Эхо позорной Вьетнамской войны, которое казалось вечным, сосредоточилось в этом рассказе. Слегка иронизируя сам над собой, и своим «The Final Battle», он выворачивает наизнанку военщину во всех её проявлениях. Гуманитарная помощь, которую несут военные? Не является ли это просто оправданием, всего лишь более смягчённым вариантом доминирования, более лёгкой формой войны? Настолько ли капитан Картер лучше рядового Траскоу, откровенного расиста и шовиниста? Не знаю... Но в рассказе чувствуется подлинная боль человека, страна которого развязала позорную и несправедливую войну. За это можно простить многое.

Охотников не жалую, но, нужно сказать, сей чёрт весьма ловок. По сути, басня — человек стал спецов в своём деле вопреки собственным качествам — но спецом таким, что с ним не забалуешь. Не нужно недооценивать тех, кто слывёт лучшим, пусть даже кажется, что это всё наносное, вовсе нет. Человеческий ум и хитрость, в отличие от физических возможностей, малопредельны, и всегда нужно учитывать все козыри, которые могут прятаться в рукавах людей.

Тематика рассказа немного притянута, но для того времени, я думаю, байка о лютых государственных трансплантологах, которые потрошат тела умерших людей в поисках здоровых органов для пересадки, имела место быть. Сейчас пересадка достаточно распространена, но вовсе не обязательна, и разделывание тел «свежеумерших» не стало реальностью. В конечном счёте, делать подобное против воли умершего или его родственников вряд ли кто-то будет. Тем более, что далеко не каждый человек и согласится жить с чужим сердцем.

Курица или яйцо?

Помню, был схожий рассказ о человеке, который сам себе принёс устройство для перемещения во времени, чтобы он отправится в прошлое, и передал самому себе... На колу мочало. Здесь схожий принцип, но более безыскусно сделанный, тем более, что конец просматривается почти сразу. Интересная заметка, но не более.

Забавно, но не более, того, и воспринимается скорее как лёгкая пародия на шпионский детектив, написанный только для финта ушами в самом его конце. Самое главное, что все штампы соблюдены, все условности шпиономанской писанины времён «холодной войны», но, мне кажется, стёба всё же маловато, маловато... ирония в наличии, но местечковое противостояние «ястербов» и «совков» нуждается в большем.

Лаконично, прекрасно, печально, безысходно...

Начало рассказа будто бы расфокусировано, большая часть его подходит под любую эпоху, под любое время, под любых людей. Человек может держать в руках красную кнопку, пулемёт Гатлинга, мушкет с нарезным стволом, арбалет, железный клинок... Наконец, лук. Для своего времени — своя война, своя кровь, ужасы, и мерзость. Фокус резко приходит в норму, мы видим стоящего у костра человека, нахлебавшегося крови и смерти, и искренне считающего, что его воспитательных инвектив хватит для того, чтобы дети тоже возненавидели войну. И в наивности его не упрекнёшь — он прав. Вся беда в том, что со временем память о войне стирается, и люди жаждут новой, жаждут «повторить». И тетива лука снова зазвенит...

Вот мы и прошли путь от Адама, и Потсдам от нас уже далеко, а война снова с нами, и снова, и снова... Сколько же тысячелетий мы должны ломать свою изуверскую природу?

Мда, любопытная эта идея, всяких там аборигенов ласкам подвергать да пользу наносить.

Тема прогрессорства вообще сложная, каждый на неё отвечал по своему — скептически, как Стругацкие, гуманистически, как Ле Гуин, или позитивистски, как Джин Роденберри. С одной стороны, безусловны добрые намерения врачей — «прогрессоров», желающих лечить людей на отсталой средневековой планете. Но... как-то они равнодушны в своей доброте, уж слишком лихо они наводят «порядок» среди аборигенов. Плюс ко всему, они так и не смогли рассчитать негативные последствия своего прихода, и это могло серьёзно разрушить уклад жителей этой планеты, если не привести к вымиранию. Даже, прогрессоры исправили ситуацию, но сам факт?

На самом деле, сама тематика очень спорна. Можно и так повернуть, и эдак, и в любом случае что-то да и выйдет.

Напомнило мне Азимова, его истории из далёкого пост-имперского периода, когда никто уже не помнил, что маленькая радиоактивная планетка на краешке Млечного Пути — родина всего человечества...

Плюсы в красных строках вместо принятых в англоязычной печати кавычек добавляют ощущение чуждости этих странных, ушедших далеко, далеко в будущее существ, которые живут совсем другими понятиями, чем мы, которые давно перешагнули барьер того, что понимается под человечностью, даже в антропологическом смысле. История конца... даже для них конец старого человечества — лишь смутное эхо далёких эпох, в котором уже нет возможности осознать до конца, что же это были за странные существа, населяющие странную, пустую и загаженную планету, как они исчезли, и являются ли вообще людьми (в их понимании)?

Всем нам быть далёким эхом ушедшего.

Эфффектно.

Предельно мрачный и безысходный мир, в котором жизнь означает всего лишь отсутствие смерти, и не более того. Планета-ссылка? Убивать негуманно, перевоспитывать бесполезно, можно лишь изолировать от обычных людей, и бросить на произвол судьбы. Преступник опасен для мирных людей, вот пусть и варится среди отбросов общества, пусть пытается организовать социум, пусть проповедует Книгу Мормонов — неважно. Это его дело. Главное — чтобы он навсегда исчез из жизни других людей.

Но пытка всё равно жуткая. Пытка безнадёжностью, безысходностью, и ложными надеждами.

Рассказ странный, притчевый, конечно, но немного «недовёрнутый», мне кажется. В мире нуль-передатчиков такое пламя Веры смотрится не до конца органично.

Но это мелочи, конечно, по сравнению с велеречивым и поэтическим тоном рассказчика, словно вышедший из классической средневековой сказки, про прекрасную принцессу и не менее прекрасного, но жестокого принца. По красоте и поэтичности не дотягивает, к примеру, до Ле Гуин, но вполне в духе Шекли, с его ноткой ироничного абсурда, но без лаконичности. Эх, напрашивалась тема конфликта модернизации и веры, морали и права на насилие, но не сложилось. Получилась просто повесть о силе веры, которая способна порождать самое настоящее чудо.

Эффектная боевая фантастика, всё на месте в сжатой форме: сражение флагманов космических флотов, схватка в открытом космосе, топоры на реактивной тяге, и всё такое прочее. Эффектно, сочно, хоть сейчас на экран, Майкл Бэй и Джастин Лин ждут своих героев. Ведь и читателям, и зрителям нравятся такие эффектные боевые сцены?

В том-то и дело. И рядовой Приего испытывает искреннее наслаждение в горячке боя. Люди любят схватку, любят адреналин, любят агрессию, как бы не пытались это отрицать. А автор и не пытается — просто в очередной раз ткнул и героя, и читателя мордой в эти печальные и удручающие факты.

Подвиг первопроходца через мизантропию.

На самом деле герой отважен и ответственен, он искренне пытался помочь своим соратникам по команде, он честно выполняет свой долг первопроходца на Красной Планете, имея все шансы умереть на ней в полном одиночестве. Но это одиночество его устраивает куда больше, чем компания снобов-учёных, раздающих ему со своей колокольни на верхушке башни из слоновой кости указания, Да, он мизантроп, но он просто может и хочет выполнять свой долг честно и ответственно. А один шаг до Земли... Думаю, даже если бы он мог, то не стал бы его делать.

Всё-таки каждый раз убеждаюсь, что у больших авторов лучше обращать внимание на малую форму. Ведь после всяких ДиГризов разве можно ожидать, что Гаррисон настолько ловко умеет играть с читателем?

Снова инверсия. Тихий учёный и жестокий военный, мирные и спокойные аборигены, при виде рифлёной рукояти пистолета, направленного на них, даже слёзы наворачиваются. Атши, не иначе. Но, как водится, не всё так просто...

Идеализировать пасторальных аборигенов, оказывается, тоже не следует, у них свои тараканы в голове. И в их окружении параноидальный военный — залог выживания, ведь он думает и мыслит точно так же, как параноидальные «морды», которые радостно сыпанут тебе ядку в ритуальную пищу для гостя. Интересно, правда?

Жаль, что раньше мне не приходило в голову читать рассказы Гаррисона — прямо жемчуг.

В экстремальных условиях безалаберность — смертельна. Поэтому, например, на фронтах командиры так легки на расправу с неугодными ими солдатами. Выживание — первая директива, здесь уже не до человечности, включаются рефлексы.

Вот и в рассказе Гаррисона так. Одна ошибка — едва не стоившая жизни экипажу. Вторая ошибка... Тенденция? Мы на чужой, ядовитой планете, малейшая ошибка — лютая смерть. Разум и чувство локтя вытесняется страхом за свою жизнь, и исход был предрешён. Сознание благополучно дремет на заднем фоне, тогда как на первом радостно скачет бесхвостая обезьяна, радующаяся тому, что источник смерти уже ей не угрожает. Можно ли осуждать?

Не знаю.

Война является одновременно и естественным для агрессивного примата — сапиенса состоянием, и патологичным — для человека, стремящегося к созданного им самим идеалам гуманизма и мира. Гарри Гаррисон постоянно муссировал тему войны, боролся с нею, палил по милитаризма из всех орудий. Тоже воевал, правда?

Если мы немного абстрагируемся от темы роботов, которым жутко комфортно на взаимной утилизации друг друга, то обратим внимание на другую вещь. Рано или поздно, каким бы не было начало, война уходит из-под контроля, и становится самоцелью. Война существует просто потому что, а не для чего-то, и наивно думать, что она является средством достижения каких-то целей. Она нужна самой себе, и в этом смысле любой антимилитаристский пафос в её состоянии бессмысленнен и бесполезен.

Улыбайтесь, господа, и пашите землю.

Гарри Гаррисона следует уважать хотя бы за то, что он был на удивление разнообразен в жанрах, и часто пробовал что-то новое в творчестве. Я знаю, конечно, что он полвека ковырял «The Stainless Steel Rat», которую я от души не люблю, Джим ДиГриз сменялся Язоном ДинАльтом, а там уже и Билл — герой галактики на подходе. Но порой мы видим нечто совершенно другое, более серьёзное и вдумчивое. И тогда уже хочется воскликнуть — «Ай да Гаррисон!». Ну а что, одними «крысами» в классики не попадёшь.

Итак, «Plague From Space». В наше постковидное время тематика эпидемии кажется родной и близкой, почти ностальгической. Однако, если на нашем материале получилась бы разве что социальная фантастика, то Гаррисон ваяет старый добрый роман-катастрофу, с элементами приключенческой SF. Книга пропитана духом «золотого века», отображает многие его штампы и художественные приёмы, особенно в той части, где представлена ретроспектива полёта на Юпитер. Борьбу мы ведём с болезнью, главный герой врач, но не простой, а боевитый. Чтобы оправдать боевитость героя-одиночки, автор делает его бывшим военным, чтобы добавить мотивации, дарит ему прекрасную коллегу-возлюбленную, а в качестве друга-поддержки — генерала-миротворца. Что же может у нас получится из такой ядрёной смеси?

Трудовые будни, боевик, космическая опера — всего понемножку. Борьба врача, ничуть не менее опасная и героическая, чем призвание космонавта или военного, не всегда замечаемая. Вирус нельзя убить из бластера, его не всегда можно побороть пламенем взрыва бомбы — его можно побороть человеческим умом, а для этого нужен врач. К сожалению, автор решил пожалеть читателей (зря!) и не стал описывать подробностей мозгового штурма борцов с эпидемией, мучительного и вынужденно-шустрого поиска средств спасти как можно больше людей. Вместо производственного романа мы видим немного социалки (скатывание людей к полупервобытному состоянию), драмы (любоff и трагическая опасность, нависающая над ней), боевик (штурм) и планетарная SF. Конечно, сюжет достаточно предсказуем, многие элементы его строения радостно копировали на потоке голливудские сценаристы. Но это как раз тот случай, когда штампы выглядят органично и естественно, и, несмотря на лёгкую усмешку, ты продолжаешь читать, невольно увлекаясь происходящим. Конечно, текст производил бы впечатление растянутого рассказа, если бы не линия с юпетирианами, которые создали «чуму» с совершенно определённой и относительно невинной, в принципе, целью. Это придаёт роману дополнительный объём, и заставляет посмотреть нас на болезнь с неожиданной стороны.

В конечном счёте, неплохой роман, не без «наивняка», но с хорошей динамикой и полифоничностью. Автор молодец.

StarshipTroopersMovie.

Впервые решил вернуться к Гарри Гаррисону за много лет, и на тебе — сразу вляпался в нечто непонятное.

Да нет, я знаю, что автор — изрядный зубоскал, и искренне уважаю его за сатирическое перо, но, простите, меру-то нужно знать? Задумка очень приятная — совместить стёб над армейцами (он не по делу не бывает) и пародию на планетарные приключаловки разной степени бредовости. Но что мы видим?

Всё, что есть хорошего в повести — немногочисленные удачные шутки над армейскими порядками и мировоззрением («мы не можем допустить, чтобы солдат был счастливым...», «благожелательный геноцид чудовищ-землян» и т.п.), и лёгкий стёб над штампами «мусорной» приключенческой SF («ты что, обложек комиксов не видел?»). Остальное... Я даже не думал, что Гарри Гаррисон, умный и достаточно оригинальный автор (а я его знаю прежде всего как автора интереснейшей «West of Eden»), может генерировать такой плоский и какой-то неумелый юмор, будто подрабатывая сценаристом у поздних Цукеров. Парень с неземным сексуальным магнетизмом, с задом покрытым шрамами от щипков братьев по оружию — это смешно? Ну наверное. Офицер, переодевающийся в женское платье? Мда. А дерьмометание? СмИшно, ага.

Самое обидное, что местами в повести проглядывает новая «Швейкиана», а то и «Catch-22». Что пошло не так, мне непонятно, видимо, весь потенциал сожрала необходимость писать текст под иллюстративный проект художника Бёрнса, что и похоронило надежды на умную и хлёсткую пародию.

Жаль.

Иной раз я понимаю, почему Гоголь сжигал свои произведения. Уж очень он болезненно относился к их интерпретации, к их истолкованию другими людьми. Казалось бы, «Ревизор» — самок известное прижизненное произведение автора, при всём уважении, «Мёртвые души» всё же далеко не для всех. А пьесу и видели многие, и многие же читали, для восприятия она куда более проста, по крайней мере, при поверхностном отношении точно. Однако верхоглядство зрителей ещё больше выбивало Гоголя из колеи, и он неоднократно пытался объяснить, что же имел в виду, влить в старые мехи новое вино.

У «Развязки...» две редакции. Одна из них производит странное впечатление даже на современного зрителя, ведь автор пытается выставить всю пьесу глубокомысленной аллегорией, exempla-притчей, в которой каждая деталь и мелочь имеет скрытый религиозный смысл, призывы к покаянию и смирению. Неудивительно, ведь первый текст «Развязки...» создавался синхронно с самым странным и противоречивым произведением Николая Васильевича «Выбранные места из переписки с друзьями», где он с высоты того, что считает глубоким религиозно-мистическим опытом, пытается учить всю Россию, как жить, как молится, как каяться. И сие дополнение к «Ревизору» — из той же степи поиска глубокого смысла. Но, после того, как Гоголь получил отпор со своим потоком нравоучений, он выпускает другую редакцию, где уже относится к толкованию своей поэмы без горделивого пафоса. «Автор не дал мне ключа...», говорит ведущий актёр теперь, и вновь новые поколения актёров получают индульгенцию на своих Хлестаковых, городничих, Добчинских-Бобчинских и «немую сцену».

Нужна ли была эта «Развязка...»? Для самого «Ревизора» — нет. Но для автора, для его сознания, его рефлексии — более чем.

Николай Васильевич молодец — сам того не зная, он умудрился с нуля предвестить современный интернет-дискурс. И ведь как дивно похож этот разноголосный гам непрожёванных мнений на литературный форум! Каким плоским и банальным представляется современникам то, что (внезапно!) пройдёт проверку временем! Думаю, это самая сложная зарисовка автора, каждый из почти полусотни персоналий имеет свой голос, свой оттенок, свою неповторимую изюминку, будто взятую из жизни. Как много мнений! И как, по большей части, они плоски, поверхностны и просты!

Но с другой стороны — это интеллектуальная пьеса, как справедливо отмечал Юрий Манн. Гоголь болезненно переживал реакцию на «Ревизора», и постоянно, до конца жизни осмыслял её провальный успех, пытаясь объяснить, что же он хотел сказать. И не только о пьесе — драматург пытался рассказать людям о важности смеха, о глубинах комичности, о её глубоком смысловом содержании. Пожалуй, именно этот текст можно считать смысловым завершением всего творческого пути Гоголя, венчающий его.

Ещё одна вариация истории Шпоньки, правда, в её ещё более хтоническом варианте. Тётка Фёдора Ивановича была сурова, но башковита, мамаша же нашего тридцатилетнего юнака — тупа как пробка, и светскость собственной жизни её интересует куда больше, чем жизнь собственного сынка. Не перечь матери! Будешь военным, иначе с меня графиня N смеяться начнёт. Понял? Отож...

Собственно говоря, Гоголь достаточно времени повращался в «высшем свете», чтобы понять, что это за террариум, и продолжает вытаскивать живейшие и для нашего времени типажи, выворачивая мелкую человеческую ленивую тупость, и единственный более или менее живой персоналий здесь — повеса и плут Собачкин.

Мда, жаль, что «Владимир III степени» канул в печку, ой жалко...

Пожалуй, из всех читанных мной драматургических зарисовок Гоголя «Лакейская» является наиболее выразительной.

Главная интересность в ней такова, что лакейские будни являются своего рода зеркалом жизни господ, и здесь уже веет эдаким маленьким «Ревизором». Как и тамошние чиновники, эти полусонные лакеи прекрасно знают свои обязанности, и ни одному из них не приходит в голову их выполнять. Но дело даже не в этом. Лакеи люди простые, и стараются тщательно копировать жизнь своих господ — и в дремотной лени в смеси с постоянным враньём и нерасоропностью, и — тягой к красивой жизни. Что есть, то есть — барство у всякого лакея в крови, желание выпендриться, показать свою «светскость». Щелчок пальцем — и вот уже лакеи со слугами и конюхами во главе с дворецким устраивают «бал», светский приём для привилегированного «дна», полностью мимикрируя в своих бар, которых они скрыто презирают, и завидуют их праздной жизни.

Злой вы, господин Гоголь.

И второй отрывок — столь же вырванный из контекста, что и «Утро делового человека», но более цельный. Мы хотя бы получаем яркий и эмоциональный рассказ о причине тяжбы двух близких родственников, рассорившихся, как водится, из-за наследства. Однако настоящий клад нас ждёт в конце. Судейский чиновник Пролётов, получив компромат на сослуживца, испытывает воистину божественное наслаждение, сравнимое с рождением собственного первенца, или государственной наградой. И это низкое наслаждение чужой подлостью и возможность нагадить ближнему, снова уводит нас в неизвестную нам, к несчастью, комедию, которая сразила бы нас своим сатирическим задором.

Отрывок «Владимира III степени», где открывается актуальное и по сию пору тема подковёрной борьбы между чиновниками — борьбы подлой, бесчестной и для их собственных дел совершенно бесмысленной. Сражение пустых амбиций и дутых наград, зависть и коварство — это ли наполняло не только утро, но и день «делового человека»? Становится ясно, что сожжённая пьесы была бы для нас настоящим подарком, но — на всё воля автора.

Ни в коем случае не эпохальная вещь, наоборот, довольно проходная, откровенно комедийная, даже водевильная. Но под видом пустячка скрывается интересная сюжетная диспозиция.

Как и в «Ревизоре» — сочетание «миражных миров». Игра в карты, коя должна быть честной и предполагается, что пойманный за руку надувала получит изрядную «тёмную». Но это иллюзия. Никому не приходит в голову играть честно — каждый старается надуть друг друга похитрее, выцыганить краплёные карты, обчистить простецкого денежного «начинашку», и сколотить барыш. Но даже этот мир — иллюзия. Для опытного надувалы можно разыграть целый искусный спектакль, сотворить целый мир — тонкая игра умов и характеров, настоящих талантов, пущенных на добывание нечестных денег. Это жульничество высокохудожественно, талантливо, ярко — как всё великое. Здесь деконструируется сама идея игры, которая разрушается дважды, в двух воображаемых мирах.

Так какой же мир — подлинный?

«Женитьба», наравне с «Владимиром III степени», которого мы уже не увидим, является одной из первых пьес Гоголя, где он обкатывал своё драматургическое перо. Поставлена она была сильно позже «Ревизора», и провалилась почти сразу — из-за плохой игры актёров и, прямо скажем, неказистой фабулы. Однако если мы посмотрим, как автор подошёл к этой пьеске, то она приобретает неожиданный объём.

Это своего рода продолжение истории Ивана Фёдоровича Шпоньки и истории его сватовства. Вспомните сцену, где к нему привели на смотрины соседнюю старую деву, и как они робко сидели по углам дивана, рассуждая о битье мух? Вот этот же коленкор продолжается и в «Женитьбе». А зачем, собственно, Подколёсину, Яичнице и прочим вертопрахам, нужно жениться?

Брак они видят, мягко говоря, странно. Яичница подсчитывает недвижимость, капиталы и крестьянские души невесты, это ещё понятно, подругу жизни ищет. А Подколёсину-то? Кочкарёв ему описывает, мягко говоря, странные вещи: брак-де, это диван, собачонка, чижик, рукоделие, и хорошенькая бабёночка на диване. Ручкой гладит, и всё при ней есть. Гм, а что дальше-то? Да, ещё она должна по французски непременно понимать (а ты сам-то понимаешь?), и нос не должен быть длинный. Общение, детишки, дом — полная чаша — всё это как бы мимо. Жена — как у Шпоньки во сне, разновидность сукна для хорошего фрака, чисто репрезентативная вещь, для галочки. Причём она для галочки нужна всем, даже самой Агафье Тихоновне.

Хотя стоп. Они-то жалеет, что мало в девках погуляла, и явно сама не может понять, зачем ей муж. Вроде бы нужен, но зачем? И висящий в воздухе вопрос заставляет её сосредоточится на том, что ей подходит с точки зрения той же репрезентации («Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича — я бы тогда тотчас же решилась»). В том-то и дело — ни Подколёсин, и Агафья Тихоновна не представляют себе, зачем им нужен брак, и что они в нём будут делать — это страх не перед переменой в жизни, а страх перед неизвестным, непонятным. Перед дикостью самой идеи совместной жизни с незнакомым, в общем-то, тебе человеком.

Насколько нам известно, Гоголь сватался лишь раз — к Анне Вильегорской, и получил болезненный отказ. Но сватался он не просто к красивой девушке — он собирался женится на собеседнице, тонком, умном человеке, разделявшем многие его мысли — это был бы союз двух понимающих друг друга душ. Но страх перед женитьбой, перед завлекающей красотой женщины, перед её таинственностью, всегда жил в его сердце.

«Ведь почему хочется быть генералом? — потому что, случится, поедешь куда-нибудь — фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: «Лошадей!» И там на станциях никому не дадут, всё дожидается: все эти титулярные, капитаны, городничие, а ты себе и в ус не дуешь. Обедаешь где-нибудь у губернатора, а там — стой, городничий! Хе, хе, хе!» (С).

«Там купцы жаловались вашему превосходительству. Честью уверяю, и наполовину нет того, что они говорят. Они сами обманывают и обмеривают народ. Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я ее высек; она врет, ей-Богу врет. Она сама себя высекла.» (С).

«Я только на две минуты захожу в департамент, с тем только, чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!» А там уж чиновник для письма, этакая крыса, пером только — тр, тр... пошел писать. Хотели было даже меня коллежским асессором сделать, да, думаю, зачем. И сторож летит еще на лестнице за мною со щеткою: «Позвольте, Иван Александрович, я вам, говорит, сапоги почищу».» (С).

Два века читаем «Ревизор», смотрим, слушаем... Толку-то?

Несмотря на августейшее одобрение этой пьесы (которое скорее всего было лишь эпатирующим приёмом демонстрации «просвященства», ни фамилии автора, ни, как выяснится позже, самой пьесы Николай запомнил нетвёрдо), поставленной 19 апреля 1836 года, вызвало очень противоречивую реакцию общественности. Гоголь, который очень болезненно воспринимал пятна на Солнце своего творчества, очень переживал гневные шепотки и восклицания («Все против меня...»). Несмотря на успех среди публики, многие рецензенты, в числе которых был Фаддей Булгарин, и ряд иных критиков, впоследствии — даже Пётр Чаадаев — увидели в «Ревизоре» клевету на российскую действительность, «государственное покушение». Гоголь хотел раскрыть глаза Отечеству на то, что происходит, куда мчится тройка Русь сквозь туман, однако его «пиеса» встречала либо простодушный смех, либо «праведный» гнев, что несказанно удручало её автора, моральный посыл был не услышан современниками. Вскоре после премьеры автор покинул Россию на долгие годы, чтобы в теньке древнего города Ромула и Рема творить свои «Мёртвые души». «Ревизор» стал своего рода итогом его жизни в стольном Петербурге, и знаменовал окончание одного периода творчества, и начало другого.

Зритель был выбит из колеи, так как «комедия», с их точки зрения, должна быть ближе легкомысленному водевилю. И для мелодрамы здесь было многовато комичности, и вовсе не было трагедийности. Горечь её эссенции была растворена в самой пьесе, сквозь сам смех пробивалась довольно таки мрачная подоплёка происходящего — да, смех Гоголя по прежнему добрый смех, его герои смешны и нелепы, они сами даже не подозревают, что задник их декораций — трагедия реалий нашей страны, выворачивание наизнанку самой идеи «просвещённой монархии». Даже страх перед государем, который с самого начала присутствует в «Ревизоре», кажется игрушечным, ведь гнев вышестоящих можно легко преодолеть длинным рублём, лестью, подложенной под бок барышней — внезапно оказывается, что машина управления гнила от самых своих основ, от самого нутра человеческого, которое воплощает её в себе. Ревизия — это один большой спектакль, где каждый участник понимает свою роль, показушное обоюдное враньё, которое держится на «образе должного», и на представлении, что его исполнение в реальности ещё более нелепо, чем оно само. Проигрывал не тот, кто был виноват, проигрывал тот, кто был пойман за руку, а это не одно и то же. Каждый знает о своём долге — и никому не приходит в голову, что его и вправду можно исполнять. Почему человек хочет занять высшую должность — служить Отечеству? Да как бы не так. Его мечта — всеобщий почёт, то есть — всеобщий страх. Иерархия насквозь прошита страхом, страхом перед вышестоящими, и желанием его вызывать у нижестоящих. Роль высокоблагородного не в исполнении своего долга, а в панибратстве с великими — литераторами, министрами, генералами, иностранными посланцами — в праздности светского быта, где служба государева заключается в двухминутном визите в родное министерство. Чистая форма — без содержания, без цели, с представлением лишь о собственном социальном благополучии.

Хлестаков, Иван сын Александров, встряхнул унылое болото уездного города, и умудрился оседлать накатывающуюся на него буревую волну, изящно и абсолютно интуитивно почувствовав (выучка питерского мелкого чиновника, Поприщина и Ковалёва в одном лице!), чего от него ждут обыватели, и чего же желает он сам. Обманывал ли он кого нибудь, играя роль? Формально — да. Вспомним его побасенки («с Пушкиным на дружеской ноге... Ну что, брат Пушкин?»), чистая, гольная выдумка. Но, как и мелкий чиновник Поприщин, он захвачен волной своей собственной мечты, которая теперь попросту выливается на головы жуликоватых чиновников и дворян, и полностью находит отклик в их душах, поскольку его барско-мещанские фантазии полностью гармонируют с их собственными. Хлестаков говорит от всего сердца, от всей души — какой бы мелкой эта душа не была — и эта искренность и подводит под монастырь городничего. Причём — и Хлестаков, и городничий понимали, что их враньё — обоюдно, но таковы правила игры, просто Антон Антонович немного недооценил масштаба хлестаковских небылиц. Арбуз в 700 рублей? И неважно, что за эти деньги можно купить воз распрекрасных бахчевых — в художественном сочинении Хлестакова, в его воображаемой жизни это такой же пустяк, как для его слуги — арбуз за 7 копеек. Всему этому противостоят куда более мелкие мечты господ городка N, мечты о генеральстве, о хорошей брачной партии, наконец о том, чтобы государь знал, что на свете есть Пётр Иванович Добчинский. Два воображаемых, миражных мира встречаются друг с другом, узнают друг друга и приветствуют.

Небольшая разница есть — в «немой сцене». Хлестаков покидает пьесу живым, весёлым и счастливым, и неважно, что он полученные ассигнации так же проиграет на первой же почтовой станции — не суть. Обыватели городка же, словно старики из «Сорочинской ярмарки», замерли в неподвижности, ожидая нового витка жизни, новой встряски, которую принесёт им реальный ревизор. Их души немощны, всё равно что мертвы, и они покидают нас, лишённые движения Жизни. Их убивает не сам факт нового витка бюрократической игры — их убивает Страх. Они разоблачены, как никогда раньше они осознали, кем являются в жизни, и что из себя представляют — и этот обнажённый нерв остаётся наружу.

Что характерно — через два месяца после премьеры вышло продолжение «Ревизора» — написанная неким князем Цициановым комедия «Настоящий ревизор», к коей приложил руку, по слухам, сам император Николай. В ней подлинный посланник Зимнего наводит порядок в уездном городе, женится на дочке городничего, милостиво отправляет в отставку всех жуликов — в общем, представляется подлинной Десницей Государевой. Несмотря на вал позитивных рецензий (в том числе — и в булгаринской «Северной пчеле»), пьеса проваливается, с треском и блеском, канув в забвение, лишь изредка она упоминается в трудах литературоведов. Дело даже не в том, что она плоха — поверьте, даже доброй памяти товарищ Киршон не был способен написать подобного гумуса — прежде всего она была полностью, насквозь фальшива, от первой до последней строки. Все зрители и так знали продолжение — городничий со своими соратниками так же роняли бы на пол ассигнации, кормили бы обедами, пускали бы пыль в глаза — и обе стороны остались бы премило довольны друг другом. В том и дело, что Гоголь попал в самую точку. Именно поэтому пьеса до сих пор жива, и мы по прежнему читаем её, и прошедшие два столетия так и не сняли болезненных вопросов, и, думаю, ещё на два столетия её точно хватит.

Но мы услышали, Николай Васильевич.

Сие произведение принадлежит, безусловно, своей эпохе (смешно сказать — всего 10 лет прошло) — эпохе бешеных потоков серий «с точками», расцвета «Метро» и «Этногенеза». Лично я эту эпоху благополучно пропустил, книг этих почти не читал, но её осколки периодически докатываются и до меня — так, я нашёл в своё время прекрасный образчик философского «постапа» в виде «Le radici del Cielo» Туллио Аволедо. Я не любитель этого жанра, но иной раз руки сами тянутся к чему-то новому и необычному, молодые имена манят мудростью своей юности, и сулят открытия.

Признаюсь — я многого ждал от романа Юлии Зонис. Как гласит старая мудрость, «Писать должно либо о том, что ты знаешь очень хорошо, либо о том, чего не знает никто», а кто может написать лучше о биологии, чем профессионал? Конец света, вызванный силами биологии — ну кому ещё об этом писать, как не молекулярному биологу? Да ещё и талантливому писателю?

Получил ли я то, что хотел? В целом, наверное, да, но... на «минималках». Объясню.

У романа хватает достоинств, он на голову выше многих проектных поделок. Прежде всего, он написан достаточно хорошим языком, чувствуется, что автор умеет работать с текстом, умеет выстраивать сюжеты и метафорически играть со смыслами. Другим крупным достоинством становится концепция «постапа» — само фантдопущение эволюции «химер», причём не просто как жутких и страшных волн чудовищ, как в перумовской «Земле без радости», а как комплексов адаптирующихся к среде организмов. Для этого, правда, автору пришлось допустить возможность существования телепатии (более или менее обосновано), и создать идею «Центра» — сверхорганизма, координирующего телепатическим воздействием коммуникацию «химер». Причём — фантдопущение касается и всего человечества, которое должно теперь приспособится к новым реалиям, и создать своего рода «Центр» для собственного макроорганизма, противопоставляя его продукту социальности доапокалиптических времён — элиты сверхлюдей-Бессмертных (они же гумилёвская «Химера» — ох уж этот любимый естественниками «Зигзаг истории«!). Ну и, конечно, банальная, но нестареющая тема ответственности учёного за свои открытия — открытая полемика с «Миллиардом лет до конца света» (тот, правда, был о другом, да и Алекс Вечерский вряд ли бы вписался в мир «Полудня»).

Проблемы романа в другом. Юлия Зонис талантлива, не отнять, но ей не хватает «наполненности», чтобы написать большой роман на такие очень непростые темы. Для интеллектуальной фантастики, нужно признать, «Геном Пандоры» слишком беден, в нём мало науки как таковой. Парадокс, но факт. Научная составляющая здесь есть, но она настолько «жидкая», что говорить о «твёрдой научной фантастике» не приходится. Я понимаю, что этот роман прежде всего приключенческий, но он позиционируется часто как «компетентная НФ», и это изрядно сбивает с толку. Конечно, это не Питер Уоттс, но всё же ожидаешь более глубоких выкладок. Другая проблема, даже серьёзнее — в фактическую заявку, но полную непроработку социальной составляющей постапокалиптического общества, которая ограничилась лёгкими отсылками к своеобразно понятому Льву Гумилёву и карикатурной общиной амишей, будто вылезшей из американского ужастика.

Что до постмодернистских игр — увы, отсылки многочисленны, но большая часть из них легко расшифровывается «с полпинка», и начитанность автора не удивляет нас ни разу — уж простите за занудство. Как правильно заметил коллега Fayct, попытки играть с литературными и мифологическими образами доминируют над романом, они существуют потому, что существуют, а не потому, что так нужно автору для развития сюжета. Отсылки не работают на сюжет, они просто его некоторым образом украшают, но не более того. Но, как ни странно, бОльшие надежды я возлагал на реалистическую составляющую романа, на линию молодого и амбициозного биолога Саманты Морган — как мне казалось, здесь сюжетная линия, замешанная на личном опыте автора, немало времени проведшей в биолабораториях, должна раскрыться во всей красе. Но она представляет из себя обычный конспирологический триллер, и особого интереса не вызывает.

Что в итоге? С одной стороны, мои ожидания — это мои проблемы, и не вина автора, что она пошла по иному пути. С другой — у романа слишком большой потенциал, и слишком много его ушло «в песок», чтобы на это закрывать глаза. Буду читать Юлию Зонис дальше, я уверен, что её талант в полной мере сыграет в других вещах.

Ироничные, но прекрасные диалоги, странные, но притягательные герои...

Мне сложно сказать, что же заставило Рэя Брэдбери подвести свою Констанцию Раттиган именно под такой сюжет, вывернув её наизнанку, едва ли не проведя через испытание безумием? Самый яркий персонаж всей «детективной» трилогии, светлое пятно на нуарном полотне, собирательный образ кинодивы эпохи расцвета первой волны Голливуда — и к чему же мы пришли? К сумасшествию?

Немного дурашливый роман, несмотря на количество смертей, он отдаёт ироничностью, несерьёзностью и какой-то странной игривостью, которая проявляется во всём, особенно в диалогах, такое чувство, будто актёры импровизируют на съёмочной площадке, рассчитывая, что в запасе у них есть ещё множество дублей. Это роман об игре, об актёрском мастерстве, которое постепенно подменяет собой настоящую жизнь. Маски становятся лицами, лица впиваются в твою плоть, меняют сознание, путают твоё Я. Актриса идёт от одной роли к другой, накапливая личности и характеры, её истинное лицо замыливается, она уже не знает, кто она. Новая роль — но как её играть, если ты не знаешь своей основы, своей базы — кто ты?

Почему телефонные книжки — Книги Мёртвых? Мне кажется, что Констанция с каждым человеком из своей жизни теряла частичку себя, уже толком не помня, какая она на самом деле, хватаясь за немногочисленные осколки прошлого, чтобы очистить себя от наслоений лишнего, от ролей в кино и от притворства в жизни. Убить не Констанцию, нет — убить всё, что было Констанцией, её многочисленные воплощения, чтобы восстать, как феникс из пепла, и вновь вернуться в Искусство.

Таков этот короткий роман, ироничный и печальный одновременно, целиком живущий давно ушедшим прошлым. Рэй Брэдбери готовится к Уходу, вместе с Констанцией Раттиган, тот же Уход станет главным рефреном бунтарской осени «Farewell Summer» — но, вместе с ней, выбирает в итоге Жизнь. Его героиня, в отчаянии перед грядущей гибелью, не столько физической, сколько гибелью собственной личности, всё же находит во тьме путеводный огонёк — душу нашего друга писателя. И находит в себе силы протянуть ему руку.

Странный роман, но светлый, как и всё в творчестве Рэя Брэдбери.

Давно хотел зайти в гости на Фэйрун, почитать о нём что-нибудь новенькое, на ещё и хорошенькое. Дзирт До«Урден и клерик Кеддерли с Лириэль Бэнр уже были лет 15 назад, остальные опыты похода под сень Забытых Королевств меня больше разочаровывали. Дай, думаю, один из последних переведённых сторонних циклов почитаю, отзывы хорошие, оценки недурные, вдруг получу наконец-то хорошую, качественную попсу? Итак, история об ассасине — что же нам ждать?

Гм... Сказать честно — я давно уже привык, что герои D&D представляют из себя ожившие игровые типажи. Но даже с ними грамотный автор может поработать от души, у той же Элейн Каннингем же получалось. А здесь же... Такое чувство, будто мы включаем «Neverwinter Nights» и выбираем персонажа, палка-палка-огуречик, и начинаем игру. Бегаем по локациям, общаемся с неписями, подбираем соратников, взаимодействуем с миром... Это забавно, конечно, но я не подписывался читать новеллизированный сценарий для мода компьютерной игры — не-не-не, я брал в руки именно Книгу. Весь фокус в том, что в RPG надо играть, а не читать его, вылезает и условность характеров, и непродуманность сеттинга, и типовые сюжетные ходы, скучные до хруста.

В общем, как ни печально, мне такое читать категорически не нужно. Очередная безыскусная книга-игра, быть может, для ярых фанатов «Baldur's Gate» сие манна небесная, но увы — это не я.

Магия «великого немого», волшебство нереалистичности и экспрессии, навсегда ушедшее в прошлое, но продолжающее жить где-то вместе с нами, как и первое звуковое. Недаром фильм Мишеля Аназависюса с Жаном Дюжарденом и Беренис Бежо приобрёл дикую популярность — мы скучаем по чистоте и искренности высказывания кинематографистов той эпохи, по этому неповторимому стилю и свежести юного искусства.

Рэй Брэдбери вырос на этом кино, оно стало его молодостью, шуршащая плёнка в киноаппарате сопровождала его всю жизнь, и в какой-то момент он хотел отдать дань любви и уважения эпохи того самого, первого, юного Голливуда, настоящей Фабрики Грёз, подарившей всему миру подлинную романтику, настоящие приключения и истинную грусть. Он он отправился в путь — рука об руку с юным писателем, создавшим литературные полотна о Гринтауне и Марсе, конечной точкой которого стала студия — место порока, смерти, подлости, горестей, которая из глубин своей клоаки порождала подлинное Кино, Мечту, Грёзы.

Это вновь не детектив. Это роман о Грёзах.

Конечно, это роман не реалистический, Грёзы здесь сплетаются с Действительностью, и, в конечном счёте, вытесняют её. В этом скрывается и главный недостаток романа — он растворяется в монохромной сепии абсурдистского сюжета, переполненного яркими образами, но не сдобренного каким-то стержневым единством — как в первом романе, который скреплялся единством места, стиля и атмосферы. В этом же романе чувство меры впервые изменило Рэю Брэдбери, и мы погружаемся в чёрно-белую муть, в череду меняющихся перед глазами кадров, однако сюжет рассыпается под нашим взором на ряд фрагментов, образов и казусов. Автор пытается играть в мистику — ну что же, у него почти вышло создать эффектную атмосферу, но это нивелируется абсурдом происходящего, который не столько пугает, сколько приводит в недоумение.

Впрочем, я читал роман не для сюжета, и не для разгадки таинственных смертей. Я читал его как притчу об уходящей великой эпохе Старого Голливуда, о скандалах, разрушенных судьбах, о гордыне в отблесках вспышек фотоаппаратов и о ветшающей, но всё ещё великой Фабрике Грёз, ещё живущей прошлым, но беременной и не менее великим будущим.

Вот и всё, что я хотел сказать. Это не детектив — это роман-отголосок.

Сказать, что я глубоко знаком с творчеством Брэдбери, сложно, читал я его не слишком много, да и нашёл для себя его творчество сравнительно недавно. Но палитру, кажется, схватил правильную — от SF-рассказов в «The Machineries of Joy» до мистического «Something Wicked this Way Comes» и сугубо реалистическо-романтического «Dandelion Wine». И тут новая грань — детектив. От Брэдбери, да ещё и нуар? Суровый чёрно-серый мир, мрачный оперативник в плаще и широкополой шляпе под вечным холодным дождём, глотающий над трупом очередной жертвы виски из плоской фляжки... Так, или не так?

Специфический авторский стиль превратил роман в чисто визионерское полотно. Главное помнить, что Брэдбери — мастер малой формы, и на его крупные вещи это накладывает большой отпечаток. Они состоят из фрагментов, эпизодов, лоскутков, мазков, которые складываются постфактум в красивую и богатую картину — как отливающий зеленью и оттенками жёлтого «Dandelion Wine». Так же, из лоскутков состоит и рассказ о юном писателе с богатым воображением, который неожиданно столкнулся лицом к лицу с серией загадочных убийств.

Мир Венеции — умирающий мир. В Гринтауне мир расцветал, здесь — увядает. Он живёт прошлым, некогда счастливым, настоящее здесь затухает. Живописный пирс на берегу океана разрушается, льёт вечный дождь, смывая груды мусора в сточные канавы, жители городка заперлись в свои конуры, погружаясь в маленькие миры своих Я, отгораживаясь от вездесущего декаданса всего и вся. Мир мрачный, и неудивительно, что юный писатель с богатым воображением населяет его призраками своего сознания, и бродит между ними, как меж тенями.

Неуютный мир. Нет Солнца, только дождь, точнее — сырость, туман, слякоть, грязь, жёлтые потёки на крыльце, отсыревшая паутина в лестничных пролётах. Холод.

А, дорогой читатель, ты хочешь детектива, расследования? Увы... Наш герой больше мечется по городку, от одного человека к другому, руководствуясь не логикой расследования, не психологией убийства, а собственной писательской интуицией, улавливая еле-еле колышущиеся в воздухе нити извращённой логики маньяка. Весь роман мы изучаем его интуитивные прозрения и смотрим на окружающий мир, реконструированный воображением художника. Кто, как не носитель Слова, мог понять, что сутью преступлений является убийство не просто человека, а его счастливого некогда прошлого, что мишенью служат не тела, а людские души. Я не согласен с тем, что убийца здесь слишком бледен, на фоне своих жертв — нет. Просто он растворён во всём этом городке, в месте торжествующего декадентского увядания, и его личность больше воплощается не в самом человеке, совершающем преступления, а даже в его библиотеке, переполненной литературой крушения и распада. Человек, суть которого в уничтожении безрадостного настоящего, из-за страха перед таким же безрадостным будущим — вот в чём, я думаю, суть всей интриги.

Но роман, тем не менее, отливает оптимизмом. Писатель, наш герой, смог выжить, так как смог смело посмотреть в будущее, и сказать самому себе, что его там ждёт счастье, что он обязательно преодолеет энтропию окружающего полураспавшегося мира. Нам все не хватает этого светлого чувства будущего, только оно поможет нам всем выжить в этом суровом и неласковом мире. И, само собой, чувство плеча — дружеского плеча ближнего, одиночество которого готово пойти навстречу твоему одиночеству, и разделить его с тобой, хотя бы на время.

Так что, если вы хотите чистого детектива — увы. Да и не стал бы старик Брэдбери писать такую безделку. Мы снова встретились с ним на просторах человеческой души — чему и рады.

Максим Арутрович Пятницкий, он же Colonel Pyat продолжает своё триумфальное шествие по межвоенному универсуму, погружая своё полусумасшедшее Я в охваченную безумием эпоху, эру крушения «Долгого XIX века» и временного, но триумфального шествия «больших нарративов». Из года в бог между его пальцев проходят все культурные инновации и деформации эпохи, начиная с декадентной имперской России и заканчивая пропитанными расизмом глубинками Америки. Кривое зеркало самоназванного полковника даже более ярко и зримо швыряет нас в сумасшедшее время смешения эпох и кровавого рождения нового мира. Что же нас ждать от следующей главы?

Этот роман принадлежит позднему наследию Муркока, когда он стал менее бесшабашен, чем ранее, оставив в стороне и потмодернистские изыски эпохи «Gloriana», в которой рождена и первая книга о Пьяте — «Byzantium Endures», да и вторая часть тоже из её лона. «Jerusalem Commands» — из другого времени, когда автор стал выдавать длинные, велеречивые, но оптимистичные тексты, даже приключения Элрика в эти годы отливали жизнелюбием и борьбой с суровым Роком. Но серия о Пьяте продолжается, пусть и в другом исполнении, в другой тональности — но в тех же дискурсивных рамках, что и раньше. Как и прочее, третий роман более водянист и велеречив, воспоминания Пьята будто бы подёрнулись дымкой... Дымкой?

Межвоенный период — становление и расцвет Голливуда, «Фабрики Грёз», и где же, как не на ней, место великому фантазёру и невольному мошеннику, такому, как юный Максим Пятницкий? Голливуд, как и он сам, создаёт иную реальность, похожую на подлинную, но лишь отражающую её. Старик Пьят как бы предоставляет нам симулякр симулякра, он рассказывает о великих ролях, и великих изобретениях своего постфактумного Я, которого он сам же творит в своём воображении. Его по прежнему охватывает самодовольное сумасшествие, но уже чувствующее себя куда как уверенно — ещё бы, его вечное притворство даже перед самим собой наконец-то находит себе приемлимые рамки. Вот почему то, что мы читаем здесь о Голливуде, настолько очаровывает — это погружение в эпоху немного кино, когда всем правило не Слово, а Зримость, когда произведение искусства получало контакт со зрителем не посредством прямо или косвенно выраженных звуков, а через экспрессию, динамизм, телодвижение. До определённого момента эта атмосфера преследовала и нас, будто кадры кинохроники из старых, старых времён, каких уже не будет — больно уж схожа экспрессия Пьята с эмоциальным визионерством Великого Немого.

Впрочем, Магриб, который мы видим взором нашего героя, уже слишком бледен и, простите за каламбур, пуст, не только на события, но и на содержание. По сути, Муркок здесь продолжает опираться на уже сказанное в предыдущих книгах, риторика перестаёт блистать своим противоречивым безумием, она либо подобна уже наплетённым ранее словесам, либо слишком последовательна, будто автор, тоже уже пребывающий на пороге старости, вкладывает в своего героя собственные мысли. К сожалению, текст утратил свою выразительность, и, плюс ко всему (вернее — минус ко всему, но так не говорят), через него мы видим очень и очень немногое. Магриб пустынен — пустынна и эта книга, в ней слишком мало тех мелочей, которые так завлекали в предыдущих главах его рассказа, и делали мир живым. Будто воспоминания его действительно подёрнулись дымкой воспоминаний о сладких полосах наркотиков, объятиях ныне недоступных женщин и богатых покровителях, верящих в его пафосную болтологию. Но... где же тот мир, в котором странствовал ранее Пьят?

В итоге можно сказать, что этот роман сложно назвать полноценной историей в череде приключений полковника Пьята — не хватает последовательности — но, безусловно, это достойный образец прозы позднего Муркока, пусть даже его и нельзя причислить к его самым выразительным творениям.

Очередной заход в «Ravenloft» не сказать, чтобы однозначно разочаровал — после опуса о рыцаре Чёрной розы это ой как непросто — но и не порадовал. Даже и повезло, ведь я не ждал от романа чего-то необычного и экстраординарного, просто разгрузится в тёмное наше время милой историей про разрывающих горла вампиров — ну а почему бы и нет?

С чем более или менее неплохо — так это с антуражем, который, хоть и бледно, но всё же прописан — эдакая фэнтезийная Трансильвания, гористый и лесистый край вечных полусумерек, где на деревенскую улочку в любую ночь может выползти оборотень, про вампиров я и вовсе молчу — они здесь встречаются не реже, чем «гоп-мэны» в крупных городах. Псевдорусский антураж, правда, здесь не нужен абсолютно и совсем, но простим автору сию вольность, как простим и чрезмерно стремительные скачки во времени по ходу пьесы — спишем на мелькающие перед глазами вампиров века и тысячелетия.

По факту, молодая авторша попробовала написать свой вариант «Interview with The Vampire», о человечном вампире и его бессердечном наставнике. Даже кровавые слёзы на месте, честное слово. Вампир, страдающий от своей душегубской сущности и потерянной любви, и жуткозубый и волкокровавый граф Страд со сложной фамилией, привязывающий его к себе... непонятно зачем и неясно, чем. Неважно — как и в творчестве, мир её тлену, Анны Райс, здесь главное — страдание, потом ещё раз страдание, а затем — возмездие, которое тщетно пытается настигнуть кровавого псевдо-Цепеша, за века жутких преступлений. Исход? Можете судить по количеству книг о нём. Что же вышло? Роман получился ровный, но довольно невыразительный, и, если бы я не читал его небольшими кусками раз в 3-4 недели, не выдержал бы его чрезмерной водянистости. Даже местный Ван Хельсинг не разбавляет обстановку, предпочитая, по классике, побарывать кровососов во сне с осиновым колом, а не вострой катаной и чесночными бомбами. Забавно, но не более.

В общем и целом, роман забавный, но, по формату — классическое «автобусное» чтиво, вампирский «romance-бургер», каждый день такое не потребишь, но иногда хочется. Определённую долю удовольствия от текста я получил, пищу для ума и сердца поищу в другом месте, перечитывать не буду. Пока, замок Равенлофт.

Ну сколько я раз себе говорил, ну не вступай ты ногой в длиннющие эпические хреноборы,созданные на коммерческих щах, ведь сам знаешь, чем это чревато, ну правда?

В принципе, тенденция к классической «сериальной» болезни встала во весь рост уже во второй части, поэтому особого желания продолжать чтение у меня не было. В целом, я понимал, что неизбежно хотя бы малая толика, но разочарования. Сколько мегаэпических циклов я бросил на середине? Немало, и это мою совесть нисколько не бередит. Однако Брендон Сандерсон сам плыл мне в руки, как-то незаметно я прочитал «Mistborn», грамотный, закольцованный и не слишком вязкий трёхроманник, и я постепенно вернулся к мыслям о том, чтобы ещё разок сходить в Рошар, в мир световых бурь и пафосных героев с большими... мечами. Было ли у меня нехорошее предчувствие? Само собой, но подкупало то, что Сандерсон всё же не рядовой графоман-любитель, вываливающий на бедного читателя свои бредни, как зодиакальный водолей содержимое своего кувшина, а опытный ремесленник, умеющий, что называется, и «в мир» и «в сюжет».

Что же мы можем сказать о серединной части этого цикла?

Чем отличался первый том серии? В нём был раскрыт целый мир, весьма оригинальный и яркий, со своими цивилизационными особенностями и обилием мелких, примечательных деталей, которые хорошо играли в контексте сюжета. Сам сюжет, какой бы он не был валкий, подавался очень аккуратно, диетическими порциями, статика сменялась динамикой, что параллельно с раскрытием мира производило хорошее впечатление. Конечно, «The Way of Kings» далеко не шедевр, но книга, безусловно, достойная.

Третий же том продолжил копить недостатки серии, чётко обозначившиеся во второй части, и постепенно распускающие в нём свои яркие бутоны. «Oathbringer» тоже по своему объему похож на полное издание «Тихого Дона», однако вот незадача — развить образ уже обрисованного мира у автора не получается — наоборот, он заметно поблёк, и ушёл на второй план. Нет здесь и мелких деталек и ярких отсылок, нет подробностей быта, мало о специфических культурах Рошара — безусловно, бесконечно достраивать мифотворческое полотно нельзя, фантазии попросту не хватит, но это должно же как-то компенсироваться сюжетом? Отчасти, кстати, такая компенсация происходит — но только по заранее заготовленной линии «флэшбеков» Далинара Холина, единственного персонажа третьего тома, который получает достойное и яркое развитие. Оказалось, что вечно хмурящий брови философствующий маньяк постоянно преодолевает самого себя и свою дурную славу, постоянно растёт над самим собой, и становится лучше — в отличие от взбалмошной Шаллан и порхающего меланхолика Каладина, которым давно пора на приём к хорошему психотерапевту. Снимаю шляпу — Сандерсон молодец.

Остальное... Сюжет вязко и уныло плещется в уже заданных автором рамках, как половая вода в цинковом ведре после помывки, и плавный переход от одного персонажа к другому уже начинает напоминать заедающую пластинку. Количество самоповторов потихоньку набирает раздражающую массу, и, мало того, вылезают уши других циклов, того же «Mistborn». Автору надо или меньше писать в целом, или лучше редактировать уже готовый материал — думаю, текст от сокращения вдвое только выиграл бы. Меня перестали даже забавлять анимэшные поединки «осколочников», за однообразие, да и финальная «буря в стакане» подана так скомканно и сжато (будто до этого и не было тысячи с копейками страниц), что я уже разуверился в умении Сандерсона писать вообще. Впрочем, не могу сказать, что нет удачных моментов — скажем, истинная суть «Приносящих Пустоту» оказалась вполне логичной, особенно если учесть явно нечеловеческие условия жизни на каменистом Рошаре, да и штурм столицы Алеткара вкупе с трагической гибелью одного из персонажей был эффектным ходом. Собственно, из-за вышеперечисленных достоинств я и не стал бросать томик на середине.

Буду ли я читать дальше? Не знаю, пока не хочется. Впрочем, стойкого отвращения, как к циклу Джордана, к Сандерсону у меня не возникло. Так что мир Рошара отправляется пока на дальнюю полку моего сознания, прямиком в компанию таких же, в целом, разочаровавших меня серий о гражданской буче в Вестеросе, Меекханской империи и плаксе Фитцу Чивэлу. Быть может, я вернусь, но явно не скоро.

Первые две книги подводили нас к большой войне, войне против тирана, за свободу (?) побережья Моря Осколков. То, что так пестовал наш бывший «half-king» отец Ярви и его достойная матушка. Трилогия завершена, продолжения не будет, это вам не «The Circle of the World», всё куда камернее. Посмотрим же, что у нас произошло с миром и героями, начиная с того момента, как принц Ярви свалился с башни в бурное море, и до того, как он с винтажной арматуриной устроился на троне в местном Ватикане?

Полвойны. Я бы даже сказал — полкниги. Поход вокруг моря Осколков в первой части, подъём по Запретной во второй... Всё представлялось, как живое, но можно ли это сказать о паре кампаний, которые были проведены в течении «полувойны», есть ли хоть в одной из них какие-то выразительные моменты? Разве что поединок Атиля и пресловутого Иллинга, да и... усё. Буря в стакане. Конечно, в исландских сагах несколько десятков человек считаются армией, но неужто это справедливо и для куда более населённого мира, в который мы попали? Серьёзно?

Мальчишка Ярви был ярким и своебытным персонажем. Вторая книга подарила нам двух других ребят — слегка картинную Колючку и более выразительного добряка Бранда. Третья... ну да, три персонажа. мальчишка-резчик Колл, цепной кобель Рейт и идеальная семнадцатилетняя королева Скара. ОК. Мы видим, как меняется Ярви, как Колючка осознаёт талант к убийству, как выковывается моральный стержень Бранда. Но королеве Скаре это не нужно, она ведь и так напоминает идеальную фарфоровую статуэтку, которая с самых первых шагов не ошибается НИКОГДА. Говорит правильные слова, выносит правильные суждения, строит многоходовки яко кардинал Дю Плесси де... ну вы знаете (на её фоне великие короли выглядят туповатыми увальнями). У двух остальных подростков нет даже периода полового созревания, и дилеммы простые, как яблоки — «любит меня кузнечиха или не любит (дилемма о государевой службе сильно на заднем плане)» у первого, и «что ж я за пёс цепной, и зачем мне это надо» у второго. Чем больше героев, тем они проще, карикатурнее и невыразительнее. Мало того — выцвела и Колючка Бату, превратившаяся в персонажа-функцию, в общем, она нужна здесь только для того, чтобы оплакать покойного друга. Странно, ведь во второй трилогии основного цикла автора тоже была куча линий, а герои так не растворялись и не терялись. Единственный, кто органично здесь себя чувствует, это отец Ярви. В первой книге многие его поступки несли в себе черты коварства и зачатки подлости, а здесь они расцвели пышным цветом. Даже страдая от этого, он стал всего лишь новым драконом, который просто по природе своей обязан жрать своих, чтобы чужие боялись. Как маг Байяз, он раскидывает везде свои сети, назревает новая война...

...Но есть под конец то, что внушает оптимизм. Праотец Ярви ломает зубы о нашу слишком идеальную королевичну, и понимает, что не всесилен, его подлость обернулась против него самого. Сожжённое отстраивается, люди налаживают свою жизнь, и готовятся встречать радости и горести с открытой душой. На свете есть не только «полвойны» — она всего лишь половинка мира.

Этот здоровый оптимизм, открытость, вера в будущее и доброе начало освещает нашу душу. В наше скверное, тёмное время он так необходим. Перешагнём через разрушенное, будем строить новое.

Аберкромби сменил ракурс зрения, и вот нынешний отец Ярви уходит на второй план. Теперь он напоминает закрытый со всех сторон сундук с секретами, и мало схож с тем «half-king», которого мы видели в первом романе. Теперь у нас два героя — могутный юный парнишка, мечтающий стать воином и... стоп! Девочка пятнадцати годков, которая размахивает деревянным мечом и мечтает сразится с владыкой соседнего королевства. Это что, сначала был инвалид, а теперь — девочка?

Можно, конечно, шутить про пресловутый «голливудский обком» и всё прочее, причём в данном случае Аберкромби действительно берёт на вооружение классический канон молодёжной фэнтези. Сильная девочка и ведомый ею парень — что может быть скучнее?

Но я забыл опыт древнегреческих трагиков, главный принцип которых — «как обыграть». Нужно сказать, что у автора получилось банальнейший расклад и стандартные сюжетные повороты превратить в читабельный и неожиданный текст. Начиная, собственно, с того, что Колючка Бату — очень условная девочка, скорее мужеподобная пацанка, которой не повезло родится в женском обличье, причём полностью осознавая свою неженственность. А что её приятель Бранд — такой ли уж он тюфяк? Да нет — он просто идеалист и добряк, который не приемлет пятен на лике этого мира, и стремится всегда делать только доброе дело. Впрочем, люди с удовольствием путают доброту с мягкотелостью, не правда ли?

Другой сюрприз меня ждал по ходу того, как Аберкромби вёл свою девочку к успеху. Он показал, как всё же в угловатой девочке, наполненной лишь какой-то кошачьей яростью, вызревает талант к смертоубийству, и каким тяжким трудом, синяками и и периодическим позором. Не раз и не два добрый автор окунает нашу прелестницу в нечистоты с головой, и, как бы это не противно звучало, это греет сердце.

Вторая половина книжицы, где её «сверхбойцовость» расцвела, стало уже скучнее, однако какого же было моё удивление в самом конце, когда Аберкромби позволил себе твист с подводимой всё время темой мести большому и искусному в боях королю.

Кроме того, я бы отметил и другое — отважную девочку ведёт по жизни не Счастливая Звезда, а вполне конкретная интрига конкретного человека, который создаёт на пути такие обстоятельства, что их даже можно принять за Глас Судьбы. Сюжет развивается, сквозные линии из предыдущего романа не забыты, всё по плану. Тут даже не отец Ярви главный Повелитель Императоров, а сам Джо Аберкромби, который, паразит, опять молодец.

Несколько лет назад я наткнулся на книжки Джо Аберкромби, и автор, неожиданно, меня увлёк. Я в течении двух месяцев прочитал подряд аж четыре романа, что для меня невиданно, и с небольшим перерывом — два оставшихся томика о мире Земного круга. Первая трилогия оставила у меня положительно-спокойные впечатления, а вот вторая принесла искреннее удовольствие. Я порадовался, закрыл «Red Country», убрал книжки на дальнюю полку, и забыл о них. Но своё место в моём списке недурных миротворцев он занял — и не самое низкое. Прошли годы, и я вновь решил вернуться к Аберкромби, но не в Земной круг — не тянет меня туда — а в неизведанный ещё мир «Shattered Sea», где почти всё тоже самое но... немного попроще.

В принципе, Аберкромби не стал заморачиваться с миропостроением (у него это никогда не было сильным местом), ни проработкой совершенно новых персонажей или сюжета (с чем у него от книжицы к книжице становится лучше). К удивлению своему я обнаружил, что большая часть «Half a King» состоит из образов, прямо перекочевавших из его предыдущих книг, причём сложно даже выделить какую-то конкретную аналогию. Грубо говоря, представьте себе два фильма, снятых на один манер, с одними и теми же операторскими приёмами, цветовой гаммой, актёрами, в схожих декорациях — такое впечатление производит и этот роман.

Чего не отнять — написано увлекательно. Роман короткий, законченный и цельный, и выстроен просто на заглядение — ничего лишнего, всё на своих местах. Приключения увечного подростка в суровом мире, его взросление и возмужание — всё выстроено грамотно, причём у Аберкромби хватило ума не превращать своего юного балбеса в личность достойную трона — уж чего нет в его характере, того нет — и не стал превращать леворукого сверхбойца — отважный полукороль по прежнему может проиграть поединок маленькому мальчику с палкой для разгона голубей. А вот силу внутреннюю, изворотливость и нестандартный ум он ему привил, и мальчик в итоге оказался эдаким «серым кардиналом» при троне, что ему очень идёт — ведь хитринкой автор с ним тоже поделился.

За это можно простить даже очевидные нелепости, вроде великого фехтовальщика, годами скоблящего палубу и скрюченного цепями, в единый миг снова пляшущего с мечом как ни в чём не бывало. Да и галерные рабы, годами прикованные к скамьям, лихо шныряющие сквозь северную метель в тряпичных обносках на скудном сухпайке — тоже сильно. Но, нужно отдать должное — и претенциозности здесь заметно меньше, чем в предыдущих романах автора, и пафоса не так много, так что — простим уж условности жанра.

В конечном итоге — бодро, без перегибов и заявок. Не совсем подростковый роман, просто лёгкое приключение, достойное прочтения.

Без шуток, я читал эту книжицу больше года. С огромными перерывами, конечно, но точно помню, что впервые открыл её в начале прошлого февраля. Что ж я такой быстрый-то? Не учтя, что это первая проба пера юного автора, я отнёсся к его дебюту слишком строго. Я-то знал Дэна Абнетта как автора серии об Эйзенхорне, а она написана уверенной рукой и смелой фантазией, умением строить сюжет и выписывать характеры. Здесь же всё по классике — бравый, молчаливый комиссар, отважные самоотверженные соратники, недоброжелатели в штабе, закулисные силы из мира «большой игры» и страшное Злодейское Зло — всё как положено. Обычная полевая проза в стилистике мира «Боевой киянки». Автора больше подводит неуверенность пера, сложность с построении интриги и характеров.

Молодой Абнетт сразу захотел рассказать большую историю, и в рамках дебютного романа раскрыл все карты комиссара Гаунта, о пророчестве, услышанном в юности и Очень Важной Миссии. Впрочем, двигался он к этому построению очень валко, и первая половина романа читается как набор картинок, надетых на биографию сурового комиссара и его военных будней, что забавно, но мне малоинтересно. А вот со второй половины сюжет выправляется, и читается от души — трущобы еретической планеты, монструозный священный звездолёт, сражение своих против своих — быстро удалось найти свой стиль. В чём же он заключается? В умении пройти на лезвии между гипертрофированным пафосом этой вселенной, и вменяемым сюжетом. Надо сказать, получилось. Местами сюжет так несётся вперёд, что даже перестаёшь лениво позёвывать над страницами, и действительно начинаешь вчитываться, удивляясь самому себе.

Если сравнивать с циклом о комиссаре Кайафасе Каине — то первый роман о Гаунте, конечно, лучше — всё же у автора первого не вышло поиграть в иронию, а Абнетт, творя своего героя, изначально делал его, конечно, стандартным «ваховским» гвардейцем, но всё же наделённым личностью с её специфическими чертами. в этом плане, конечно, молодец, справился. Ему можно даже простить некоторый сумбур в изложении, раздражающее почкование абсолютно одинаковых персонажей и смазанность декораций, которые начнут приобретать у автора чёткость только в следующих романах.

В целом — для дебюта недурно.

Не клеится у Батчера с детективами.

Нужно отдать должное автору — он вовсю старается для того, чтобы нам, сирым, не заскучать при прочтении его книг. Он явно прекрасно знает им цену, ровно как и то, что должно удерживать внимание читателя. Во первых, постоянно следить за сюжетом, чтобы экШона была в достатке, минимум самоповторов, в меру сквозных линий, чтобы было за что зацепиться постоянным читателям. И, конечно же, личная драма главного героя — а как без неё? Женщины же тоже, небось читают, да и отдельные поклонники мужеска пола, видно, тайно сморкаются в носовые платки...

Нужно признать, что писать Батчер более или менее научился, но, как я уже сказал выше, детективы это не его. Это по прежнему похоже на сценарий для экшн-сериала, под стать постановке Джосса Уидона. Детективное расследование крутиться вокруг, кто бы мог подумать, похищения Туринской Плащаницы, ураганный сюжет проходит по лезвию между схваткой с чешуйчато-щупальцевыми демонами, желающим творить злодейские злодеяния, и продолжением войны с местными вымпЫрами. Сюжеты переключаются по желанию автора, и не дают заскучать в рамках отдельно взятой арки, тем паче, что поиск артефакта вышел слегка затянутым.

Ну а если говорить конкретнее, то автор правда старается. Чуточку лучше раскрывает главного героя, вводит новых персонажей, стараясь придать им колорита и узнаваемости, к старым злодеям добавляет новых, множа количество врагов нашего чародея. Да, и насчёт самого Гарри Дрездена — Батчер, видимо, понял, что переборщил с его «прилошённостью», и пытается аккуратно накрутить ему хоть какой-то авторитет в глазах читателя.

Ну что же, могу сказать, что эта книга для своего сегмента, сегмента развлекательной попсы, вышла совсем неплохо. Автор явно расписался, и старается держать внимание читателя на приключениях Гарри Дрездена... Ну а я пока ухожу из этого мира. Господин Батчер, если я буду читать Вас слишком много, единственный легальный чародей Чикаго начнёт меня раздражать. До новых встреч.

Не успело пройти и четверти года, а я уже снова оказался в компании Гарри Дрездена, хотя и не могу сказать, что его приключения произвели на меня сильное впечатление. Городское фэнтези, написанное как сценарий толкового телевизионного сериала со средним бюджетом, рассчитанным на несколько сезонов, по формату — городское фэнтези с лёгкими элементами нуара и изрядной долей боевика в густой смеси с трагикомедией и фарсом. Впрочем, врать не будем, чтиво было увлекательным, и коротать парочку предсонных часов в его компании было вполне комфортно.

За четвёртый роман я брался с некоторой опаской — концовка третьей части обещала дальнейшую бодрую маршировку в сторону «мыльной оперы», драматической драмы и тоскливых страданий... Я только гадал, какие будут страдания — суровые, мужские и молчаливые, или слёзо-сопельные, со сморканием в полу плаща и увлажнёнными глазами, наш герой способен и на то, и на другое. Однако писатель Батчер оказался умнее, чем я думал, и сделал то, на что я в тайне надеялся — вообще ушёл в сторону от многих драматических сквозных линий серии.

Конечно, мыльные страдания у нас имеются, однако они не оттеняют бодренького сюжета вокруг... эм... конца света? Именно, да ещё конца света, который обещают устроить милые сказочные фэйри из англо-шекспировского фольклора. Главный плюс книжки — это драйв — у нас просто нет возможности утонуть в слезах и переживаниях чародея Дрездена, умный автор сразу швыряет его в пучину действия, в котором ему опять грозит смерть, со всех сторон, и перед нашими глазами постоянно мельтешат то светло-угрюмые маги из местной коллегии, то добрые оборотни, то злые сказочные феи. С крылышками.

Впрочем, основу автор оставил прежнюю. Всё по старому — и захламлённая квартира чародея с вечным безденежьем, болтливым черепом и молчаливым котом, и его вызывающая «андеграудность» условностям мира, на этот раз чародейского, с вызывающим и глупым поведением главного героя, и не доведённая до ума детективная линия, в рамках которой нет ну никакой возможности проводить «мозговой штурм», унесёт мутной сюжетной водой, хотя на этот раз товарищу Дрездену даже удалось более или менее застрять только на стадии «опроса свидетелей».

В целом — очень бодрый боевичок, который развивается, конечно, в изначально заданной автором колее, но которому пока хватает умения более или менее сносно

держать на себе внимание, плюс ко всему видно, что на своём цикле он отрабатывает навыки писательского ремесла, качество текста становится немного выше, с учётом его общей «фастфудности», конечно. Динамика есть — и ладно, попробуем дальше.

Кто-то считает последний роман трилогии пустым, слабым и невыразительным. Экзотика Подземья многих впечатлила многих, и хвойные леса с бескрайними тундрами на поверхности уже душу не бередят. Однако автор остаётся верен себе, и завершает задуманную сюжетную арку о первых годах странствия тёмного эльфа, и его одиночестве.

Роман этот создан для мечтательных и юных подростков, а взросление как раз то время, когда ты ищешь себя, и всё вокруг кажется чужим. Вот и альтер-эго нашего юного читателя — Дзирт До'Урден — проходит свой мучительный путь в поиске своего дома. В агрессивном внешнем мире никто не желает принимать тёмного эльфа, уж слишком чреват этот шаг, слишком дурна слава его народа. Молча бродит дроу по северным краям, спасаясь от лютых холодов зимней стужи и людских сердец, пытаясь отогреть своё собственное под сенью лесных крон и пустотой бесконечного неба. Как и положено по жанру, он даже находит себе наставника, который вкладывает в него понимание собственного пути — до поры до времени, пока учитель не уходит, научив всему, чему только может.

Автор всё же молодец, искренне уважаю его за попытку написать что-то серьёзное, пусть даже и на таком уровне. Конечно, Дзирт До'Урден одномерен и простоват, как заранее заготовленный типаж — всё так. Многое окупается немаловажным чувством, вложенным в книгу — чувством добродушия. «Sojourn» — добрая книга, добрая до наивности и глупости, но дающая заряд необходимой порой сентиментальности. Она посвящена страннику, которому никто не желает давать приюта, который, оставаясь гонимым всеми, сохраняет в себе внутренний моральный стержень, спорный, конечно, но вполне ощутимый. Взрослому человеку вряд ли будут интересны странствия юного Дзирта, его поединки с демонами, орками и злобными трапперами, зачастую ему не покажется и простоватая и наивная история поиска самого себя и своего места под Солнцем.

Но юному восприятию книга может дать многое. Прежде всего, чувство, что всё впереди, что ты сможешь преодолеть всё, и твоё одиночество не будет вечным — тебя ждёт жизнь, наполненная яркими событиями, в которой у тебя будут верные спутники и достойное дело. За этот заряд можно простить роману многое. Пусть он не является шедевром литературы, но для своего формата представляет собой уникальный пример романа-взросления для подростков, роман-воспитание, что для «проектной» литературы достаточно большая редкость. Так что спасибо автору за его краткое озарение.

Продолжая свою историю о том, как тёмный эльф Дзирт оказался на холодном севере, Сальваторе не забывал, что он пишет, для кого и в рамках какой вселенной. Нужны приключения, пиршество для воображения и пробуждения адреналина, и он старается с лихвой окупить статичность первого романа. Действия и эффектных поединков на краю бездны здесь значительно больше, сражение со всем миром Подземья одновременно, опасным и немилосердным, и с одиночеством в душе.

В те времена автор ещё умел находить правильные оттенки повествования не только посредством замены задней стенки декораций, на фоне которой отважный Дзирт До'Урден отважно размахивает в воздухе саблями. Если нет противостояния с обществом дроу, а бегство в мир Подземья оборачивается тупиком, остаётся битва с самим собой. Одиночество порой порождает химеры сознания, а необходимость выживать в воине кристаллизует гольные инстинкты выживания и противостояния сему агрессивному миру вокруг. Отсюда у нашего отважного героя появляется ментальный двойник — охотник, который помогает ему выживать в Подземье, но крадёт самость. Это весьма удачный ход, поскольку он скрасил бессмысленность той отшельнической жизни, которую вёл наш герой, всё сознание которого, по задумке, обращено вовне, а не внутрь самого себя.

В остальном же, надо признать, книжка очень наивна и прямолинейна, Впрочем, наивность здесь скорее позитивна, чем негативна, а вот с прямолинейностью нас ждут проблемы, и существенные. Действительно, компьютерная бродилка — меняются локации, противники, есть перевалочный пункт — классический игровой «town», и прочее-прочее. Предсказуемые дроу, предсказуемые свирфы... История дома До'Урден получила своё логичное завершение, что не может не радовать, закавычена также история с отцом нашего эльфа, которому милосердный автор всё же дал долгожданную победу над богиней пауков. В остальном же он старается развивать мысль, что быть хорошим и добрым — правильно, а жестоким, злым и вероломным — неправильно. Прямолинейно, наивно, но вы учтите, что эта книжка предназначена для подростков, и должна учить их самым базовым вещам в этой жизни.

Поэтому книжице можно многое простить — для коммерческой фансервисной литературы она написана достойно, и читается хорошо. Дзирт До'Урден осознаёт бессмысленность жизни под толщей скал, и идёт навстречу восходу Солнца... и читаем дальше. Взмахи сабель и горестные вздохи о несовершенстве мира нам гарантированы.

«Плохую книгу надо бросать».

Пожалуй, засим я расстанусь с серией о вневременных торговцах, потому что давать ещё один шанс заведомо против своего желания было бы как-то глупо.

Первые страницы действительно внушили мне оптимизм — размышления пастуха-индейца на краю прерий об исторических судьбах апачей и всего мира настраивали на философский лад, на более аккуратное и вменяемое повествование, не скатывающееся в тупое приключалово. Увы, барахло взяло верх, и выродилось в бессмысленное и беспощадное шатание по планетам. Причём вновь это делается серией торопливых нарезок. Даже нет, не совсем так — Нортон смогла предупредить появление жанра РПГ, и вся книжка сводится к сценарным заворотам компьютерной игрушки. «Так — на нас летит бизон, уворачиваемся, бьём копьём, получаем expiriens, подбираем шкуру и идём налево по маркеру к космическому кораблю»... И так далее, экшОн за экшОном, траля-ля-ля, и дело с концом. Ба, а Земля откуда взялась? Ах, этот дурдом закончился? А я даже экзотику чужих планет посмотреть не успел, ну что за засада?

Короче говоря, я обплевался. Абсолютно бессмысленная свалка приключенческих зарисовок, под которой оказалась погребена даже слабо выраженная идея путешествия во времени и поиска внеземных артефактов. Дальше расстраиваться я не буду, простите, автор.

Попытался я снова сунуться в творчество Андрэ Нортон, хотя и с опаской — дама бойко владела пером, была опытным ремесленником в писательском деле, однако, мягко говоря, не всегда выполняла свою работу качественно. Однако для неё, как для залуженного классика развлекательной литературы, я могу сделать скидку, и давать ей шанс за шансом — благо впереди у меня ещё «Witch World», с которым я пока повременю.

Нф от Нортон я знаю по симпатичной серии «Solar Queen», которая представляла собой бойкую, хорошо написанную приключаловку о команде космических торговцев на просторах галактики, ну вы понимаете, романтика открытий, тайны исчезнувших внеземных цивилизаций, коварные пираты и страшные межзвёздные корпорации — пусть даже после первой книги серии начала катиться в пропасть уныния, она оставила после себя приятные воспоминания.

Поэтому я и хотел получить схожие ощущения, обратившись к роману «The Time Traders», написанному тоже в 1950-х, в схожем жанре, в схожей, казалось бы, манере....

Акела промахнулся.

Пол Андерсон уже написал свой «The Time Patrol» (1955), и Нортон явно держала его в уме, ваяя свой опус. Но, простите, в рассказах Андерсона была идея, был материал, был чёткий сюжет, бойкий экшн и крепкий слог. Что есть у Нортон? Сюжет: правительственная команда, проводящая спецоперации в глубинах времени, набирает команду асоциальных типусов, главный герой у нас вовсе уголовник с нестабильной нервной системой, и готовит их к путешествиям во времени. Пройдя кашеобразный КМБ, они забрасываются в далёкое прошлое, и...

Да плюньте, какие там цели — они оказались в прошлом не для того, чтобы изучать архаичное общество, и даже не для поисков следов инопланетян — это так, предлог, фон для приключений главного героя. Главное — борьба с пиратами во времени, замышляющими жуткие козни, и к этому сводится всё. Кстати, не надо обольщаться — русские в этом романе фигурируют в силу тогдашней шпиономанской моды, если мы их заменим на китайцев, немцев, космических пиратов или мордорских орков — не изменится ничего вообще. Злодейские злодеи здесь исключительно абстрактные, как и в «Solar Queen», они просто «рандомные» плохиши, которые вызывают скорее недоумение, чем злость.

Двести страниц романа отводятся бестолковой беготне, полётам, дракам, причём это всё описано максимально неинтересно и не цепляюще, процесс чтения схож с пережёвыванием пенопласта. Вероятно, всё дело в невыразительности всего — фона, главного героя, их миссии в прошлом. Андрэ Нортон попыталась повторить подвиги Андерсона с его квазиисторическими выкрутасами в описании древних культур, однако ей не хватило деталей, не хватило знаний, чтобы создать объёмную и яркую картину. Конечно, здесь есть экшн, и местами даже неплохой — вот только я вырос из того возраста, когда сердце начиналось биться чаще при просмотре боевика.

В общем и целом — приключенческое барахло, читать кое очень сложно, главным образом из-за того, что это написано на коленке кривой лапой без включения мозга. Простите, госпожа Нортон, но это очень плохо.

...Сагищщща о горемычном чернёном эльфе, его страданиях моральных и физических, а также о том, как его творец-молодец, не вылезая из коммерческой попсы, стал классиком...

Творить в мире, не тобой созданном, очень непросто. В случае с мирами D&D книги являются сопутствующей продукцией, дополнением к игре, и здесь не требуется больших талантов — пиши более или менее увлекательно, щедрой рукой разбрасывай фансервис, заигрывай с поклонниками вселенной — и так можно годами клепать однотипные книжицы про однотипных героев в однотипных конфликтах — опыт «Dragonlance», за редким исключением, тому яркое доказательство.

Однако Роберт Сальваторе умудряется сохранять внимание к своим опусам уже больше тридцати лет, несмотря на то, что количество книг, переполненных самоповторами, превысило все разумные пределы. Но нет — Сальваторе издаётся, его произведения скупаются, и фан-паломничество к созданным им образам не прекращается.

Можно сколько угодно иронизировать над количеством сабельных взмахов Дзирта До'Урдена (простите, но моё русское ухо грозит завернуться вовнутрь от оригинального Drizzt, у меня их всего два, пусть уж лучше будет Дзирт), над подростковыми страданиями всех его друзей, и над карикатурной злодеистостью всех врагов, служащих лишь заготовкой для винегрета под саблюками нашего отважного дроу. Но факт остаётся фактом — он культовый персонаж, этого не отнять.

Своим романом «Homeland», как и парой последующих, Роберт Сальваторе прописал себе путёвку в классики. До этого он накропал пару сочинений о долине Ледяного Ветра — вполне стандартной приключаловке про команду разнорасых героев — симпатичных, но невыразительных творений, и как-то незаметно даже для себя вывел на передний план весьма экзотического персонажа — благородного тёмного эльфа — дроу, Дзирта, который пришёлся по душе и читателям его романов. Ясно, что на него стоит сделать ставку, и было принято решение рассказать о происхождении доброго тёмного эльфа (что в те времена звучало не правдоподобнее мясника-гемофоба).

И...

В классическом игровом сеттинге автор умудрился создать довольно мрачный роман о жизни города, затопленного полумраком Подземья, и описать жизнь общества дроу. Конечно, общество в подобной конфигурации, да ещё существующее тысячелетиями — сомнительная идея, прямо скажем, вряд ли структура, практически напрочь лишённая коммуникации, способна выжить. Но здесь нужно учесть ещё и тот факт, что её скрепляет идеология власти и привилегий Паучьей богини Ллос, которая очень даже активно вмешивается в жизнь своих подданных. Что же оно из себя представляет?

Изолированные друг от друга кланы-семейства со своей клиентеллой, распределённые в строгой иерархии близости к хитиновому телу своей богини. Единственными скрепляющими это общество ободьями являются ненависть и страх — с раннего детства юным эльфам, во первых, внушается ненависть в отношении всего внешнего мира, причём не «пятиминутками ненависти», а часами, днями и неделями. Во вторых — отчуждённость и страх внутри самой семьи, где каждый родственник также расположен в иерархии привилегий, и мог повысить свой статус за счёт убийства брата, сестры или матери. Таким образом, взрослеющий отпрыск семейства тёмных эльфов был шипами обращён во все стороны — будь готов ко всему, будь готов на всё, выживи, твоё личное пространство — высокий статус, и никак иначе, твоё оружие — коварство, твой щит — равнодушие, иначе ты сойдёшь с ума. Власть, козни и заговоры...

Что же может родиться в обществе, где целенаправленно культивируется насилие и тотальное недоверие ко всем разумным существам7

Сальваторе пришлось нелегко — ведь не мог же Дзирт До'Урден просто родиться хорошим парнем, при всём уважении к Роберту Сапольски, культура очень многое значит для мыслящего существа? Тогда новорождённому тёмному эльфу добавили отца — скрытого носителя нелепых и никчёмных благоглупостей о чести, доброте и достоинстве, который поделился со своим сыном моральным стержнем и генетически, и через воспитание. при всей неправдоподобности. Так, на фоне красочного, чёрно-фиолетового мира дроу вырос идеалист-максималист, сражающийся за идеалы добра и чести, имея о них очень отдалённое, почти никакое, представление...

Само собой, по большей части, роман рассчитан на подростков. Асоциальный мир дроу так же холоден и зол, как и мир растерянного выросшего ребёнка, обнаруживающего на каждом шагу его несовершенство, идеализм Дзирта и его подростковая порывистость ему близки по своей природе. первый роман — история взросления и конфликта с чуждым тебе миром, и тяжёлого, судьбоносного решения — ассимилиция в нём, или бегство и борьба за свои идеалы. Первая часть — первый этап взросления, осознания себя и отторжение чуждого.

А почему этот роман читаю я? В 17 лет он меня очаровывал, это понятно, а сейчас, когда я удвоил свой возраст? Мне импонирует, что автор не просто поиграл в эскапизм, а сделал из него орудие, на котором построено всё произведение, вся идея рассчитана на помещение альтер-эго читателя в максимально некомфортные для него условия, и героическую победу над ними — не выходя за пределы самого текста. С первых строк ты породняешься с Дзиртом До'Урденом, и эта привязка может держать внимание читателя долго-долго...

В завершение хочу сказать, что вся трилогия является одной из вершин коммерческой фансервисной литературы, и, пожалуй, приближается к гордому званию «Книги». Да, здесь немало нелогичного, незавершённого, откровенно неестественного. Но он держит внимание, даже чересчур «подкрашенный» главный герой не смущает нас, читателей, он даже может вызвать симпатию. Идём дальше...

В своих приступах скуки Маал Двеб, король-колдун, сам решил примерить на себя шкуру героя, и заняться спасением «дев прекрасных» от жутких и опасных рептилоидов... Что, правда?

Автор немного поиронизировал над образом героя-одиночки, даже не зная кэмбелловского «The Hero with a Thousand Faces», он смог его опрокинуть и вволю посмеяться. Скука и вероятный расчёт — вот что движет колдуном на самом деле, а вовсе не бескорыстие, как можно подумать, всё на свете — лишь игра.

Легенда о Тесее наоборот. Любил автор переворачивать классические сюжеты обратной стороной, и старательно дегероизировать человеческую деятельность. Вот и наш герой — ну как он не может не победить, ведь он идёт в страшный лабиринт короля-колдуна по зову сердца, чтобы освободить любимую. Как может проиграть любовь, спрашиваем мы, выросшие на классических сюжетах, где главные герои преодолевают всё.

Вот только у Кларка Эштона Смита человек чаще бессилен перед иномировыми силами — также и здесь. Отважный юноша играючи скручивается скучающим магом, и вся его любовь идёт под хвост — ничем не может ему помочь ни светлое чувство, ни отвага, ни храбрость. Просто человек слаб сам по себе, вот и всё.

Ещё одно проявление визионерского таланта Кларка Эштона Смита — красивое, тоскливое и безнадёжное полотно в приглушённых тонах, утверждающее и переутверждающее мысль о тщете и преходящности всего сущего на этом свете, где от былого сияния, величия, славы остаётся лишь бледная тень, но даже она недолговечна. Снова смерть, снова распад, снова бессилие — и так без конца, без конца...

Ироническая зарисовка на тему атеизма «по архаичному». Начиная от скандинавов-атеистов, отказывающихся приносить жертвы и хвалы бывшим богам-покровителям, до героев советских анекдотов, ну где школьная училка требует «показывать Богу кукиш».

Так и здесь. Объявивший себя атеистом шаман не может просто не верить — он должен оплевать былые идеалы, потоптаться на них и — богохульничать и глумится в присутствии почитаемого когда-то идола. Но вот незадача — сложно не верить в богов в мире, где они очень даже активно вмешиваются в жизнь человеческую.

Неплохой рассказ о том, как опасно идти против тех, в схватке с кем ты априори бессилен.

В этом рассказе Кларк Эштон Смит не пытается напугать читателя, и даже не внушает ему мысль о человеческой низости, а скорее демонстрирует свой талант визионера и мифотворца. Калейдоскоп неведомых миров, красоты иной жизни, переливы иных сил — но за всё нужно платить.

Красивый, очень красивый рассказ, сюжет которого уходит на второй план. Главное — как автор пытается словами передать не просто красоту, но и ощущение этой красоты, то, что очень тяжело передать в какой-то знаковой системе. Сделано хорошо, как истинное художественное полотно.