Чтобы избавиться от бесконечных самоповторов, автор, пересказывая события XV-го века, пользовался русско-татарскими каламбурами, а в прозрениях будущего взялся за русско-китайские, причем графические — буквы коротких матерных слов можно угадать в сплетении измененных иероглифов.
Впрочем, кого я обманываю?
Каким он был, таким он и остался.
Немного английского языка, немного французской постмодернистской философии (будто никакой другой и не появилось), немного поисков национальной идеи и цистерна политической желчи.
Это константы творчества В. Пелевина.
И никаких событий XV-го века там нет, если только 15-го до нашей эры.
Мир тот же, что и в прошлом романе (и во всей серии TRANSHUMANISM INC), и даже протагонист — если иметь в виду баночного оперативника, который прикидывается разными сущностями — неизменный. Только память о прошлых подвигах ему стерли.
Автор просто поменял знак: предыдущее дело, с Элевсинскими мистериями, было о божественном, о вознесении, а это будет о злых силах и о возможном апокалипсисе.
Увы, ни крутых социальных моделей, ни описания удивительных существ на страницах романа мне вычитать не удалось.
Интриги с дедуктивными рассуждениями тут куда больше, чем философии.
Но есть приличная порция хороших афоризмов, каламбуров, словесных вывертов и прочих фокусов, которые у автора получаются все так же недурственно.
Переулок в «Сите», где ваш особняк стоит, называется «Тупик Батыя». А я его переделал в «Тупик Батая»
Есть сколько-то понятных социальных конструкций: лагерные авторитеты, видя накатывающийся вал фем-преступности и общего снижения роли мужского пола, переименовываются в "петухов" — якобы социально-сексуально близких к новой власти, но далеких от гомосексуализма. Ну, или то, что заключенные крутят велосипедные электрогенераторы, якобы вращая ветряки, чтобы те раздували ветер над планетой, а на деле — дают электричество для майнинга криптовалюты "деревяк".
Есть кинжальный удар в сторону академической науки, которая, якобы, должна рожать Национальную Идею, а может поставлять лишь синекуры для родни начальства.
Можно вычитать и описания неожиданных вещичек, вроде нунчаков в хохломской росписи.
Но в остальном — автор все так же развивает образы, которые придумал 10-20-30 лет назад.
Было ведь хорошее сравнение — обычный человек всю жизнь будто крутит педали на невидимом тренажере и смотрит в бетонную стену, умирая от тоски, но если спроецировать на неё образ привычной работы, а две недели в году показывать тропики — будет немножко счастлив.
Так и тут
"Я думал, он окажется в какой-то комнате – но Сердюков сидел прямо на велораме, среди других крутящих педали зэков.
Впереди была вторая ветробашня – и перед ней действительно теперь стояла эстрада. На ней прыгал одетый в форму улан-батора шансонье с зеленым коловратом на черепе и пел:
– Ветры и версты, улетающие вдаль!
Сядешь и просто нажимаешь на педаль!
На педаль!
Даль-даль-даль-даль…
Даль-даль-даль-даль…"
Есть и попытки понять, как будут меняться разные организации, если основная часть их начальства попадет в "банки". Проглядывают новые черты в том эпическом упадке-загнивании, который автор пророчит нашей техногенной цивилизации. И все это в обертке из сконструированного "языка".
Читатель как бы заглядывает за горизонт настоящего в мрачно-лингвистическое будущее, но делает это, каждый раз подпрыгивая на одной и той же стилистической площадке.
Там же автор издевается над самоповторами, в который раз используя образ-маску Шарабан-Мухлюева, и сам же восславляет себя в этом образе, заодно описывая свои/шарабановские сексуальные подвиги.
Однако, при всех рискованных параллелях и ассоциациях, автор предельно осторожен с современным военным дискурсом. Ни аккуратных подколок, как в позапрошлой книге, ни попыток серьезного анализа. Можно сказать, что он дает теме отстояться в собственном сознании :)
Единственное, что было неожиданным из повторений Пелевина — это отсутствие вбоек от вбойщика TREXа — в книге образов динозавров еще больше, чем в "KGBT+".
.
Итого: это одна из книг, при чтении которой посмеиваешься и говоришь себе "Автор не потерял формы", но дочитав последнюю страницу, вздыхаешь: