Вот этот рассказ, как раз наоборот, предвосхищает все то фантастическое, что так великолепно в произведениях конца XIX — начала XX вв. Что интересно, видимо некоторые взгляды в обществе того времени позволили женщине-автору скрыться за мужским псевдонимом и опубликовать свое произведение. Что до самого рассказа, то чувствуется, что в нем неоспоримое влияние Мэри Шелли. Наука здесь во многом фантастична и гротескна.

Интересно, что сам стиль произведения, скорее дневниковый, нежели повествовательный. Сам Г.Ф. Лавкрафт неоднократно прибегал к такой форме изложения. Однако тот вид некоторого научного отчета теряется в собственно художественности самого рассказа. Он все же суховат и не так ужасен, сочувствие к квази-герою «Лаокоона» как-то не вызывается. да и сами знания как автора, так и вообще ученых того времени сообразно функций человеческого мозга недостаточны. Однако сам факт подобного рассказа несоменно восхищает.

Стиль написания рассказа начала XX века вполне узнаваем. Огромное количество терминологии, научных и технических методов ремонта подводных кабелей и морской специфики — вот что встает во главу угла произведения. Поимка неведомого существа из ГЛУБИНЫ ГЛУБИН здесь словно отходит на второй план, и кульминация рассказа на фоне всей этой технологической карты теряется. Чудовище поймано, но настолько скучно и обыденно, что диву даешься, что оно «принадлежало к миру, давно уже исчезнувшему с лица земли». Идея очень интересна, но журнальная суть рассказа нивелирует ее напрочь.

Очень скупо и картонно написанное произведение, тем не менее, открывает нам очень интересные горизонты фантастики начала XX века. Наряду с чудовищами арктических просторов, динозаврами и даже существами в высших слоях атмосферы, Карл-Йеско фон Путткамер рассказывает нам о гибельных Саргассах. В принципе, для еще непостижимого для исследователей океана, Саргассы вполне себе неописанный в литературе сюжет.

Однако автор, к сожалению, попытался рассмотреть не какие-то ужасы неизведанного морского феномена, а психологические проблемы коллектива и личности в целом. Как бы то ни было, читателю показаны и непроходимые поля водорослей, и странные совершенно скупо описанные реликтовые монстры, и, собственно, сами психологические расстройства и бунт на корабле слишком скоротечно начался. То есть сам экипаж психологически был неподготовлен ни к бурям, ни к встречам с чудовищами, ни к дрейфу.

Капитан — судя по начальному опичсанию, хотя и человек скверного характера, совершенно не имел никакого влияния на матросов, а главный герой, которому в принципе посоветовали морской воздух для избавления от психических расстройстыв, по итогу оказывается настолько адекватным, что отдает распоряжения остаткам команды. Тем не менее, в таком дрейфе он проводит год (при минимальном запасе провианта), и также сходит с ума. Собственно, весь рассказ, построенный, вроде бы на таком хорошем сюжете, по итогу получился очень сухим, и одноразовым.

Эта новеллизация очень нравилась мне с самого раннего детства, причем даже больше, чем сам кинофильм с Дэвидом Боуи в главной роли. Возможно потому, что в фильме слишком много песен) Однако сама атмосфера сказочного произведения непревзойденна. Юная девушка в сердцах произносит заклинание, обещая отдать своего маленького брата Королю Гоблинов Джарету. Собственно с этого момента и начинаются ее приключения в бесконечном лабиринте, в сердце которого стоит замок Джарета.

Канвой произведения проходит некая инициация героини, где она понимает, что все ее детские увлечения и мечты возможно были наивны, но именно благодаря им она проходит все испытания и становится взрослой. Сама линейность и некоторая гротескность произведения позволяет сравнить «Лабиринт«со знаменитой «Алисой» Кэрролла. Возможно все происходящее — лишь грезы девушки, но то, что происходит с ней в этих грезах — очень сильно влияет на ее внутренний мир, позволяет легче расстаться с миром детства и, сохранив все лучшее от мечтаний и чаяний, от впечатлений и прочитанных книг, смело вступить во взрослую жизнь.

Помнится, я выменял, в свое время, довольно редкий теперь локомотив от детской железной дороги 70-х годов производства ГДР на три книги из «желтой» серии «Северо-Запад» у одного оболтуса. Они были настолько нечитанные, что пахли типографией. Среди них были и «Глаза Чужого мира». Это произведение настолько увлекло меня теми летними вечерми, что я довольно долго находился под впечатлением, и впервые открыл для себя авантюрно-плутовской жанр. Что мне нравится в произведении Вэнса, так это множество уникальных локаций Умирающей земли, где главный герой — пройдоха, самопровозглашенный Кугелем Хитроумным, попадает в различные жуткие ,но вместе с тем и комедийные положения, чудом выходя из них победителем, попадая в новые, еще более безвыходные, казалось бы, ситуации. Думаю, что в этом жанре Вэнса никто еще не превзошел, и именно этот роман хочется перечитывать снова и снова, а чтение будет доставлять все то же удовольствие, как и теми летними вечерами, когда увлекательное повествование, описания гротескных земель и экстравагантных персонажей сплетались в немыслимо интересную авантюру.

Очень своевременно мне удалось прочитать «Лживые боги» следом за «Возвышением Хоруса» Абнетта, и пытливый читательский ум, уже знающий всю подноготную Империума 40к с ужасом наблюдает за искушением и обманом Воителя, ведущего за собой тысячи смертных и Астартес. Однако не только подлые и лживые боги Хаоса плетут интриги на страницах книги через своих адептов, еще не набравших достаточные силы.

Удачи и победы Воителя и Великого Крестового похода оказались вовсе не тем, что ожидал честолюбивый и восставший в своей гордыне Хорус Луперкаль. Бюрократическая машина Империума также набирает обороты, и Император Человечества, отбывший на Терру с Улланора, оставляет совего любимейшего из сыновей наедине не только с собственными стремлениями, но и в сонме недоверия и гнева. Возвращение на Давин. туда, где полудикие племена тайно поклоняются Хаосу совместно с предателями из Несущих Слово, еще более повергает своенравного Воителя в сомнения, а боги Хаоса потирают руки, предвкушая его падение. Нечестивость изначального хаоса, не зло в его первозданном обличии, но коварство и подстрекательство искусителей так четко отображает все недостатки Империума, превознося его как гордыню Императора, но не людские слабости. И вот так, в сиюминутности вечности, возникают страх и неверие, провозглашая культы Императора среди отчаявшихся и впервые увидевших демонов, не помня о том, что демоны лишь спали и ждали своего часа внутри них самих. так начиналась ересь .приведшая в итоге к бесконечной войне.

Грэм Макнилл не уступает по качеству повествования Абнетту, развивая его сюжеты, и превнося новые грани писательского мастерства в общее дело летописи Империума времен Ереси Хоруса, а мы лишь незримо наблюдаем за всем этим по ту сторону страниц, зная, что уже ничего не изменить ,потому что выбор уже сделан.

Еще один великолепный образец постсоветского комикса по повести Эдмонда Гамильтона. Как и многое, сохранившееся в моей библиотеке «комиксное» — приобретен он был в киоске «Роспечати», и скорее всего, был чуть ли не в единственном, «пробном» экземпляре. Что я могу сказать — комикс великолепен, своей линейной структурой он практически не отходит от оригинального произведения, строго следуя жанру космического боевика с хорошим концом, неизбежными потерями, и красивыми девушками в награду пожилым героям.

Что до сюжета — он достаточно прост

Я думаю, что в комиксах той поры была некоторая искренняя подача, которой так недостает современным «графическим романам», их хочется перечитывать и сопереживать персонажам.

В середине 90-х российские издательства очень хотели предложить потребителю новый развлекательный продукт, но не типичные истории в картинках, что встречались уже в советской печати, а что-то весомое. Так, в печати появились комиксы — «Фантом», «Тумак», адаптированные «Индиана Джонс», «Эльф Квест» и «Черепашки-ниндзя». однако еще с начала 1991 года художники тяготели к взролой фантастике. Памятна, например, эротически-постапокалиптическая «Аса», ставшая уже библиографической редкостью. Но рынок, все же просил именно «детского» продукта. «Приключения на планете динозавров» представляют нам графическуюю адаптацию первой части романа Кира Булычева «Поселок» — повесть «Перевал». Разумеется, до уровня мультипликационного мрачного шедевра с философско космооперным подтекстом, комикс и не пытался тянуть, но очень живо и интересно отобразил линейный сюжет о подростках на чужой планете, ищущих связь с почти утерянным прошлым с Земли. Как ни странно, журнал «Бластер», в котором вышел комикс, первый и единственный номер, скорее всего, предполагал знакомство юных читателей с советской фантастикой. Идея была, как по мне замечательной, но так и недореализованной.

Отрисовка Петра Северцова просто замечательная. Все персонажи самобытные и живые, с хорошо изображенными характерами. Я считаю, что этот комикс — одно из лучших графических произведений в постсоветском пространстве.

Великолепный рассказ, прекрасно иллюстрирующий нравы, диалекты и быт Забайкалья XIX века. Здесь наиболее полно раскрывается тот мистический дух, коим окутаны таежные просторы и приметы, часто сбывающиеся с теми людьми, кто в них верит, будучи человеком традиционного мышления. Черкасов, будучи горным офицером ( в то время геология была в военном ведении), очень часто был собеседником и компаньоном по охоте совершенно различных жителей Забайкалья, что очень увлекательно и живо описывал в своих заметках. Этот же рассказ описывает одно из явлений, которое в Сибири называют «олганьша», мерячение. Взяв в геологоразведывательную экспедицию опытного, но больного пожилого проводника и совсем уж неприспособленного к таежной жизни впечатлительного человека, А. Черкасов столкнулся не только с невозможностью разведать район ,но и с чудовищными психосоматическими последствиями плохого самочувствия отдельного человека, помноженного на возраст и усталость .что привело поистине к мистическим, трагичным и вместе с тем еще более пугающим последстивиям оттого, что все описанное произошло на саомм деле.

Я настоятельно советую этот рассказ тем, кто любит Ефремова и Обручева, и предполагаю ,что его атмосфера сподвигнет читателя продолжить знакомство с этим автором, поистине приятным рассказчиком и достойнейшим благородным человеком.

Наверное, по прошествии почти тридцати лет, могу сказать, что «Оно» является самым любимым для меня произведением Стивена Кинга. Впервые я познакомился с ним в черном издании «Огонька», где повествование обрывалось концом первой части в переводе Леднева. И до сих пор, мне почему-то кажется, что такой внезапный финал был бы уместнее, страшнее и неотвратимее. Так безысходность, что преследует главных героев, открывая их детские страхи и комплексы осталась печатью, отвратительно кровавым пузырем, столь напоминающим о воздушном шарике.

Тот культ, что приобрел Мелочник (Пеннивайз) у современной молодежи после современной экранизации говорит о некотором мейнстримном клише персонажа, его поп-культурном воплощении. Наверное, поэтому телевизионная версия 1990 года мне больше по душе, в детстве она пугала.

Но сколько великолепных личин обретал этот клоун в 1957 и 1984 году, когда все еще властвовал в Дерри между своими летаргическими сновидениями. Здесь можно вспомнить такого же, возведенного в меметичный класс Ктулху. Это такое вот чудовище, говорящее о молодом человеке, как об эстете – «А ты читал?» словно говорит его самодовольное лицо.

Однако, что лично ценю я – это та атмосфера маленького городишки Дерри, что возможно тенями виден и в мире Темной Башни, но абсолютно чужд инопланетному чужаку в «Ловце снов», которого абсолютно не трогает столь яркая отсылка к «Оно».

Дерри, где канализационные пути столь засорены, сколь инфантильны и покорны его жители, не замечающие того, что они – просто пища для хтонического монстра. Но смелые, вдохновленные и весьма образованные дети, хранящие в себе нечто особенное, смогли противостоять той пустоте, что заполняет Отстойник (мы еще увидим во что он может превратится в мире Темной Башни) Дерри, его грязной подноготной, а вот юные тедди-бои 50-х, как и металлисты 80-х – лишь безвольные марионетки в руках клоуна (клоуна ли?)

Однозначно, это произведение Кинга достойно многократного перечитывания, осмысления, но во многом – просто ностальгии по чему-то светлому и памятному, хотя и жуткому и полному отвращения, словно детским воспоминаниям, стертым, но возвращающимся во снах.

В самом раннем детстве на запыленном дачном чердаке находил я огромные подшивки детских журналов, среди которых был и «Пионер», и «Костер», и даже потрепанные зачитанные номера «Юности».

Так уж случилось, что именно в этих журналах я впервые познакомился с пронзительно искренними повестями Юрия Коваля, Владислава Крапивина, Юрия Яковлева. В принципе, можно сказать, что, наряду с классикой библиотечных фантастов, исторической прозой и приключенческими романами, они также повлияли на мое личное мировосприятие и «становление\взросление героя».

Наверное, наиболее полюбившейся мне книгой Крапивина ,стала именно эта. С годами, я нашел большинство романов Крапивина в книжных форматах, но именно те, первые публикации «Журавленка», в «Пионере» за 1983 год очень мне полюбились, быть может, потому, что наряду с очень рыцарским и одновременно волшебным повествованием о ребятах, которые могут дружить, которые читают книги, которые могут совершить, возможно необдуманный и порывистый, но все же свой маленький подвиг, на страницах этих публикаций всегда были иллюстрации Е. Медведева. По сути, героев Крапивина по-другому уже не представляешь, все эти пронзительные глаза, фигуры с тонким телосложением, чуть обиженным лицом и растрепанными волосами. Они обязательно поют свои песни, что-то мастерят, придумывают, мечтают, противопоставляя себя внешним обстоятельствам. Для них обычно нет компромиссов, есть только две грани Добра и Зла, и в этом они одновременно и наивны, и трогательны.

Самое интересное, что мне в детстве очень по душе пришелся образ Капрала, верховодящего среди юных правонарушителей, но одновременно и начитанного, и благородного. Ощущающего себя этаким Вильгельмом Теллем или Робином Гудом. Вот только при всей своей положительной и притягательной романтике, такие люди симпатичны, но чужды паренькам вроде Журки. Они навсегда остаются при своем, даже став взрослыми. В этом мне удалось убедиться, встретившись с Крапивиным после его последнего переезда в Екатеринбург, увидев глаза его бывших воспитанников, и получив, наконец-то автограф на книге, где неизменный паренек светит прометеевским огнем своего галстука на тонком лезвии шпаги.

«По небу мчались облака, неистовым своим бегом они задевали за вершины гор, оставаясь сединой тумана на крутых склонах. Растворяясь в горных ручьях, сбегали они в долины, таинственными отзвуками эха доносились до дремучих лесов, где спутанные ветви хранили в прошлогодней паутине странные тени.

Ведьмины кольца опутывали старые пни тускло светящимися вереницами грибов. Может быть, здесь, на потаенных полянах плясали иеле, выжигая на пожелтевшей траве узоры своих хороводов. В ущельях завывал холодный ветер, а, быть может, это пели свои песни недобрые ночные духи. Там, на высокой скале, над головокружительной бездной тумана сидел мальчик и играл на флуере. Порывы ветра трепали его волосы, а взгляд его, задумчивый и печальный, был устремлен куда-то за невидимый в тумане горизонт…

Проходили бессчетные ночи, на таинственных старых курганах загорались нездешними сполохами огни. Травы шептали в темноте под тусклым светом луны, и только чей-то голос доносился ночными ветрами.. «Макабр, Макабр, Макабр…»

Действие таинственной сказочной истории происходит в овеянных мистической славой землях Румынии. Однако Мила не пошла путем многих, отдав предпочтение не тематике немертвых кровососущих романтиков, столь любимых современными писателями на волне популярности этой темы, а попыталась по своему интерпретировать легенду о Макабре, нечестивой пляске смерти, образность которой была очень распространена в книжной словесности и иконографии Темных веков. Смерть, перед которой равны все, независимо от социального положения и величия. В нечестивом танце она приведет всех к одному концу.

Мила постаралась переосмыслить образность Макабра, превратив ее в Великую Игру, где мертвые и живые соревнуются под управлением Смерти. В этот таинственный поединок волей Судьбы попадает юный Теодор, мальчик, которому суждено разгадать эту загадку.

Среди сибирских писателей Валентин Григорьевич Распутин отличается твердым и непоколебимым стилем правдолюбца и болеющего всей душой за малую родину человека. Его неповторимый стиль положил начало той деревенской прозе, где истинная печаль доживающих свой век сел неразрывна с судьбами людей, в них живущих. Здесь нет наигранной фальши и картонного колорита, зато есть душа человека. Его проблемы, мысли, и говорит он на простом и понятном всем язык. Без опыта жизни среди таких людей, писатель никогда бы не смог придумать эти образы из ниоткуда.

Первое произведение Распутина встречается нам еще в школьной программе. Это «Уроки французского», небольшой рассказ о мальчике, приехавшем учиться в тяжелое послевоенное время в крупное село, и, чтобы выжить ему приходится играть в азартную игру на деньги с ребятами разных возрастов. Гордость и сибирский характер не позволяют ему просить у кого-то помощи, и молодая учительница через ту же игру пытается помочь ему не только существовать, но и получить необходимые житейские знания.

Еще одним немаловажным произведением для читателей становится повесть «Век живи, век люби», где становление личности подростка происходит в походе за ягодой. Волей случая, он преодолевает трудности таежной жизни с почти незнакомыми взрослыми людьми и впервые узнает, что такое не только честность и взаимопомощь. Но и мелочность и корысть. Но Распутин, понимая, что сибиряк просто не может быть подобным эрзацем человека, потому что иначе он просто не сможет сосуществовать даже с природой. И пророческие слова он вкладывает в уста бывалого человека Митяя: «На тебя первая же лесина сама свалится, первый же камень оборвется. Вот увидишь. Они такие фокусы не любят… ой, не любят!»

Распутин являлся непримиримым противником прогресса, считая, что тот вектор развития, который был взят современными людьми, в корне губителен для будущих поколений, ведь оторванные от земли, привязанные к благам прогресса, они становятся оторванными от своих корней, переставая уважать своих родителей, теряя нравственность и становясь безразличными и пустыми.

И именно поэтому произведения Распутина так любимы в нашей стране, они через непростые, и зачастую трагические ситуации показывают невольному читателю, что выход всегда есть. Лишь бы вера в людей и человеческое внутри не покидали молодых и не гасли в старых.

И вот, на пороге октября, я, наконец-то, в своем путешествии к Темной Башне, добрался до третьего романа серии. И, смею вам доложить, он увлек меня намного сильнее, предыдущих. Головоломки и недосказанности Мира-который-сдвинулся-с-места здесь встают на свои места, ка-тет, то незримое братство, который так долго собирал на границах соприкосновения реальностей и миров благородный стрелок-рыцарь Роланд, наконец-то собран воедино, и с его членами стали происходить настоящие приключения. Пытливость ума и единение душ здесь сплелись настолько сильно, что и читатель, невольно, становится не просто статистом, но и сопричастным с событиями.

Все в Срединном мире подвержено тлену, и его земли, перед невообразимыми и чудовищными Пустошами, являют нам этот тлен в столь излюбленно откровенном стиле автора с подробным описанием того гниющего и неприкаянного естества, которому отдаются и люди, и механизмы. Бесконечные войны и сотни бесполезного однообразия сводят с ума все, что только может иметь свою душу, но только те, у кого есть цель – с честью принимают испытания и их путь теперь проложен по прямой, волей Луча, непреодолимо идущего туда, где лежит Крайний мир.

В книге невообразимое количество литературных и музыкальных отсылок, которые так любит Кинг, а в иных героях мы видим тени его метавселенной, возможно иной читающий путник, с содроганием, увидит здесь отвратительный оскал Боба Грея, а кто-то вспомнит Толкина и Лавкрафта. Линейность сюжета здесь выверена традициями классической фэнтези-литературы, но с колоритом постапокалипсиса, так, словно кто-то накидал в старом чулане страницы из вырванных книг – возможно «Питер Пэн» в этой куче слился с «Бесконечной историей», а поверх кто-то накидал пленок из дешевых спагетти-вестернов. Как бы то ни было, теперь нам раскрыто еще больше подноготной, и Роланд, делясь со своими спутниками историями из прошлого, раскрывает предназначение и для нас.

Проходящее через книгу безумие, овладевающее всеми ее героями не должно отвлекать читателей, если только они не забыли лиц своих отцов, ну, а я поищу четвертый том.

В целом, я полагаю, что Дэн Абнетт наиболее удачливый писатель-летописец Империума Человечества. Дело в том, что глядя на столь обширный и величественный, в своем гротеске, мир тысяч разрозненных миров, столь же разнообразных, сколь и однотипно клишированных, нужно уметь описать настолько интересно, насколько можно увлечь в его лоно человека, не играющего ни в настольные миниатюры, ни в компьютерные игры. И если с миром Толкина все происходит с точностью наоборот, где новые адепты Средиземья, не любящие читать, живо обсуждают компьютерные баталии, или новый сериал, то с Warhammer40k – это очень сложно, ввиду некоторой пластмассовой сути мира, чей канон – это кодексы настолок.

И, тем не менее, именно Дэн Абнетт открыл для меня все величие, которое я ждал от этой Вселенной. Однотипных баталий, где юниты сотнями идут под молот войны здесь нет, зато есть интрига, есть внутренний мир героев, их мысли. Космодесантник эпохи Великого Похода здесь рыцарь, и Гарвель Локкен, в образе офицера одного из легендарных легионов под водительством того самого пресловуто возвеличившегося в своей гордыне Хоруса, здесь именно рыцарь и воин, без религиозности нынешнего Империума, но приглашенный в тайный орден, где раскрываются те, кто стал впоследствии отступниками, здесь зачатки культов Императора. Здесь тени Хаоса и взгляды миров, которые столь самобытны, что их легко с адептами Хаоса спутать. На самом деле, увлекает именно описание и повествование. Благодаря этой книге я приобретал и следующие романы, но никто меня из авторов сильно не впечатлил, а вот «Возвышение Хоруса» именно то, что следует читать мало знакомым с Warhammer40k людям. Чтобы ощутить потенциал все еще не раскрытой в медиа-пространстве вселенной.

В советское время эта детская приключенческая повесть издавалась два раза. Будучи уважаемым ветераном Великой Отечественной войны, маститым бурятским писателем, Мунгонов решил написать удивительную историю о поимке опасного военного преступника. Что-то подобное мы уже встречали в литературе конца 50-х – начала 60-х годов, например «Тайна воющей пещеры». И все же, Барадий Мункуевич Мунгонов решил не просто рассказать о работе государственных органов и милиции, но и заведомо показать жителям многонациональной советской страны забайкальские просторы. Недаром. Именно во втором издании книги, после повести было опубликовано письмо редакции юным читателям с просьбой присылать отклики. Место действия для повести также было выбрано неслучайно, это Баргузинский заповедник, старейшее место обитания ценнейшего соболя, и самый первый заповедник в России. Удивительно, что в этих великолепных, красивых местах, происходят события диверсантского приключенческого произведения. Вообще, очень часто не ожидаешь, что среди старых,не переиздающихся почти век книг можно найти столько интересное повествование, с колоритными персонажами, разговаривающими и ведущими себя сообразно своим этническим особенностям.

К слову, я никогда не встречал понятие «черный ветер» на Байкале, здесь у каждого опасного ветра есть собственное имя, но подобные изюминки добавляют книге еще больше интересных особенностей.

Наверное — большая удача — на собственной шкуре проверить последний и решительный шанс вернуть себе здоровье. Геолог, в результате несчастного случая, сломавший позвоночник, и неукротимая стихия опасного горного перевала ,который манил его не только чудовищно рискованной возможностью излечения, но и геологической разгадкой. Пытливый ум геолога позволяет ему расчитать все точно, и одержать победу над своим недугом, в ореоле мистической и непокорной Юрты Ворона.

Каждый, кто хотя бы раз побывал в Забайкалье, навсегда оставит в памяти эти бескрайние просторы, пропитанные хвойным воздухом и бесконечно ярким солнцем. Среди величественных степей пронзительными голубыми потоками растекаются сотни рек, остающихся в памяти чем-то сокровенным и сказочным, для выросших на их берегах.

Говоря о творчестве Барадия Мункуевича Мунгонова, нельзя не сказать о том, кем был он сам. Советские литературоведческие статьи, перерабатывая книжные творения автора, неизменно указывали на то, что Мунгонов является национальным автором, выходцем из народа, взрастившим и выпестовавшим себя буквально от сохи. Однако, воспевая его творчество с позиций социалистической бюрократии, они не могли учесть многого, что, наверняка, творилось в душе самого автора. А ведь, достаточно обратиться к любому из его произведений, чтобы понять, насколько сильным и волевым человеком был этот сын Хилокских степей.

Для человека, который родился во время истоков советского государства, а в совсем молодом возрасте ушедшего на фронт Великой Отечественной войны, целеустремленного и волевого, каждые жизненные испытания и невзгоды лишь стимулировали тягу к познанию и самосовершенствованию.

В его биографии часто упоминается тяжелое ранение, полученное им в бою под деревней в Смоленской области, но мало кто говорит о том, что это ранение надолго сделало его немым. Возможно, тяготы, выпавшие на долю совсем еще молодого человека, боевого снайпера, вернувшегося в родной колхоз после госпиталя, и побудили его излагать то, что так рвется из души на бумаге, поэтому первый его произведение было опубликовано еще в 1948 году. Это была поэма. Не случайно, во многих его последующих произведениях, чуть грубовато переведенные на русский язык стихи, так великолепно и мелодично звучащие на бурятском языке, отдаются голосам его героев, становясь в их устах песнями.

С юных лет познав все колхозные профессии, постоянно обучаясь и пробуя себя в новом, Мунгонов отразил свой опыт в каждом из своих персонажей, будь то отрицательный, положительный или нейтральный. И вот, вершиной его творчества становится произведение «Хилок наш бурливый», гимн не только своей малой родине, но и собственному творчеству, совершенствующемуся с каждой новой ступенью. Не случайно, многолетний труд Мунгонова над романом выдвинул его на соискание Ленинской премии, чему так удивлялись критики. Да, не получил. Но зато его произведение вышло в маститых издательствах многотысячными советскими тиражами, прогремев на всю страну. И, что немаловажно, в отличие от того же А. Вампилова, Б. Мунгонов хотел быть именно национальным, бурятским автором, для которого первостепенно было писать на родном языке, воспевать ту землю, которая была для него дороже всего на свете.

Сегодня представители молодого поколения, на вопрос о том, про что же был роман Мунгонова, наверняка, порывшись в интернете, ответили бы, что о том, как

«Хилок наш бурливый» — не просто название произведения – это его символизм. Начиная с самых первых страниц, мы видим, чувствуем эту говорливую студеную реку. Каждый из героев мимоходом, вскользь, или открыто, радостно вспоминает о ней, говорит, тихо или громко поет о ее водах, или же пишет о ней в письме. В мире романа река Хилок – важнейший центр микрокосмоса бурятского села, неотрывно связывающий своей синей нитью судьбы тех, кто хоть на миг оставил ее берега. Сакральность реки, очищение ее водами характерно для каждого народа, живущего у водоемов, поэтому неудивительно, что писатель связывает многое в повествовании с рекой.

Побывав за несколько десятилетий в рамках многих профессий, Барадий Мункуевич очень точно описывает культуру повседневности бурятского улуса, жизнь каждого из своих героев. Причем, зная, более всего, о сельскохозяйственных инновациях тех лет, благодаря профессии агронома, к которой он приступил после возвращения с войны, он мастерски создает на страницах романа живых людей, которые, даже во время работы раскрывают свои уникальные личностные особенности. Однако, советский критик, возможно, слишком много уделил бы внимания именно комсомольскому рвению, скорому выполнению задач и планов пятилетки, не замечая, что за личностью комсомольца-новатора скрывается романтик, влюбленный, поэтичный человек, а за карикатурным и злонравным рутинером или карьеристом просто несчастный и завистливый человек.

Немаловажна для писателя и тема оторванности от корней, именно поэтому неслучайным оказывается и образ Жигжита – успевающего студента, начитанного городского франта, так притягивающего к себе взор, но на деле, тоскующего по родным местам. Возможно, именно поэтому Мунгонов показывает нам в эпилоге его дневниковые записи, которые он присылает девушке Дулме. В них нет гордыни, есть только тоска, где, опять же, молодой человек сравнивает себя с мусором, который выбрасывает в половодье на берег говорливая река Хилок. Очень страшно потерять свои корни, не помнить прошлого. Но и прошлое здесь воспринимается несколько по-иному. Для советского человека многое из прошлого бурятского села кажется пережитками, поэтому, в то время как пожилые люди тоскуют по нему, молодые переживают, но и понимают, что все подобное тяготит, коварные могут использовать прошлое и в своих целях. Непреодолимая жажда творить и создавать движет молодежью колхоза. Именно созидателями и творцами представляет комсомольцев автор, делая яркие образы Дулмы, Дугара, Норжимы и Лубсана идеалистическими, простыми, но в то же время целеустремленными, но и не статичными, а живыми и именно теми, кому хочется сопереживать. Поэтому так трепетно Мунгоновым описывается их повседневность, их подвиги в деле улучшения урожаев, но ни на миг не забывается, что это – молодые люди, которые хотят жить и любить.

Непреодолимо прекрасная природа Забайкалья служит для всего этого прекрасным фоном. А авторские стихи, которые песнями перемежаются с чаяниями и мыслями героев, великолепно и лирично показывают открытость душ и искренние порывы каждого их героев романа.

Собственно, так мы снова возвращаемся к теме реки. Хилок бурливый – это не просто река, а сами люди, живущие на его берегах, поющие в унисон с его бурными водами. Голос реки сплетается с голосами людей, со звуками внешнего мира, с биением сотен сердец, создающих новый мир, и ее песня отзывается не только маленькой деревней, но и целой страной, позволяя ощущать себя ее частью.

«Хилок наш бурливый», по сути, являлся образцовым произведением своего времени, он был способен вдохновить своего читателя на созидающий труд, который был так важен в освоении новых земель, строительстве новых городов, геологической разведке. Труд каждого был важен, а голос бурятского народа в многоголосье многонациональной страны, благодаря роману Барадия Мунгонова зазвучал еще громче.

Да, в действительности, на сегодняшний день, мы с уверенностью можем сказать о том, что каждый, хотя бы мало-мальски сведущий в литературе знаток неполных 20 лет, может рассказать о Лавкрафте буквально все – составить его психологический портрет, указать на слабости, или же покритиковать с высоты своего эстетического «аристократизма». Вот так, в некотором лавкрафтианском стиле я решил начать с сетования.

В далеком 2008 году первое издание этого биографического труда было очень желанным, и даже дорогостоящим приобретением, приехавшим издалека, по предзаказу, прямо из издательства, и было прочитано практически сразу же. За пару лет до этого я достал довольно редкое теперь уже издание с эссе Мишеля Уэльбека, достаточно точно отражавшую позицию Лавкрафта по отношению ко многим вещам. На фоне этого эссе биография Де Кампа оказалась очень мягким и не столь категоричным, хотя и полным умозаключений автора, но зато и издание было очень знаковым, с великолепным узнаваемым переводом, с кучей впервые опубликованных писем, и вообще всего того, что искушенный и избалованный читатель 2022 года не нашел бы в какой-нибудь книжке с картинками вроде «Пишущий в ночи». Разумеется, этот биографический труд оказался не столь совершенным, потому что автор хотел объять необъятное, но он попытался, хотя и не сильно в этом преуспел. Как мне кажется, своей книгой Де Камп, автор не столь интересного фэнтези, хотел показать ту степень доверия, которая могла бы помочь ему прикоснуться к тому интересному кругу писателей, которые создали невообразимо интересную и пугающую, завораживающую своим атмосферным посылом, плеяду произведений, ко многим из которых приложил свою руку ГФЛ. Ну, а тот, кто не успел – тому оставалось написать биографию, и никто не вправе его за это судить. Прочитали – прочитаем и еще что-то. Однако, в этой связи мне кажется, что все волшебство, которое дарят нам писатели своим неповторимым стилем, не стоит знания о том, кто что ел, или с кем спал, или что-то делал – излишнее любопытство не приводит ни к чему хорошему, собственно об этом и писал в некоторых своих рассказах сам Лавкрафт.

Собственно, для того чтобы эта небольшая новелла была включена в мифологию Ктулху, вовсе необязательно, чтобы в рассказе присутстсвовал сам Ктулху, как это новомодно среди снобов, ищущих лавкрафтианские мотивы через призму рассказов в картинках. В целом, «Житель Каркозы» вполне подходит под ранние сновидческие темы Лавкрафта, а учитывая тот факт. что для литературы ужаса конца XIX — начала XX вв. страшным и ужасным было вовсе не то, что для современного романа в этом жанре, то прерасно понимаешь, насколько мастерски можно уложить в достстаочно короткое произведение задумку. Рок, обреченность, стагнация от ужасного финала. И, разумеется, бесконечное одиночество, сродни тому, что можно проследить в рассказе лавкрафта «Искания Иранона», или даже у Брэдбери в «Туманном горне». Когда человек приходит к такому концу, он остается с осознанием всего трагизма совершенно один, и никто никогда уже его не выслушает — от этого и становится страшно

«В великолепье солнечного дня

Награда воину –

Зеленая могила»

В этом, сравнительно небольшом эссе Амброз Бирс проводит нам небольшую экскурсию по забытым воинским захоронениям времен Гражданской войны в США. Война еще сравнительно недавно закончилась, и многие павшие воины нашли свой последний приют на официальных военных кладбищах, где большинство захоронено безымянными. Но еще стоят в хорошей сохранности былые укрепления конфедератов, а автор сокрушается, что среди травы и опавших листьев все еще можно найти простые каменные таблички с именами солдат-южан, сделанные их товарищами. Печалясь о том, что, все же, эти воинские могилы преданы забвению, Бирс отсылает нас к стихотворению «Июнь» У.К.Брайента, непринужденно говоря о том, что павшие с обеих сторон были честными и смелыми людьми, и вполне заслужили для себя зеленых могил, не оставаясь в забвении.

Любят ли люди притчи? Зачастую, да. Притчи часто приходят на помощь тем, кто, увы, не обрел собственной мудрости, но любят щегольнуть чьей-то житейской мудростью, мудрым вычитанным словом. Вот только читать запутанные философские трактаты или религиозные книги очень тягостно для среднего человека. И вот тогда он находит для себя отдушину в тех, кто помогает ему более простыми вариантами. Возможно, некоторым это помогает найти себя, или бога, или бога в своей душе. Бескорыстно чистыми в своих впечатлениях остаются только дети. Именно они, полюбив в детстве какую-то книгу, всенепременно возвращаются к ней, и обязательно посоветуют ее своим детям. А на книжных полках такая книга всегда будет на почетном месте.

Сказка Григория Григорьева попала ко мне в руки именно в детском возрасте, и именно эта же книга хранится в моей библиотеке все в том же почти нечитанном виде, ввиду хрупкости изданий 90-х годов, читал я ее бережно. Вдохновленный, в свое время, книгами Астрид Линдгрен о неприкаянных детях, будь то Малыш и Карлсон, одинокий мальчик Мио, или рыцари из Нангиялы, я принял книгу про таинственный город во власти колдовской тучи с должным трепетом. Позже я встречал всего нескольких людей, читавших эту сказку, но они относились к ней с тем же трепетом. Чем же она притягивает. В первую очередь, искренностью. Автор и сам, несмотря на необычность своего призвания – быть пастырем для верующих, священником, никому через «Сказку про Алю и Аля» не пытается донести какие-то догматические каноны. Возможно, когда он ее писал (начало рукописи 1978 г.), он и не был священником. Но зато он искренне любил своих детей, для которых и написал книжку с теми образами, которые были им знакомы. А те постулаты, которые превозносятся на ее страницах, должны быть в сердце каждого человека. Так светлы и искренни положительные герои книги, настолько же безобразны и нелепы их враги, в своей гордыне непременно проигрывающие, но не уходящие навсегда. Зло и коварство всегда таятся где-то рядом, а излишнее простодушие и доброта воспринимаются ими, как слабость, бессмысленная прихоть.

Автор, помимо всего прочего, неравнодушен и к хоббитским приключениям. Возможно, поэтому в те далекие годы он и решил подарить эту отредактированную сказку с великолепными атмосферными иллюстрациями всем детям, еще раз соприкоснувшись со своими героями, и даже пообещав продолжение. Но было ли оно, мне неизвестно.

Когда становишься взрослым, на второй план отступают твои чаяния и мечты, оставляя в сухом остатке реальности быт, проблемы, заботы – в общем, все то, что приносит в конечном итоге в мир личности пустоту. Более сильные духом находят себя в мире увлечений, ожесточенно уезжая раз в месяц на рыбалку, собирая советские значки, или же штурмуя невысокие горы с видеокамерой, выкладывая ролики в сети, словом все то, что помогает убежать от этой самой реальности. А есть люди, которые просто плывут по течению, отдавая себя во власть этой самой пустоты, безвольные, в чем-то инфантильные. Вроде бы и нет в них ничего плохого, и плохого они ничего не делают, но все равно, страшно с ними соприкасаться, чтобы не «заразиться» властвующей над ними пустотой.

Многие думают, что «Географ глобус пропил» — это некая ностальгия по советскому, по 90-м, по чему угодно, но именно такой подход к произведению в корне неверен, возможно, даже ошибочен. Я бы сказал, что это книга об одиночестве и о своеобразной инициации.

Есть довольно неплохое произведение «Крюк» Терри Брукса, где повзрослевший и обрюзгший Питер Пэн, волей судьбы оставшийся в нашем мире, возвратившись в страну Никогда, заново переживает свое становление, вспоминая, чувствуя, снова становясь собой.

В случае с Виктором Служкиным происходит, по сути, то же самое. Живя в унынии и безысходности, он навсегда остался душой в 1983 году, создав для себя псевдоуютный, иллюзорный мирок, где его друзья и зона комфорта – это все те же люди из его школы, однако уже взрослые и в чем-то неудавшиеся, недолюбленные, несчастные. Виктор, будучи человеком сочувствующим, даже в чем-то добрым, пытается помочь этим людям, зачастую в минус собственной личной жизни, раз от разу, напоминая им о тех временах, которые уже не вернуть, становясь этаким Питером Пэном – он паясничает, острит, шутит – однако с каждой новой шуткой или деянием мнимая «волшебная пыльца» исчезает, и единственным средством для избавления себя от душевных переживаний становится алкоголь. Новые люди в этой компании школьных друзей – женщины, изначально симпатизирующие остроумию Служкина, все равно остаются собой – взрослыми женщинами, и, разумеется, ничего у Служкина с ними не выходит и он снова и снова возвращается к своей нелюбящей жене, какой-то псевдостабильности.

Вообще – структура романа похожа в чем-то на пресловутый «Ералаш». Все эти дурацкие фамилии – Служкин, Будкин, Градусов, все эти скетчи напоминают об иллюзорности, пластмассовости в реальности произведения.

Служкин верит в Судьбу, собственно он и страдает от того, что тогда, в 1983 году, он был особенным, и ему открывались бесконечные горизонты и перспективы. И вот он снова проживает эти детские годы, волей случая, попав работать учителем в школу. Дети, надо заметить, не воспринимают Служкина взрослым, и он день ото дня воюет с ними, паясничает и оглядывается назад.

Удивительно непохожей вставкой в роман является описание похода в главе «Оба берега реки». Создается впечатление этакого диссонанса. Повествование ведется уже от первого лица, мы слышим и чувствуем его мысли и переживания. Здесь учитель Виктор Сергеевич превращается в Географа, у детей-участников тоже исчезают имена, которые еще фигурировали в реальности города и школы. В реальности реки у всех есть клички. Дети взрослеют с каждым новым испытанием, вместе с ними взрослеет и Служкин. Именно поэтому, ни одна сцена интима не была доведена до конца. Служкин всю жизнь оставался тем самым мальчиком Витусом, приколистом и паяцем, но именно поход по реке Ледяной, среди звездных пространств и мертвых деревень делает его мужчиной, тем, кем он не смог стать 20 лет назад. И, волей все той же Судьбы, он переходит на другой берег реки, оставляя свое подростковое позади. И одновременно помогая своим ученикам, становясь своеобразным наставником. Вернувшись в город, Служкин становится другим. Обряд перехода завершен.

Вообще, этот номер полюбившегося мне в далеком 1991 году журнала «Трамвай» был одним из наиболее знаковых, наряду со многим ,что попадалось ко мне в руки случайно, или неслучайно. Среди остроумных и неповторимых по стилю публикаций журнала мне наиболее запомнился разворот со стихами Ахматовой и Гумилева, а великолепный иссиня-изумрудно темный фон той страницы, где была напечатана «Неоромантическая сказка» своими чарами увлек меня на пути конквистадоров, во многом благодаря этой неслучайности, позволив пройти по ним рука об руку с Гумилевыми — отцом и сыном... И сейчас, через много лет, я снова и снова вспоминаю те уютные вечера, когда перечитывал раз за разом стихи про сыча и своенравного принца, отправившегося в свой первый боевой поход.

Книги Кинга, безусловно, живые. Они наполнены каким-то неистовым и, одновременно, неспешным повествованием, которое растекается тлеющим пламенем по мировосприятию читающего... Это старая блюзовая песня, навязчивым мотивом играющая в голове, но ее ты узнаешь с первых аккордов.

Кинг состарился и вот он уже предается воспоминаниям, доставая со Склада памяти пыльные тетради с давними новеллами. Какие-то из них освежены новым словом, словно дом, подготовленный умелым риэлтором к продаже, какие-то подобны старым антикварным вещам, дряхлеющим, но все еще добротным...

Стиль автора все тот же, но сборник уникален вступлениями, в которых Кинг рассказывает о том, что вдохновляло его при написании рассказов. Хорошо это, или плохо — решать поклонникам творчества писателя, но как по мне — это убивает атмосферу. Так невежественный человек просит Творца рассказать о его музыке или картине, не полагаясь на собственные впечатления. Но... Это Америка и ее маркетинговые ходы. И сам Кинг запоздалым продавцом в лавке именно продает, а не дарит свои творения.

Что до рассказов, здесь мы найдем и отсылки к давним работам Мастера, и повзрослевших детей маленьких городков, и саму непокорную юность, ту, где у Билла Денбро вдруг появился бы айпод, а родители вдруг вздумали ставить чайлдлок на его компьютер, ведь печатной машинки у него бы уже не было. («Миля 81»)

Ну и, конечно, «Летний гром». Легкая проза в духе Рэя Брэдбери позволит нам насладиться последними мгновениями летнего постъядерного мира с бутылкой чуть теплого «Будвайзера» в руке...

В целом, эта книга — хорошее чтиво для того, чтобы коротать дорогу или получить вдохновение для грядущих снов.

Говоря об этом издании, следует отметить, что автор сделал его не просто сводом знаний по древнегерманской мифологии, перечнем богов и персонажей, но уникальным библиографическим справочником, наполненным заметками и сведениями по неизвестным аспектам сакрального знания скандинавов, в особенности исландцев, скальдическому искусству и его месте в культуре повседневности, а также рунической магии, как, впрочем, и всему тому, что сопутствует гальдр.

Со своей стороны, могу заметить, что свой экземпляр я уже отметил множеством закладок, что, несомненно, говорит о том, что книга уникальна, познавательна и полезна как исследователю, так и человеку интересующемуся древней культурой Европы

«Память тоже зарастает лесом…»

На самом деле это очень тяжелое для восприятия произведение. Наверное, в первую очередь потому, что история, рассказанная Ольгой Лаврентьевой через призму своих графических рисунков близка очень многим. Можно приводить сотни примеров похожих семейных трагедий, но мало окажется тех людей, кто мог бы изложить это на бумаге. Этим людям пришлось подождать своих внуков и правнуков, чтобы те смогли освободить их от бремени памяти, которая может уйти глубоко. Но никуда не исчезнуть совсем. Корни и ветви колких елей сплетаются в сердце, укалывая каждый раз по-своему, но одинаково больно. И та тревога, что открывается из разверзнутых душевных ран, расползается вокруг черной сажей. Но разговаривать надо, и очень отрадно, что такие истории рассказываются, и находят отклик у людей, ведь недаром же этот графический роман был переведен на столько языков.

Мрачная графика, и кричащий немым криком черный текст, проносят читателя через несколько десятилетий, пропитанных тревогой и страхом, посеянным в одночасье, но не ушедшим никуда. История одной семьи, история потерь и несправедливости, лишений, голода – всего того, что не нужно и не знакомо иным беспечным людям, пугает до невозможности вероятностью того, что в принципе это могло бы случиться с любым. Однако, именно те воспоминания, что осколками яркого новогоднего стекла рассказывают о каких-то прекрасных вещах, любви и красоте, сглаживают общую гнетущую картину реальности. И это самое главное. Когда надежда остается лишь теплящимся жалким фитильком в беспросветной темноте, только она светит не снаружи, но вглубь, оставаясь сполохом лучшего, что будет впереди, за горизонтом печалей. Собственно, об этом и книга.

О двух переводах Сэлинджера

В некотором роде, “The Catcher in the Rye” стал одной из тех книг, которые постоянно фигурируют в must read списках, постоянно кочуют цитатами в блогах, а возможно и действительно читаются кем-то из молодого поколения. Лично для меня это произведение является знаковым, потому что вместе с ним прошло мое становление, как личности. Безусловно, никакая книга не может повлиять на человека, изменив его мировоззрение, однако она может вызывать теплые чувства, приводить к интересным размышлениям. Книгу Сэлинджера я прочел впервые в совсем юном возрасте, и, возможно расценивал ее именно как юношеское произведение, нежданное приключение подростка, находящегося в пограничном состоянии между будущей зрелостью и уходящим детством, чуть позже, будучи постарше, я прочитал его снова, и уже начал подгонять некоторые моменты под себя. Сейчас же, я перечитываю «Над пропастью…» стабильно раз в полтора года, часто, когда осенняя непогода укрывает крыши серыми туманами и тоска проникает в сердце.

Всего я знаком с тремя переводами этого произведения, хотя их даже четыре, но рассмотрим мы наиболее известные. Это классический перевод Р.Райт-Ковалевой, который и подарил нам сочетание «Над пропастью во ржи» и более новый, «миллениальный» перевод М.Немцова. Эти переводы отличаются друг от друга настолько, насколько и от оригинального текста. В первую очередь, нужно понять, что роман, описывающий начало 50-х годов, рассказан нам от лица главного героя, подростка, говорящего на некотором сленге, удобоваримым для молодежи тех лет, но по большей части непонятным для советского человека. Перевод Райт-Ковалевой, который повсеместно тиражируется в покетбуках и дорогих изданиях, был сделан в более мягкой манере, превратив его в практически самостоятельное произведение, отказавшееся от экспрессивности молодежного задора рассказчика, делящегося своими переживаниями в залихватском стиле молодого бунтаря, за которым скрывается романтик, переживающий и в принципе очень хороший паренек. Райт-Ковалева скрыла разбитной стиль за нарочитой благородностью повествования, похожего на «Приключения Петрова и Васечкина».

Немцов же напротив, переведя роман уже в 2008 году, пошел по пути наибольшего сближения, выставив на первый план экспрессию повествования, сленг, разбитной стиль и разухабистость. Предполагаю, что так пожилой возвращатель 2007 года может подойти к современной стайке каких-нибудь клауд рэперов и попытаться заговорить с ними. Но здесь, попытка заинтересовать сортировщиков списков книг налицо. Юноша в красной шапке – Холден Колфилд приближается к Алексу Деларжу, но пытливый читатель все равно видит, что все, что говорит герой – наигранность, ведь по сути добрый паренек даже и не думает о себе, превращая смысл жизни в спасение детей на ржаном поле.

Собственно, случайность и необдуманность действий началась в тот момент, когда Холден услышал обрывки стихотворения Роберта Бернса, приняв их как руководство к действию, просто не расслышав слова. Могу понять любителей классического перевода за нападки на новую интерпретацию, но мне она понравилась не меньше, и я чередую эти переводы при прочтении, а когда-нибудь, доберусь и до Бегбедера, чтобы узнать, был ли Холден Сэлинджером. Ну, или узнаю, почему эта книга вдохновляла убийцу Джона Леннона.

Для курьеза добавлю забавность переводов и на другие языки.

СССР\Россия – «Над пропастью во ржи», «Ловец на хлебном поле», «Обрыв на краю ржаного поля детства».

Норвегия – «Каждый берет свое, почему, мы, другие, ничего?»

Швеция – «Спаситель в годину бед»

Франция – «Ловец сердец»

Голландия – «Отрок», «Одинокое странствие»

Израиль – «Я, Нью-Йорк и все такое»

Корея – «Пропасть»

Польша – «Буян в хлебах»

Испания – «Прячущийся ловец»

Давние события прельщают своей искренней атмосферой восторженного первооткрывателя. Именно поэтому дневниковые записи так интересно читать. Сегодняшний авантюрист наверняка изложил бы все, скитаясь по тайге с видеокамерой, где натруженным от похода голосом отрывисто, с матерком, рассказывал о том, что видит, перемежая кадры природы с движением по курумнику. И тем приятнее сравнивать неиссякаемую жажду приключений современных путешественников и тех, кто прошел неторными тропами за пару веков до них. Собственные дневники Обручева (например «От Кяхты до Кульджи») поражают своей лаконичностью и искренней жаждой открытий в доселе неизведанных и опасных местах, где все еще отживали свое средневековые обычаи кочевников, а под глубокими песками таились развалины еще не разграбленных древних городов. В повести, состоящей из заметок почившего купца Фомы Кукушкина, Обручев смотрит на полюбившиеся ему горы и полупустыни глазами обычного человека, не сведущего в науке, но находчивого и смелого. Подзаголовок «Записки кладоискателя» может смутить случайного читателя, но в самой книге настоящих сокровищ мало. Гораздо важнее открытия, сделанные случайно Фомой и его компаньоном – монголом Лобсыном, походя перемежающиеся с настоящими приключениями, будь то

Простой язык повествования подкупает, и заставляет время от времени сверяться с картами и справочниками. Так что интересное времяпровождение с повестью пытливым умам обеспечено.

Если бы несведущему читателю преподнесли этот рассказ без авторства, то он с уверенностью сказал бы, что это написал Г.Ф. Лавкрафт. Однако, в неповторимой лаконичности и отсутствии перегруженных абзацев угадывается как раз Конан Дойл. Он словно мечтает рассказать в кратком изложении о своей литературной идее, причем емко и кратко, оставив впечатление, но не утомив. Как известно, Конан Дойл, наряду со многими писателями начала XX века, пробовал себя не только в детективно-авантюрном жанре, но и в «готической» прозе. Открытия начала прошлого века поражали разум современников, и новые горизонты, безусловно, не только завораживали, но и пугали. В рамках небольшого рассказа автор рассказывает нам,

Спустя некоторое время, перечитал два увесистых тома истории о Берене и Лютиэн в изложении Ольги Брилевой, и в очередной раз не усомнился в своей оценке, почти двадцатилетней давности. Это очень хороший опус. И, в первую очередь, он поражает своим живым изложением. Легендарные и полумифические, даже для живущих в Третью Эпоху Средиземья, события на страницах «По ту сторону рассвета» ожили, приобрели очертания действительно случившихся, а не просто описанных в Легендариуме.

Автор отнесся довольно бережно и к первоисточнику, и к апокрифам, сделав уважительный реверанс к столь спорной ЧКА, не затронув чувств сентиментальных девушек в черном, но и не рассыпавшись в люциферианском почитании «истории, что пишут победители, но все было не так». И это радует, потому что легенда о судьбе и надежде стала достоянием не эльфов, а людей, и, показав человечность, сомнения, свершения и поступки смертных на фоне прекрасного и дивного народа эльфов, нельзя было не упомянуть и тех, кто по тем или иным причинам, принял сторону Врага (а романтизирует именно эту Силу Арды довольно большое количество читателей, отдавая ей свое вдохновение в музыке, живописи и литературе). Обманутые романтичные рыцари Твердыни Тьмы в романе показаны примерно в таком же духе, как и жители послевоенной Германии («Мы не знали»). Однако, собственно, рыцари Аст-Ахэ – не марионетки, а действительно личности, настолько же разные, насколько одинаковы их черные одежды. Впрочем, отрадно и вовсе нескучно было читать душевные портреты и мыслеизлияния всех героев в первом томе, это было очень важно для виртуального автора произведения – ведь многие забывают, что книгу «написал» пилот звездолета Восьмой Эпохи – Берен Белгарион, находясь перед лицом инопланетного хитрого захватчика. Его переживания нашли свое отражения и в тексте, то есть невольный читатель должен найти сокрытый смысл через призму истории о Берене каноническом. Кстати, Берен получился очень харизматичный, однозначно талискаран (остроязычный), и не гнушающийся показать свою слабость или страх перед лицом опасности. Здесь сделано множество отсылок к культуре шотландских горцев, их этнографии, диалектам и этнопсихологии, поэтому дортонионские горцы получились достаточно живые и интересные, с уникальными темпераментами и личностными портретами.

Однозначно, история вышла очень живой и не противоречащей основной канонической линии, учитывая, что на момент 2003 года мало кто был знаком с Утраченными и Неоконченными сказаниями. Сказки о добром Мелькоре здесь тоже нет, и это радует. К сожалению, во втором томе утерян чарующий шарм сопричастности, такое ощущение, что он дописывался второпях, однако достойно завершился, буквально в двух трех страницах эпилога дорассказав роковую историю Сильмариллов, но, не утратив харизмы главного героя вплоть до последних строк.

Умереть – вот это настоящее приключение.

С творчеством Брома я впервые познакомился еще во времена издательства Терра, которое выпускало серию темного фэнтези Dark Sun, где художник был оформителем. После в различных галереях мы наблюдали отвратительнейших созданий ночи, андрогинных вампиров, и омерзительнейших существ, нарисованных при этом с поразительным изяществом. Таков есть Джеральд Бром, видящий прекрасное через темные призмы зловещего. Книга, которая мною была с огромным удовольствием прочитана за несколько ночей, была написана еще в 2009 году, но художник, оказавшийся еще и непревзойденным писателем, шел к ней еще раньше, потрясенный истиной изначального произведения Дж. Барри. Перед нами история Питера Пэна, но такая, какой бы она могла быть на самом деле. Фэйри, похищающий детей, чтобы они стали воинами, защищающими последние осколки древнего мира, последний оплот богов ушедшего, последний приют волшебных существ. Но людям в этом мире места нет, поэтому наиболее слабых духом он превращает в отвратительных существ, ненавидящих и сжигаемых яростью. Но обездоленные, пропащие и ненужные в нашем сегодня дети сражаются не только с ослепленными христианским фанатизмом чудовищами, но и с самими собой внутри собственных сердец, становясь теми спасителями, что возвращают миру сказку, пускай и ценой крови и собственных жизней.

Бром возвращает нас в мир кельтских легенд, в мир, где бок о бок с обычными трущобами Нью Йорка, за пеленой чудовищного тумана, кишащего слуа, нам откроются последние шепчущие леса, и последние эльфы восславят на пиру древнего бога.

Отдельного слова заслуживает оформление издания от АСТ. Здесь великолепная бумага, вклейки с оригинальными иллюстрациями, суперобложка, позволяющая гордиться своим приобретением.

Все новое – это хорошо забытое старое. Временами мы находим в этом присловье черты наивной детской непосредственности, однако глубина мысли, заложенной нашими предками в это изречение ясна и понятна каждому. За всю историю человечества разум пытался отыскать в прошлом ответы на многие вопросы, смотрел, словно в зеркало, в жизни давно умерших людей, чтобы отыскать тропы в будущее.… Быть может, для этого и пишутся книги, чтобы поделиться своими мыслями с собеседником, который будет жить через многие поколения после.… Однако каждый человек ищет свой путь и, возможно, для кого-то книга становится единственным проводником в этом поиске.

«Торговец жизнью» Владимира Фильчакова – неплохой пример философского произведения… Это монолог героя, голос, который звучит, в первую очередь, для самого говорящего. И антураж фантастического здесь скорее лишь фон для того самого поиска смысла. Человек очнулся на дороге, в обществе сомнительного друга, который ему в принципе и не нужен, он идет в никуда, движимый голодом и безысходностью. Он потерял свою семью, он горюет, он оплакивает то, что было в его жизни, наполненной лишь урбанистическим великолепием Города с большой буквы, отдаленного от мира сонмом своих, городских проблем. Суета Города сравнима с муравейником и когда часть этого урбанистического мира была разрушена гипотетической Катастрофой, горожане стали сравнимы именно с муравьями, чей дом был разрушен походя кем-то, кто даже этого не заметил.

Однако фантастический сюжет постапокалиптического мира, столь модный в последнее время, не является определяющим для повести. Здесь видится некая мультипликация реальности, где главный герой сам не может по прошествии времени разобраться, являются ли его мечты, переживания и воспоминания реальностью. Своеобразными индикаторами замысла автора явились таинственные и практически не представляемые персонажи – это торговцы временем, пространно описанный «инопланетник» Рацна и его «толмач» Борис. Они вводят главного героя в мир его сомнений, с помощью нехитрого гипноза ввергают его в мир, одновременно реальный и иллюзорный, в мир его подсознания. И когда герой погружается в сразу несколько параллельных вселенных, измерение, в котором он находится, перестает быть важным. Все превращается в декорации, и даже продавцы времени более не являются проводниками между реальностями. Главный герой становится центром космоса, возвращая читателя в мир первозданного архетипа, в мир, который создан волей и желаниями человека. Микрокосм раскрывается в макрокосме. Все происходящее создавалось и создается разумом Творца – Демиурга маленького абстрактного мира постапокалиптической Сибири, частью его бесконечного сна. То же мы прослеживаем и в архетипном произведении В.Пелевина «Шлем Ужаса», но здесь Владимир Фильчаков соединил тайну миропонимания философского произведения с обреченностью путника «Улитки на склоне» Стругацких. Когда герой «Продавца жизни» распутывает нити своего подсознания, соединенного со снами, тайными желаниями и мечтами, горем и радостью мы понимаем, чего же хотел он сам, чего жаждал и чаял в глубинах разума. Свободы… Свободы от того урбанистического кошмара, в котором погряз он сам, будучи на самом деле обреченным, одиноким человеком, по сути неудачником. Вот почему его воспаленный разум создал этот мир, полный противоречий, обрывающихся сюрреалистических и туманных пейзажей и невнятных персонажей, потерянных в бесконечности неясной и необъяснимой катастрофы. Вот когда сон сплетается с явью, вот когда кошмары и тайные фантазии, выплескивая негативную энергию в реальность, на самом деле проталкивают из своих глубин настоящую цель жизни. В этом и оптимизм грядущего в «Торговце счастьем».

Одновременно с главной целью своего пути герой решает для себя и другие насущные для восприятия человека проблемы – для этого он вступает в политические и теологические споры, просто беседует о жизни с попутно появляющимися персонажами, однако мы видим, что ему в общем-то и неважны разговоры о непостижимом, он ищет спокойствия и свободы… И верится, что там, за следующим поворотом он ее найдет…

«Торговец жизнью» был впервые опубликован в №6/2005 журнала Б.Н.Стругацкого «Полдень XXI век», а также находится в старейшей библиотеке Максима Мошкова на Lib.ru вместе с другими произведениями автора. Весной 2009 года Владимир Фильчаков ушел из жизни в возрасте 52 лет, оставив нам свои произведения и мысли, воплощенные в бесконечности паутины сети Интернет в своем Живом Журнале http://bphill.livejournal.com

Наверняка он сказал не все, что хотел и претворил в жизнь не все свои литературные задумки, однако его имя уже вписано в Вечность теми мыслями, что запечатлены в строках Творца…

Для меня этот рассказ — ностальгическое таинство детства, когда среди малопонятной тогда научной фантастике в сборнике «Неувязка со временем» я отыскал то, что мне пришлось по душе. Легкий флер авантюризма рассказов Джека Лондона и Кервуда здесь представлен в антураже неведомой и отдаленной Венеры, когда мечта становится смыслом жизни, и никакие деньги, и никакая бюрократическая система не сможет остановить вольный дух искателя, напоминая о том, что именно непреклонность всегда вела настоящих мужчин к свершениям и, во многом — благодаря этому мы имеем столько важных открытий. пусть золото всегда будет тем понятным вектором, что движет смельчаками, но именно мечты, самоотверженность и честность позволяют немногим стать героями, не забывая ни о совести, ни о долге. ни о любви. И «Особый старательский» несомненно — это небольшой гимн таким людям.

Кинг продолжает вовлекать невольного читателя в водоворот событий. связанных с поиском таинственной Темной Башни. Он умело захватывает человеческое любопытство и ты продолжаешь следовать этой нелегкой тропой. Рыцарский дух первого романа уступает место некоторому экшену, который довольно своеобразен. Бессилие и отчаяние главного героя делает его героем второстепенным, раскрывая образы тех спутников, что были предсказаны Стрелку его антагонистом. Персонажи довольно своеобразны. пугающих моментов очень много, и все они почему-то связаны с

Паланик в очередной раз дал понять, что во многом его романы надо читать «ко времени». Ознакомившись с «Рэнтом» в те далекие годы, когда читать подобную литературу было уделом «избранных», отделивших себя от масс оранжевыми обложками контркультурной «Альтернативы» и «кинофильмами не для всех», я, честно сказать, не впечатлился, возможно потому, что был молод, и повествование «Рэнта» было неспешным. Теперь, когда Паланик выходит уже не в одной серии с новым оформлением, для нового поколения, смиряешься, и перечитываешь снова, осмысляя и таинственно улыбаясь.

«Рэнт» — это та самая книга, которая нужна поклонникам «Бойцовского клуба», если бы они хотели прочитать его «лайтовую» версию. Это рассказ о человеке, который изменил мир, в принципе, меняя лишь себя. Структура романа — это его клиповость, этакий мокьюментари-фильм с мнением различных персонажей об одних и тех же событиях. Но именно из этого и выходит та самая кульминация, которая так не понравилась в свое время никому. Когда все ждали триумфа этакого нового «тайлера дердена», а получили нечто другое. Но никто ничего подобного и не обещал.

В целом, прочитать подобное стоит тем, кто уж очень зациклен на тематике коронавируса. В этом ключе — роман актуален как никогда. Но зато — это и великолепный образец антиутопии и социальной фантастики. Почему? Прочитайте сами)

А вот здесь тот случай, когда вторая повесть несколько слабее по сюжету, нежели первая, зато ее экранизация. впрочем значительно отличающаяся от книжного варианта заметно интереснее. хотя возможно — это мои детские впечатления. Очередной раз пан Клякса жертвует собой на благо интересов общества, отправляясь в путешествие за чернилами для записи сказок, проходя через различные испытания и приключения, в конечном счете, приядя к закономерному финалу. Книга очень интересная, но «Академия..» все же мне ближе)

В своих закромах нашел потрепанную книжечку с двумя повестями о Пане Кляксе. Степень ее зачитанности говорит о том количестве раз, что она открывалась в детстве. Сейчас, перечитывая ее поражаешься ее необыкновенной доброте и ненавязчивости. Чудеса в книге забавные, истории поучительные, а количество принятий в пищу разных яств необычного вида зашкаливает. Предполагаю. что — это великолепный образчик той книги, которую можно использовать для привития детям любви к чтению или для внеклассного чтения, достаточно расширив кругозор юного читателя.

И, все же. Кинг всегда интригует... Стоило ли начинать путешествие, не завершив его? Разумеется, нет. И, именно поэтому, я начал свое собственное путешествие с Роландом к Темной Башне. очень давно я намеревался ознакомиться с этим циклом. и вот этот час настал. По крайней мере, именно этого я и ожидал. неспешности, флэшбеков главного героя, филососфского путешествия не только по бесконечной пустыне. но и вглубь собственного Я. Это роман-пролог, роман, вводящий читателя в особенный волшебный мир, где сплетаются воедино реальности, обломки прошлого, призрачное настоящее и предопределенное будущее. Мне понравилось, однако более всего пугает неизведанность, и именно поэтому, понимая, что путь будет еще долог, я с нетерпением буду браться за следующие книги.

Несомненно, дебютный сборник фанфиков по вселенной «S.T.A.L.K.E.R.» оказался и самым атмосферным из всех тех 300 с лишним книг, что вышли за эти годы. Самым печальным в этой серии было то. что в ней напрочь отсутствовал какой-то канон, к 2022 году превратившись уже во что-то совсем далекое и от Чернобыля и от линейного приключения на один вечер в прозе. А ожидалось очень и очень многое. И, тем не менее, Ежи тумановскому удалось написать хороший и захватывающий боевик с элементами мистики и предопределенности. есть знаковые и интересные герои, есть некоторый смысл, в котором на первый план выходят люди и личности ,а не пресловутые мутанты или аномалии. И именно поэтому, спустя много лет «Клыка» хочется перечитывать, как и еще пару рассказов из «Теней Чернобыля».

В сущности, подобный сюжет обыгрывался неоднократно, но в условиях аномальной зоны читать подобное становится еще трепетнее, учитывая, что текст гораздо ближе к той самой Зоне Стругацких, нежели к игровому миру, и некоторый философский подтекст еше приятнее видеть.

Говоря о «Ссудном дне», нужно учитывать этот новый стиль Паланика — даже не самоирония, как это было в продолжениях «Бойцовского клуба», а, скорее — постирония. В этом романе автор всласть поиронизировал над антиутопиями, конспирологическими догмами и, возможно, наивными консервативными мечтами. Что, если внезапно сделать так. что все, что тебя раздражает в один прекрасный день сегрегируется настолько, что и раздражатьсь в принципе будет не от чего. извечная полемика псевдоконсерваторов о том, что если бы всех неугодных в одном сегменте повыгнать «и вот тогда заживем» здесь доводится до абсурда, и через призму юмора и нарочитой похабщины выворачивается наизнанку специально, чтобы понимающий читатель снова увидел некоторую изюминку. А здесь Паланик приоткрывает новые скрытые смыслы «Бойцовского клуба», показывает нам обратную сторону классических произведений Стейнбека и Айн Рэнд, в конечном счете, позволяя увидеть, насколько может заблуждаться иной раз как обычный пролетарий, мечтающий обогатиться в одночасье, или же капиталист, думающий. что его богатства не лопнут как воздушный шар при определенных обстоятельствах. Что неодинаковость зачастую вызывает ошибочные мнения и стереотипы, в которых насмешка над непохожестью или отличием часто скрывает собственные комплексы и психотравмы. Ну, и конечно о том, что любой сколько-нибудь понимающий в политтехнологиях человек вполен может внезапно стать новым Мессией.

Да, нет, на самом деле, современный любитель научной фантастики слишком предвзят. Все же нужно быть снисходительнее к современным авторам, которые, пусть и не всегда умело — но все еще пытаются доносить до нас голос именно научной космической фантастики — без чудовищ и героев комиксов. итак, человек — остался на Марсе. Один, абсолютно осознавая, что вполне может не выжить. однозначно — стрессовая ситуация, так почему, собственно ему не писать в дневнике то. что он хочет — ведь дневники исследователей — по большому счету — это не нытье о потерянной любимой или романтичной чепухе о том .как он тут среди звезд, это документ .кторый позволит анализировать ошибки подобных экспедиций в будущем, а чтобы не превращать его в отчет, почему бы и не допускать междлу строк вольности или жаргонизмы. Впрочем, в кинофильме, в принципе довольно неправдоподобном, но и не плохом, герой был более ироничен, даже чересчур ироничен. Собственно, читать эту книгу нескучно, непресно, но и ожидал я от нее гораздо больше, так как прочитал уже после просмотре кино. Книга ненаучная — никто и не делал ее Одиссеей 2001 года, несмешная — смотря кому как заходит юмор, противоречивая — но и не унылыя до степени откладывания в сторону.

Собственно, мне, на удивление, попался в колекцию совершенно нечитанный журнал Метагалактика, и это говорит о том, что произведения данного номера не были так уж востребованы на момент издания. По прошествии почти 30 лет повесть все так же не берет за душу. Сначала, сюжет довольно плавно погружает нас в мир, в котором остались наедине с незнакомой природой представители двух совершенно разных видов — рептилии Ярана и землянина Ветрова. Все это было довольно мило и походило на кинофильм «Враг мой». В тексте, причем довольно таки неатмосферном, присутствовала интрига, а описания природных особенностей планеты были интересны, но чуть позже. после раскрытия некоторых очевидных допущений, все скатилось в какой-то фарс, иногда напоминающий пародию на произведения Стругацких. И стало скучно, хотя я обычно дочитываю все произведения до конца — здесь это было мукой. Проходное произведение, как и его соседи, хотя журнал своим состоянием радует глаз)))

Знакомство с издательскими изысками Юрия Петухова произошло у меня во втором классе, хотя, предполагаю, что и для какого-нибудь восьмиклассника того времени читать подобное было рановато. Причем школьный библиотекарь, узнав, что я люблю фантастику, сама отыскала на полках один из номеров с частью повести «Бунт Вурдалаков» и какими-то очередными похабными боевиками. Чуть позже, в Центральной городской библиотеке я встречал и «Метагалактику» с «Галактикой», и даже знаменитый Классификатор инопланетных пришельцев. Удивительно. но, если сравнивать с изданиями того времени, «Метагалактика» очень добротно издавала свою продукцию, странички не вываливались, хотя иные были и зачитаны. Журналы Петухова были новинкой, пикантный будьварным чтиво с фантастическим подтекстом, ведь в нашей стране больше всего и любили именно фантастику. К тому же, иногда можно было воспринимать иллюстрации из ПФ как гротескный пин ап. Кстати иллюстраций всегда было много, и особенно хороши они были в «Галактике». Если смотреть на редакторскую работу, то Петухов, как мне кажется специально печатал рядом со своими произведениями самые унылые или откровенно бездарные поделки. чтобы на их фоне Звездная месть выглядела эпопеей, достойной экранизации. Как бы то ни было, антологии интересные, даже как срез творчества людей начала 90-х

Собственно, имею в своей коллекции оба тома энциклопедии Кирилла Королева, о чем не жалею, постольку поскольку на момент покупки первого издания в еще юном возрасте, найти какие-то артефакты о мире Толкина, даже переводов его книг кроме муравьевских было сложно. Одним из интересных моментов серии, в которой выходило это самое первое издание — был анонс Утраченных и Неоконченных сказаний, официально прочитать которые мы смогли только через двадцать лет, зато многие узнали, о чем поют австрийские Summoning).

Плюсы первого издания — иллюстрации Яны Ашмариной и очень плохо пропечатанные карты Кэтрин Фонстад, в общем-то все остальное было и ни к чему. Второе издание было выпущено среди переизданий локидовских энциклопедий, и сейчас его можно найти даже в крупных магазинах по совсем небольшой для букинистической редкости цене, бумага безусловно лучше, критика воспринята автором, и многие статьи переработаны, однако желание быть исследователем пересилило желание просто показать мир Средиземья, как он есть. И это не очень хорошо. В остальном — вполне себе хорошая книга для тех, кто посмотрел кинофильмы но не запомнил имен персонажей.

Позитивнейшее по своей энергетике детское произведение, которое иногда я перечитываю и сейчас. Домашнему псу Фердинанду становится скучно, и он встав на задние лапы, выходит гулять в город, через буквально мгновения перевоплощаясь в коренастого мужчину, которому шьют костюм, причем пес настолько учтив, что ему его дарят, и далее, благодаря этому же хорошему воспитанию он встречает интересных людей, и попадает в удивительные и казусные приключения. на самом деле, в книге очень много допущений, но не стоит забывать, что это во-первых — детская книга. а во-вторых все случившееся с Фердинандом

Книга очень подойдет для внеклассного чтения. правда в списках современных программ я ее не встречал. как и многие другие произведения. И, тем не менее — стоит обратить внимание на эту интересную книгу, которая несомненно заинтересует детей младшего школьного возраста.

«Чучело» — произведение, которое стало определенным пиком социальных детских повестей Железникова, каждое из которых, в той или иной степени, затрагивало определенные переживания детей и подростков. Быть может, именно поэтому, эти книги смотрятся живыми и настоящими, в отлитчие от красивых рыцарских произведений Яковлева или Крапивина. Но это и не жестокость «Мальчик и девочка» Щербаковой, или малоизвестной повести «Китайский смех». В «Чучеле» — мы видим искреннюю личность юной девочки, которая, столкнувшись с несправедливостью и жестокостью свертников, через свою, практически библейскую жервенность раскрыла потаенную суть каждого из них, оставшись собой до конца, но и преобразившись, навсегда проложив пропасть между возвышенным и обыденным. Наверное, для восприятия произведения. стоит его прочитать раньше, чем посмотреть кинофильм с Кристиной Орбакайте. Лена Бессольцева ни в коем случае не вызывает жалость, скорее восхищение своей стойкостью. В наше время, когда многие дети так ранимы и предоставлены сами себе, сталкиваясь с «буллингом», или душевными переживаниями, такие книги, как «Чучело» просто необходимы.

Вообще, надо сказать. что книгу Успенского с небольшой детективной повестью и сборником различных оттенков детского пионерского фольклора, мне подарила мама перед первым классом, когда я нарядный, с новой прической сидел в некотором Доме быта, и ждал очередную постсоветскую очередь куда-то. Как раз тем самым августовским днем мне и довелось впервые прочитать многое из этого, что в принципе лишь дополнило мой базис для выбора будущей профессии этнокультуролога)

Повесть о практиканте Рахманине, и его схваткой с потусторонним все же была скучнее, и к ее осмыслению я пришел с третьего раза. а вот благодаря пионерским страшилкам, которые были уже неактуальны и не так страшны для детей 90-х, тем не менее, я снискал определенную популярность во дворе, где слыл знатоком страшного фольклора. Во многом, собрание историй кажется ироничным. благодаря едким и остроумным (не всегда) комментариям авторов. Кстати, мой вариант издания с мальчиком. крадущимся куда-то был наиболее зловещим по оформлению, особенно черно-белым иллюстрациям с вампирами и «черными пианинами». Безусловно, очень знаковое и талантливое произведение.

Излюбленная тема для людей религиозных и эзотерических – рассуждения на тему Апокалипсиса, штудирование богословских текстов, часы изнурительных лекций и проповедей неизбежно ведет одних либо к доверительным отношениям со священниками различных конфессий, либо к ереси всех мастей. Популярной литературы без сектантского налета по этой теме практически нет. Однако искусствовед Софья Багдасарова, известная своими популярными изданиями на тему эротики в искусстве, написанных достаточно хамоватым штилем, выпустила уникальный фолиант, рассказывающий о том, как воспринимался эстетически сюжет конца света в искусстве.

Автор разбирает текст «Откровения Иоанна Богослова» по абзацам, иллюстрируя каждый определенной картиной. Таким образом, мы видим 200 визуализаций Апокалипсиса, визионерски воспринятых художниками с III по XX вв. Добротное издание с ляссе и плотной бумагой дополнено и подборкой стихотворений различных поэтов на эту же тему, что, в принципе, и создает определенное впечатление. По крайней мере, мне удалось изменить свое мнение о Софье Андреевне.

Станислав Дробышевский — уникальный человек. Когда я познакомился с его работами, он был видным и талантливым ученым-антропологом, подробно рассказывающим о новых открытиях в области происхождения человека, без отсылок к конспирологии и устаревшим данным, все еще имеющим место в учебниках биологии. Прошло немного времени, и интересные мысли и уникальная подача информации Дробышевского стали достоянием более широкого круга интересующихся наукой людей, хотя информацию в формате аудио или видео-материалов я не воспринимаю. К счастью, и книги его стали выходить в крупных издательствах. И очень славно, что в 2018 году вышла и эта книга. «Байки из грота» представляют собой 50 уникальных историй, оформленных чудесными иллюстрациями, приоткрывающими для читателя новейшие данные о совершенно незнакомых, но становящихся живыми, древних людях.