Изабель Ким «Почему бы просто не убить ребёнка в подвале Омеласа»

Поддавшись просьбам я всерьез задумался, что ещё можно перевести. У меня было несколько вариантов, но в итоге я остановился на этом коротком рассказе, который является одновременно продолжением, полемикой и деконструкцией самого известного рассказа Урсулы Ле Гуин. В первую очередь, потому что он был самым коротким из возможных вариантов. Во вторую — потому что рассказ спровоцировал весьма бурные обсуждения в анлоязычных кругах (на моей памяти в последний раз что-то подобное происходило с тем знаменитым рассказом про боевой вертолёт), а значит в свое время наверняка получит свою порцию номинаций на фантастические награды. Ну и наконец, мне этот рассказ действительно понравился, как и всё творчество Изабель Ким в целом. Можно сказать, что её рассказы стали одним из главных моих литературных открытий начала года. Писательница начала карьеру сравнительно недавно, но стремительно набирает популярность. Уже второй ее рассказ, «Поймёшь, когда станешь мамой» получил премию имени Ширли Джексон, а в прошлом году она номинировалась на Хьюго как лучший начинающий писатель. В её рассказах литературное хулиганство сочетается с хорошим слогом, а искренность — с цинизмом. Чаще всего она пишет весьма странные вещи с хаотичными сюжетами, от которых, при этом, невозможно оторваться. Представленный рассказ в каком-то плане проще остального её творчества, но переводить его всё равно оказалось сущей пыткой. Стиль у Ким весьма своеобразный и далеко не все, что хорошо звучит на английском сохраняет лёгкость в русском языке, поэтому многое пришлось адаптировать, а тема рассказа как никак требует аккуратности в передаче смыслов. Если Ле Гуин в своем рассказе уже ставит ребром известную дилемму о слезинке ребенка, то Ким опускает педаль в пол и плохой перевод испортит впечатление.

Поэтому, не без трепета, представляю перевод рассказа Изабель Ким «Why Don't We Just Kill the Kid In the Omelas Hole» опубликованного в журнале "Clarkesworld" за февраль 2024 года.

Когда они вломились в подвал и убили ребенка, в Омеласе пропало электричество и погас свет: щёлк, щёлк, щёлк. Лопнули канализационные трубы, заливая улицы нечистотами, а по новостям сказали, что надвигается ужасный тайфун, так что они (другие "они", которые всем заправляют и живут в роскошных домах [ладно, все дома в Омеласе были роскошными, но то были Роскошные Дома]) схватили ещё одного ребенка и бросили в подвал.

И по новостям сказали, что тайфун превратился в тёплый летний ливень, трубы были отремонтированы, а хорошо оплачиваемые золотари в современных средствах индивидуальной защиты устранили утечку сточных вод, пока ребёнок в подвале плакал, плакал и плакал. Вернее они (простые омеласцы, например золотари или дикторы новостей) предполагали, что ребенок плакал, потому что подвал имел хорошую звукоизоляцию и из него не доносилось ни звука. Пусть это и не позволяло им забыть о ребенке, но каким-то образом помогало.

Тогда они (первые "они") снова убили ребенка. Они ворвались в подвал, вытащили ребенка и то, как ему перерезают горло показали на государственном телеканале (в Омеласе всё телевидение финансировалось государством), а потом сказали: "Взгляните, на каком дерьме построен ваш прекрасный город!", а ребенок истекал кровью, и зрелище было настолько наглядным, что в более поздних передачах ролик подвергся цензуре. Автоматическая пешеходная дорожка сделала петлю и пара пассажиров столкнулись, погибнув по нелепой случайности, фондовый рынок начало лихорадить, а на южной окраине Омеласа обрушился дом.

Тогда, они ("они" из роскошных домов) взяли третьего ребенка и засунули в подвал. Они чувствовали себя немного неловко, но им нравились их роскошные дома, а, кроме того, они искренне заботились о благополучии Омеласа и всех горожан, за исключением ребенка в подвале. По новостям скорбно рассказывали о втором погибшем ребенке, а посты в социальных сетях (все жители Омеласа имели здоровые и регулярные отношения с социальными сетями, а не такие, которые приводят к зависимости и негативным эмоциям) рассказывали, какая это трагедия, потому что, хотя все знали про ребёнка в подвале, теперь, когда в подвале побывало в три раза больше детей, это их особенно огорчало, ведь обычно омеласцы не убивают детей в подвале, они умирают сами от болезней или недоедания.

Не то что бы подобные рассуждения имели значение для третьего ребенка, сидящего в подвале и не получающего никакого удовольствия от пребывания там.

Но из-за хорошей звукоизоляции никто не слышал рыданий третьего ребенка, кроме того, теперь никому не разрешалось заходить в подвал, поскольку вокруг него была усилена охрана, чтобы предотвратить смерть и продлить страдания. Это означало, что убийцы детей должны были как следует спланировать следующее покушение, а у обывателей было время прийти в себя после первых двух убийств, особенно второго, весьма наглядное видео которого стало распространяться за пределами Омеласа.

У всех (у меня, вас, дикторов новостей, золотарей с современными средствами индивидуальной защиты, детей, которые жили в Омеласе и за его пределами) видео вызывало здоровое отвращение. Но его всё равно смотрели. Оно стало вирусным, как становятся вирусными снафф-фильмы или сливы домашнего видео Ким Кардашьян, как если бы страдающий ребёнок появился в подвале каждого дома, будто бы миллион страдающих детей смотрели на зрителей с миллиона экранов.

Многие люди, не являющиеся омеласцами, писали гадкие комментарии (ведь только у омеласцев были здоровые отношения с социальными сетями), например, что раз омеласцы были чудовищами, позволяющими существовать страдающему ради их блага ребенку, то всё напускное благополучие Омеласа покрывалось слоем нечистот, и если бы они знали о страдающем ребёнке, то никогда бы не посещали прекрасные пляжи Омеласа, ночные клубы и фестивали, потому что знание о ребенке извращало все их впечатления. И что вместо детей неплохо бы поубивать самих омеласцев.

Подобные комментарии огорчали жителей Омеласа. Они отвечали, что Омелас был лучшим местом для жизни, по сравнению с большинством других городов, потому что, по крайней мере, в Омеласе все знали, что страдающий ребенок страдает не просто так, в отличие от всех остальных детей, которые страдали без причины. За пределами Омеласа детям отрывало руки, когда они работали на заводах по переработке куриного мяса, детей оставляли в мусорных ящиках, или они жили в тихой нищете с матерью-алкоголичкой, и отцом-домашним боксёром. А в Омеласе жили только хорошие родители, и ни один ребенок не страдал, кроме единственного, который страдал. И как вы смеете писать гадости о нашем прекрасном городе и нашем единственном ребенке, когда вы даже своих детей обеспечить не в состоянии?

Чего омеласцы не сказали, так это того, что их последние комментарии были спровоцированы тем фактом, что детоубийцы нарушили негласное правило: если у тебя есть проблемы со страдающим ради всеобщего счастья ребенком, ты просто проваливаешь из Омеласа ко всем чертям и держишь свое ценное мнение при себе. Ты не трогаешь ребенка. Будучи подростком, ты усваиваешь суровую правду об устройстве общества и бесконечных страданиях, лежащих в его основе, плачешь и злишься отведённый срок, а потом взрослеешь и продолжаешь жить своей лучшей жизнью с бесплатным образованием, фестивалями и легальной травкой.

Ребёнок был каплей крови в миске с молоком, легкая горечь которой делала сладость жизни в Омеласе ещё насыщеннее. Без ребенка в подвале Омелас был бы банальным раем. Со страдающим ребенком Омелас приобретал концептуальное значение.

Страдающий ребенок держал на своих плечах благополучие города, буквально, а не метафорически. Всем нравилось работающее без перебоев электроснабжение, хорошее образование, низкий уровень преступности, заботящееся о простых людях правительство, безопасные тротуары и удобный общественный транспорт.

Обсуждения в Сети становились всё токсичнее. А затем был убит третий ребенок.

На этот раз было сложнее сказать, кем были убийцы, потому что первые "они" (убийцы), затесались среди вторых (из роскошных домов), а также среди третьих (дикторов новостей и золотарей с современными средствами индивидуальной защиты). Никто так и не понял, как они смогли проскользнуть сквозь все меры защиты, звукоизоляцию и солдат, вооружённых пистолетами с транквилизаторами (потому что в Омеласе не было летального оружия), украсть ребенка из подвала и убить прямо в конференц-зале, где люди с роскошными домами встречались, чтобы обсуждать правительственные дела.

На этот раз убийцы не оставили послания, потому что посланием был мертвый ребенок на столе. Мертвый ребенок был одет точно так же, как и любой другой ребенок Омеласа (удобная, недорогая одежда хорошего качества, со стильными узорами), и он пробыл в подвале недостаточно долго, чтобы развились ужасающие черты, которые всегда проявлялись у детей из подвала (открытые язвы на ягодицах, тощие конечности и выпирающий живот, вялость и слабоумие), а этот третий мертвый ребенок выглядел просто немного тощим, чумазым и невыспавшимся.

Произошло землетрясение и на западной окраине Омеласа образовалась трещина, в которую рухнули четыре машины, пассажиры которых умерли по нелепой случайности. Об этом говорили в новостях, рядом развесили фотографии мертвого ребенка в конференц-зале. И поскольку все омеласцы получили очень хорошее гуманитарное образование и знали о литературном значении символов, они понимали, что мертвый ребенок в красивой одежде был напоминанием о том факте, что и ребенок в подвале тоже был омеласским ребенком.

Остальной мир, в котором бесплатное образование оставляло желать лучшего, бесновался в социальных сетях. Многие мнения сводились к следующему: "Если Омелас — идеальный город, в нём ответственные социальные службы, есть свободный доступ к средствам контроля рождаемости и простые способы для молодых мам передать младенцев, которых они вынашивали, людям, которые их действительно хотят, значит, все дети Омеласа желанны и о них заботятся независимо от того, кто является их биологическим родителем. Тогда откуда у омеласцев появляется страдающий ребенок, несущий всеобщее бремя?”

Последовал неизбежный приступ паники: "Боже, они, должно быть, крадут наших детей!"

Конечно, паника так и не вырвалась за пределы социальных сетей, потому что Омелас был сияющим градом на холме, который мог пострадать только тогда, когда не было страдающего ребенка, держащего на своих плечах всеобщее благополучие, а мертвого ребенка немедленно заменили, так что Омелас не подвергся вторжению иностранных войск, против него не были введены торговые санкции, а туристы не перестали посещать его пляжи и фестивали. Но обитателям Роскошных Домов пришлось провести кампанию в СМИ, заверив мир, что страдающий ребенок, на которого ложится бремя, был из этических соображений признан не имеющим родителей, но определенно был омеласцем. Тем временем, некоторые обитатели Роскошных Домов в частном порядке вели совсем иные разговоры.

— Послушайте, может быть, нам не стоит держать ребенка в подвале? — сказала одна из Общества Роскошных Домов. — Может быть, ребенок в подвале всегда был плохой идеей?

— Как будто у нас есть варианты, — отозвался другой обитатель. — Посмотри мне в глаза и скажи, что есть лучшее решение, чем посадить одного-единственного ребенка в подвал и позволить ему страдать, в обмен на лучшую жизнь для всех наших детей?

— А что, если они посадят в подвал твоего ребенка?

И у предыдущей участницы общества Роскошных Домов не нашлось ответа на этот вопрос. Потому что в глубине души она знала, что скорее проклянет всех до единого в Омеласе, чем подвергнет своего ребенка страданиям.

— Кто такие "они"? — спросила она в ответ. — Откуда мне знать, что это не ты убил ребенка?

Подобные вопросы повторялись во многих залах, на многих собраниях, в которых всё чаще были слышны крики, пока однажды кто-то не сказал:

— Почему мы так много спорим, пока ребенок в подвале? Ребенок в подвале, а это значит, что мы не должны ссорится. Какой смысл сажать ребенка в подвал, если мы даже не можем договориться?

Этот вопрос имел много философских подтекстов, например, могут ли существовать распри в раю, но на самом деле вся эта чушь привела только к тому, что люди с роскошными домами были отвлечены достаточно, чтобы четвертый ребенок был убит легко и без всякой помпы.

И сошла лавина, распространилась религиозная гомофобия, а по нелепой случайности чей-то пистолет с транквилизатором сработал в автомобиле приведя к аварии, в которой погибли четыре человека.

Но им удалось поймать парня, убившего четвертого ребенка. Он попал на недавно установленные камеры видеонаблюдения, которые вели круглосуточную трансляцию. Его арестовали в доме, который находился недалеко от провала.

Убийца сдался без сопротивления. Он был самым обычным человеком. Ничто в его облике не выдавало маньяка или диссидента. Он выглядел точно так же, как любой другой человек, который пользовался услугами многочисленных служб социальной защиты Омеласа и вырос, никогда не зная страданий.

Перед казнью они (люди с роскошными домами, как выступающие по телевидению, так и никогда не появляющиеся на телеэкранах) спросили его, зачем он это сделал. Убийца не пожал плечами, потому что его удерживала кевларовая смирительная рубашка, привезенная извне.

— Я сделал это, потому что считаю всех нас трусами. Мы так боимся страданий, что готовы посадить ребенка в подвал, и ребенок страдает там вечно, и все так чертовски боятся что-то сделать, что притворяются, будто живут лучшей жизнью, лишённой страданий. Это отвратительно.

Он говорил о страдании с моральным превосходством коренного омеласца, который знал значение этого слова лишь абстрактно, как нечто испытываемое сидящим где-то в подвале ребенком.

— Чего ты пытаешься добиться? — спросила палач. В комнате кроме неё никого не было, а вопросы от людей с роскошными домами она брала из общедоступного опросника, который помогали составлять все жители Омеласа, ведь, по всеобщему признанию, все омеласцы жили в роскошных домах.

— Если мы убьем достаточно детей, то вы, в конце концов, перестанете сажать их в подвал, — сказал убийца. — Я акселерационист.

— Несколько человек погибло из-за того, что ты убил ребёнка.

— Я сожалею об этом, — сказал убийца, и его слова прозвучали искренне. Он говорил так, будто действительно беспокоился о благополучии всех омеласцев с их подверженностью нелепым случайностям, но об одном ребенке он беспокоился чуть больше.

— Каково было убивать? — спросила палач. Этого вопроса не было в списке. Это был вопрос, на который ей самой требовался ответ.

— Ужасно, — ответил он. — Но лучше, чем быть запертым в подвале на всю жизнь.

Палач промолчала. Она отвернулась от него, чтобы приготовить шприц и химикаты.

— Прежде чем я умру, я хочу, чтобы вы услышали мои последние слова, — сказал убийца в спину палачу. — Мы продолжим убивать детей в подвале. Скорее у вас закончатся дети, чем мы перестанем убивать тех, которые попадают в подвал. Даже если вы убьете меня, теперь все знают, что можно просто убить страдающего ребенка. Моя смерть больше не имеет значения. Дети будут умирать снова и снова, пока вы не перестанете бросать их в подвал.

И он широко улыбнулся (в Омеласе была первоклассная стоматологическая помощь, которая не требовала дополнительной медицинской страховки), и был казнен с помощью безболезненной смертельной инъекции, став первым убитым Омеласом человеком (не считая всех страдающих детей), а сам Омелас стал городом, в котором легализована смертная казнь.

Но это было нормально, потому что казнь произошла в тот период времени, когда нового ребёнка ещё не поместили в подвал, что переводило её в разряд нелепых случайностей, точно так же, как тайфун был нелепой случайностью, религиозная гомофобия была нелепой случайностью и то, что омеласцев поливали грязью в социальных сетях, было нелепой случайностью. Чем-то таким, что могло произойти, только когда Омелас не был Омеласом, а был самым обычным городом, где вместо единственного ребёнка, страдали все остальные.

На следующий день после смертельной инъекции пятый ребенок был убит в подвале. А палач ушла из Омеласа, но никто не обратил на это внимания.

Оказалось, что мертвый убийца недооценил Омелас, потому что события стали развиваться цикличным образом. Детей бросали в подвал одного за другим, а затем убивали. Об этих смертях сообщалось по государственному телевидению, и они вызывали самые разнообразные пересуды в социальных сетях.

Говорили: “Этот ребенок — метафорическое представление всех детей третьего мира и их рабского труда. Детей, добывающих редкие металлы, идущие на изготовление айфонов. Мальчиков, которых несовершеннолетними вывозят за границу, чтобы заставлять работать на полях и девочек, которых продают педофилам".

Говорили: "Этот ребенок — реинкарнация бодхисаттвы, и он счастлив испытывать страдания ради всех живых существ, приближая их к нирване".

Говорили: “Этот ребенок — всего лишь один из миллионов страдающих детей, почему тебя заботит именно он?"

Говорили: "Этот ребенок — СИМВОЛ всех НИЗШИХ КЛАССОВ и того, как они СТРАДАЮТ".

Говорили: "Нет, серьезно, откуда взялся этот ребенок? Моя мама говорит, что в поезде, на котором она ехала, пропал мальчик, неужели они похищают детей из общественного транспорта".

Говорили: "Если мы культивируем из клеток омеласского ребенка пульсирующую массу, и поместим ее в подвал, будет ли это иметь тот же самый эффект. Ведь мясо, выращенное из пробирки, технически все еще является мясом?"

К настоящему времени все (кроме дикторов новостей) перестали считать погибших детей, и никто не задаёт вопросов убийцам. Мертвый убийца ошибался. У омеласцев не закончились дети. Но и убийцы у них тоже не закончились.

В наши дни Омелас по прежнему прекрасен, хотя время от времени там происходит серия стихийных бедствий и нелепых несчастных случаев, и все немного переживают, что их ребенок может оказаться в подвале. Но подобное происходит не часто, только когда ребенок мертв и нужно искать нового.

Капля крови в миске с молоком.

Омеласу теперь посвящена длинная статья в Википедии, с большим подразделом о страдающем ребенке, несущем всеобщее бремя, и ещё большим, об убитых детях. Омеласцы рассказывают о детях из подвала только после их смерти. О том, как их звали. О том, что они были помешены в подвал абсолютно законным и этичным способом. Но их слова невозможно проверить. Некоторые люди говорят, что в подвале больше нет ребенка. Подвал перемещали кучу раз, и никто больше не сообщает людям о его местоположении. В нём даже установили дополнительную звукоизоляцию.

Чаще всего в Омеласе солнечно и красиво, и ничего плохого не происходит. А потом наступает пасмурный день, когда люди гибнут в результате нелепых несчастных случаев, происходит утечка бытового газа или запускается кампания травли в Твиттере. А потом иногда кто-то умирает от смертельной инъекции. Так можно различить, когда ребенок жив и страдает, а когда ребенка убили и ещё не бросили в подвал нового.

А может быть, никакого ребёнка больше нет, и Омелас стал таким же, как и все остальные города, в которых удачные дни сменяются плохими.

Иногда какой-нибудь создатель контента приходит в Омелас и снимает видео, стоя на балконе одного из роскошных домов или сидя на одном из прекрасных пляжей Омеласа. Он будет говорить об истории этого города точно так же, как люди говорят о положении уйгуров в Китае, концентрационных лагерях Третьего рейха, женщинах для утех, привозимых Японией из Кореи, Бельгийском Конго, трансатлантической работорговле или беженцах, которые тонут в лодках у берегов Западной Европы.

И они (те, кто приходят в Омелас) скажут: "Слава Богу, мы не имеем ничего общего с этой ужасной раной на теле общества. Слава Богу, что есть место, которое показывает как плохо могут обернуться дела. Как ужасен подвал. Как безвыходна проблема вагонетки. Это урок для нас. Слава Богу, мы не живём в Омеласе. Слава Богу, мы знаем о его существовании".