Фредерик Орлин Тремэйн
Возвращение
The Throwback, 1926
Капралом в нашей батарее был Хайнц. Если кто из приятелей о нём и вспоминал, так только из интереса, за какие такие заслуги он получил нашивки. Капрал был сутулым, плотного сложения, с буграми мышц. Руки большие, плечи широкие, волосы тёмные, лицо жёсткое, а глаза совершенно невообразимые — крошечные чёрные диски, пустые и в то же время очень глубокие, не позволяющие ничего в себе разглядеть. Их взгляд ускользал и вместе с тем странным образом проникал прямо в душу. Временами он казался спокойным, только не ласковым и добрым, а кротким, словно у огромного, выросшего в неволе зверя, но загорался таким лихорадочным блеском в минуты безумия!
Безумия какого-то особого, звериного, настолько вплетённого в его естество, что стало с ним одним целым. Если ему возражали, то глаза искрились тигриным ядом, и от такого взора по спине пробегали мурашки невыразимой жути. То был не обычный страх перед опасностью — я слишком привык смотреть в лицо смерти, чтобы обращать на него внимание, — а неосязаемое отвращение, ужас, парализующий всякое движение, голос из глубины веков, своим звучанием сковывающий человека в своих объятиях, пока приближался великий кошмар. Бесформенный, но осязаемый — хруст костей, звук разрываемой плоти, запах тёплой крови.
Снова и снова я благодарил свою счастливую звезду, что никогда не встречал Хайнца одного в открытой степи глубокой ночью. Его глаза обладали такой гипнотической силой, что у меня не хватило бы сил даже вскрикнуть. Я избегал его, как безоружный избегает зверей в джунглях. Капрал был из тех, кому нравится убивать. Нынче ему подобные опустошают Бельгию.
Каким-то образом Хайнц сдружился с несколькими себе подобными. Полагаю, он подчинил их своей сильной волей. Возможно, их влекла к нему кровная связь, не разрушенная веками, — любовь к жестокости. Родители Хайнца эмигрировали из Пруссии в 1895 году, движимые, без сомнения, той же неугомонностью, что пробудила в их первенце отголоски минувших веков. Какая ирония — ему пришлось воевать против страны, служившей приютом его предкам!
Когда мы находились на западном посту, произошло событие, оставившее в моей душе неизгладимый след. Официального объяснения так и не нашли, но для меня всё ясно, как белый день. Возможно, я заблуждаюсь, но вряд ли. У меня нет никаких доказательств, кроме воспоминаний и странного шестого чувства, что вынуждало меня подчиниться Хайнцу, когда пробуждалось безумие.
Капрал куда-то ушёл днём в воскресенье. Вернулся около 11 вечера и лёг спать. Я увидел, как он входил в палатку. Его глаза вспыхнули зеленоватым светом, словно у росомахи в тени леса. Его руки дрожали, когда он потянулся откинуть клапан, а губы приоткрылись, как у собаки, рычащей над костью. Затем ухмыльнулся. Эта ухмылка преследует меня до сих пор. Голодная рысь, почуявшая свежую кровь.
На следующее утро мы узнали, что произошло убийство, предположительно, совершённое каким-то обезумевшим животным. Тело мужчины было найдено на открытой равнине в миле от ближайшего жилья. Ночью никто не слышал никаких звуков, но тело оказалось разорвано на части огромными жестокими когтями (или руками?). На шее, там, где оно (или он) высасывало тёплую кровь, виднелись следы зубов. Тело с головы до ног было покрыто синяками, будто избитое безжалостной дубинкой.
Хайнц отправился туда с остальными парнями, чтобы помочь в случае чего. Но, казалось, ему было неинтересно. Он наблюдал за далёкими холмами более пристально, чем за солдатами. Когда он смотрел на залитую кровью землю, то не казался ни удивлённым, ни сочувствующим, но (или мне это показалось?) скорее радовался кровавой бойне. Казалось, он видел всё это раньше.
В тот день капрал был чрезвычайно послушен, и в течение следующих двух месяцев оставался спокойным. Но постепенно в его горле снова зазвучало прежнее рычание, а в глазах появился кровожадный взгляд. Он снова принялся бродить в одиночестве по ночам. Зверь выслеживал жертву.
Несколько недель спустя сержант (как он с ужасом рассказывал) обнаружил волка, зверски убитого и брошенного на склоне холма. Волк был в том же состоянии, что и тело мужчины ранее, но никто так и не связал эти два инцидента.
Снова пробудилась жажда крови, но, утолив её, капрал на время успокоился. Души у него не было. Он умер во Франции; и, как я догадываюсь, умирая, улыбался, ибо лежал в луже крови на поле боя в Аргонне.
цитировать
свернуть ветку