Ночные альпинисты

Ханну РАЙАНИЕМИ очень плотно поработал с источниками. Уже отмечено: термин «страна вечного лета» имеет своим происхождением кельтскую мифологию — в книге значимо звучит и «Камлан» из артуровских легенд. Но роман все же называется просто «Страна лета» — «Summerland». И именно под таким термином фигурирует загробный мир в одной из основополагающих книг по спиритизму — «Раймонд» или «Жизнь и смерть» 1916 года Оливера Джозефа Лоджа об опыте общения с умершим сыном. Его сын рассказывает о потустороннем мире: часть этих подробностей и использует РАЙАНИЕМИ. Надо полагать, например, что именно отсюда появилась фраза умершей матери Рэйчел Уайт об имеющихся там цветах, когда она в первый раз говорила оттуда с дочерью. Напомню, что у истоков описанной в романе «страны вечного лета» стоят Лодж, Маркони и Уэст.

Как я уже сказал, один из двух главных героев – Питер Блум – внебрачный сын Уэста. В коротком глоссарии переводчик, отталкиваясь, от слов в 6-й главе: «Его мать, Анна-Вероника, урожденная Рив, в юности якшалась с радикалами», утверждает, что ее прототипом стала Эмберс Ривс, которая родила от Уэллса дочь и отношения с которой были описаны в романе «Анна-Вероника». Но есть и еще один прототип: Ребекка Уэст (отсюда и фамилия Уэллса в романе — Уэст). У их совместного с Уэллсом сына – Энтони – были «прескверные отношения с матерью» (цитирую автора ЖЗЛ Максима ЧЕРТАНОВА). Уэллс некоторое время жил с Ребеккой под именем «мистер Уэст», сняв для нее дом на взморье.

Даже такая мелочь, как то, что премьер-министра Уэст, навестив в самом конце книги Рэйчел Уайт, пах чем-то сладким, «навевающим детские воспоминания о лете», имеет реальную подоплеку. Об этом, как вспоминает Сомерсет Моэм, ему рассказала одна из многочисленных уэллсовских любовниц: его тело пахло медом. Упоминает об этой особенности и современный автор байопика об Уэллсе «A Man of Parts» (2011 год), по стечению обстоятельств тоже имеющий фамилию Лодж (Дэвид).

Странно, что называя многих британских разведчиков 30-х годов их истинными именами (переводчик дала в конце книги даже мини-справочник), знаменитого Максвелла Найта автор именует Максом Шевалье, хотя каждый, мало-мальски знакомый с историей британской разведки стразу же его узнаёт. Кто же еще был «самым успешным вербовщиком в Секретной службе», предпочитающим вербовать женщин, известным натуралистом и ведущим передач о животных, держателем домашнего зоопарка и любителем курить трубку?

Найт был непосредственным руководителем Ле Карре, когда тот работал в МИ-5, предпочитал, чтобы его называли Макс, но носил псевдоним М, который много позже Флеминг присвоил начальнику британской секретной службы.

Одна из двух девушек, которых встречает у Макса Рэйчел, носит имя Джоан и «была свидетелем в знаменитом деле о «Русской чайной». Это Джоан Миллер, написавшая «Войну одной девушки», вышедшую в Ирландии в 1986 году после ее смерти (в Великобритании мемуары не разрешили издать). Похоже, она и стала прототипом Рэйчел Уайт: в ее книге как раз много рассказывается о буднях Секретной службы, интригах внутри, отношении руководства к работающим там женщинам. В нашей реальности, правда, шпионское дело о «Русской чайной» случилось позже – в 1940-м и было связано с германской сетью.

Явно Ханну не прошел мимо и романов Джона Ле Карре, который как раз специализируется на темах по поиску кротов в британских МИ-5 и МИ-6, соперничестве этих служб (а у перетягивания каната Летним и Зимним управлениями явно растут ноги отсюда), и бюрократах в этих ведомствах.

Масса реалий романа имеют действительные корни. В 30-х например в Лондоне были изданы «Ночные альпинисты Кембриджа” – о ночных скалолазаниях по колледжам и городским зданиям Кембриджа.

Встань в окоп, Ахилл

В первой главе романа посреди всего шумного яркого почти оперного или даже опереточного балагана с дуэлью, утрированно русским акцентом Рэчел, русским перебежчиком и его самоубийством промелькнула строфа:

— Ад кораблей военных.

Ад для простых людей.

О, роковая Елена!

Я вновь должен плыть за ней.

На первый взгляд, действительно графомания. Во всяком случае, в русском переводе (Пушкин здесь, конечно и рядом не ночевал, но см. внизу P.S.). И у перебежчика Кулагина были основания оскорбительно отозваться об этих стихах. Но образованный англоязычный читатель сразу же обнаружит, что это фрагмент одного из самых известных военных стихов Первой мировой войны «Ахиллес в окопе» Патрика Шоу-Стюарта, а детали биографии поэта разбросаны в описаниях жизни самого соперника Кулагина по дуэли Джулина Шоу-Асквита и его отца Патрика, исполнительного директора банка «Бэринг» (управляющим директором этого банка был Патрик Шоу-Стюарт, погибший на войне 30 декабря 1917 года).

Литературоведы много писали о соотнесенности слова «ад» (Hell) с именем «Елена» (Helen) в вышеприведенной строфе. Я не видел, но наверняка, были и публикации о соотнесенности имени автора – Патрика, с неупоминаемым, но подразумеваемым Патроклом, другом Ахиллеса, в последних строках самого стиха.

— Встань в окоп, Ахилл,

Огненный, и кричи для меня.

Это стихотворение о войне, о смерти, о неготовности к ней и о принятии ее неизбежности:

— Сегодня утром я видел человека,

Который не хотел умирать:

Я спрашиваю и не могу ответить,

Если я хочу иначе.

Стихотворение явно не соотносится ни с перебежчиком Кулагиным, ни с его противником Шоу-Асквитом. Оно острыми краями своего бэкграунда выбивается из оперно-опереточных событий первой главы. Это первое появление в романе темы смерти и ее смысла – то, чего взыскует Питер Блум. Не зря же у псевдо-автора стиха фамилия Асквит – имя сына реального премьер-министра Великобритании, входящего в упомянутый в этой же первой главе «кружок проклятых снобов», сложившийся вокруг леди Мэннерс. Игра с именами здесь у Ханну РАЙАНИЕМИ вполне в духе игры со словами в стихе Патрика Шоу-Стюарта.

Питер

Итак: Питер Блум. Юноша, ищущий смысл жизни. Уже умерший юноша. Живущий теперь в «стране вечного лета» и продолжающий призраком работать в британской секретной службе, будучи кротом от НКВД.

В романе вторым планом, но настойчиво проходят члены «кембриджской пятерки». Именно они – истоки личности Питера. Их увлекла великая цель свободного мира для свободных граждан (ее реальность – не тема моего текста). Декларируемые грандиозность и максимализм этой идеи в противовес филистерской ограниченности мира буржуазного.

Так и Питера очаровал Вечной Живой Владимир Ильич, который вобрал в себя множество душ, верующих в Идею и слившихся с его волей. В отличие от рутины «страны вечного лета» англоязычного мира, где каждый грызет свою корку, тоже, кстати, выдаваемую Государством: далеко не всем гражданам открыта дверь в лето.

В те времена в Великобритании социалистические идеи были широко распространены (как, впрочем, и профашистские). Обе упомянутые любовницы Уэллса — Эмберс Ривс и Ребекка Уэст – разве не искали смысла, в том числе и в социалистических идеях, когда противовес своим буржуазным семьям связались с ним? Они обе стали писательницами. Причем далеко не проводниками идеи искусства ради искусства.

Рэйчел

В мире соперничающих разведок и кротовых нор Путь Рэйчел Уайт начался с обиды и борьбы за справедливость. Ее, опытного сотрудники с многолетним стажем, перевели на работу в финансовый отдел. К женщинам. И на протяжении романа она пытается доказать профессиональную состоятельность и несостоятельность отстранившего ее руководства. То, что она была изначально права, указав на Питера Блума как на крота. А еще более ради самой цели изобличить этого крота. Не взирая ни на что. Ставя на кон свою репутацию в притворстве на «вечернике шпионов» у Харрисов и изменяя мужу с Роджером, так как ей нужно было продемонстрировать на встрече с Питером преобладающую эмоцию вины («Это не ради Англии, — подумала Рэйчел, — а ради Джо»).

Уэст

Уэст, хоть и не в центре внимания, но проходит по всему роману. Именно в связанных с ним эпизодах – идейный стержень романа.

Питер Блум вспоминает эпизод из детства: в 1916 году над Лондоном появился вражеский цепеллин и объявили воздушную тревогу, его отец (не Уэст) поднял мальчика к окну, где эктолетуны, похожие на белых мотыльков, сражались с дирижаблем:

"Смотри, — сказал ему отец. – Крылатые люди. Чудесно звучит, правда? Только они не могут летать, если не будут питаться мертвецами. Крылья сделаны из душ, которые они поглощают ртами и глазами. Ты хотел бы такие крылья?». А на окрик матери: «Прекрати!», продолжил: «Я просто хотел, чтобы он понял, насколько глупы истории мистера Уэста. Особенно когда сбываются".

В 1938-м Герберт Уэст – премьер-министр Великобртании. Лет за 25-30 до того он вместе с Маркони и Лоджем создали «страну вечного лета» на базе найденных в том мире остатков некоей эфирной цитадели.

В конце романа Питер читает адресованное ему письмо Уэста, где тот вспоминает юность, когда он впервые задумался, сумеет ли «создать другие мечты, которые и впрямь изменят мир», а потом говорит о принципах «страны вечного лета»:

— Мы воображали, что миром правит рациональная наука, великие умы станут бессмертными и получат эфирные инструменты, чтобы построить царство разума. Отсюда и возникли Билеты, иерархическая система обеспечения жизнью после смерти тех, кто этого заслуживает и желает там работать.

В 5-й главе Питер просыпается в своем доме и видит, что «лежит голым на полу пустой сумрачной комнаты с неровными стенами из песчаника, покрытыми написанными мелом символами и темными ржавыми потеками. Выглядела она как камера пыток. В воздухе пахло копотью и дымом. Питер выругался. Видимо, он заснул, и дом воспользовался этим, чтобы вернуться к прежнему состоянию».

Ему пришлось напитаться праной, чтобы вернуть привычный облик особняка в викторианском стиле. Это несколько напоминает «Футурологический конгресс» Станислава Лема, где прекрасный окружающий мир – лишь психологическая видимость, а на самом деле все – скудно и бедно.

Парой страниц далее говорится, что вся современная архитектура Летнего города «скреплена коллективной верой» его обитателей.

Но только один из тысячи тех, кто без Билета, могут протянуть больше дня после смерти, остальные блуждают в собственных мыслях, снах и кошмарах в бесконечности эфира, пока не угаснут. И это происходит достаточно быстро. Более того, угасание происходит и у владельцев Билета – пусть и гораздо медленнее. Те, кто здесь провел десяток лет, начинают уже не шагать по воображаемой поверхности, а скользить над ней. Что-то второстепенное пропадает из памяти. Иногда теряются детали лиц. Количество праны, позволяющей держать себя в форме, ограничено статусом работы каждого «призрака», положением, деньгами и рядом других условий.

Так что понятно разочарование Питера в посмертной рутине и очарование концепцией коллективной души Вечно Живого:

— И тогда я понял, что все останется неизменным целую вечность. Наши отцы, наши родители, уже в основном по ту сторону, по-прежнему руководят своим бизнесом, и это будет продолжаться. Что бы мы ни сделали, все не имеет значения. Мне предназначено целую вечность быть госслужащим. Пустым местом.

Обе концепции являются идеологиями. Вечно Живой – крайний предел утопических коллективистских устремлений советского общества, воплощенный в личности Владимира Ильича. Патерналистских устремлений – не раз в романе повторяется о кажимости себя ребенком перед лицом Вечно Живого.

Идеология – это всегда образ будущего, даже тогда, когда этот образ находят в прошлом. С другой стороны, идеология – это простые рецепты, где цели определяются верой. Даже если это вера в справедливость.

Создатель «страны вечного лета» Герберт Уэст это хорошо понимает: разве она не подобие игры «маленькие войны», в которую он не перестает играть?

— Что ж, в чистой математике можно, я думаю. Начинаешь с аксиом и доказываешь. Что из них что-то логически вытекает. В теории чисел можно доказать, к примеру, что существует бесконечное множество простых чисел. К сожалению, большая часть этих истин совершенно бесполезна на практике. Лучше жить в неопределенности и бросать кубик, даже если нам не всегда нравится результат, — говорит Уэст еще мальчику Питеру.

У премьер-министра нет Билета. Он не хочет в мир, созданный им самим. Но и не желает его уничтожения, для чего готов договариваться с Вечно Живым. Ведь Выбраковщики, как лесник в анекдоте, уничтожат всех. В то время как покинувшему СССР Иосифу Джугашвили обе эти идеологии ни к чему. Он создает новую без всякого потустороннего царства – на их отрицании: зачем-де управляющие нами мертвые, мы сами должны взять свою жизнь в свои руки. Тоже достаточно сильная идеологема. Ну, тут мы уж точно знаем, чем она закончится.

Выход с другой стороны

Куда ж тогда бедному крестьянину податься: неужели везде клин?

Питер ради возможного спасения потустороннего мира и Вечно Живого идет на окончательное и бесповоротное самоуничтожение души, обретя в смерти смысл жизни.

Рэйчел, пройдя Путь, и, не поведясь на заманчивые карьерные предложения после доказательства ее правоты, пришла к пониманию работы как бесконечной и безостановочной гонки, забирающей все ее существо без остатка, и ушла в отставку, выбрав «между Англией и мужем» отношение Я-Ты в надежде на семейное счастье. Не зря же роман заканчивается на юге у атлантического побережья, в другой – не той – стране вечного лета. Может быть, там, где когда-то останавливался корабль Бигль, чтобы изучить переменчивых вьюрков... Правда, мы знаем, что и история с вьюрками – тоже не более чем научный миф.

Сам автор, Ханну РАЙАНИЕМИ, ничего не утверждает однозначно. Он уж точно знает, что в каких-то случаях наблюдаемые объекты проявляют свойства частиц, в каких-то – волн. И та и другая интерпретация верна. Что же касается простых решений, то в его предыдущей трилогии «Квантовый вор» общество устроено так сложно и противоречиво, что навязать ему набор управляемых идеологем невозможно. Все равно как переводить с финского то, что написано по-английски. Но у некоторых получается.

P.S. Что касается неожиданного упоминания Александра Пушкина, то стоит почитать полное юмора предисловие любимого Ханну РАЙАНИЕМИ автора — Дугласа Хофштадтера к русскому изданию «Гёдель, Эшер, Бах» о его упоминании Пушкина в диалоге Ахилла и Черепахи «Маленький гармонический лабиринт» сразу после 4-й главы:

— «Что вы сказали про Пушкина?» — на что Черепаха нижнего уровня с невинным видом отвечает: «Ничего — вам, наверное, послышалось».

В русском переводе книги Пушкин из данного диалога исчез, и Хофштадтер объясняет почему.

P. P. S. Следы книги Дугласа Хофштадтера или во всяком случае, Гёделя, как одного из героев этой научно-популярной книги, в тексте Ханну РАЙАНИЕМИ, на мой взгляд, наблюдаются.

Картинки из книги Герберта Уэллса «Игры на полу». Петроград, 1923 год.