 |
|
Кишинёв: До сих пор в магазине моего/моей АК нет ни одного патрона, посвящённого братьям Стругацким. Упущение, подумал я. И тут до меня издалека донеслась очень знакомая реплика: «Товарищ Хлебовводов, устраните.» Перечитал повесть, нашёл кое-что, не замеченное раньше и вот — устраняю, не ожидая, пока Рудольф Архипович соберётся.
В «Жуке...» я никогда не видел никаких проблем, связанных с тем, как надо поступать в случаях, подобных произошедшему с Львом Абалкиным. Не уверен — не обгоняй. Не зная броду, не суйся в воду. Так или примерно так рассуждает Сикорски и прекращает эксперимент, получив исчерпывающие доказательства включения в человеке программы Странников. И большую, почти решающую, роль в этом деле сыграл разговор Максима с голованом Щекном, из которого Сикорски уяснил главное — голованы понимают, что Абалкин уже не совсем человек. А голованам доверять можно. Начальник КОМКОН-2 исполняет свой долг и только. Есть в повести эпизод, когда мне стало его по настоящему жалко. Это когда он узнаёт, что самый близкий Абалкину человек охраняет (или сохраняет) детонаторы в Музее Внеземных Культур. «Никогда ещё Штирлиц не был так близок к провалу». В конце концов Сикорски должен был догадаться, что включившаяся в мозгу Лёвы программа наградила его даром телепатии. Но не догадался. Странники знали, что делали и тщательно подготовили акцию. Почему я пришёл к такому выводу? Потому, что Абалкин вырубил Каммерера в тот самый момент, когда тот заметил у обочины подходящий свободный глайдер («Я доставлю его на наш ракетодром, это недалеко...»). До Лёвы вдруг дошло, что времени у него больше нет. И когда Каммерер очухался, было уже поздно, и Сикорски ничего не оставалось кроме выстрела, т. к. он понимал — этот выход единственный, раз оба помощника, Гриша и Максим, опоздали. Уверен я также и в том, что никаких пыток Лев Тристану не устраивал, он просто прочитал в его голове номер специального канала связи с начальником КОМКОН-2 (вслух Тристан назвал, естественно, неправильный код, а больше он ничего интересного не знал) и устранил, как непреодолимую другим способом помеху. Есть и ещё одно соображение. Когда читаешь диалог Экселенца и Абалкина в предпоследней главе повести «Лев Абалкин в натуре», не проходит ощущение, что Лёва, разговаривая, одновременно прислушивается к мыслям собеседников (их двое, просто второй думает молча, а читать мысли двоих намного труднее), настолько он внутренне напряжён, хотя, очевидно, не имеет оснований ожидать физического нападения на себя. Диалог прекрасно написан, каждое слово выверено, можно представить даже, как братья Стругацкие это проделали, разговаривая за своих героев — Аркадий за Сикорски, Борис, как более молодой, — за Лёву. Ну, а Майя Глумова, разговаривая с Лёвой, просто не думала о своей работе, об артефактах музея, поэтому и пронесло, и Лёва получил необходимую информацию только от Бромберга. Кроме того, мне было понятно и то, что Майя вообще не в курсе дела подкидышей, ей после крайне неприятного инцидента с лампой на голове Малыша никто ничего серьёзного уже не доверял.
Так что в повести всё очень просто. И можно представить, что будет дальше. Программы начнут включаться у остальных подкидышей. Придётся срочно перепрятывать детонаторы в место, о котором будут знать, максимум, три человека (Сикорски, наверняка, остальные двое это, скорее всего, Комов и Вандерхузе), а достать их из нового хранилища можно будет только при одновременном использовании трёх ключей, принадлежащим этим троим. Может быть, в качестве ключей будут использованы отпечатки пальцев или сетчатка глаз. Что будут делать подкидыши? Искать, безрезультатно искать всю жизнь. Тяжёлый случай, но тоже никаких особых трудностей. Самое ужасное, если придётся их всех изолировать, ведь способность к чтению мыслей может не оставить другого выхода. Продолжение «Жука...» было бы интересно почитать, но кто за такое безнадёжное дело возьмётся?
Мне показалась не менее интересной вставная новелла — отчёт Льва Абалкина о работе на «Надежде». Это гениальная часть отличной, в целом, повести*. Других таких гениальных, на мой взгляд, вещей у Стругацких всего четыре: страницы Кандида из «Улитки...», «Малыш», «Парень из преисподней» и «Трудно быть богом».
В «Жуке...» есть ещё одно очень интересное предположение Авторов, касающееся пределов мужества настоящих исследователей, людей, ради науки готовых на всё. Такими людьми были родители Льва Абалкина и другие члены экипажа звездолёта «Тьма», совершившие погружение в Чёрную Дыру. Это было бы практически гарантированным самоубийством (Борис Натанович это хорошо знал, как астроном), и я думаю, что у Стругацких это только художественный образ научного подвига, и они не считали возможной такую экспедицию даже в сколь угодно отдалённом будущем.
Таковы основные итоги моих размышлений после трёх (с многолетними перерывами) прочтений этого выдающегося произведения, одного из лучших не только в Российской, но и в мировой фантастике.
*) Планета «Надежда» пережила пандемию страшной болезни — «бешенства генных структур». В эпопее Михаила Харитонова «Золотой ключ», где огромное количество отсылок к произведениям АБС, от этого бешенства безуспешно (вся надежда на болотного доктора) пытается излечиться лиса Алиса.
цитировать
свернуть ветку
Иначе зачем он стал бы рваться к этой лепёшке под красные сигналы, идя напролом? А Сикорски что же? Да просто обыкновенный лох, ничегошеньки не понял.
