Прогнал через OCR... 
Мир вымышленных героев братьев Стругацких, их образ мыслей, их видение будущего, прогнозы на него волнуют умы миллионов читателей. Поклонники их творчества хотели бы, наверное, узнать, какова логика мышления писателей, их нравственное кредо. Думается, эта публикация пресс-конференции с Борисом Натановичем Стругацким (мы даем ее в сокращении), состоявшейся в прошлом году в Доме писателей в Ленинграде, поможет удовлетворить любопытство многих. Публикацию подготовили И. ГРИГЕНЧ и В. ЛАРИОНОВ.
— Есть миры Р. Шекли, К. Саймака. А как создавался мир братьев Стругацких?
— Мир Стругацких не один, их много, а создаются они долго, в течение тридцати лет.
— Почему события «Жука в муравейники», мир которого ближе к нашей действительности, чем мир «Возвращения», отодвинуты дальше в будущее?
— Мне недавно прислали статью. Автор пишет, что мир «Возвращения» светлый и радостный, а мир «Жука»— страшный и черный. Я отвечу вам, как ответил ему. Вы помните, какой прием был использован в «Возвращении»? Будущее показано глазами вернувшегося космолетчика, почти нашего современника. И, разумеется, оно настолько лучше прошедшего, что кажется герою почти идеальным. Но когда он поживет в этом будущем достаточно долго, он поймет, что и здесь, в этом будущем, свои «родимые пятна социализма».
И вообще мы ведь не предсказываем будущее, мы пытаемся нарисовать мир, в котором нам самим хотелось бы жить. Вот откуда идеальные картины « Возвращения».
— А в мире «Жука» вам хотелось бы жить?
— Конечно. А почему бы и нет? Замечательный мир. Главное — держаться подальше от прогрессоров.
— И от Комкона?
— Ну да, и от Комкона тоже.
— То есть вы считаете, что прогрессоры — неизбежное зло?
— Ну зачем же так — зло? Когда и если люди выйдут в космос, они неизбежно встретят иные цивилизации. Вероятность встретить цивилизацию нашего уровня практически нулевая. Если цивилизация выше нашей, то контакта скорее всего не получится, ибо мы не представляем для нее интереса. Можно даже представить себе цивилизацию, которая захочет исправить нас. Если же цивилизация отстала от нас, то обязательно найдутся земляне, которые скажут: «Оставьте их в покое, это их дела». И обязательно найдутся люди, которые скажут: «Как я могу спокойно жить на Земле, когда там люди убивают людей?!» Прогрессорство не зло. Это естественное занятие ряда людей. Ну, представьте себе ситуацию: вы идете и видите, как маленький мальчик бьет маленькую девочку. Какова будет ваша реакция? Пройдете мимо? Но, имея дело с другими мирами, прогрессор должен хоть в каком-то смысле опуститься до их уровня. И поэтому с точки зрения других землян он становится опасен. Ведь он может, даже обязан убивать, и поэтому люди обычных профессий, уважая прогрессоров, стремятся держаться от них подальше.
— А как сейчас нужно держаться подальше от их современных аналогов?
— Аналогов прогрессоров сейчас не существует. А по поводу «держаться подальше»— сейчас ситуация другая. Сейчас вы можете себе позволить «держаться подальше». А некоторое время назад (мы, в отличие от вас, это время застали) это было просто невозможно. Вас обязательно вытаскивали из-за угла и говорили: «Вот трибуна, ну-ка скажи, что ты по этому поводу думаешь?» И приходилось делать выбор между подлостью и глупостью. Ведь если ты не понимаешь, что происходит на самом деле, ты глупец, а если понимаешь и ничего не делаешь, то подлец. А сейчас у вас возможностей больше. Много солнечных мест появилось, не надо держаться в тени.
— Обе части «Улитки на склоне» органически связаны. А «Град обреченный», «Хромая судьба» и «Гадкие лебеди»— самостоятельные произведения?
— Это сложная история. Закончив в 1975 году «Град обреченный», мы вообще не надеялись опубликовать его при жизни. Поэтому у нас возникла идея переложить первой частью «Града» «Хромую судьбу», но нам было жалко «Града», ведь получится ни то, ни се. И мы решили переложить другим произведением «Гадкими лебедями». Когда мы принесли рукопись в «Неву», уже началось потепление, но все еще стояли заморозки, и нам предложили печатать только «Судьбу», а «Лебедей» как-нибудь потом. Ну, а потом их опубликовала «Даугава».
— Я знаю человека, который утверждал, что защитил диплом по именам в произведениях Стругацких. Как вы выбираете имена? Вот, например, академик Л. Абалкин сейчас всем известен...
— Знаете, если совпадения и есть, то практически все они совершенно случайны. Имена мы берем в основном из газет. Выбрать имя не так-то просто. Вот Вечеровского мы долго не могли назвать. Мы писали его с одного нашего знакомого. План повести был уже готов. И вот мы битый час, как два идиота, листали подшивку «Правды», и каждое имя вызывало либо не ту ассоциацию, либо просто один из нас говорил: «Это имя не подходит». И когда уже хотели бросить, нашли — Вечеровский. Во-первых, есть некий «дворянский» оттенок, а во-вторых, ключевое слово — «вечер».
— А чем вызвано изменение фамилии Максима в «Обитаемом острове»? Ведь в журнальном варианте этой вещи было не так.
— Да, там было «Ростиславский» или даже «Ростиславльский» смысл заключается в том, чтобы аборигенам было очень трудно произносить его фамилию. У них то имена односложные. И тут в первый раз в нашу писательскую деятельность неожиданно вмешался Главлит. Это, вопреки бытующему мнению, случается редко. И требования обычно довольно странные. «Обитаемый остров» Главлит сначала вообще запретил печатать, потом разрешил, но прислал список изменений. И мы выполнили большинство требований. Самое первое требование — сделать Максима иностранцем. Немцем можно? Можно. Ну и сделали.
— Расскажите о вашем творческом процессе. Как вы пишете вдвоем?
— Ведем дневники. Выбираем имена. Аркадий сидит за машинкой, я брожу по комнате или сижу рядом. Всегда вместе. Порознь мы ничего серьезного не писали. Вот сейчас у нас в загашниках ничего нет. Начинаем с нуля. Есть только какие-то картинки типа «Восставшие из гробов репрессированные идут на Москву». Обязательно надо определить заранее начало и конец. Самое сложное придумать конец. Вот в «Жуке», например, мы долго не могли решить, как закончить.
— А какие были другие варианты?
— Один конец там намечен: Каммерер скручивает Абалкина. Другой — Абалкин пускает Экселенцу пулю в лоб, забирает детонаторы и покидает Землю.
— И никакого апокалипсиса не происходит?
— Конечно, нет. Неужели не ясно, что Абалкин совершенно нормальный человек. Но выбрать конец мы никак не могли. Когда мы поняли, что спорить можно до бесконечности, мы поступили как Ильф и Петров — бросили бумажки в шляпу, и мама вытянула «Убить».
— Я видел список из восьмидесяти ваших неопубликованных произведений. Вы говорили, что если бы прочитали в свое время Булгакова, то стали бы совсем другими писателями. А вам не кажется, что вы в долгу перед теми, кто не прочтет ваших книг, лежащих в столе?
— Поверьте, в столе у нас ничего не лежит. «Град обреченный» был последним. А список этот я сам видел. Помню, названия там были очень завлекательные. Но к нам эти произведения никакого отношения не имеют.
— Правда ли, что рукопись «Отягощенных злом» «Юность» взяла прямо с письменного стола, «горячей»?
— «Отягощенные злом», как мы говорим, взяты прямо «с колес». В январе мы ее закончили, а в июне она уже появилась в «Юности». У нас такой случай впервые.
— Что вас привело к замыслу этой книги?
— Повесть была написана на основе самых различных представлений, соображений и побуждений и получилась жутко сложной, сложнее, чем задумывалась (это у нас второй такой случай. Первый — «Второе нашествие марсиан»). Сколько там всего накручено! Писали мы «Отягощенных злом» года три.
Вы, наверное, помните слухи, что братья Стругацкие будут работать с братьями Вайнерами. Действительно, договоренность у нас была, мы встречались с ними, и оказалось, что Вайнеры — замечательные ребята и писать с ними будет здорово. План был такой: Стругацкие пишут фантастическую часть повести, в конце которой всех героев сажают в тюрьму, а Вайнеры распутывают ситуацию с точки зрения уголовного права.
Мы написали подробный план начала — про человека, который ходит по маленькому городу и скупает души. Послали Вайнерам. Им понравилось, но они сказали, что очень заняты сейчас. Прошел месяц, другой, год, и мы решили писать дальше сами. Сначала были написаны собственно «Отягощенные злом», а потом перестройка и гласность толкнули нас на создание второй части.
Перестройка сделала удивительную вещь. Если бы меня 10 лет назад спросили, что будет через 20 лет, то я бы ответил совершенно четко, но ничего бы хорошего в этом ответе не прозвучало. Теперь же я перестаю понимать, что будет через 20 лет. Если здание будущего вообще существует, то фундаментом его является проблема воспитания.
«Отягощенные злом» — история о трех Христах. Первый Христос — распятый. Затем Демиург — это Христос Страшный, совершенно не похожий на того, кем был когда-то. Это его второе пришествие. 2000 лет он пытался исправить им же созданные миры, отягощенные злом. Но теперь у него возникла замечательная идея — исправлять человека с помощью человека. И отсюда идея о появлении третьего Христа — Г. А.; который идет на смерть не потому, что любит Флору (черт бы ее побрал!), а потому, что совесть не позволяет ему поступать иначе. Ибо нет в мире ничего главнее милосердия, главнее человечности. Об этом повесть, а также и о том, как сделать человека человеком.
Но мы смотрим на вещи достаточно пессимистично. И через тридцать лет люди будут еще очень далеки от человечности. В «Отягощенных злом» вообще очень много разных идей. Например, фраза Сталина: «Не так все это было, совсем не так!»
Ведь эти слова можно отнести ко всей истории, и эта позиция тоже обыгрывается в повести.
— Широко известна ваша деятельность в кинематографии. А занимались ли вы драматургией?
— Да, мы написали пьесу «Трудно быть богом», которую должен был поставить какой-то областной театр. Не поставил.
— Используете ли вы в своем творчестве технические средства?
— Нет, вот только у меня есть программа на калькуляторе для генерации имен. Такой довольно большой калькулятор — два килобайта памяти. И все.
— Чьи стихи вы использовали в книге «За миллиард лет до конца света»?
— Аполлинера, Окуджавы и одного нашего знакомого.
ЗЫ. Такое ощущение, что должна быть еще одна страница... 
|
цитировать
свернуть ветку