После бытовой зарисовки о зимних английских забавах ожидаешь от Левина какой-нибудь настоящий английский нонсенс, требующий разгадки. А тут такой короткий диалог:
цитата– Мистер Сноу! Мистер Сноу!
Вы придете в гости снова?
– Через час. Даю вам слово.
– Вот спасибо, мистер Сноу…
Что художники думают по этому поводу?
Картинка из моего раннего детства. Изысканные англичане: мистер Сноу и семейство, с которым он прощается. Все вежливы, приятно улыбаются (мальчик несколько насмешлив). Ну ладно...
А вот мистер Сноу вернулся, как и обещал. Все в недоумении и (кроме девочки) не очень-то довольны. Но с чего? Сами ведь звали и радовались, что он через час вернётся.
Вспоминаю и своё детское недоумение: разве в этом соль стихотворения? Разглядывание персонажей (а в раннем детстве это было многочасовое — с перерывами — разглядывание) никакого скрытого смысла не выявило. Оно, конечно, было полезно — сравнивание благодушных и недовольных физиономий. Примеры двуличия взрослых в реальной жизни уже были продемонстрированы (в глаза гостям одно, за глаза — другое). Но чего-то явно не хватало. Когда через сорок лет вновь погрузился в любимую книжку, тоже ничего не смог придумать
И только спустя ещё несколько лет Антоненков раскрыл мне секрет: речь идёт о снеге. Это же по английски надо было читать: Mr. Snow!
Испытал поначалу обиду за своё детство — не дал мне предыдущий художник Калачёв возможности разгадать загадку, не туда направил. Потом подумал, что иллюстрация со снегом вообще бы меня запутала (родители мои предвоенных годов рождения — в школе да в институте учили не слишком усердно немецкий язык). А так хоть что-то домыслил...
Спехова, понятно, тоже разгадала каламбур.
Но вот что интересно: Левин — автор текста — рисунок Калачёва в издании 1969 года принял. И нынешнее, и советское законодательство об авторском праве воспрещало без согласия автора снабжать произведение при его издании иллюстрациями. Понятно, авторы и сейчас и тогда вынуждены юридически соглашаться с выбором издателя (потом могут бухтеть, как, например, Успенский по поводу первых иллюстраций Алфеевского к "Крокодилу Гене"). Но сотрудничество писателя с художником всё же было. В нашем случае, видимо, повлияли тогдашние способы коммуникации. Левин в Москве, Калачёв в Новосибирске — в лучшем случае, прислали по почте (не электронной) какие-нибудь гранки, менять что-то концептуально было поздно. Левин, наверное, просто махнул рукой.