9. Статья Михала Цетнаровского/Michał Cetnarowski, напечатанная в разделе “Publicystyka” на стр. 10—13, носит название:
И тогда появился он: черноволосый, с хмурым взглядом, с мечом в руке. Воин, забияка, столь же часто веселый, как и задумчивый, пришел попрать обутой в сандалию ногой увешанные сияющими драгоценностями царства земные. Он: Роберт И. Говард.
Говард-варвар
Родившийся в 1906 году в одном из небольших городков Техаса, Роберт с раннего возраста проявлял склонность к литературе. Вместо того чтобы тусоваться со сверстниками, он сидел дома и читал все, что попадалось под руку. Вместо того чтобы играть в ковбоев и индейцев, он, считай, не вылезал из библиотеки. Известна побасенка о том, как во время каникул юный Говард, большой любитель исторических монографий, вломился в библиотеку, вынес из нее нужные ему книги, а затем, когда начался учебный год… честно вернул их на место. Как где, а в Техасе такое поведение не могло понравиться его сверстникам-соученикам. С прилепившимся к нему ярлыком «книжная моль» Говард быстро попал под травлю, а коллеги постарше и поувесистее сочли его удобной боксерской грушей. И весьма ошиблись.
Вместо того, чтобы смиренно согласиться с ролью слабака, Говард начал активно заниматься бодибилдингом и боксом. Вскоре никто не осмеливался над ним смеяться. Описанный через пятнадцать с лишним лет Конан – «рослый, с мощными плечами и широкой грудью, с бычьей шеей, черными волосами и голубыми глазами» — это слегка приукрашенный портрет юного Роберта (за исключением, пожалуй, длинных, ровно подрезанных над глазами волос варвара…).
Наряду с бодибилдингом, боксом, фехтованием и верховой ездой Роберт открыл для себя вторую, гораздо большую страсть: пальповые журналы. Первые попытки писать он предпринял, еще будучи подростком: в пятнадцатилетнем возрасте начал рассылать тексты в такие журналы, как “Adventure”
и “Western Story”.
Однако в последующие годы профессиональный рынок оставался для него закрытым. До поры до времени Говард оттачивал перо в школьной газете, где публиковал свои стихи и первые приключенческие рассказы. Он начинал с вестернов, текстов о пиратах, исторических рассказов, экзотических историй, где действие разворачивалось на Востоке.
Прорыв состоялся после написания и любительского издания дюжины рассказов, когда в 1924 году журнал “Weird Tales” принял к публикации (и напечатал через год) его рассказ «Копье и клык» (“Spear and Fang”), действие которого происходило в доисторические времена.
С самого начала в темах, раскрываемых молодым автором, отражается его более позднее увлечение – квазиисторический фон рассказов, выразительные герои-индивидуалисты, экзотическая сценография и романтически понимаемое «варварство» в столкновении с «цивилизацией». Однако тот, кто будет искать в повествовании о жизни кроманьонцев простой прообраз позднейших текстов с варваром в главной роли, ошибется. Ибо «Копье и клык» рассказывает о... юном художнике, наскальном живописце. Да, в рассказе есть и злобный монстр-неандерталец, и красивая женщина, и драка, и копье с каменным наконечником против когтей и клыков. Но на переднем плане, особенно с сегодняшней точки зрения, вырисовывается пророческая метафора, столь же проницательная, каковой она иногда бывает у творческих гениев: Роберт еще не мог знать, какая печальная судьба его ожидает, но он уже ощущал то, что сможет ему поставить памятник прочнее бронзового. Искусство. После окончания школы он целиком отдал себя писательскому творчеству.
Чтобы заработать немного денег, Говард брался за разные работы -- занимался физическим трудом, был стенографистом, подрабатывал продавцом в магазине (по его словам, «Худшая работа, которую мог иметь мужчина») и даже окончил бухгалтерские курсы. Но все эти годы он ни миг не переставал писать.
С материальной точки зрения, это стало возможным благодаря семье -- отец был уважаемым врачом. С другой стороны, его мать, страдавшая туберкулезом и постоянно жившая в тени смерти, была одной из самых больших его забот, а переживания, связанные с ее болезнью, сложились в травму, которая оказала влияние на всю жизнь Роберта – и наконец нашла свое завершение в обстоятельствах его смерти. Тем временем он писал.
Поражают его настойчивость и фанатичная поглощенность творчеством; даже тогда, когда из журналов приходили отказ за отказом (или ответы не приходили вообще), когда сверстники постепенно устраивали свою жизнь, -- Говард писал. Эта преданность творческому занятию и погружение в литературу замечательно показаны в великолепном фильме Дэна Айрленда «Весь широкий мир» (Dan Ireland, “The Whole Wide World”, 1996), основанном на воспоминаниях Новалин Прайс (Novalin Price), начинающей писательницы и, вероятно, единственной приятельницы – и предмета любви – Роберта.
Прекрасно снятый фильм (превосходный Винсент Д'Онофрио в роли Говарда) показывает сложную натуру писателя, запутавшегося в сети семейных зависимостей и сложных чувств. Писателя гиперактивного, отвергающего любовь, пожалуй, единственной женщины, которую он по-настоящему любил; терзаемого приступами депрессии, маскируемыми грубой мужественностью («представлением о мужественности»); погруженного в свои фантазии. Постепенно теряющего связь с реальностью, с самою жизнью.
В фильме есть такая сцена: ночью, на кукурузном поле, освещенном фарами машины, под темным небом и звездами, которые, должно быть, так же ярко сияли над огромными городами затонувшей Атлантиды, поддразниваемый Новалин, Роберт начинает рассказывать о Конане. И вдруг лицо Говарда озаряется пламенем войны, из динамиков слышатся звон мечей, стоны раненых, боевые кличи и стук барабанов — и человек исчезает, появляется писатель, целиком погруженный в свое творение.
Реальность догнала его в июне 1936 года. Новалин всего за несколько недель до этого навсегда уехала из Техаса, «Weird Tales» задолжал более тысячи долларов гонорара, а его ослабевшая от болезни мать, с которой он был столь тесно связан, впала в кому, из которой ей уже не суждено было выйти. Услышав это, Роберт заперся в машине, вытащил револьвер («Девонька, Техас не самый безопасный штат в мире») и выстрелил из него себе в голову. Роберт И. Говард был похоронен в одной могиле с матерью спустя два дня: 13 июня 1936 года.
Ему было тогда едва тридцать лет – трудно поверить, глядя на то, сколько он написал.
(Продолжение следует)