Несомненно, эта книга заставляет задуматься. Меня вот, к примеру, в процессе чтения не отпускала мысль: доводилось ли ещё когда-нибудь хлебнуть столь забористого варева из пропаганды, низкопробной голливудщины, передёргиваний, непроходимой занудности и дурной литературы. А ещё – как же при таких «достоинствах» вот уже 60 лет эту откровенную агитку люди добровольно покупают за деньги! Очевидно, талантам Айн Рэнд позавидовал бы и Геббельс.
Айн Рэнд и литература
Для тех, кто не в курсе – книжка написана в форме производственного романа в духе соцреализма. Только вместо «соц-» здесь «кап-».
Честные и решительные герои с горящими взорами и пылающими сердцами борются с мировым злом на стройках капитализма во имя главного добра на Земле – личной выгоды. Самая умная, прекрасная, целеустремлённая женщина поочерёдно падает в объятья трём самым прекрасным, умным и целеустремлённым мужчинам в мире. И ещё они – самые богатые, принципиальные, бесстрашные, изобретательные и всё такое. Короче, атланты, на плечах которых держится мир. А тем временем адепты мирового зла – никчемные маглы бездельники, отринувшие разум – всячески угнетают наших несчастных мучеников-миллионеров, не ценят их, и тем самым неуклонно влекут великую Америку в тёмную пучину безумия. И тогда атланты под руководством Джона Голта удаляются на забастовку в новую Атлантиду – в тайную долину в горах под названием Ущелье Голта, чтобы, когда страна без них неминуемо развалится, все бездельники поняли, кого они потеряли!
Прошу прощения за этот накал пафоса – явно совершенно недостаточный, поскольку в книжке-то он невероятно, чудовищно высок. Вот, к примеру, втрое сокращённое описание первого взгляда героини на очередного будущего возлюбленного:
Дагни посмотрела на мужчину, стоящего подле нее на коленях, и поняла, что всегда готова была отдать жизнь, дабы увидеть это: лицо без следов страдания, страха или вины. Выражение лица было таково, что казалось: этот человек гордится тем, что горд. […] она никогда еще не воспринимала мужское тело так остро. Легкая ткань рубашки, казалось, не скрывала, а подчеркивала очертания фигуры; кожа была загорелой, тело обладало твердостью, суровой, непреклонной силой, гладкой четкостью отливки из какого‑то потускневшего, плохо обработанного металла, вроде сплава меди с алюминием; цвет кожи сливался с каштановыми волосами, их пряди золотились под солнцем, глаза светились, словно единственная не потускневшая, тщательно отполированная часть всей композиции […].
Положительных героев сложно различать, кроме как по именам, поскольку разговаривают и думают они абсолютно одинаково. Никчемным бездельникам (то есть всем вокруг) они обычно отвечают максимально односложно, как чужим надоедливым детям. Но иногда героев пробивает, и тогда они разражаются тирадой, кратко – страниц на пять-десять – излагая основные тезисы философии объективизма, изобретённого писательницей. Окружающие безмолвно внимают.
Главный атлант, Джон Голт, в конце вещает три часа (сорок страниц) без кофе-брейка.
Между собой герои в основном обсуждают различные аспекты объективизма на примерах из быта или работы, либо по-голливудски говорят о любви. Или совмещают то и другое. Например, типичный диалог возлюбленных:
– Тебе все еще нужны доказательства того, что я всегда жду тебя? – она послушно осталась в кресле. В голосе не слышалось ни нежности, ни мольбы, только радость и игривость.
– Дагни, почему ты единственная женщина, которая в этом признается?
– Потому что другие женщины не уверены в том, что они желанны. Я уверена.
– Мне нравится твоя самоуверенность.
– Уверенность в себе – только часть того, о чем я говорю, Хэнк.
– А что остальное?
– Уверенность в моей ценности и в твоей.
… и так далее в том же духе.
Все антагонисты – клинические идиоты, которые двух слов связать не могут. Когда атланты задвигают свои сомнительные тезисы, возразить по существу им никто не может, все ответы выглядят примерно так:
– Если вы сможете опровергнуть хоть одно из моих заявлений, мадам, я с благодарностью вас выслушаю.
– О, я не могу вас опровергнуть. У меня нет ответов, мой разум устроен не так, и я не чувствую в ваших словах правоты, поэтому знаю, что вы не правы.
– Откуда вам это известно?
– Я это чувствую. Я руководствуюсь не умом, а сердцем.
Более того, антагонисты даже думают в таком же ключе, когда повествование ведётся от их лица, чтобы читатель понимал: именно такой образ мыслей, с упором на чувства, а не на логику, и причиняет этим бездельникам постоянные страдания, наполняя их никчемные жизни гулкой пустотой.
В общем, с точки зрения литературы тут говорить не о чем. Все персонажи – чёрно-белые. Прекрасные и мудрые положительные герои словом и действием доносят до читателя блистательные мысли писательницы, а гадкие и тупые антагонисты своим идиотизмом оттеняют героев. Жизни и в тех и в других не больше, чем в тележке, на которой автор подвозит ворох своих рассуждений.
Айн Рэнд, говорят, вдохновлялась Виктором Гюго – и по желанию нагнать романтического пафоса это очень заметно. Вот только у Гюго все персонажи живые и разные, со своими переживаниями, и плюс есть чувство меры. А у Рэнд все герои до мозга костей рационалисты-индивидуалисты и постоянно задвигают телеги о разуме и о своём презрении к дуракам, которые руководствуются чувствами – но потом вдруг на несколько страниц включаются их страстные диалоги или мысли о высокой любви. Смотрится это так же неестественно, как попытка Шелдона Купера из «Теории Большого Взрыва» улыбнуться – только там это сделано для усиления комического эффекта, а здесь на полном серьёзе.
Лучше всего у автора получаются описания любви к труду, и герои рассуждают об этом с таким вдохновением, что хочется им верить. У нас, к примеру, такие же энтузиасты своего дела описаны у Стругацких в повести «Понедельник начинается в субботу». Но у Рэнд они зачем-то пристёгивают обязательный пассаж деньги и про личную выгоду, а потом ещё выводят заключения о том, какие они мученики, и как их не ценят. Из уст миллионеров, имеющих все возможности для самореализации, это выглядит максимально странно.
Айн Рэнд и коммунистическая идеология
Некоторым у нас почему-то кажется, что «Атлант…» доказывает несостоятельность коммунистической идеологии. Но так кажется, наверное, только тем, кто о содержании коммунистической идеологии узнаёт из книг Айн Рэнд.
Типичный приём полемики с марксизмом в «Атланте…»: взять всем известный принцип, извратить до полного идиотизма, и уже идиотизм мастерски разоблачить. Например, популяризированный Марксом «От каждого по способности, каждому по потребности» Айн Рэнд считает «вопиющим злом» и преподносит так:
Мы намеревались воплотить в жизнь благородный исторический принцип: от каждого по способности, каждому по потребности. На нашем заводе все, начиная с уборщицы и кончая президентом, получали одну и ту же зарплату – необходимый минимум. Дважды в год мы проводили собрание, на котором каждый излагал свои нужды. Мы голосовали по каждому пункту, и решением большинства устанавливали потребности и способности каждого. Доход завода распределялся соответствующим образом. Премии устанавливались по потребностям, штрафы – по способностям. Те, чьи потребности общим голосованием были сочтены самыми значительными, получали больше всех. Те, что производили меньше, чем могли согласно голосованию, подвергались штрафам, которые им приходилось выплачивать за счет сверхурочной работы.
Ни одному марксисту такой маразм не пришёл бы в голову. Я не марксист, и то от таких заходов только пот утирал ушанкою. Но, судя по отзывам, многие у нас отчего-то считают, что данный принцип заключается именно в этом.
Маркс полагал, что при коммунизме люди будут работать не под гнётом необходимости, не от страха, а из любви к своему делу и по велению сердца – прямо как рэндовские атланты в Ущелье Голта. Через это их способности будут раскрываться на полную катушку, производительность труда достигнет небывалых высот, и тогда каждый сможет пользоваться любыми благами – поскольку их будет хватать абсолютно всем, со всеми их потребностями. Причём, пока коммунизм не наступит, предлагалось использовать другой принцип: «От каждого по способности, каждому по труду», что и применялось в СССР.
А распределять ограниченные блага исходя из того, кто громче кричит о своих потребностях, в здравом уме никто не предлагал (кроме Айн Рэнд).
До простых американцев в 1950-х особенности марксизма, вполне возможно, и не долетали, но Айн Рэнд – она же Алиса Розенбаум – до 1924 года жила и училась в Питере, и отлично знала, что имел в виду Маркс, которого она, по её же словам, изучала. А значит, подменяла понятия осознанно, чтобы её идеи на фоне выдуманного ею же идиотизма выигрышнее смотрелись в глазах непросвещённых читателей. Впрочем, даже сама Айн Рэнд называла свою книжку антикоммунистической пропагандой, а для пропаганды подмена понятий не грех, а добродетель. Не нужно только думать, будто таким способом можно что-либо доказать.
Айн Рэнд и экономика
Конечно, «Атлант…» стал популярен в Америке не только благодаря нападкам на коммунистов. Да, пепел трижды отобранной папиной аптеки стучал в сердце Алисы, плюс роман писался в самый разгар Маккартизма, но всё же, надо полагать, заокеанские проблемы волновали американцев значительно меньше собственных. А у них в ту пору как раз не так давно отгремели реформы «Нового курса» Франклина Рузвельта, которые понравились далеко не всем. И в первую очередь промышленникам – ведь именно им удобнее всего ассоциировать себя с волшебными атлантами из романа.
Принцип высмеивания реформ Рузвельта примерно такой же, как и высмеивания марксистов: реальная мера извращается до полнейшего абсурда, протагонисты о ней в ужасе узнаю́т, и единственные из всех людей сразу же понимают все кошмарные последствия. А внедрённая мера, разумеется, именно к предсказуемому краху и приводит. При этом правители не слетают немедленно с постов, а продолжают изобретать новые маразмы.
Например, в книге вводятся ограничения на производство стали, чтобы «гарантировать средства к существованию» другим заводам, неспособным произвести такое количество. С такой мотивацией эта мера выглядит верхом идиотии, убивающей самых сильных производителей. В реальности же «Новый курс» был ответом на Великую депрессию – самый крупный кризис перепроизводства – и квоты были одной из мер, при помощи которых из неё пытались выкарабкаться.
Конечно, усиление госрегулирования экономики, ограничение конкуренции, минимальные зарплаты и прочие реформы Рузвельта могли казаться кому-то глупостью, а некоторые глупостью и были – ведь с подобными кризисами никто раньше не сталкивался, так что ошибки были неизбежны. Но то, как Айн Рэнд изображает их в романе – это просто какая-то клоунада в духе «Аншлага».
Ну и вообще, экономическая теория, за которую ратует Айн Рэнд в романе (невмешательство государства в дела бизнеса, «невидимая рука рынка» и всё такое) к моменту его выхода уже сильно устарела, а практическая экономика в нём – чистое фэнтези, причём, как в вымышленной антиутопической Америке, так и в утопической Атлантиде. Хотя и с грамотной терминологией – чувствуется, что Айн Рэнд не раз «принимала ванну, почитывая журналы, посвященные проблемам политэкономии».
Айн Рэнд и философия
Помимо вышесказанного, кому только в книжке не прилетело – христианам, гегельянцам и кантианцам, материалистам и идеалистам, и всем кому ни попадя – но методы те же: почти никакой полемики с настоящими идеями, только их подмена каким-то вымышленным идиотизмом с последующим разоблачением, либо просто пинок мимоходом.
Например:
Те, кто говорят, что человек не способен воспринимать реальность не искаженной его органами чувств, имеют в виду, что не хотят воспринимать никакую реальность, не искаженную их чувствами. «Вещи как они есть» – это такие вещи, какими их воспринимает ваш разум. Оторвите их от разума, и они станут «такими, как их воспринимает ваше желание» – как тебе такое, Илон Маск Иммануил Кант? Вся «Критика чистого разума» повержена одним плевком!
Ну и конечно, то, ради чего всё затевалось – философская концепция упоротого индивидуализма, которой автор дала название «объективизм». Здесь мы имеем довольно спорную попытку скомпилировать ряд идей материализма, ницшеанства и прочих учений, и обосновать мысль, что эгоизм, личная выгода и деньги – это и есть высшее счастье.
Программная сорокастраничная речь Джона Голта в конце на беглый взгляд кажется не только беспросветно занудной, но и логикообразной, и в ней много умных слов. К сожалению, я взял карандашик, чтобы почитать вдумчиво, и чуть не выколол себе глаз – рука постоянно тянулась к фейспалму.
Плюс переводчик постоянно путается в понятиях, и потому приходилось через абзац лезть в оригинал. Например, ключевой для автора тезис «existence exists» в пределах нескольких страниц переведён как «жизнь существует», «существование есть» и «реальность существует». А слова «mind», «reason», «rational» в одном предложении одинаково переведены как «разум», вопреки контексту.
Так и читал – фейспалм/ляп перевода/фейспалм/ляп...
И, наверное, тут даже обсуждать было бы нечего, но благодаря таким пропагандистским приёмам, как подмена понятий, постоянные повторения, выставление оппонентов идиотами и приписывание им вымышленного мнения с последующим разоблачением, есть читатели, которые восприняли идеи Айн Рэнд всерьёз. Собственно, книга построена таким образом, что любые рассуждения, кроме идей автора, изображены полным бредом, и за счёт этого на их фоне идеи автора выглядят относительно здраво. А для тех, кому что-то непонятно, всё самое важное повторяется и разжёвывается много раз.
Айн Рэнд и пророчества
Интересно, как история посмеялась над идеями Айн Рэнд. В книжке напророчено мрачное будущее капитализму, в котором проводятся социалистические идеи, но в жизни вышло всё наизнанку. «Социалистические» реформы Рузвельта не привели Америку к Апокалипсису, а часть из тех мер, которые Айн Рэнд высмеивает в книжке, действуют и по сей день. Зато в то самое мрачное будущее попало социалистическое государство, к которому кривыми руками прикрутили капиталистические методы.
В книжке имеется страна с работающей капиталистической системой, которой начинают делать инъекции социализма идиотизма – и в итоге всё, разумеется, летит в пропасть. В СССР всё произошло как в книге, только наизнанку: имелась работающая социалистическая система, благодаря которой страна стала по меньшей мере второй экономикой мира, и ей начали постепенно делать инъекции капитализма. Прибыль, рентабельность, хозрасчёт, и вот это всё. Конечно, у нас действовали не такие дятлы, как в романе, и потому сначала всё работало отлично, но всё же после этих мер к 80-м годам система начала буксовать. Тогда к власти пришли некомпетентные идиоты – в точности как в книжке – и решительно усилили накал капитализма идиотизма. Как же президент Томпсон напоминает Горбачёва! «Невысокий человек в мятом полотняном костюме, похожий на тёмного дельца». Страна на всём ходу помчалась к пропасти.
А потом власть захватили жадные эгоисты, которых так превозносит Айн Рэнд, всё развалили, и грабили ещё почти десять лет. Здесь мне возразят, что у нас рулить стали Мейгсы и Бойли – но вы спросите у них, и окажется, что именно они-то и есть те самые атланты, на чьих плечах Россия удержалась. В их глазах Ходорковский был бы Мидасом Маллиганом и Эллисом Уайэттом в одном лице, а Березовский – святее Джона Голта. Даже Чичваркин, добывая золото из контрабасных телефонов, наверняка не раз представлял, что он – сеньор Франсиско д’Анкония. Чубайс уже говорил, что мы должны быть благодарны бизнесу, и от этих слов объективно несёт чем-то рэндовским.
Как бы то ни было, ударные дозы капитализма вогнали Советский Союз прямиком в айнрэндовский ад. Посмотрите, ничего не напоминает?
Пачки обесцененных бумажных денег в карманах людей становились все объемистей, но покупать на них можно было все меньше и меньше.
Когда толпы голодающих людей громили склады на окраинах городов, ничего нельзя было поделать.
…заводы закрываются: одни из‑за того, что не получили сырья, другие потому, что их склады полны товаров, которые невозможно вывезти.
…старые предприятия‑гиганты, наращивавшие мощь, следуя целенаправленным, перспективным курсом, брошены на произвол судьбы, которую невозможно предвидеть. …лучшие из них, самые крупные, давно сгинули, а та «мелочь», что осталась, силилась что‑то производить, отчаянно стараясь соблюдать моральный кодекс этого времени, когда производство просто невозможно
Эти люди заключали сделки с дошедшими до отчаяния промышленниками на предоставление транспорта для лежащих на складах товаров или, не получив требуемых процентов, когда завод закрывался, договаривались о покупке по бросовым ценам, десять центов за доллар, и срочно везли товары во вдруг нашедшихся вагонах туда, где торговцы тем же продуктом обрекались на заклание. Эти люди следили за заводами, дожидаясь последнего вздоха доменной печи, чтобы наброситься на оборудование, и за брошенными железнодорожными ветками, чтобы наброситься на товарные вагоны с недоставленным грузом.[Сколько у нас было таких «эффективных менеджеров!»]
Завод национализировали как собственность дезертира. [У нас, напомню, был обратный процесс под названием «приватизация» и «залоговые аукционы», а вот результат – как в книжке]: [Очередной управляющий] однажды утром исчез, распродав темным дельцам из Европы и Латинской Америки почти все краны, конвейеры, запасы огнеупорного кирпича, аварийный электрогенератор и ковер из бывшего кабинета Риардена.
…город внезапно исчез, словно земля разверзлась и поглотила его. Они не сразу поняли, что несчастье достигло электростанций – и огни Нью‑Йорка погасли. [Сразу вспоминаются наши веерные отключения].
Впрочем, история ничему не учит, и «Атланта…» некоторые до сих пор рассматривают как здравое доказательство несостоятельности марксизма, коммунизма, а так же любых мер по госрегулированию экономики, которые кажутся читателям «социалистическими». Например, прошлый всплеск интереса к книге был в Америке в 2008-м, на фоне критики Обамовских антикризисных мер.
Итого
В общем, если хочется почитать хорошей американской литературы – это не к Айн Рэнд. За интересной философией тоже лучше обратиться куда-то ещё. А вот если нужно прополоскать мозги подростка т.н. «американской мечтой» – то данный пропагандистский шедевр подходит идеально.
цитировать
свернуть ветку
