Пепперштейна. На соискание премии выдвинуты оба романа, но по ведомству «боллитры» можно, увы, провести лишь один. А для начала разберемся с понятием «жанровая литература» — с чем ее, так сказать, едят, и почему фантастика именно такова.
Большой литературе – той самой боллитре, которую вы, господа фантасты, так ненавидите и в которую всеми правдами и неправдами (в том числе и через «Нацбест») пытаетесь ежегодно прорваться, — противостоит не литература малая (или, допустим, средняя), а литература жанровая.
То есть имеется большая литература (романы и повести), а имеется жанровая (детектив, фантастика, женский роман, травелог и т.д.), — и соотносятся они не по принципу «одно лучше, а другое хуже», а по принципу именно что несопоставимости. Звучит парадоксально и даже, пожалуй, оксюморонно, поэтому я, по-чапаевски, приведу разъясняющее гастрономическое сравнение.
Возьмем предприятия общественного питания. Подразделяются они на рестораны (разных «звезд» или категорий и, по нынешним временам, с разной национальной кухней), кафе, столовые, закусочные и буфеты, — то есть у них имеется своя иерархия. Ресторан по определению лучше столовой (в случае с кафе возможны варианты), но и один ресторан в принципе лучше другого; проводятся конкурсы, существует ресторанная критика, и т.д. Наконец, у них у всех сопоставимая ценовая (и наценочная) политика. Не одинаковая, упаси, боже, а именно сопоставимая.
Однако существуют и шашлычные, сосисочные, пельменные, блинные, пирожковые, котлетные и т.д. – и вот у них уже имеется иерархия исключительно внутривидовая. И соперничество тоже только внутривидовое. Лучшей в нашем городе долгими десятилетиями были сосисочная №2 (у Московского вокзала), чебуречная на Майорова, пирожковая на Садовой у площади Мира, и т.д. Но никому бы не пришло в голову устраивать спортивный «заплыв» между рюмочной и котлетной; только между двумя разными рюмочными и отдельно между двумя разными котлетными. Хотя порой водка была лучше как раз в котлетной, а котлеты вкуснее, наоборот, в рюмочной.
Жанровая литература — это подразделение на котлетные и пельменные, на пирожковые и на суши-бары, на «макдональдсы» и «блиндональдсы». Никакое межвидовое соревнование здесь невозможно в принципе: одному нравится арбуз, другому – свиной хрящик. Соответственно, и фантасты (я бы сравнил их с изготовителями «боевой шаурмы» из известной миниатюры) должны соревноваться, да и соревнуются, исключительно между собой. Если тот же Олег Дивов у вас живой классик, значит, в шаурме у него меньше кошатины, за палаткой стоит биотуалет – и не только для красоты, но и для запаху, — да и сам он проверился на гепатит и свиной грипп уже в новом тысячелетии, а то и уже решив проблему 2008 года.
А вот «Нацбест» (и «Русский Букер», и «Большая книга») – это конкурс для ресторанов первой и высшей категории. Итальянская кухня, японская, русская, кавказская или смешанная, это не важно, — но непременно кухня высокая. С шаурмой на наш конкурс тоже, пожалуй, можно, но с шаурмой, приготовленной в дорогом ресторане. В котором и музыка живая, и туалет чистый, и мясо – парная баранина. А главное, там умеют готовить и регулярно готовят не одну только шаурму, но и весь, допустим, кавказский и плюс к нему среднеазиатский ассортимент.
Поэтому когда заполошные фантасты, крича: «Погнали наших городских!», кивают на фантастику Гоголя и Гомера, Булгакова и Сорокина (а детективщики, в свою очередь, – на полицейские романы Достоевского), они не то чтобы лукавят, но явно чего-то не додумывают или по-ихнему не дотумкивают.
Фантастика Гоголя (или Павла Пепперштейна, или Анны Старобинец, или Андрея Рубанова – из участников нынешнего нацбестовского конкурса) это если и шаурма, то приготовленная в дорогом ресторане. А фантастика Тима Скоренко, или Упыря Лихого, или Олега Дивова – это шаурма, приготовленная в ларьке. Вкусная или нет, «боевая» или не слишком, из парной кошатины или из охлажденной, – это уж, как говорится, it depends.
Правда, бывает иной раз, что и в жалкой будке работает мастер, какого и в роскошном ресторане не сыщешь. В той же сосисочной №2 кормили куда вкуснее, чем в соседних ресторанах – «Универсале», «Балтийском» и «На Невском». А в «Сайгоне» и на Малой Садовой варили кофе, какого не было и в икорном баре гостиницы «Европейская».
Вот и об Олеге Дивове упорно поговаривают, будто его жанровая проза, его фантастика, его откровенно будочная шаурма вполне вправе претендовать на победу и в нашем сугубо ресторанном конкурсе. Поговаривают фантасты – ну с этих и взятки гладки. Поговаривают критики (и бывшие критики) – Лев Данилкин, Борис Кузьминский, Лев Пирогов. В последний раз говорили такое – и те же люди – о Вячеславе Рыбакове, но что-то там, как я и предсказывал, у них в Звездном городке не срослось.
Вот я и взял на себя труд полакомиться представленной на нацбестовский конкурс боевой, но, как утверждают, деликатесной шаурмой «Симбионты». В качестве контрольного блюда избрав «Пражскую ночь» — небольшой, но насыщенный бутербродный торт изрядного фантазера, но уж никак не фантаста Павла Пепперштейна.
(мультимедиа-элемент, доступен в полноэкранной версии материала)
Думал, что приду в себя после такой трапезы за неделю. Но, увы, чтобы отойти мне понадобились целых две. И хорошо еще, что я не отошел в мир иной.
Павел Пепперштейн, о котором мы тут уже однажды писали, один из самых оригинальных прозаиков наших дней. Сказать ему по большому счету, похоже, нечего – и это, пожалуй, его единственный недостаток, да и то относительный. Потому что сказать ему нечего не как Васе Пупкину, а, допустим, как Джону Фаулзу.
Выдвинутый на соискание «Нацбеста» роман «Пражская ночь» невелик по объему и более чем изыскан. Молодой москвич приезжает по делу в Прагу. Даже по двум делам: на конгресс политологов и культурологов (это его официальная профессия) и по душу одного пахана 1990-х, потому что по другой и куда более прибыльной профессии он наемный убийца высшей категории. Но и это еще не всё. Молодой человек – поэт, — и каждый раз, спуская курок (а стреляет он без промаха), он сочиняет лирическую миниатюру рифмованным или свободным стихом.
(мультимедиа-элемент, доступен в полноэкранной версии материала)
Так это сервируют в хороших ресторанах. Не только замысел, но и вкус блюда до поры до времени ускользает от едока. Ясно только, что будет весьма пикантно.
А что, кстати, у Олега Дивова в романе «Симбионты»? Россия недалекого будущего. Наукоград с нанотехнологиями (точнее, с их имитацией: здесь микроботов выдают за нанороботов, это такой каламбур). Пятнадцатилетние мальчики – Внук и Принц. Внук – потому что его деда здесь все так и звали Дедом: он этот наукоград и создал – и вообще чуть не победил Америку и чуть не спас весь мир. Деда, правда, трудно не спутать с Жоресом Алферовым и академиком Обиванкиным из двух романов Вячеслава Рыбакова тоже про наукоград, про борьбу с США и про спасение человечества.
Так это испокон веку и пекут в будках с боевой шаурмой по бесхитростному завету батоно Бориса Натановича. Но есть у Дивова и свое ноу-хау: внук смертельно болен (правда, понарошку), а Принц зато – негр и африканский царек. И еще в наукограде – точь-в-точь, как у Рыбакова, — вовсю воюет школота (то есть ботаники) с гопотой – из-за мобильных телефонов, которые, понятно, не вполне себе телефоны.
У Пепперштейна дело происходит в Праге – в городе Кафки и Голема, в городе ночей на Голубом мосту, в городе императоров Карла и Рудольфа, в городе рабби Льва. Поэт-убийца разгуливает по Праге с томиком Густава Майринка (а точнее, с романом «Вальпургиева ночь»), — что ж удивляться тому, что Вальпургиева ночь в конце концов настигает и его самого – в форме парада богов, на самую сокровенную часть которого вход убийцам, а значит, и самому герою, оказывается, заказан.
А у Дивова изобретают разрекламированную уже лауреатами «Нацбеста-2003» Гарросом/Евдокимовым серую слизь. То есть, наоборот, боятся серой слизи – боятся настолько, что замораживают гениальное открытие Деда, которое непременно спасло бы мир и устроило кирдык всей Америке. Но хитроумный Гуревич (в романе про наукоград, помимо положительного негра, непременно должен быть положительный еврей) спасает от уничтожения записи Деда. А здешняя «Сцилла» (из американского телефильма «Побег из тюрьмы-4») внешне похожа на игрушечный вертолетик.
И вы еще спрашиваете, почему я не ем шаурму? Уж больно она для меня боевая. Или, вернее, если говорить конкретно о Дивове, то не больно боевая, а больно уж она шаурма. В ресторане такого не подадут. А если и подадут, то это, извините, не ресторан.
А вот роман Пепперштейна похож на сациви из осетрины и вместе с тем, как это ни парадоксально, — на европейский салат с пармской ветчиной и ароматной дыней. В обоих случаях поневоле хочешь добавки. Бутербродный торт, одним словом! Торт, которым и славится Прага.
О чем роман Пепперштейна? О жизни и смерти. О политике и об искусстве. О любви и о ненависти. Об иллюзорности и бессмысленности всего на свете. А о чем жанровый роман Дивова? О том, что мы, дай нам волю, еще покажем всем кузькину мать. А сами не покажем, так дети у нас вырастут. Внуки. Принцы. И правнуки.
Как пишет Пепперштейн? Хорошо и нормально для серьезного прозаика. Как пишет Дивов? Хорошо и нормально для фантаста. Вот разница. Кроме того, все хорошие прозаики из боллитры пишут по-разному, а вот все хорошие фантасты – одинаково. Пионерский такой стилек, юморной и с томатной пастой от батоно Натана. Сколько у него, кстати, было сыновей? Но в шашлычники не выбился ни один – все так и остались греть руки на боевой шаурме.
Несколько лет назад был в нашем городе отличный ресторан, который назывался «Котлетная». Назывался «Котлетная», а ресторан был отличный. Именно ресторан. Но в текущей жанровой словесности ничего подобного, увы, не замечено.
Так что, господа фантасты, айда на конгресс, на конвент, на пикник на обочине и на прочие ваши праздники! Флаг вам в руки, «Три топора» — в глотку, полный вагон горячей шаурмы на закуску.
Вот когда научитесь писать по-серьезному, а готовить по-ресторанному, — тогда подходите. Рады, положим, не будем, но непременно попробуем и оценим. В ущерб здоровью оценим.
Ну, а нет, так нет. Кушайте и пеките себе литературную шаурму – на здоровье и без обид.
Виктор Топоров,
«Фонтанка.ру»
