Внимание: настоящая публикация — НЕ сборник рассказов Нуна Pixel Juice, но авторские комментарии к сборнику, Juicing the Pixels. Если вы еще не видели введения к публикации, рекомендуется для начала к нему обратиться.
Part Three – Poison’s Flightpath (ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: МАРШРУТЫ ЯДОВ)
26 – Getting Home Safely (in the mix): (Домой без приключений (с переходом в микс))
Еще одна история из жизни. Или, вернее сказать, сон из жизни. Который приснился мне довольно давно и с тех пор не отпускал. Я склонен считать его одним из самых ранних отправных пунктов, из которых выросла концепция «Вирта».
27 – Pixel Face: (Пиксельное лицо)
Ключевой текст. Еще одна возможность взглянуть на юные годы и свершения мисс Хобарт, и, само собой, Джазира Малика. Но главное здесь – это голос, голос рассказчика. Когда пишешь рассказ или даже роман, первое дело – выбрать для него подходящий голос. Вслух я его читаю с дурацким манчестерским акцентом, и аудитория помирает со смеху, особенно на первой странице. И еще мне нравится мораль рассказа, замкнутая на себя мораль группы отморозков. Чтобы писать, нужно быть открытым новым идеям. Нужно уметь, смотря по телевизору передачу, где лица юных преступников закрыты размытыми пикселями, задать себе вопрос: «А что, если на самом деле там чье-то чужое лицо?» У меня нет специальных рецептов относительно того, как научиться генерировать идеи, но я знаю, что чем больше ты это делаешь, тем лучше у тебя получается. Довольно скоро ты уже почти ни на что не можешь смотреть, не задавая себе вопроса: «Что, если?» Что, если, что, если, что, если. Когда главная картинка зафиксирована, ты решаешь, к какому месту рассказа она относится, в чем ее эмоциональное значение, а дальше уже пишешь о том, что было до, и о том, что после. «Крылатый мой охранник в колеснице» — искаженная цитата из стихотворения Эндрю Марвелла «К стыдливой возлюбленной»*.
* Как и отмечено должным образом в сноске к рассказу.
28 – Stigmatica: (Стигматика)
Побег, пущенный в сторону предыдущим рассказом. Несложная переделка старой, старой темы. Каинова печать. Помню, как-то читал рассказ про парня, который убил мастера татуировок, после чего обнаружил, что татуировки начали расти прямо у него на теле*. С моей стороны фактически – бесстыжий плагиат.
* Чем-то похоже на «Иллюстрированного человека» Брэдбери, но вряд ли оно, пусть выглядит и знакомо.
29 – Autopsy of a Hummingbird: (Вскрытие свиристеля)
Самое любимое из моих названий*. Сам рассказ не вполне его достоин, и задним числом я теперь не вполне уверен и в его сексуальной подоплеке. Как ни странно, вырос он из истории про «Экс-Тро-вирт»: идея заключалась в том, что у каждого робо внутри имеется подобная машина, а кормить ее следовало через рот на животе. Робо по какой-то причине называли устройство «сутенером», понятия не имею, отчего. Так или иначе, идея убежала из рассказа, чтобы зажить собственной (не вполне пристойной) жизнью. Что хотите, то и думайте.
* И, разумеется, уже в силу этого – кошмар для переводчика. Хотя что-то вроде бы вытянуть удалось.
30 – from The Book of Nymphomation: (Выдержки из «Справочника по нимфомации»)
Очень ранний и очень отличающийся от заключительной версии черновик «Нимфомации» должен был включать в себя страницы из этой загадочной энциклопедии. Здесь – все, что я успел набросать.
31 – Somewhere the Shadow: (Тень где-то там)
Что сказать по этому поводу? Рассказ писался в самых причудливых чувствах. Все вновь разворачивалось в процессе, без первоначального плана. Идея пришла, когда я оговорился, произнося слово «феромоны». Феро-номы. Феро-гномы*. Вот так совершеннейшая банальность порождает извращения. Вместе с «Экс-Тро-виртом» и «Свиристелем» я классифицирую этот рассказ как очень «английский», поскольку он затрагивает нашу национальную фиксацию на сексуальности как на чем-то отдельном от тела. Я мог бы рискнуть заявлением, что пытаюсь исцелить этот болезненный разрыв тем, что помещаю его в фокус. Вот только я не слишком уверен, насколько такого «помещения в фокус» достаточно. И ладно бы только это, дальше я ввожу в рассказ серийного детоубийцу. Что вряд ли повышает шансы. Оправдывает ли концовка все это валяние в грязи? Не знаю, но хотел бы сказать, что считаю свою работу морально оправданной. И поэтому, наверно, никогда не напишу ничего «сомнительного»; как бы глубоко я ни погрузился во мрак, я постараюсь дать истории ту или иную возможность вытянуть себя наружу. Показать отблеск надежды. Кондитерская фабрика, появляющаяся в этом и некоторых других рассказах – это фабрика «Маквитиз», неподалеку от которой я жил в Манчестере. До нее была добрая миля, но в определенное время, отчего-то чаще всего по ночам, к нам доносился производственный запах. Воздух заполняли густые ароматы пшеницы, овса и шоколада. Полицейскую зовут Кинси в честь знаменитых «Отчетов Кинси» о сексуальном поведении человека.
* Начальное «г» в английском слове gnomes не читается. Скажем, в одной из повестей Баума подземные карлики так и зовутся nomes.
32 – Call of the Weird: (Зов странного)
Один из моих первых рассказов, написанный для «Большого дела». Он мне до сих пор нравится, пусть даже из чисто сентиментальных побуждений. Версия для «Пикселя» несколько отредактирована.
33 – Dub Weird: (Странный даб)
Просто забава. Я исполняю его вживую, то есть пою. Вернее, напеваю. Аудитория всякий раз в шоке, возможно, из стыда за меня. Я ведь, по сути, не умею петь. Если б умел, то не писал бы. Все, что я делаю – это фактически моя попытка запеть. Не забывайте про то, читая мои творения, в этом – истинный к ним ключ. Natty furlocks and ting – фраза в стиле регги. Примеры ее правильного использования можно найти в хите Антеи и Донны Uptown Top Ranking*.
* Если последовать этой рекомендации, можно прийти к выводу, что and ting в данном случае – «неопределенный артикль», что-то наподобие «и ваще». Но фраза в любом случае выпала из перевода, со стихами, особенно «размерными», оно неудивительно.
34 – The Charisma Engine: (Концентратор харизмы)
Происхождение этой вещи довольно занятное. Меня попросили написать рассказ для ежегодной антологии новой литературы Британского совета. Я сочинил нечто довольно сложное с участием виртуальных скейтбордистов и детей, лишенных тени, увязав все это с безумной идеей зловещей компании, пытающейся вернуть к жизни принцессу Диану! Ну да, была годовщина ее гибели, которая навела меня на мысль, что харизма являет собой форму энергии. Та, кого чаще всего на свете фотографировали, все такое. Я показал рассказ нескольким людям, все они сказали, что это уже лишнее, это чересчур. Тогда я убрал все отсылки к концентратору харизмы, оставив рассказ «Девушки забвения», опубликованный в восьмом выпуске антологии «Новая литература». Идея же с харизмой некоторое время провалялась в виде кипы заметок, пока меня не посетила мысль изложить ее в форме пародии на Герберта Уэллса. Не то чтобы я был в таком особо силен, но, как я уже упоминал, мне хотелось продемонстрировать в «Пиксель-коле» все свои таланты, что подразумевало и разнообразие стилей. Мне кажется, там есть довольно удачные строки, и в целом ощущение тоже достаточно мощное. Забавно, сколь немногие обратили внимание, что рассказчика в этой истории зовут Ньюн.
35 – Spaceache and Heartships: (Космическая боль, сердечные корабли)
Эта картина (мальчик с луной в животе) сидела у меня в мозгах не один год. Время от времени я делал очередную попытку куда-нибудь ее пристроить. Не уверен, насколько оно мне удалось в этой версии, может статься, она слишком легковесна, чтобы передать истинную поэтическую мощь картинки. Ну, хоть название годное. Селена – богиня луны у древних греков. Финальная строка – бесстыжий оммаж Дж. Г. Балларду*. На мой взгляд, это самый «странный» из рассказов сборника. Дальше градус снижается, мы берем курс обратно к Земле.
* К сожалению, переводчик не может похвастаться, что определил «источник» для оммажа.
36 – Dubships: (Даб-корабли)
Это мой самый любимый их всех ремиксов, в том смысле, что он, на мой взгляд, действительно добавляет нечто к самому рассказу – если угодно, дает ему душу и сердце. Его мне тоже доводилось «петь» во время живых выступлений. Иногда меня спрашивают: для кого я пишу? Есть ли у меня конкретное представление об идеальном читателе? Ну так вот, представление имеется. Это не реально существующий человек, просто образ у меня в голове. Читательница, ей двадцать один год, и она подмечает все до единого нюансы в моих работах! Вот вам иллюстрация: первая часть «Пиксель-колы» носит название «Ароматы иллюзий». В «Даб-кораблях» присутствует строчка «иллюзорный подъем». Идеальная читательница тут же замечает каламбур: illusion’s ascent это все равно что illusion’s a scent. Иллюзия как аромат, иллюзия как запах. Но если связь вам в глаза не бросилась, переживать не стоит: идеальная читательница – персонаж мифический*.
* А идеальный переводчик – тем более. В данном случае его хватило лишь на то, чтобы достаточно буквально воспроизвести строчку оригинала, поскольку чувствовалось, что про иллюзии там неспроста. А вот будь он тем идеальным читателем (или своевременно натолкнись на «Сироп из пикселей»), вот тогда пришлось бы еще как помучиться.