Много их было — мальчишек, сбежавших в армию вопреки воле почтенных отцов. Кто стал великим полководцем, кто дослужился до легата или полковника, а кто-то был убит в первом бою. Война, господа. Вечная война, вот уже двести веков — высшая форма существования нашего общества. Высшая ли? Мы придумываем новейшие социальные институты, ратуем за гуманизм, но мальчишки по-прежнему бегут в армию, подчиняясь древнему как мир стремлению подчинять себе подобных. Противоречие, господа. Достойно ли героя подчиниться извечному желанью подчинять? Иль надо оказать сопротивленье и в смертной схватке с целым морем бед… Конфликт! Вот так конфликт, ребята...
В первой книге трилогии Г.Л. Олди «Дикари Ойкумены» он обострён до предела: главный герой романа «Волчонок», Марк Кай Тумидус, — гражданин Помпилии, и значит, природный рабовладелец, раб своих рабов. Как волка нельзя сделать вегетарианцем, так помпилианца невозможно лишить рабовладельческой сути — физиология, господа. По внешним проявлениям он хищник, в сути же паразит. Живёт за счёт энергии рабов, лишившись её, испытывает непреодолимый голод и гибнет в муках. А в армии Помпилии, как, впрочем, и в любой другой армии, нужно не только подчинять, но и подчиняться начальству — таким же прирождённым рабовладельцам. Или всех грызи, или ляг в грязи.
«Вся сущность помпилианца протестовала против этой формы взаимоотношений. Доводы разума не служили вескими аргументами для физиологии, вышколенной веками эволюции. Едва командир пытался взять солдат под контроль своего клейма, он сталкивался с рефлекторным сопротивлением чужих клейм. Более того, у командира возникали дополнительные трудности. Его собственное клеймо не могло взять в толк, что значит частичное рабство. Клеймо честно пыталось довести дело до конца, превратив солдат в полных, абсолютных рабов, а командира — в их хозяина. Возникал конфликт, где победа любой из сторон означала поражение для вооруженных сил Помпилии»
Но ведь не волк же, в самом деле, главный герой, ничто человеческое ему не чуждо! Может ли гражданин рабовладельческого государства оставаться свободным? Можно ли считать свободой сознательное установление для себя степени подчинения? Достойно ли изменить государству, если государственные цели преступны? Вечные вопросы. Не зря, ох, не зря Олди назвали империю Помпилией! Это Рим, протянувший щупальца через прорву веков и невесть сколько парсеков. И только ли Рим? Наши с вами законы... Ну да, не будем забывать о приличиях. Мы же демократы! С нами римское право и Понтий Пилат пророк его.
Нет смысла пересказывать фабулу, это уже сделано в аннотации к роману. Путь главного героя — путь солдата. Кто был солдатом, тот знает, кто не был — прочтёт книгу и, если не поймёт, так хотя бы задумается. Посмотрит на мир глазами волчонка. На мой взгляд, психологический портрет главного героя достоверен, эволюция образа прослеживается легко, авторы, заботясь об удобстве читателя, в нужные моменты дают подсказки ретроспективными вставками, притом ненавязчиво.
«...Глядя на акробата, творящего чудеса под куполом, партер с замиранием ждет: когда же он сорвется? Хлопая укротительнице, смиряющей тигра, ряды втайне надеются, что однажды хищник вспомнит, кто он, и превратит красотку в сочную отбивную. Люди не злы, о нет! Просто чужая смерть — лучшее в мире зрелище. О ней можно вспоминать годами, чувствуя собственную значимость. Рассказывать друзьям и близким: помнится, имел я удовольствие видеть…
В паузах по-прежнему выходят клоуны.
В паузах между надеждой, от которой пахнет кровью, и надеждой, в которой звучит похоронный оркестр. Вся история Ойкумены — эта надежда, которая сбывается чаще, чем хотелось бы, и клоуны в паузах.
И не говорите мне, что я — мизантроп.
Просто я не сразу стал клоуном.
(из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)»
К слову, о ретроспективах. Воспоминания Луция Тита Тумидуса, артиста цирка, бесподобны, как и он сам. Причём здесь цирк? А вы припомните этимологию этого слова. Не случайно цирк — сквозной мотив романа «Волчонок», не случайно главный герой получил прозвище «Кнут», Олди словами не бросаются. Объяснения читатель может отыскать в тех самых мемуарах старого клоуна. Его рассуждения отнюдь не резонёрство, в чём читатель убедится в финале. Дело в том, что гражданин Помпилии Луций Тит Тумидус... Довольно. Авторские интриги раскрывать недостойно, навязывать собственную точку зрения — это ли не попытка подчинить? Я-то ведь не гражданин Помпилии и не гражданка. Или?..
Ну, хватит шутить. Теперь серьёзно. Кому можно рекомендовать книгу? Да всем. Мне сложно представить себе взрослого русскоязычного читателя, которому бы текст не пришёлся по вкусу. Нет, если у него аллергия на армейские шутки; если он считает себя либералом до мозга костей и о рабстве слышать не хочет, а любого инакомыслящего готов заковать в колодки и пристроить к ступальной мельнице; если он расист и полагает себя господином по рождению — у такого книга может вызвать справедливое возмущение и даже гнев. Но это взрослый читатель. Мальчишки же есть мальчишки. Волчата. Им поединки подавай и армейские хохмы, их прёт от эстетики оружия, которой предостаточно в описаниях. Мне даже местами казалось, что оружейной эстетики отсыпано с горкой. Видимо, потому что я не мальчишка. Мне исторические параллели милы и намеренные анахронизмы, аллюзии нравятся тоже. Люблю, когда авторы перемигиваются с Хемингуэем и Ремарком, жонглируют камешками из построек Тита Ливия и Иосифа Флавия, мне нравится, когда они подсмеиваються над каббалой (надо же — назвали расу гематрами!). Я люблю находить в космооперах — наших осовремененных мифах — черты действительности, данной нам в ощущениях. Все эти помпилианцы, вудуны, вехдены, брамайны, техноложцы и другие варвары — это же мы, человеки разумные. Зачистка горного селения что в Чечне, что в Японии выглядит в нашем исполнении очень похоже:
«…Плоские крыши нижних строений служили импровизированными двориками для верхних. Там сушилось цветастое белье, играли, вопя дурными голосами, грязные до изумления дети. Чинно восседали на табуретах старухи — все, как на подбор, жирные, усатые, в мешковатых платьях цвета мокрой земли, в смешных беретах с помпонами. По ущельям улиц, куда редко заглядывало солнце, муравьями сновали пешеходы. Чадя и громыхая, примитивные мобили с двигателями на бензине норовили задавить каждого, кто замешкался хоть на миг.
Ботва, подумал Марк. Ботва, и я — сборщик ее...»
Армейская дисциплина она и в экваториальной Африке остаётся такой, какой мы, природные хищники, её выдумали. Ведь говорил же Адольф Штильнер, доктор теоретической космобестиологии, что в отношении собственного разума
«…мы ничуть не лучше пещерного дикаря, заполучившего в свои руки зажигалку фирмы «Oniki» с дарственной надписью «Любимому Пусику. Твоя навеки».
Марк Кай Тумидус, гражданин Великой Помпилии, с детства мечтал о карьере военного. Разрыв с отцом, слезы матери, молчаливый укор деда — ничто не могло изменить решения юноши. Карьера сложилась, но не так, как рассчитывал юный Марк. Курсант училища абордажной пехоты; удачливый дуэлянт, неудачливый узник гауптвахты. Рядовой боец, гроза «дедов» с мечами в петлицах, завсегдатай лазарета; убийца атамана Гната. Младший офицер внешней разведки, третий навигатор «Дикаря», сменивший имя на прозвище Кнут. Человек с двумя жизнями, и обе, кажется, подходят к концу...
Гвардии легат Тумидус, дядя Марка, мог бы гордиться племянником. Может ли племянник гордиться дядей — изменником родины, лишенным расового статуса?
«Волчонок» — первая книга нового романа-трилогии Г. Л. Олди «Дикари Ойкумены». Это долгожданное продолжение цикла, начатого романами «Ойкумена» и «Городу и миру». Читателя ждет уникальный космос, населенный энергетами, варварами, техноложцами — и антисами, исполинами Вселенной. Героями предыдущих эпопей были артист Лючано Борготта и врач Регина ван Фрассен. Герой «Дикарей Ойкумены» — солдат Марк Кай Тумидус. Можно сказать, герой-профессионал. Вам все ясно, Кнут?
Прадедушка Геракла, или «Надо драться своим оружием, нельзя брать то, что подкладывает тебе враг»
Эллада. Древняя земля божеств и мифов. Молодая земля, полные сил люди и боги.
Еще не родился Геракл. Еще никто не мыслит о Трое. Но свято место пусто не бывает. Своему времени – свои герои.
Персей, сын Громовержца и Данаи. Горгофон. Победитель Медузы. Убийца морского чудовища. Правитель Тиринфа. Негласный хозяин всей Арголиды.
Нечаянный палач своего деда. Смерть для вакханок, бассарид, менад, сатиров, фавнов. Противостоящий Косматому – Дионису, своему брату по отцу.
Дионису, так стремящемуся на Олимп.
Великий героя Персей родил Алкида. Алкид родил Амфитриона. Амфитрион родил … Впрочем, это совсем другая история. Пока же мысли мальчишки-Амфитриона заняты совсем другим. Занятиями в палестре. Новыми знакомствами. Поездкой в Аргос. Гордостью за деда. Страхами и сомнениями.
Ведь вакханалии добрались до Тиринфа. И уже пляшет над телом сына обезумевшая Киниска. И нет покоя ребенку в кольце материнских рук. В город пришел Вакх. Смертельный враг Персея.
Но молодость быстро оправляется от ужаса. Не до него. Впереди новые открытия со свершениями.
В опасности сам Убийца Горогоны! Величайшему бойцу Ойкумены угрожает людская подлость. И торопятся двое подростков, спеша предупредить героя. И даже сам Дионис старается не допустить смерти своего кровника. Боги сошли с ума? Или мы чего-то не знаем?
Возвращение классика современной фантастики, Генри нашего Лайона в Грецию, оказалось чертовски приятным сюрпризом. Казалось, Олди окончательно порвали с земной мифологией (а ведь так много еще неохвачено!), обратившись к сугубо фэнтезийным, либо космическим мирам. Слава олимпийцам, нет. После Алкида с Одиссеем мы окунемся во времена Персея и его внука – Амфитриона.
Мы увидим, как шел в боги сын Зевса и Семелы, пользуясь безумием — оружием, врученным ему небожителями, и той стороной женской натуры, о которой позабывшие матриархат греки даже не хотели задумываться. Как годами преследовал Бромия Горгофон, виня его за свою дрогнувшую руку. Убивая безумие Бассарея в людях, одновременно заражаясь им сам. Как взрослел рядом с великим дедом отец Геракла, познавая верность и предательство, закаляя свой характер в огне душ героев и прорицателей.
Как…
В общем, мы увидим все. На наших глазах вновь оживут мифы Древней Греции. Скупые строчки Куна, памятные с детства, обретут плоть и кровь. Несколько дней читатель проживет вместе с героями молодой Эллады, дыша с ними одним воздухом, боясь и радуясь одним сердцем. Жаль, что книга рано или поздно закончится.
Мы не узнаем наверняка, что произошло у Персея с Медузой (хотя определенные догадки у нас появятся). Мы не убедимся в том, что именно Дионис виноват в смерти Акрисия (хотя почти в это поверим). Мы не…
Зато гораздо ближе поймем и прочувствуем Грецию, колыбель всей европейской цивилизации. Ведь не зря Олди возвращаются к этому историческому пласту уже в третьей книге. Где еще, как не рядом с великими, поймешь чего стоишь. Ты, обычный до мозга костей человек. Где еще увидишь богов лицом к лицу, ощущая все их слабости и достоинства.
Только там. Только тогда.
Кстати, во «Внуке Персея» боги проявляют себя гораздо меньше, чем в двух предыдущих книгах «Ахейского цикла». С чего бы это. Из-за клятвы Персею? Или…
Пару слов о «Сыне хромого Алкея». Если главным героем первой книги был все-таки Персей, то здесь на первый план наконец-то выходит повзрослевший Амфитрион. Нам предстоит узнать, как он стал изгнанником, настоящую историю охоты на Тевмесскую лисицу, пережить рассвет посреди ночи, испробовать хлеб чужбины, сразится с неуязвимым противником…
В общем, уверяю вас, не соскучитесь.
Эрго. Громов и Ладыженский стали теми, кто подхватил знамя метров/корифеев отечественной фантастики из рук Стругацких. Лучше них сейчас не пишет никто. Совсем. Я имею в виду не только авторов, пользующихся фантастическим допущением.
И хотя «Герой должен быть один» мне по прежнему ближе (я ставлю его на 2-е место среди всего творчества Олдей. Лидер – «Сумерки мира», бронза – «Путь меча») «Внук Персея» стал просторным, и таким долгожданным, окном в мир Эллады. Спасибо автору, что вернулись к Греции. Простое человеческое «спасибо»
Работая над второй книгой "Дикарей Ойкумены" и наблюдая вокруг триумф победившего "заклепочничества", вспомнили песню Булата Окуджавы "Римская империя". Очень уж в тему...
Римская империя времени упадка
сохраняла видимость твердого порядка:
Цезарь был на месте, соратники рядом,
жизнь была прекрасна, судя по докладам.
А критики скажут, что слово "соратник" -- не римская деталь,
что эта ошибка всю песенку смысла лишает...
Может быть, может быть, может и не римская -- не жаль,
мне это совсем не мешает, а даже меня возвышает.
Римляне империи времени упадка
ели что придется, напивались гадко,
и с похмелья каждый на рассол был падок --
видимо, не знали, что у них упадок.
А критики скажут, что слово "рассол", мол, не римская деталь,
что эта ошибка всю песенку смысла лишает...
Может быть, может быть, может и не римская -- не жаль,
мне это совсем не мешает, а даже меня возвышает.
Юношам империи времени упадка
снились постоянно то скатка, то схватка:
то они -- в атаке, то они -- в окопе,
то вдруг -- на Памире, а то вдруг -- в Европе.
А критики скажут, что "скатка", представьте, не римская деталь,
что эта ошибка, представьте, всю песенку смысла лишает...
Может быть, может быть, может и не римская -- не жаль,
мне это совсем не мешает, а даже меня возвышает.
Римлянкам империи времени упадка,
только им, красавицам, доставалось сладко --
все пути открыты перед ихним взором:
хочешь -- на работу, а хочешь -- на форум.
А критики хором: "Ах, «форум», ах, «форум»" -- вот римская деталь!
Одно лишь словечко -- а песенку как украшает!
Может быть, может быть, может и римская -- а жаль...