Начну, пожалуй, размещать в колонке стенограммы мастер-классов С. Логинова с «Интерпрессконов» 2009-10 гг. Святослав Владимирович дал на это дело добро, а фамилии авторов разбираемых на мастер-классах работ я заменю инициалами и астерисками, чтобы сохранить их инкогнито и не уронить авторского достоинства.
Несколько примечаний сразу. Текст полный, без правок и сокращений, как записалось на диктофон — так я и переносил на бумагу; единственное, я позволил себе убрать из речи говоривших всевозможные «э», «так сказать», «вот» и пр. междометия и поисковые слова — но лишь там, где они не передают никакого совершенно смысла или нюансов интонации.
1
(Самое начало семинара пропущено, буквально несколько минут, особо существенной информации там не было: Святослав Владимирович рассказывал о том, как он работает с присланными на мастер-класс рассказами, как и что помечает в тексте цветом, и просил авторов воздержаться от возмущений и оправданий, а слушать и мотать на ус.)
С. Логинов: «...да, спасибо, я подумаю над вашими замечаниями». Либо второй способ, когда он становится на дыбки и буром идёт на автора, говоря: «Да вы не поняли, я здесь написал вот так, я тут показал это...» В чём разница между этими двумя моментами: во-первых, ругань от этого долгая, она отнимает время и не очень интересна остальным собравшимся, и во-вторых, автор, который громко постулирует: «Вы не правы, я вот так...» — он ставит себе психологический блок. Когда он говорит: «Да, спасибо, я подумаю», — эта фраза ни к чему его не обязывает, разве что он имеет возможность подумать, а подумать оно всегда бывает полезно. Он подумает и скажет: «Да, конечно, этот мастер налепил лажу», — это будет результат его мышления. Если он начнёт немедленно идти в атаку — то мышления у него не будет вообще. Поэтому большая просьба вести себя именно так: если абсолютно не согласен — сказать: «Да, спасибо, буду думать», — то есть не устраивать дискуссии. Если устраивается дискуссия, то, наверное, человек просто зря пришёл на мастер-класс; он шёл, ждал, что его будут хвалить — а его вдруг взяли и не похвалили. Он тогда просто ничего с этого не получит.
Присланы очень разные произведения. Чрезвычайная разница уровня: от вещей совершенно беспомощных, до вещей практически профессиональных, которые можно отправлять в печать, и так далее, и так далее, если ссылка на то, что Логинов сказал, что можно печатать, где-то как-то кому-то помогает... я не знаю, являюсь ли я авторитетом для издателей, но если это помогает, то тогда можно будет ссылаться и всё такое прочее.
С каких лучше начинать, с худших или с лучших?
Из аудитории: С худших, конечно.
2
С. Логинов: С худших. Так... Есть ли тогда здесь В***? Ага, она и не пришла. Ну что ж, это даже и хорошо, потому что эти вещи... мне было сказано, что я имею право снимать произведения с обсуждения без объяснения причин, и я это и собирался делать, но только с объяснением причин. Я прочитал один рассказ из двух присланных, на второй я просто не стал тратить время. Рассказ слабый, рассказ плохо написанный, но не в этом дело. Просто-напросто количество грамматических ошибок зашкаливает все мыслимые пределы, приближаясь уже к сотням. То есть, значит, автор не посчитала нужным перечитать, прежде чем посылать это дело на обсуждение, на мастер-класс. Я мальчишкой был, первые рассказы писал, мне было страшно стыдно: как так, на меня покажут пальцем, скажут: «Хы! Писателем хочет быть, а сам с ошибками...» Открою секрет: я пишу с ошибками, до сих пор. А потом сижу и тщательно вычитываю. А вот при таких пальцах ещё и опечаток делаю прорву. Сейчас наоборот: скажут: «Во! Двадцать книг издал, а пишет с ошибками!» Сижу, вычитываю. А здесь это просто, так сказать, жуткое неуважение. Так что эту вещь, наверное, не имеет смысла... разве что показать некоторые типичные ошибки.
«Сумбурная, чуть слышная речь». «Сумбурная» это значит «БУРНАЯ» — корень-то, громко будет. И вдруг одновременно «чуть слышно».
«Девушке стало не хорошо». «И он истолковал это по — тире — своему». «Сил хватало только на то, что бы». (Смех в аудитории.) Ну я не виноват. Все «чтобы» пишутся с ошибками. «Ни чего не видно». «Она не охотно ответила». «От чего»... Ну и так далее, и так далее, и так далее. Тут где-то я проверял, где-то не проверял.
3
С. Логинов: Вот рассказ... изо всех сил автор пытался написать, и, к сожалению, сорвалось, не получилось. М*** Б***. Есть М*** Б***?.. Вот этого я тоже не понимаю: прислать произведение, я его читал — я его четыре раза прочитал, чтобы хоть что-нибудь сказать! — не пришёл. Обычно этим увлекаются товарищи на «Зилантконе». Я буду просить устроителей «Зиланткона», чтобы они у тех, кто присылает рукописи, вступительный взнос... ну вот этот вот, который все платят... только все приезжают и платят... чтоб кто хочет на мастер-класс — он сначала этот взнос платит, а потом — потом пусть не приезжает, хотя бы тогда устроители имеют какую-то денежку. Может быть, и на «Интерпрессе» сделать то же самое: тот, кто собирается приехать на мастер-класс, — сразу платит этот самый оргвзнос.
А. Кубатиев: Святослав Владимирович, эти технические вещи, может, не стоит обсуждать? Ты лучше скажи, что не получилось.
С. Логинов: Что не получилось. Пытается девушка написать притчу...
А. Кубатиев: Слово «девушка» ты пренебрежительно не говори так. (Смех в аудитории.)
С. Логинов: Хорошо. Я не могу произносить пренебрежительно это слово.
А. Кубатиев: Ты антифеминист, мы знаем. Я прошу прощения, Слава, скажи вот, что не получилось по-твоему.
С. Логинов: Объясняю. Так вот, девушка пытается написать притчу. Притча у неё не получается по одной простой причине: из-за очень слабого владения материалом. Она пишет по библейским моментам, въезд в Иерусалим, пытается писать, что на самом деле всё было не так. Это известный приём. Но для того, чтобы прописать «вы не поняли, на самом-то деле вот так, так и так было» — надо знать официальную точку зрения. Причём здесь сталкиваются иудаизм и христианство — и, значит, надо знать иудейские представления и христианские представления. Если бы я взялся писать на эту тему, я бы, наверное, пару недель потратил в библиотеке на чтение специальной литературы. Здесь видно, что автор то ли прочитала, а может быть слышала про «Код да Винчи» — и, соответственно, эту идею взяла: что я тут хотел семью, детей, тыр-пыр, восемь дыр — а мне приходится к свету и так далее. Притча должна чему-то принципиальному учить, открывать что-то новое — она ничего не открывает, она повторяет другие произведения, она идёт с ошибками, с невладением материалом, ну и плюс плохонький очень стиль, зато...
Зато... товарищи, господа и друзья, это ошибка очень многих: заглавные буквы. Ну, когда пишут с заглавной буквы слово «Господь» — для некоторых это принципиальный момент, пускай. Но после этого с заглавной буквы: «Вселенная», «Истина», «Слово», «Сын Света», «Пустыня», «Изначальное», «Предначертанное», «Храм» — ну, Храм, поскольку в данном случае это имя собственное, храм Соломона — «Знание», «Его»... чисто религиозный, а в данном случае это же не религиозное, поскольку автор вступает в полемику с религиозной точкой зрения и показывает, что въезжающий в Иерусалим это просто человек — тогда уж «его», «он» и так далее извольте писать с маленькой буквы. А тут даже «Дом»...
Как только он въезжает, немедленно «священники с тревогой что-то замечают». Они что, экстрасенсы? Почему? Приехал какой-то очередной, ещё не ясно — кто, а они уже бьют тревогу. Оказывается «о знании запрещено говорить так, как должно быть позволено свободному народу». Римляне, захватившие Иудею, не вмешивались в религиозные, философские и иные положения никоим образом, всё это было отдано на откуп Синедриону.
Потом он сидит, въезжающий в Иерусалим, и говорит: «Опять подниматься против всего мира?..» В которые там была Иудейская война? Вроде всё впереди ещё — но здесь уже «опять». Очень — особенно в притчах — приём, пахнущий дурновкусием: это риторические вопросы. «Опять война и борьба? Опять подниматься против всего мира? Невозможно...» Вот это вот в данном случае что? Как-то даже как вопрос не звучит. Или не хочется? «К чему перемены?..» — и так далее, и вот как пошёл целый абзац вопросительных знаков...
«Но хотел ли он этого?» — отбойка, и некая героиня «хотела», строчкой ниже. Ещё одна общая ошибка: сдваивание слов. Это чисто психологическая штука: написанное слово некоторое время в оперативной памяти ещё болтается, и очень хочется его написать второй раз. Отслеживайте всё это, вот здесь вот, в данном случае я как раз подчеркнул. «Хотел ли он этого? — Она закончила печатать, потянула, размяла уставшие запястья, подошла к окну... — Хотела...» Вот не надо, чтобы через строчку два этих слова — да ещё в разных значениях применительно к разным героям — были. Это получается плохо.
Ну и ещё один момент, он общий для слабых или для начинающих писателей: не держат картинку в голове. «Россыпь звёзд» на небе, а внизу «на прогретой и подсушенной апрельским солнышком земле». Минуточку, если тут у нас апрельское... ну, уже майское, но пусть вчера у нас... вот оно, апрельское солнце (показывает в сторону окна) — ну где тут россыпь звёзд? Пожалуйста, следите за такими вещами. Это бывают проломы у всех, у кого угодно. У Достоевского открываем «Белые ночи» и читаем: «Ночь была такая... — первый же абзац! — такая звёздная, такая...» Минуточку, у нас белые ночи, в этот момент Венеру видно, в противостоянии Марс видно — но россыпи звёзд нету. Нету. Вот это вот литературщина. Но то, что мы прощаем Достоевскому — просто потому, что дальше он нас возьмёт за глотку, и мы забудем это — то не стоит прощать автору, где кроме «россыпи звёзд» нет ничего. Ну и в любом случае, даже если бы Достоевский не сделал этой ошибки, не нам его судить, мне кажется, повесть не потеряла бы ничего.
То есть: беспомощность текста, незнание, риторичность.
А вот так оно всё примерно выглядело:
(Продолжение следует.)