5
С. Логинов: Второй рассказ — он отличается тем, что он значительно длиннее. Во всём остальном он повторяет те же самые недостатки. Зато мы тут же вспоминаем Лейнстера, «Первый контакт», и, соответственно, «Cor Serpentis» Ивана Антоновича Ефремова — у него тоже в далёком-далёком будущем через тысячу лет звездолёт «Тёмное пламя»... «Тёмное пламя» там?
Из аудитории: «Тёмное пламя» это другое. «Теллур».
С. Логинов: А, «Теллур», да. Там у него «Теллур», уже этот самый злосчастный прямоточник. Тысяча лет прошла, а люди сидят и обсуждают рассказ Мюррея Лейнстера, и говорят: «Вот ведь как тысячу лет назад этот второстепенный даже в те времена писатель глупости какие думал!» Кто об этих глупостях... уже сейчас-то об этих глупостях не очень вспоминают.
«От автора» — предисловие. А зачем оно?
М.М. (разбираемый автор): Написалось.
С. Логинов: Написалось. Само по себе. Русская поговорка говорит: «сам по себе даже прыщ не вскочит». Понимаете, зачем-то вы даёте эту самую штуку. Вы даёте массу цитат со сносочками в низ страницы: вот это из Стругацких, это из Ефремова, а вот эта аббревиатура означает: скафандр высшей там защиты... не помню точно, это сейчас уже...
М.М.: «Скафандр общего типа».
С. Логинов: Вот такого рода ссылки у Мартынова году в 59-м — да, они встречались, и так далее. «Мнемонизатор — фантастич., прибор, позволяющий вспомнить то-то и то-то». Но когда мы подобные ссылочки видим в 2009 году — опять: это произведение не нашей эпохи.
«Противометеорные локаторы корабля». «Метеор» — это атмосферное явление, когда метеорит сгорает. В дальнейшем, правда, вы пишете «метеорит» везде и всюду, когда бьют корабль метеоритами.
Здесь в отличие от первого рассказа всё-таки есть сюжет: летит корабль, его поддаёт как следует под задницу метеоритом...
Из аудитории: Под задницу?
С. Логинов: Ну дюзы ему сносит на корме. Касательный удар...
А. Кубатиев: Они ещё на реактивной тяге?
С. Логинов: Да. Ну летит к Юпитеру через эту самую... нет, здесь не очень далёкое будущее, тут освоение идёт Солнечной системы...
А. Кубатиев: Примите мои соболезнования. Осваивать Солнечную систему на реактивной тяге...
С. Логинов: Да, на реактивной тяге. Дюзы слетают... Противометеоритная система работала хорошо, но уж больно там этих метеоритов оказалось много, всё-таки один поддал.
Из аудитории: Не разглядели?
С. Логинов: Нет, не отстрелялись, много разом летело, не хватило...
А. Кубатиев: А не видно было раньше?
С. Логинов: Ну, так было сказано: «Хорошую ты нам траекторию проложил, товарищ бортинженер».
А. Кубатиев: Ой как хорошо. (Смех в аудитории.)
С. Логинов: Ладно. Поддаёт — и начинают они, бедные, там дрейфовать. Все живы, один, правда, сильно ранен... Одного не хватает, второго не хватает, разумеется, как всегда, разбита связь, разумеется, двигатели есть, но совсем чуть-чуть, никуда не добраться — ну то есть весь идеальнейший рояль в кустах. Идеально. Вот почему-то любители космической и вообще научной фантастики очень любят аккуратные катастрофы. Чтобы вот разбило всё, что нужно для сюжета, но оставило всё, что для сюжета нужно. Откуда только берутся такие катастрофы — я не знаю, но тем не менее... Вот в данном случае произошла аккуратная катастрофа.
Товарищ, получивший тяжкую травму, лежит без сознания, потом открывает один глаз и напоминает, что: «А тут, между прочим, летят старые кометные станции». Что когда-то на кометы были запущены с Земли станции, пока они летели близ Солнца, там был экипаж, всё остальное, когда стали улетать в далёкий космос, то людей эвакуировали, станцию законсервировали, и она где-то там восемьдесят лет летала. И вот она сейчас возвращается к Солнцу — ну, кометная орбита, знаете... кстати, при всём при том автор всё-таки чуть-чуть разбирается, молодые авторы совсем в астрономии не разбираются, здесь, если уж говорит «кометная орбита», то он знает, что это такое. Вот, значит, что есть такая станция. И как раз одна в этот момент очень кстати восемьдесят лет где-то летала и именно к моменту катастрофы именно сюда она и подъехала. И можно туда попытаться причалить, может, там чего найдём полезного в нашем бедственном положении.
Они причаливают торжественно туда, входят и обнаруживают: что-то там на станции не то. Что-то не то, шорохи какие-то, пахнет чем-то не тем — и начинают обсуждать. А капитан у них подвинут на предмет инопланетян. Капитан говорит: «Ой, чует моё сердце, инопланетяне тута». Ну ладно, чинятся. Что-то нашли: соответствующий гаечный ключ там, какие-то материалы, чинят свой корабль. Но вот не хватает у них каких-то сердечников для ускорителей чего-то. Из семнадцати штук... а почему, кстати, именно семнадцать?
М.М.: Четырнадцать.
С. Логинов: Четырнадцать? Потому что у Циолковского предполагалось шестнадцать...
А. Кубатиев: Время-то прошло, сердечников-то больше надо.
С. Логинов: А здесь четырнадцать. Тогда маловато (...). Осталось всего шесть, потом один вынимают, а он рассыпается у них на глазах... «Ой, всего пять... Как долетим?.. Где бы вот такие штучки найти?..» А помните «Таинственный остров» Жюль Верна? — и тут же — раз! — и нужное лекарство лежит. И вдруг — раз! — «Ой, а что это лежит?» — надо же: сердечники для ускорителей, ровно все четырнадцать штук, так что хоть все заменяй.
А. Кубатиев: В масле.
С. Логинов: В масле, да. Причём без декоративной насечки и без клейма завода. Вот это вот всех очень... «Да нет, клеймо, наверное, осыпалось». (Смех в аудитории.) Ну осыпалось клеймо! Я мгновенно вспомнил капитана Немо. А вот здешний капитан сидит и думает: «Вот мы сейчас этих инопланетян, заразу эту завезём, они узнают, где находится Земля». Минутку, они уже прилетели в Солнечную систему. Они уже нашли эту станцию, вращающуюся по кометной орбите вокруг Солнца. Теперь, простите пожалуйста, чтобы найти Землю им надо взять полевой бинокль и посмотреть, где тут планеты какие есть. Всё, они уже здесь. Он думает: «Нет, надо, может быть, спасать Землю, а вот сделаю я такую большую бомбу, и когда мы отчалим — взорвём всё к чёртовой матери... А вдруг это будет ошибка?..» Он так мучается. «А если я не взорву — я буду остаток жизни мучаться, что они теперь узнают, где Земля и прилетят, а если взорву, то буду мучаться...» Короче говоря, всяко дело буду мучаться, но потом, поскольку это наш всё-таки, хороший, советский, ефремовский капитан, — он не взрывает их...
А. Кубатиев: ...и увозит бомбу с собой на Землю.
С. Логинов: Нет. Так, «выражение братьев Стругацких»... А вот беседа капитана: «Что там, был взрыв?» «Да, рванули, похоже, кормовые маневровые». Ну почему-то я так представил себе на теплоходе каком-нибудь что-то долбануло — неужели вот так будет капитан со своим помощником беседовать? «Что пассажиры?» «Не знаю». И вот он включает трансляцию и говорит: «Пассажиры, на корабле опасности нет». А пассажиров на корабле — три (в скобках, прописью: «три») штуки. И летят они уже несколько месяцев. То есть это уже одна семья, конечно, они там уже по именам, и так далее, и так далее, и так далее — везут там каких-то с Марса на Ганимед или наоборот, не помню. Но, тем не менее, он к ним обращается официально: «пассажиры». «Как вы сами?» «Успел дойти прямо до каюты. Вошёл — тут кинуло прямо на кровать».
Из аудитории: Везёт.
С. Логинов: Ну я и говорю: очень аккуратная... Этот человек нужен в дальнейшем для спасения корабля, поэтому катастрофа очень аккуратная.
А. Кубатиев: Кровать в звездолёте — это совершенно потрясающе. С шишечками, наверное, никелированными.
С. Логинов: Не опошляй. Главное, что они сидят там и следят за стрелками и индикаторами. Индикатор, скорее всего, будет, это штука будет держаться достаточно долго, но вот эти стрелочные штуки — их уже в космических кораблях нету, сейчас нету.
А. Кубатиев: Там всё выводится давным-давно на дисплеи.
С. Логинов: Вот, пожалуйста: что, так сказать, любят товарищи делать... Предыдущая авторесса, которую не стали обсуждать: две героини — «девочки», «девочки», «девочки» вдруг. А тут космонавты — «ребята вышагивали на магнитных подошвах»... Вот когда они ещё друг дружку называют «ребята» — это ещё можно понять, хотя им там... кто-то уже седовласый... сами понимаете: на корабле непременно должен быть седой профессор, это со времён Владко обязательный момент, — но, тем не менее, они уже «ребята».
Вот, пожалуйста: «в белоснежных СУОТах» — ссылочка там: «скафандр универсальный... та-та-та-та-та...» Ну зачем? Неужели нельзя было написать что-то, чтоб это, во-первых, не было вот таким монстром языковым 40-х, может быть, начала 50-х годов, и во-вторых, чтоб это было понятно без ссылок... Да, «скафандр универсальный общего типа». «Амбурцев вынужденно решил». «Ребята уплыли в корабль». Да, вот он у нас уже и профессор, у которого на брюках появилось пятно фруктового сока...Нет, я понимаю, что можно облиться соком, хорошо вот я не брюки облил, а шортики... вчера.
Да, а вот моё нелюбимое слово, почему-то именно в этом случае, сейчас, в эту секунду меня оно дёрнуло, но оно, по-моему, встречается у всех без исключения: слово «какой-то». «Он был какой-то странный». Либо автор пишет, какой именно странный он был, в чём заключалась странность, либо он просто пишет «странный». Когда мы встречаем фразу «какой-то странный», это означает, что автор сообщает нам: «Я чувствую, что здесь должно быть какое-то слово, но мне лениво, вломы мне подбирать точное, нужное и единственно верное слово, поэтому, дорогой читатель, подбери ты это слово сам, а я пошёл за гонораром».
А. Кубатиев: Святослав Владимирович, ты можешь быть не прав только в одном (я совершенно серьёзно сейчас говорю, без всяких подъелдыкиваний): он может показывать нам, демонстрировать нам героя, у которого слов не хватает. Это единственно оправданная ситуация.
С. Логинов: Кстати, не единственная, — но это оправданная ситуация. Сразу добавляю здесь: я буду много говорить всяких разных правил, и говорить: «нельзя делать это, нельзя делать это, нельзя делать это» — над всеми правилами один великий закон: можно и нужно делать всё, что угодно, нарушать любые правила, при условии, что вы знаете, что вы его нарушаете, и вы знаете, зачем вы это делаете, чем вы рискуете и чего вы желаете добиться. Потому что, вообще говоря, искусство, художественность начинается там, где начинаются нарушения правил. Но нарушить правило просто по блаженному неведенью — ну, извините. Вот здесь: «как-то постаревший» — либо уж объясните, что там с ним стало... (...) причём «здорово как-то постаревший»... Я даже в своё время со зла написал рассказ «Какой-то зелёный».
Тут уже у нас прямые ссылки на «Аэлиту». Пытается, сидя в пустой каюте, капитан беседовать на марсианском языке, цитируя Алексея Толстого, но ему... (...) «Зеленовато-сверкающее тело «Сибэрд» отходило прочь, медленно крутясь и поворачиваясь»... «Какой-то неуловимой странностью»...
А вот они уплыли на своём починенном с помощью таинственных сил корабле, а станция продолжает свой путь в пространстве, земная. И тогда появляются инопланетяне, которые помогли, и вот оно описание: «чуть раскосые, длинного разреза глаза, с тёмно-вишнёвыми радужками...» Кстати, тёмно-вишнёвая радужка, она на какой спектр рассчитана?
М.М.: Понятия не имею.
С. Логинов: Ну вот. А если уж пишете такие вещи, да ещё говорите, что у него там белый гигант... не будет там... там будет уж чёрная так чёрная — либо, наоборот, у них вообще будут без радужки, белые как бельма.
Так, «...в густых ресницах гармонировали с такого же цвета губами и оранжево-алой кожей лица. В выражении лиц мужчин удивительным образом уживались доброта и дерзость, их волосы были коротко подстрижены. Напротив, головки женщин с роскошными, убранными по-разному волосами, возвышались над воротниками комбинезонов подобно большим экзотическим цветам»... «Друг Аркадий, не говори красиво!» «И в небо щерились уже куски скелета, большим подобные цветам». Ну не надо так!
Да плюс ещё эти инопланетяне, у них там, это самое, — внутре неонка есть. Потому что «если присмотреться, можно было заметить выходящие из глаз цветные лучи. Их цвет менялся... видимо... по настроению». Раз можно было заметить, то он, конечно, в видимом спектре. Заметили, что слово «видимо» здесь звучит двусмысленно? Вот каждое слово проверяйте на двусмысленность.
Ну ладно. Всё замечательно, наши улетели, ихние остались, все пляшут и поют, и записку оставили ихним, что смотрите, мы вас не взорвали, мы хотим... это самое... дружба, Freundschaft, жвачка.
А. Кубатиев: На каком языке была эта записка?
С. Логинов: На русском, конечно.
А. Кубатиев: Класс. Вот, это патриотический рассказ.
С. Логинов: Да. А одна из девушек даже потеряла специально свой портретик, совершенно как у Казанцева в «Сестре Земли» (sic, не у Казанцева, а у Мартынова на самом деле). Помните? Марсианочку-то нашёл, красивую марсианочку — и здесь нашёл. «А ты, Тиллерна...» — ох, имена-то какие знакомые! Ну обязательно же имена инопланетянок должны вот так звучать. Электродрель... а, нет, это эльфы — Теплоцентраль, Электродрель — это имена эльфиек, а вот Тиллерна... «И вовсе хороша, — ответил один из мужчин, — оставить там (слово неразборчиво)».
Ну ладно. В общем, я не знаю... В рассказах автор нам не дал никакой морали, мне, наверное, тоже никакой морали говорить не надо. Если б был мальчишка — то я бы сказал: «Парень, ну что ж ты?..» Человек вполне себе в летах, видно, что вы любите ту фантастику, и, может быть, можно было бы там найти что-то, о чём те авторы не написали, а оно до сих пор интересно ныне живущим. Вполне такое могу себе представить, и могу себе представить, что вы напишете на вот ту тематику замечательный и непустой рассказ. К сожалению, оба представленных вами текста являются перепевами того времени, причём перепевами не самых лучших моментов. Даже у Ивана Антоновича Ефремова вы выбрали наиболее неудачные, устаревшие, так сказать, моменты. А уж когда берётесь за Казанцева-Колпакова — наверное... наверное...
А. Кубатиев: Можно я добавлю? Я просто не уверен, что все знают: «Азбука» сейчас выпускает — ну вы знаете, сборники лучшего за год там, вот это вот всё... По-моему не то один, не то два тома будет вот таких вот кирпичеобразных совершенно, историческая антология научной фантастики и космооперы. Я работал над некоторыми рукописями, потом мне удалось рукописи посмотреть целиком — я вам настоятельнейшим образом совершенно рекомендую. Вот у нас сложилось, к сожалению, к этому времени мнение, что научная фантастика — это уже всё, конец, она обречена на провал. Ничего подобного. Это великолепный, мощный, плодоносный... когда вот работают little gray cells, как говорил Эркюль Пуаро, маленькие серые клетки — когда они не очень маленькие и не очень серые, всё получается. Это такая великолепная школа. Вот честно вам скажу: мне казалось, что я уже всё знаю. Нет. Выдумка, блеф, фантастические гипотезы, вот то, о чём Святослав Владимирович говорил, детали выдуманные, за которыми такое целое открывается, что кажется, что и наука существует целая, и индустрия целая, и вообще общество уже этим продетерминировано очень далеко и глубоко — а вот, вот такусенькая деталь, и от неё проекция вот такая во всё это идёт. Ей-богу, нужно просто учиться...
М.М.: А когда это выйдет?
А. Кубатиев: Да она уже, по-моему, вышла. Покойный Дмитрий Александрович Биленкин говорил, что нужно читать, чтобы не изобретать велосипед. Добавлю: деревянный велосипед. Честное слово, вот будет полезно. Извините, пожалуйста.
(Продолжение следует.)