Блог


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «ФАНТОМ» облако тэгов
Поиск статьи:
   расширенный поиск »


Статья написана 8 февраля 2018 г. 13:59
Звёзды Поэмбука



В интернете есть громадное количество сайтов о поэзии, где обретаются легионы поэтов: мастеров, хороших ремесленников, любителей, графоманов, вообще непонятно кого...

Этим материалом я открываю цикл заметок об одном из многочисленных сайтов поэзии — Поэмбуке.
https://poembook.ru/
Говорить буду о тех, кто обратил на себя внимание талантом, рифмой, нервом, нестандартом.


Итак — anshe
------------------------------


Застрели же меня

Застрели же меня предпоследним патроном, осень,
возле входа в метро, у подъезда, в автомобиле.
От его хрипотцы на планетах сместились оси,
океаны по пояс Вселенную затопили.

Развеваются прахом останки щербатых листьев,
Бело-лунное солнце вычерпывает лимиты.
Застрели же, не мешкай, иначе она продлится —
эта серая жизнь, в коей воду мы носим ситом…

Без него я невольно слепну, мой мир не светел —
два бельма, словно линзы намазаны кашей манной.
С ним познали мы радость такую — как будто дети
неожиданно деньги нашли в потайных карманах…

Лето било волной нам в спины, ломало ребра,
Мы в минуты срастались счастливцами воедино.
И рассвет был горчично-пряным, и Бог был добрым,
А теперь я брожу разорванной половиной…

Город стал черным вороном – пасмурен, зол и скучен,
Новостройки в нём недостройками умирают.
Застрели предпоследним, последний оставь на случай,
если он, точно так же, ослепший стоит у края…




Монолог на снегу

Минус тридцать – к теплу, – только у нас на севере,
покрываются льдом и провода, и серверы.

Небо тонет в сугробах, сугроб превращая в облако,
и в глазах не снежинки, а битые стёкла, как

растворённая грань, молоко, на холсте пролитое –
горизонт заслонен многолетними монолитами.

Небеса по ночам надевают рубаху чёрную
в мелкий звёздный горох, и ложатся на склоны горные.

Обостряются чувства, и становятся даже дальние
люди близкими, и крадутся мысли о мироздании.

Здесь, на стыке небесного дна и владений Господа,
пожирает голодной крысой меня вопрос: куда

мы все катимся с этим зверским греховным голодом?
И становится холодно… Холодно, очень холодно…

А вдали самолёт рассекает рубаху звёздную,
и теплеет в висках… Вдруг в нём ты… Вдруг в нём ты. А поздно ведь.

Слишком поздно воздушному судну хвостом поблёскивать.
Я одна не замёрзну и выживу – я вынослива!

Я смеюсь этим мыслям. Но, милый мой, мне до смеха ли?
В ледяном саркофаге со снежными барельефами…




Письма, найденные в стене


Я недавно купила дом, глушь, заброшенный лабиринт.
Ночью издали глянь – так в нём, будто вечно свеча горит.

Говорили, здесь раньше жил музыкант и художник, но
молчалив, не любил чужих, по ночам открывал окно.

Тишина содрогалась вмиг, где-то в клавишах утонув,
так играл молодой старик, от любви потерявший ум.

Это было лет сто назад, говорят, и сейчас порой,
если близко к земле гроза, в доме том человечий вой.

В жилы страх нагонял, кто мог: от соседей и до бродяг –
обходи, мол, за сто дорог – это проклятый особняк.

Знаю, стены хранят слова, помнят тени, имеют нить
с давним прошлым… «Вот я! Жива! И хочу с вами говорить!»

Прислоняю ладони к ним, будто вслушиваюсь в ответ,
стены шепчут: «Поговорим...» – и выводят меня на свет.

Пол скрипит. Пробегает мышь. Стены манят шуршаньем в зал.
Из разрушенных фресок лишь уцелели её глаза.

Провожу по осколкам губ, по кусочкам былой щеки,
знаю – это она, и тут есть разгадки, они близки.

Ветер дарит подсказки мне, возвращая к её лицу…
Письма, найденные в стене, адресованы мертвецу…

Мелкий почерк, но всё ж курсив. Снизу фото – дагерротип.
Боже, как же он был красив, хоть и сед… Музыкант, прости.

Письма спали столетним сном. Ветер в стенах шумит – держись.
Я читаю его письмо и вторгаюсь в чужую жизнь…


Письма. Воспоминания

***

Бог тебя даровал весной, на губах ликовал апрель.
Так мила – не хватало нот. Обезумевший менестрель,

я забыл, что пришёл писать твой портрет, и хотелось петь.
Проходимец, не вхожий в знать, я тебя не оставлю впредь.

…Белой шёлковой простынёй прикрывала стыдливо грудь.
Выводил я твой облик днём, а ночами не мог уснуть.

Ежечасно бросало в жар, я отныне, Катрин, твой раб.
Просыпался в поту, дрожал: снова снился изгиб бедра

и пронзительный взгляд с холста, созывающий в дом химер, –
как чувствителен, лишь представь, оголённый тобою нерв.

Я такого влеченья тел не испытывал отродясь.
А туман за окном белел, падал пенкой молочной в грязь.

***

Ты сегодня была моей, жизнь делилась напополам.
Ты послала своих друзей и прислугу ко всем чертям.

***

Дождь. Деревья роняли в пруд и на землю остатки гнёзд.
«Знаешь, я без тебя умру. И, по-моему, всё всерьез, –

и добавила: – Сочтены дни мои. Ухожу. Прощай.
Помни, милый, мы все равны под полою Его плаща».

***

Без тебя что ни день, то боль: кость напильником точит бес,
разговоры с самим собой, стены серые в цвет небес.

***

Ты ворвалась бледна, как мел. Вся моя, с головы до ног.
Наш ноябрь уже чернел… Ты смеялась, пила вино.

«Остаётся недолго нам…» – прошептала, и смех твой стих…
Я тобою украшу храм и оставлю среди святых.

***

Через месяц Господня трость на снегу рисовала крест.
Мне кричали: «Незваный гость, убирайся из этих мест!»

(Конец писем)

***

Мне казалось, сам дом просил: «Всё расставь по своим местам!»
Я пошла, чтоб набраться сил, помолиться в ближайший храм.

Свечи таяли, люд, молясь, что-то пробовал рассказать,
из-под ног уплыла земля – у иконы её глаза.

Грани рушились у основ. Я узнала её черты,
осознала значенье слов «я оставлю среди святых».

Воздух вязок у алтаря, продолжает в глазах темнеть.
Пред иконой дотла горят письма, найденные в стене.

Отпускает из плена страх, ухмыляется Божий сын,
со спасителем на руках не Мария – его Катрин.

--------------------------------



Половинкина Татьяна


***
Всё верней я примечаю осень
Мнимой бездревесности московской,
Где грачей ансамбль сиплоголосый,
Где студёный ковшик звёзд расплёскан.

Словно жалость, росы после ночи.
Росточь сердца хочет заполненья,
И внимательней и одиноче
Зоркой осени глаза оленьи.

Росчерк ветра явственно-небросок.
Но ревнивой не избыть тревоги:
Кто-то шепчет из-под гулких досок
И гремит жестянкой у дороги.

Это памяти трамвай последний —
Козлорогий, плавный, как громада,
Будто Фавн, уводит в мир осенний
Дней моих скудеющее стадо.



***
В осенней скорби дымное подолье,
Не миновать зимы узорных уз.
Уже, врасплох застигнутая хворью,
Я ей взята надёжно на прикус.

Сникают изветшалых листьев кипы,
И высь строга, как скол совиных скул.
Там поездов затравленные хрипы
И над стрехой ветров хоральный гул.

Под рубищем тумана стынут сопки,
И рощи тлеют грудами тряпья.
Сквозь лязг флюгарки, жалостный и знобкий,
Утешной грусти исполняюсь я.

Как гостья, прихожу на светоч скудный,
Где в необжитом сумрачном дому
Чужая тень ликует и тоскует,
К запястью приникает моему.



***
Надломилась тоска певуче,
Изогнулась в скрипичный ключ.
Грудь к груди громоздятся тучи
И единственный душат луч.

На сужающемся закате
Как погром – тополиный пух.
Ты сказал: «Поиграли – хватит»,
Я руками замкнула слух.

Лакированным клапом* хлопнул
Гром жестокой моей беды.
И упал в тополиный хлопок
Первый такт дождевой воды.
_________________
*клап – (у пианино) откидная крышка, закрывающая клавиатуру

----------------------------------------



Скачко Елена


Лида и Альцгеймер

Лида носила пальто на вырост и полустёртые сапоги.
Мама, конечно, бы возмутилась:
«Лидка, — спросила б, – ты из тайги?»
Мама в любой разбиралась теме: в покере, в моде, в любви – гуру!
Только несносный старик Альцгеймер спутал все карты, сломав игру…
Мама врастала в постель и кресло. Путала даты и города.
То представляла себя невестой, то удивлялась: «Стара я, да?»
Плакала от напускной обиды и хохотала порой до слез.
Как-то с утра не узнала Лиду – тускло смотрела как будто сквозь…
Лида проплакала две недели, выслушав молча вердикт врача.
Ныл позвоночник, пальцы немели…
Тяжко ведь землю одной вращать.
Каша овсяная, сок морковный, капли, массажи, обход аптек…
Как-то заметила, что любовник не приходил уже целый век.
В комнате мятно пахло больницей. Кто это выдержит?
Не боец –
Был этот вёрткий сторонник блица, тонкий и звонкий, как ля диез…
Лида привыкла. Читала Гейне, Пушкина, Бёрнса, Толстого вслух —
Слушали мама и друг Альцгеймер, вот и компания больше двух…
Было на вырост – теперь болталось – старое, выцветшее пальто.
Взгляды соседей – сплошная жалость:
«Может, зайдешь к нам? – Да нет, потом…»
«Маму в приют бы – ей все равно ведь.
Вышла бы замуж, ты молода…»
Лида молчала, сводила брови.
И не здоровалась больше. Да.
Мама вернулась в утробный возраст, словно взбесившийся циферблат
Перемотал всё.
На дыры мозга мир не придумал пока заплат.
…Лиду сломала тоска, не бремя.
Похоронили в медовый Спас.
Мама не выла.
Старик Альцгеймер не отпустил и на этот раз…



Нелюбимый

Нелюбимый, послушай…
Ты нужен мне, словно в засуху долгий дождь.
Знаю точно, что ты на любой войне в адъютанты мои пойдёшь.
Будешь напрочь стоять, как стальной заслон,
– на беду свою, не корысть.
Без раздумий нарушишь любой закон и убьешь,
мне спасая жизнь.

Нелюбимый, послушай…
Прости меня. Не кривлю я душой, не вру.
Мне хотелось бы цепко тебя обнять до бессилия ломких рук.
Мне хотелось бы тенью в тебя врасти, отпечататься в каждом дне,
Раствориться, рассеяться, оплести шелковистой петлей кашне…

Я хотела бы сбить гормональный фон,
перестроить сердечный ритм.
Это ты ведь спасал меня, /а не он/ словно гуси – горящий Рим.
Это ты ко мне шел через сто дверей, замурованных на века,
Это ты не противился умереть, хоть и цель-то не велика…

Я хотела бы влезть в свой беспечный мозг
и исправить системный сбой.
Без проекта построить надежный мост и пойти по нему с тобой…
Авокадо растила бы на окне и узорчатый базилик,
И варенье томила бы на вине изо всяких малин-брусник…

Нелюбимый, послушай…
Тебе пора перестать бы меня любить –
Я ругаюсь, как девка, не ем с утра, не умею наладить быт…
У меня на окне не цветёт герань, не хватает в шкафу кастрюль.
Я курю иногда в чумовую рань и теряю ключи и пульт…

А еще я бегу, как диванный йорк, за огромным безродным псом
/разорвав и ошейник, и поводок/– через лужи, пустырь, песок…
Принимаю на веру его игру.
И ломаю себя, как грош.

Нелюбимый, иди...
Только я умру, если завтра ты не придёшь.



Слышишь, мама?

Я сломалась, мам, так уж вышло...
Ты учила меня иначе:
Там, где низко, — взметнуться выше,
Там, где серо, — покрасить ярче.

Если грустно — держать улыбку,
Если радостно — веселиться...
Иногда промолчать как рыбка,
А порой заклевать орлицей...

Не служить никогда в придворных,
Даже если за это платят...
На войну выходить не в форме -
Только в модном нарядном платье....

Ты учила меня быть гибкой,
Словно ивовый тонкий прутик —
В ураганах они не гибнут,
На дрова их никто не рубит...

Я сломалась, мам, как игрушка,
Запаршивела, как дворняга...
Продырявилась, словно кружка,
Побывавшая в передрягах....

Вагонеткой слетела с рельсов,
А до станции верст под триста...
И с безумием погорельца
Я качусь по прямой без смысла...

Разболелось, мам, что-то горло
От несказанных слов, наверно...
Может, зря я молчала гордо,
И узлом заплетала нервы?

Я сломалась, мам, это правда,
Вместо мыслей — сплошная ересь...
Только это сегодня.
Завтра
Я взлечу еще выше. Веришь?

Пахнет воском. Фитиль горящий
Разрезает прохладу храма...
Ты хотя бы во снах почаще
Приходи ко мне, слышишь, мама...


Статья написана 2 февраля 2018 г. 16:39
В 2016 году вышла, как мне кажется, очень любопытная книга:



https://www.ozon.ru/context/detail/id/135...

"Поэзия. Учебник" Издательство: Б.С.Г.- Пресс, 2016 г.
Жанр: Литературоведение и критика

ID товара: 520106
ISBN: 978-5-94282-782-3
Страниц: 886 (Офсет)
Твёрдый переплёт
Масса: 980 г
Размеры: 220x150x42 мм

Содержание:

Предисловие
1. Что такое поэзия
2. Какой бывает поэзия?
3. О чем бывает поэзия?
4. кто говорит в поэзии? Поэт и субъект
5. Адресат и адресация
6. Поэтическая идентичность
7. Пространство и время в поэзии
8. Миф и символ в поэзии
9. Структура поэтического текста
10. Звуковой строй в поэзии
11. Метрика
12. Рифма
13. Строфика
14. Графика страха
15. слова в поэзии
16. грамматический строй поэзии
17. Поэтическая цитата и интертекст
18. Формат
19. Поэзия внутри мультимедийного целого
20. Поэзия в контексте философии и науки
21. Поэзия и общество
22. Русская и мировая поэзия — взаимодействие
23. Литературный процесс и литературная жизнь
24. Где водятся стихи?
25. Как писать о поэзии?
------------------------------------------------------ -------

Аннотация к книге "Поэзия. Учебник".
Учебник предназначен для старших классов школы (гуманитарных классов или гимназий и лицеев), им можно пользоваться не только на уроках литературы, но и на уроках русского языка.
Учебник также ориентирован на студентов первых курсов гуманитарных факультетов филологических и нефилологических специальностей и на зарубежных студентов, изучающих славистику.
Кроме того, он может служить основой гуманитарного курса по выбору для студентов негуманитарных специальностей.
Составители: Азарова Н.М., Корчагин К.М., Кузьмин Д.В., Плунгян В.А. и др.

------------------------------------------------------ -------

От себя скажу следующее:

Составленная скорее как путеводитель по миру поэзии, книга не претендует на всеохватность материала.
Это вам не фундаментальный труд Давида Самойлова "Книга о руской рифме".8-)
Но тем не менее — заслуживает внимания и прочтения, ибо язык — лёгкий, подача материала — логична, примеры — интересны и соответствуют рассматриваемым темам и вопросам.

Рекомендую всем, кому интересено. :-)


Статья написана 30 января 2018 г. 16:47

Первый пристрелочный/сборочный/нулевой этап проекта http://fantlab.ru/blogarticle53174

— завершён.

Итого:

Авторы сборника поэзии -

Aliena

alklor 

antonim

Apiarist

endermnarsky

glavenport

glupec

Jekritch

Kartusha

newcomer

Rijna

андрос

Вертер де Гёте

креозот ум

Нейтак

Стронций 88

ФАНТОМ

Ещё 5 человек из обратившихся в тему и приславших материал по различным причинам не попали в состав.:-(

Материал представлен как в стихах, так и в прозе(короткая форма).

после приведения в сборный/надлежащий вид расскажу о параметрах, как-то: количество страниц, тираж и т.д.


Статья написана 18 января 2018 г. 14:40
В век электронного словоблудия и тотальной графомании очень непросто отыскать среди гигабайтов пустоты хорошего поэта.



Но, тем не менее, хорошие поэты — есть.

И в это понятие — хороший поэт — я вкладываю не только и не столько умение работать со словом, но и виртуозную лёгкость и красоту этой работы, и присутствие смысла, без заумствования и натужности, ажурность и воздушность образов, безусловное уважение к русскому литературному языку, к Поэзии.

Всё это в полной мере относится к Ирине Клеандровой.

Прочитав немало её стихов, могу сказать с уверенностью: главная, отличительная черта её творчества — гармония рифмы и смысла, фирменный стиль, который не перепутать ни с чем.


Соглашаться или нет с такими выводами — решайте сами, прочитав нижеприведённую подборку
http://45parallel.net/irina_kleandrova/se...



Ирина Клеандрова. Секунды как века.



Вечный город


Город не зря называют Вечным.
В этих проулках не властны годы.
Он ворожит, веселит и лечит,
тень его славы – на Риме гордом.

Город не знает тюрьмы и кладбищ,
гостю там, будто родному, рады.
Ночью ли, днём – ты его узнаешь
по мостовым цвета летних радуг.

Воздух там слаще хмельного пунша,
к звёздам взлетают фонтанов нити...
Он каждым камнем врастает в души
всех, кто когда-то его увидел.

Он не касался земли с рожденья,
путь его вольно струится в небе.
Глянешь чуть пристальней – он исчезнет,
словно мираж, колдовская небыль.

Может быть, в брызгах солёной пены,
в хмари рассветной, в лучах заката
ты замечал из тумана стены,
флаги на башнях его крылатых.

Да, ты не верил, отбросив мудро
мысли, что стало темно и душно.
Может, он снился тебе под утро,
плавясь на мокрой от слёз подушке.

Ты не сдавался, твердил: «Болею,
ваш город в небе – такое детство...» –
и с каждый днём становился злее,
втайне увидеть его надеясь.

Сил одолжив у тоски с азартом,
взвился бы к солнцу, свернул бы горы –
если бы кто-то подкинул карту,
где же искать этот чёртов морок.

Ты забывал его, и однажды
быль стала сказкой, а сказка – ложью.
Памятью смутной о чём-то важном,
лучшем, что в жизни случиться может.

Стены развеялись белым дымом,
лица осыпались горстью смальты;
стало звенящее счастьем имя
мелом, размазанным по асфальту.

Явь потеряла и вкус, и запах.
Всё мирозданье до дна прогоркло.
Может, молитва тебя спасла бы,
но вместо слов – волчий вой из горла.

Вместо родства – паутина фальши,
ночь беспросветная вместо полдня...
Если б увидеть его, как раньше!
Если бы как-нибудь имя вспомнить...

Лишь через годы, устав быть битой
в яростном споре души и мозга,
память вернёт россыпь звёзд на плитах
и фонарей разноцветных грозди,

ломаный ряд флюгеров на крышах,
росчерки чаек в лазурно-синем...
Ты позовёшь – и тебя услышат.
Вечности впору любое имя.




Last summer day


Когда отзвенят последние такты лета –
нет силы подняться, но медлить уже нельзя –
мы вслед за солистами в небо шагнём с рассветом:
ещё не чужие, уже не вполне друзья.

Мы всё, что должны, до конца не сказали ночью.
«Пора!» – хмыкнет осень. – «Граница. Финал. Межа».
А сердце болит и никак остывать не хочет,
и клочья его на ветру на ветвях дрожат.

Я знаю прекрасно: уже отвыкать пора бы
от голоса таять, за дверью ловить шаги.
А мы всё бок о бок стоим по-солдатски храбро:
уже не родные, ещё не совсем враги.

Разыграна партия. Разного цвета масти.
У каждого свой – не один на двоих – пасьянс...
...А лето вернётся, и, может, согреет счастьем,
и всё ещё будет – но больше не будет нас.



Тень Крысолова


Простывшая река со всхлипом дышит,
струится плющ, стекая с ветхих стен.
Чадит луна. По островерхим крышам
скользит невозмутимой кошки тень.

Примерзший ставень, флюгера корона.
Как патока, растянут в вечность миг.
На виселице тощая ворона
топорщит перья, сил копя на крик.

У ратуши пока ни слёз, ни брани,
плащом тумана смазан пёстрый цвет –
но писком крыс и детскими шагами
смущая эхо, полнится рассвет.

Взгляд блёклых звёзд насмешливо-печален.
Хрипят часы и жмётся к лани лев.
С осенним ветром входит в сонный Гаммельн
чуть различимый дудочки напев.



Ноябрьский сидр

Маятник влип в янтарь. Плещет жарою лето,
звонкие чаши крон солнцем полны до дна –
а за моим окном ветер рвёт листья с веток,
в волнах чернёных туч рыбкой скользит луна.

Ноющих шрамов сеть. Каждый – дороги веха:
быть заодно и врозь, ссориться – и встречать...
Знаешь, весь этот мир – только мираж и эхо,
шелест тончайших крыл в круг, где горит свеча.

Пальцы сожмут фитиль – и растворятся тени,
вихрь унесёт с собой трепетность и тепло...
Сердце обнимет мрак, но в тишине осенней
мы выживаем – для. Или – всему назло.

Ломкая корка льда раны затянет белым.
Спят, отзвучав, слова, в ножнах – усталый меч...
Знаешь, вся наша жизнь – стёртый рисунок мелом,
битых небес фарфор. Что черепки беречь?

Тлеет в золе письмо: сажа, бумаги клочья.
Ветра горчащий сидр. Нежность, печаль, вина.
Снегом полна постель. Но я усну, а ночью
в мёртвый ноябрьский сад птицей впорхнёт весна.



Время чудес

Время чудес. Красоты – беззащитной, неброской.
В каждом углу – беззаботных смешков отголоски,
отблески глаз и умытых улыбками лиц...
В мутных потоках – бумажных флотилий парады.
Солнце пригрело, и в скверах проснулись дриады,
пляшут, щебечут, смущая прохожих и птиц.

С ними – на облако, в замок из розовой пены.
Мир на ладони: безумный, прекрасный, волшебный.
Лучшая сказка, живущая рядом с тобой...
Сумерки лягут, развесят лимонные звёзды,
жемчуг и стразы вдоль улиц растянутся гроздью,
патоку с окон слизнёт полуночный прибой.

Это весна, и всё сложится так, как могло бы,
а на чумазых ладонях последних сугробов
линии жизни начертит ручьёв серебро...
Солнечной пылью осыпана старая верба.
Даром душе, что по-птичьи тоскует по небу,
в белом сиянии кружится чьё-то перо.



L'ete Indien

Очей погибель. Липкий сумрак зорь,
паучьи сети пеленают мысли.
Дрожащих звёзд болезненный узор,
тревожный ветер, тени, опий листьев,
что миллиардом мёртвых мотыльков
спешат в объятья неживого солнца…
Прекрасно зная: скоро им придётся
сгореть дотла в янтарной тьме заката,
запятнав небесный свод – лазурь и лёд –
багряным пеплом и медвяной пылью.
Горча, дыша ментолом и ванилью,
остановить часы в гробницах ваз, крошась и тая…

Кронос, не карая
отступников, стоит поодаль, не спуская глаз.

Всего лишь вальс.

Всего лишь время года,
когда душа беспечно тонет в небе.
Махнув крылом на боль, на быль и небыль –
взмывает в тучи, провожая птиц,
и сорванным листком ложится ниц,
об отлетевшей жизни не жалея.

Сатори стынь. Секунды как века.

В зеркальной мгле встречая двойника,
молчишь, робея встретиться глазами.

…Кружит листва – страницы дневника,
что на клочки порвал и сжёг хозяин.



Осенние цветы
(Les Fleurs D'Automne)

Прощальный вздох отжившей красоты:
рубин рябины, поздние цветы –
атласный блеск на хрустком медном ложе,
сапфир небес, медовое стекло...
Последний свет, последнее тепло
в дверях зимы, на вечный сон похожей.

Здесь траурной свечой сияет лист.
Здесь воздух, словно в церкви, пряно-чист,
из горечи и капель солнца соткан.
А вдоль дорожек бархатцы горят –
по их ковру к излёту октября
проходит смерть, заглядывая в окна.

Шаги и скрежет гасит тишина.
Но не спасёт молчания стена
от блёклых глаз; от губ, что имя шепчут –
всё холодней, всё строже, всё слышней...
Сминая бархат, тянется за ней
процессия теней давно ушедших –

даря кошмары, будоража мрак.
Душа дрожит, но всё же ищет знак
в голодной тьме, в полночном океане:
забыв про страх, круша рассудка твердь,
желает хоть вполглаза подсмотреть,
как кружит чёрный вальс, таясь в тумане.

...Мерцанье, смех и струны паутин.
И поздно дергать ставни, ощутив
как искра сердца вязнет в мертвом танце,
в тенётах тихой музыки без слов;
как ледяные венчики цветов
перебирают призрачные пальцы...

Сознанье – в пыль, смола и дым по венам.
И больше не поверить сонным стенам;
не позабыть, как сладок этот ад,
как мягко кроны лунный яд полощет.
А ночь всё ждёт. И, может, правда проще
нащупать ключ и молча выйти в сад?

Там ветер и замёрзшая роса,
костры ветвей – мостами в небеса,
молочный дым и крыши в звёзд короне –
дрожащий абрис, вечности печать.
В рассвет уже не верить, но молчать,
поникший георгин согрев в ладони.

Там вьётся флоксов шёлковая дымка,
и когти астр, и хризантем снежинки –
печаль и тлен, и нежность без границ..
Как корабли, плывут в коричной пене
скупые лепестки цветов последних –
фиалы слёз, улыбки мёртвых лиц.



Осенняя флейта

Град царапает дверь. Тучи по небу – ворохом перьев.
День уходит. Душа красотой угасанья пьяна...
На закате темно. В полусонные стоны деревьев
Серебристо-печальную флейту вплетает луна.

На некошеных травах – кольчуга из пепла и света,
Облетевшие кроны застыли в плену ледяном...
С каждой каплей всё ближе последнее, снежное лето.
С каждым новым рассветом всё громче стучит метроном.

Время водит резцом. Ворох стружки – и ты, настоящий.
Мастер скажет: «Finita», часы остановят свой бег –
И останется только луна и угрюмая чаща,
Растревоженный ветер и саван, похожий на снег...



Книга Песка

под обугленным небом песчаник простёрся ниц,
волей Ра остановлен неистовый бег светила
предсказателем-дэвом исчёркана гладь страниц,
полустёртые руны пылают огнём и силой

шелестит Книга Мёртвых, открытая всем ветрам
тишина оглушает, мгновения пляшут в горсти
кто-то здесь упадёт, из себя воздвигая храм,
от кого-то останутся перстни, тряпьё и кости

утекая по капле, спекается в строки жизнь
жаркий выдох пустыни смешает, что есть и будет
скрип пера провожает насмешливым взглядом Сфинкс,
погружаются в Лету века, города и люди

сердце пламени – пепел, в мятежном сокрыт покой
сталь развеется прахом, и полночью станет утро
по губам и ресницам проводит Мидас рукой,
слов серебряный звон обращая в молчанья мудрость



Уходящему – мир...

Мрачный лес за спиной. Той, что рядом, не нужно слов:
вспыхнет холодно сталь – и прикажет на снег ложиться...
Не печалься напрасно. Захочешь – вернёшься вновь
ясноглазой кошкой, деревом или птицей.

Ты уснёшь – и проснёшься былинкой в родном краю,
горным кряжем и мачтой, всем сущим на этом свете...
Ты увидишь, что будет, – и, память храня твою,
будет детям рассказывать сказки ветер.

И тогда ты узнаешь, о чём шелестит трава
и какую тоску вслед за солнцем уносят стаи...
Время сточит монеты, раскрошатся в пыль слова –
не исчезнет лишь свет, что ты вместо себя оставил.



Печали нет

Печали нет. О чём грустить, скажи?
Что время влёт – сухим листом с ладони?
Что ветер бьёт наотмашь, в спину гонит,
а впереди – ухаб и виражи?
Так это просто карусель сезонов.
Закон миропорядка. Просто жизнь...

Печали нет. О прошлом слёз не льют:
его, как бриллиант, хранят в шкатулке,
а памяти капризной закоулки
в лучистых миражах дадут приют...
Без разницы – на миг или на сутки.
Без разницы – в аду или в раю...

Печали нет. Окончена игра,
уже едино – в дамках или пешкой...
Судьба кидает новенький орешек,
и что внутри? Разгрызть его пора!
Раскладывай пасьянс орлом и решкой,
не думая о «завтра» и «вчера».

А нудное быльё не стоит грусти:
создатель не зевнёт, так чёрт попустит.



Цикл «Пять стихий»

1. Дерево: Сакура

Непроглядные заросли залиты лунным вином,
и, во тьму погружённые, ветви колышатся сонно...
Ветер бродит по саду и робко стучится в окно,
обещая весну и горящую звёздами полночь.

Мрак так свеж и лучист, и росою умыта трава.
Рой серебряных радуг укрыт в перламутровой капле...
Пахнет льдом и анисом, и кругом идёт голова,
и светлеет душа, упорхнув потревоженной цаплей.

Окоём розовеет, вскипая рассветной волной.
Пена белит стволы, мажет листья растопленным сахаром...
Звёзды в небе бледнеют и гаснут одна за одной,
осыпаясь в ладонь лепестками смеющейся сакуры.


2.Огонь: Феникс

Мир от края до края напоен полуденным светом.
Томно свищет цикада, в тени поджидая сестёр...
Подсыхает ковыль, скорбно клонится к западу лето,
а на склоне, у камня, ворчит, просыпаясь, костёр.

К раскалённому небу взлетая диковинной птицей,
с высоты он услышит и брань, и мольбу, и хвалу...
Я листаю дневник, и от жара чернеют страницы.
Тени прошлых иллюзий трещат, превращаясь в золу...

Жарко солнце горит – а внутри листопады и вьюга,
опостылел очаг, и в тумане не видно не зги...
Огнерожденный Феникс, владыка цветущего юга,
отогрей мое сердце, а если не можешь – сожги!


3.Металл: Осень

Плеском ручьёв серебристые осыпи манят,
золотом кроет скалу одинокая слива.
Вотчина снега, стеклянного ветра и камня –
эти вершины путников ждут молчаливо.

Здесь космы сосен – мазком малахита по стали,
здесь откликается эхо ударами пульса,
здесь отдохнуть от прыжка в поднебесные дали
царственным тигром горный хребет изогнулся.

Бледные пряди сияют под солнцем холодным,
ломкие стебли хрустят под ногами, как кости –
кутаясь в облако, осень блуждает по склонам,
напоминая, что мы на земле только гости.


4.Вода: Память

Ветер горчит, выдыхается в чаше вино.
Пламя свечи – растворённый во мраке рубин.
Вьюжными волнами плещется ночь за окном,
рыба-луна равнодушно глядит из глубин.

Память моя. Будто спящий под водами сад,
ты прорастаешь цветами сквозь камни и ил;
прячешь в жемчужины голос, касанье и взгляд,
высветлив краски и с выдумкой путая быль.

Золото мыслей и чувств самоцветы храня,
словно дракон, в полутьме сокровенных пещер,
ты за чертой вновь и вновь воскрешаешь меня,
бывшее «я» возвращая бессмертной душе.


5.Земля: Пустыня

Заповеданный край, где правителем сам Хуанлун,
где реален мираж, а реальность как будто бы снится...
Раскалённое золото, платина, медь и латунь;
чистый взгляд родников, устремлённый в белёсые выси.

Здесь уснули века, здесь царят тишина и покой.
Здесь святилище змей, пауков и слепящего света...
Близок терем Творца, и до высей дозваться легко:
лишь задать свой вопрос – и, не дрогнув, дождаться ответа.

Он раскатится громом – без фальши и полутеней,
и за тысячу ли ты превыше не сыщешь закона...
Вьется лестница в небо, сияя огнём, а под ней
мерно дышит пустыня – ребристая шкура дракона.


Эпилог: Время

Сквозь железо и камень пробьётся упрямый росток.
Пышнолистную крону напоит бурлящий поток.
Ствол от ветра надломится, пищею став для огня.
Из руды и из молний восстанет железо, звеня...

Но вода точит сталь и по камешку крошит скалу...
Так кончается боль, превращая амёбу в стрелу.
Так кончается путь, прогорев во вселенских кострах.
Всё рождается прахом, и всё возвратится во прах.



© Ирина Клеандрова, 2009-2014.
© 45-я параллель, 2014.


Статья написана 12 января 2018 г. 12:17
Ну что, господа-товарищи...



Год Собаки вовсю виляет хвостом, весело перебирая дни января на пути к февралю, а у нас тут и конь не валялся:-)))
И не валялся достаточно давно.

В смысле — давно "не брали мы в руки шашки" — не издавали чего-то интересного.

И в связи с этим есть предложение — новое, как хорошо забытое старое — сделать книжку.

И не простую, а сказочную.
Как в прямом, так и в переносном смысле.

Выбираем из своего творчества произведения на тему сказок, мифов, легенд, просто чего-то фантастического — и присылаем для формирования сборника.

Преимущество у поэтической формы, но можно и прозу.
По объёму пока не скажу, всё будет зависеть от количества и качества работ участников.
Качество можно будет периодически обсуждать в моей колонке, по мере поступления.

Свои соображения на тему, имеющиеся и возникающие вопросы просьба, не стесняясь, выкладывать здесь.

И — удачи и вдохновения всем!





  Подписка

Количество подписчиков: 114

⇑ Наверх