Лісты… Яны валодаюць дзіўнай уласцівасцю праўдзіва захоўваць важныя падзеі нашага жыцця і атмасферу даўно мінулых дзён, вяртаць памяць пра людзей, глыбока раскрываючы іх чалавечую сутнасць, узрушваць нашы душы мужнасцю і высакародствам учынкаў... Адным словам, адкрываць нанава чалавечае жыццё. Вялікая эпісталярная спадчына захоўваецца ў фондах Беларускага дзяржаўнага архіва-музея літаратуры і мастацтва. Сярод лістоў вядомых дзеячаў беларускай культуры асаблівую цікавасць уяўляюць лісты Якуба Коласа. Прапануем лісты, яшчэ невядомыя шырокаму чытачу. Яны паступілі на дзяржаўнае захоўванне разам з асабістым архівам Я. Маўра ў канцы васьмідзесятых гадоў і адрасаваны вядомаму дзіцячаму пісьменніку. Літаратурны музей Я. Коласа прапанаваў для публікацыі лісты Я. Маўра, дасланыя сябру і сваяку, якія таксама яшчэ не друкаваліся.
Перапіска ахоплівае вельмі драматычны для беларускага народа перыяд Вялікай Айчыннай вайны — 1941 — 1943 гг., знаходжанне ў эвакуацыі Я. Коласа — у Ташкенце, Я. Маўра — у Алма-Аце. У тыя ваенныя гады Якуб Колас быў цэнтрам духоўнага прыцягнення беларускай творчай інтэлігенцыі. Да яго звярталіся як да пісьменніка і народнага выбранніка, так і да чалавека, які меў добрае, чулае, спагадлівае сэрца. З Янкай Маўрам Коласа звязвалі даўнія і шчырыя сяброўскія адносіны. Яны былі людзьмі аднаго пакалення, абодва пачыналі свой жыццёвы шлях народнымі настаўнікамі ў вясковых школах. Іх першая сустрэча адбылася 9 ліпеня 1906 г. у вёсцы Мікалаеўшчына (Стаўбцоўскі раён) на нелегальным настаўніцкім з’ездзе. За ўдзел у рабоце з’езда абодва будучыя пісьменнікі былі ўзяты пад нагляд паліцыі, звольнены з працы і пазбаўлены права выкладання мовы ў школах. Падзеі настаўніцкага з’езда Якуб Колас уваскрасіў у трылогіі “На ростанях”, у якой прататыпам вобраза Івана Тадорыка стаў Янка Маўр. Беларускі археаграфічны штогоднік. Выпуск 3 197 Пастаянныя сяброўскія сувязі паміж Я. Коласам і Я. Маўрам асабліва ўзмацніліся ў гады Вялікай Айчыннай вайны. З 14 жніўня 1941 г. па 1 лістапада 1943 г. Якуб Колас з сям’ёй знаходзіўся ў Ташкенце, куды ён эвакуіраваўся разам з Акадэміяй навук БССР. Янка Маўр з жонкай і дачкой з верасня 1941 г. па 20 кастрычніка 1943 г. жыў у АлмаАце. № 1 Я. Маўр — Я. Коласу 27 верасня 1941 г. Прежде всего беру назад клевету, которую я взвел на Александровскую1 . После того, как я потерял надежду и махнул рукой, она все-таки выступила по телефону за меня и принесла мне пользу. Вчера я присоединился к трем еврейским писателям из Литвы и проник к председателю горсовета Баюзакову. Этот сверхъевропейского вида казах заявил, что трех моих товарищей прописать может, а меня — ни в коем случае. И никаких дальнейших разговоров. Казахский союз советских писателей в данное время оккупирован армией еврейских писателей — их 16 или 19 человек, они все вместе проводят целые дни в союзе. Все они приписаны. Я — один белорусский писатель, один неприписанный и один, имеющий полноценный членский билет с подписью Горького. Остальные имеют какие-то бумажки, билеты литфонда и тому подобное. Тажибаев2 выступил с решительным ходатайством за меня перед Совнаркомом. Надеюсь на успех и поэтому не настаиваю, чтобы ты писал ему. Обойдется. Взамен этого выдвигаю другую просьбу: когда будешь писать в Москву, в союз или кому-нибудь из писательских тузов или вообще комунибудь повыше, упомяни ты о низком поведении литфонда по отношению к некоторым лицам, например, ко мне, Шинклеру3 . “По норме” я теперь могу проживать только 1 рубль в сутки. Голод настоящий — головокружение, ноги подкашиваются. Тут я узнал, что не только остальные наши товарищи (Вольский4 , Крапива, Кучер5 и прочие), но и белостокские еврейские писатели (многие из них молодые, одинокие, хоть в армию иди) тоже получили из литфонда по 500 руб. Мне же отказано, Шинклеру — тоже (он в Свердловске работает телеграфистом за 270 руб. в месяц). Так вот будь свидетелем: когда услышишь, что в Алма-Ате умер на улице от голода старый белорусский дзіцячы пісьменнік Янка Маўр, то скажи этим сволочам, что и их доля в этом есть. Особенно возмутительно требование платы за учение дочери6 . Значит, если не внесу, то дочь будет выгнана из школы. Это после того, как я уже “внес” в казну тысяч 7 — 8 руб. неполученного гонорара и все до нитки потерял. Это уж слишком... 198 Дакументальныя публікацыі Братка, напиши ты им: твой голос, как голос третьего лица да еще столь авторитетного, должен пронять их. Признаюсь по секрету, что вся та низость, которую я увидел вокруг себя, так подействовала на меня, что у меня отпала всякая охота бороться за существование. Если бы не беспомощные дочь7 и жена8 на руках, я бы кончил эту комедию... “Перед лицом войны все личные дела — мелочь”. Это, конечно, правда. Особенно с точки зрения тех, личные дела которых не пострадали. А какое резкое деление на черную и белую кость! Самый ничтожный житель Москвы перед тобой аристократ. Между прочим, неужели на самом деле и ты не получил никакой поддержки? Не может быть! Будь здоров и сыт! Я. Маўр P.S. Какое мелкое, шкурное, недостойное советского писателя получилось письмо! Интересно, удержались ли бы на высоте другие, например Лахути9 , если бы очутились голодные на улице? 1 Александроўская Ларыса Пампееўна (1904 — 1980), беларуская спявачка, народная артыстка СССР і БССР. 2 Тажыбаеў Абдзільда (1909 — ?), казахскі паэт. 3 Шынклер Хвядос Сяргеевіч (1903 — 1942), беларускі пісьменнік. 4 Вольскі (Зэйдэль-Вольскі Віталій Фрыдрыхавіч) (1901 — 1988), беларускі пісьменнік. 5 Кучар Алесь (Айзік Евелевіч) (1910 — 1996), беларускі крытык, драматург. 6 У 1940 г. у СССР была ўведзена плата за навучанне ў сярэдніх школах і ВНУ. Адменена ў 50-х гадах мінулага стагоддзя. 7 Міцкевіч Наталля, малодшая дачка Я. Маўра. 8 Фёдарава Стэфаніда Аляксандраўна (1894 — 1963), жонка Я. Маўра. 9 Лахуці Абулькасім (1887 — 1957), таджыкскі паэт. № 2 Я. Маўр — Я. Коласу 11 кастрычніка 1941 г. Спасибо, дружа, што хутка і так шчыра адгукнуўся. Обращение твое к местному союзу не буду пускать в ход. В отношении приписки — дело уладилось уже, а в отношении поддержки вообще — бесполезно. Я получил открытку от Кучера, помеченную 1 сентября. В ней он от имени группы воинов (Вольский, Танк, Бровка) сообщает, что они коллективно выступили перед литфондом за меня. Но… прошло полтора месяца — и результатов никаких. А теперь, в эти критические дни, говорить о таких делах не приходится. К нам приехала группа украинских писателей с семьями (Смолич1 , Сенченко2 , Кузьмич3 , Донченко4 , Забилло5 и др.). Эшелон официально Беларускі археаграфічны штогоднік. Выпуск 3 199 направлен из Харькова прямо в Алма-Ату, но сюда его не пустили и накировали дальше. Писатели “прорвались”, высадились и поместились в гараже и сарае союза писателей. Но никакие хлопоты ни к чему не приводят: им предлагают ехать в Риддер. Они же хлопочут о том, чтобы остаться хоть в районе Алма-Аты. Где же теперь твои ребята6 ? Наши сыновья почти вместе были на границе, под Белостоком. И, кажется, оба по удивительной случайности 22 июня были не там. Мой Арсений7 20 июня был послан в Киевское танковое училище и теперь доучивается под Уралом. А твой? Другой мой сын8 , доцент, остался в Минске призываться и вышел всего только на один день после нас, в результате — 35-дневное блуждание, 1200 км пешком и прочие приключения, о которых я еще не знаю. Теперь он в Кузбассе учителем. Старшая дочь9 связала свою судьбу с Ленинградом. Как студенткакомсомолка, она там мобилизована, копает окопы и так далее. Из слов украинцев видно, что теперь уже эвакуация имеет совсем другой выгляд, чем раньше. Эвакуируется несколько эшелонов ценнейших кадров (ученые, писатели) — и больше ничего. Но очень странно, что эвакуированные таким образом “ценнейшие кадры” не находят никакого применения. Попросту никому не нужны. Сподобился познакомиться с Джамбулом10. “Знакомство” произошло таким образом: Джамбул подъехал на машине к самому крыльцу союза писателей. Вышел навстречу председатель союза, стал разговаривать. Группа нашей братии обступила машину. Затем председатель ушел, и мы остались с Джамбулом с глазу на глаз. Мы смотрим на него, он, ничего не видящими глазами, пазірае на нас. Так простояли минут 10 — 15. Потом снова вышел Тажибаев и заговорил с ним. А мы пришли к заключению, что это уже — живой труп. Твой Янка Маўр. 1-я Кровельная, 24 Молодец Рузвельт! 1 Смоліч Юрый Карнеевіч (1900 — 1976), украінскі пісьменнік. 2 Сенчанка Іван Яфрэмавіч (1901 — 1975), украінскі пісьменнік. 3 Кузьміч Уладзімір Савіч (1904 — 1943), украінскі пісьменнік. 4 Дончанка Аляксандр Васільевіч (1902 — 1954), украінскі паэт. 5 Забіла Наталля Львоўна (1903 — 1985), украінская паэтэса, празаік, драматург. 6 Сыны Я. Коласа — Даніла, Юрый, Міхась. 7 Фёдараў Арсеній Іванавіч (1917 — ?), кандыдат тэхнічных навук. Жыў у Маскве. Малодшы сын Я. Маўра. 8 Фёдараў Фёдар Іванавіч (1911 — 1995), беларускі фізік-тэарэтык, акадэмік АН Беларусі. Старэйшы сын Я. Маўра. 9 Капылова Аляксандра Іванаўна, старэйшая дачка Я. Маўра. Жыла ў Маскве. 200 Дакументальныя публікацыі 10 Джамбул Джабаеў (1846 — 1945), казахскі паэт-акын. № 3 Я. Колас — Я. Маўру 13 кастрычніка 1941 г. Дорогой Мавр! Я получил твое письмо и ответил на него1 . Правда, писал второпях — спешил по какому-то делу. Переехал на новую квартиру2 . Но не место красит человека, а человек место. К сожалению, мой человек пока что сделать этого не может. Я получил письмо от Лынькова3 . Он не знает, где его семья4 . Спрашивает меня. Я тоже ничего о ней не знаю. Обещал справиться у тебя. Быть может, ты, Янка, знаешь что-либо о ней? Тогда сообщи мне или же сам напиши Лынькову. Но лучше, если ты и мне напишешь и Лынькову. Его адрес: Действующая Армия, Полевая почта, станция 127, Редакция газеты “За Советскую Беларусь” М.Т.Лынькову. Напиши мне, дорогой. Помогло ли мое письмо. Все сообщи. А пока что целую, жму руку. Не падай духом. Привет всем землякам, каких только увидишь, а я сейчас приступаю писать продолжение рассказа5 . Твой Я. Колас 1 Ліст не захаваўся. 2 Вуліца Пушкінская, д. 84, кв. 39 на ўскраіне Ташкента. 3 Ліст М. Лынькова да Я. Коласа ад 8 кастрычніка 1941 г. (М. Лынькоў. Збор твораў у 8 тамах. Мн., 1981 — 1985. Т. 8. С. 243)∗ . 4 Сям’я М. Лынькова (жонка і сын) была расстраляна немцамі ў верасні 1941 г. у Старадарожскім раёне. 5 Відаць, апавяданне “Партызан Купрэй”. № 4 Я. Маўр — Я. Коласу 2, 4 — 5 снежня 1941 г. Я тебе тогда написал второе обстоятельное письмо1 с конкретными вопросами (о твоих сыновьях), но ты так и не удосужился ответить. Великодушно тебя прощаю и пишу еще. Прежде всего почтим память Змітрака Бядулі… Первая жертва войны. У меня сердце не лучше его, а нервы в тысячу раз хуже (я ведь психически болен). И я был неоднократно близок к подобному концу, но почемуто не вышло. Может быть попозже выйдет. Впрочем, если начнут повторяться такие вещи, как теперь под Ростовом, то, пожалуй, совсем ничего не выйдет. ∗ Далей спасылкі на гэтае выданне Беларускі археаграфічны штогоднік. Выпуск 3 201 Во-вторых, почтим память нашего великолепного циника и философа Ильинского2 . Он умер, как древний мудрец. Впрочем, может быть, он и не умер. Я это заключаю из слов своего старшего сына, который, проводив нас 25 июня из города, вернулся назад (призываться!). В нашем доме не было ни живой души. А потом пришел Ильинский. (Он еще при нас с маленьким рюкзаком на спине ушел из дому.) На выказанное удивление сына он сказал: “Лучше умереть у себя на кровати, чем в придорожной канаве”. Дело в том, что он вообще эти дни страдал своей люмбагой (а всего, по его подсчетам, у него было 11 болезней). И я представляю, как он вошел в свою комнату, с наслаждением растянулся на своей кровати и стал ждать смерти — или от голода, или от бомбы, или от руки немца. А вернее всего от “порошка”, который, как мне известно, был заготовлен им на подобный случай. О Климковиче3 , кажется, я тебе писал, что его последний раз видели под Вильно садящимся (вместе с Мицмахером4 ) в военный грузовик. О семьях Лынькова, Гурского5 и других. Скольких не досчитаемся, когда соберемся вместе! Впрочем, я далеко не уверен, что я “соберусь”. Наша богоспасаемая Алма-Ата сделалась важнейшим центром культурной жизни Союза. Сколько здесь ученых, артистов, писателей, художников и так далее! Все ли они так живут, как наши братья-писатели? То есть разобщенно, отчужденно друг от друга. Люди живут здесь месяцами и ни разу не видели друг друга (конечно, кроме ближайших приятелей). В союзе, кроме несчастных беженцев, вроде меня, никто не показывается. Если любой из нас будет умирать на пороге собрата, тот постарается не заметить. На общее собрание перед 7 ноября пришло 3 — 4 писателя, включая и местных. Ни в союзе, ни в литфонде писатели не нашли никаких объединяющих элементов. И вообще “инженеры душ” оказались выброшенными за борт. Группа харьковских писателей сидит где-то в районе и марнее. Говорят, донесся оттуда голос: сидим без денег, без работы, без дров, без хлеба... Я лично чуть-чуть не зрабіўся чалавекам. Старший сын мой устроился в Кузбассе учителем средней школы с нагрузкой на 800 руб. Нам было обеспечено подспорье прынамсі 300 руб. в месяц. А через месяц — полтора его разгрузили до 300 руб. И мы снова на бобах. Вспомнил я старую свою слесарскую квалификацию и пошел по объявлению наниматься. Не приняли, даже пробовать не захотели. “Ничего у вас не выйдет”, говорят. Жена нашла поденную работу — перебирать бульбу на базаре: 7 руб 50 коп. в день. Но теплой одежды нет; старая ее болезнь — плеврит — начинает шевелиться. Одно утешение: я — единственный потерпевший белорусский писатель, не получивший от литфонда ни копейки. Живем от сводки до сводки и удивляемся, как “мирное население” в своей массе даже не подходит к громкоговорителю, а продолжает разговоры о своих насущных делах. 202 Дакументальныя публікацыі Вникнув в некоторые места речей Черчиля, Идена и Галифакса я с удивлением обнаружил, что англичане совсем не собираются создавать во Франции второй фронт. Они собираются выступать против немцев только авиацией. “Немцы спешат покончить с Россией, зная что у них в тылу с каждым днем усиливается наша авиация” (Черчиль или Иден, не помню). “Время работает на нас; скоро придет такой час, когда наша авиация превысит немецкую” (Галифакс). И нигде ни одного слова о возможности сражения на фронте, о том, что “придет час, когда наша армия вступит в бой”. Ну, что ж, нічога не зробіш, абы толькі зброі давалі досыць. А это они, по всем признакам, делают в широком масштабе. И тут Англия будет воевать чужими руками! Получены сведения из авторитетных источников, что в том погребе, где работает моя жонка, тоже на днях предстоит сокращение. Не знаем только, радоваться ли этому или печалиться. Грозила опасность, что жонка сляжет от своей старой хваробы (плеврита), и тогда даже ее заработок 180 руб. в месяц ничему не помог бы. А пока приходится переходить на “молодецкую еду”. Если бы вообще население здесь немножко голодало, тогда не обидно было бы сидеть и на молодецкой еде. На самом же деле, наоборот, честные советские граждане живут здесь совсем хорошо, тем более обидно чувствовать себя отверженным. Климат здесь оказался типичным ленинградским: сырость, грязь, туман. А я столько лет вдалбливал своим ученикам, что “климат в Средней Азии континентальный, сухой, зимой холодный” и так далее. Когда выхожу из дому, калоши подвязываю веревками, но тогда грозит опасность, что згублю и калоши, и ботинки, а то и ноги. Один раз веревка не выдержала и порвалась. Женщины падают в грязь в среднем два раза за один конец. А я только многократно “припадал”. Служащие моего (и других подобных) района в таких случаях вовсе не идут домой, а остаются в учреждении. А если бы взять рядом из горной речки несколько десятков камней да положить их сбоку, то можно было бы совсем недурно пройти. Не всякому дано прийти к такому гениальному заключению. Кроме того, совсем близко от нашего района лежит парк культуры, и еженощно там без нужды горят тысячи электрических фонарей, а в наших краях — ни одного. По этому поводу у меня тоже явилась гениальная мысль, але даўно ужо сказана: “Несть пророка в своем отечестве”. Если бы я получил гонорар, который мне причитался, я бы сразу купил бы по коммерческой цене 2 кило белого хлеба (по 5 руб. 60 коп. — кило), 1 кило ливерной колбасы (5 руб. 20 коп.), 3 кило яблок (по 6 руб.), 1 кило брынзы (9 руб.) и 10 кило сахару на базаре (по 15 руб.). Я бачыў, як людзі ўсё гэта купляюць... А як німа стількі грошаў, Дурню, що гадати! Усяго найлепшага. Беларускі археаграфічны штогоднік. Выпуск 3 203 Я. Маўр 1 Ліст Я.Маўра ад 11 кастрычніка 1941 г. 2 Ільінскі Мікалай Канстанцінавіч (1899 — 1943), беларускі драматург, празаік, акцёр. 3 Клімковіч Міхась (Міхаіл Мікалаевіч) (1899 — 1954), беларускі празаік, драматург, крытык. 4 Міцмахер — журналіст. Іншых звестак не выяўлена. 5 Гурскі Ілья Данілавіч (1899 — 1972), беларускі празаік, драматург. Сям’я пісьменніка (жонка і сын) знаходзіліся ў канцлагеры. № 5 Я. Маўр — Я. Коласу 1 студзеня 1942 г. Итак, с Новым годом! А еще лучше: с Крымом и Калугой! Ибо этим только и красен Новый год. Да еще светлыми надеждами и перспективами. А для меня лично он ознаменовался увольнением дочери из школы за невзнос платы. Тех 10 — 12 тысяч гонорару, которые остались в казне, оказалось недостаточным. “Казна” хочет содрать с меня еще 200 рублей. Вместо традиционного новогоднего замерзшего мальчика получается более свежая картинка: ученица 10 класса, отличница, с единственной сменой белья на плечах, голодная (утром хлеб с водой, вечером — постная бульба), изгоняется под Новый год... Отчаяние, слезы... я не очень смущен: так или иначе — это дело улажу. Но факт сам по себе замечательный. Во избежание тифа по радио советуют чаще менять постельное белье. А у нас никакого белья нету. Ты пишешь: “напиши мне ясно и просто, как живешь”. Разве можно писать ясно и просто, когда в душе клокочет бессильная злоба? Штрих: в сентябре в школу здесь поступила девочка, вырвавшаяся пешком из-под бомб, из-под немца. Казалось бы, товарищи по классу с жадностью должны бы ее обступить и расспрашивать — как, что? Но ни одного настолько любопытствующего ученика (и учителя) не нашлось. “Их” это совершенно не интересует. А ученица эта была первой из беженцев в школе. Наше воображение не в состоянии даже представить себе внутренний мир “общества”, лишенного элементарного любопытства. Значит, одно мое обстоятельное письмо к тебе не дошло. А из Ленинграда, от дочери письма ко мне доходят. В пропавшей грамоте было одно обстоятельное описание “последних минут” жильцов пісьменніцкага дома. В частности, семьи Лынькова. Повторю: 24 июня вечером моя квартира (и Гурского) превратилась в лагерь. Сюда собрались люди с верхнего этажа и гости: Бровко, Вольский, Ку- 204 Дакументальныя публікацыі чер, Якимович1 , Хайновская2 с матерью и много незнакомых людей. Лынькова3 сидела в уголке не шевелясь, ни на что не реагируя. На заре 25-го июня мы все (Бровко, Кучер и Вольский ушли) вышли за город, чтобы переждать предстоящую бомбардировку. Была с нами и Лынькова с сыном в том же апатичном состоянии. Часам к десяти наша “разведка” выяснила, что город покинут властями и нам нечего здесь ждать. Вернулись домой, чтобы собраться и куданибудь уйти. А куда — каждый решал сам. Наша семья задержалась (мы нашли жильца для своей квартиры), и мы вернулись в дом через полчаса. Все жители дома стояли на дворе и горячо обсуждали, что делать, куда идти. Мы прошли в свою квартиру и стали собираться в дорогу. Со двора слышен был шум голосов. Затем стихло. Оказалось, что все ушли. Через несколько минут на пороге показался Ильинский в походном снаряжении. Перекинулись несколькими словами, и он ушел. Мы остались одни. Хайновская с матерью имели единственный “багаж” — туго набитый портфель. Этот портфель остался в нашей квартире: даже его Хайновская забыла взять. Судя по некоторым высказываниям, Лынькова и Гурская4 решили пойти в деревню, чтобы “переждать” это время. Во всяком случае “идти пешком в Москву”, как думали мы, они двое не собирались. Сын проводил нас за город, а сам вернулся назад (он, видишь ли, “честно” хотел явиться в военкомат). Пришел домой он вечером. В доме никого не было. Вдруг показался Ильинский. “Лучше умереть у себя дома, — сказал он, чем в придорожной канаве”. И пошел умирать в свою комнату, Сын ушел из Минска на другой день после нас и попал в такой переплет, что добрался “до России” только через месяц. Из всех жильцов нашего дома есть известие только о старом Аксельроде5 и его хромой дочери. Они теперь в Уфе. Остальные, по-видимому, остались. Для нас теперь мысль о Лыньковой с сыном и Гурской с сыном является самой страшной пыткой... Что должны чувствовать Лыньков и Гурский? Алма-Ата теперь сделалась культурным центром СССР. Кого-кого только здесь нет из представителей литературы и искусства! Наша писательская братия живет “самостоятельной жизнью”: тузы, конечно, обособились, а вообще писатели живут каждый сам по себе, нигде не встречаются (кроме личных друзей, конечно): никакого общего собрания до сих пор не было, хотя число членов, я думаю, утроилось. Совершенно случайно (именно случайно), нечаянно союз оказал услугу нам, устроив нас в закрытую столовку для ученых. Это очень важно для нашего брата, галоты: здесь можно за 41 коп. съесть просяной каши, чего нигде не достанешь. А другие могут за недорогую цену и совсем понастоящему пообедать. Мое положение следующее: старший сын устроился в Кузбассе, в школе, нагрузился на рублей 800 в месяц и собирался нам высылать по рублей 400. А вышло, что он несколько раз выслал по 90 руб., его разгру- Беларускі археаграфічны штогоднік. Выпуск 3 205 зили настолько, что и одному трудно прожить. Тогда на помощь пришла сестра жены; она получает по аттестату и обещала нам выслать по рублей 200 — 300. Но ее муж убит в Киеве, следовательно, ей прекратят выдачу денег. Тогда выступил другой сын, который учится в танковой школе. Он обещает выслать аттестат на свое жалованье. Но, “к сожалению” (как он выражается), их выпустят из школы только к 1-у Мая. Я тем временем мог бы сдать в местный ГИЗ книжечку (на 2 листа, обещали принять), но... нет лампы и с наступлением темноты надо ложиться спать, а днем надо в очередях стоять, так как жена ходит на поденную работу (7 руб. 50 коп. в день) перебирать бульбу в погребе. А руки у меня так чешутся, так хочется писать! Если даже твои надежды на получение денег и не осуществятся, то я буду всегда помнить о твоем добром намерении, которое так благотворно уже подействовало на мою больную психику. Спасибо, родной! Твой Мавр 1 Якімовіч Алесь (Аляксандр Іванавіч) (1904 — 1979), беларускі дзіцячы пісьменнік, празаік, паэт. 2 Хайноўская Марыя Канстанцінаўна (1903 — ?), загадчыца бібліятэкі Саюза пісьменнікаў БССР ў 1928 — 1941, 1944 — 1971 гг. 3 Лынькова Хана Абрамаўна, жонка М. Лынькова. 4 Гурская Марыя Якаўлеўна, жонка І. Гурскага. 5 Бацька Аксельрода Зэліка Майсеевіча (1904 — 1941), яўрэйскага паэта. № 6 Я. Маўр — Я. Коласу 9 студзеня 1942 г. Получил твои деньги1 . Хорошие деньги, теплые, дружеские. Такие деньги, которые одинаково благотворно действуют как на тело, так и на душу. Спасибо. История этого не забудет… Впрочем, вслед за твоими деньгами (добры пачын!) пришли деньги и от литфонда — 500 руб. Оказывается, наша подмосковная братия (Кучар, Бровко, Танк) написали в литфонд грозное послание по моему делу — и литфонд крануўся и выслал. Лучше поздно, чем никогда. А со школой так получилось: пошел навстречу союз писателей (местный). Но так как не нашлось соответствующей “статьи”, то они дали мне на рецензию произведение одного идиота и заплатили вместо 10 руб. ровно столько, сколько нужно внести в школу (то есть 200). Это первая конкретная помощь союза. Затем. Я уже в течение недели сыт. Сыт в самом буквальном смысле слова. И чего доброго буду сыт еще пару месяцев. Нас допустили в закрытую столовую академиков. Я там мог обжираться такими недоступными стравами, как блины (71 коп. за порцию), пшенная каша (41 коп.), 206 Дакументальныя публікацыі отварная вермишель (89 коп.), и даже мясо пару раз ел (3 руб. 60 коп.). Кроме того, такое чудо пил, как сладкий чай! Да еще куски хлеба выносил в портфеле в дополнение к своему пайку. И винегрет с мясом (1 руб. 60 коп.), и пирожки (50 коп.), и прочее, прочее. Сегодня какая-то заминка произошла с пропусками — боюсь, чтобы не отшили. А в городе, у общедоступной столовки (где ничего нет, кроме постной капусты) на улице, на морозе стоят длинные очереди и ждут, когда кто-нибудь “наевшийся” выйдет. Больше всего в нашем городе мороженого. Его даже через радио рекламировали. Но в последнее время даже у мороженых колясок стали образовываться очереди. Стоят люди на морозе, с ноги на ногу перепрыгивают, руками похлопывают и ждут своей очереди... Если ко всему вышеизложенному присоединить Керчь, Феодосию, Калугу (Орел, Брянск, Можайск, Смоленск...), то начало 1942 года я могу считать для себя довольно утешительным. Сообщи поподробнее о своих сыновьях — они же, кажись, товарищи моим сыновьям. Поклон Марьи Дмитриевне2 . Моя жена получила свой полумесячный заработок (8 руб.), а через полчаса он целиком перешел в карман жулика... Где тонко, там и рвется. Зато над сиротою бог с калитою: здоровье наше до сих пор безукоризненно. А дома похварывали, особенно жена. В последние дни я очень тревожусь, сохранится ли наша ненависть в том же виде и после победы. А что, если появятся “теории”: народ, мол, не виноват, а фашистские главари и так далее. Пока на словах дело обстоит хорошо, а за конец я не уверен. Ну, вот и накатал гранку. Бывай. Я. Маўр 1 Аб адпраўцы грошай Я. Колас пісаў жонцы П. У. Броўкі 18 снежня 1941 г.: “С первого октября начал получать пенсию, назначенную мне правительством БССР… мне высылаются депутатские с июля месяца. Когда получу их, хоть немножко пошлю Мавру, так как он живет в нужде…” (Я. Колас. Зб. тв. Т. 13. С. 252, 254, 256). 2 Міцкевіч Марыя Дзмітрыеўна (1891 — 1945), жонка Я. Коласа. № 7 Я. Колас — Я. Маўру 15 студзеня 1942 г. Дарагі Янка! Получил твое письмо, обстоятельное, интересное1 . Не знаю, получил ли ты мою посылочку, правда, очень скромную. К сожалению, на большее у меня маловато сил. Писать сейчас много не собираюсь, надо соби- Беларускі археаграфічны штогоднік. Выпуск 3 207 раться на большое дело: меня вызывают в Москву. Получил телеграмму, даже две одного и того же содержания: прошу вас приезжать в Москву… Смысл такой — в Москве собираются белорусы для большой работы. В телеграмме сказано переезжать насовсем. Телеграмму посылает тов. Пономаренко. 18 января еду2 . Семья остается пока здесь, так как нет теплой одежды. Я сегодня кое-что раздобыл — теплую майку, ватовку (куртку, брюки). О тебе буду говорить. Возможно, что и ты будешь позван. Мне же надо собраться в дорогу да как-то обеспечить семью. Она сейчас живет в очень хороших условиях: сухая комната, при доме есть столовая. Дом отведен для ученых людей. Рядом с нашей комнатой помещается академик Пичета, на другом коридоре вице-президент Академии наук С. М. Липатов3 . Мне надо заготовить разные документы для жены — на получку разного рода корреспонденций. Кроме того, надо оформить свою поездку: заготовить фотокарточки и получить визу. Мне, конечно, во всем этом помогают. От сына4 вестей нет. Болит о нем сердце. Но надо верить в лучшее, быть готовым и к худшему. По приезде в Москву постараюсь написать тебе. Очень рад, что настроение твое улучшилось. Много нам предстоит трудностей, но самое важное — очутиться на родной земле. Засучим свои стариковские рукава и примемся за дело. А дела много-много. В этом созидательном деле забудутся наши тяжелые дни, и мы будем счастливы увидеть обновленной нашу страну. Здесь я написал довольно много. Собираюсь издать сборничек под названием “Голос земли” 5 . Редактор и главный переводчик — Сергей Городецкий6 . Если сборник продвину, то семья получит довольно сильный резерв. Целую тебя крепко. Передай привет всем нашим землякам. Твой Якуб 1 Маецца на ўвазе ліст Я. Маўра ад 2, 4 — 5 снежня 1941 г. 2 Я. Колас выехаў у Маскву цягніком 28 студзеня, а прыехаў 9 лютага. 3 Ліпатаў Сяргей Міхайлавіч (1899 — 1961), расійскі і беларускі фізікахімік, акадэмік АН БССР. У 1940 — 1944 гг. — віцэ-прэзідэнт АН БССР. 4 Міцкевіч Юрый Канстанцінавіч (1917 — 1941), сярэдні сын Я. Коласа. Загінуў на фронце ў баях пад Смаленскам. 5 Зборнік вершаў “Голас зямлі” быў выдадзены на рускай мове ў лістападзе 1942 г. На беларускай мове — у 1943 г. у выдавецтве ЦК КП(б)Б “Савецкая Беларусь”. 6 Гарадзецкі Сяргей Мітрафанавіч (1884 — 1967), рускі паэт і перакладчык.
ПЕРАПІСКА Я. КОЛАСА І Я. МАЎРА (лістапад 1942 г. — жнівень 1943 г.) Працягваем публікацыю эпісталярыя Якуба Коласа і Янкі Маўра часу Вялікай Айчыннай вайны, таго перыяду яе, калі Я. Колас знаходзіўся ў эвакуацыі ў Ташкенце. Пра ташкенцкі перыяд жыцця Я. Колас расказаў у сваім дзённіку «Кніга Ташкенцкага быція» (захоўваецца ў БДАМЛМ). Узбекі аднесліся да народнага паэта Беларусі добра, стварылі самыя спрыяльныя ўмовы для пражывання і творчай працы, святочна адзначылі яго шасцідзесяцігоддзе, садзейнічалі выдан- Дакументальныя публікацыі 293 ню зборніка вершаў «Голас зямлі» (на рускай мове), нават вулі- цу назвалі ў гонар паэта. Але ўсенароднае і асабістае гора, думкі пра акупаваную зруйнаваную Беларусь, пра гераізм народа і вялікія ахвяры вайны вымушалі яго працаваць і працаваць… … О, каб я меў такія рукі, Зямля, абняў бы я цябе, Каб сцішыць гора тваё, мукі І сілу даць у барацьбе! Зямля мая, мая краіна! Я чую твой прызыўны звон. Прымі ж хоць слова твайго сына — Не доўгі будзе твой палон. «Крывёю сэрца і сокамі нерваў» ствараў ён свае вершы і апавяданні, выступаў з адозвамі і зваротамі да беларускага на- рода па радыё і ў перыядычным друку, прымаў удзел у рабоце сесій АН БССР, усеславянскіх мітынгаў і клапаціўся аб лёсах шматлікіх карэспандэнтаў… Часам цяжкіх фізічных і маральных выпрабаванняў сталіся гады, праведзеныя ў эвакуацыі Янкам Маўрам. Магчыма, якраз тады пісьменнік раскрыўся асабліва ярка як чалавек вялікай душы, мужны ў пераадоленні нягод, бескампрамісны, непры- мірымы да фальшы і ўсялякага спажывецтва. Трэба адзначыць, што ў гады Вялікай Айчыннай вайны выключны цяжар па ўтрыманні эвакуіраваных і бежанцаў узялі на сябе паўднёвыя гарады Алма-Ата, Фрунзе, Ташкент, Ашхабад. Іх перанаселе- насць выклікала шэраг складаных, амаль невырашальных на- дзённых праблем: уладкаванне на працу, вучоба, забяспеча- насць жыллём, харчаванне, лячэнне і інш. Агульны змрочны настрой некаторых лістоў Янкі Маўра і вызначаны жыццёвымі акалічнасцямі: доўгім галаданнем, немагчымасцю творча пра- цаваць і зарабляць грошы для сям’і, адсутнасцю нармальных чалавечых адносінаў паміж пісьменнікамі рознах нацыяналь- насцей. Але, нягледзячы на адсутнасць жыццёвага спрыту і ўмення прыстасоўвацца, Янка Маўр не замыкаўся ў сваёй аса- бістай бядзе, а бачыў людзей вакол сябе, іх жыццё, інтарэсы, 294 Л. І. Балыніна, Т. В. Кекелева горача чакаў вестак з роднай Беларусі, пільна сачыў за падзея- мі на фронце і перажываў аб тым, што не можа быць карыс- ным радзіме так, як патрабуе яго сумленне. У асабліва склада- ныя моманты жыцця ён звяртаўся за дапамогай да лепшага сябра, жартам і горкай з’едлівай самаіроніяй заглушаючы пачуццё няёмкасці ад сваіх просьбаў. Трэба сказаць, што Колас стаў сапраўдным выратавальні- кам сям’і Маўра. Хоць і незаўсёды рэгулярна адказваў на лісты з Алма-Аты, але рабіў для Маўра дзейсную справу: высылаў грошы, пасылкі, клапаціўся аб прапісцы ў Алма-Аце, членстве ў Саюзе пісьменнікаў, аб наданні яму вышэйшай катэгорыі для атрымання неабходных ільгот, дапамог пераехаць у Маскву. Маўр быў вельмі ўсхваляваны спагадлівасцю сябра. У адным з лістоў ён пісаў: «Ну, браце, за тваёй спіной я рухаюся, як за танкам. Твой залп кацюшы расчысціў мне дарогу… Не ведаю, што больш мяне акрыляе: ці дадатковывя 200 грам жыру і гэ- так далей, ці маральнае адчуванне, што ў цябе ёсць надзейныя сябры. Трэба думаць, што апошняе важней». Пазней Я. Колас і Я. Маўр сталі сватамі — ажаніліся іх дзеці: сын Я. Коласа Міхась і прыёмная дачка Я. Маўра Натал- ля. Унучак Сяргейка стаў уцехай і радасцю двух знакамітых дзядоў. Шчырыя пачуцці роднасці і сяброўства, якія падтрым- лівалі пісьменнікаў у гады Вялікай Айчыннай вайны, яшчэ больш звязалі Я. Коласа і Я. Маўра ў мірны пасляваенны час. № 8 Я. Маўр — Я. Коласу 16 лістапада 1942 г. Туды и сюды Новелла I. Как дошли мы да ручки Каждый день вставал я в семь часов и к восьми шел на службу. Служба состояла в следующем: я должен был пройти 3—4 км до столовой научных работников, подождать там час, съесть кусочек пирога, выйти голодным, пошататься 2—3 часа Дакументальныя публікацыі 295 по городу, снова пойти к столовой, постоять в очереди у ве- шалки 1 час, на лестнице перед дверьми в столовую — полто- ра—2 часа, за спиной обедающих — 2 часа, за столом 1 час (иногда и 3), съесть обед, выйти голодным из-за стола и воз- вращаться домой часам к 9—10, в темноте, по колено в грязи, несколько раз падая в эту грязь и рискуя, что тебя разденут ( в это время уже ни одна душа не показывается на улице в нашем районе). Приходил в холодную, нетопленую комнату, без све- та, скидывал одежду и стопудовые ( в глине) ботинки, которые так и оставались мокрыми до утра. Жена в это время лежала больная, без медицинской помощи и питалась только своими 400 гр. хлеба. Мой ишиас остался у меня навсегда, и я едва во- лочу ноги. Лежа в постели, я с ужасом думал, что завтра снова надо идти на службу, пройти 10—12 км, и также ночью, по грязи, с опасностью возвращаться домой. Если ноги совсем от- казывают, я сижу дома голодный. Все мои ходатайства, вплоть до наркомторга, о том, чтобы в случае моей болезни разреши- ли использовать мою еду члену моей семьи — решительно от- клонялись. Даже не разрешили обменяться талонами с моим сотоварищем, чтобы ходить на завтрак по очереди через день и съедать два завтрака. Начальство не скрывает, что цель этих ограничений — «экономия». Она даже планируется, и если мы захотим во что бы то ни стало использовать весь тот паек, ко- торый нам отпустило государство, то этим нарушим их план. Вот и вырывают из горла всякими способами. Старшая дочь, прибывшая из Ленинграда со званием инженера, работала в мастерской 10 часов, вырабатывала сдельно рублей 100 в ме- сяц и тоже не видела никакой пищи, кроме своих 600 гр. хлеба. Младшая дочь, студентка, имела карточку в студенческую сто- ловую, но не могла совместить питание с учебой — не хватало времени. Нужно было выбирать или то, или другое. А самое страшное — путешествие поздним вечером домой. Средняя норма падания в грязь — два раза. Были попытки нападения со стороны «оккупантов», которым по ночам предоставляется вся полнота власти. Больная жена дома не видит даже теплой во- ды — не на чем согреть. Если я свалюсь с ног, слягу, то дол- жен буду погибать — помощи ниоткуда ожидать нельзя. По- 296 Л. І. Балыніна, Т. В. Кекелева степенно силы израсходовались, и физические и моральные. Мы почувствовали (собственно я и жена, как старые и боль- ные), что нам попросту нечем жить. Со дня на день я собирал- ся отказаться от борьбы, лечь и ждать конца. Но назавтра опять шел. Не знаю, долго ли это продолжалось бы, если бы… II. Поворот ручки Я сижу в бараке. Через щели в дверях белеет снег. Окно не лучше дверей. Но печка натоплена, ярко светит электричество, играет радио. Туман не позволяет видеть окружающее. Через два дня туман рассеялся, и я с любопытством увидел по бокам высокие снеговые горы, почему-то местами заросшие елкой, а больше ничем. Наш поселок находился в ущелье, на высоте 1800 м (!) над уровнем моря. Вдали, за 27 км, видна Алма-Ата. Там жена и младшая дочь. А я живу здесь со старшей дочерью. Кроме нас в этой же комнате живет одна женщина на сносях. Мы живем в поселке военного санатория. Дочь занимает долж- ность киномеханика и радиотехника, а я — учитель «частной» 8- й группы (из 7 человек) при местной школе. Мы получаем 600 граммов хлеба и три раза в день по тарелке горячего супу. И все это на месте, никуда ходить не надо. В ближайшие дни переедет сюда и жена — и тогда мы сможем считать себя спасенными от смерти. К занятиям в школе приступил я тоже частным образом, без документов и оформления. Есть только учительская пенси- онная книжка. Поэтому, если тебе не в тягость, сооруди мне на всякий случай такую бумажку: «Знаю Федорова И. М. 36 лет. Знаю, что он держал экстерном экзамен при Виленском учи- тельском институте и в течение многих лет был преподавателем истории и географии в средних учебных заведениях». Дробязі жыцця «Янка Мавр. Лицо зверя. Пьеса в 3- х актах (5 картин). Перевод с белорусского » 1 1 Такой твор послан мною в Москву Горбунову 2 . Мой полно- мочный представитель П. Броўка пишет мне всякие приятные Дакументальныя публікацыі 297 вещи, но реально я ничего приятного еще не видал. Управление по делам искусств не пожелало заключить со мной договор (Бровко пишет, что договор должен заключать театр). Но все это ерунда — ни на какие конкретные блага я и не рассчитывал. Я довольствуюсь тем моральным удовлетворением, которое да- ла мне эта работа; я рад, что успел сказать и свое слово, может быть последнее. А из особенностей этой пьесы по крайней мере одна является безусловно выдающейся: пьеса состоит только из одного перевода, а оригинала не существует и не существовало в природе. Только тебе доверяю я эту историческую тайну. 2 На горизонте снова появился Бэндэ 3. 10 ран. Доброволец с начала войны. Начальник особого отряда, который состоял из людей «не ниже старшего лейтенанта». Из 75 человек отряда — 74 погибло, а спасся (чудом) один начальник. Чин начальника командирского боевого отряда — интендант N-го ранга. Мимо- ходом он написал большую книгу о Коласе 4 . Все необыкновен- но в этом необыкновеннейшем человеке. Необыкновенный командир должен выйти из Якимовича 5 , который теперь рыхтуецца в Андижане. Никак не могу пред- ставить его держащим в руках оружие. 3 Мой адрес: Алма-Ата, почтовый ящик 15. Учителю Фёдорову. При занятиях здорово сказывается ослабление памяти. Пом- ню то, что знал десятки лет тому назад, а что вчера вычитал, сегодня уже не помню. Как утешили африканские события в американском масштабе! Может быть, это начало конца? А мо- жет быть, мы вернемся в Минск и заживем прежней жизнью? Как странно ставить такой вопрос. Ну вот табе і ўся «навэля». До свидания. Я. Маўр. P. S. А ў хаце цёпла!.. І ісці нікуды не трэба!.. Ды яшчэ зараз дадуць талерку гарачай стравы… А ўвечары яшчэ раз дадуць… Жывём!!!.. 298 Л. І. Балыніна, Т. В. Кекелева 1 П’еса Я. Маўра «Лицо зверя» не друкавалася. 2 Гарбуноў Цімафей Сазонавіч (1904—1969), грамадскі, партыйны і дзяржаўны дзеяч БССР, гісторык, акадэмік АН БССР. У 1941—1947 гг. сакратар ЦК КПБ. 3 Бэндэ Лукаш Апанасавіч (1903—1961), беларускі крытык, публіцыст і літа- ратуразнавец вульгарна-сацыялагічнага кірунку. 4 Рукапіс манаграфіі Л. Бэндэ «Якуб Колас. Жыццё і творчасць» 1940—1946 гг. захоўваецца ў БДАМЛМ ( ф. 66, воп. 1, спр. 54—70). 5 А. Якімовіч быў прызваны ў Чырвоную Армію восенню 1942 г., камандаваў стралковым узводам, удзельнічаў у баях. У 1943 г. паранены пад Харкавам. № 9 Я. Колас — Я. Маўру 28 лістапада 1942 г. Дарагі дружа! Каб не спраўка спатрэбілася табе, дык ты мне так і не напі- саў бы. А я думаў і не раз успамінаў, што з табою, чаму не пада- еш голасу. Нават на такую важную дату, як маё шасцідзесяці- годдзе 1 , не адгукнуўся. Праўда, гэтага ты мог і не ведаць і ў га- зетах не прачытаць. Але гэта між іншым. Дык так, зноў ты пера- шоў у першабытны стан. Дарма толькі закідаеш пяро, калі пі- шаш, што «Ліцо звера» твой апошні твор. Пра Бэнду ты сказаў добра. Ён пісаў і мне 2 , але аб сваім геройстве не сказаў нічога. Нашы пісьменнікі, быўшыя ў Арміі, дэмабілізаваны. Заўтра ад- чыняецца сесія нашай Акадэміі Навук. Мне трэба выступаць з дакладам 3. 5 снежня адбудзецца пленум пісьменнікаў. Таксама трэба выступіць з дакладам 4 . Даклад не гатовы. Трэба садзіцца пісаць. За час, покі нашы пісьмы абмяняюцца сваімі дарогамі, адбудзецца многа падзей. К таму часу можа Сталінград далёка адгоніць нямецкіх падлюг. Бывай здаровы. 1 Урачыстае пасяджэнне, прысвечанае 60-годдзю з дня нараджэння Я. Кола- са, адбылося ў Ташкенце 3 лістапада. З дакладам аб яго жыцці і творчасці выступіў Кандрат Крапіва. Дакументальныя публікацыі 299 2 Лісты Я. Коласа да Бэндэ, напісаныя ў 1941—1943 гг., захоўваюцца ў БДАМЛМ ( ф. 66, воп. 1, спр. 796—798). 3 Я. Колас выступіў з дакладам «Векавая дружба беларускага і рускага наро- даў і іх сумесная барацьба супраць нямецкай агрэсіі» на сесіі АН БССР, якая праходзіла з 29 лістапада па 1 снежня 1942 г. 4 З 12 па 14 снежня 1942 г. удзельнічаў у рабоце пленума ССП Узбекістана, прысвечанага 25-годдзю савецкай літаратуры. Выступіў з прамовай (Ко- лас Я. Зб. тв. Т. 14. С. 390). № 10 Я. Маўр — Я. Коласу 2 красавіка 1943 г. Дарагі Якуб! Ты, пэўна, здзівіўся, атрымаўшы маю тэле- граму 1 . Можа, яна і сапраўды недарэчная, але я вельмі пакрыў- дзіўся, убачыўшы, што вакол мяне мае «беларускія землякі» перайшлі ў першую катэгорыю, маючы 3—5-гадовы стаж, а я на 20 годзе ( у гэтым месяцы будзе акурат 20 гадоў) сваёй «бес- карыснай літаратурнай дзейнасці» і на 60 годзе свайго жыцця (11 мая будзе 60) не магу параўнацца з якім-небудзь Піпчэўс- кім толькі таму, што за мяне няма каму слова замовіць. Ды і па другой лініі, па дзіцячай, адбываецца тое самае: усе мае собратья по перу (Забіла, Шторм 2) таксама пераведзе- ны ў першую катэгорыю, бо іх было каму падтрымаць. Я адзін астаўся ў баку з вялізным спісам сваёй прадукцыі ў анкеце. Бо мяне не было каму падтрымаць. У пісьмах маіх у Маскву (паміж іншым і даўнейшаму свайму прыяцелю Гарбунову) я намёківаў на гэта, але намёкі мае не дайшлі па назначэнню. Тады я і пачаў шукаць хадатаеў. Вядома, даў такую самую тэлеграму і нашаму праўленню. Абяцалі яшчэ мне субсідыю з цэнтра — 1 тыс. руб. Тым часам мае беларускія землякі — Рубіна 3 , Геллер 4 атрымалі ўжо па паўтары тысячы, а я чакаю… Адным словам, неяк так вышла, што ўсе нашы беларусы знайшлі падтрыманне, апрача мяне. Я, нарэшце, раззлаваўся і стаўлю ультыматум: калі мае та- варышы мяне пакінуць, то я ў дзень свайго падвойнага юбілея выцягну з падполля запаведную паўлітру спірту (якую хаваю 300 Л. І. Балыніна, Т. В. Кекелева да перамогі над Гітлерам) і вып’ю адразу ўсё сам — пашкадуе- це тады Маўра. А так я крыху ачуняў. Бытавыя ўмовы, апрача ежы, у мяне ўжо чалавечыя. Ужо рупіць пісаць. Аднаго толькі не хапае — бульбіны ці лыжкі мукі ў юшку. Сын мой Арсен з Архангельска паехаў на фронт. А што чуваць пра твайго? А ў якім становішчы твая жонка? А як ад- чуваеш ты сам сябе на сёмым дзесятку свайго жыцця? З палітычных падзей я лічу самым важным словы Чэрчы- ля, што ён збіраецца граміць Гітлера ў 1944 або ў 1945 годзе. Вось сволачы! У нас цяпер самая паскудная пара года — вясна: туманы, сібірскія завірухі, дажджы, зноў завеі. Сёння перад нашым акном скацілася лавіна («аплывіна», як тут кажуць), засыпала дарогу, раку і зачапіла двух людзей. У горад (27 км) людзі ходзяць пешшу. Адным словам, экзотыка, чорт яе пабяры! А цяпер ужо відаць, што прыдзецца сядзець тут і трэцюю зіму. Каму цяпер лепш, нам ці Бядулі? … Уяўляю сабе Мальцінскага 5 і Кучара 6 з баявымі медаля- мі на грудзях… Ці ўбачым мы нашы беларускія баравічкі пад елкай? Ці застануцца яны пасля паганых немцаў? А пакуль бывай. Я. Маўр 1 Маюцца на ўвазе тэлеграмы (аднолькавага зместу) Я. Маўра да Я. Коласа і М. Лынькова ў сакавіку 1943 г. (Лынькоў М. Зб. тв. Т. 8. С. 88). 2 Шторм Георгій Пятровіч (1898—1978), рускі пісьменнік. 3 Рубіна Бэцці Барысаўна, жонка яўрэйскага паэта Шведзіка Г. Б., які загінуў на фронце ў 1942 г. 4 Гелер — журналіст. Іншых звестак не выяўлена. 5 Мальцінскі Хаім Ізраілевіч (1910—1986). У час Вялікай Айчыннай вайны добраахвотна пайшоў на фронт. Быў цяжка паранены пад Берлінам. Меў баявыя ўзнагароды. 6 Кучар Алесь у час вайны супрацоўнічаў у армейскіх і франтавых газетах. Дакументальныя публікацыі 301 № 11 Я. Маўр — Я. Коласу 30 красавіка 1943 г. Ну, браце, за тваёй спіной я рухаюся, як за танкам. Твой залп кацюшы расчысціў мне дарогу, і я ўрачыста ўз’ехаў на першую катэгорыю 1 . Не ведаю, што больш мяне акрыляе: ці дадатковыя 200 грам жыру і гэтак далей, ці маральнае адчуван- не, што у цябе ёсць надзейныя сябры. Трэба думаць, што апошняе важней. Разам з гэтым прачнулася энергія, хочацца працаваць. По- жынаю лавры (на жаль, нематэрыяльныя) ад невялізнай сама- дзейнай аднаактоўкі. Змайстраваў для нашых газет тры байкі і патрохі поркаюся над сваім апошнім «вялікім палатном» — ад- ным словам, «жив курилка!» Трохі псуе настрой, што ад сына два месяцы не маю вес- так: ён даўно ўжо выехаў з Архангельска пад Сталінград. З 1- м Мая! Хоць канца вайны не відаць, але выразна адчува- ецца, што краіна наша стаіць, як ніколі да гэтага часу, спакойна, цвёрда, упэўнена. Паглядзім, што лето грядущее нам готовит. Я сустракаю свой шасцідзесяты год досыць бадзёра: капаю цаліну на схілах гор (капай, колькі ўлезе!), саджу бульбу — і змору адчуваю зусім не большую, як перад вайной. Гэтага я сам ніколі не чакаў! Затое мне здаецца (чаму — і сам не ведаю), што ты цяпер перажываеш перыяд слабасці. Ці так гэта? Шчыра абнімаю цябе, мой дарагі таварыш! Твой Я. Маўр 1 Я. Колас хадайнічаў перад праўленнем СП Казахстана за Янку Маўра, аб чым паведамляў у сваім лісце да М. Лынькова і К. Крапівы ад 24 сакавіка 1943 г.: «Пішу пісьмы — за час майго выезду іх парадкам набралася. Сярод такіх карэспандэнцый аказалася і тэлеграма Янкі Маўра. Учора паслаў заказное пісьмо на імя праўлення Казахстанскага Саюза пісьменнікаў з просьбай перавесці Маўра ў вышэйшую катэгорыю і ўраўняць яго ў правах з іншымі пісьменнікамі…» (Колас Я. Зб. тв. Т. 13. С. 357). 302 Л. І. Балыніна, Т. В. Кекелева № 12 Я. Маўр — Я. Коласу 9 чэрвеня 1943 г. Атрымаў тваю паэму 1 . Дзякую за памяць. На 28 старонцы знайшоў верш, які прагучаў для мяне, як голас жывога Коласа («Люблю я лес…»). Гэтыя радкі я лічу і самымі лепшымі. Калі я чую леса голас, Таемны шум, нібы шагі — Здаецца мне, што гэта Колас Шукае там баравікі. Як бачыш, і мы не лыкам шытыя. Толькі псуе справу русі- цызм — «шагі». Але на 9 старонцы знайшоў у цябе «савецкую ўласць», і гэта мяне супакоіла. Нездарма я пачаў пісаць байкі. Але лёс гэтых баек такі самы, як і ўсёй маёй «творчасці» — ні- якага водгуку. Што дрэнна, чым дрэнна — ніхто не кажа. Ба- чыш, шкадуюць маю старасць. Цяпер я на сваёй скуры адчу- ваю, што маўчанне — самы горшы від крытыкі. Тут я напісаў адну аднаактоўку 2 , яна трапіла на падмосткі і была сустрэта нават вельмі прыхільна. Такім чынам, […] * тут я меў водгук. Але толькі тут, «за граніцай». Я стаю цяпер на раздарожжы і ламаю галаву: ці варта мне ісці далей гэтым шляхам? Можа, я раблю такую справу, аб якой людзі саромяцца казаць мне ў вочы? Ну, ды не варта цяпер аб гэтым гаварыць. Сэнс жыцця майго на даным этапе — бульба. Пасадзілі яе мы целых пяць вядзёр. Сядзім над ёю і чакаем, калі можна бу- дзе яе пакаштаваць. А яна і вылазіць не хоча: 30 дзён сядзіць у зямлі. Можа, гэта і к лепшаму: сёння, напрыклад, тоўсты пласт снега пакрыў усю нашу тэрыторыю. Наогул лета і цяпла мы яшчэ не бачылі. Адрэзаны ад света — ад … прадуктаў. Я так быў упэўнены, што сёлета мы паедзем дахаты. Але саюзнічкі пасля Туніса будуць адпачываць год — і прыдзецца * Слова неразборлівае. Дакументальныя публікацыі 303 пачакаць. Хоць нашы ўдары па немцах цяпер зрабіліся і мац- нейшымі. Ах, як цяжка адчуваць сябе непатрэбным! Каб гэта было тады, у 1906 годзе, то пэўна я быў бы ўжо ў партызанах. А ця- пер — ні туды і не сюды. Ну, бывай. … А ўсё-такі адну кнігу я, відаць, яшчэ напішу! Твой Маўр 1 Паэма Я. Коласа «Суд у лесе» (выйшла ў выдавецтве ЦК КП(б)Б «Савецкая Беларусь» у маі 1943 г.). 2 Назва не ўстаноўлена. № 13 Я. Колас — Я. Маўру 23 чэрвеня 1943 г. Мой мілы, дарагі Янка! Буду писать тебе по-русски: письмо, написанное на рус- ском языке, легче читать товарищам, которые обязаны делать это. Это соображение и руководит мной, когда я пишу тебе на- шим тоже родным русским языком. Живя в Ташкенте, я трижды вызывался в Москву. Нельзя сказать, чтоб поездки были легки. Ведь ехать надо 3 331 кило- метр. Это я знаю доподлинно. У меня даже есть список всего маршрута. Но с другой стороны, поездка немножко освежает. Я люблю смотреть в окно вагона, пусть даже перед твоими очами расстилается безграничная, однообразная, изнывающая от горячих лучей солнца среднеазиатская пустыня. Но ведь эта пустыня живет своеобразной жизнью, и жизнь ее не так уж бедна. Можно было бы написать подробно, много о дорожных впечатлениях. Они отложились где-то в сознании и живут. Будет подходящее время, вспомню о них и напишу. С 27 мая нахожусь в Ташкенте 1 . Из Москвы имею очень мало известий. Друзья мои почему-то не пишут. Возможно, что их письма где-то прохлаждаются в силу всевозможных причин. Получил я пропуска для всех членов семьи на выезд в Клязьму 2 . В 304 Л. І. Балыніна, Т. В. Кекелева Клязьме живет брат Марии Дмитриевны. У него есть свобод- ная жилая площадь и желание видеть нас в качестве своих жильцов. Уехать сейчас мы не можем. Марии Дмитриевне на- до оправиться после болезни. Она только недавно встала с пос- тели, переболев третий раз в Ташкенте воспалением легких. Старший мой сын 3 независимо от нас вызван в Москву по пра- вительственному вызову как научный работник для работы в белорусском университете. Этот университет обосновывается сейчас в Москве. О моем милом Юрии никаких сведений нет. Я преднамеренно не наводил о нем справок, оставляя в душе иллюзию надежды на то, что он где-то живет. Самый младший мой сын, Міхась, оканчивает среднюю школу. В этом году он призывается в армию. Может быть мне удастся устроить его в школе военного характера. Учится он очень хорошо, на пятер- ки. Хлопец хороший, трудолюбивый, способный. Он уже пере- рос меня. 27 июня мы устраиваем здесь заседание, посвящен- ное годовщине смерти Янки Купалы. Мне надо будет прово- дить заседание и сказать вступительное слово 4 . Надо также ор- ганизовать радиопередачу, посвященную Янку Купалу 5 . У ме- ня вообще много возни с Академией Наук. Все члены президи- ума отсутствуют. А я остался один с печатью Академии. Был разговор о переводе Академии поближе к родной земле. Но по- ка все это остается разговорами и пустой суетой. А народ рас- холожен. Работы никакой нет. Руководства тоже. Мне даже и жалованья не выслали еще за апрель. А может быть, невзначай получил его в Москве. Во всяком случае, приходят мысли, что снести на рынок. Вся такая обстановка не располагает к рабо- те. Я начал в прошлом году большую вещь в прозе о парти- занской жизни 6 . Написал более печатного листа, но работа застопорилась. В апреле начал писать поэму «Расплата » 7 . Она пошла успешно, но вызов на 3- й Всеславянский митинг затор- мозил работу. А затем болезнь жены, разные нагрузки, статьи перебили работу. Ты серьезно продумай план своей работы, работай. Вчера послал Бровке открытку 8 , просил через него Лынькова закинуть и за тебя слово. А ты сам обратись в Моск- ву, напиши обстоятельно об условиях своей жизни и сделай простой и ясный вывод. Состязание во всебелорусском мас- Дакументальныя публікацыі 305 штабе устроим, для чего я начну тренироваться, займусь гим- настикой, которую давно забросил. И все же 1943 год опреде- лит исход войны. Петля все туже стягивается на шее фашистс- ких прохвостов… Если б лежал еще такой же лист, заполнил бы и его. Но конец бывает всему, даже моему письму. Поэтому обнимаю тебя и ставлю точку. Твой Якуб Колас. От моей семьи привет. 1 З 26 красавіка па 26 мая 1943 г. Я. Колас прымаў удзел у рабоце III Усесла- вянскага мітынгу. 9 мая выступаў з прамовай « К мести, братья славяне!», надрукаванай у газеце «Правда». 2 12—13 мая 1943 г. Я. Колас быў у Клязьме па справах, звязаных з пераез- дам у Клязьму да сваякоў жонкі. 3 Даніла Канстанцінавіч. 4 27 чэрвеня 1943 г. Я. Колас уступнай прамовай адкрыў пасяджэнне АН БССР, СП Узбекістана і філфака Сярэднеазіяцкага дзяржаўнага універсітэ- та, прысвечанае гадавіне з дня смерці Я. Купалы. 5 29 чэрвеня 1943 г. прымаў удзел у радыёперадачы. 6 Назва не ўстаноўлена. 7 Паэма «Адплата», канец 1-га раздзела якой паводле аўтографа датуецца 12 красавіка. У літаратурным дадатку да «Савецкай Беларусі» ў красаві- ку—чэрвені 1943 г. апублікаваны пачатак паэмы. 8 Маецца на ўвазе паштоўка Я. Коласа да П. У. Броўкі ад 23 чэрвеня 1943 г.: «… Пагавары з Лыньковым і напішыце ў Алма-Ату, каб Маўра перавялі ў вышэйшую катэгорыю…» (Колас Я. Зб. тв. Т. 13. С. 371). № 14 Я. Маўр — Я. Коласу 21, 26 ліпеня 1943 г. Дорогой друг! Получил твое большое письмо 1 , из которого впервые полу- чил представление о твоем «бытовом положении». Написал от- ветное письмо и порвал: сама рука стала писать про уничтоже- ние огорода и связанную с этим гибель надежд; о безобразной аварии на нашей электростанции, вследствие чего я остался без лампочек, за которые было уплачено 200 руб. и без перс- пектив на свет; о брюшном тифе в семье ( у дочери). О подо- 306 Л. І. Балыніна, Т. В. Кекелева зрении тифа у меня (вдруг температура вскочила на 38,8, но потом упала; о трудностях связи с городом, вследствие чего я теряю и те небольшие блага, которые мог вырвать и т. д. и т. п. Словом, получается нытье, хныканье, которое совсем не вхо- дит в мои расчеты. Боюсь, что я и так осточертел этим своим друзьям. Поэтому я решил прекратить в дальнейшем всякие мольбы и ходатайства. Я убедился, что мои товарищи (ты, Бровко, Гурский, Лыньков) относятся ко мне тепло и участли- во — и этого с меня хватит, тем более, что во всех этих бедах они все равно помочь не могут. Все наши помыслы теперь на фронте. Как показательно гитлеровское «летнее наступление 1943 года!» И откуда у нас взялись такие силы? Вот уж подлинно — «так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат». И Италия накануне падения. Если бы союзнички теперь устроили настоящий второй фронт во Франции, то к ноябрю война была бы окончена, а так она про- тянется еще не меньше года. И на родину мы вернемся еще не скоро 2 … Оказываестя, «тоска по родине» острее всего чувст- вуется в старости. В молодости я считал себя чистым «космо- политом». … Положение на семейно-бытовом фронте заслонило все прочие чувства и интересы, а посему письмо прекращаю. До лучших времен. Твой Янка. P. S. Приказано переменить адрес. Он будет иметь такой вид: Алма-Ата, Эвакогоспиталь 4091 (Алма-Арасан), Мавру. 1 Ліст Я. Коласа ад 23 чэрвеня 1943 г. 2 Па выкліку СП БССР Я. Маўр з сям’ёй выехаў з Алма-Аты ў Маскву 20 каст- рычніка 1943 г. М. Лынькоў у лістах да П. Е. Панчанкі ад 10 снежня і да А. І. Стаховіча ад 21 снежня 1943 г. пісаў: «Прыбіўся да Масквы Маўр. Выглядзеў як біблейскі Іоў. Паступова прыходзіць да хрысціянскага віду…» (Лынькоў М. Зб. тв. Т. 8. С. 100, 101. 103). Дакументальныя публікацыі 307 № 15 Я. Колас — Я. Маўру 21 жніўня 1943 г. Дарагі Янка! Оба твои письма получил. Вчера одно, сегодня другое 1 . Если заеду в Москву, то я, конечно, постараюсь, насколько это в моих силах, исполнить твою просьбу. Я все лето собирался выехать из Ташкента в горы. Но какой-то злой рок становился на пути. И все же мы не оставляем еще надежды поехать на отдых. Может быть, завтра или послезавтра. В конце сентября или в начале октября выедем 2 . Чувствую себя очень плохо. Не- ладно с желудком. Много потерял крови, потерял 16 кило в весе. Занесу ли кости на родную землю? Сон плохой. Бывают ночи, когда ни на миг не сомкну глаз. Мне надо поскорее унести ноги из Ташкента 3 … Целую тебя. Будь здоров. Твой Я. Колас 1 Лісты Я. Маўра ад 9 чэрвеня і 21, 26 ліпеня 1943 г. 2 З 26 жніўня па 22 верасня паездка на Чымган. 3 1 лістапада разам з сям’ёй выязджае з Ташкента. 8 лістапада прыязджае ў Клязьму.
Публікацыя Л. І. Балынінай і Т. В. Кекелевай