В 1934 году в журнале "Фронт науки и техники" появилась статья Варлама Шаламова "Наука и художественная литература", значительная часть которой посвящена научной фантастике:
цитатаОсобое место принадлежит научной фантастике. Книгой «20 000 лье под водой» увлекалось не только юношество. Подвигами капитана Немо зачитывались военные специалисты и корабельные инженеры, и через несколько десятков лет «Наутилусы» стали реальностью. Аэростат или аэроплан — вот тема «Воздушного корабля». Научное предвидение победы и возможностей развития аппаратов тяжелее воздуха — эта заслуга Жюля Верна, не только заслуга историко-литературного порядка. Жюль Верн — знаток всех научно-технических достижений своего времени, талантливый фантазер — организовал молодежь на изучение технических вопросов. Книги Жюля Верна — до сих пор большая движущая сила, направляющая интересы читателей на действенную работу в науке и технике.Научно-фантастический роман — наиболее закрепившийся и распространенный вид научного романа. Еще поэт Сирано де-Бержерак, ученый и исследователь, один из образованнейших людей XVII в., писал о полете на луну с помощью ракет. Известны художественные работы ученого Фламмариона. К научно-фантастическому роману относятся и романы, так сказать, социальной фантастики типа «Утопии» Томаса Мора, вдохновившего многих революционеров, и типа Беллами «Через сто лет».
Крупнейшим представителем научно-фантастического романа является наш недавний гость Герберт Уэллс. Кто-то подсчитал, что в своих художественных работах Уэллс затронул свыше 1600 научных проблем. И он, как и Жюль Верн, — человек большой культуры, глубокого знания научных вопросов. В рассказе «В морской глубине» Уэллс описывает водолазный прибор для погружения в океан на глубину до 5 миль. Современная техника сходна с предвидением Уэллса. Движущиеся тротуары в романе «Когда проснется спящий» (этот роман, между прочим, — опыт соединения социальной и научно-технической фантастики) известны многим.
Надо однако отметить, что работы Жюля Верна более близки нам, чем работы Уэллса. Жюль Верн — представитель еще здорового класса буржуазии; слово «наука» еще написано крупными буквами на ее знаменах. Ко времени Уэллса, времени загнивающего капитализма, когда тысячи изобретений не могут добиться патентов из-за кризисов сбыта, когда изобретаются убивающие машины, когда в ходу страшный лозунг — «мораторий на изобретения!», к этому времени научно-фантастический роман капиталистического мира теряет свою научную четкость. Уже в «Борьбе миров» побеждающие землю марсиане бьются тепловым лучом — прибором очень туманной конструкции.
Современные западные научно-фантастические романы очень характерны для эпохи, когда царствует философия Шпенглера, агитирующего против техники («Человек и техника»). У Пьера Мак-Орлана в 2000 г. человечество делится на две группы: ученых и роботов — механических людей. Новый мир прекрасен, но шестирукие железные роботы разгоняют сборища ученых. У Жана Пенлеве — автора «Купсилл Курранта» —роботы уничтожают людей.
В романе Альдоуса Хэксли «Великолепный новый мир» проповедуется идея «наука для немногих». Миром правят ученые (сравни с идеями технократии в США), и золотой век, ведущий летоисчисление с «эры Форда», создается ценой потери способности людей к эмоциональной жизни, отказа от искусства. Хэксли — ученый (племянник известного Юлиана Хэксли) художественно разработал в романе ряд научных проблем в плане последних достижений науки. Но картина мира дана так, что человек нашей эпохи, попадающий в «великолепный новый мир», кончает самоубийством. Художник Запада боится торжества науки, он представляет науку только в руках буржуа, и мрачные картины будущего рисуются научному фантасту. Нового социального строя, который возьмет науку и разовьет ее так, как не снилось лучшим научно-фантастическим романистам буржуазии, заставит технику служить человеку — часть художников Запада не видит или не хочет видеть. Такой научно-фантастический роман может скорее отпугнуть читателя от науки, чем приблизить к ней.
Но если научная фантазия художников Запада скована их социальной слепотой, то какие необъятные перспективы научного предвидения открываются в стране победоносной молодой науки — в СССР! Напомним слова Энгельса о том, что с победой пролетариата начинается подлинная история человечества в отличие от предыстории времени, связанного с классовой борьбой. Наше величайшее научное будущее ждет своего описания. Страна жадно впитывает все научные открытия мира, реализует их. Расщепление атома, переливание крови трупов, работы по определению пола зародыша, работы Мичурина, Иоффе, Павлова — сотни и тысячи интереснейших проблем ждут своего художественного воплощения.
Но инженеры завода «Севкабель» пишут нашим писателям (Лит. Лен-д, 26/VII 1934 г.): «У нас есть к советским писателям просьба, непосредственно связанная с нашей специальностью. В советской литературе совсем нет научно-фантастического романа. Романы Богданова, очень скучные и серые романы Беляева — и все. Был, правда, еще «Гиперболоид инженера Гарина» (А. Толстого), но его никак нельзя назвать научно-фантастическим романом. Скорее просто фантастическим. Беда романов Беляева, например, в том, что он исходит не из реальных достижений современной техники, продолжая ее возможности в будущее, а от каких-то совершенно выдуманных концепций. Между тем нам необходимы не просто вымыслы на технические темы, но, так сказать, перспективный роман, который раскрывал бы возможности развития техники в условиях планового социалистического хозяйства. Нам нужен советский Жюль Верн или Уэллс».
Однако романы Беляева при всем их техническом и научном несовершенстве зачитывались до дыр нашей молодежью. Так велика потребность в этом жанре. Спрос на научно-фантастический роман огромен. Это настойчиво подчеркнул съезд писателей в выступлениях пионеров и взрослых читателей и наконец самих писателей. К сожалению, широкую читательскую популярность получили романы Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина» и «Аэлита». Оба романа —антинаучны. Образование А. Толстого (он — инженер технолог) не сослужило той службы писателю, на которую можно было надеяться. По поводу беспомощности этих романов в плане научной фантастики писалось много. Отмечу лишь признание самого А.Толстого («Борьба за технику», № 17-18): «В “Гиперболоиде инженера Гарина” я писал о ядре, пущенном в землю на глубину в 25 км.И только сейчас, перерабатывая своего Гарина, я обнаружил эту ошибку. Ведь ядро, падая на 25 км, будет совершенно расплющено». Аппарат для полета на Марс инженера Лося описал более чем расплывчато. Подобная небрежность недопустима для автора научно-фантастического романа. Но если образование инженера не принесло пользы А. Толстому в его работах над научной фантастикой, то роман инженера В. Никольского «Через тысячу лет» представляет безусловный интерес: водородная плавка, прозрачное железо, металлургический завод без доменных печей—ряд ценных технических проблем. Упомянем еще А. А. Богданова — математика, политэконома, философа, директора института переливания крови, человека, мечтавшего о создании «единой науки», и автора всем известных романов «Инженер Мэнни» и «Красная звезда». И здесь — сочетание глубоких научных знаний известным художественным талантом принесло положительные плоды.
Научная фантастика безусловно заслуживает чрезвычайного внимания писательских, инженерно-технических и научных сил. Перспективы, этого жанра огромны. Инж. М. Ильин — писатель, приобретший мировую известность своим «Рассказом о великом плане», пишет: «С научно-фантастической книгой у нас плохо. Что делают авторы такой книги? Они произвольно, на всякие лады комбинируют уже известные факты... Земля 2000 г. похожа у них на выставку новейших изобретений. Не такой должна быть научно-фантастическая книга! Подлинная научная фантастика должна быть основана не на произвольном комбинировании известного, а на том, чтобы выводить необходимые следствия из новых условий».
«Подлинный научно-фантастический роман — это форпост науки в неизведанном».
цитировать
свернуть ветку
