Писать ли о чувстве страха и ненависти, которые сейчас испытываешь, или все-таки о прочитанных книгах? Нет, все-таки о книгах.
Итак, книга Йозефа Фогля «Расчет и страсть». Если коротко: книга литературоведа об экономике. Если же более точно и пространно – то это книга о том, как различные интеллектуальные конструкции, касающиеся экономики и государственного управления, пребывали в европейской, но прежде всего немецкой культуре с конца XVII до начала XIX века.
Как можно догадаться из этого описания, книга очень «фукианская», в том смысле, что методологически является подражанием Фуко, давшего всемирно известные образцы междисциплинарной интеллектуальной истории госуправления с опорой (почти исключительно) на памятники мысли соответствующих эпох. Понятная разница в том, что Фуко делал акцент прежде всего на французские источники, а Фогль пишет в первую очередь изнутри немецкой литературы и культуры.
Итак, вот важнейшие идейные линии книги.
1. Важнейшая политико-правовая идея конца XVII века — идея представительства (презентации), примерами которой являются и теория Общественного договора Руссо и теория суверена как представителя нации Гоббса. Эта идея чрезвычайна театральна (представитель играет определенную роль) – в это же время начинается история теорий театра. При этом важнейшая внутренняя структурная особенность этих конструкций в том, что их завершающая фаза аннигилирует уничтожает, делает как бы не бывшей начальную фазу: хотя власть суверена возникает в результате «договоренности» нации, но суверен исключает существования нации как субъекта договоренности. Поэтому Кант говорил о подобных идеях как о разумных, но фиктивных, по сути, как о полезных фикциях.
2. В XVIII веке власть этих и других политико-правовых теорий тенится идеей эмпирической науки о государстве и обществе, которые должны выстраиваться также, как появившаяся недавно эмпирическая физика. Важнейшим воплощением идеи «социальной физики» на немецкой почве стала т.н. камералистика — теория управления государством с экономическим акцентом; при этом важнейшим инструментом камералистики было собирание все важнейших фактов, статистики, собирание энциклопедий государственной жизни, создание карт и таблиц, и эта склонность проникает даже в художественную литературу: Фогль приводи пример совершенно забытого немецкого романа, полного карт и таблиц. Заметим, Фуко в «Словах и вещах» также говорит об идее всеобъемлющей таблицы как важнейшей идеи познания XVIII века.
3. Практическим приложением камералистики стала идея полиции, понимаемой в широком смысле как всеобъемлющее регуляция, государственное вмешательство в самые разные сферы жизни во имя роста благосостояния (еще более подробный рассказ об идее полиции в это время и в этом смысле можно найти в книге Фуко «Безопасность, территория, население»). Фогль иллюстрирует эту идею на примере романа Гете «Избирательное сродство» — если главный герой, Эдуард воплощает старинное феодальное представление об экономике как своем домохозяйстве («ойкосе»), то его друг капитан воплощает переход к «полицейскому» регулированию.
4. Возникшая в медицине того времени идея циркуляции (крови) проникла в камералистику и другие сферы социальной мысли, экономика также была представлена как «циркуляция» (прежде всего денег), залогом благополучия (и медицинского и экономического ) стали такие понятия как бесперебойность и равномерность циркуляции (приток крови к голове = приток денег исключительно в столицу или ко двору государя), большую важность получили понятия равновесия и компенсация (нарушений равновесия). Таблица физиократа Кенэ, врача по профессии, была примером представления идеи экономики как циркуляции. Появилась важная идея равновесия между потребностями и производством.
5. Возникшая на рубеже XVIII и XIX классическая, «адамсмитовская» политэкономия стала отрицанием предыдущих теорий, в т.ч. теорий циркуляций в нескольких аспектах. Во-первых, идею необходимого полицейского регулирования потеснила идея экономики как саморегулирующей системы. Во-вторых, идею равновесия, предполагающая, что дефицит должен компенсироваться, потеснила идея нормальности дефицита как движущей силы экономики и, соответственно, идеи бесконечности экономического роста, бесконечности желаний, не ограниченной равновесием производства и потребностей.
6. Важным «подкреплением» этого идейного комплекса» из сферы практики стало принятое английском парламентом в конце XVIII века разрешение Банку Англии не оплачивать золотом бумажные банкноты. Поскольку это не привело к крушению фунта, а наоборот способствовало его успеху, экономическая мысль оказалась перед лицом системы, которая, родившись как система презентации (золота), стала работать еще лучше именно из-за краха системы презентации, залогом успеха которой стал дефицит (золота) и которая хорошо работает только вследствие постоянного откладывания («темпорализации») окончательного расчета. Фогль посвящает много места анализу эпизода из «Фауста», где Мефистофель предлагает императору бумажные деньги, обеспеченные кладами, которые могут найтись.
У книги два серьезных методических недостатка. Первое — автор, уловив определенную концептуальную структуру в изучаемой эпохе, подхватывает ее и начинает ее, развивать совершенно спекулятивно, не опираясь на источники, причем тратит много времени на многократное формулирование в сущности одной и той же мысли разными словами. В итоге нет уверенности, получили мы знание о прошлой эпохе, или, скорее, вариации и мысли Фогля на эту тему. На мой взгляд, это именно что плохое подражание Фуко.
Второй недостаток заключается в том, что автор, будучи все-таки литературоведом, анализируя литературные тексты. Увлекается именно этим текстом, и в итоге мы получаем не просто спекулятивную, сомнительно связанную с эмпирикой концепцию, но концепцию еще и плохо связанную с основной линией книгой, концептуальный «спин-офф».
Книга Фогля хороша, если она будет не единственной книгой в вашем кругозоре по рассматриваемой теме.
цитировать